Текст книги "Сказки и легенды"

Откуда у леопарда пятна

В те дни, когда все только начиналось, о Мое Солнышко, Леопард жил в месте под названием Высокий Вельд. Запомни – то был не Низкий Вельд, не Кустарниковый Вельд, не Угрюмый Вельд, а голый-преголый, жаркий, солнечный Высокий Вельд, где было полно песка, скал песочного цвета и редких пучков песочно-желтой травы. Еще там жили Жираф и Зебра, и Антилопа Канна, и Антилопа Куду, и Антилопа Бубал – все песочно-серовато-коричневой расцветки. А Леопард был самым песочно-серовато-коричневым из всех. Этот зверь кошачьей породы до последнего волоска подходил к желтовато-серовато-коричневому Высокому Вельду… К несчастью для Жирафа, Зебры и остальных травоядных животных, потому что Леопард ложился у желтовато-серовато-коричневого камня или прятался в траве, а когда появлялись Жираф, или Зебра, или Антилопа Канна, или Антилопа Куду, или Антилопа Бубал, хищник заставал их врасплох, и они не успевали упрыгать. Честное слово, он так и делал!

Еще в Высоком Вельде жил Эфиоп, в ту пору серовато-желтовато-коричневый. Леопард и Эфиоп охотились вдвоем: человек – с помощью лука и стрел, зверь – с помощью зубов и когтей, и в конце концов Жираф и Антилопа Куду, и Квагга, и остальные травоядные прямо уже не знали, в какую сторону прыгать. Честное слово, Мое Солнышко, не знали!

Прошло много времени (в те дни животные жили очень долго), и травоядные научились шарахаться от всего, что хоть немного напоминало Леопарда или Эфиопа. И в конце концов все они ушли из Высокого Вельда, первым – Жираф, потому что у него были самые длинные ноги.

Они бежали день за днем, пока не добрались до большого леса, где было полным-полно деревьев, кустарников и теней – полосатых, крапчатых, пятнистых. Там они и спрятались.

Прошло еще много времени. Животные стояли наполовину в тени, наполовину на солнце, на них падали колеблющиеся тени деревьев, и в конце концов Жираф сделался пятнистым, Зебра – полосатой, а Антилопа Канна и Антилопа Куду потемнели, на их спинах появились маленькие волнистые серые полоски, похожие на кору на древесном стволе. Вот почему, хотя зверей можно было услышать и учуять, заметить их удавалось редко и только тем, кто точно знал, куда смотреть.

Пока травоядные прекрасно проводили время в тенистом лесу, Леопард и Эфиоп бегали по серовато-желтовато-коричневому Высокому Вельду, гадая, куда подевались их завтраки, обеды и ужины. Наконец они так проголодались, что начали есть крыс, жуков и горных кроликов, и у них разболелись животы.

А потом они встретили Павиана – собакоголового лающего бабуина, самого мудрого из животных Южной Африки.

– Куда подевалась вся дичь? – спросил Леопард Павиана (а день был очень жаркий).

Павиан подмигнул. Он-то знал.

Тогда к Павиану обратился Эфиоп:

– Не мог бы ты поведать мне о нынешней среде обитания аборигенной фауны?

(Эфиоп спросил о том же самом, о чем спрашивал Леопард, просто он, как взрослый человек, всегда употреблял длинные слова).

Павиан снова подмигнул. Он-то знал.

– Дичь запятнала себя бегством из родных мест, – ответил он. – И мой тебе совет, Леопард: подумай о том, чтобы тоже себя запятнать.

– Прекрасно, – сказал Эфиоп, – но все-таки я хотел бы знать, куда мигрировала аборигенная фауна.

И Павиан ответил:

– Аборигенная Фауна присоединилась к аборигенной Флоре, потому что пришло время перемен. И мой тебе совет, Эфиоп: тоже изменись как можно скорее.

