Текст книги "И быть подлецом"

Глава 9

У меня началась черная полоса. Идея – надеюсь, плодотворная, – как получить информацию у привратника дома 829 по Уиксли-авеню, пришла мне в голову за обеденным столом, когда я делал вид, будто слушаю рассказ Вулфа о том, что в школах Черногории математику обычно преподавали мужчины с усами длиною в фут. Сразу после обеда я поехал по искомому адресу, но привратник ушел в кино, и мне пришлось ждать больше часа. Я получил то, что хотел, щедро заплатив за это очередным баксом из денег компании «Старлайт», после чего вернулся в город, поставил автомобиль в гараж, пришел домой и поднялся к себе. Вулф, конечно, был в кабинете, дверь оставалась открытой, однако я даже не остановился, чтобы ему кивнуть.

У себя в комнате я еще раз тщательно почистил зубы, так как не знал, когда мне в ближайшее время удастся это сделать, и собрался в дорогу, а именно положил в карман пальто расческу и щетку для волос. Сумку я решил не брать, чтобы путешествовать налегке. Потом я сделал один телефонный звонок. Я звонил из своей комнаты, а не из кабинета, поскольку Вулф отделался от меня, даже ни намеком не подсказав, в каком направлении двигаться, но если Вулфа это устраивает – флаг ему в руки. В таком случае нет смысла позволять ему выслушивать подробные инструкции, которые я дал Солу Пензеру. Спустившись, я все-таки задержался у двери в кабинет, чтобы пожелать Вулфу спокойной ночи, хотя это было все, что я мог ему сказать.

В ночь со вторника на среду я спал чуть более трех часов, а со среды на четверг мне удалось поспать ненамного больше. Ну а с четверга на пятницу я спал еще меньше, причем урывками. В пятницу утром, когда я появился на стоянке такси железнодорожной станции Атлантик-Сити, на улице было по-прежнему мрачно, холодно и неуютно. Я широко зевнул, пытаясь унять дрожь, сказал водителю такси, что я его пассажир, и, попросив подождать минутку, подошел к стоящему сразу за ним такси и обратился к шоферу:

– В это время суток мне мало одного такси. Мне всегда нужны два. Я сяду в то, что перед вами, а вы езжайте следом, а когда мы остановимся, то решим, что делать дальше.

– А куда вы направляетесь?

– Тут недалеко. – Я сунул ему долларовую банкноту. – Не заблудишься.

Он кивнул без особого энтузиазма и завел двигатель. Я сел в первое такси и велел водителю ехать в сторону отеля «Амбассадор». Ехать оказалось недалеко, и уже через несколько минут он припарковался у тротуара. В это время суток места для парковки было более чем достаточно. Когда второй таксист остановился прямо за нами, я махнул ему рукой, и он присоединился к нам.

– У меня есть враги, – объяснил я.

Они переглянулись, и один из них сказал:

– Расхлебывай свои проблемы сам, приятель. Мы всего-навсего таксисты. У меня на счетчике шестьдесят центов.

– Я имею в виду совсем других врагов. Это мои жена и дочь. Они разрушают мою жизнь. Сколько выходов в отеле «Амбассадор»? Я не имею в виду старые трюки с пожарной дверью или с желобом для угля. Только нормальные выходы.

– Два, – ответил один таксист.

– Три, – уточнил другой.

– Так три или два?

В результате они сошлись на трех и рассказали, где они находятся.

– Тогда мы вполне справимся, – решил я. – Вот. – Я вытащил две пятерки плюс один бакс для таксиста, доставившего меня на место. – Окончательная оплата зависит от того, сколько времени на все про все уйдет, но вы в обиде не останетесь. А теперь слушайте.

Они так и сделали.

Десять минут спустя, около семи утра, я стоял у какого-то облезлого куста, не сводя глаз с выхода из отеля «Амбассадор» со стороны океана. Порывы ледяного ветра разносили кругом грязно-серые клочья тумана, что наводило на мысли не о месте для отдыха, а скорее о последнем пристанище. А еще я понял, что совершил крупную ошибку, отложив завтрак на потом, когда это можно будет сделать по-человечески. В результате мой желудок решил, что раз он мне больше не понадобится, то можно сжаться в комок и посмотреть, как мне это понравится.

