Текст книги "Профессионал"

Глава 5

В середине семидесятых Бристоль подвергся значительной перестройке, однако Пеннивелл-роуд, хотя и расположенная всего в миле от центра города, осталась тихой, спокойной улочкой, которая проходит вдоль задворков района Сент-Пол и упирается в старый рынок.

По обеим сторонам этой длинной, тускло освещенной улицы тянутся одноэтажные жилые дома и крошечные мастерские, а также многочисленные заброшенные и разоренные склады. В одном из таких помещений вечером в понедельник 1 ноября 1976 года собралось незаконное судилище. Роль судьи и присяжных взял на себя Патрик Сайминс. Пятеро его подручных, чем-то похожих друг на друга верзил со зверскими рожами, стояли вокруг человека, чьи руки были связаны за спиной и притянуты к ржавой водопроводной трубе, проходящей по стене.

Сайминс был в пальто с горностаевым воротником и кожаных водительских перчатках. Говоря, он постоянно скалился, то ли потому, что восторгался собственными зубами, то ли потому, что кто-то назвал его улыбку очаровательной. Это был высокий, крепкий мужчина лет пятидесяти, упивавшийся своим значительным весом в бристольской наркоторговле.

Джейсона дважды видели в обществе «нюхачей», работающих на Лайонела Хокинса из отдела по борьбе с наркотиками. Оба раза Джейсон громко заявлял о своей невиновности. Это его давнишние друзья, и он понятия не имеет, что они «нюхачи». Сайминс понимал, что ему нужно было действовать еще после первого раза, однако он доверял Джейсону, который работал на него с тех самых пор, как он, Сайминс, перебрался в Бристоль. Но два раза – это уже не просто подозрительно; вину Джейсона можно считать доказанной, и сейчас он должен стать памятным примером для других.

– Джейсон, не надо возмущаться. Подумай хорошенько, дружище, и ты первый признаешь, что поступил гадко. На этот раз мы будем снисходительны. Но если тебя увидят хотя бы на расстоянии плевка от одного из этих сволочей, все будет кончено.

Проведя рукой по лысине, Сайминс надел берет в яркую клетку и повернулся к чернокожей девушке, уроженке Лондона, которая с пятнадцати лет была его секретаршей и любовницей.

– Вызывай машины, Ди. Я не хочу, чтобы ты была здесь, когда Джейсону станут делать операцию. Да, живот у тебя плоский и упругий, но достаточно ли крепок желудок? Строительная дрель, вгрызающаяся в коленные чашечки нашего друга, – зрелище не из приятных, любимая. И вопли его также особой радости не доставят. Так что мы на пару часов съездим в контору, оставим тебя там, затем вернемся сюда с дрелью.

Машины, стоявшие в четырехстах ярдах дальше по улице, по телефонному звонку Ди подъехали к складу.

– Гарри, будь другом, останься здесь вместе с Джейсоном, – распорядился Сайминс. – Если вздумает капризничать, утихомирь его как-нибудь. Но учти, мне он нужен compos mentis[5]5
  Вменяемым (лат.).


[Закрыть], чтобы мог насладиться сполна тем, что я для него приготовил.

Даррел Халлет ехал на юг из Тенби, где находилась небольшая ферма его родителей. Как всегда после визита к ним, настроение было приподнятое. Его «эвенджер» свернул на восток, прокатился по мосту через Северн, затем снова направился на юг по шоссе М-5. Машина и коробки с образцами продукции принадлежали фирме «Роунтри», занимавшейся производством шоколада. Даррел был в своем районе лучшим оптовым продавцом и знал это. В «Роунтри» он уже работал четыре года, с тех самых пор, как уволился из армии.

В душе своей Даррел оставался деревенским парнем и почти каждые выходные возвращался домой, чтобы схватить удочку или ружье двенадцатого калибра. С пяти лет Даррел вместе с тремя своими братьями все свободное время проводил в полях и лесах, браконьерствуя, собирая птичьи яйца, срывая голыми руками осиные гнезда и прыгая с высоких деревьев. В десять лет он уже мог меньше чем за минуту освежевать и выпотрошить кролика, а затем продать его за два шиллинга местному мяснику. Он умел различать по звукам и запахам лисицу, горностая и других лесных зверей.

