Текст книги "Против всех"

Безумный план и его последствия

Это всегда жуткое место – особенно ночью. Заброшенное кладбище за лесом, далеко от деревни, поросшее густой растительностью и почти ставшее само лесом. Глухое место, куда никто не ходит и не ездит, даже стороной. Потому что заросли и заброшены дороги, их практически нет.

Дикая луна только усиливает жуть. Потом скрывается.

Порыв ветра пробрал до костей. Но настоящий холод не от ветра вовсе. Это неземной, жуткий холод, от которого не укрыться. Очень хочется верить, что он заморозит страх. Страх, который сводит с ума своей мистической хваткой. Любой человек, оказавшийся здесь в таких обстоятельствах, поседеет за час-два. Или просто даст деру. Побежит, не оглядываясь, не останавливаясь, не замедляя шаг, глотая сбившееся холодное дыхание, в липком поту, из последних сил… Если у него хватит ума не торчать тут, а именно бежать. И бежать подальше. А если он не настолько туп, чтобы переться сюда, то просто никогда, ни при каких обстоятельствах не окажется здесь.

Я не воин. Я плохо держу контроль над собой. Я жутко боюсь.

Но я здесь. И бежать не собираюсь.

Я знаю, что ищу тут. И я знаю, что это тоже ищет меня. И сегодня я дам этому бой. Смертельный бой.

Не в первый раз. Жутко, мерзко, опасно и с жертвами, никак не героически. Но не в первый раз. В отряде охотников я всегда считал себя слабым звеном. Всегда до одури боялся. Но как-то держался. И пусть не благодаря мне, а скорее вопреки, мы охотились. Бойцы Ската свое дело знают. Даже такой балбес и паникер, как я.

Будет бой. Не в первый раз. И не в последний, надеюсь. Я держу панику мертвой, ледяной хваткой и не даю ей вырваться наружу. Чувства, как всегда, обострились. Левая кисть чуть подрагивает. Дурацкая дрожь, чтоб ее. Но я снова делаю три глубоких вдоха. Биение сердца чуть успокаивается. Совсем немного, буквально чуть-чуть, но я овладеваю собой. Так надо.

Я здесь. Я не побегу. Я вызываю огонь на себя.

И скоро твари придут. Совсем скоро… Ну, где же вы?

Прошлой ночью они ходили у дома, но внутрь не пробились. Сработали обереги и защитные меры. Они ходили вокруг да около, оставив явный след – глубокую, длинную царапину-порез на заборе. Но почти не оставили следов вокруг. Что ж…

Хватит юлить. Хватит терзать случайные жертвы, которые не нужны. Вас послали за мной… так вот он я. Чего ждете?

Запах сигарет усиливает мой запах. Запах тела. Запах человека. Я не стал применять ни маскировочных спреев, ни «кожи».

Снял все обереги. Я открыт.

Стоять на месте жутко холодно. И я медленно двигаюсь между корявыми, высохшими, какими-то мертвыми и жуткими деревьями. Ветки в темноте, как кривые когти, тянутся, пытаясь дотронуться. Но это лишь деревья.

Страх достигает предела. Пытается душить. У него это не получается. Все. Точка. У меня уже нет сил бояться. Дебильный, безумный план. Вот так вот открыто вломиться прямо в самый гадюшник.

Упыри, если и обитают, то именно в таких местах. Низший уровень. Кладбищенские твари. Мерзкие, дикие убийцы и потрошители. Отродье, укус которого всегда смертелен.

Я прохожу несколько метров. Ноги начинают увязать в чем-то. И чем дальше, тем больше понимаю. Это не просто грязь. Эта мерзкая, вязкая, полужидкая масса – верный признак того, что я не ошибся.

Мне ни разу не приходилось выманивать упырей из такого логова. В ночь той операции я был на прикрытии. Однако Шура Скат обеспечил всем не только физическую, но и теоретическую подготовку. Истинное знание порождает эффективные навыки. Особенно в нашем ремесле.

Здесь тихо. Неестественно, жутко тихо. Тишина режет по нервам. Режет ножом. Плохо заточенным ножом в руках садиста, который орудует упорно, жестоко и беспощадно, но неспеша.

Я слышу шорох – как гром. Вздрагиваю, чуть ли не подпрыгнул. Сердце забилось. Контроль летел ко всем чертям.