Я решил его обмануть, сглотнув слюну, но, поскольку я не почистил зубы, вкус был совершенно не мой. Тогда я попытался сплюнуть, отчего мой желудок стал сжиматься еще быстрее. И вот спустя полчаса, когда на моих часах было четверть восьмого, а я уже молил Бога о прощении за то, что все так плохо спланировал, одно из моих такси стремительно появилось из-за угла и остановилось. Таксист окликнул меня и предупредительно открыл дверь.

– Они свалили, приятель.

– На вокзал?

– Думаю, да. Он поехали в ту сторону. – Развернув машину, таксист нажал на педаль газа. – Они прошли через выход к стоянке такси и там сели в машину. Тони у них на хвосте.

Мне не было нужды пришпоривать таксиста, так как он сразу взял с места в карьер. Судя по моим наручным часам, с начала операции прошло девятнадцать минут, а значит, до отправления в семь тридцать поезда до Нью-Йорка оставалось одиннадцать минут. Четыре из них ушло на то, чтобы такси, причудливо петляя, остановилось перед железнодорожным вокзалом. Я выскочил из машины. Прямо перед нами какая-то женщина расплачивалась с водителем. Рядом с женщиной стояла молоденькая девушка.

– Ну ты и дурак, парень, – напустился на меня таксист. – Они же не слепые, да?

– Все в порядке, – успокоил я таксиста. – Они знают, что я их выслеживаю. Это война нервов.

Возле нас возник Тони, и я, избавившись от очередной пары пятидолларовых банкнот, поспешил на вокзал. Работала только одна касса. Мать и дитя уже стояли перед окошком, покупали билеты. Я отошел к навесу над путями, все еще имея три минуты в запасе, и уже собирался было оглянуться, чтобы понять, почему дамы задерживаются, как вдруг они галопом пробежали мимо меня: дочь, вырвавшись вперед, тянула мать за руку. Держась сзади, я проследил за тем, как они садились в поезд, но сам продолжал топтаться на платформе до тех пор, пока не дали сигнал к отправлению и не завертелись колеса, после чего вскочил на подножку.

В вагоне-ресторане было пусто. Я заказал двойную порцию апельсинового сока, лепешки с жареной ветчиной, кофе, французский тост с колбасным фаршем, виноградное желе и еще кофе. Я помирился со своим желудком, и мы договорились забыть прошлое.

Затем я решил пойти взглянуть на мать с дочерью, и тут произошло нечто, чем я отнюдь не горжусь. Черт, я настолько проголодался, что совершенно забыл о других умирающих от голода! Однако, когда, пройдя через три вагона, я увидел мать с дочерью и посмотрел на их лица, мне тотчас же пришла в голову эта мысль. Конечно, они были напряжены из-за возникших проблем, особенно одной, однако страдальческое выражение их бледных, напряженных лиц было вызвано в том числе и муками голода. Миссис Шеферд с дочерью явно не хватило времени перехватить что-нибудь на ходу, а покупать еду в вагонах-ресторанах они, похоже, не привыкли.

Я отошел в конец вагона, повернулся лицом к пассажирам и выкрикнул:

– Приглашаю всех на завтрак в вагон-ресторан через три вагона от вас! Умеренные цены!

Затем я прошел по проходу, повторяя свое объявление с нужными интервалами, в том числе возле скамьи, где сидели мать с дочерью. Это сработало. Обменявшись парой слов, они поднялись и прошли вперед. Более того, мне удалось сделать еще несколько продаж: женщине, мужчине и какой-то паре.