Родившийся в год окончания Второй мировой войны, Даррел был прирожденным бойцом. С малых лет он прокладывал себе дорогу кулаками, сначала в детском саду, затем в полудюжине школ, а потом, еще не достигнув совершеннолетия, стал чемпионом по боксу в Валлийской школе авиации. В 1962 году Даррел поступил на службу в королевские ВВС и вскоре сделался чемпионом КВВС и вспомогательных служб в среднем весе. Одно время он тренировался у Дейва Джеймса, и сам великий Эл Филлипс предлагал ему уйти в профессиональный бокс. Даррел остался уличным бойцом в боксерских перчатках: он слишком горячо любил авиацию, чтобы променять ее на профессиональный ринг.

Даррел говорил с мягким валлийским акцентом. Честность для него была религией, и, несмотря на дремлющую агрессивность, он редко выходил из себя. Снискав репутацию человека порядочного и справедливого, Даррел дослужился до звания сержанта. В шестидесятых ему пришлось побывать на Кипре, в Сингапуре, в Малайзии, Замбии и Южном Йемене, в арьергарде почетного отступления Британской империи из своих колоний.

В 1970 году, за два года до того как устроиться в «Роунтри», Даррел был принят в ряды 21-го территориального воздушно-десантного полка, а четыре года спустя его завербовал в «пушинки» Спайк Аллен, которому требовался очень мобильный местный на юго-западе страны.

На 18-й развилке Даррел свернул с М-5 на Хотуэлл-роуд. Он не вел торговые дела в Бристоле, однако на Юго-Западе почти не было крупных городов, с которыми он не был знаком достаточно хорошо. Оставив «эвенджер» на Истон-роуд, Даррел пересек улицу и вошел в паб «Пони из шахты».

Истон изобилует домами Викторианской эпохи и тускло освещенными улочками. В этническом плане здесь царит самая настоящая мешанина, по городу рассыпаны десятки убогих пивнушек, но «Пони из шахты» – совершенно другое дело. Паб был недавно отреставрирован, но хозяева сохранили первоначальную атмосферу популярного у рабочего класса заведения, куда можно без опаски пойти с женой, если только у нее достаточно большой запас слов. Декором служили развешенные по стенам бронзовые шахтерские лампы, конская упряжь, кирки, лопаты и прочие снасти углекопов. Помещение было разделено деревянными кабинками, в них стояли столы и скамьи.

Заказав две кружки «Гиннеса», Даррел направился прямиком в угловую кабинку, где его уже ждал Джо.

– Рад тебя видеть, друг мой.

Восточноевропейский акцент Джо никак не вязался с клетчатой рубашкой, галстуком в клетку и безукоризненно отутюженным твидовым костюмом. В четверть седьмого вечера зал еще оставался относительно пустым, но все же Даррел, поздоровавшись с Йозефом Хонгозо, бросил в щель стоящего рядом музыкального автомата несколько монеток, чтобы предстоящий разговор на какое-то время потонул в популярных мелодиях.

– Давненько мы не виделись, – сказал Даррел, пожимая венгру левую руку.

В 1956 году, во время восстания в Будапеште, советский танк оторвал Йозефу правую руку, однако он и сейчас, в свои сорок девять лет, побеждал в состязаниях по армрестлингу любого соперника.

Даррел передал Хонгозо досье на Сайминса, полученное от Спайка. Он понимал, что в папке вряд ли содержится информация, неизвестная венгру, поскольку Джо вот уже неделю следил за каждым шагом наркоторговца.

Подняв взгляд, коротышка-венгр сказал:

– Этот человек – исчадие ада, понимаешь! Он убивает в нашем городе молодежь и даже маленьких детей.

Джо терпеть не мог наркотики в любом виде, даже если речь шла о лекарствах. Торговцев «дурью» он люто ненавидел.

