Текст книги "Мороженщик"

Рекс Миллер
Мороженщик

He лучше было бы быть мороженщиком и никогда не делать ошибок?

Вице-президент Джордж Буш

Вот правило: никаких правил.

Эйхорд

Бакхед-Спрингз

Уже в который раз он просыпается в холодном поту. Ужасное чудище из его последнего ночного кошмара ясно встает перед ним и приветливо ухмыляется.

– А я кое-что знаю, – медленно цедит оно, издеваясь.

– Что? – пытается он спросить, но вокруг уже никого, лишь ощущение затхлого пещерного воздуха. Лицо монстра напоминает кору дерева, стволообразная шея растет прямо из квадратного торса, затем раздваивается, заканчиваясь двумя отвратительными головами, и вторая голова с женским лицом выглядывает из листвы со словами: «Привет, сука!»

Он вдруг понимает, что это лицо ему знакомо. Тошнотворные ощущения давнего расследования мгновенно заполняют его. Неподвижно лежавший до сих пор, он резко выпрямляется и замирает снова, словно собираясь чихнуть, но вместо этого неожиданно для себя Джек Эйхорд произносит:

– Что ты сказала?

– Ты дерьмо, – говорит она, и он видит толстую пьяную рожу второй головы монстра.

– М-м-м, – с тоской мычит он. Ту женщину звали Мирли, Милдред или Минни, как-то так, а фамилия звучала как название штата. Мирли Калифорния. Мирли Айова, Мирли Миннесота, Мирли Флорида. Точно! Ее звали Милдред Флорида. И перед ним, как на экране, мелькают картины того давнего летнего дня.

– Паршивая сука! – снова повторяет она, обращаясь к высокой стройной девушке с кожей цвета спелого банана.

Толстое лицо Милдред Флориды высовывается из листвы. Она знает, что желтокожая ни за что не оставит своего приятеля, и решает наконец осуществить то, что давно задумала. Она выходит на горячий, залитый солнцем тротуар. Эйхорд мертвеет от ужаса, каким-то уголком сознания поняв, что придется стать свидетелем преступления многолетней давности перед салуном «Серебряный доллар».

Милдред Флорида пьяна в стельку. От нее несет, как от скунса. Она подходит к Лоле и говорит, еле ворочая языком:

– Ты – мерзкая, вонючая, поганая сука! Я заставлю тебя держаться от него подальше!

В ее руке мелькает ярко сверкающий на солнце предмет, и серебристый металл мгновенно окрашивается кровью. Острая сталь вонзается прямо в желтое лицо Лолы. Удар настолько силен, что выбивает глаз из глазницы, и он повисает, отвратительна раскачиваясь.

От горячего летнего полуденного солнца плавится серый асфальт. Милдред Флорида, отяжелевшая с возрастом, но все еще женственная, в ярко-красном платье, нахально ухмыляется, а банановая Лола – Цветок Персика, – от которой всегда исходили ароматы лосьонов и кремов, ошалевшая от боли, пытается понять, что с ней случилось.

С лица ее течет что-то красное, похожее на яркую губную помаду, оставляя на открытом платье безобразные пятна. Милдред исполосовала Лолу лезвием бритвы. Простым лезвием с маленькой пластиковой рукояткой. Все произошло мгновенно: неуловимое движение, разрез – и глаза нет. Пьяная тварь кричит, что перережет лживую глотку соперницы и навсегда заткнет ее сучий рот. Подхватив истекающую кровью Лолу, толсторожая женщина в красном платье дряблой, рыхлой рукой вновь ударяет ее.

– А-а-а! – кричит Лола, сумочка вылетает из ее рук и попадает в толстый живот убийцы. Мелкие монеты рассыпаются и катятся в сточную канаву. Собрав последние силы, Лола делает шаг вперед и направляет свой маленький пистолет прямо в ненавистное обрюзгшее лицо.

– Я покажу тебе, как надо убивать. – И она стреляет. По улице расползается запах дыма, везде лужи крови. Пуля попадает Милдред в рот, оставляя на лице зияющую ужасную дыру.

– Кажется, этот старый мокрый мешок убил меня, я ничего не вижу, – говорит банановая Лола…

Эйхорда охватывает ощущение ужаса. Кивающая тварь, которая прячется в дальнем темном углу, что-то шепчет.

– Что? – спрашивает он. – Да говори же, черт побери!..

