Текст книги "Воззвание к жизни: против тирании рынка и государства"

Капитализм приведёт к истощению земли и жизни человека

Ни личности, ни обществу ещё не удалось освободиться от жестокого гнёта истории, жертвами и создателями которой они являются. Но на протяжении многих веков самые смертоносные проявления нашей цивилизации были заперты в границах, которые всё больше и больше расширяет ускоряющийся технический прогресс, постепенно устанавливающий своё имперское господство над всей планетой.

Современный вариант старой модели экономической эксплуатации, капитализм, всегда разжигал войны и сеял нищету. Но ещё никогда в его свирепстве и жажде разрушения не было столько цинизма и холодной решимости.

Капитализм разоряет природу, наносит непоправимый вред, повсюду разрушает жизнь. Ещё вчера в его арсенале были похвальные речи прогрессу, общественному благу, потребляемому и покупаемому счастью. Теперь же капитализм не утруждает себя поиском филантропических доводов, черпаемых из бездонного колодца лжи. Он ставит нас перед свершившимся фактом. Он – машина для получения прибыли.

Конечно же, шестерёнкам этого механизма нет никакого дела до человеческих надежд и стремлений, но они недооценивают, насколько легко железные зубцы сцепляются друг с другом, выскакивают из своих креплений и распадаются. Против гигантской машины, чья программа – превращение мужчин, женщин и детей в объекты (следовательно, в товары), мы выступаем с оружием, которым никогда не завладеть этой огромной мясорубке, – в наших руках сила вечно возрождающейся жизни, всеобщей созидательной поэзии.

Прокатный станок консюмеризма и деградация пролетариата до уровня плебса

Вплоть до 1950-х годов капитализм извлекал основную выгоду из отрасли производства. Его главный лозунг – всё во имя производительности. Именно в это время рабочее движение отстаивает в бою с капитализмом свои социальные блага. Повышение заработных плат придаёт остающемуся жалким выживанию оттенок надёжности, ответом на которую стали акты протестной борьбы, пусть и они были тронуты гниением политической и профсоюзной бюрократизации.

Деколонизация, предпринятая странами, до настоящего момента вкладывавшими всю свою колонизаторскую мощь в вероломное разграбление чужеземных богатств, грозит дефицитом необходимых для роста капитала продуктов. Мы наблюдаем переустройство капитализма. Сектор производства постепенно угасает, уступая место новому виду колонизации, влияния которой не избежит Европа, а сталинская империя обретёт в ней свою гибель.

И вот уже экспансионистская политическая стратегия США предоставляет свою помощь пострадавшим в недавних войнах жителям восточных стран, прикрываясь фразами из Евангелия и постулатами человеколюбия. Им «предлагалось» извлекать выгоду из потребительских товаров, изобильно представленных системой распределения. В скором времени сфера потребления станет гораздо более значительным и надёжным источником прибыли в капиталистической системе, нежели сектор производства.

Предприниматели настойчиво требуют внушительных государственных дотаций, ссылаясь на необходимость модернизации своих заводов и предприятий. Получив деньги, они и не думают обновлять рабочие инструменты, а закрывают лавочку и выбрасывают подальше ключ.

Повсеместно вырастающие супермаркеты приносят ощутимую пользу: благодаря им воскресает миф о райском изобилии. Самые разнообразные товары стали доступны всем, нужно лишь выбрать и свободно взять с полки то, что понравится. Единственная проблема в том, что свобода заканчивается там, где начинается очередь на кассу. Разве можно найти более точную иллюстрацию для управляющей нами тоталитарной демократии?

Агрессивная требовательность, присущая сектору производства, постепенно утихает. Теперь потребление – это единственный способ потратить заработанные деньги. Несколько раз в неделю рабочий меняет свой трудовой комбинезон на приличный костюм потребителя благ. И каких! Упаковка этих товаров важнее их наполнения, а кричащая зрелищность заменяет им содержание. Ценность пары ботинок определяется не надёжностью и удобством, а тем образом роскоши, который она способна сообщить владельцу в соответствии с текущими законами моды. И пока полезной обществу работы становится всё меньше, в полную силу расцветает паразитизм, дающий развитие системе бесполезных услуг.

Рекламное продвижение чего бы то ни было повлечёт за собой появление новых политических взглядов. Крах традиционных идеологий: социализма, коммунизма, либерализма, фашизма и всех прочих — побуждает кандидатов обращаться с избирателями как с клиентами, для завоевания доверия и внимания которых достаточно убедительной рекламной кампании.