Только Даррелу и Спайку было известно о той помощи, которую Хонгозо оказывал «пушинкам». Даррел завербовал его два года назад, в Бристоле, после встречи в кафе на Стейплтон-роуд. Сам Даррел в течение трех часов дожидался там темноты, поглощая несчетные чашки черного кофе. У Джо, владельца кафе, особой работы не было, и он, будучи человеком общительным, решил развлечь одинокого клиента дружеской беседой. Слово за слово, и они разговорились.

В юности Джо, как и миллионы европейцев, хлебнул горя. Он родился в деревушке Келешалом на югославско-венгерской границе, и все детские годы его навязчиво преследовала тень Гитлера. Местные нацисты пометили деревья в деревне именами антифашистов. «Когда придет Гитлер, – злорадствовали они, – ты будешь болтаться вот здесь». Однажды в деревню нагрянула зондеркоманда, и многие жители были зверски убиты. Затем в 1945 году пришла Красная Армия, но ужасы не прекратились.

Джо примкнул к борцам за свободу и разделил с ними предсказуемое поражение. Через два года после восстания он бежал на Запад вместе со своей женой Марией. В феврале 1958 года он обосновался в Бристоле, где уже жила довольно многочисленная венгерская диаспора. Пять лет Джо работал на заводе посудомоечных машин, отказывая себе во всем. Ему удалось накопить денег на два подержанных грузовика, он получил контракты на транспортные перевозки и в 1965 году неплохо заработал на строительстве моста через Северн и аэропорта в Ковентри. Его бизнес процветал, и он снискал известность во всем иммигрантском сообществе, щедро жертвуя нуждающимся. Однако частые разъезды отрицательно сказались на семейной жизни, и он расстался с Марией. Именно тогда Джо купил кафе и стал добропорядочным британским гражданином.

Возможно, в Дарреле Джо увидел себя самого в дни борьбы за свободу. Какими бы ни были его побуждения, он стал опорой Даррела в преступной столице Юго-Запада.

Даррел один-единственный раз увидел искру гнева в глазах Джо, когда предложил оплатить его расходы. Ударив глиняной трубкой по каблуку, венгр покачал головой.

– Я буду помогать тебе защищать свободу, расправляться с грязными мерзавцами, которые ей вредят. Из-за них мне пришлось расстаться с любимым Будапештом. Теперь ты даешь мне возможность хоть как-то отомстить. Этого достаточно. Больше никогда не заводи разговор о деньгах.

«Пони из шахты» постепенно заполнялся мужчинами и женщинами в одинаковой одежде. Громогласный хохот, брань, сальные шутки.

– Чуть дальше по этой улице городской автовокзал, – объяснил Джо. – Водители приводят сюда своих кондукторш, перед тем как возвращаться домой, к женам.

Заметив высокого представительного мужчину с дорогой сумкой на плече, Даррел толкнул венгра в бок.

– А вот и он. Здесь этот парень бросается в глаза, словно голый член на свадьбе.

Подойдя к стойке, он угостил Дэвида Мейсона пивом. Прежде они никогда не встречались, но оба знали, что Спайк вряд ли подберет гнилое яблоко. Музыкальный автомат умолк, однако посетители стояли плечом к плечу, и сверхзвуковой «конкорд» мог бы незамеченным пролететь над самой улицей.

Мейсон порадовался тому, что взял напрокат дешевый «форд-эскорт». Его «порше» рисковал бы не только своей краской на стоянке перед пабом, где на низкой кирпичной ограде кучками сидели лоботрясы, преимущественно белые, ищущие неприятности и вообще готовые на все, чтобы развеять скуку.

– У нас есть два часа до половины девятого вечера, когда Сайминс отправится восвояси, – сказал Джо. – Он точен как часы. С минуты на минуту должен вернуться на так называемый «показательный суд». Затем домой. Вы увидите, как этот мерзавец обращается даже со своими людьми. И после этого, уверен, сегодня ночью уже не будете вести себя как изнеженные барышни.

– Он местный? – спросил Мейсон. – Я хочу сказать, он начинал свою преступную деятельность в Бристоле?

Досье, предоставленное Спайком, было крайне скудным.