– Старый мокрый мешок убил меня, я ослепла, – повторяет Лола и опускается в лужу крови, которая натекла из глазной впадины. Когда появились ребята из полиции, она все еще держала в руке маленький пистолет.

И вновь из угла слышится шепот.

– Ты ведь, парень, из полиции.

– И что?

– Следующим будешь ты.

Душа Эйхорда уходит в пятки.

– Все в норме, – успокаивает он себя, но знает, что в дальних закоулках памяти прячутся фантомы всех преступлений, с которыми ему пришлось столкнуться. И с неизбывной тоской Джек понимает, что никогда не удастся забыть всех этих ночных налетчиков, орудующих среди унылых лачуг проклятых городских трущоб захолустных городков, игроков, ожидающих своего звездного часа в ослепительной мишуре ночной жизни Лас-Вегаса, и эту сумасшедшую, которая только что чудилась ему в ночном кошмаре, и всех тех, с кем еще предстоит встретиться на дорогах правосудия.

– Привет, сука, – совершенно спокойно обратится кто-то однажды к своей жертве, но внезапно вскипит гневом и яростью. И какой-нибудь Кельвин Колорадо или Элла Мэй Мэйн вдруг присвоит себе право распоряжаться чужой жизнью и смертью, вытащив из кармана нечто способное вырезать глаза или оборвать ниточку жизни.

Эйхорд уже не надеется, что сможет со временем забыть звук выстрела и боль впившейся в ладонь рукоятки пистолета в тот ужасный момент, когда он был вынужден сказать: «Я стреляю», и кровь, принадлежащая живому существу, начала бить горячим алым фонтаном, издающим резкий запах. И сказанные уже в полузабытьи слова:

– Господи! Не делай этого! Позволь мне жить! Я еще не готова проститься с миром…

Но постепенно Джеку удается отделаться от наваждения, и его мысли уплывают от салуна «Серебряный доллар» и забрызганной кровью вывески «Пиво из Буффало – 50 центов».

Он сбрасывает с себя одеяло, садится на край кровати и смотрит на спящую Донну. Затем тихо, чтобы не разбудить жену, бредет в ванную. Он включает ледяную воду и подставляет под нее покрытые холодным потом лицо и шею. Как всегда, в первые секунды после сна он верит, что та ужасная арканзасская история только привиделась ему в очередном ночном кошмаре. А если это и не было дурным сном, то он, Эйхорд, сумел вмешаться вовремя. Как в кино, настоящий мужчина – всегда победитель. Но по прошествии этих первых секунд он с тоской понимает, что все это когда-то было наяву: и лужи крови, и ужасный, следящий за ним висящий глаз. А память услужливо предлагает ему подробности нескольких последних нераскрытых еще убийств пестиком для колки льда, которые тоже превратились в ночные наваждения Эйхорда. Пытаясь избавиться от только что пережитого во сне ужаса, он обводит взглядом до мелочей знакомую кухню в надежде зацепиться за что-нибудь мыслью. Внимание привлекает серебристый поднос с жареным хлебом и сосисками. И он замирает, парализованный очередным воспоминанием.

Весь мир уже кажется ему исполненным ужасов и преступлений. Почти в панике он спешит в комнату маленького Джонатана, желая убедиться, что с мальчиком все в порядке, что он не задохнулся во сне и не упал с кроватки. Эйхорд ощущает неприятный холодок между лопатками, когда берется за дверную ручку и медленно поворачивает ее. Он открывает дверь, пристально вглядывается в темноту и впервые с тех пор, как проснулся, глубоко и успокоенно вздыхает.

Медицинский центр Бакхеда

Оконное стекло отделяло безупречно стерильный кабинет доктора от шумного и грязного города и защищало от приносимых бризом зловонных урбанистических испарений и запаха горящих полей, этой невообразимо вонючей смеси. Давно уже не было дождя, и листва по обочинам дороги иссохла, пожухла, стала ломкой и коричневой. Корни деревьев с трудом вытягивали из земли последнюю, живительную влагу. Прекрасная плодородная почва покрылась безобразными трещинами. Несчастные животные были буквально при последнем издыхании.

Доктор, взглянув в окно, отвернулся от унылого безжизненного ландшафта и продолжил разговор со своим пациентом, сидящим По другую сторону великолепного стола ручной работы.

