Книга: Книга джунглей - Редьярд Киплинг

Сборник историй разнороден по своему содержанию и по откровениям, местами противоречивым, не складывающимся в единую систему. Например, малоизвестная сказка «Белый Котик» с чудным воспроизведением русской речи – это манифест зоозащитника. Весь XX век был посвящен таким историям о губительной жадности человека, уничтожающей невинный животный мир. Конечно, можно искать в тексте библейские мотивы, когда заглавный герой выводит свой народ в землю обетованную, спасает от безжалостных агрессоров в лице охотников и равнодушных соседей. В этом гуманизм Киплинга, воспитанный на древних культурных кодах. Но и не менее важное публицистическое высказывание, отражающее ту ситуацию с истреблением целых видов, начавшуюся с конца XVIII века.

Совершенно другая по интонации сказка «Маленький Тумаи». Удивительная по литературной силе, сложенная из жестких, тревожных ритмов, она стоит на пограничье между восхищением мудрыми силами природы, которые олицетворят слоны, и провозглашением царства человека. Киплинг с иронией наблюдает нравы индийских погонщиков слонов, белых колониаторов, их тщеславие и часто чрезмерную жестокость по отношению к животным. Писатель рисует страшные и гипнотизирующие сцены охоты, дает возможность услышать боль порабощаемых гигантов, их преданность и покорность, ничем не вознаграждаемую. Можно даже попробовать вывести из сказки метафору унизительности рабства, но это уже будет осовременивание. Киплинг искренне восхищается маленьким Тумаи, невоспитанным и невежественным во всем, что касается цивилизации и этикета. Но именно его незагаженной первобытной душе покоряется природа.

Совсем другие эмоции крутятся в «Слугах Ее Величества». Это почти басня, где полковые животные хвастаются друг перед другом своей полезностью в бою. Тут оторопь берет от того, с каким цинизмом рассказчик подслушивает разговор зверей, цель которых состоит в том, чтобы как можно усерднее служить человеку для исполнения его кровожадных и тщеславных замыслов. Жаждущие несвободы и подчинения, наделенные рабским сознанием, они всего лишь забавляют рассказчика, служат отталкивающим примером, насмешкой над неразвитой первобытной личностью.

Иронические отзвуки есть и в «Рикки-Тикки-Тави», когда Киплинг пишет о том, что каждый мангуст мечтает стать домашним и жить рядом с человеком. Правда, эта история гораздо тоньше и неоднозначнее, что и обеспечило ей большую популярность в интерпретациях. Мифологическая история составляет крепкий фундамент, на котором выросла писательская фантазия и публицистическое чутье.

Наконец, три истории о Маугли, ставшие общекультурным мифом, тоже не безобидны. Что интересно, хоть Маугли по закону и должен вернуться к людям (делает это он дважды и вовсе не под влиянием любовного жара, как сделано в двух знаменитейших мультипликационных версиях), соотечественников он презирает. Генеральной мыслью через цикл проходит мысль о простом, бесхитростном, но справедливом существовании природы. Наделяя животных индийскими именами, Киплинг, конечно, возводит их до символа, тотемной универсальности. От этого возникает некоторая путаница и неравномерность, когда в сказках фигурируют уникальные представители или целые семейства. И не всегда вид животного определяет его коллективную личность. Так Шер-Хан (хоть Киплинг и смеется над представлениями туземцев о переселении душ) не олицетворяет собой всех тигров, а отвечает только за одного единственного хромого тигра, покусившегося на человека и обрушившего на себя некий антично-первородный рок. Но устаревших представлений об общественной иерархии у Киплинга достаточно. Бандар-Логи – это национализм, выглядящей с точки зрения современной этики кошмарным. Целому виду отказывается в праве на существование из-за родовых черт. Да, в рамках сказочной системы это оправдано. Но Киплинг не фольклорист и не стремится к последовательности и логике сказки, это отблески презрения цивилизованного человека к народностям, которые «досаждают» просвещенному миру.

В общем, книга полна парадоксов и очень непростых размышлений. Красота и сила литературного дара Киплинга такова, что очень трудно воспитывать в себе несовременного читателя. Во многих местах кажется, что он знает и чувствует день сегодняшний, проблемы, накатившие на планету страшным кровавым комом. Но его этика всё же там, в колониальных военных конфликтах, в вере в окончательную победу над природой и в то же время восхищение перед ее необузданностью и справедливостью.

Зато вот иллюстрации Роберта Ингпена вне времени. Их можно использовать как атлас животных, энциклопедию для детей. Художник отказывается от какой-либо стилизации и с анатомической достоверностью изображает всех героев рассказов. Это портреты, наследующие художникам прошлых столетий, искусно сочетавших образность с физиологической подробностью. Пейзажи, уносящие фантазию в далекие страны. Ингпен лаконичной гаммой умеет передавать свет иного солнца, его отблески на экзотических ландшафтах. Есть и оммажи академической живописи. Достаточно посмотреть на обнаженного Маугли, принимающего позы античных воинов. Дикость и природная элегантность этого мгновения полны достоинства. Конечно, Ингпен расходится с игровой природой текстов Киплинга. Но в пространстве одной книги получается еще более объемное высказывание.