Покачав головой, Джо снова раскурил трубку.

– Нет, не местный, – ответил он, – однако за те два года, что он здесь, успел отхватить солидный кусок рынка наркотиков.

У Даррела мелькнула мысль, что Джо растрачивает себя впустую, занимаясь кафе. Венгр обладал даром вынюхивать подробности – это умение сберегало Даррелу время и несколько раз вызволяло его из весьма щекотливых ситуаций. Сайминс, как сейчас рассказал Джо, почти всю свою молодость провел в Австралии, после того как его семья в середине пятидесятых уехала туда из Лондона. В конце шестидесятых, разбогатев на бурно растущем рынке наркотиков Сиднея, он стоил триста тысяч фунтов. Когда сиднейская полиция прижала наркоторговцев, Сайминс и ему подобные перебрались в Пакистан. Там он процветал до 1975 года, пока пакистанская полиция не обнаружила тонну конопли на борту принадлежащего ему судна.

Сайминс возвратился в Великобританию. Первая его попытка открыть «точку» на западе Лондона, в Айлуорте, окончилась разбитым в кровь носом – громил прислал уже обосновавшийся в этом районе торговец. Сайминс осторожно прощупал почву в других местах и в конце концов решил остановиться в Бристоле, где близкие родственники его подружки Дианы уже торговали наркотиками.

– Наш мистер Сайминс сперва действует медленно и осторожно, – объяснил Джо. – Он не повторяет ошибку многих своих коллег, которые стремительно врываются в чужую вотчину. Это самый быстрый путь на дно какого-нибудь пруда. Сайминс обосновался здесь со своей чернокожей сучкой и стал потихоньку вынюхивать, что к чему.

Джо объяснил, как поделили между собой Бристоль преступные группировки. Местное криминальное сообщество – провинциалы, косные по сравнению с лондонскими «коллегами»; банды крайне редко действуют за четкими границами давно устоявшихся владений. Сайминсу потребовалось время, чтобы отыскать свободную нишу. Глухой район Сент-Пол представляет собой лабиринт темных улочек, где белые проститутки, работая под началом чернокожих сутенеров, обслуживают непрерывный поток медленно ползущих вдоль тротуаров машин. Полиция в тщетной попытке пресечь торговлю наркотиками и телом превратила многие переулки в тупики. После чего чернокожие банды стали заманивать патрульные машины в эти ловушки и избивать полицейских. В результате появилась закрытая для полиции зона, территория чернокожих паханов, где не было места таким как Сайминс, несмотря на прекрасные возможности для наркоторговли, предлагаемые ежедневными кутежами, грандиозными попойками для всех желающих, у кого есть пятьдесят пенсов на бутылку «Гиннеса» или «Ред страйпа».

Вестбери-он-Трим представлял собой район зажиточного среднего класса, где было мало потенциальных наркоманов, зато по соседству находился Саутмид. Возведенный в тридцатые годы, чтобы расселить и снести трущобы в центре города, район был застроен исключительно домами из дешевого красного кирпича; Сайминсу это сулило хороший урожай. Вот только он опоздал на несколько лет: Саутмид крепко держало в руках одно местное семейство, и Ронни со своими тремя здоровенными сыновьями безжалостно расправлялся с посягавшими на его территорию.

– Этот район принадлежит Ронни, – сказал Джо. – Наркотики, вымогательство и томы. Без ведома Ронни и его мальчиков в Саутмиде пылинка не шелохнется.

– Что такое томы? – спросил Даррел.

– Проститутки.

– Для нашего Патрика ничего не осталось?

– В Саутмиде – ничего. Но в начале семьдесят шестого он сунулся в Ноул-Уэст. Примерно через месяц его с шумом выпроводило оттуда местное отделение «Ангелов ада», чей штаб располагается в соседнем Ноуле, в двух рядом стоящих домах, превращенных в один с помощью кувалды. В свое время это было сделано, чтобы установить слишком длинный бильярдный стол. Там устраивают пирушки с коноплей и снежком, не боясь рейдов управления по борьбе с наркотиками, и все благодаря прочным стальным дверям и камерам видеонаблюдения. Пара «ангелов» дежурит в штабе постоянно, но остальные готовы приехать по вызову в течение тридцати минут. Они раз и навсегда отбили у Сайминса охоту лезть в Ноул-Уэст.