Это озадачило Леопарда и Эфиопа, но они отправились на поиски местной Флоры, и вскоре, по прошествии нескольких дней, увидели огромный, высокий-превысокий лес, где все деревья были разрисованы, размалеваны, заштрихованы, исполосованы, заляпаны и запятнаны тенями. (Быстро произнеси это вслух, и ты поймешь, каким тенистым был лес).

– Что это такое непроницаемо темное, но в то же время полное пятнышек света? – спросил Леопард.

– Не знаю, – ответил Эфиоп, – но, должно быть, это аборигенная Флора. Я чую запах Жирафа, я слышу Жирафа, но не вижу Жирафа.

– Любопытно, – заметил Леопард. – Наверное, дело в том, что мы только что пришли с яркого света в тень. Я чую Зебру, я слышу Зебру, но не вижу Зебру.

– Давай подождем немного, – предложил Эфиоп. – Мы уже давно на них не охотились. Может, мы просто забыли, как они выглядят?

– Ерунда! – фыркнул Леопард. – Я прекрасно помню, какими они были в Высоком Вельде, особенно хорошо помню их мозговые косточки. Жираф пяти с лишним метров ростом, бежево-золотисто-желтый с головы до ног, а Зебра около полутора метров, с головы до ног бежево-серо-палевая.

– Э-э-э, – сказал Эфиоп, вглядываясь в пятнисто-колючие тени аборигенной Флоры. – Тогда на фоне этого темного места они должны выделяться, как выделяются спелые бананы, упавшие на черную землю.

Как бы не так! Леопард и Эфиоп охотились целый день, но, хотя чуяли добычу и слышали добычу, так никого и не увидели. А когда настала пора сделать перерыв, Леопард сказал:

– Умоляю, давай подождем темноты. Охота при свете дня получилась просто позорной.

Итак, они дождались темноты, и, когда свет звезд начал полосами и пятнами просачиваться сквозь ветви, Леопард услышал чье-то фырканье и прыгнул на шум. Фыркающее существо пахло, как зебра, и на ощупь было, как зебра, а когда Леопард сбил его с ног, стало лягаться, как зебра, но он не смог его разглядеть.

Тогда он сказал:

– Не брыкайся, о невидимое существо. Я буду сидеть у тебя на голове до утра, потому что есть в тебе что-то такое, чего я не понимаю.

Вскоре он услышал ворчание, треск и возню, и Эфиоп крикнул:

– Я поймал кого-то, кого не вижу! Оно пахнет, как жираф, и брыкается, как жираф, но оно невидимое!

– Не доверяй ему, – отозвался Леопард. – Посиди у него на голове до утра, а я буду сидеть на моем! Они тут все какие-то невидимки.

Они добросовестно просидели на своей добыче до самого рассвета, и тогда Леопард спросил:

– Что на твоем конце обеденного стола, брат?

Эфиоп почесал в затылке и ответил:

– Нечто сочного оранжево-коричневого цвета, похожее на Жирафа, только с головы до копыт в каштановых пятнах. А что на твоем конце стола, брат?

Леопард тоже почесал в затылке и ответил:

– Нечто серовато-коричнево-палевое, похожее на зебру, но расписанное черно-фиолетовыми полосками. Что, во имя неба, ты с собой сделала, Зебра? Разве ты не знаешь, что в Высоком Вельде я мог разглядеть тебя за десять миль? А теперь ты стала невидимкой.

– Да, но тут не Высокий Вельд, – сказала Зебра. – Не видишь, что ли?

– Теперь-то вижу, а вот вчера весь день не мог никого разглядеть, – признался Леопард. – Как вы это делаете?

– Выпустите нас, – предложила Зебра, – и мы покажем.

Леопард и Эфиоп выпустили Зебру и Жирафа, и Зебра отошла к невысоким колючим кустам, где солнечный свет падал полосами, а Жираф отошел к высоким деревьям, где тени были пятнистыми.