Снова шорох – тихий, вкрадчивый. Потом наглее. Уже не шорох – шорохи. Они идут. Один – сзади. Второй – чуть левее. Третий. Мать твою, четвертый! И пятый… Заходят с разных сторон. Окружают. Это… это пиздец.

Зубы стучат чечетку. Я пытаюсь закрыть глаза и унять ебучую дрожь – не получается ни то, ни другое. Крадутся, как падальщики. Но нет. Это не падальщики. При сегодняшних обстоятельствах – они хищники. Тупые, но ведомые кем-то хищники. И я их цель.

Стук сердца. Второй. На третий молнией пронзает порыв – бежать! Бежать отсюда нахрен! Куда угодно, но быстро! Прорываться сквозь эти мертвые деревья, прорваться, бежать, бежать, спасаться…

Но я не побегу.

Шорохи уже не шорохи, а шаги. Они приближаются, не крадучись. Смело. Уверенно. Увереннее с каждым шагом. Я резко смотрю вниз – в неверном проблеске выскочившей из-за туч луны становится светлее, и я вижу это. Вижу оторванную, нет, отгрызенную жуткими, мутантскими, кривыми и рвуще-острыми зубами – человеческую кисть. Рядом ошметок. Чего – не знаю и не хочу знать. Но пропавшая днем парочка, как я и догадывался, уже не найдется…

И в глубине, в темноте среди деревьев, прямо напротив меня – два красных, жгуче-потусторонних, и одновременно леденящих, злобных глаза. Я уже видел эти глаза. Встреться с ними один раз, и пропадет сон. Вглядись в них, и рассудок захочет съебаться.

Но я не побегу.

Страху уже больше некуда расти. Это предел. Я снова нахожу в себе силы, чтобы сохранить власть над разумом. Потому что еще точно такая же пара глаз светится справа, и слева тоже, и…

Они приближались. Чувствуя, что жертва совсем без защиты.

Впереди забулькала, потом взбурлила полужидкая земля, брызнуло во все стороны, рвануло… и резко выбрался страшный, огромный, упырь. Он был реально огромен. Больше остальных. От него разило гнилью. Кривая, шишкастая голова с массивной челюстью, прожигающие огни-глаза – в них безумно пылает, кипит обжигающе-леденящая, парализующая злоба. Мощные лапы и уродские когти, которые, блядь, не только способны взмахом выпустить кишки – именно этими когтями, лапами, этот ублюдок разрывает и потрошит…

Ублюдок завыл истошно и адски, вой перешел в рык и какой-то утробный хруст, и он бросился прямо на меня.

Сделал прыжок – всего один прыжок, с которого можно достать, задеть.

Но я резко отпрыгнул в сторону, уходя с траектории прыжка. Каким чудом – не знаю… И все же, каким бы ни был я плохим учеником, но кое-чему научился, видимо. Ублюдок пролетает мимо, толкает меня – и скорее всего это не толчок, это рана, большая глубокая рана от когтей, но я пока не чувствую это.

Я умудрился сгруппироваться и перекатиться, встать на ноги. Обернулся – ублюдок взвыл еще громче и прямо-таки гадко, задергался в сети-ловушке. Сверху с легким хлопком прозвучал выстрел, потом второй. Серебряные пули вошли в башку ублюдка-вожака, внутри провернулись и разорвались, выплюнув вонючее содержимое из угластого жуткого черепа, который секундой позже разорвало. Брызнуло. Упырь дернулся и упал, задрыгался. Он издыхал.

Степаныч сработал четко и метко.

Но некогда оценивать результат его работы – остальные упыри уже несутся ко мне, несутся дико и быстро. Один попался в капкан передней лапой, перевернулся по инерции кувырком, резкий визг-вой. Задержит это его не надолго, но задержит.