Кандидат нового стиля виден насквозь. Речь не идёт о мужчине или женщине, вдохновлённых идеями, но о существе, поглощённом лишь одной идеей – завладеть властью.

Толпой манипулируют с давних времён. Устаревшие религиозные догматы и идеологии XIX и XX веков демонстрируют это в полной мере. Новшество лишь в том, что больше не нужны убеждения, фанатизм или агитация в рамках какой-либо идеологической программы, для того чтобы водить за нос простаков. Вспомните противоборства прошлых лет, и вы увидите, с какой послушностью современные избиратели, подобно покачивающемуся на волнах косяку рыб, устремляются в сети, где каждый из них будет демократически подсчитан.

Беатриз Аурора. Постер «Команданте Рамона и сапатисты»

Клиентелизм оказывает неоценимую помощь в одурачивании масс. Пролетарское сознание сплющил каток консюмеризма. И пролетариат деградировал до состояния плебса, вялой и временами мятежной массы, преобладавшей в доиндустриальную эпоху.

И всё же по многочисленным знакам удаётся понять: завоевания капитализма ничтожны, раболепного смирения добиться не удалось. Когда потребительский капитализм торжественно провозгласил план Государства всеобщего благосостояния (Welfare State), счастливой страны для каждого и каждой, поднялась волна всеобщего несогласия и протеста. Презрительным плевком были отвергнуты удовольствия рынка, тоскливая участь служащего, комфортабельные условия – «подарок» для обустройства выживания. Радикальность действий оккупационного движения мая 1968-го⁵ продемонстрировала резкое неприятие мира, где всё покупается и продаётся. Сокрушительные удары были нанесены по работе, патриархату, власти, авторитету, запретам, торговле, чувству вины, жертвенности, мизогинии. На наших глазах загорался огонь жизни, солидарности и великодушия, расцветала воля к независимому и бесплатному жесту, дару. Ослепительной вспышкой неистовая сила противопоставила жестокости и грубости старого мира новое общество, стремящееся к счастью, истинной свободе и желанию, разрушающему цепи угнетения.

Оккупация мест, названные владельцы которых – Государство и его мафиозные спонсоры, не была лишь вызовом, обычным проявлением мятежного духа. Так намечался план другой, новой жизни, освобождённой от рыночной рабской зависимости, план общества всеобщего самоуправления, в котором вступают в диалог личность и коллектив, а права человека ставятся выше права на убийство и угнетение.

Пусть волне консюмеризма и удалось захлестнуть и подавить надежды, связанные с протестным движением, но гораздо важнее то, что в недрах земли теплится неосуществлённая мечта, ждущая удачного случая, чтобы вновь расцвести. Возвращение консюмеризма во многом напоминает восстановление монархической власти, тщетно пытавшейся уничтожить вклад Великой французской революции в прогресс человечества, отменить который не под силу даже ножу гильотины.

Капитализм нового стиля отныне способствует, сам о том не подозревая, возвращению идеи самоуправления, воплощённой на практике либертарными сообществами времён Испанской революции. Масштабы разложения и распада с гнетущей ясностью показывают, в каком тупике корчится, бьётся и задыхается всё живое. У времён года больше нет цветов. Вместо радости жизни – скорбные и мрачные празднества, акты удовлетворения приступов фрустрации и тоски под «чёрным солнцем меланхолии»⁶.

И у консюмеристского капитализма теперь новая важная задача: исступлённо множить спекулятивные сделки, цель которых – быстрое получение прибыли за счёт биржевых операций. Последние заводы и производства отправляются в утиль, а потом распродаются за бесценок на Бирже, несмотря на пользу и выгоду, которую они ещё могли бы принести. Вполне конкурентоспособные фирмы оказываются раздавлены одним жадным ударом во имя роста биржевого курса. Так в прошлом веке сжигали излишки кофейных зёрен, чтобы избежать падения цен на рынке.

Паразитарная работа отныне преобладает над общественно полезной работой

Работа превращается в управление паразитарными бюрократическими услугами или, как подсказывает принуждённый к обеднению язык, в менеджмент. Испаряется сама идея полезной для общества работы, уступая место искусственно созданной потребности, из которой капиталистическая жадность делает единственно верный ориентир эффективности – получение дохода.