– Теперь смотрите, – сказали они. – Вот как это делается. Раз-два-три! Ну, и где ваш завтрак?

Леопард пристально смотрел в ту сторону, и Эфиоп пристально смотрел в ту сторону, но они видели только полосатые тени и пятнистые тени, но ни единого намека на зебру и жирафа. А травоядные ушли и спрятались в тенистом лесу.

– Хи! Хи! Хи! – сказал Эфиоп. – Этому трюку стоит научиться. Вот тебе урок, Леопард. В таком темном месте ты бросаешься в глаза, как кусок мыла в ведерке с углем.

– Хо! Хо! Хо! – воскликнул Леопард. – Ты очень удивишься, если я скажу, что в таком темном месте ты сам бросаешься в глаза, как желтый горчичник на мешке угольщика?

– Ну, с помощью обзывалок обед не добудешь, – сказал Эфиоп. – Дело в том, что мы не подходим к здешним природным условиям. Я собираюсь последовать совету Павиана. Он сказал, что я должен измениться, а поскольку мне нечего менять, кроме кожи, ее-то я и изменю.

– И какой она станет? – спросил очень взволнованный Леопард.

– Она станет прекрасного, практичного черно-коричневого цвета с небольшим фиолетовым отливом и оттенком серого. Как раз то, что нужно, чтобы прятаться в дуплах и за деревьями.

И Эфиоп тут же сменил кожу, а Леопард взволновался еще сильней: он никогда еще не видел, чтобы человек менял кожу.

– А как же я? – спросил он, когда Эфиоп натянул прекрасную новую черную кожу на последний мизинец.

– Ты тоже последуй совету Павиана.

– Я ему уже последовал, – сказал Леопард. – Он сказал, что травоядные запятнали себя бегством из родных мест и я должен поступить так же. Я бежал из родных мест со всех лап и пришел с тобой сюда, только это ничего мне не дало.

– Павиан говорил совсем не о том, – возразил Эфиоп. – Когда он сказал, что ты должен себя запятнать, он имел в виду пятна на твоей шкуре.

– Какая польза мне будет от пятен? – не понял Леопард.

– Подумай о Жирафе, – сказал Эфиоп. – Или, если тебе больше нравятся полоски, подумай о Зебре. Уж они-то своим пятнам и полоскам рады-радешеньки.

– Ну уж нет! Ни за что не хочу стать похожим на Зебру, – заявил Леопард.

– Что ж, решай сам, – сказал Эфиоп. – Мне бы не хотелось охотиться без тебя, но если тебе непременно надо бросаться в глаза, как подсолнух на фоне потемневшего забора, придется с тобой распрощаться.

– Хорошо, я выбираю пятна, – сдался Леопард. – Только пусть они не будут очень большими. На Жирафа я тоже не хочу быть похожим.

– Я нарисую тебе пятнышки кончиками пальцев, – пообещал Эфиоп. – На моей коже осталось еще много черной краски. Сейчас увидишь!

И Эфиоп сложил пальцы в щепоть (на его новой коже и вправду осталось еще много черной краски) и начал прикасаться к Леопарду. И везде, где пять пальцев дотрагивались до шкуры, оставалось пять маленьких, тесно расположенных черных отметин. Такие отметины ты можешь увидеть на шкуре любого леопарда, Мое Солнышко. Иногда пальцы соскальзывали, и отпечатки получались слегка смазанными; но если сейчас внимательно присмотреться к леопарду, станет ясно, что отметины на его шкуре состоят из пяти пятнышек, оставленных пятью толстыми черными кончиками пальцев.

– Вот теперь ты писаный красавец! – сказал Эфиоп. – Ты можешь лежать на голой земле и выглядеть как куча гальки. Ты можешь лежать на голых камнях и выглядеть как пестрый валун. Ты можешь лежать на ветке и выглядеть как солнечный свет, пробившийся сквозь листву, а можешь разлечься прямо посередине дорожки, и никто тебя не увидит. Думай об этом и радостно мурлыкай!