– Я начинаю сочувствовать бедолаге, – заметил Мейсон.

– Ну, определенно, в упорстве ему не откажешь… Следующим стал Клифтон. Студенты из среднего класса, при деньгах. Потребителей достаточно, но чересчур много полиции. Клифтон особенно пришелся по душе Сайминсу, поскольку он сноб, а местные жители считают себя сливками Бристоля.

Сайминс остановился на Стоук-Бишопе, районе, расположенном среди утопающих в зелени зажиточных пригородов Бристоля. Там живут как купающиеся в роскоши нувориши, так и семьи среднего класса, с трудом сводящие концы с концами. Обитатели Стоук-Бишопа держатся замкнуто, что позволило Сайминсу не привлекать к себе лишнего внимания.

За три года до этого правительство лишило частных врачей права выписывать героин и кокаин всем, кроме неизлечимо больных. Прежде любой наркоман мог совершенно законным путем получать небольшие дозы. Как только лафа закончилась, стоимость наркотиков на улице в одночасье взлетела до небес. Обосновавшись в Стоук-Бишопе, Сайминс организовал серию дерзких ограблений аптек по всему Юго-Западу. В самом Бристоле он взял под свой контроль наркоторговлю во всех районах, кроме Кейншэма, Ноул-Уэста и Монпельера, где работали другие шайки, вроде компании Джо Лембо, который вскоре был арестован и получил пять лет тюрьмы.

– Как Сайминс сбывает «дурь»? – спросил Даррел.

– У него разветвленная сеть мелких торговцев из числа студентов, которыми руководят чернокожие, в основном друзья его любовницы, а чтобы держать в повиновении негров, есть полдюжины громил. Эти громилы также оберегают его персону. Они знают свое дело, но… – Джо торжествующе оскалился, – есть одна дыра.

С помощью мейсоновской авторучки «паркер» с золотым пером и салфетки Джо продемонстрировал двоим «местным», как он собирается им помочь.

Выйдя из паба, они направились пешком к южной оконечности Пенниуэлл-роуд. Джо проводил их в пустынный двор, к дыре в заборе из проволочной сетки. Дальше тянулась высокая стена, чье единственное предназначение – прятать зловонную протоку, затхлый канал, когда-то бывший живописной рекой Фром. Пройдя вдоль стены ярдов сто, все трое перебрались через нее с помощью крюка и веревки с узлами, – снасть эту Джо извлек из-под полы.

– Здорово, правда?

Джо посмотрел на спутников. Он пребывал в своей стихии и обходился почти без посторонней помощи. Лишь один раз пришлось его подсадить, чтобы перелез через стену.

Со стены все трое спрыгнули в сад, превращенный в свалку. Присев на корточки, Мейсон расстегнул молнию своей сумки. Достав оттуда одолженный у Спайка инструмент, похожий на трубу длиной дюймов десять, он спрятал сумку в кустах у стены. Осторожно пробираясь между грудами мусора, Джо достиг приземистого строения с двустворчатой дверью. Через щели пробивались слабые лучи света.

Джо молча указал на щель. Кивнув, Мейсон собрал прибор для подслушивания, похожий на телескоп на треноге. Впоследствии на основании этого прототипа американской компанией «Сервейланс текнолоджи» было разработано устройство «Уолфс иер 1411», способное улавливать звуки на расстоянии до пятисот футов. Питаясь от полуторавольтовой батарейки, прибор весил всего две с половиной унции и мог использоваться совместно с наушниками, биноклем и магнитофоном. Установив «уолфс иер», Мейсон передал Халлету один наушник. Двое «местных» стали слушать, а Хонгозо смотрел на их спины.

Четверо мужчин, все с сигаретами, стояли и внимали Сайминсу, а тот излагал обстоятельства гнусной измены. Наконец Сайминс умолк, словно ожидая услышать от обвиняемого слова признания. Однако признаний не последовало, потому что кто-то щедро залепил Джейсону рот изолентой, подготовив виновного к предстоящему наказанию.