Вместе с тем трудящиеся массы, ещё недавно обеспечивавшие капитализму богатство, ныне отброшенное ради биржевых спекуляций, оказываются в ситуации растущей нищеты и социального отторжения.

Торговые храмы потребительских наслаждений подвержены той же угрозе, что и обеспеченное комфортом выживание, пусть даже ложные конструкции Welfare State уже обвалились. Виртуальные деньги пожирают сами себя: они питают сделки, но не могут накормить голодных.

Паразитарная работа – ещё один образ финансового паразитизма, личной охраной которого является Государство.

Пробуждение человеческого сознания

Как ни странно, в условиях полного отчаяния и подавленности исчезающее пролетарское сознание даёт место возрождению человеческого сознания. В этом нет ничего загадочного. Пролетарское сознание – это всего лишь форма социального существования, заданная повседневным опытом рабочего, вступающего в борьбу с жестокой действительностью. Закрепление этой формы произошло на определённом этапе исторического развития – в период чудовищного взлёта капитализма и спровоцированного им роста индустриализации, на заре XIX века.

Как рабы и крепостные являлись продуктом аграрных тиранических режимов, так и их пролетарские братья и сёстры образуют собой массу батраков, из которой извлекает прибыль капитализм. И если пролетарии видели своё положение более ясно, чем плебс античного мира и Старого режима, то только лишь потому, что ещё не оперившийся, новоявленный капитализм так гордился своей победой над обскурантизмом. Он мнит себя наследником энциклопедистов, Дидро, Вольтера, Руссо, эпохи Просвещения. Разве не он дал торжественную клятву превратить Человека в нового Прометея?

Промышленный магнат бросает вызов богам, освобождая божье творение от цепей повиновения священному. Он несёт народу прогресс так же, как и его наследники, что двумя столетиями позже осветят потребительские заводы неоновыми огнями, манящими обещанием земли обетованной.

А лучи Просвещения новоявленного капитализма проливают свет и на трущобы, где царит ужасающая нищета трудящихся масс, на разрыв между гуманитарным дискурсом (по большому счёту, обращённым к небу) и земной реальностью шахт, заводов, прокатных станков, где рабочему приходится надрываться ради куска хлеба.

Ад, врата которого увенчаны лозунгом «Arbeit macht frei»⁷, якобы вёл в райские сады, и именно он стал местом зарождения пролетарского сознания. Именно в этом аду оно приобрело очерченную форму, возделывая плодородные земли, усеянные остатками сохранённых буржуазной мыслью радикальных освободительных идей и человеческого великодушия, из которых мог бы взойти богатый урожай. Эти остатки подпитывали идеи открытого к самосозиданию общества без классов и иерархии. Пролетариат как социальная роль всегда представлял препятствие, которое необходимо разрушить, как бы ни уверяли в обратном сторонники рабочизма⁸.

Жёлтые жилеты на Елисейских полях в Париже. 24 ноября 2018. Фото Бенуа Тессье

Всеобщее человеческое сознание пробуждается под влиянием разрушающегося сознания пролетариата, одной из его исторических форм. Классовая борьба – пора бы это заметить – уже давно превратилась в борьбу за право на жизнь, в освободительную войну за личную и коллективную независимость от всех форм власти.

Из господства вельмож и богов, словно из гноящейся раны, сочился обскурантизм, гарантировавший их незыблемое присутствие на земле и на небе. В наши дни оглупление происходит при помощи замутнения живого ума, чуткость которого позволяет человеку сопротивляться превращению в товар, сведению к цифре в числовом ряду, программированию машиной дохода.

Опустошение земли и жизни заставляет пошатнуться иллюзорную веру в потребительское счастье, в непрерывно покупаемые и продаваемые удовольствия. Над обеднённой формой жизни человеческого рода нависает угроза разорения, которую очевидные виновники гибели даже не пытаются скрыть. Безумная жажда наживы и водоворот денег превращают всё больше людей в расхитителей, готовых пойти на любую жестокость ради пачки купюр. Те же святоши и проповедники идеалов гуманизма забрасывают бомбами мирное население, пытают сопротивляющихся режиму и в победном танце смертоносных набегов окутывают планету затхлым запахом смерти, исходящим от приносящих прибыль груд мёртвых тел.

Какое изменение во взгляде, какая перестройка образа мыслей и действий откроет нам погребённую под ворохом вековой лжи очевидную истину: у нас нет другого оружия для борьбы со смертью, кроме укрепления существующей в нас жизни, кроме повсеместного распространения неотъемлемых прав всего живого.