К тому времени как миссис Шеферд с дочерью вернулись, мы были менее чем в часе езды от Нью-Йорка. Пока дамы шли по проходу, я внимательно их разглядел. Мамаша была низенькой, сутулой, с пробивающейся в волосах сединой. Нос у нее был по-прежнему тонким, остреньким, но уже не таким, как тогда, когда она умирала от голода. Нэнсили выглядела куда привлекательнее и интеллигентнее, чем можно было ожидать, судя по фотографиям из газет и описанию Сола Пензера. Копна ее каштановых волос спускалась ниже плеч, а синие глаза казались такими темными, что нужно было подойти совсем близко, чтобы увидеть эту ускользающую синеву. И ни намека на мамашину остроносость или нависающие надбровные дуги отца. Если бы я учился в старших классах средней школы, то с удовольствием угостил бы Нэнсили кока-колой или даже сливочным мороженым со взбитыми сливками.

Неприятности начнутся, и я это хорошо понимал, как только они сойдут с поезда на Пенсильванском вокзале и поднимутся по лестнице. Я уже решил, что буду делать, если они направятся к стоянке такси, остановке автобуса либо спустятся в метро или если, на худой конец, мамаша зайдет в телефонную будку. Поэтому я буквально шел за ними по пятам, ожидая момента, когда придет пора действовать, но единственным моим действием была неторопливая прогулка. Они поднялись на эскалаторе на улицу, покинули вокзал через северный выход и повернули налево. Я шел следом. На Девятой авеню они свернули в город, а на Тридцать пятой улице – снова налево. Короче, они шли не останавливаясь прямиком к дому Вулфа, и я, само собой, находился не в худшем расположении духа, но что меня особенно радовало – это идеальный расчет времени. Часы показывали ровно одиннадцать: Вулф наверняка уже спустился из оранжереи и устроился в своем кресле в ожидании гостей.

Так оно и вышло. Западнее Десятой авеню женщины принялись изучать номера домов, и я начал подбираться к ним с тыла. Возле нашего крыльца они замедлили шаг и, проверив номер дома, поднялись по ступенькам.

Когда дамы собрались нажать на кнопку звонка, я уже подошел к крыльцу, но они не обратили на меня ни малейшего внимания. Конечно, мое возвращение стало бы более триумфальным, если бы я сделал все по-другому, но проблема заключалась в том, что Фриц ни за что не впустил бы посетителей в дом, не спросив разрешения у Вулфа. Я взлетел вверх, перемахивая сразу через две ступеньки, вставил в замок свой собственный ключ, распахнул дверь и пригласил посетительниц в дом:

– Миссис Шеферд? Прошу вас, проходите.

Мамаша неуверенно переступила порог, а Нэнсили подозрительно покосилась на меня:

– Вы были с нами в поезде! Надо же, как забавно!

– Мистер Вулф вас ждет, – произнес я. – Если, конечно, вы находите это забавным. В любом случае, если хотите смеяться, советую все же зайти в дом. Чтобы я мог закрыть дверь.

Нэнсили вошла внутрь, не спуская с меня глаз. Я спросил дам, не желают ли они оставить вещи в прихожей. Они не желали. Поэтому я сразу провел посетительниц в кабинет.

Вулф, сидевший в кресле за письменным столом, после секундного колебания поднялся с места. Я оценил его жест. Он никогда не встает, когда в кабинет входят мужчины, а когда туда входят женщины, как правило, объясняет, если, конечно, берет себе за труд, что остается сидеть, поскольку для него вставать и садиться гораздо более серьезное испытание, чем для большинства людей. Впрочем, я знал, почему Вулф нарушил правило. Он таким образом отдавал мне должное, причем не только за то, что я доставил к нему мать и дочь Шеферд, но и за то, что они появились в его кабинете, когда у него начинался рабочий день, минуту в минуту.

– Миссис Шеферд, – сказал я, – это мистер Ниро Вулф. Мисс Нэнсили Шеферд.

Вулф поклонился:

– Здравствуйте, дамы.

– Мой муж? – испуганно, но настойчиво поинтересовалась миссис Шеферд. – Где мой муж?

– Скоро будет здесь, – заверил ее Вулф. – Он задерживается. Садитесь, мэм.

Улыбнувшись Вулфу, я покачал головой:

– Большое спасибо за помощь. Но нам нужен другой текст. – Я обратил улыбку к матери и дочери. – Я должен объяснить ситуацию не только вам, но и мистеру Вулфу тоже. Телеграмма у вас с собой? Можно мне на секундочку?

