Текст книги "Грань времени"

7

Я только распечатала пять экземпляров примерного расписания, как раздается звонок в дверь, сопровождаемый не только звоном колокольчиков, но и лаем Дафны с заднего двора. Я направляюсь вниз по коридору, собираюсь забрать копии из принтера в библиотеке, предполагая, что кто-то внизу откроет дверь, пока звонок не раздается снова.

Я заглядываю через перила в окно гостиной, в котором вижу две машины, припаркованные у обочины. Одна из них – тот же синий фургон, и у меня снова возникает жуткое чувство, хотя я вижу, что внутри никого нет… ну, по крайней мере, на передних сиденьях.

Другая – красный седан с вывеской «Пицца Валенсии» на крыше. Я спускаюсь вниз и открываю дверь как раз в тот момент, когда курьер протягивает руку, собираясь позвонить в третий раз.

– Кто-то здесь точно заказал это, – говорю я с извиняющейся улыбкой, – но не сказал мне. Подождите секунду, я поищу наличные.

– Нет, нет, нет, – говорит парень с акцентом, который похож на индийский или, возможно, пакистанский. – Он уже заплатил ее. Просто подпиши квитанцию, – он постукивает по квадратному листу бумаги и тычет ручкой в мою сторону.

Я смотрю на квитанцию и вижу, что она выписана на имя Коннора, поэтому нацарапываю что-то, что может сойти за его подпись, добавляю четыре доллара чаевых и забираю коробки и пакет, в котором, как я очень надеюсь, лежит греческий салат.

Коннор спускается по лестнице и забирает у меня коробки. Вполне возможно, что он просто ведет себя как джентльмен, но я подозреваю, что так он пытается отстоять свои права на пиццу.

– Прости, я был в наушниках, поэтому не слышал звонка в дверь. Я подумал, что мы могли бы заказать еду и дать Гарри отдохнуть этим вечером, ведь он снова вышел на работу. – Он протягивает мне небольшую стопку бумаг. – Полагаю, это твое?

Я беру бумаги и кладу их на кухонный стол.

– Неплохая идея. Собрания всегда проходят лучше с пиццей.

Я впустила Дафну с заднего двора и сижу на кухне, просматривая бумаги в поисках опечатки или пропущенного слова, которое никогда не найдешь, пока не прочтешь печатный экземпляр, когда мне приходит в голову, что Коннор ведет себя немного странно. Во-первых, он находится в той же комнате, что и пицца, но коробка все еще закрыта. Обычно к этому времени он уже приступает ко второму куску. Вместо этого он убирает несколько кастрюль и сковородок, которые сушились на полке, чего я никогда не замечала за ним. На самом деле было бы правильнее сказать, что он пытается убрать их, потому что он открывает уже третий шкафчик в поисках места для большой миски.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Коннор?

– Да, конечно. А что?

– Ничего особенного. Просто ты ведешь себя немного странно…

Он бросает кухонное полотенце на пол и прислоняется спиной к стойке, прежде чем вернуться к шкафчику и достать несколько тарелок.

– Ну, вся эта ситуация довольно необычная. Еще пару часов назад я не задумывался об этом, но я вот-вот встречусь со своим прадедом. Я провел последние несколько лет, обвиняя его в действиях, которые разрушили мою жизнь, ежедневно проклиная его, можно сказать, а потом оказалось, что он, возможно, не такой ублюдок, каким я его считал. И ко всему прочему необычному, вы с ним были… – он вздрагивает.

Я бросаю на него раздраженный взгляд.

– Нет. Мы не были. Это была другая-Кейт. Я не могу нести ответственность за ее действия, ты же знаешь. И именно ты сказал, что я должна втянуть Кирнана в это…

– И это было правильно, – говорит он. – Я просто не продумал все детали. Ну, как реагировать на своего двадцатилетнего прадеда?

– Добро пожаловать в мой мир. По крайней мере, тебе не придется беспокоиться о том, что ты застанешь его на парковке целующимся с твоей прабабушкой.

– Наверное, это хоть какое-то утешение, – говорит он.

Коннор уходит, чтобы сказать Кэтрин и папе, что пиццу доставили. Я перекладываю содержимое трех контейнеров в большую деревянную салатницу, когда Дафна издает негромкий вопль и съеживается под столом.

