Текст книги "Неукротимая"

Глава 8
Живые

Низкое небо насупилось, будто перед дождем. Тарико вымыла стекла и стерла пыль с некогда белых блоков оконного проема, но в комнате не стало светлее.

«Как мог он по доброй воле оставаться здесь несколько лет. Глядеть на унылый двор через прутья решетки, как обычный узник. Может, сам выбрал такое наказание, совесть мучает за прошлую провинность».

Она старалась смотреть вперед и не вспоминать события ночи, иначе к горлу подступала тошнота. Субад – животное. Большое, сильное, говорящее по – человечески… От этого еще более отвратительное.

«Сколько я смогу притворяться? Надо привыкнуть, стать бездушной машиной с набором полезных функций. Кауми просил терпеливо ждать. Будет ли от него письмо? Что с моими картинами? Захочет ли госпожа Фалид их забрать и позволят ли ей… Совет Петри настороженно относится к Сиане».

В камине потрескивали крупные куски каменного угля. Тарико согрела вблизи пламени озябшие руки и продолжила уборку. Одну из ножек стола подпирала книга о геологических разработках в Дайоне. Размазывая по полу грязную воду, Тарико случайно сдвинула ее с места, а потом не могла засунуть обратно и принялась листать. Единственная книга в спальне начлагеря была вся испещрена карандашными пометками.

Недалеко от «Уригучи» протекала полноводная река, по ней в долину справляли бревна, а дважды в году проходили баржи с углем и торфяными брикетами. На севере провинции располагался невысокий горный кряж – древний, заросший стройной дайонской сосной. В тексте вскользь упоминались поселения шахтеров, лесорубов и рыбаков. На юге скрещенными черными мечами были обозначены карьеры с железной рудой. Мрачный край имел удивительную историю.

Затачивая притупившийся карандаш, Тарико вдруг подумала, что злая судьба ищет ее по всей системе, но какой-то могучий покровитель продолжает оберегать. Сначала Йори Сан увез ее с Гиды во время мора, потом двенадцать счастливых лет в богатом столичном доме, и вот проклятье накрыло всю Петриану, чтобы добраться до маленькой Тарико, – лишить приемной семьи, чести, свободы, волос… Дух-покровитель очнулся, пытается что-то исправить.

– Ну, где ты бродишь, на каких неведомых небесах треплет вихрь твои жемчужные крылья? Разве не видишь, как я погибаю здесь – слабая, униженная… Вернись ко мне. Сбереги. Защити.

Она запрокинула голову, тщетно пытаясь заметить на щербатом от пуль потолке хотя бы тень небесного посланца. Зато у порога послышался сдавленный кашель.

– Я нашел тебе кое-какую одежду. Риза сказала, ты еще не брала еду. Опять задумала голодать? Я тебе не Яримаки! Со мной эти штучки не пройдут. Живо пошла на кухню! Слуг у тебя здесь не будет.

– Благодарю, господин Субад.

Она поклонилась, расправляя собранные в узел края рубашки на бедрах. Но Субад успел оценить ее ноги и несколько изменил собственный распорядок дня.

– Сначала примерь то, что я принес.

Тарико замешкалась с кнопками на рубашке, и он благодушно подбодрил:

– Давай-ка быстрее. Ты мылась утром?

– Да, конечно.

– Я ж говорю – чистюля, – проворчал он.

– Вам это не нравится?

Субад сделал вид, что пропустил вопрос мимо ушей и принялся подавать детали одежды, взвешивая каждую на руке, наслаждаясь смущением заключенной.

– Сначала повязку на грудь, трусики позже.

Он смаковал зрелище обнаженной девушки в своих покоях. Бесцеремонно поворачивал Тарико за плечи, разглядывал при дневном свете каждый изгиб тела, каждую родинку.

– Волосы внизу надо убрать!

– Я не нашла в ванной средство… – на миг Тарико захотелось ответить ему грубо, сбросить чужую мозолистую ладонь со своего гладкого живота.

– Пойдем на кровать, – хрипло приказал Субад.

– Нет, пожалуйста, у меня очень болит там… прошу вас, не сейчас, – прошептала Таркио.

Он порывисто вздохнул, расстегивая ремень на брюках.

