Текст книги "Маугли"

– Полного зоба и крепкого сна тебе, Чиль! – крикнула Багира. – Я не забуду тебя, когда выйду на добычу, и отложу целую голову тебе одному, о лучший из коршунов!

– Пустяки! Пустяки! Мальчик сказал Заветное Слово. Нельзя было не помочь ему! – И Чиль, сделав круг над лесом, полетел на ночлег.

– Он не забыл, что нужно сказать! – радовался Балу. – Подумать только: такой маленький, а вспомнил Заветное Слово Птиц, да еще когда обезьяны тащили его по деревьям!

– Оно было крепко вколочено в него, это слово! – сказала Багира. – Я тоже горжусь детенышем, но теперь нам надо спешить к Холодным Берлогам.

Все в джунглях знали, где находится это место, но редко кто бывал там, ибо Холодными Берлогами называли старый, заброшенный город, затерявшийся и похороненный в чаще леса; а звери не станут селиться там, где прежде жили люди. Разве дикий кабан поселится в таком месте, но не охотничье племя. Кроме того, обезьяны бывали там не чаще, чем во всяком другом месте, и ни один уважающий себя зверь не подходил близко к городу, разве только во время засухи, когда в полуразрушенных водоемах и бассейнах оставалась еще вода.

– Туда полночи пути полным ходом, – сказала Багира.

И Балу сразу приуныл.

– Я буду спешить изо всех сил, – сказал он с тревогой.

– Мы не можем тебя ждать. Следуй за нами, Балу. Нам надо спешить – мне и Каа.

– Хоть ты и на четырех лапах, а я от тебя не отстану, – коротко сказал Каа.

Балу порывался бежать за ними, но должен был сперва сесть и перевести дух, так что они оставили медведя догонять их, и Багира помчалась вперед быстрыми скачками. Каа молчал, но, как ни спешила Багира, огромный удав не отставал от нее. Когда они добрались до горной речки, Багира оказалась впереди, потому что перепрыгнула поток, а Каа переплыл его, держа голову и шею над водой. Но на ровной земле удав опять нагнал Багиру.

– Клянусь сломанным замком, освободившим меня, ты неплохой ходок! – сказала Багира, когда спустились сумерки.

– Я проголодался, – ответил Каа. – Кроме того, они называли меня пятнистой лягушкой.

– Червяком, земляным червяком, да еще желтым!

– Все равно. Давай двигаться дальше. – И Каа словно лился по земле, зорким глазом отыс-кивая самую краткую дорогу и двигаясь по ней.

Обезьяний Народ в Холодных Берлогах вовсе не думал о друзьях Маугли. Они притащили мальчика в заброшенный город и теперь были очень довольны собой. Маугли никогда еще не видел индийского города, и, хотя этот город лежал весь в развалинах, он показался мальчику великолепным и полным чудес. Один владетельный князь построил его давным-давно на невысоком холме. Еще видны были остатки мощенных камнем дорог, ведущих к разрушенным воротам, где последние обломки гнилого дерева еще висели на изъеденных ржавчиной петлях. Деревья вросли корнями в стены и высились над ними; зубцы на стенах рухнули и рассыпались в прах; ползучие растения выбились из бойниц и раскинулись по стенам башен висячими косматыми плетями.

Большой дворец без крыши стоял на вершине холма. Мрамор его фонтанов и дворов был весь покрыт трещинами и бурыми пятнами лишайников, сами плиты двора, где прежде стояли княжеские слоны, были приподняты и раздвинуты травами и молодыми деревьями. За дворцом были видны ряд за рядом дома без кровель и весь город, похожий на пустые соты, заполненные только тьмой; бесформенная каменная колода, которая была прежде идолом, валялась теперь на площади, где перекрещивались четыре дороги; только ямы и выбоины остались на углах улиц, где когда-то стояли колодцы да обветшалые купола храмов, по бокам которых проросли дикие смоковницы. Обезьяны называли это место своим городом и делали вид, будто презирают Народ Джунглей за то, что он живет в лесу. И все-таки они не знали, для чего построены все эти здания и как ими пользоваться. Они усаживались в кружок на помосте в княжеской зале совета, искали друг у дружки блох и играли в людей: вбегали в дома и опять выбегали из них, натаскивали куски штукатурки и всякого старья в угол и забывали, куда они все это спрятали; дрались и кричали, нападая друг на друга, потом разбегались играть по террасам княжеского сада, трясли там апельсиновые деревья и кусты роз для того только, чтобы посмотреть, как посыплются лепестки и плоды. Они обегали все переходы и темные коридоры во дворце и сотни небольших темных покоев, но не могли запомнить, что они уже видели, а чего еще не видали, и шатались везде поодиночке, попарно или кучками, хвастаясь друг перед другом, что ведут себя совсем как люди. Они пили из водоемов и мутили в них воду, потом дрались из-за воды, потом собирались толпой и бегали по всему городу, крича:

– Нет в джунглях народа более мудрого, доброго, ловкого, сильного и кроткого, чем Бандар-Логи!

Потом все начиналось снова, до тех пор, пока им не надоедал город, и тогда они убегали на вершины деревьев, все еще не теряя надежды, что когда-нибудь Народ Джунглей заметит их.

Маугли, воспитанный в Законе Джунглей, не понимал такой жизни, и она не нравилась ему. Обезьяны притащили его в Холодные Берлоги уже к вечеру, и, вместо того чтобы лечь спать, как сделал бы сам Маугли после долгого пути, они схватились за руки и начали плясать и распевать свои глупые песни. Одна из обезьян произнесла речь перед своими друзьями и сказала им, что захват Маугли в плен отмечает начало перемены в истории Бандар-Логов, потому что теперь Маугли покажет им, как надо сплетать ветви и тростники для защиты от холода и дождя.

Маугли набрал лиан и начал их сплетать, а обезьяны попробовали подражать ему, но через несколько минут им это наскучило, и они стали дергать своих друзей за хвосты и, кашляя, скакать на четвереньках.

– Мне хочется есть, – сказал Маугли. – Я чужой в этих местах – принесите мне поесть или позвольте здесь поохотиться.

Двадцать или тридцать обезьян бросились за орехами и дикими плодами для Маугли, но по дороге они подрались, а возвращаться с тем, что у них осталось, не стоило труда. Маугли обиделся и рассердился, не говоря уже о том, что был голоден, и долго блуждал по пустынным улицам, время от времени испуская Охотничий Клич Чужака, но никто ему не ответил, и Маугли понял, что он попал в очень дурное место.

«Правда все то, что Балу говорил о Бандар-Логах, – подумал он про себя. – У них нет ни Закона, ни Охотничьего Клича, ни вожаков – ничего, кроме глупых слов и цепких воровских лап. Так что если меня тут убьют или я умру голодной смертью, то буду сам виноват. Однако надо что-нибудь придумать и вернуться в мои родные джунгли. Балу, конечно, побьет меня, но это лучше, чем ловить дурацкие розовые лепестки вместе с Бандар-Логами».

Как только он подошел к городской стене, обезьяны сейчас же оттащили его обратно, говоря, что он сам не понимает, как ему повезло, и стали щипать его, чтобы он почувствовал к ним благодарность. Он стиснул зубы и промолчал, но все-таки пошел с громко вопившими обезьянами на террасу, где были водоемы из красного песчаника, наполовину полные дождевой водой. Там посередине террасы стояла разрушенная беседка из белого мрамора, построенная для княжеских жен, которых давно уже не было на свете. Купол беседки провалился и засыпал подземный ход из дворца, по которому женщины приходили сюда, но стены из мрамора ажурной работы остались целы. Чудесную резьбу молочной белизны, легкую, как кружево, украшали агаты, сердолики, яшма и лазурит, а когда над холмом взошла луна, ее лучи проникли сквозь резьбу, и густые тени легли на землю узором черного бархата. Обиженный, сонный и голодный Маугли все же не мог не смеяться, когда обезьяны начинали в двадцать голосов твердить ему, как они мудры, сильны и добры и как он неразумен, что хочет с ними расстаться.

– Мы велики! Мы свободны! Мы достойны восхищения! Достойны восхищения, как ни один народ в джунглях! Мы все так говорим – значит, это правда! – кричали они. – Сейчас мы тебе расскажем про себя, какие мы замечательные, раз ты нас слушаешь и можешь передать наши слова Народу Джунглей, чтобы в будущем он обращал на нас внимание.