– Я полагаю, что это – самое оптимальное средство. Оно не только облегчает состояние, но и лечит.

Последовала пауза, и пациент спросил:

– Хотели бы вы знать, доктор, во что я верю? Во что я действительно верю?

– Ну конечно, – последовал ответ.

– Я верю, что однажды разверзнется небо, и каким-то совершенно чудесным образом появится некая Ширли Маклайн. Хотя я никогда не встречался с женщиной по имени Ширли и даже имя это никогда не любил. Вообще, я верю в мистическое предназначение имен. Посмотрите, как много комических актеров носят имя Ричард: Приор, Бельзер, Лейвич – вот сразу трое. Обратите внимание, в именах Ширли и Ричард в английском написании столько же букв, как и в фамилиях Кеннеди и Линкольн. Я верю, что Джон Уилкс Бут и Ли Харви Освальд…

– Послушайте, – очень мягко перебил его доктор, – я только стараюсь вам…

– Ax ты, грязная свинья! Я еще не закончил свою мысль! Не смей прерывать меня, чертов идиот!

За этим странным взрывом гнева последовала улыбка, которая, по-видимому, должна была свидетельствовать, что пациенту просто пришла фантазия немного подурачиться. Он понял, что доктор забеспокоился, и снова надел на себя безобидную клоунскую маску. Уже через мгновение за столом сидел хмурый, с двойным подбородком и капризно надутыми губами Никсон и говорил:

– Именно это я сказал Киссинджеру во время одного из наших загородных завтраков: это – самое оптимальное средство. Оно может и облегчать состояние, и излечивать. Скажите, Генри, как вы думаете, если поджечь этот джин, он загорится?

Доктор понимающе улыбнулся, а порочный и опасный человек по другую сторону стола, гримасничая, закатил глаза и победно взмахнул руками. Сейчас этот убийца выглядел безобидным шутом.

Нью-Мехико

Был великолепный день, и мягкие волны принимали фантастические очертания под голубым небом. Солнце освещало утесы, согревая скалы под ногами, и старый человек улыбался, глядя на братию, собирающуюся вокруг него.

– Мне очень хочется прочесть вам кое-что из Евангелия, – произнес он низким, хорошо поставленным голосом проповедника.

– Я не стыжусь проповедовать перед вами. Все должны жить в вере.

Некоторые из них, несомненно, понимали его. Другие не встречались с ним взглядом. И это было обычным явлением.

– С сотворения мира Его невидимые черты. Его вечная власть и божественная природа ясно просматриваются и воспринимаются через Его дела.

Проповедник перешел на другую сторону холма, с плоской вершины которого некоторые из новообращаемых наблюдали за ним. Его неистовые жестокие глаза внимательно оглядели паству в поисках вероотступников и загорелись воодушевлением.

– Но хотя люди и знали о существовании Господа, они ничего не делали для его прославления, даже не благодарили Его. Они уперлись в тупик со своими теориями, и их глупые сердца погрязли во тьме.

Он шел среди них, осторожно шаг за шагом передвигаясь на следующую плоскую вершину. Сегодня было многочисленное собрание. Вероятно, ему удастся выбрать по меньшей мере пятьдесят или шестьдесят подходящих ему.

– Желая вобрать в себя всю мудрость мира, люди стали глупцами и променяли божественный рай на грязное нечестивое существование среди птиц и животных.

Он без страха шел среди своей паствы. Проповедник Евангелия.

– В них слишком много вожделения и похоти, и они осквернили свои тела, – его голос становился все громче, – потому что променяли правду Господа на ложь и стали поклоняться и служить Его созданию больше, чем самому Создателю, да будет он благословен в веках. Аминь! В мужчинах слишком много позорного вожделения к женщинам, которые тоже забыли о своем естественном предназначении.

– Мало этого, – говорил он, и голос его звучал с глубоким осуждением, – мужчины также пренебрегли естественным назначением женщины и направили свои алчущие удовольствий взоры к другим мужчинам. Они стали вести себя крайне непристойно по отношению друг к другу и наказаны за это. Что ж, дети мои, мы все знаем, что и сейчас это бывает, не так ли?

Он был совсем рядом с ними. Наклонился к ним.

– Послание апостола Павла к римлянам! Да, Евангелие растолковывает то, что грешники называют СПИДом. И именно тогда, когда они не видят больше необходимости признавать Бога, Бог снова дает им возможность подняться над развратом и исправиться.