– Что случилось, малышка?

Когда я оборачиваюсь, Кирнан стоит в нескольких шагах от стабильной точки «Кухня Кэтрин», которую я перенесла на его ключ, когда видела его в последний раз. На нем простая белая рубашка и джинсы. Если не обращать внимания на ключ ХРОНОСа, висящий у него на шее, он вполне мог сойти за типичного парня двадцать первого века.

Он одаривает меня улыбкой.

– «Ливай Страусс»[9]9
  Levi Strauss & Co. (Levi’s) – американская компания, основанная в 1853 году Ливаем Страуссом; известным производителем одежды (в первую очередь джинсовой) и обуви.


[Закрыть], лучший друг путешественников во времени с 1876 года. А может, и раньше, я точно не знаю. Я получил их в 1876 году.

– Повезло тебе. Но я почти уверена, Кэтрин бы сказала, что путешественнику во времени неподобающе носить джинсы до 1960-х годов.

Я соскальзываю на пол и протягиваю руку под столом, чтобы обнять Дафну.

– Все в порядке, Даф. Мне жаль. Я совсем забыла, что Кирнан прибудет с ключом. Хочешь вернуться на улицу? Я оставлю тебе свои корочки от пиццы.

Она начинает вилять хвостом и направляется к двери, держась на приличном расстоянии от Кирнана.

– Дафна обычно рада гостям, – говорю я, закрывая за собой дверь. – Она просто не в восторге от медальонов.

– Я еще не встречал такого пса. Кошки просто пялятся, когда пользуешься ключом. Некоторые из них даже подходят ближе, пытаясь рассмотреть. Собакам от этих проклятых штуковин ничего не нужно, что, на мой взгляд, делает их более мудрыми из двух существ. – Он оглядывается по сторонам, и его ноздри слегка раздуваются, он принюхивается.

– Ты голоден?

Он снова принюхивается.

– Пицца? Пепперони, если я не ошибаюсь.

– Если точнее, пепперони с беконом. Твой правнук выбирал.

– Рад слышать, что у мальчонки хороший вкус.

Мы берем несколько кусочков, и я убеждаю его попробовать немного салата, на который он смотрит с подозрением.

– А что это за белая штука?

– Белая штука, – говорю я, доставая из холодильника две бутылки содовой, – это фета. Греческий сыр. А черная штука – это оливки. Они тоже греческие. А эта зеленая штука…

– Очень смешно, Кейт, – говорит он, когда мы протискиваемся в обеденный уголок. – Знаешь, я почти всю жизнь прожил на ферме, и хочешь верь, хочешь нет, но мы выращивали эту зеленую штуку.

Мы оба поднимаем взгляд, когда Кэтрин, Коннор и папа входят в кухню. Кирнан пытается быть вежливым и встать, но я сижу на краю скамейки, а он прижат столом, поэтому самое большее, что он может сделать, это привстать наполовину, что выглядит ужасно неудобно.

Я хватаю его сзади за рубашку и усаживаю обратно на скамейку.

– Папа, Коннор, это Кирнан. Кэтрин, вы уже встречались.

– Однако за последние тринадцать лет он сильно изменился, – говорит она. – И, подозреваю, я за последние пять десятилетий изменилась еще больше.

Кирнан возвращает ей улыбку:

– Я рад снова вас видеть.

Папа делает шаг вперед и пожимает Кирнану руку:

– Очень приятно с тобой познакомиться.

– Это честь для меня, мистер Келлер.

– Просто Гарри, пожалуйста. Ты спас жизнь моей дочери, так что, я думаю, мы можем обойтись без формальностей.

Я редко видела, чтобы Кирнан краснел, но сейчас он краснеет, а после кивает.

– Значит, Гарри. Рад познакомиться с вами.

Коннор следует примеру отца и делает шаг вперед, чтобы пожать Кирнану руку:

– Меня зовут Коннор Данн. А вы можете называть меня мистер Данн.

В глазах Коннора мелькает озорной огонек, и я полагаю, что он шутит. Но имел ли он это в виду или нет, Кирнан смеется.

– Черта с два я это сделаю, сынок. Тебе нужно проявлять должное уважение к старшим, иначе я отведу тебя за сарай и хорошенько выпорю.

Коннор фыркает.

– Сарая у нас нет, но мне бы очень хотелось посмотреть, как ты это сделаешь.