– Когда мы начнем, удержать его будет очень трудно, – предупредил громила.

– Вот для чего нужен ящик с инструментами, болван, – сказал другой. – Босс приказал прибить гада гвоздями.

– Но ведь пол бетонный.

– Пошевели мозгами, Спитти. А чем не подойдет задняя дверь? Принеси лампу.

Трое мужчин во дворе больше не могли ничего видеть, зато отпала необходимость в «уолфс иере», поскольку теперь они находились в считаных дюймах от Сайминса и его людей.

Звуки отчаянной борьбы завершились стуком молотка. Криков не было – только приглушенный смех. Один за другим из двери вылезли острия четырех восьмидюймовых гвоздей.

Халлет стиснул огромные кулачища, у него на затылке надулись вены.

– Сволочи, – прошептал он. – Распяли.

Мейсон положил ему руку на плечо.

– Успокойся, Даррел. Худшее еще впереди. Не будет ничего хорошего, если ты ворвешься туда подобно разъяренному быку. У этих подонков наверняка есть пистолеты. А у нас – нет.

Послышался приглушенный шум портативного электрогенератора, который невозможно ни с чем спутать, а затем такое же характерное завывание дрели. Хотя теперь они не могли видеть происходящее, всех троих затошнило при мысли о варварской жестокости Сайминса и его подручных.

Несколько лет назад Мейсон провел год в Северной Ирландии и в течение целого месяца был частым гостем в Белфасте, в королевском госпитале «Виктория». Один из его друзей лечился там от травмы спинного мозга, задетого пулей, и Дэвид частенько беседовал с военными хирургами. За двенадцать лет врачи госпиталя стали специалистами в лечении жутких ранений в колено. Нередко пуля проходила мимо коленной чашечки, но все равно причиняла страшные разрывы сосудов. Многие мужчины в самом расцвете сил без оптимизма смотрели в будущее – там их ждал остеопороз или, в случае газовой гангрены, ампутация. По крайней мере, подумал Мейсон, этот бедолага на складе будет изуродован дрелью, пожалуй, самым гуманным из низкоскоростных орудий. Когда в мягкие ткани и кости попадает инородный предмет, чем выше его скорость, тем страшнее повреждения. Однако в настоящий момент беднягу Джейсона мало интересовали преимущества сверла перед пулей. Мейсон почувствовал прикосновение к плечу. Джо постучал пальцем по циферблату часов. Троица удалилась тем же путем, каким пришла сюда.

Сайминс обратился к упавшей на грудь голове Джейсона, не зная, пребывает ли тот в сознании.

– Приятель, через двенадцать часов мы позвоним в пожарную охрану. И тогда нам, налогоплательщикам, придется раскошелиться на твое лечение. – Он сверкнул ослепительно белыми зубами, повернувшись к подручным, и те ответили смешками. – А пока что тебе лучше побыть хорошим мальчиком. Когда выйдешь из больницы, мы позаботимся о том, чтобы ты получал пенсию.

Сайминс уехал в своем «ягуаре», а остальные последовали за ним в «форде». Машины направились на северо-восток, в Даунс, через обширные луга, к высокой водонапорной башне. К югу остался пустырь, известный как Плато, который заканчивался крутыми скалами Эйвон-Горджа. Маринерс-драйв, лежащая в самом сердце Стоук-Бишопа, застроена уединенными домами, отстоящими далеко от дороги и заслоненными густыми кустами ухоженных садиков. Здесь возвышается только одна церковь, и недалеко от этого ориентира англиканской набожности «ягуар» свернул к дому Сайминса. Как только управляемые электроникой ворота наглухо захлопнулись за боссом, громилы в «форде» развернулись и двинули прочь – на сегодняшний день их работа закончилась.

Сайминс вбухал значительную часть прибыли от торговли наркотиками в этот дом и сложную систему сигнализации. Кроме водителя и прислуги здесь постоянно проживал садовник, выполнявший и обязанности телохранителя.