Маугли с ними не спорил, и сотни обезьян собрались на террасе послушать, как их говоруны будут петь хвалы Бандар-Логам, и, когда болтуньи-обезьяны останавливались, чтобы перевести дух, остальные подхватывали хором:

– Это правда, мы все так говорим!

Маугли кивал головой, моргал глазами и поддакивал, когда его спрашивали о чем-нибудь, и голова у него кружилась от шума.

«Шакал Табаки, должно быть, перекусал их всех, – думал он про себя, – и они теперь взбесились. Это у них бешенство, «дивани». Неужели они никогда не спят? Вот сейчас это облако закроет луну. Если оно большое, я бы успел убежать в темноте. Но я устал».

За этим самым облаком следили два верных друга в полузасыпанном рву под городской стеной. Багира и Каа, зная, как опасны обезьяны, когда их много, выжидали, чтобы не рисковать понапрасну. Обезьяны ни за что не станут драться, если их меньше сотни против одного, а в джунглях мало кому нравится такой перевес.

– Я поползу к западной стене, – шепнул Каа, – и быстро скачусь по склону вниз, там мне будет легче. Они, конечно, не бросятся мне на спину всем скопом, но все же…

– Я знаю, – сказала Багира. – Если бы Балу был здесь! Но все-таки мы сделаем что можем. Когда это облако закроет луну, я выйду на террасу. Они там о чем-то совещаются между собой.

– Доброй охоты, – мрачно сказал Каа и скользнул к западной стене.

Она оказалась разрушенной меньше других, и большой удав замешкался, пробираясь между камнями.

Облако закрыло луну, и как раз в то время, когда Маугли раздумывал, что будет дальше, он услышал легкие шаги Багиры на террасе. Черная пантера взбежала по склону почти без шума и, не тратя времени на то, чтобы кусаться, раздавала удары направо и налево обезьянам, сидевшим вокруг Маугли в пятьдесят-шестьдесят рядов. Раздался общий вопль испуга и ярости, и, в то время как Багира шагала по катящимся и барахтающимся телам, одна обезьяна крикнула:

– Она тут одна! Убьем ее! Убьем!

Клубок дерущихся обезьян, кусаясь, царапаясь, дергая и терзая Багиру, сомкнулся над ней, а пять или шесть обезьян крепко ухватили Маугли, подтащили его к стене беседки и впихнули в пролом купола. Мальчик, воспитанный людьми, был бы весь в синяках, потому что падать ему пришлось с высоты добрых пятнадцати футов, но Маугли упал так, как Балу учил его падать, и сразу стал на ноги.

– Посиди тут, – кричали обезьяны, – пока мы не убьем твоих приятелей! А потом мы по-играем с тобой, если Ядовитый Народ оставит тебя в живых!

– Мы с вами одной крови, я и вы! – быстро шепнул Маугли Змеиное Слово.

Он слышал шорох и шипение вокруг в кучах щебня и для верности еще раз повторил Змеиное Слово.

– Ссслышим! Уберите клобуки! – сказало несколько тихих голосов (все развалины в Индии рано или поздно становятся обиталищем змей, и ветхая беседка кишела кобрами). – Стой смирно, Маленький Брат, иначе ты раздавишь нас!

Маугли стоял спокойно, глядя в отверстия ажурной резьбы и прислушиваясь к шуму драки вокруг черной пантеры, к воплям, бормотанию и шлепкам и к густому, хриплому кашлю Багиры, которая рвалась и металась взад и вперед, задыхаясь под кучей навалившихся на нее обезьян.

Впервые со дня своего рождения Багира дралась не на жизнь, а на смерть.

«Балу должен быть близко: Багира не пришла бы одна», – подумал Маугли и крикнул громко:

– К водоему, Багира! Скатись к водоему! Скатись и нырни! Бросайся в воду!

Багира его услышала, и этот крик, сказавший ей, что Маугли жив, придал ей силы. Она дралась отчаянно, шаг за шагом прокладывая себе дорогу к водоему. И вот у подножия разрушенной стены, ближе к джунглям, раздался, как гром, боевой клич Балу. Как ни спешил старый медведь, он не мог поспеть раньше.