– Есть же другой способ, ты неплохо справилась вчера. Повторим урок.

– Можно мне сначала одеться?

– Ты совсем дурочка?

Субад сел на стул и приглашающее похлопал себя по колену.

– Иди ко мне! Потом будешь полдня отдыхать, пришлю Гуну, пусть осмотрит, даст какую-нибудь мазь, чтобы не так саднило после вчерашнего.

Тарико растерянно повела взглядом по комнате.

– А-а… минеральной воды больше нет?

Субад досадливо кивнул на ящик у окна.

– Быстрее, принцесса! Меня ждут другие дела, кроме того, чтобы совать тебе в ротик.

– Так не суйте, займитесь делами, – пробормотала Тарико, напрасно пытаясь открыть бутылку с водой дрожащими пальцами.

От ее дерзости он оцепенел на секунду, но в следующее мгновение бросился к окну, выхватил из рук Тарико воду, а саму ее уронил животом на стол.

– Ты… маленькая, капризная дрянь, еще будешь указывать, как удобнее трахать тебя!

Субад слышал, как она всхлипывает под ним, и долго не мог получить желаемое, мысль о том, что причиняет ей боль, мешала сосредоточиться на собственных ощущениях.

– Заткнись, сучка! Иначе навсегда успокою.

Он не подозревал, что Тарико нельзя было напугать смертью.

– Ненавижу тебя, тупое животное! – прошептала она, не заботясь о том, как расценят ее слова.

Субад вышел из нее, резко развернул на спину и влепил пощечину. А потом наклонился, чтобы посмотреть прямо в лицо.

– Ну, что уставилась? Теряй сознание, у тебя хорошо получается отключаться в нужный момент.

Тарико слабо пошевелила губами, и ему пришлось наклониться еще ниже, чтобы расслышать.

– Ночью я не нарочно это сделала. А сейчас не могу… Ты меня изменил. Сейчас я хочу все знать, все чувствовать и помнить. Боги накажут тебя, Субад Багери. Они уложат тебя в самый красивый гроб. Мне нужно только немного исправить рисунок.

– А если я переломаю тебе все тонкие пальчики? – с жуткой лаской в голосе спросил он, целуя ее плечо и опускаясь к груди. – Ты не сможешь держать карандаш и совсем рехнешься от горя, что любимую игрушку забрал.

– Тогда придется и голову разбить, потому что все мои черновики там.

– Гиданская ведьма!

Он действительно колебался, не придушить ли ее прямо на столе. Какой в ней прок? Но тогда придется искать новую исполнительницу для наброска Камы. Поднимать списки заключенных, показывать фотографии и объяснять, что ему нужно. Опять же провал статистики. Никто не должен покидать унылый ад лагеря слишком скоро.

И еще стол шатается, левый край ниже, наверно, опять ножка подогнулась. Субад раздраженно бросил скомканную одежду в лицо Тарико и подошел к стене, где находилась кнопка вызова.

– Скоро принесут еду на двоих. Потом сядешь за работу, набросок мне нужен к вечеру. Не справишься, выгоню в барак.

Требовалось починить стол и Субад нагнулся, чтобы осмотреть ножку.

– Здесь была книга или какая-то другая подпорка. Ты убрала?

Путаясь в длинных рукавах теплого платья, Тарико сдавленно отвечала:

– Простите, она выскользнула, когда я мыла пол. Там скопилась куча ореховой скорлупы и разного мусора. Я сдвинула совсем немного… Вот она ваша «История геологических изысканий…».

– Я помню, что это за книга! – рявкнул Субад. – Не прикасайся больше к моим вещам.

– Еще пару лет и страницы сгниют, – укоризненно сообщила Тарико. – Издание очень хорошее, библиографическая редкость.

– Может, через пару лет и нас здесь не будет, а ты беспокоишься о грязной книжонке.

– Когда-то ее листы были сочной древесиной с ходами для невидимых рек, текущих в обе стороны – с земли до неба и обратно. Они помнят шум ветра на холме и перекличку птиц.

Тарико сама с собой разговаривала, наводя на столе прежний порядок, будто забыла, что жизнь ее только что висела на нитке. Крепкой, шелковой нитке в руках Субада. Ему еще не приходилось встречать таких женщин – спокойных внешне с бурями внутри. Выдержанных и натянутых, как струна.