Сайминс наслаждался двойным бренди перед разожженным камином, пока Диана, обнаженная по пояс, растирала ему плечи и шею. Уставившись на пламя, Сайминс снова ощутил прилив адреналина, вспоминая выпученные глаза Джейсона. Сверло медленно проходило через кожу и кость, и конечности несчастного, хотя и прибитые гвоздями к двери, дергались в судорожном ритме. От сверла, вошедшего в соприкосновение с твердой костью коленной чашечки и нагревшегося внутри раны, исходил странный запах. Да, он, Сайминс, правильно поступил, наказав Джейсона. Даже если тот и не виновен в предательстве, полезно продемонстрировать другим, что с Патриком Сайминсом шутки плохи. Слух о том, что Джейсону просверлили колени, непременно разойдется по городу и только упрочит репутацию Сайминса как человека жесткого. Наркоторговец ощущал приятную усталость.

Когда он собрался уходить, Диана легонько провела рукой ему по паху.

– Только не сегодня, Жозефина[6]6
  Шутливая фраза, приписываемая Наполеону Бонапарту.


[Закрыть],– рассмеялся Сайминс. – Я жутко устал, любимая.

Его философия относительно Дианы и постели была простой: секс, только когда ему самому очень хочется, в противном случае это бессмысленно.

Сайминс не держал в доме оружия под рукой. Он полностью доверял сигнализации и персоналу и чувствовал себя в абсолютной безопасности. В тех комнатах, где он часто бывал, имелись «тревожные» кнопки, но Сайминс предпочитал вообще отбрасывать бдительность и полностью расслабляться. В этот вечер он понежился в джакузи, а затем, как обычно, взял с собой в постель «Файненшл таймс», поскольку предпочитал распоряжаться своим внушительным пакетом акций без консультантов.

Халлет и Мейсон бесшумно выскользнули из-за тяжелых парчовых штор и прошли по мягкому ковру. Присутствие незваных гостей Сайминс обнаружил слишком поздно – острие перочинного ножа вдавилось ему в кадык. Первой мыслью было нажать «тревожную» кнопку над кроватью. Халлет предугадал его движение.

– Обе системы в спальне отключены, так что забудь о своих громилах. Малейшее движение головой, и тебе срочно придется делать такую эктомию перстнещитовидной мышцы, какой не делали со времен войны в Корее.

Сдернув с постели одеяло, Мейсон стянул Сайминсу запястья за спиной пластиковыми наручниками, затем связал ему ноги. Лишь после этого Даррел убрал нож. Оба «местных» очень сожалели о том, что Спайк категорически требовал ни в коем случае не носить огнестрельное оружие на территории Великобритании.

Под потолком качалась помпезная люстра с хрустальными подвесками. Мейсон подергал за центральный стержень.

– Выдержит, – объявил он.

Пропустив через наручники парашютную стропу, Мейсон закинул концы на люстру. Он потянул за них так, что руки Сайминса напряглись, и наркобарон вынужден был приподняться на цыпочки, чтобы уменьшить резкую боль в плечевых суставах.

– В тегеранской тюрьме Эвин это называется «крюк мясника», – объяснил Дэвид. – Но прежде чем перейти к следующему шагу, мы должны обеспечить полную тишину.

– Сколько вы хотите денег? – еле слышно произнес Сайминс. – Назовите цену, и я немедленно расплачусь наличными.

– Наш друг решил перейти прямо к делу? – усмехнулся Даррел, тыча Сайминсу в рот большим пальцем, как он делал, дрессируя охотничьих собак.

Запихнув Сайминсу в рот его же собственные носки, он крепко прихватил кляп поясом халата, стянув концы в узел на затылке.

– Полная звукоизоляция, – пробормотал Даррел.

Вдвоем с Мейсоном они потянули за парашютную стропу. Теперь Сайминс едва доставал мысками до пола, и то с огромным трудом.