Я просто качаю головой, глядя на них двоих, и продолжаю жевать свою пиццу и салат, пока Кэтрин, Коннор и папа достают свою еду.

Когда чавканье немного утихает, я раздаю всем распечатки.

– Потратьте пару минут и пробегитесь глазами, пока доедаете, а потом мы все обсудим, хорошо?

Бумаги представляют собой трехстраничное резюме всего, что мне удалось почерпнуть из дневника другой-Кейт, воспоминаний Кэтрин о маршрутах историков ХРОНОСа и нескольких дополнительных мучительных часов наблюдения за местами перемещений в журнале стабильных точек. В дневниковых записях, по крайней мере, кто-то разговаривает. Стабильные точки похожи на немое кино – только при просмотре немого кино ты не рискуешь случайно в него переместиться, если невзначай моргнешь определенным образом. Если я начинаю получать какую-либо сенсорную информацию, кроме визуальной, когда наблюдаю за ними, мне нужно сразу же отвернуться. Во время тренировки было несколько случаев, когда я была так близка к перемещению, что Кэтрин казалось, что я исчезаю и будто бы наполовину уже там.

Кэтрин первая поднимает взгляд.

– Ты уверена, что уже готова к перемещению в Австралию?

Я киваю.

– Мне бы хотелось еще денек на осмысление всего, на подготовку, но Эдриен, согласно дневнику, не оказала никакого сопротивления. Мне просто нужно, чтобы ты записала видео, где объяснила бы ей все это. Может, расскажешь что-то известное только тебе, чтобы она поверила, что ты – это ты?

Она поджимает губы.

– Думаю, смогу что-нибудь придумать.

Я молчу некоторое время, чтобы дать ей рассказать нам что-нибудь об этом, но, по-видимому, она еще не готова.

Папа говорит:

– А у тебя разве не планировался… – его взгляд на долю секунды перемещается на Кирнана, будто он не уверен, можно ли сказать это перед ним, – школьный пикник в этот день?

– Да, но это будет вечером, – по крайней мере, я надеюсь, что мы с Треем все еще собираемся идти. Не считая сообщения из пары слов, что я отправила ему дня два назад, я с ним не разговаривала. В последний раз я позвонила ему вчера вечером, но мне пришлось оставить сообщение. Снова. И, безусловно, сейчас я представляю его на пляже с двумя девушками, натирающими ему спину маслом для загара.

– У тебя есть все необходимое для Австралии? – спрашивает Коннор.

– У нас есть купальник 1940-х годов. Не припоминаю ничего больше. Хотя мне было бы гораздо спокойнее, если бы я могла забыть того крокодила.

– Крокодил? – Кирнан широко распахивает глаза. Все остальные уже выслушали мое мнение о зловещем существе, которое прогуливается у стабильной точки на рассвете в то утро, куда я отправляюсь.

Папа кивает:

– Огромный. Но он будет там за несколько часов до ее прибытия. Такие обычно держатся подальше от пляжа под конец дня, судя по тому, что мы читали, – кажется, будто он пытается успокоить этим не только Кирнана и меня, но и себя самого.

– Да, – говорю я. – Я только надеюсь, что господин Крокодил читает те же статьи, что и мы. В общем, если считать ключи Тимоти и Эвелин, а также те два, что есть у Кирнана, то теперь у нас их четырнадцать, верно?

Коннор и Кэтрин кивают, и я продолжаю:

– Значит, осталось еще десять. Три из них находятся у Сола, Пруденс и Саймона, и я думаю, мы все согласны с тем, что их ключи нужно пытаться забрать в последнюю очередь, потому что иначе это раскроет наши планы, если они еще не в курсе, а также потому, что это, вероятно, потребует напряжения сил и может оказаться смертельно опасным. Нам не обязательно обсуждать это прямо сейчас, но в какой-то момент мне…

Я делаю глоток содовой, отчасти чтобы скрыть, как я взволнована даже мыслью о том, чтобы убить кого-то, но еще мне хочется оценить их реакцию. Сомневаюсь, что у кого-то за этим столом есть сомнения по поводу убийства Сола. Коннор сделал бы это голыми руками, если бы у нас был способ отправить его далеко в будущее, где он смог бы встретиться с Солом лицом к лицу. Мнение о Саймоне у всех почти такое же, хотя я удивляюсь Кирнану – судя по тому, что он мне рассказал, они когда-то были друзьями. Возможно, именно я меньше всего согласна с идеей убить кого-либо из них, но в таком случае я почти наверняка окажусь той, кому придется это сделать. Все кажется намного проще в абстрактном смысле.