Миссис Шеферд собралась было открыть сумочку, но Нэнсили ее остановила:

– Не смей ничего ему давать! – Затем она набросилась на меня: – Вы сейчас же выпустите нас отсюда!

– Нет! – отрезал я. – Не сейчас. Но я с удовольствием сделаю это через пять минут, если вы все-таки захотите уйти. Чего вы боитесь? Разве не я побеспокоился о вашем завтраке? Но сперва я должен кое-что объяснить мистеру Вулфу, а потом уже вам. – Я повернулся к Вулфу. – Телеграмма, которая лежит в сумочке у миссис Шеферд, гласит: «Садись на ближайший поезд до Нью-Йорка и отправляйся в офис Ниро Вулфа на Западной Тридцать пятой улице, дом девятьсот восемнадцать. Он заплатил за эту телеграмму. Возьми с собой Нэн. Встретимся там. Вещи оставьте в номере отеля. Пошевеливайтесь. Ал.» Сол отправил телеграмму с телеграфа в Бронксе сегодня в шесть тридцать утра. Вы наверняка поймете, почему мне пришлось еще раз съездить туда, где они живут, повидать привратника. Слово «пошевеливайтесь» придало телеграмме достоверности.

– Значит, папа не посылал телеграммы! – сверкнула на меня глазами Нэнсили. – Я сразу подумала, тут что-то нечисто! – Она решительно взяла мать за руку. – Все, мы уходим!

– Куда, Нэн?

– Мы уходим отсюда.

– Но куда нам идти? – Судя по испуганным глазам и истерическим ноткам в голосе, миссис Шеферд была на грани паники. – Домой?

– В том-то и дело, – выразительно произнес я. – Вот так-то. Куда вам идти? У вас есть три варианта. Во-первых, вы можете пойти домой, а когда глава семейства вернется с работы, вы вправе рассказать ему, что вас обвели вокруг пальца фальшивой телеграммой. Я вижу по вашим лицам, как вам нравится такая идея. Во-вторых, вы можете сесть на ближайший поезд до Атлантик-Сити, но в этом случае я еще до вашего ухода немедленно звоню мистеру Шеферду на склад, где он работает, и говорю ему, что вы здесь, у нас, с дикой историей о какой-то телеграмме, и он, естественно, захочет с вами побеседовать. И вам снова придется поведать ему, как вас обманули фальшивой телеграммой.

У мамаши был такой вид, будто она вот-вот упадет. Я предусмотрительно пододвинул ей стул, и она наконец села.

– Вы ужасный человек! – заявила Нэнсили. – Просто ужасный!

Пропустив ее слова мимо ушей, я снова обратился к миссис Шеферд:

– И наконец, в-третьих, вы можете остаться здесь. Мистер Вулф обсудит кое-какие моменты с Нэнсили и задаст ей несколько вопросов. Это займет часа два, или три, или четыре, так что чем раньше начнем, тем лучше. Вы получите еще один отличный ланч. А как только мистер Вулф закончит, я отвезу вас на вокзал и посажу на поезд до Атлантик-Сити. Мы оплатим вам дорогу в оба конца и все расходы, такие как плата за такси, завтрак и обед на обратном пути до Атлантик-Сити. Мистер Шеферд, с которым я уже имел удовольствие познакомиться, ничего не узнает. – Я поджал губы. – Единственные варианты, которые пришли мне в голову. Только три.

Нэнсили села в красное кожаное кресло – еще одно свидетельство ее смышлености.

– Ужасно, – безнадежно вздохнула миссис Шеферд. – Это самая гадкая вещь, которая… Вы не похожи на человека, способного делать такие гадости. Вы абсолютно уверены, что мой муж не посылал той телеграммы? Честное слово?

– Совершенно точно не отправлял, – заверил я миссис Шеферд. – Он ничего об этом не знает и никогда не узнает. Ничего страшного не произошло. И уже к вечеру вы будете в своем чудесном номере отеля.