– В ванной я нашла куски разбитой плитки. Можно ими стол подпереть, а книгу оставить в покое. Вы позволите?

Субад не сдержал насмешливого возгласа. Девчонка поражала его на каждом шагу. Только что сыпала проклятьями и обещала уложить в ящик для подземного спуска, а сейчас как ни в чем не бывало просит сберечь бумажную рухлядь. Будто надев длинный балахон, приняла его за броню, которую и пулями не возьмешь. Но платье комнатной работницы ей очень идет, отложной закругленный воротник подчеркивает тонкую шею и гордую посадку головы.

Тарико подвязала волосы платком и спрятала кончики назад. Стала выглядеть, как скромная служащая. Вот только ее глаза – непокорные, бесстрашные, вызывающие. Ничего не умеют скрыть.

Толстуха Риза принесла обед, и пока почтительно расставляла парящие блюда, Тарико стояла у камина, чинно сложив руки внизу живота, как хорошая горничная.

Попробовав горячий суп с кореньями, на которых настоял доктор, Субад отпустил кухарку и жестом велел Тарико сесть за стол.

– Попробуй, должно быть вкусно. Раньше Риза готовила для крупного фабриканта. Ему отрубили голову за измену, а всю дворню сослали в здешние болота.

– Благодарю, господин Субад!

Он с удовольствием наблюдал, как из общей миски она берет на свою тарелку разваренные овощи и тонкий лепесток соленой рыбы. «Поняла, что нельзя спорить со мной!»

Но дальнейшие действия Тарико заставили его отложить вилку и гневно сжать кулаки. Девчонка уселась со своей порцией на матрас у камина и лишь там, ловко орудуя палочками, приступила к обеду.

– Что такое? – глухо спросил Субад, – тебе общество мое не подходит или ниже твоего достоинства сидеть за перекошенным столом?

Тарико шмыгнула носом и поспешно проглотила кусочек тушеной моркови.

– С вашего позволения мне хотелось бы занять место Камы.

– Что-о-о?

– Свою собаку вы не били и не насиловали. Вы вместе гуляли в лесу и вечерами сидели молча у огня. Я бы не отказалась от такой жизни. Я хочу стать вашей новой Камой. И еще немножечко рисовать.

– В жизни не слышал такого бреда.

– Вы еще не старый человек и впереди могут ждать новые открытия. Надо быть ко всему готовым. И стараться честно исполнять свои обязанности. Вы легко можете найти женщину для постели, но не вторую Каму. Я обещаю очень стараться.

Субад натянуто рассмеялся, собираясь с мыслями. Она сейчас была очень забавная с поднятыми коленками и зажатой между ними миской. Длинные мягкие рукава трогательно прикрывали ладони до кончиков пальцев. Можно снять мерки и ей сошьют платье по размеру. И не такое скучное, причем, вырез на груди можно сделать больше и снабдить застежкой до пояса. Субад даже представил, как сам ее медленно расстегнет.

– Твой план только с виду прост, птичка! А ты уверена, что все знаешь про мои отношения с Камой?

Она глубоко вздохнула, прежде чем ответить.

– Я уверена, что вы очень любили ее и берегли, а она отвечала взаимностью.

– Я вырастил ее почти с рождения. Я был для нее богом.

– Если вы будете хорошо ко мне относиться, я тоже попробую…

– Молиться на меня? – хмыкнул Субад, нехотя возвращаясь к еде, лишь бы не показывать, как заинтересован беседой.

– Полюбить, – тихо сказала Тарико. – И нарисовать для вас самое светлое будущее. Это удивительно, господин Субад, но позвольте мне поделиться… Дома, среди изящной мебели, фарфора и гобеленов мне хотелось изображать ужасы войны и скитания одиноких душ, а сейчас перед глазами цветущий сад. Когда нас везли в Дайон, я смотрела в узенькое окошко и мне чудились табуны диких лошадей, мчащихся в густой жирной траве. А трубы заводов дымились, словно вулканы… Сам «Уригучи» показался муравейником.

– А я? – перебил Субад. – Что ты думаешь обо мне?

Тарико склонила голову набок, почему-то разглядывая решетки на окнах.