Пруденс – совсем другое дело. Она дочь Кэтрин, мамина сестра, моя тетя. Мне даже не хочется думать о том, что единственный способ покончить со всем этим – это покончить с ней, и я подозреваю, что Кирнан придерживается тех же взглядов.

И здесь упоминаются только три человека из тех, кого, возможно, придется убить, чтобы остановить киристов. Сколько еще нам предстоит пройти, прежде чем мы доберемся до них, если, или, что более вероятно, когда наш план будет раскрыт? Судя по тому, что Кирнан показал мне в Истеро, мы можем столкнуться с толпами тех, кто готов рисковать жизнью, отстаивая свои убеждения. Я делаю глубокий вдох, пытаясь унять тревогу.

Кэтрин сидит напротив меня, плотно сжав губы.

– Как ты и сказала, мы разберемся с этим, когда придет время. Сол, Саймон и Пруденс станут последними ключами.

Рука Кирнана под столом, и он слегка сжимает мое колено, прежде чем заговорить:

– И когда мы до них доберемся, ты не будешь одна. – Он смотрит на Кэтрин. – Я не знаю, как много Кейт рассказала вам о моих отношениях с вашей дочерью. Могу сказать только то, что, когда мы были знакомы, Пруденс была очень проблемной молодой девушкой, и теперь, когда она стала старше, все только ухудшилось. Несмотря на ее роль во всем этом, мне трудно желать ей зла. Она сражается со своими собственными демонами. Некоторые из них – дело ее собственных рук, других создал для нее Сол. Но Кейт знает – и я хочу быть уверен, что вы все тоже знаете, – кому я предан. Не считая всего того, что они у меня отняли, я не хочу того будущего, которое они планируют.

Кэтрин кивает, а затем говорит:

– Приятно знать, что теперь на нашей стороне два человека, которые могут пользоваться ключами. Даже когда мы были историками и просто наблюдали за происходящим, ХРОНОС советовал нам первые несколько лет путешествовать парами. Мне никогда не нравилось то, что Кейт путешествует без поддержки, и неважно, как сильно она убеждает нас в том, что способна на это.

Не знаю, было ли на слове убеждает едва заметное ударение, или мне просто показалось. Я натянуто улыбаюсь Кэтрин и снова смотрю на список.

– Значит, остается семь ключей, которые мы должны найти в первую очередь.

– Шесть, – говорит мне Кэтрин. – Маркус, изучавший нацистов, уничтожил свой ключ.

– А ты уверена, что он действительно уничтожил его? – спрашивает папа. – Если уж на то пошло, то как их уничтожают? Из чего они вообще сделаны?

– Они сделаны из материала под названием триниум, – отвечает Коннор. – Сверхпрочный сплав, который еще не изобрели.

Папа поднимает бровь.

– Ты сказал триниум? Почему это название кажется мне знакомым?

Коннор закатывает глаза и отвечает:

– Потому что это был тест на гика. В случае с триниумом научно-фантастическое название стало самореализующимся пророчеством. В общем, сейчас это научная фантастика, но ко времени Кэтрин какие-то гики, придумавшие сплав прочнее титана, дали своему творению это название.

– Ладно, – говорю я. – Давайте притворимся, что мы все поняли, и вернемся к первым двум вопросам папы: уверены ли мы в том, что этот Маркус уничтожил свой ключ? И как мы их уничтожим?

– У меня еще один вопрос, – говорит Кирнан. – Разве тебе не пора взять и уничтожить те, что ты уже собрала? Держать их здесь – значит зазывать опасность.

Коннор кивает:

– Все верно. Отвечу на второй вопрос. Если коротко: нельзя физически уничтожить его. По крайней мере, невозможно уничтожить его ничем из того, что я нашел. Но можно превратить его в относительно бесполезный кусок металла. Триниевый корпус – всего лишь оболочка, внутри которой находится то, что позволяет путешествовать во времени, – он кивает на медальон, что висит на груди Кирнана. – Эта штука на деле представляет собой два куска триниума, сплавленных вместе. Пока у меня не выходит достичь необходимой высокой температуры, способной расплавить этот металл, но я могу разделить два куска ровно настолько, чтобы шов разошелся. Это нелегко, но вполне реально. И хотя микроскопические кусочки внутри оболочки водонепроницаемы, их не сравнить с серной кислотой.