Еще двое попались в сеть. Один напоролся на выскочивший остро заточенный кол. А вот другие… Обходят ловушки, гады. Но не все ведь должно идти идеально гладко, верно? Один особо гнусный и ободранный, горбатый в середине позвоночника упырюга попался в капкан, но лишь чуть-чуть, кусок стопы оторвало, это добавило ярости, и он дико бежит прямо на меня, даже не прихрамывая, не замечая, – адская бесчувственная тварь. Двое других поблизости, один в прыжке…

Еще выстрел. В шею – упырь летит подбитый, но еще живой. Степаныч херачит разрывными, но их немного. Я еле уклоняюсь от летящей туши, хватаю рукоять кинжала, и меня настигают еще двое упырей. Я падаю, но с подвохом, тут же перекатываюсь резко, мимо мелькают адские когти, что-то впилось в ногу… лишь бы не зубы! Я ору от ярости, изгибаюсь и вонзаю в адски горящий глаз кинжал – пол-лезвия ухнуло внутрь, пытаюсь дернуть назад – застряло, черт…

Ногу пронзает боль – я кричу и изворачиваюсь, пытаясь понять, что это – зубы, когти, просто резануло, оторвало? Снова выстрел, летят куски черепа и мозги. Тот, кто меня цапнул, отлетел на метр и свалился в грязь. Хорошо, что просто цапнул. Хотя это и плохо – гадины, как правило, ядовиты или просто жутко заразны, и даже обычные раны, даже поверхностные, чаще всего гноятся и становятся смертельными, если вовремя не обработать. И это только когти. Про укусы молчу. Тут уже что-либо делать бесполезно, это кранты.

Я отдышался, как-то краем сознания отмечая еще выстрелы – Степаныч добивает попавшихся в ловушки. Один гад вырвался, но ненадолго. Брат стреляет без промаха.

Слышу дикий хруст веток, снова выстрел – к корням более-менее прочного и ветвистого дерева валится туша упыря, который пытался вскарабкаться наверх. Он обнаружил укрытие Степаныча. Но Степаныч – спецназ. Тут же быстро спустился и спрыгнул следом, на землю, упруго и профессионально.

Подбежал ко мне.

– Ранен? – спросил машинально, видя раны.

– Жить буду. – Повезло. Никто не укусил. Только когти.

– Надо гнать, брат, – он уже открыл флягу со спец раствором, который нейтрализовывал яд упыря и заодно обеззараживал. Четко полил на раны. Нога, спина, бок. Действовал быстро и аккуратно. Потом подхватил под локоть и дернул:

– Погнали.

И мы погнали. Вот сейчас самое время бежать! Бежать без оглядки из этого чертова логова. Приманка сработала, мы разворошили осиное гнездо, убили вожака и положили большую часть стаи. Обычно больше пяти-семи особей упыри не уживаются, даже если есть сильный, огромный вожак. Но это обычно. Не как сейчас.

Бежать относительно немного, но надо быстро. И надо бежать! Каждый шаг пронзала боль. С каждым шагом становилась сильнее. Что-то хрустнуло при очередном шаге, я оступился и упал. Привстал на руки, поднялся – Степаныч уже тут как тут, своих не бросает – наоборот, рывком поднял и чуть ли не пинками погнал дальше. Ранен? Похуй, пока можешь бежать, а бежать надо. Быстро.

Бежать я, оказывается, мог.

Мы выбрались из проклятой чащи, преодолели поляну, проскочили, прорвались через небольшую посадку – и достигли транспорта. Большой джип Степаныча – вездеход, надежный и мощный. Степаныч сам за ним следит, сам проводит апгрейд, где надо. Еще днем, перед вылазкой, я разместил там обереги. Да, паранойя. Но необходимая. Степаныч, думаю, об этом не знает пока что. А я ему ничего и не говорил. Потому что машина – как жена, кого попало к ней он не подпустит. Даже меня.

Но я очень ярко помню случаи, когда вампиры проникали в незащищенные от них – запертые, но не защищенные – машины. Легкая, блядь, добыча…

Поэтому – паранойя спасает.

Уже в машине, когда Степаныч дал по газам, я обернулся. Сзади темнота.

– Врубай заднее освещение! – командую я.

Он врубил. Мощное, хорошее специальное освещение. Твари боятся света. Я боялся преследования. И недаром – вдали, на окраине посадки, чуть впереди деревьев, мелькнул гадко-серый в ярком свете силуэт, жуткие глаза хищника. Догонять и преследовать он не стал. Пропал за деревьями. Я выдохнул. Но чтобы хоть немного успокоиться, пришлось приложить титанические усилия.

Ехали мы долго. Быстро, но долго. В пути я еще, в этот раз нормально и неспеша, обработал раны. Где смог, перевязал – как доедем займемся более серьезной обработкой. Раны глубокие. Как бежал – не знаю, и охреневаю от этого. Но врубилось самосохранение, и мы выжили.