Миссис Шеферд обреченно покачала головой.

– Не такой уж он и чудесный, – заявила Нэнсили. – Душ брызгается во все стороны, и они не хотят его ремонтировать. – Неожиданно она прижала руку ко рту, вытаращила глаза и, вскочив с кресла, завизжала:

– Ой, боже мой! Где у вас радио? Сегодня же пятница! Она в эфире!

– Никакого радио! – отрезал я. – Не работает. Вот, позвольте мне взять у вас пальто и шляпу.

Глава 10

Во время представления, за исключением перерыва на ланч, миссис Шеферд сидела, печально поникнув, в одном из желтых кресел. Вулфу это явно не нравилось, и он периодически предлагал ей пройти в Южную комнату вздремнуть или подняться в оранжерею посмотреть на орхидеи. Но миссис Шеферд сидела как приклеенная. Конечно, мамаша защищала своего детеныша, но, клянусь Богом, она, скорее, опасалась, что, если упустит нас из поля зрения, мы можем отправить ей еще одну телеграмму за подписью «Ал».

Я собирался быть справедливым и беспристрастным в отношении Нэнсили. Поэтому все, записанное на странице моего блокнота, – чистая правда.

В.: Мисс Шеферд, вы очень высоко цените мисс Фрейзер. Не так ли?

Н.: О да! Она само совершенство!

И на другой странице блокнота:

В.: Почему вы при такой хорошей успеваемости бросили школу, не получив аттестата?

Н.: Мне предложили поработать моделью. Так, чуть-чуть, за два доллара в час, время от времени, в основном ноги, но получать живые деньги было очень-очень приятно!

В.: Итак, вы собираетесь делать карьеру… модели?

Н.: Ой нет! Я и в самом деле очень серьезно настроена. Я собираюсь вести программу, как мисс Фрейзер… Ну вы понимаете, очень человечную, со смехом в зале, но хорошую и стоящую. А вы, мистер Вулф, как часто выступали по радио?

На той же странице:

В.: А как вы проводили время в Атлантик-Сити?

Н.: Умирала с тоски. Там скука смертная. Стоячее болото. Просто ужас!

Это дословная передача, и у меня еще куча страниц с подобной чепухой, но есть и другие, вполне разумные высказывания. При желании Нэнсили могла говорить толково и по делу, например тогда, когда объяснила, что телеграмма наверняка вызвала бы у нее подозрение и она заставила бы мать позвонить отцу на склад, если бы в газетах не писали, что мисс Фрейзер наняла Ниро Вулфа расследовать это дело. А когда Ниро Вулф стал расспрашивать Нэнсили о сотрудниках мисс Фрейзер, девчонка не только проделала отличную работу, по достоинству оценив каждого из них, но и не привела ни одного голословного утверждения.

Было нетрудно заметить, что Вулфу оказалось крайне нелегко за достаточно короткий промежуток, который он сам ограничил временем ланча, обойти все острые углы, одновременно приучив Нэнсили к своему голосу и манере задавать самые неожиданные вопросы. И когда Фриц пригласил нас в столовую, Вулф, похоже, все еще продолжал блуждать в потемках.

После ланча мы вернулись в кабинет и снова расселись по местам, причем мамаша заняла облюбованное ею желтое кресло, а Нэнсили, как заправская курильщица, затянулась сигаретой. Вулф продолжил начатый разговор, и, насколько я успел заметить, он ходил вокруг да около, все ближе подбираясь к сцене преступления. Уточнив информацию о Клубе поклонниц Маделин Фрейзер в Восточном Бронксе, который организовала и раскрутила Нэнсили, Вулф перешел непосредственно к событиям в студии, начав с программ Маделин Фрейзер. Он узнал, что Нэнсили обычно приходила туда по вторникам, а иногда и по пятницам. Мисс Фрейзер обещала ей, что в один прекрасный день даст ей микрофон, чтобы произнести одну-две реплики из сценария. В прямом эфире национальной радиосети! Как правило, Нэнсили сидела вместе со зрителями в переднем ряду, но всегда была готова помочь, что ей нередко разрешалось, правда исключительно с одобрения мисс Фрейзер. Остальные считали ее надоедалой.