– Вам известно, – говорил он, чувствуя себя источником силы Святого Духа, – что сотни лет назад большие города были оплотами христианства. Нью-Йорк, Лондон, Париж. Но в двухтысячном году самые большие города станут рассадниками идей Антихриста. И в таких мегаполисах, как Шанхай или Бомбей, миллионы грешников родятся, будут жить и умрут, не услышав ни одного слова Евангелия. Нечестивость, злобность, алчность, зависть, убийства, раздоры и обман – вот какова будет жизнь этих несчастных. Бедность и недоедание, аморальность и проституция – все это приведет к упадку многочисленные нации, живущие не по христианским заповедям.

Наконец он почувствовал, что они уже в его власти. Его паства медленно двигалась к нему, и это наполняло его сердце гордостью.

– И они двинулись на запад. Эти ярые противники Бога и создатели дьявола. Иностранные антихристы, скупающие нашу собственность, калечащие и убивающие нашу культуру, подбирающиеся к самым основам нашей морали со своими развращенными взглядами.

Один из слушателей коснулся его башмака, когда он перешагивал на соседний плоский камень.

– Наш долг – сокрушить, уничтожить неверных! – вскричал он, протягивая руку к своей пастве.

Некоторые из его коллег называли его Баптистом. Они слагали о нем легенды, но паства его была неразговорчива.

Он был пожилым человеком с самой обыкновенной внешностью, в выцветшем синем рабочем комбинезоне, рыжевато-коричневой рубашке и стоптанных башмаках. Он стоял один на солнечной стороне утеса, держа большую извивающуюся гремучую змею в нескольких дюймах от лица, пренебрегая опасностью быть укушенным. Камни вокруг него просто кишели змеями. Баптист и его паства.

Амарилло, 1948

Отец не выносил детского плача и наказывал сына необычными способами. Например, использовал попку мальчика в качестве пепельницы. И если бы не сердобольный сосед, который однажды вызвал наряд полиции, ребенок бы, конечно, погиб. Приехав, полицейские обнаружили малыша одного, в грязной вонючей клетке, после чего он был наконец избавлен от отцовских забот.

Его приемная мать души не чаяла в своем маленьком сыне. Она обожала покрывать детскую спину, испещренную мертвенно-бледными рубцами от сигаретных ожогов, страстными ласковыми поцелуями, которые скоро переросли в интимную близость.

В израненной, искривленной душе ребенка пустила корни темная, горькая злоба, взращенная жестоким отцом и любвеобильной приемной матерью, К мальчику рано пришла половая зрелость, и психически он был готов к ней.

Блайтвилл, Арканзас

– Вы Эйхорд, сотрудник особого отдела?

– Да, сэр.

– Боб Мотт, начальник полиции. – Мужчины обменялись рукопожатием.

– Рад познакомиться с вами, шеф. Сожалею, что приходится обременять вас работой.

– Все в порядке, Джек, – так, кажется, вас зовут? Можете называть меня просто Боб.

– Хорошо. – Эйхорд знал анкетные данные шефа полиции Роберта Мотта из досье отряда спецназначения. Этот человек с безупречной профессиональной репутацией возглавлял департамент полиции в небольшом городке. Награды, завидное количество удачных расследований, раскрытие нескольких сложных убийств. Мотт говорил просто и дружелюбно:

– У меня отлегло от сердца, когда в ответ на свою просьбу прислать сотрудника я получил факс из Главного управления департамента полиции с сообщением, что приедете именно вы.

Эйхорд почувствовал, что с этим человеком ему будет легко.

– Я очень рад, но…

Мотт прервал его. Говорил он серьезным тоном, изредка покачивая в такт головой:

– Понимаете, не идут у меня дела, Джек. Я слежу за вашей работой с тех пор, как вы раскрыли дело доктора Демента. У вас просто потрясающие аналитические способности. Мне необходим человек с вашим опытом.

– Вы преувеличиваете. – Эйхорд никогда не знал, как вести себя в подобных ситуациях, и тушевался. – Надеюсь, я не разочарую вас. Я тут обнаружил в делах, что вы пятнадцать лет проработали в службе контрразведки, прежде чем перешли сюда?

– Да, я руководил отделом в восемьдесят шестом. А здесь я уже девятнадцать с половиной лет. Меньше чем через год я сниму значок.