Практическая поэзия меняющейся цивилизации – это перемены, происходящие во взглядах, мыслях и сердцах.

Власть черпает свою силу в нашем отчаянии

Стабильность слишком часто оказывается всего лишь прикрытием для бездействия. Мнение, согласно которому худший враг человека – это человек, кажется негодным и жалким не столько из-за самого содержания этого заявления, сколько от ложного ощущения установленной истины, уверенности в якобы неотделимой от человеческой природы фатальности.

И что же скрывается за этой якобы естественной агрессией, натравливающей якобы человеческое существо на себя и себе подобных? В чём скрыта истинная причина войн, источник смертной пляски, что задаёт ритм кровавых вакханалий нашей истории?

Знание, давно заражённое патриархальным консерватизмом и полное напыщенного маскулизма, с презрением изгнало из всех сфер жизни влияние женственности, пытавшейся проявиться в нравах, истории и культуре, в которой тоже – мы узнаем об этом с заметным опозданием – разворачивалась своя охота на ведьм.

Активист Жёлтых жилетов с плакатом «Жизни – да! Выживанию – нет!»

Площадь Италии, Париж. Ноябрь 2019.

Фото Сирила Занеттаччи

Не погружаясь в разворачивающиеся между археологами и историками споры, отныне можно с большой долей уверенности объявить, что жестокие войны и всераз-рушающее насилие суть плоды иерархического общества, экономического устройства, эксплуатирующего земную и человеческую природу, цивилизации, чья основная отличительная особенность – превращение мира в товар.

На определённом (вполне датируемом) этапе своего развития человеческий род подвергся регрессии, он был сбит с пути самосовершенствования. У жизни мужчин и женщин была отнята – или же похищена – возможность развития в единстве и гармонии с окружающей средой. Такая жизнь приходит в упадок, превращается в полуживотное существование, и всё это – результат злополучных экспериментов, пагубное влияние которых мы продолжаем ощущать на себе.

По всему миру дряхлая тирания власти и прибыли задыхается прямо на наших глазах, застилая наш взор, пытаясь схватить и удушить нас в своём приступе агонии.

Застряв в этой канализации, устроенной абсолютной властью денег, сливающей всё в поток нечистот, как можно не опомниться, не взвиться прочь из этой клоаки, чтобы достигнуть другого берега, где наконец будет воздух и желание жить, которое невозможно вытравить из нас никакими репрессиями?

Восстановить в правах всё человеческое – значит осознать тайную силу, которой лучится любое истинное желание, желание жизни.

Однако потребительская деколонизация следует за обнищанием, готовым разрушить повсюду выросшие фабрики ложных желаний. Посреди этого запрограммированного коллапса нам остаётся лишь выбор между тем, чтобы присоединиться к падению и краху (партия смерти с радостью примет новых членов) и попыткой смелого приключения – решиться на полное изменение мира. Мы сталкиваемся с гордиевым узлом, который необходимо разрубить.

Неужели вам не хочется разрушить давящие стены тоски и скуки, ринувшись навстречу новому опыту, радикально порывающему с любой формой организации, любой иерархией, властью, внешним надзором, безжизненной мыслью?

Разве в вас не горит желание самоорганизации, способной вернуть плодородие самой иссушённой земле?

Ложь прогресса

Несомненно, система эксплуатации человека и природы перевернула мир до основания и необратимо изменила его. Никому не придёт в голову отрицать масштабы прогресса, произошедшего с ранних веков истории до наших дней.

И каковы достижения этого прогресса? От копья до ракеты, от сохи до трактора, от ручного переписчика до компьютера, от Гиппократа до биотехнологии – проделанный путь впечатляет. Впрочем, не менее впечатляющим кажется то, насколько малое расстояние отделяет поджог и разграбление города-государства Лагаш в третьем тысячелетии до так называемой нашей (христианской) эры от груд мёртвых тел в Освенциме, от югославских войн, от геноцида в Руанде.

Повсеместное стадное заражение популистскими, фашистскими и неонацистскими идеями демонстрирует, сколь малыми достижениями может похвастаться человеческий прогресс по истечении нескольких тысячелетий.