– Но если я такой потрясающий, почему ты тоже не стал пятнистым? – спросил Леопард.

– О, эфиопу больше всего к лицу просто черный, – сказал Эфиоп. – А теперь пошли посмотрим, сможем ли мы поквитаться с мистером Раз-Два-Три-И-Где-Ваш-Завтрак!

И они отправились охотиться и жили долго и счастливо, Мое Солнышко.

Вот и конец этой сказки.

Время от времени ты будешь слышать от взрослых: «Разве может эфиоп сменить кожу, а леопард – пятна?» Но даже взрослые вряд ли все время повторяли бы такие глупости, если бы Леопард и Эфиоп уже не сделали такое однажды. Но больше они никогда не будут меняться, Мое Солнышко. Они и так вполне довольны собой.

Слоненок

В стародавние времена, о Мое Солнышко, хобота у слона не было, а был только черный выпуклый нос размером с ботинок. Слон мог вертеть им из стороны в сторону, но ничего не мог им подобрать. Но жил тогда один Слоненок, полный ненасытного любопытства, который задавал очень много вопросов. Жил он в Африке, и вся Африка стонала от его любознательности.

Он спросил свою длинноногую тетю Страусиху, почему у нее перья на хвосте растут именно так, а не этак, и длинноногая тетя Страусиха дала ему тумака твердой-претвердой ногой. Он спросил своего долговязого дядю Жирафа, отчего у него пятнистая шкура, и долговязый дядя Жираф дал ему тумака твердым-претвердым копытом.

И все равно любопытству Слоненка не было предела!

Он спросил свою толстую тетю Гиппопотамиху, почему у нее красные глаза, и толстая тетя Гиппопотамиха дала ему тумака широким-прешироким копытом, а потом спросил своего волосатого дядю Бабуина, почему у дынь такой вкус, и волосатый дядя Бабуин дал ему тумака волосатой-преволосатой лапой.

И все равно любопытству Слоненка не было предела!

Он задавал вопросы обо всем, что видел, слышал, щупал, чуял и к чему прикасался, и все дяди и тети задавали ему трепку. Но он оставался бесконечно любопытным!

Одним прекрасным утром, в разгар Прецессии Равноденствия, этот любознательный Слоненок задал новый прекрасный вопрос, который никогда раньше не задавал:

– Что Крокодил ест на обед?

Все громко и раздраженно шикнули:

– Тише! – и тут же отшлепали Слоненка, и шлепали очень долго.

Вскоре после этого Слоненок случайно увидел сидящую на колючем кусте птицу Колоколо и сказал ей:

– Мой отец шлепал меня, и моя мать шлепала меня, и все мои тети и дяди шлепали меня за мою ненасытную любознательность. А я все равно хочу знать, что крокодил ест на обед!

И птица Колоколо печально прокричала:

– Ступай на берега большой серо-зеленой, мутной реки Лимпопо, где растет полно хинных деревьев, и сам все разузнай!

На следующее утро, когда от Равноденствия ничего не осталось, ибо Прецессия уже предшествовала ему в соответствии с прецедентом, любознательный Слоненок взял сто фунтов бананов (коротких, красных), сто фунтов стеблей сахарного тростника (длинных, фиолетовых) и семнадцать дынь (зеленоватых, сочных) и сказал дорогим родственникам:

– До свидания. Я отправляюсь к большой серо-зеленой, мутной реке Лимпопо, где растут хинные деревья, чтобы узнать, что крокодил ест на обед.

И все родственники еще раз отшлепали его на дорожку, хотя он очень вежливо просил их прекратить.

Слоненок отправился в путь, слегка раздраженный, но ничуть не удивленный. В дороге он ел дыни и разбрасывал кожуру, ведь хобота у него не было и ему нечем было подобрать мусор.