Эйхорд удивился. Мало того, что Мотт пятнадцать лет проработал в контрразведке, он еще и двадцать лет в полиции. После перелета Джеку все еще было не по себе, и он чувствовал себя как человек, который никак не может вспомнить, где находится. Чтобы не отвлекаться на свои ощущения, он спросил:

– Служба контрразведки взаимодействовала с войсками?

– Нет, нам хватало собственных сил, иногда, правда, привлекали организацию Оцеолы.

Эйхорд похлопал, себя по карманам в поисках сигарет, но обнаружил только пачку записок, рисунков, набросков и эскизов самолетиков.

А Мотт продолжал:

– Блайтвилл и Оцеола используют контрразведку при расследовании убийств, находящихся в их компетенции, а мы работаем в округе, когда…

Джек кивал, пытаясь сосредоточиться на словах Мотта, но чувствовал себя все хуже и хуже. Голову сжимало, как на морозе. Начал дергать больной зуб с дуплом, десна явно опухла, и Эйхорд понял, что без дантиста не обойтись. Боль нарастала с каждой минутой, и вскоре он уже был не в состоянии воспринимать ничего, кроме нее. Пару лет назад он обошелся бы рюмкой спирта, но теперь ему мог помочь только врач. Усилием воли он заставил себя снова прислушаться к собеседнику.

– …просто в нашем суде почти всегда занимаются ерундой, что, сами понимаете, паршиво.

– Да, разумеется. Давайте еще раз пробежимся по всему делу от начала до конца. Когда и от кого стало известно об исчезновении детей? От их матери, насколько я знаю?

– Да, Хуанита Альварес, сорок три года, в разводе, две дочери. Живет здесь всю жизнь. Любовников нет. Прекрасные дети. Однажды они поехали покататься на велосипедах. Когда вернулись, она занималась хозяйством. Покончив с домашними делами, обнаружила во дворе велосипеды, но детей не было. Она решила, что они отправились в лавочку. Но шло время, а девочки не возвращались. Тут она запаниковала, бросилась по соседям. Безрезультатно. Тогда она позвонила нам. Через двадцать четыре часа было открыто уголовное дело об исчезновении Анжелы и Марии Альварес.

Наиболее вероятно следующее: девочки катались на велосипедах, когда их увидел преступник. Возможно, это был кто-то из знакомых. Преступник предложил им покататься на машине, а может быть, еще на чем-то, во всяком случае, этого никто не видел.

Спустя два дня наши офицеры Ларри Филлипс и Би Джей Бэн объезжали район на служебной машине. Обычное патрулирование. Они получили анонимный телефонный звонок. Если хотите, можете прослушать запись. Девичий голос сообщил, что в районе Клирлэйка – мертвое тело. Офицеры обнаружили два трупа. Это было одним из самых ужасных зрелищ, которые мне когда-либо приходилось видеть. Два изуродованных до неузнаваемости детских тела. Два трупа маленьких девочек с отрезанными головами.

Боб Мотт перевел дыхание. Больной зуб Эйхорда снова задергал.

– И никаких свидетелей. Мы даже не знаем звонившую. На следующий день мы обнаружили место преступления. Это оказался заброшенный дом неподалеку от новостроек на Клирлэйк-авеню. Крови – как на бойне, но никаких частей трупов.

– А головы?

– Не торопитесь. На опознание приехала мать девочек. Что там было, лучше не вспоминать! Потом мы облазили всю комнату, перерыли груды мусора, массу материалов отправили в лабораторию: пыль и прочее; в общем, вычистили всю округу, как профессиональные дворники. – Он прищурился, словно у него устали от света глаза.

– Но недостающих частей тел так и не нашли. Определенно можно сказать только то, что детей подобрали в Южной Ютике или неподалеку, посадили их в машину или фургон и привезли в старый заброшенный дом на Клирлэйк-авеню. Может быть, к этому времени их успели связать и заткнуть им рты: мы нашли веревку и куски платьев. В старом доме обеих девочек изнасиловали. Злобно и жестоко. Дети подверглись самым изощренным пыткам, которые только можно изобрести. Затем их убили, отрезали им головы, обмыли тела, вытерли и выкинули в поле. Для чего? Даже в голову не приходит.

– И ни одного свидетеля, который бы видел или слышал что-нибудь?