Приятно посмотреть на гладкие рожи тех, кто присоединяет свой голос к бельканто, воспевающему идеалы гуманизма. Они всё твердят о гитлеровско-сталинских ужасах, бормоча и приговаривая: «Больше никогда!», а в двух шагах от кафедры, с которой раздаются их речи, полные бахвальства, повсюду: от дешёвых забегаловок до университетских туалетов – блестящие умы в духе Селина отрыгивают мысли о том, как бы засунуть за колючую проволоку всех неугодных.

Безусловно, есть от чего потерять надежду в Человека, как неустанно повторяет хор смирившихся. Что до меня, то я скорее прихожу в отчаяние при взгляде на этих святош, беспрестанно жалеющих себя и окружающих. На это отродье, которое скорее продолжит корчиться и ползать, подобно червям, чем попытается сделать возможное и невозможное, вооружившись практической поэзией, подпитываемой непреодолимой жаждой жизненного счастья.

И всё же пусть эти черви не приводят нас в отчаяние! Хоть их удел – питать партию смерти, может случиться, что из их кокона родится бабочка, и нежное трепетание её крыльев изменит весь мир.

Сломать стены плача

Иероним Стридонский, известный апологет антисемитизма, признанный католической Церковью святым, в IV веке пишет, что побеждённым и изгнанным из Иерусалима евреям было позволено приходить к стенам разрушенного Храма и оплакивать его, погружаясь в воспоминания о своих военных поражениях 70 и 135 годов. Эта небольшая историческая заметка нужна лишь для того, чтобы избавить от любых религиозных коннотаций выражение «стена плача», приобретающее, увы, всё более широкое значение, выходящее за границы истории Иерусалима.

Отчаяние возводит вокруг и внутри нас железный каркас, постепенно бетонируемый чувством бессилия. Это оказывает существенную помощь капитализму, пытающемуся замаскировать трещины, намечающиеся на рушащихся стенах его крепости. Наименее глупые или же наиболее честные придворные экономисты открыто говорят об угрозе взрыва системы. Нельзя сказать, что этот вывод подталкивает к раскаянию, скорее, он возбуждает мафиозную жадность тех, кто готов в исступлении выскребать последние остатки прибыли в ожидании финансового краха. И пока в близости объявленного банкротства всё возрастает приносящий прибыль распад всего живого, эксплуатируемые массы упорно преклоняются перед голым, покрытым язвами королём, сценическими уловками подготовленным к конкурсу красоты.

Фрагмент уличного граффити Жёлтых жилетов на тему работы Э. Делакруа «Свобода на баррикадах».

Париж. 2019

Веками волны наших протестов разбиваются о скалы угнетения, распадаются на клочки озлобленной пены, чтобы затем отхлынуть и влиться в апатичную повседневность, в которой слепое насилие раскручивает водовороты нелепой войны всех против всех.

Разрушительное последствие этих разбитых волн восстаний (зачастую вдохновлённых фантазмами, а не новым революционным проектом) – в превращении отчаяния в опасный инструмент угнетения, который держит в своих руках экономическая, социальная и политическая власть. Первая цель её технического прогресса – искажение, засорение и подавление импульсов жизни, без которых невозможен человеческий (единственно важный) прогресс.

Капитализм устойчив и мощен настолько, что любая надежда на его уничтожение тщетна и иллюзорна (о его разрушении не стоит и думать!) – вот мнение, умышленно вбиваемое в головы народов во всех уголках мира, заставляющее их всё глубже погружаться в болота летаргии. Добровольное рабство водружает унылую звезду, провозглашая неизбежность злого рока. «Ад – это другие», не правда ли?

И разве устрашающий эффект не создаётся руками тех интеллектуалов, что время от времени появляются и пропадают из культурной сферы, словно кролики из шляпы фокусника? Эти наследники Кассандры следуют зову ясного разума, обязывающего их открывать глаза невежественной черни на всемогущество капитализма, этого Протея, чьи острые зубы и когти проникают всюду, прощупывая нас с головы до ног и погружаясь в глубины нашего естества. Он – истинный Левиафан, наделённый властью отражать любые угрозы и уничтожать своих врагов. Величие его осанки сообщает блеск славы тем безрассудным воинам, что помышляют его сокрушить. В штабах сопротивления и злополучной борьбы расцветает образ «бунта тем более прекрасного, поскольку он обречён на провал». И на арене, освещённой этим образом, то и дело сталкиваются в совокуплении и борьбе пророки неизбежного поражения и певцы «славной победы». Дельцам всех сортов нечего и беспокоиться насчёт этой пылкой воинственности, готовой капитулировать в любой момент.