Натерся маскирующим бальзамом. Больше вызывать огонь на себя смысла нет. Пора отбить запах.

Натянул обереги. Успокоился. Вроде бы.

– А ты прав, брат, – проронил Степаныч.

– Что? – не понял я.

– План реально был дебильный.

– Да. Реально.

– И ты сказал, что их будет пара-тройка.

– Ошибся малость, – соврал я.

– И ничего не говорил про того огромного хрыча, который первым напал.

– Я и сам не знал, что он будет. – Вероятность вожака я действительно не принял всерьез, потому что ведомые вампирами, низшие упыри, как правило, сброд. И вожака из их расы у них нет. Видимо, я ошибся. Это просто стая. И никто их на меня не натравливал. Целенаправленно на меня никто не охотился.

– И ты не говорил, что они такие…

– Я говорил, что жуткие.

– Не то слово. Совсем не то. – Брат задумчиво помолчал, выруливая на более-менее нормальную дорогу. – И чего мы всем этим добились?

Я тоже подумал.

– Многого. Мы уничтожили стаю упырей.

– Не поголовно. Остались еще.

– Последние, остатки. Они, возможно, уйдут. Но это вряд ли.

– Сжечь бы нахрен то место… – высказал дельную мысль Степаныч.

– Разберемся. Вызову наших. Чистильщиков.

– Чистильщиков? – усмехнулся Степаныч. Даже поглядел на меня недоверчиво.

– Да, их самых. Как только поймаем нормальную связь.

– Согласен. Чем быстрее – тем лучше.

Дозвонился до базы я уже дома. В дороге связь затерялась куда-то.

Когда мы подъехали, кромешная темень стала еще гуще. Въехали в гараж и наглухо заперли все. После контрольной проверки снова включили сигнализацию и зарядили ловушки.

Дома уже почувствовали себя надежнее и спокойнее. Степаныч, как всегда, излучал хладнокровное спокойствие. Пусть внешне. Это его натура. Но я-то знаю, каково это внутри – когда сталкиваешься с монстрами и упырями. Когда уничтожаешь их, а потом уносишь ноги, осознавая, что их больше, что ты не истребил эту гадость, что они выжили и могут догнать, настигнуть, растерзать и сожрать…

Я занялся перевязками.

Кинул бинт Степанычу – тот умудрился глубоко оцарапать руку, на все предплечье.

– Где это ты так? – спросил я обеспокоенно. – Не упырь, надеюсь? Если упырь, то не тормози, я тебе все рассказывал про них. От царапин тоже умирают.

– Нет. Не упырь, – успокоил брат. – Видимо, об дерево или еще когда.

Скорее всего, так и есть. Брат в контакт с упырями не вступал, он прикрывал. Причем отлично прикрывал.

– Обработай, – настоял я. – Запах крови их тоже привлекает и может навести на след.

Может навести… Хотя какая разница? Они ведь были тут. Они знают, что я здесь. С другой стороны, как выяснилось, разумный антропоморфный вампир не вел стаю. Стаю вел такой же кладбищенский упырь, крупный вожак. Значит, версия с разумной слежкой и преследованием отпадает… Но как же тогда замаскированные следы?

– Понял. – Раствор для обработки был у Степаныча под рукой. – Что там твои чистильщики?

– Прибудут скоро, – заверил я. Ребята реагируют оперативно. – Скат обещал организовать выезд максимально быстро. Обещания он держит.

– Вот и хорошо. Как-то все это жутковато. Не находишь? – Степаныч уже даже слегка улыбался.

Я покачал головой. Мне бы такую выдержку…

– Жутковато. И все? Все, что ты можешь сказать?!

– Нет, – пристально взглянул Степаныч. – Не все. Но я лучше обдумаю и промолчу. Эмоции потом. Сейчас важно одно. Враг опасен и не добит. Чистильщики могут помочь. Но их сейчас тут нет. Ты говоришь, что запах крови наведет их на след. Но они и так уже были тут. Были у дома. Верно?

– Да, были.

– И почти не оставили следов. Это нормально?

– Нет. Не нормально. Я поначалу сделал вывод, что их ведет разумный вампир. Но на том кладбище у упырей был вожак. Насколько я знаю, если у стаи есть вожак, то вампир не может их вести и наводить на жертву целенаправленно.