– Абсолютно.

– Ну что же, мне остается только попросить вас подобрать все факты, которыми мы располагаем, и обеспечить полную свободу действий.

Уже через полтора часа Эйхорд получил от шефа полиции докладную на пяти страницах. Он рассмотрел фотографии, изучил протоколы допросов, образцы волокон, присланные из криминалистической лаборатории штата Колумбия, результаты исследовании вскрытия трупов, соскобов из-под ногтей и проб пыли – в общем, все, что было в наличии.

В распоряжении Джека были также карты, исчерченные бессмысленными на первый взгляд закорючками, и ключи от взятого напрокат неизвестного средства передвижения.

Мотт снова поехал в заброшенный дом у новостройки и вскрыл опечатанную дверь. Следом прибыл Эйхорд. В развалюху временно провели электричество, и полиция, осветив место убийства прожекторами, тщательно все осмотрела, потратив на это около часа. После этого Джек подошел к шефу полиции:

– Я поброжу тут в округе еще немного, – сказал он. – Здесь все именно так, как вы обрисовали.

– Надеюсь, Джек, вам улыбнется удача. Но пока это выглядит чертовски безнадежно.

– Мне знакомо это чувство. Так бывает в начале расследования почти со всеми.

– Время-то идет, а успехов никаких.

– А что, если мы окончательно зайдем в тупик и придется прекратить расследование?

– На этот случай приятель припас для меня работенку. Хорошие деньги, много преимуществ, покупатели никогда не проходят мимо.

– Звучит неплохо.

– Ладно, надеюсь, до этого не дойдет. Завтра утром мы пригласим к вам девушку. В девять не рано? – Шеф говорил о четырнадцатилетней девочке, с которой Эйхорд хотел встретиться в первую очередь.

– Что ж, отлично.

– Помните, я говорил, что она собиралась наточить топор у соседа напротив на стоянке фургонов. Мы проверили соседа – он абсолютно чист, но, по крайней мере, у вас будет отправная точка.

– Хорошо. Еще я хочу позвонить миссис Альварес и встретиться с ней до того, как она выйдет на работу. А лучше, если позвоните вы и скажете, что я зайду к ней утром.

– Нет проблем. Вы позвоните ей утром или сразу зайдете?

– Позвоню, и мы договоримся о времени. Желательно от семи до семи тридцати. Затем я встречусь с девушкой и ее соседом, который не любит собак. Потом, видимо около полудня, загляну к вам, узнать, как дела.

– Принято. А мы пока обсудим все немыслимые версии, которые только могут прийти в голову.

– А девушку вы собираетесь пригласить сюда?

– Нет, лучше в управление.

– Я только хочу сказать, что тот мужчина, – Эйхорд бросил взгляд на свои записи, – мистер Хиллман, или как там его зовут, живет по соседству, поэтому надо постараться привести ее, не привлекая внимания, иначе за ней могут начать охоту или просто увезти на неопознанном автомобиле. Я приду в управление около девяти.

– Договорились. Еще раз спасибо, Джек. До завтра. – Мотт протянул руку.

– До встречи. Боб. Я очень благодарен вам за помощь. Увидимся утром.

Дверь закрылась, и Эйхорд остался один. С улицы приглушенно доносились ночные звуки и шум транспорта. Он постарался встать на место убийцы и прокрутил в себе единственную имеющуюся версию преступления. Допустим, на ближайшей станции проката автомобилей он взял машину. Втащил уже связанных детей внутрь. Огляделся, убедился, что свидетелей нет. Потом издевался над ними, наслаждался созерцанием агонии в их глазах, предсмертными криками, пока они истекали кровью. Дальнейшее представлять не было необходимости. Вскрытие трупов и исследование места убийства свидетельствовали о большем, чем могла подсказать любая фантазия. После кровавых забав детей убили. Эйхорд стоит, ощущая на себе детскую кровь. Но этим мерзавцам хотелось большего. Чего? Может быть, какого-то ритуала? Отрезаны головы. Зачем? Чтобы затруднить опознание жертв? Если так, то почему бы не сжечь трупы? И потом, зачем обмывать части тел? Наконец, самое странное. Для чего понадобилось этим маньякам вывозить в поле обезглавленные расчлененные трупы, рискуя быть замеченными, а затем отправиться назад, чтобы что-то сделать с головами? Безумие!