– Водонепроницаемы? – вопросительно шепчет Кирнан, обращаясь ко мне. – Если бы я это знал, мне было бы гораздо легче принимать душ.

Я улыбаюсь, а потом чувствую, как к моим щекам приливает румянец. Потому что теперь в моей голове возник образ Кирнана в душе. И по ухмылке на его лице я понимаю, что он догадался, о чем я думаю, что, конечно же, заставляет меня покраснеть еще сильнее.

Голос Кэтрин приводит меня в себя:

– Значит, правильнее будет сказать, что у нас тринадцать рабочих ключей и одна бесполезная безделушка. И это именно то, что Маркус показывал мне в Вене, когда мы встретились несколько лет назад. Я совсем не видела свечения, а песочные часы на корпусе были совершенно неподвижны. Это был единственный раз, когда я видела, как медальоны выглядят для всех остальных. Дебора была права, когда говорила, что они уродливы.

– Но, – Коннор оглядывает стол, – отвечая на вопрос Кирнана, я не уверен, что есть какой-то смысл уничтожать их, пока все они не будут в наших руках. Я знаю, нам кажется, будто мы искушаем судьбу, храня их здесь, когда Сол, вероятно, может привести сюда Национальную гвардию, если захочет. Но если кто-то появится с ключом ХРОНОСа, планируя разграбить наш тайник, и обнаружит, что они деактивированы, что он или она будет делать дальше?

На мгновение воцаряется тишина, а потом папа говорит:

– Выяснит, когда именно ты их деактивировал и вернется до этого момента.

Кирнан отрицательно качает головой:

– При всем моем уважении я не согласен. Уничтожь их. Зачем облегчать задачу? Да, они вернутся назад, если не найдут их, но это даст нам день или час. И нам может очень понадобиться этот день или час. А может, они ждут, когда мы соберем их всех, чтобы они смогли просто прийти и разграбить тайник.

– Хм… Дедушка прав, – признает Коннор с некоторой неохотой. – Я оставлю минимальное количество, необходимое для того, чтобы дом и все мы были в безопасности, и, возможно, оставлю один запасной, на всякий случай. Остальные отправим в кислоту.

Я хватаю ручку со стойки позади нас.

– Итак, мы вычеркиваем нацистского историка из нашего списка, и остается шесть. У нас пять ключей, которые мы почти точно сможем забрать: один в России в 1957 году, один в порту Дарвин в 1942 году и три в Атенсе, штат Джорджия, в 1938 году. Значит, остается один.

– Может, и два. Возможно, Сол путешествовал с двумя ключами, – говорит Кэтрин. – Думаю, ключ Шайлы был уничтожен вместе с остальными в штабе ХРОНОСа, но я не уверена. Сол, возможно, забрал их.

– Ладно, – говорю я. – Не считая ключа Шайлы, ты уверена, что другой находится в прошлом, а не в будущем?

– Да. Три группы были разделены по эпохам, чтобы у нас были свои исследовательские дни для подготовки к различным путешествиям одновременно. Это позволяло нам поделиться опытом с другими историками, рассматривающими тот же самый исторический период. Как я уже отмечала ранее, в поле одновременно находились только две группы, и это означало, что группа современной истории не входила в график перемещений. У Шайлы было самое близкое – около 2020 года.

– 2024 год, – говорит Кирнан. – Сол прибыл в 2024-й.

– Приятно, наконец, узнать это после пяти десятилетий размышлений, – говорит Кэтрин, записывая на листе бумаги перед собой. – Что касается последнего ключа, то у меня нет ничего, кроме того, что я вложила в документ, который отдала Кейт. Эстер изучала матрилинейное общество[10]10
  Матрилинейное общество (матриархат) – форма общества или социальной организации, в которой лидирующая роль принадлежит женщинам.


[Закрыть] в Африке где-то между 1100 и 1300 годами. Я почти уверена, что это были аканы[11]11
  Аканы – этническая группа, в основном представляющая население современной Ганы и Кот-д’Ивуара.