– Почему? – Степаныч задал вопрос, который крутился и у меня в голове тоже. Ответ пока – потому что я получил такие сведения, обучаясь на опыте и знаниях других охотников и воинов. Но сегодня факты меня путали. Может, все-таки есть из этого правила исключения? Ведь кто-то замел следы. Почти все, кроме случайно обнаруженных, незаметных. И кроме отметины на заборе.

– Надо с этим что-то делать, – жестко резюмировал Степаныч.

– Надо, – коротко согласился я. Толком пока не разобравшись, что именно делать. А Степаныч как будто мысли читал:

– И что именно?

– Пока – ничего, – ответил я, поразмыслив. – Зализывать раны. Ждать.

– Ждать? – не согласился он. – Тут мирные жители, брат. Они не знают о враге. Они в опасности. Жертвы уже есть – и будут еще.

И он прав, чертовски прав. Но не побежишь же прямо посреди ночи, израненный, уставший и измученный, будить и предупреждать каждого об опасности. Добивать нечисть на ее территории? Как бы ни был крут Степаныч, ему это не сделать в одиночку. Со мной – тем более. Меня хватило на безумство с приманкой и бойню. Хватит ли на большее? Сейчас, без перерыва, пожалуй, что нет.

Остается только разумный вариант.

– В эту ночь твари вряд ли сунутся сюда, – рассудил я. – А чистильщики будут уже к утру. Предлагаю сидеть за баррикадой и не высовываться.

После сегодняшнего я бы вообще никуда не высовывался, если честно. У меня это чувство каждый раз после боя. Никуда не высовываться. Никогда. Сидеть в своей норе. Откат.

– Что, весь пыл пропал? – Степаныч заметил это, и не упустил шанс поерничать. Для поднятия боевого духа.

– Поугасло чуток, – признался я.

– Не мудрено. Без оберегов, без оружия… Ты псих, брат. Ты сунулся в их поганое гнездо с одним, блядь, кинжалом.

Я и сам в шоке, что решился на такое. Но что-то в этот вечер перевернулось во мне. Где-то глубоко внутри проснулся кто-то безбашенный и неостановимый. И он заставил обычно осторожного меня внаглую пойти на врага и ликвидировать на его же территории. Причем ночью, в самое опасное время, когда твари активны и им не страшен свет, потому что его нет. А можно было днем…

– А ты думал, что один ты на голову отмороженный? – неожиданно бросил я.

– Думал, что да. А оказывается, это заразно. Сказать честно?

– Скажи.

– Ты ебнутый. Слышишь? Не отмороженный. А ебнутый. Полностью.

– Какой есть, – криво усмехнулся я. Понимая, что точнее слова не подберешь.

– Никогда не ходи в дом врага безоружный. Если хочешь жить. Лучше прихвати с собой все самое мощное и смертельное для него, и никогда не ходи один. Простое правило.

– Я и был не один. Меня прикрывал ты.

– Все равно ты ебнутый. А если бы я промазал? Хоть один раз?

Степаныч не промахивается. Никогда. Даже в темноте. Оказывается, даже когда стреляет в нежить, которая одним только видом способна повергнуть в шок и оцепенение, так, что ты не можешь пальцем шевельнуть.

– Меня бы на куски разорвали, – честно признался я.

– Точно.

– Но не разорвали же. – И этот факт приятно радовал. Могли, могли на куски порвать! Или просто цапнуть зубами, а не когтями.

– А обереги? Мне ты запретил их снимать. Зачем сам тогда снял? – почти возмутился Степаныч. И протянул к моему носу кулак – мол, еще раз такое выкинешь, сам лично прибью. Заботливый старший братец, блин.

– Я был приманкой, – нашелся с ответом. – Приманка с оберегами – подозрительна, даже для безмозглых упырей.

– И они бы не напали?

– Напали. Но тут они нападали без страха и осторожности, и часть попались в ловушки.

– Не рискуй больше так. Понял?

– Понял. Не буду.

Степаныч, нахмурившийся было и сбросивший маску спокойствия, посмотрел в глаза пристально. Потом как-то подобрел чуток.

– Смотри у меня, – проворчал мирно.

Мой дом – моя крепость

В этот раз подозрительный шум не стал дожидаться рассвета.