Из города Грэхем он пришел в Кимберли, из Кимберли – в деревню Кхама, а из Кхамы отправился на север, все время питаясь дынями, пока, наконец, не добрался до берегов большой серо-зеленой, мутной реки Лимпопо. Как и сказала птица Колоколо, все берега этой реки поросли хинными деревьями.

А теперь тебе пора узнать и уяснить, о Мое Солнышко, что до той недели, и до того дня, и до того часа, и до той минуты ненасытно любознательный Слоненок никогда не видел Крокодила и не знал, как тот выглядит. И ему очень хотелось это узнать.

Первым, кого Слоненок увидел на берегу, был Двухцветный Питон, Скалистый Змей, обвившийся вокруг камня.

– Извините, пожалуйста, – очень вежливо обратился к Змею Слоненок, – не видели ли вы в этих диких краях существо под названием Крокодил?

– Не видел ли я крокодила? – раздраженно переспросил Двухцветный Питон, Скалистый Змей. – Что еще ты захочешь у меня спросить?

– Извините, пожалуйста, – сказал Слоненок, – не будете ли вы любезны сказать, что Крокодил ест на обед?

Тут Двухцветный Питон, Скалистый Змей очень быстро размотался и шлепнул Слоненка чешуйчатым гибким хвостом.

– Странные дела! – заметил Слоненок. – Отец, и мать, и дядя Жираф, и тетя Страусиха, не говоря уж о другой моей тете, Гиппопотамихе, и моем дяде Бабуине шлепали меня за мою ненасытную любознательность. Похоже, здесь начинается то же самое.

Он очень вежливо попрощался с Двухцветным Питоном, Скалистым Змеем, помог ему снова обмотаться вокруг камня и отправился дальше, слегка раздраженный, но ничуть не удивленный. Слоненок ел дыни и разбрасывал кожуру, потому что не мог ее подобрать. Так он шел и шел, пока не наступил на бревно, лежащее на берегу широкой серо-зеленой, мутной реки Лимпопо, сплошь заросшей хинными деревьями. Но на самом деле это было вовсе не бревно, о Мое Солнышко, а Крокодил! И Крокодил подмигнул одним глазом – вот так!

– Извините, пожалуйста, – очень вежливо сказал Слоненок, – вы случайно не видели в этих диких краях Крокодила?

Тогда Крокодил подмигнул другим глазом и наполовину высунул хвост из ила, а Слоненок очень вежливо попятился, потому что не хотел, чтобы его снова отшлепали.

– Иди сюда, малыш, – проговорил Крокодил. – Почему ты об этом спрашиваешь?

– Извините, пожалуйста, – очень вежливо сказал Слоненок, – но мой отец шлепал меня, моя мать шлепала меня, не говоря уж о моей длинноногой тетке Страусихе и о моем долговязом дяде Жирафе, который умеет очень больно брыкаться, и о моей толстой тетке Гиппопотамихе, и о моем волосатом дяде Бабуине. А Двухцветный Питон, Скалистый Змей дал мне тумака чешуйчатым хвостом сильнее каждого из них. Поэтому, если вы не возражаете, я бы не хотел, чтобы меня снова стукнули.

– Иди сюда, малыш, – позвал Крокодил, – потому что я и есть Крокодил.

И он заплакал крокодильими слезами, чтобы показать, что это чистая правда.

Тут у Слоненка от волнения перехватило дыхание. Задыхаясь, он опустился на колени и воскликнул:

– Вас-то я и искал столько дней! Будьте так любезны, не могли бы вы сказать, что вы кушаете на обед?

– Подойди ближе, малыш, – сказал Крокодил, – и я прошепчу тебе на ушко.

И Слоненок наклонился поближе к клыкастой зловонной пасти Крокодила, а Крокодил схватил его за маленький носик, который до той самой недели, дня, часа и минуты был не больше ботинка.