[Закрыть], значит, она отправилась в единственную для того времени стабильную точку в Гане. Но это было семьсот-девятьсот лет назад. Я подозреваю, что он похоронен где-то, скорее всего вместе с Эстер, и его никогда не найдут. Вспомни, Кейт, сколько времени у тебя ушло на то, чтобы проверить Даллас. Можешь себе представить, каково будет делать то же самое в течение двухсот лет?

Я отрицательно качаю головой:

– Мне не удалось найти того парня в Москве и за два дня. С двумя столетиями я никогда не справлюсь. Думаю, нам просто придется надеяться на то, что ключ утерян.

– Ну, может быть, не придется, – говорит Кирнан. – Не знаю, упоминала ли Кейт об этом в своем дневнике, но я все еще работаю над тем, что мы начали вместе до… до того, как она исчезла. Мы были почти уверены, что нашли ключ в 1905 году.

– Так вот о чем она говорила в Лондоне? Она упомянула, что нужно распечатать какие-то листовки, и я ничего из этого не поняла, но о ключе она не говорила. Все это было вперемешку с рассказами о Джорджии 1938 года. В последних записях она казалась немного взволнованной. – Я бросаю взгляд на Кэтрин, но она не отрывается от своей тарелки. Она ковыряется в салате вилкой до тех пор, пока не находит оливку, затем протыкает ее и бросает в тарелку Коннора.

– Да, 1938 год прошел не так уж хорошо, – отвечает Кирнан. – Но, если говорить о 1905-м, я не видел доказательств, но Кейт была уверена. Она дважды видела с ним Гудини, первый раз в Лондоне, второй в Нью-Йорке…

– Гудини? – Коннор широко распахивает глаза. – Ты хочешь сказать, что у Гудини был ключ ХРОНОСа?

Кирнан кивает:

– Так мне сказала Кейт, моя Кейт. Она считала, что они с Кэтрин – я имею в виду Кэтрин из другой временной линии – приложили много усилий, чтобы установить… ну, Кейт называла это ловушкой. И теперь я точно знаю, сколько усилий они вложили в это, потому что мне пришлось идти по их следам. Я начал с нуля после сброса временной линии, но, думаю, я снова собрал все части головоломки и опять работаю под прикрытием.

– Под каким прикрытием? – спрашиваю я.

– Хорошая попытка, – отвечает он с усмешкой. – Ты ведь придешь, правда? Парк Норумбега?

– Я ведь обещала, помнишь? – я обвожу взглядом стол. Папа и Коннор многозначительно смотрят куда-то в сторону, а взгляд Кэтрин все еще сверлит тарелку, хотя теперь он кажется немного рассеянным. – Давай оставим это на завтрашнее утро. Но, может быть, ты мог бы дать нам взглянуть сейчас, ради всех остальных?

– Нет, – говорит он, все еще ухмыляясь. – Ты можешь рассказать им, когда вернешься домой.

Я смотрю на Кэтрин, надеясь, что она вмешается и скажет, что не хочет ждать, но она все еще не поднимает головы, поэтому я остаюсь без поддержки.

– Думаю, у нас есть платье, которое подойдет для 1905 года, если сделать пару изменений, – говорит Коннор.

Кирнан отрицательно качает головой:

– Нет необходимости. У меня дома есть платье…

В этот момент все, включая Кэтрин, поднимают на него взгляд, и хотя ни у кого из нас нет причин краснеть, мы краснеем.

– Оно осталось у меня, – говорит Кирнан, – из… прошлого.

Я пролистываю страницы, которые держу в руках, пытаясь привлечь внимание к текущему делу.

– Итак, вернемся к списку? – Я немного нервничаю из-за перемещения в 1938 год.

Честно говоря, даже упоминание об этом перемещении в Атенс, штат Джорджия, заставляет меня нервничать, потому что я уверена, что Кэтрин знает больше, чем те голые факты, которые посчитала нужным предоставить. В ее обзоре нет ни слова о том, что кто-то умрет. Там минимум информации: имена двух историков, которых она помнит, – Эйбела Уотерса и Делии Моррелл, то, что они были женаты, и заметка, что они были тренерами.

– Ты можешь рассказать нам что-нибудь еще об этом перемещении, Кэтрин? – спрашиваю я.