Усевшись на кровати, Мейсон раскурил сигару «Монтекристо» и принялся листать «Файненшл таймс». Здесь командовал Даррел. Джо оставался внизу, в зарослях рододендронов. Ему можно было не опасаться родезийских овчарок Сайминса благодаря пакетикам с анисовыми семенами, которые он щедро рассыпал на пути от того места, где все трое перебрались через забор, до водосточной трубы, ведущей к окну спальни Сайминса.

– Кто мы такие? – спросил Даррел у Сайминса и, не получив ответа, ткнул его кулаком в живот, да так, что тот плавно закачался взад и вперед.

Наконец кончики пальцев ног смогли снова принять на себя часть веса тела, хоть немного облегчив невыносимую боль в руках.

– Мы двое из тех многих, кого попросили присматривать за тобой. Куда бы ты ни поехал в этой стране, мы окажемся неподалеку. Пройдет десять лет, а мы по-прежнему будем за тобой наблюдать. То, как ты поступаешь со своими людьми, мальчик, нас не касается. Если они мирятся с садизмом, пусть будет так. Но… – Даррел снова толкнул Сайминса, расплачиваясь за Джейсона, – но с этого дня все твои дела с наркотиками прекращаются раз и навсегда. И чтобы ты никогда не забыл этот вечер, мы посидим в твоей компании часок. И если однажды ты вспомнишь краткую экскурсию в преисподнюю, вспомни и мое предупреждение: это лишь легкое предисловие к тому, что будет в следующий раз.

Даррел потянул за стропу одной рукой, другой упираясь Сайминсу в пах. Он не хотел, чтобы крюк, на котором висела люстра, вырвался из потолка. Сайминс повис в воздухе. Это была уже не боль – это была агония. Большинству людей за всю жизнь не приходится выдержать и нескольких секунд подобной муки.

Даррел продолжал свой монолог.

– Уясни хорошенько: если лет через пять ты вдруг решишь, что следующего раза не будет, это станет роковой ошибкой. Если ты хоть пальцем прикоснешься к наркотикам, мы вернемся и тогда уже потолкуем с тобой без шуток.

Он взглянул на часы, затем, устроившись поудобнее в кресле, достал дешевое, в бумажном переплете издание путевых заметок Джорджа Борроу «Дикий Уэльс». Дома у Даррела имелась целая коллекция книг в твердом переплете о путешествиях и приключениях, многие тома с автографами. Частенько, когда выдавался часок-другой свободного времени, он обзванивал букинистов, охотясь за недостающими старинными изданиями.

Минут через тридцать Даррел и Мейсон опустили Сайминса на ковер на десять минут. Затем снова поставили его на пятнадцать минут на цыпочки и, наконец, еще полчаса продержали в воздухе. Когда они уходили, Сайминс оставался подвешенным к люстре, но его ступни были на полу.

Халлет надеялся, что утром, когда принесут завтрак, Сайминс будет уже невменяемым. Однако это зависело от порога его болевой чувствительности.

На обратном пути Мейсон не тратил времени на восстановление сигнализации. Спайк едва ли поднимет шум из-за пары использованных устройств для разрыва электрических цепей. Все трое перелезли через стену, и Хонгозо отвез Мейсона и Даррела к их машинам, оставленным на въезде в город.

– Для меня было большой честью с вами познакомиться, мистер. – Венгр крепко пожал Мейсону руку.

Они не знали имен друг друга. Хонгозо обнял Даррела, как это принято в Восточной Европе.

– Друг мой, надеюсь, следующая наша встреча не заставит долго ждать.

Двое «местных» расстались. Халлет пребывал в подавленном состоянии. Еще много дней у него перед глазами будут острия восьмидюймовых гвоздей, выходящие из запертой двери. Мейсон оставался невозмутим. Все прошло так, как рассчитывал Спайк. И результат, хотелось надеяться, будет ожидаемый. Остановившись у телефона-автомата, Мейсон позвонил на автоответчик Спайку.

– Все в порядке, – сказал он.

Он не назвал ни время, ни свое имя. Спайк находился у себя дома и слушал автоответчик. Он узнал голос Дэвида. Если бы что-то пошло не так, Спайк сделал бы все возможное – как частное лицо, не вмешивая Комитет.