Ночью мы еще раз проверили решетки, закрыли ставни покрепче. Прежде, чем немного отдохнуть, обошли и проконтролировали весь дом и входы-выходы заново. Настоял в этот раз не я, а Степаныч. Одно дело слышать про угрозу, другое – увидеть ее и столкнуться с ней лицом к лицу. Свет не вырубали. Сон был чуткий – я, как и в прошлый раз, расположился на диване у глухой стены без окна, Степаныч в другом конце комнаты на каком-то матрасе на полу.

Шум повторился. Снова. Я вскочил, готовый ко всему. Шум повторялся стуками, шебуршанием. Кто-то приближался, шагал по двору, скребся о стены. Кто? Я пожалел, что не установил у дома и во дворе камеры наблюдения в свое время, а сейчас – просто не взял их с собой, дурень. А надо было. Но кто проник внутрь? Местные не могли – незачем, тем более посреди ночи. Да и чутье… Оно говорит о другом. Знакомый, сжимающий страх. Нет, иначе быть не могло! Это они. Упыри. Но как? Ловушки во дворе надежные, хоть и скрытые. Защитные амулеты и обереги, специально развешанные и установленные во дворе, у ворот и по периметру забора, исключали возможность прорыва. Да, твари могли приблизиться. Но пройти внутрь? Нет. Ни за что.

Тем не менее, они во дворе, вот тут, рядом, прямо под окнами. Скребутся, уже даже ломятся, рвутся! Как же так? Что происходит?

Степаныч наготове, схватил лежащую рядом заряженную специальными антиупырскими пулями винтовку, модифицированную в нашей мастерской до уровня совершенства. В руках профессионала, который умеет ей пользоваться, эта штука может творить чудеса – как сегодня. Похоже, пора сделать чудо еще раз…

– Это то, о чем я подумал? – осведомился Степаныч, проверяя заряд и снимая с предохранителя.

Я судорожно сглотнул.

– Да. Это они. – Брат заметил, как я бледнею.

– Не ссы, – усмехнулся он. – Мы уже отделали их сегодня. Отделаем еще раз. Как они могли сюда пробраться?

– Не знаю, – я лихорадочно ломал над этим голову, но долго головоломками заниматься нельзя. Надо в полную боевую готовность. Надо обороняться. – Схалтурила защита.

– Ты говорил, что эти твои ловушки-безделушки надежные.

– Выходит, что нет.

Степаныч кинул мне обойму с патронами.

– Запасайся, братец. – И подлил масла в огонь. – Ненадежные. Или их вывели из строя.

Я недоуменно посмотрел на него.

– Вампиры и упыри не могут…

– Зато человек может.

Как молнией ударило. Человек! Человек может, на него «ловушки-безделушки», как выразился Степаныч, не действуют. Ну, кроме самых прямых и надежных – сети, капканы, выстреливающие колья… Хотя последние мы во дворе не ставили. Но вот обереги, которые накрывают нечисть, дезориентируют, вводят в ступор, отпугивают и вредят – на людей они не действуют.

Но какой нормальный человек способен на это? Кто будет убирать обереги, пока нас нет? Да и вернувшись, мы все проверили… Значит, пока дрыхли. Кто будет подставлять нас под удар – намеренно, зная, что удар этот будет нанесен?

В дверь грохнули – с яростной, безумной, дикой силой. Потом раздался жуткий, протяжный скрежет. Скрежет когтей. Нечеловеческих и убийственных.

– У тебя есть тут недоброжелатели? – спросил я.

– Да вот они, прямо за стенами.

– Нет! Из людей…

– Ну как тебе сказать… Открытых вредителей нет. Стараюсь дружить с местными. Пытаешься вычислить предателя?

– Да. Но это сейчас неважно, – новый, сотрясающий удар в дверь. Потом что-то с разлета врезалось в окно – так врезалось, что вдрызг разбилось и разлетелось стекло за решеткой, а ставни затряслись. Я подпрыгнул и чуть не поседел. Раздался вой-хрип – тяжкий, душераздирающий, яростный… Упырь со всей дури атаковал окно, наплевав на ауру оберегов, обжигаясь о металл. И решетки, и ставни – прочные, насколько это возможно. Стальной спецсостав с покрытием из серебра. Упырю досталось, нехило досталось. Он ранен. Он вообще не должен идти напролом, не должен атаковать такую защиту! Инстинкты самосохранения сильнее тупой ярости и жажды кровищи и мяса. Но он лезет, атакует снова – ставни дрожат, вой раздирает слух.