– Вы – лев, томящийся в клетке, которую сам же и выбрал для себя. Когда-нибудь ее стены станут для тебя малы и ты выскочишь на свободу.

– В ближайшее болото? – язвительно бросил Субад, потешаясь над тем, как простодушно она сокращала дистанцию, переходя на "ты".

– Нет-нет, – убежденно вскрикнула Тарико. – Ты будешь крылатый лев, как на гербе Чантаса. В Антарес много планет и стран. И каждый год открываются новые земли. Пираты и военные, космические искатели приключений и странствующие мошенники, торговые флотилии, разведчики. Столько путей и обличий…

– А чем ты займешься, когда кончится срок заключений? – вдруг резко спросил Субад.

– Я? Не думала еще… не уверена, что выдержу здесь семь лет – это очень долго, – она заметно смутилась. – Но в Хорсаки возвращаться не хочу. И даже если пропадут картины – не жалко. Здесь истязают людей взаправду. За правду – послушай, как это странно звучит! На мне нет никакой вины, я никого не предавала. Почему с меня сорвали одежду и дальше жестоко, несправедливо унизили. Но нельзя жаловаться и ныть. Меня больше никто не ждет в городе, а у других могут остаться родные, возможно, дети.

Субад видел, каких душевных сил стоит ей непростой разговор. Он понимал, что Тарико попала сюда по надуманному, нелепому обвинению, а значит, страдает зря. Как и добрая четверть петрианок в соседних бараках.

– Я надеялась, что смогу прекратить это быстро, а потом увидела доктора Яримаки, узнала историю Гуны. Они не сдаются. Они не превратились в животных, а стараются помогать остальным. Мне…

Субад слушал ее, помешивая остывающий суп и замечая, как поднос с приправами съезжает на край стола. «Проклятая ножка! Угораздило же девчонку вытащить книгу. Кстати, я уже и забыл о ней, а в первую зиму читал каждый вечер. Как быстро меняются интересы и цели в этой гнилой дыре…».

Он подхватил поднос и, держа его у груди, обошел стол, чтобы присесть на матрас к Тарико. Какое-то время оба молча брали еду, глядя в пасмурное окно.

– Могу я спросить? Вы не рассердитесь?

– Ну, попробуй, – лениво процедил Субад.

– Вы кладете слишком много острых приправ и обильно льете в тарелку соус. Это… это не очень правильная привычка. Вы перебиваете вкус рыбы.

– Ворчишь, как старый Яримаки! Я совсем не чувствую вкуса и запаха еды. Только жар или холод, а в остальном как мокрые тряпки. Только специи и спасают. Ну, и тело надо поддерживать.

– Значит, ваш интерес к жизни гаснет. Нужно что-то менять.

Субад отодвинул поднос ногой и разлегся перед камином, упираясь головой в теплое бедро Тарико. Смотрел в потолок, слушал шипение догорающих угольков.

– Я все здесь перепробовал. Даже внес кое-какие инновации в работы по добыче торфа и упаковке брикетов. Лично участвовал в сплаве, поднимал затонувшую баржу. В первый год мне хотелось добиться максимальной эффективности лагеря. Выйти на полное самообеспечение, построить крепкую трудовую колонию. Мы разбили теплицы и собирали два урожая овощей в год. Я разрешил открыть маленький театр для заключенных, потом что-то вроде музея. Пытался сделать их пребывание полезным… копался в судебных делах, представлял судьбы.

– Тебя не устроили результаты или просто охладел, устал?

– После второго покушения стало ясно, что она никогда меня не отпустит.

– О ком ты говоришь?

– О моем личном демоне с внешностью богини.

– Ты очень ее любил? – тихо спросила Тарико.

– Ни одной минуты! – жестко ответил Субад. – И пока я жив, она мне этого не простит.

Глава 9
Впервые

Он не трогал ее уже восьмые сутки, Тарико немного окрепла и успокоилась. Долгих разговоров меж ней и начальником лагеря тоже не случалось. Субад сухо одобрил рисунок бегущей собаки и занялся устройством плиты на могиле Камы. Приходил поздно, – нелюдимый, мрачный – уставившись в одну точку на стене, наскоро глотал обильно приправленный ужин, потом плескался в душе и падал на кровать. Наверно, очень уставал или просто потерял интерес к Тарико.