– Полагаю, – сквозь зубы сказал Крокодил, – сегодня у меня на обед будет слоненок.

Услышав это, о Мое Солнышко, Слоненок раздосадовано и гнусаво попросил:

– Отпустите бедя, бде больдо!

Тут по берегу к реке с шуршанием сполз Двухцветный Питон, Скалистый Змей, и сказал:

– Мой юный друг, если ты сейчас же, немедленно, безотлагательно не потянешь изо всех сил, твой знакомый в костюме из крокодиловой кожи утащит тебя в сей прозрачный поток быстрее, чем ты успеешь крикнуть: «Мама!».

Двухцветные Питоны, Скалистые Змеи, всегда выражаются так.

Слоненок осел на задние ножки и потянул. Он тянул, и тянул, и тянул, и его нос начал удлиняться. А Крокодил плюхнулся в воду, вспенил ее сильными ударами хвоста и тоже начал тянуть. Он тянул, и тянул, и тянул.

Нос Слоненка продолжал вытягиваться. Слоненок растопырил маленькие ножки и тянул, тянул, тянул, и его нос становился все длиннее; а Крокодил молотил хвостом, как веслом, и тоже тянул, тянул, тянул. Носик Слоненка все удлинялся, и это было очень больно!

Потом Слоненок почувствовал, что его ноги соскальзывают, и сказал в нос, который стал почти полутора метров длиной:

– Я больше де богу!

Тогда Двухцветный Питон, Скалистый Змей сполз к воде, дважды обвился вокруг задних ножек Слоненка и проговорил:

– Опрометчивый и неопытный путешественник, теперь мы всерьез посвятим себя перетягиванию, потому что в противном случае тот бронированный крейсер загубит всю твою будущую карьеру – таково мое глубокое впечатление.

Под крейсером он имел в виду Крокодила: Двухцветные Питоны, Скалистые Змеи, всегда выражаются так.

И Змей потянул, и Слоненок тоже потянул, а Крокодил потянул к себе. Но Слоненок и Двухцветный Питон, Скалистый Змей, тянули сильнее; и, наконец, Крокодил отпустил нос Слоненка с громким хлопком, который был слышен далеко вверх и вниз по течению реки Лимпопо.

Слоненок устало плюхнулся на землю, но сначала сказал «спасибо» Двухцветному Питону, Скалистому Змею. После этого он стал заботиться о своем несчастном вытянутом носе – обернул его прохладными банановыми листьями и сунул в воды серо-зеленой мутной реки Лимпопо, чтобы остудить.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Двухцветный Питон, Скалистый Змей.

– Извините, – ответил Слоненок, – но мой нос потерял форму, и я жду, когда он укоротится.

– Долго же тебе придется ждать, – сказал Двухцветный Питон, Скалистый Змей. – Не понимают некоторые собственной выгоды.

Слоненок просидел три дня в ожидании, когда же его нос укоротится. Но этого так и не случилось, и теперь Слоненку приходилось все время косить, потому что, о Мое Солнышко, Крокодил превратил его нос в настоящий хобот, какой нынче есть у всех слонов.

К концу третьего дня прилетела муха и укусила Слоненка в плечо. Не успев понять, что делает, он прихлопнул муху хоботом и убил.

– Вот выгода номер один! – сказал Двухцветный Питон, Скалистый Змей. – Своим прежним коротеньким носом ты не смог бы такое проделать. А сейчас попробуй перекусить.

Не успев понять, как такое получилось, Слоненок сорвал хоботом большой пучок травы, отряхнул его от пыли, похлопав по передним ногам, и сунул в рот.

– Вот выгода номер два! – сказал Двухцветный Питон, Скалистый Змей. – С прежним носом-обрубком ты не смог бы такое проделать. Тебе не кажется, что здесь очень жарко?