– Багира, – кричал он, – я здесь! Я лезу вверх! Я спешу! Камни скользят у меня из-под ног! Дайте только до вас добраться, о вы, подлые Бандар-Логи!

Медведь, пыхтя, взобрался на террасу и исчез под волной обезьян, но тут же, присев на корточки, расставил передние лапы и загреб ими столько обезьян, сколько мог удержать. Потом посыпались равномерные удары – хлоп-хлоп-хлоп! – с чмоканьем, словно гребное колесо било по воде. Шум падения и всплеск сказали Маугли, что Багира пробиралась к водоему, куда обезьяны не могли полезть за ней. Пантера лежала в воде, выставив только голову, и жадно ловила ртом воздух, а обезьяны, стоя в три ряда на красных ступенях, приплясывали от злобы на месте, готовые наброситься на нее со всех сторон разом, если она выйдет из воды на помощь Балу. Вот тогда-то Багира подняла мокрый подбородок и в отчаянии крикнула, зовя на помощь Змеиный Народ:

– Мы с вами одной крови, я и вы!

Она думала, что Каа струсил в последнюю минуту. Даже Балу на краю террасы, едва дыша под навалившимися на него обезьянами, не мог не засмеяться, услышав, что черная пантера просит помощи.

Каа только что перевалился через западную стену и с такой силой рухнул на землю, что большой камень свалился в ров. Он не намерен был отступать и раза два свернулся и развернулся, проверяя, насколько каждый фут его длинного тела готов к бою. Тем временем Балу продолжал бой, и обезьяны вопили над водоемом вокруг Багиры, и нетопырь Манг, летая взад и вперед, разносил по джунглям вести о великой битве, так что затрубил даже дикий слон Хатхи. Далеко в лесу проснулись отдельные стайки обезьян и помчались по верхушкам деревьев к Холодным Берлогам, на помощь своим родичам, и шум битвы разбудил дневных птиц на много миль вокруг. Тогда Каа двинулся быстро, напрямик, горя жаждой убийства. Вся сила удава – в тяжком ударе головой, удвоенном силой и тяжестью всего тела. Если вы можете себе представить копье, или таран, или молот весом почти в полтонны, направляемый спокойным, хладнокровным умом, вы можете себе представить, каков был Каа в бою. Удав длиной в четыре или пять футов может сбить с ног человека, если ударит его головой в грудь, а в Каа было целых тридцать футов, как вам известно. Первый удар, направленный прямо в гущу обезьян, окружавших Балу, был нанесен молча, с закрытым ртом, а второго удара не понадобилось. Обезьяны бросились врассыпную с криком:

– Каа! Это Каа! Бегите! Бегите!

Не одно поколение обезьян воспитывалось в страхе и вело себя примерно, наслушавшись от старших рассказов про Каа, ночного вора, который умел проскользнуть среди ветвей так же бесшумно, как растет мох, и утащить самую сильную обезьяну; про старого Каа, который умел прикидываться сухим суком или гнилым пнем, так что самые мудрые ничего не подозревали до тех пор, пока этот сук не хватал их. Обезьяны боялись Каа больше всего на свете, ибо ни одна из них не знала пределов его силы, ни одна не смела взглянуть ему в глаза и ни одна не вышла живой из его объятий. И потому, дрожа от страха, они бросились на стены и на крыши домов, а Балу глубоко вздохнул от облегчения. Шерсть у него была гораздо гуще, чем у Багиры, но и он сильно пострадал в бою. И тут Каа, впервые раскрыв пасть, прошипел одно долгое, свистящее слово, и обезьяны, далеко в лесу спешившие на помощь к Холодным Берлогам, замерли на месте, дрожа так сильно, что ветви под их тяжестью согнулись и затрещали. Обезьяны на стенах и на крышах домов перестали кричать, в городе стало тихо, и Маугли услышал, как Багира отряхивает мокрые бока, выйдя из водоема. Потом снова поднялся шум. Обезьяны полезли выше на стены, уцепились за шеи больших каменных идолов и визжали, прыгая по зубчатым стенам, а Маугли, приплясывая на месте, приложился глазом к ажурной резьбе и начал ухать по-совиному, выражая этим презрение и насмешку.

– Достанем детеныша из западни, я больше не могу! – тяжело дыша, сказала Багира. – Возьмем детеныша и бежим. Как бы они опять не напали!