Вздрогнул и чуть пригнулся Степаныч, когда такой же мощный и безумный, просто невероятный удар, который противоречил логике, раздался со стороны другого окна. Снова протяжный вой, булькающий, злостный… И снова! Они бьют по окнам. Они их прошибают! Пытаются прошибить. Калечатся, боятся, впадают в безумную ярость… Но не отступают.

– Хуйня вся эта твоя защита, – буркнул Степаныч. – Их надо крошить в фарш.

– Стой, – смутная догадка сверлила мозг. Откуда эта ярость? Откуда эти калечащие, самоубийственные атаки? Почему тупые твари, да еще и без вожака, готовы жертвовать собой? Что-то глушит их инстинкты. Кидает на амбразуры, так сказать. Что? – Я понял! Их подчинили и заставляют атаковать защищенные места. Они хотят пробить защиту дома и взять нас. Их кто-то ведет!

– Противоречишь, брат. Вожака мы положили. Их осталась пара-тройка от силы. А на нас сейчас явно десяток-другой тварей навалится.

И то правда – массированные атаки на окно не прекращаются, ставни и решетки вот-вот не выдержат. Дверь! Они колошматят дверь, орут, жутко воют, шумят, рычат… Мы на отшибе, но они переполошат всю деревню. Капец… Лишь бы никто из местных смельчаков не вышел полюбопытствовать или разбираться. Да какой там… От такого шума хочется прижаться в темном углу, отгородиться от мира в самой глубокой конуре на сто засовов, и сидеть тихо-тихо… Да о чем это я? Мысли путаются…

– Степаныч… Я мудак. Я ошибся! Их все-такие ведет…

Дверь с невероятным, резким, неожиданным грохотом, поддаваясь чудовищному тройному удару орущих тварей, не жалеющих ни себя, ни преград, никого и ничего, – вдруг резко прогнулась. Черт… Надежная, прочная петля как-то жалко скривилась и наполовину слетела. Стальная поверхность вздулась, потом вздулась в еще одном месте. Еще удар – прочная непрошибаемая дверь почти слетела с петель, образуя брешь – проход для тварей. Я уже вижу гнусную клыкастую рожу, которая заглянула внутрь. Ее оттолкнула и сменила другая рожа, в брешь полезли лапы, противные, облезлые, рваные и обожженные, но могучие тела…

Грохот – и ближайшая морда разлетелась в клочья.

Пока я был в ступоре, Степаныч приступил к делу – стоя на широко расставленных ногах, он начал крошить тварей в фарш, как и обещал. Еще выстрел разнес и выдрал когтистую лапу. Я сосредоточился и прицельно выстрелил в проем, в снова лезущие рожи и тела – они отзывались, огрызались, летели клочья густой вонючей нечистой крови, полугнилой плоти, когти, кости…

Чудовищный удар все-таки вынес ставни – голодные, яростные, безумные горящие глаза, корявая башка с непомерной челюстью и мутантскими зубищами рванула в окно, продираясь через остатки решетки, ревя и безумно рыча, брызжа слюной… Я разнес эту башку выстрелом.

– К стене! – орет Степаныч. – Оборона, брат! – Он выстрелил, кровь и ошметки. А твари все лезут, лезут в дверь, в пробитое окно – и рвутся, бьются в трещащие по швам ставни, не щадя себя. – Мочи их! И не вздумай подыхать, кто еще таких уродов кроме тебя…

Он не договорил – разлетелось еще одно окно, прочные ставни полетели на пол вместе с решеткой. Степаныч выстрелил в показавшегося монстра, потом еще. Развернулся – зафигарил выстрел по тому, кто показался в двери. Я успеваю держать оборону второго окна, но черт возьми, они прямо лезут друг на друга! И дверь, дверь – я тоже стараюсь контролировать ее, прикрывать! Да сколько их там? Не может быть стая такой огромной, просто не может! Это подлинное безумие. Возможно, я переутомился за долгую дикую ночь, и мне все снится?

Огромный, костлявый, какой-то несуразный упырь пробился и впрыгнул в окно, упал на простреленную ногу. Уставился на меня горящими жуткими глазами – но в гляделки играть не время. Я выстрелил в эту уродливую башку – ее разнесло, мерзкие брызги ударили в лицо и заляпали нас с братом. Нет, это не сон. Это жизнь. Это правда. Гребаная, кошмарная правда!