Лежа на матрасике у камина, она долго вслушивалась в мерное дыхание хозяина, перебирала в памяти лучшие события своей не такой уж длинной жизни, мысленно говорила с отцом, загадывала, что будет рисовать завтра и засыпала.

Субад позволял ей гулять вокруг административного корпуса под присмотром Ризы, а днем Тарико помогала толстухе на кухне или рисовала, пряча шершавые плотные листочки под матрас. Дважды в отсутствие Субада ее навещала Гуна. Вчера пришла с круглолицей разговорчивой женщиной, которая назвалась бригадиршей Насимой и ловко сняла с Тарико мерки.

– Хозяин хочет видеть тебя в красивой одежде. Это хороший знак, значит, оставит при себе. Мы и белье сошьем и ночные сорочки, я сама сплету кружева на ворот. Саири передает тебе привет. Помнишь Саири? Хочет повидаться, может, спросишь позволения у хозяина? Перед отбоем мы сидим на бревнах у шестого цеха. Приходи, если разрешит.

– Я попробую. Значит, Саири с вами? Я рада, что ее не отправили на болота.

– Сумела одному псу угодить, так он взял ее в местные жены, забирает почти каждую ночь. Бедняжка не высыпается. Госпожа Тарико, подними руки… теперь повернись. Какая ты стройная и держишься прямо. Молодец!

– Не называйте меня госпожой, мы здесь все равны. Вдруг скоро мне подберут другое место…

– Не думаю, что уж очень скоро, – уклончиво отвечала швея. – Но мне приятно, что ты не задираешь нос. Всякое может случиться. Сегодня ты здесь, а завтра попадешь к нам в цех. Я замолвлю за тебя словечко перед женщинами.

– Давно вы в лагере? – проговорила Тарико, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Лучше спроси, сколько мне осталось, – весело заметила Насима. – Ровно год. И я не слишком спешу в большой мир, по слухам там беспорядки творятся, а здесь у меня есть работа и уважение. Если выполним норму, то увеличат паек. Можно жить. В городе вряд ли устроюсь на фабрику с оранжевой карточкой осужденной.

– За что вы сюда попали?

– Мы устроили забастовку. Слышала о деле сотни ткачих? Мы к ним присоединились.

– Нет, – печально вздохнула Тарико.

– Ну, еще бы… Ты же художница и в богатом квартале жила, доктор сказал, о твоих полотнах сняли фильм.

– Маленький репортаж, – уточнила Тарико и поспешно добавила:

– Если смогу прийти к вам в цех, сделаю набросок. Я уже нарисовала Яримаки в больнице и Гуну за стиркой, а еще как Риза шинкует овощи.

– Рисуй-рисуй, может, хозяин опять разрешит устроить весенний базар, там все выставляют свои поделки. Можно обмениваться или покупать за мелкие монеты, – кивнула Насима.

– Вряд ли кому-то нужно, – слабо улыбнулась Тарико, – я пишу для себя, как будто только что научилась, и еще хочу запомнить вас всех. Иногда картины переживают художников и рассказывают об истории лучше книг.

– Вряд ли твои листочки покинут лагерь, – усомнилась Насима.

Тарико улыбнулась и пожала плечами.

– Это раньше я волновалась об их сохранности, так что ночей не спала. Теперь меня мало волнует судьба моих картин. Пусть о них заботятся небесные покровители. Если они важны, Создатель найдет способ показать их людям.

– Да-да… ты, главное, себя береги. С тех пор, как с ним живешь, хозяин потише стал.

– Я ничего для этого не сделала, – торопливо заметила Тарико. – Последнее время он будто не замечает меня.

Насима с Ризой переглянулись и, как по команде, опустили взгляд. Потом Риза сняла с плиты кастрюлю и пробормотала вполголоса:

– Сколько можно тебя учить… Вот он приходит к себе – ты, наверно, сидишь, как мышонок в углу. А ты предложи ему сама вымыть ноги и хорошенько разотри между пальцами. Мужчинам это нравится, у них сразу теплеет в паху. Расправь постель, и когда он завалится, разомни шею и поясницу, да тихонько скажи, что весь день ждала его и скучала, только не болтай много. И будь послушной – делай все, что попросит, не скромничай. А будешь лежать под ним, шумно дыши и постанывай, будто не можешь сдержаться от удовольствия. Вот тогда Багери станет ценить твои услуги и долго не прогонит.