– Я бы посоветовала сначала сосредоточиться на получении ключей Эдриен и Уоллеса Меллер. Если мы сможем сделать это, не привлекая внимания Сола и его людей, которые захотят положить конец нашему делу, то только тогда мы сможем говорить о 1938 годе.

Мне очень не хочется мириться с тем, что я не получила никакой информации, но, возможно, сейчас не самое подходящее время и место.

– Ладно, Кэтрин. Давайте перейдем к отправлению в Россию. В предыдущей временной линии они так и не смогли забрать этот ключ.

В течение нескольких минут мы обсуждаем различные варианты, и Коннор задает Кэтрин тот же вопрос, который озвучила другая-Кейт в предыдущей временной линии, – зачем русским вообще проводить пресс-конференции в стране с контролируемыми государством средствами массовой информации?

Ему приходится повторить вопрос, но Кэтрин, наконец, отвечает:

– Хорошая мысль, Коннор. Но, по словам Меллера, именно на нее он и направлялся.

– А что, если мы посмотрим на это иначе? – спрашивает папа. – Где еще они могли бы провести пресс-конференцию по этому вопросу? Может быть, перемещение все-таки было не в Россию.

Кэтрин резко поворачивает голову и бросает на папу ядовитый взгляд.

– Я. Была. Там! – она кричит, наклоняясь вперед, и худое тело напрягается, когда обе ее руки вцепляются в край стола. – Я знаю, что слышала, Гарри. Думаю, что гораздо более вероятно то, что твоя дочь витала в облаках, наблюдая за стабильными точками. Наверное, она флиртовала с Треем в Интернете или думала, как бы пойти погулять в чертовом парке с этим парнем.

Кирнан стискивает зубы, но ничего не говорит. Папа выглядит немного ошеломленным, и, подозреваю, что на моем лице такое же выражение. Кэтрин становилась все раздражительней; Кэтрин даже становилась немного стервозной, но я только пару раз в жизни слышала, как она повышала голос. Это не Кэтрин.

Она переводит взгляд на меня, а затем берет лист и разрывает его пополам, бросая кусочки на свою тарелку. Ее голос звучит еще громче:

– Если бы ты хоть немного серьезнее отнеслась к этому, Кейт, мы бы уже были…

– Кэтрин! – резко произносит Коннор, хватая ее за руку. Она отстраняется от него и садится, ее лицо медленно теряет всякое выражение, а плечи опускаются вниз. Спустя минуту Коннор обнимает ее за плечи, и она наклоняется к нему.

– Все в порядке, – говорит он, и это напоминает мне то, как я утешала Дафну. – Здесь только семья. Хочешь, я провожу тебя обратно в твою комнату?

– Нет, – отвечает она тихо, и это беспокоит меня даже больше, чем крик. – Мне нужно остаться. – Она берет разорванные страницы, кладет их под тарелку и продолжает почти шепотом: – Мне очень жаль, Кейт. И Гарри.

Я одариваю ее улыбкой, которую она вряд ли замечает, потому что ее глаза прикованы к столу.

– Все нормально, Кэтрин.

– Конечно, – говорит папа. – Ничего страшного.

Коннор оглядывается на нас троих и благодарно кивает.

– Ладно, – говорит он, и его голос снова приобретает деловой тон. – Я не думаю, что Кейт действительно упустила Меллера. Когда я вошел сегодня утром в библиотеку, обнаружил там четыре банки «Доктора Пеппера», и никто, кроме нее, здесь не пьет эту гадость. Я думаю, что она поработала на целую неделю вперед за последние четыре дня, в промежутках между подготовкой к отъезду Деборы в Италию. Все так, Кейт?

– На две недели вперед, если отталкиваться от стандартных законов о труде.

– Значит, Гарри прав, – говорит он. – Нам нужно искать альтернативы Москве. Идеи?

– Ну, – говорит Кирнан, – если получится точно определить его местонахождение в любой момент до его смерти, то мы с Кейт можем отправиться туда и спросить его.

Кэтрин резко вскидывает голову и бросает на Кирнана странный взгляд, с долей грусти и растерянности:

– Отличная мысль, Кирнан. Не знаю, почему я не подумала об этом раньше.