– А это действительно так? – поинтересовался Вулф.

– Кто бы сомневался! Но мисс Фрейзер так не думает. Она знает, я считаю ее самой классной радиоведущей, просто супер, а ведь есть еще мой клуб, так что сами понимаете. Это льстит ее самолюбию.

Теперь вы видите, почему мне хотелось быть справедливым и беспристрастным к Нэнсили.

Вулф понимающе кивнул:

– А какого рода услуги вы там оказывали?

– Ой! – махнула рукой Нэнсили. – Кто-то роняет страничку сценария, я поднимаю. Стул скрипит, я слышу это первая и приношу другой. В тот день, когда все случилось, я достала из шкафа поднос со стаканами и отнесла на стол.

– Да неужели? В тот день, когда гостем программы был мистер Орчард?

– Ну конечно, я часто так делала.

– У вас что, есть ключ от шкафа?

– Нет, только у мисс Вэнс. Она открыла шкаф и достала оттуда стаканы. – Нэнсили улыбнулась. – Как-то раз я разбила стакан, и думаете, мисс Фрейзер подняла хай? А вот и нет. Она просто попросила меня принести бумажный стаканчик. Она классная.

– Удивительно. А когда это случилось?

– Ой, давным-давно, когда они еще пользовались прозрачными стаканами, прежде чем заменить их на темно-синие.

– Как давно это было?

– Около года назад, вроде бы так. – Нэнсили кивнула. – Да, тогда они еще только начали пить «Старлайт» во время эфира. И первые несколько раз все пили из обычных прозрачных стаканов, а потом им пришлось поменять… – Она осеклась.

– А почему им пришлось поменять стаканы?

– Не знаю.

Я рассчитывал, что Вулф с ходу на нее набросится или станет давить. Что было бы логично.

Нэнсили прикусила язык, так как ляпнула или едва не ляпнула нечто такое, чего не следовало говорить, и когда она ответила, что ничего не знает, то явно врала. Однако Вулф предпочел уйти с тонкого льда:

– Полагаю, синие стаканы были более тяжелыми и не так легко бились. – Он хмыкнул, будто данное обстоятельство его позабавило. – Мисс Шеферд, а вы сами когда-нибудь пили «Старлайт»?

– Я! Вы что, издеваетесь? Когда мой клуб вышел на первое место, они прислали мне десять ящиков. На грузовике!

– Мне напиток не очень понравился. А вам?

– О… наверное, все-таки нравится. Думаю, я его обожаю. Но только если не пить много зараз. Когда у меня будет своя программа и свой клуб поклонниц, я буду работать совсем по-другому. – Она нахмурилась. – Как по-вашему, Нэнсили Шеферд – хорошее имя для радиоведущей? Может, лучше назваться Нэн Шеферд или вообще как-нибудь по-другому? Фамилия мисс Фрейзер была Оксхолл, а потом она вышла замуж за парня по фамилии Коппел, но он умер, и когда она попала на радио, то не захотела пользоваться старыми фамилиями и взяла себе новую.

– Оба варианта, – рассудительно произнес Вулф, – отличные. Когда-нибудь вы мне непременно расскажете, как будете управлять вашими клубами. Как по-вашему, в «Старлайте» есть перец?

– Не знаю, никогда об этом не думала. Там намешана куча всякой дряни. Там вообще мало газиков.

– Да, – согласился Вулф. – Мало газиков. А какую еще помощь вы оказывали во время радиоэфиров?

– Ой, лишь то, о чем я уже говорила.

– А вы когда-нибудь помогали передавать стаканы и бутылки… мисс Фрейзер, мистеру Медоузу и гостям?

– Нет. Я однажды попыталась, но мне не разрешили.

– А где вы были… в тот день, о котором идет речь… когда передавали бутылки и стаканы по кругу?

– Сидела на скамейке для рояля. Они хотят, чтобы я сидела вместе со зрителями во время эфира. Но иногда я этого не делаю.