Тарико чувствовала, как горит лицо, а Насима презрительно засмеялась, обратившись к кухарке:

– Видно, ты не только в овощах разбираешься, толстая задница! Может, госпожа Тари оттого и живет в его покоях, что сама не лезет в штаны. У хозяина нрав переменчивый. Попробуй угадать, что ему надо. Велел сшить платье с глубоким вырезом на застежке, велел связать тонкие чулки. Хочет порадовать нашу девочку, значит, она ему дорога. Никому прежде таких подарков не делал. А ткань приказал взять самую лучшую, из который шили рубашки для офицеров.

Тарико вышла проводить швею и возле главного корпуса наткнулась на жадный внимательный взгляд Нуями. Хотела юркнуть обратно в здание, но охранник схватил за рукав фуфайки.

– Куда спешишь? Назовись, как положено. Или думаешь, нравишься хозяину, так сама стала здесь хозяйкой. Запомни, ты мусор для него. Скоро господин Багери прогонит тебя, а уж я подберу, будешь мою постельку греть.

– Слюни вытри, по земле тащатся! – грубовато одернула его толстуха Риза, едва не окатив ведром грязной воды.

Вечером за ужином Тарико сама начала разговор с Субадом, и с горечью поняла, что, в самом деле, боится потерять привилегии. Вдруг Нуями прав и в ближайшие дни ей предстоит покинуть теплые апартаменты начальника? Удача на миг улыбнулась и снова грозит показать звериный оскал реальности.

– Сегодня ты поздно вернулся. Наверно, устал… Приготовить тебе ванну? – ей был противен собственный угодливый голос, но она заставила себя улыбнуться.

Субад продолжал ковыряться в тарелке, делая вид, что не расслышал вопрос или просто не снисходил до ответа.

Тарико вдруг увидела себя со стороны – маленький, жалкий «воробей» с тонкой шеей и нелепой стрижкой. Стоит ли вообще рот раскрывать. Она судорожно вздохнула, накалывая на вилку крупные разваренные бобы.

– Гадость, правда? – тихо спросил Субад.

– Что? – вскинула она на него глаза.

– Как ты можешь есть эту дрянь без подливы! И хлеб засох… Ты бы знала, как надоела мне местная трава. Риза неплохая стряпуха, из кожи вон лезет, чтобы угодить, но я бы полугодовое жалованье отдал за чантианское жаркое из перепелок. У них косточки хрупкие, а мясо тает во рту.

– Разве не можешь взять отпуск и съездить домой? – робко спросила Тарико.

– Куда домой? – насмешливо бросил Субад. – Я вырос в сианском гарнизоне. Мой отец был механиком, а мать работала в баре. Обоих давно нет в живых. Но я рад, что ушли на взлете моей карьеры. Помню, гордились мной, а я уже начинал их стыдиться. Мечтал до генерала дорасти, шел по головам. И ведь удача сама падала в руки, – хватай в охапку и выжимай соки. Знаешь, что меня подвело?

Тарико отрицательно покачала головой.

– Я не сумел притвориться влюбленным придурком. Кто бы мне раньше сказал, что поскользнусь на женском капризе и чуть головы не лишусь! Ее папаша оказался слишком важной персоной, а она похотливой кошкой, которой не терпелось заполучить в коллекцию новый экземпляр.

– И ты до сих пор не можешь забыть?

– А ты забудешь, как из нарядного домика в Хорсаки попала в вонючий Дайон? – свирепо рявкнул Субад.

– В отличие от меня ты свободен. Можешь заказывать еду и сигареты. Выбирать женщин.

Вспомнив последнюю вспышку его гнева, Тарико старалась держаться нейтральных тем.

– Сегодня швея сняла с меня мерки, сказала, платье будет готово через два дня. Разреши зайти к ним в цех, посмотреть, как идет работа.

– Я подумаю. Покажи, что успела нарисовать за день.

– Тебе, правда, интересно? – она вскинула на него большие глаза, нетерпеливо прикусила губу, доставая наброски.