– Они не двинутся, пока я не прикажу им. Сстойте на месссте, – прошипел Каа, и кругом опять стало тихо. – Я не мог прийти раньше, Сестра, но мне показалось, что я слышу твой зов, – сказал он Багире.

– Я… я, может быть, и звала тебя в разгаре боя, – ответила Багира. – Балу, ты ранен?

– Не знаю, как это они не разорвали меня на сотню маленьких медведей, – сказал Балу, степенно отряхивая одну лапу за другой. – Ооу! Мне больно! Каа, мы тебе обязаны жизнью, мы с Багирой…

– Это пустяки. А где же человечек?

– Здесь, в западне! Я не могу выбраться! – крикнул Маугли.

Над его головой закруглялся купол, провалившийся по самой середине.

– Возьмите его отсюда! Он танцует, как павлин. Он передавит ногами наших детей! – сказали кобры снизу.

– Ха! – засмеялся Каа. – У него везде друзья, у этого человечка. Отойди подальше, человечек, а вы спрячьтесь, о Ядовитый Народ! Сейчас я пробью стену.

Каа хорошенько осмотрелся и нашел почерневшую трещину в мраморной резьбе, там, где стена была сильнее всего разрушена, раза два-три слегка оттолкнулся головой, примериваясь, потом приподнялся на шесть футов над землей и ударил изо всей силы десять раз подряд. Мраморное кружево треснуло и рассыпалось облаком пыли и мусора, и Маугли выскочил в пробоину и бросился на землю между Багирой и Балу, обняв обоих за шею.

– Ты не ранен? – спросил Балу, ласково обнимая Маугли.

– Меня обидели, я голоден и весь в синяках. Но как жестоко они вас потрепали, братья мои! Вы все в крови!

– Не одни мы, – сказала Багира, облизываясь и глядя на трупы обезьян на террасе и вокруг водоема.

– Это пустяки, все пустяки, если ты жив и здоров, о моя гордость, лучший из лягушат! – прохныкал Балу.

– Об этом мы поговорим после, – сказала Багира сухо, что вовсе не понравилось Маугли. – Однако здесь Каа, которому мы с Балу обязаны победой, а ты – жизнью. Поблагодари его, как полагается по нашим обычаям, Маугли.

Маугли обернулся и увидел, что над ним раскачивается голова большого удава.

– Так это и есть человечек? – сказал Каа. – Кожа у него очень гладкая, и он похож на Бандар-Логов. Смотри, чтоб я не принял тебя за обезьяну как-нибудь в сумерках, после того как я сменю свою кожу.

– Мы с тобой одной крови, ты и я, – отвечал Маугли. – Сегодня ты возвратил мне жизнь. Моя добыча будет твоей добычей, когда ты проголодаешься, о Каа!

– Спасибо, Маленький Брат, – сказал Каа, хотя глаза его смеялись. – А что может убить такой храбрый охотник? Я прошу позволения следовать за ним, когда он выйдет на ловлю.

– Сам я не убиваю, я еще мал, но я загоняю коз для тех, кому они нужны. Когда захочешь есть, приходи ко мне – и увидишь, правда это или нет. У меня ловкие руки, – он вытянул их вперед, – и, если ты попадешься в западню, я смогу уплатить долг и тебе, и Багире, и Балу. Доброй охоты вам всем, учителя мои!

– Хорошо сказано! – проворчал Балу, ибо Маугли благодарил, как полагается.

Удав положил на минуту свою голову на плечо Маугли.

– Храброе сердце и учтивая речь, – сказал он. – С ними ты далеко пойдешь в джунглях. А теперь уходи отсюда скорей вместе с твоими друзьями. Ступай спать потому, что скоро зайдет луна, а тебе не годится видеть то, что будет.

Луна садилась за холмами, и ряды дрожащих обезьян, которые жались по стенам и башням, походили на рваную, колеблющуюся бахрому. Балу сошел к водоему напиться, а Багира начала вылизывать свой мех. И тут Каа выполз на середину террасы, сомкнул пасть, звучно щелкнув челюстями, и все обезьяны устремили глаза на него.

– Луна заходит, – сказал он. – Довольно ли света, хорошо ли вам видно?

По стенам пронесся стон, словно вздох ветра в вершинах деревьев:

– Мы видим, о Каа!