Она почти точно озвучила мои собственные мысли. Я об этом не задумывалась, пока Кирнан не сказал это. Наверное, я все еще не до конца осознала концепцию времени как улицы с двусторонним движением. Кирнан занимается этим гораздо дольше, чем я.

И все же не дольше, чем Кэтрин, и я почти уверена, что именно это сейчас крутится у нее в голове. Она смотрит на Коннора и говорит:

– Пожалуй, я пойду в свою комнату. Я устала. Вы можете ввести меня в курс дела позже.

Когда они выходят из кухни и Коннор держит ее за руку, до меня вдруг доходит, что они вместе. Типа, вместе как пара. Не знаю, то ли это произошло недавно, то ли я была невероятно наивна, то ли они просто хорошо это скрывали. Но если они скрывали это, то почему? Я же не маленький ребенок, которого бы это шокировало… хотя, я должна признать, что немного удивлена, что не заметила этого раньше.

После того как они вышли из комнаты, папа немного подвинулся так, чтобы оказаться лицом ко мне и к Кирнану.

– Я не знаю, насколько хорошо ты знал другую-Кэтрин, – говорит он Кирнану, – но это не она, – смотрит на меня папа. – Коннор что-нибудь говорил тебе о ее здоровье?

– Только то, что ей не станет лучше. Он сказал, что несколько раз был свидетелем таких вспышек ярости, и он думает, что причина этому – стероиды. Видимо, они портят настроение.

– У Кэтрин не было рака в другой временной линии, – говорит Кирнан. Возможно, мы могли бы отправиться в будущее, достать какие-нибудь лекарства получше, – его взгляд на долю секунды опускается на мой подбородок, и я понимаю, что он думает о гидрогеле, который использовал после того, как меня облили кислотой в адском отеле. Я даже не хочу думать о том, как сильно я бы пострадала, если бы он этого не сделал.

– Возможно, – говорю я, – мы с Кэтрин уже говорили об этом раньше, но она сказала, что теперь поздно что-то делать. Я не знаю, возможно, на этой стадии остается только принимать таблетки, но мы могли бы найти что-то, что поможет ей выиграть немного времени. Я не уверена, что смогу убедить какого-нибудь врача из будущего помочь мне. Где ты взял гидрогель?

– Стащил его из медицинского центра в Нуэво-Рейно.

– Так… как думаешь, у тебя получится попасть туда и стащить противораковый препарат из… – я останавливаюсь и на минуту задумываюсь. – Кажется, Кэтрин говорила про 2070 год?

– Нет. – Коннор вернулся на кухню. Он подходит к холодильнику и достает пиво. – Гарри? Кирнан? – Они оба кивают, и он приносит бутылки к столу.

– Что значит нет? – спрашиваю я, когда он садится.

– Этому не бывать, Кейт. Вылечив ее, вы рискуете потерять весь тот прогресс, которого мы достигли. Мы с Кэтрин обсуждали это много раз, и я не могу препятствовать ей в этом. Слишком многое может измениться. Поэтому нет.

Он считывает выражение моего лица и продолжает:

– Мне это тоже не нравится, Кейт. Но мы вдвоем знаем, что она права. Каждый раз, когда ты берешь ключ, я не могу избавиться от ощущения, что мы ходим по тонкому льду. Все это похоже на «Дженгу» – в конце концов, ты вынешь именно тот брусок, после которого башня рухнет вниз.

Я сомневаюсь, знает ли Кирнан вообще, что такое «Дженга», но он кивает и делает глоток пива:

– В прошлый раз этим бруском был 1938 год. Я не знаю почему. Может быть, пара этих ключей была у приближенных – я не знаю, откуда взялся ключ Саймона, или Патрика Конвелла, или любых других лидеров региональных храмов.

Я обращаюсь к Коннору:

– Как много ты знаешь о перемещении 1938 года? У меня есть информация, которую дала мне Кэтрин, и немного от Кирнана, но в дневнике другой-Кейт почти ничего нет.

– Я знаю, что там застряли три историка, и все они связаны с ФПП – Федеральным писательским проектом. Это местоположение часто использовалось ХРОНОСом, потому оно позволяло неплохо устроиться. В рамках проекта тысячам безработных были представлены рабочие места, и им предстояло записывать истории из жизни обычных людей. Они устраивали на работу любого, кто мог написать связное предложение.