– И вправду жарко, – ответил Слоненок и, не успев сообразить, что делает, зачерпнул хоботом ил с берега широкой, серо-зеленой реки Лимпопо и шлепнул себе на голову – получилось нечто вроде прохладной защитной илистой шапочки.

– Вот и выгода номер три! – сказал Двухцветный Питон, Скалистый Змей. – Ты не смог бы такое сделать с помощью обычного курносого носа. А теперь – как ты относишься к тому, что тебя снова отшлепали?

– Извините, – ответил Слоненок, – но мне бы этого вовсе не хотелось.

– А хотелось бы тебе самому кого-нибудь отшлепать? – спросил Двухцветный Питон, Скалистый Змей.

– Очень, – признался Слоненок.

– Что ж, ты увидишь, что твой новый нос тебе в этом очень поможет, – сообщил Двухцветный Питон, Скалистый Змей.

– Спасибо, я запомню, – поблагодарил Слоненок. – А теперь, пожалуй, пойду домой, к своим дорогим родственникам, и проверю.

И Слоненок отправился домой через всю Африку, резвясь и размахивая хоботом. Когда ему хотелось полакомиться фруктами, он срывал их с дерева, а не ждал, как раньше, пока они упадут. Когда ему хотелось травы, он срывал ее с земли, а не опускался на колени, как раньше. Когда его кусали мухи, он отламывал ветку и отгонял ею мух, а когда припекало солнце, мастерил себе новую прохладную шапочку из грязи. Когда же ему становилось одиноко, он дудел в хобот громче, чем несколько духовых оркестров.

Он набрел на какую-то толстую гиппопотамиху (не свою родственницу) и сильно отшлепал ее, чтобы убедиться, что Двухцветный Питон, Скалистый Змей, сказал о хоботе правду. Все остальное время Слоненок подбирал дынные корки, которые уронил по дороге в Лимпопо, потому что был Аккуратным Толстокожим.

Наконец, пасмурным вечером, он вернулся к своим дорогим родственникам и, свернув хобот в кольцо, спросил:

– Как поживаете?

Все очень ему обрадовались и сразу сказали:

– Иди сюда, мы зададим тебе трепку за твою ненасытную любознательность.

– Фу, – ответил Слоненок. – Вряд ли вы знаете толк в трепках, но я-то знаю. Сейчас я вам это докажу.

И он развернул хобот и сбил с ног двух своих дорогих двоюродных братьев, так что те полетели вверх тормашками.

– С ума сойти! – закричали они. – Где ты научился такому трюку и что ты сделал со своим носом?

– Я раздобыл новый нос у Крокодила на берегах большой серо-зеленой, мутной реки Лимпопо, – ответил Слоненок. – Я спросил его, что у него на обед, и Крокодил отдал мне этот нос.

– Ужасно уродливый нос, – заявил волосатый дядя Слоненка, Бабуин.

– Может, и уродливый, зато очень полезный, – заметил Слоненок, схватил своего волосатого дядю Бабуина за волосатую ногу и пихнул в осиное гнездо.

Потом этот нехороший Слоненок долго шлепал своих дорогих родственников, к огромному их удивлению. Он вырвал перья из хвоста длинноногой тетушки Страусихи; он схватил долговязого дядю Жирафа за заднюю ногу и протащил через колючий кустарник; а когда толстая тетка Гиппопотамиха задремала после обеда в саду, Слоненок задудел хоботом ей в ухо и стал пускать ей в ухо пузыри. Но он никому не позволял трогать птицу Колоколо.

Наконец отношения настолько обострились, что дорогие родственники Слоненка один за другим поспешили на берег широкой, серо-зеленой, мутной реки Лимпопо, где росли хинные деревья, чтобы тоже получить у Крокодила новые носы. Когда они вернулись, никто никого больше не шлепал. И с того самого дня, о Мое Солнышко, у всех слонов, которые тебе встретятся, и у тех, которые тебе не встретятся, есть хоботы – точно такие, как у бесконечно любознательного Слоненка.