– Хорошо! Начнем же пляску Каа – Пляску Голода. Сидите смирно и смотрите!

Он дважды или трижды свернулся в большое двойное и тройное кольцо, покачивая головой справа налево. Потом начал выделывать петли и восьмерки и мягкие, расплывчатые треугольники, переходящие в квадраты и пятиугольники, не останавливаясь, не спеша и не прекращая ни на минуту негромкого гудения. Становилось все темнее и темнее, и напоследок уже не видно было, как извивается и свивается Каа, слышно было только, как шуршит его чешуя.

Балу и Багира словно обратились в камень, ощетинившись и глухо ворча, а Маугли смотрел и дивился.

– Бандар-Логи, – наконец послышался голос Каа, – можете вы шевельнуть рукой или ногой без моего приказа? Говорите.

– Без твоего слова мы не можем шевельнуть ни рукой, ни ногой, о Каа!

– Хорошо! Подойдите на один шаг ближе ко мне!

Ряды обезьян беспомощно качнулись вперед, и Балу с Багирой невольно сделали шаг вперед вместе с ними.

– Ближе! – прошептал Каа.

И обезьяны шагнули еще раз.

Маугли положил руки на плечи Багиры и Балу, чтобы увести их прочь, и оба зверя вздрогнули, словно проснувшись.

– Не снимай руки с моего плеча, – шепнула Багира, – не снимай, иначе я пойду… пойду к Каа. А-ах!

– Это всего только старый Каа выделывает круги в пыли, – сказал Маугли. – Идем отсюда.

И все трое выскользнули в пролом стены и ушли в джунгли.

– Уу-ф! – вздохнул Балу, снова очутившись среди неподвижных деревьев. – Никогда больше не стану просить помощи у Каа! – И он весь содрогнулся с головы до ног.

– Каа знает больше нас, – вся дрожа, сказала Багира. – Еще немного, и я бы отправилась прямо к нему в пасть.

– Многие отправятся туда же, прежде чем луна взойдет еще раз, – ответил Балу. – Он хорошо поохотится – на свой лад.

– Но что же все это значит? – спросил Маугли, который не знал ничего о притягательной силе змеи. – Я видел только большую змею, которая выписывала зачем-то круги по земле, пока не стемнело. И нос у Каа был весь разбит. Ха-ха!

– Маугли, – сердито сказала Багира, – нос он разбил ради тебя, так же как мои уши, бока и лапы, плечи и шея Балу искусаны ради тебя. И Балу и Багире трудно будет охотиться в течение многих дней.

– Это пустяки, – сказал Балу. – Зато детеныш опять с нами!

– Правда, но он нам дорого обошелся: ради него мы были изранены, пожертвовали временем, удачной охотой, собственной шкурой – у меня выщипана вся спина – и даже нашей честью. Ибо, не забывай этого, мне, черной пантере, пришлось просить помощи у Каа, и мы с Балу потеряли разум, как малые птенцы, увидев Пляску Голода. А все оттого, что ты играл с Бандар-Логами!

– Правда, все это правда, – сказал Маугли, опечалившись. – Я плохой детеныш, и в животе у меня горько.

– Мф! Что говорит Закон Джунглей, Балу?

Балу вовсе не желал новой беды для Маугли, но с Законом не шутят, и потому он проворчал:

– Горе не мешает наказанию. Только не забудь, Багира, что он еще мал!

– Не забуду. Но он натворил беды, и теперь надо его побить. Маугли, что ты на это скажешь?

– Ничего! Я виноват. А вы оба ранены. Это только справедливо.

Багира дала ему десяток шлепков, легких, на взгляд пантеры (они даже не разбудили бы ее собственного детеныша), но для семилетнего мальчика это были суровые побои, от которых всякий рад был бы избавиться. Когда все кончилось, Маугли чихнул и без единого слова поднялся на ноги.

– А теперь, – сказала Багира, – прыгай ко мне на спину, Маленький Брат, и мы отправимся домой.

Одна из прелестей Закона Джунглей состоит в том, что с наказанием кончаются все счеты. После него не бывает никаких придирок.

Маугли опустил голову на спину Багиры и заснул так крепко, что даже не проснулся, когда его положили на землю в родной берлоге.