Субад благосклонно кивнул, а потом нахмурился.

– У тебя забавная техника. Несколько линий передают характер. Я только не пойму, когда это офицер Шухо успел тебе позировать? Как долго ты сидела с ним в прихожей?

Тарико приоткрыла рот, собираясь с мыслями.

– Несколько минут, кажется…

– О чем вы говорили?

– Офицер Шухо спросил о моем отце.

– Еще один знаток искусства нашелся! – раздраженно выпалил Субад, отодвигая тарелку с бобами. – Налей мне воду погорячей, я сегодня продрог.

Он выбрался из-за стола, чтобы подкинуть полено в тлеющие угли. Тарико же отправилась выполнять поручение хозяина, и пока бочка наполнялась, разглядывала картинку на стене. Имя женщины было зачеркнуто, но несколько фраз на сианском давали представление о пышном банкете во время круиза знатных персон вдоль исторических мест побережья.

Рядом зашуршала одежда, – Субад раздевался, и Тарико ощутила смутное волнение, припомнив советы Ризы и комментарии швеи Насимы.

Надо ли проявлять инициативу, как воспримет ее покорность хозяин…

– Чего застыла? Щетку подай.

– Можно я сама помою тебя? – несмело предложила Тарико.

– Тогда шевелись, я хочу побыстрее лечь.

Она поднялась на ступеньку и густо намылила жесткую мочалку из водорослей, потом осторожно прошлась по широким плечам Субада. Невольно отметила про себя, как хорошо он сложен. Ей прежде не приходилось близко видеть таких высоких и крепких мужчин, тем более без одежды.

Прикрыв глаза, он довольно фыркал, потом облокотился на край бочки, подставив спину и наконец выпрямился в полный рост.

– Здесь тоже помой, но прояви деликатность, как ты умеешь, воробышек.

Тарико вспыхнула, заметив на уровне своих глаз внушительное мужское достоинство.

– Не правда ли, он заслуживает внимания? – насмешливо спросил Субад, смывая с гениталий пену.

– Да, господин… – тихо ответила Тарико, и после короткой заминки, потянулась губами к обнаженной плоти хозяина.

– Какая ты умница у меня!

Его жесткие пальцы лениво ласкали ее затылок, перебирали короткие волосы на макушке. Тарико наклонила голову и заглянула в лицо Субада, на котором застыло блаженное выражение.

«Лучше удовлетворить его ртом, не то снова завалится на меня и начнет мучить – как это было больно и противно в первый раз».

На языке и губах появился уже знакомый терпкий привкус, но Тарико заставила себя продолжать ритмичные движения, пока Субад не коснулся ее лба мокрыми пальцами.

– Довольно! Ты хорошо справилась. Можешь вымыться после меня и отправляйся спать. Завтра отведу тебя на могилу Камы, покажу плиту с твоим рисунком. Должна оценить.

– Благодарю!

– За что же? – хрипло спросил Субад, вытирая живот полотенцем.

– Я хочу увидеть здешнюю реку. Риза говорила, там красивые места.

– Угу! Прямо с утра и пойдем. Кажется, сегодня я усну без лекарства. Твоими стараниями, воробышек.

Он приподнял ее подбородок и наклонился, чтобы поцеловать. Тарико внутренне сжалась, испуганно сомкнув губы. Но Субад только коснулся щеки и ушел, оставив ее дрожащую, растерянную возле наполненной бочки.

Только заслышав, как под весом хозяина скрипнула кровать, Тарико сняла одежду и с наслаждением окунулась в теплую воду.

* * *

Субад проснулся от пронзительного женского крика и, выхватив из-под подушки пистолет, бросился к тюфяку на котором спала Тарико.

– Что такое?

Она дрожала и всхлипывала, прижимаясь к нему, как испуганный ребенок в поисках защиты.

– Страшный сон приснился. Очень страшный. Очень-очень…

Субад досадливо фыркнул, бросая оружие на стол. Потом откинул одеяло и заставил Тарико лечь на свою руку.

– Расскажи, что тебе приснилось.

– Будто Нуями за мной пришел, а тебя нет, – быстро отвечала она.

– Я такого не допущу, – утешал Субад, прогоняя зевоту. – Спи спокойно. Пока ты со мной, никто тебя не тронет.