Я стервенею от выстрелов, от крови. От стоящей вокруг трупной вони и противных, горячих, дымящихся внутренностей, оторванных грязных и изуродованных конечностей, которые дрыгаются, кривятся, содрогаются… даже ползут! Оторванная лапа с кривыми, но убийственно острыми когтями, крючит пальцы и ползет, оставляя черный кровавый след. Степаныч умудрился выстрелить в еще одного запрыгнувшего упыря – в грудь, потом добавил в шею – оторванная голова летит куда-то в сторону, скаля непомерные зубы – такая пасть не может быть у обычного, земного хищника, даже самого страшного. Это пасть потусторонней жуткой твари, которой дорога одна – в ад! В кромешный ад! В преисподнюю, откуда она выползла! Бить их! Мочить нахрен! Но патроны не бесконечные…

– Прикрой! – орет Степаныч, быстро, профессионально перезаряжая оружие. Готово – он снова вскидывает винтовку, снова стреляет, брызги, вой, скрежет, осколки…

– Да сколько вас там, – зло рычу я. – Прикрой, брат!

Теперь перезаряжаюсь я. Разрывные кончаются. Это последние – если тварей и дальше будет столько, то наступит пиздец, просто серебряными пулями их не возьмешь с одного выстрела, обычными – тем более, да и боеприпасов у меня не на полк… А их тут как раз полчища!

Еще две твари прорвались в дом – одна через дверь, другая в окно. Мы стреляем. Я промазал – тварь прыгнула, в полете сверкнули когти, зловонная смрадная пасть готова впиться в горло… а скорее откусить полбашки с мозгами впридачу. Степаныч резко повернулся и толкнул меня на пол, в сторону, сам метнулся в другую. Умудрился выстрелить дважды – тварь с развороченным боком врезалась в стенку. Но не сдохла! Вываливая кишки, противно урча, она дергалась, махала лапами, мотала пробитой головой… Я успеваю разглядеть мельком ожоги, рваные, пузырящиеся – тварь пробивала защиту и была повреждена. Но их две! Прорвались две…

Вторая дала о себе знать быстро, атакуя без прыжка, внаглую, упорно и быстро. Выстрел – снесло полрожи, челюсть клацнула совсем рядом, тварь по инерции прокатилась до меня. Я быстро встаю, и добиваю ее контрольным, потому что этот упырь тоже пытался встать. Уму непостижимо! Что это такое вообще? По всем законам тварь должна отбросить копыта, но еще корячится. Я снес ей голову нахрен, но упырь атакует – бесполезно атакует стену, врезаясь в нее рваной хренью на месте шеи, корябая судорожно лапами.

Степаныч добил второго. Выстрелил по твари в окне. Грохот – резко вылетают еще ставни с другой стороны. Показывается рожа – стреляю я.

Потом окончательно вылетает дверь – с силой, отлетев метров на пять. Мы еле успели отскочить, а стальная тяжелая дверь впечаталась в стену, размазав остатки так трудно добитых тварей. Проход открыт.

А новые… Новые лезут и лезут. На этот раз в доме трое. Четвертый. Степаныч палит по ним, почем зря. Я стреляю тоже. Не подпускать их! Держать на расстоянии! Стрелять до последнего! Но это конец…

– Хуй вам, засранцы, – зло хрипит Степаныч, утирая кровь с разорванной щеки – его задело, сильно задело в пылу боя – плечо разодрано, весь в погано-густой крови. Снова выстрел. Обрывки плоти. Но твари наступают. Недобитки дергаются, не торопятся сдохнуть. – Хуй вам. – Выстрел.

Потом – резкий, нервный звук. Щелчок. Режет по самым жилам. Противно. До остервенения.

– Держись, братишка, – сплюнул кровь Степаныч. У меня вместо выстрелов – тоже щелчок. Патроны закончились. Перезаряжать нечем. Степаныч бросает ружье и достает нож. Он готов драться. Грызть зубами этих тварей, если понадобится. Рвать голыми руками. Сдохнуть, но прихватить их с собой побольше, как можно больше. Странно, но я ощущаю то же самое. Вместо ебучего страха, который обычно всегда рядом, внутри. Я не боюсь. Уже нет. Мне все тупо похрену. Подыхать – так с музыкой.