Она уютно устроилась на его плече, скоро притихла, а вот Субад, даже сомкнув глаза, не мог вернуться к блаженной дремоте, из которой его только что вырвали диким воплем. Как сильно должна была напугаться бедняжка…

Он поправил ее волосы, коснулся шеи и задержал ладонь на маленькой, упругой груди. Тарико все еще дышала часто, порывисто. Субад склонил голову и поцеловал ее худенькое плечо, с которого сползла сорочка с широким вырезом. Потом стал медленно целовать ключицы и приподнялся, чтобы стянуть одежду Тарико к поясу. Она помогла ему и робко погладила по плечу, словно в благодарность за покровительство. Эта невинная ласка пронзила его острой жалостью и желанием.

Теперь Субад целовал ее яростно и нетерпеливо, облизывал соски, захватывал их твердыми губами, сжимал белые холмики плоти в ладонях и зарывался между ними лицом. Опустился к животу и с удовольствием задержался на гладком лобке, прежде чем запустить пальцы в узенькую дырочку между ее слегка разведенных ног.

Мокрая… Она была бесстыдно мокрая и зовущая. Неужели от страха?

– Сейчас, сладенькая моя, сейчас я тебя возьму. Ты ведь тоже хочешь, правда?

Еще несколько движений большим пальцем внутри ее тесного лона и Субад осторожно развернул Тарико набок, заставив приподнять колено. Сам стоял на четвереньках, поглаживая нежную кожу ее бедра.

– Сейчас я сделаю тебе хорошо. Просто расслабься и пусти меня.

Тарико прогнулась в талии, запрокидывая голову с приоткрытым ртом, и Субад больше не медлил. Однако в этот раз он хотел, прежде всего, отвлечь ее от тяжелых дум, успокоить, а потому двигался плавно, заставляя себя сдерживать страсть, охватившую плоть и разум.

И был приятно удивлен, когда Тарико вдруг тихо застонала и крепко зажмурилась, помотав головой, будто в самом деле поймала оргазм. Вдохновленный ее откликом, Субад пытался продлить близость, но скоро потерял контроль и, крепко удерживая ее за талию, в несколько яростных движений достиг своей вершины.

«Так быстро закончил… Неужели разучился? Надо чаще практиковаться».

Внезапно он почувствовал легкость во всем теле и давно утраченную способность радоваться, как мальчишка самым простым вещам.

– Ты делаешь меня молодым, волшебница с Гиды!

– Я почти не помню свою первую родину… и я не волшебница, – смущенно призналась Тарико, переводя дыхание.

– Тебе понравилось то, что сейчас было? – Субад не хотел покидать ее сразу, но чувствовал, как она шевельнулась, будто желая освободиться. – Все еще стыдишься? Не стоит. Мы каждый день видим друг друга голышом. Ты – меня, я – тебя. Ты же любишь природу, а она не стесняется наготы.

В ответ она перевернулась на спину и свела бедра, стараясь разглядеть в сумраке выражение его лица.

– Обещай, что не отдашь меня Нуями. Или кому-то еще. Даже если я тебе надоем.

Субад улыбался. На лбу его в бисеринках пота отражались желтоватые блики уличного фонаря.

– Тьфу! Забудь эту толстогубую псину. Обними меня.

Тарико доверчиво потянулась к нему и обхватила руками за шею. Теперь она сидела на его коленях – голая, теплая, покорная, как он и хотел.

– Ну, что ты притихла, трогай меня. Я все разрешаю.

Он смеялся, снова ощущая в себе странное опьянение ее телом. Невозможно было отодвинуться, отказаться, забыть… Пока это состояние забавляло и веселило. Субад порылся в памяти, отыскивая схожие моменты прошлых встреч, и должен был признаться себе, что ничего подобного к женщине не испытывал.

«Наверно, сказывается возраст и здешняя изоляция. Любому подарку будешь рад».

Он снова ее целовал, и Тарико уже не прятала губы, хотя и не проявляла инициативу, скорее прислушивалась к себе, может, тоже перебирала жемчуг новых ощущений. Этой ночью близость с хозяином впервые не принесла боли, а напротив, подарила что-то вроде короткого жгучего удовольствия и облегчения.