– Вы видели, кто передавал стакан и бутылку… например, мистеру Орчарду?

Нэнсили заговорщицки улыбнулась:

– Ах вот что вам хотелось бы знать! Да? Но я ничего не видела. Полиция спрашивала меня об этом двадцать миллионов раз, не меньше.

– Не сомневаюсь. Лично я спрашиваю вас впервые. Вы когда-нибудь вынимали бутылки из шкафа и ставили их потом в холодильник?

– Конечно, я часто так делаю… Или, скорее, помогаю. Это обязанность мисс Вэнс. Правда, ей не унести все бутылки зараз, поэтому приходится ходить два раза. Зачастую она берет четыре бутылки, а я – три.

– Понимаю. Сомневаюсь, что она считает вас надоедалой. А вы помогали ей с бутылками в тот вторник?

– Нет. Я разглядывала новую шляпку мисс Фрейзер и не заметила, как мисс Вэнс начала вынимать бутылки из шкафа.

– Таким образом, мисс Вэнс пришлось сходить два раза, взяв сперва четыре бутылки, а затем – три, да?

– Да. Ведь шляпка мисс Фрейзер стоила того, чтобы на нее посмотреть! Просто супер! Там были…

– Охотно верю. – В голосе Вулфа прозвучали более жесткие нотки, которые, впрочем, могло уловить лишь мое натренированное ухо. – Итак, сперва четыре бутылки, а потом три. Все верно?

– Ну да, верно.

– Итого семь, так?

– Ой, как вы хорошо считаете! – Нэнсили была в полном восторге. Она подняла правую руку, оттопырив четыре пальца, затем – левую, оттопырив три, и перевела взгляд справа налево. – Правильно. Семь!

– Семь, – согласился Вулф. – Я умею считать, и вы умеете считать, однако мисс Вэнс и мистер Медоуз, похоже, не умеют. Насколько я понимаю, для программы требуются только четыре бутылки, но им нравится иметь в холодильнике дополнительные на случай непредвиденных обстоятельств. Но мисс Вэнс и мистер Медоуз утверждают, что бутылок всегда восемь. Вы сказали – семь. По словам мисс Вэнс, их переносят из шкафа в холодильник двумя партиями по четыре бутылки. Но, по вашим словам, получается четыре бутылки и еще три. – Вулф наклонился вперед, неожиданно тон его стал резким: – Вы должны немедленно дать мне удовлетворительное объяснение, почему они говорят «восемь», а вы говорите «семь». Почему? – (Нэнсили, мгновенно поумерившая свои восторги, промолчала.) – Почему? – Вопрос прозвучал, как щелканье хлыста.

– Не знаю! – выпалила она.

Я не сводил с Нэнсили глаз, но, даже если бы я закрыл один глаз и смотрел на нее лишь краешком второго, мне было бы ясно как день, что все она прекрасно знает, но теперь замкнулась в себе и раскрываться не собирается.

– Пф! – Вулф погрозил Нэнсили пальцем. – Мисс Шеферд, похоже, у вас возникла опасная иллюзия, что вы можете отвечать «я не знаю», когда вам это заблагорассудится, и вам это сойдет с рук. Вы выкинули тот же номер со стаканами, а теперь врете насчет бутылок. Даю вам ровно одну минуту на объяснение того, почему все остальные говорят, что обычно ставят в холодильник восемь бутылок, а вы утверждаете, что семь. Арчи, засекай время.

Я посмотрел на запястье, затем перевел взгляд на Нэнсили. Но она решительно замкнулась в себе.

Судя по ее лицу, Нэнсили не пыталась принять решение или хотя бы представить, что будет, если она не скажет правды. Она просто упорно молчала. Я дал ей дополнительные десять секунд, после чего возвестил:

– Время вышло.

Вулф вздохнул:

– Мисс Шеферд, вы с вашей мамой не вернетесь в Атлантик-Сити. По крайней мере, не сегодня. Это…

И тут из мамашиной груди вырвался надрывный звук, даже не слово, а просто звук. Нэнсили заплакала:

– Но вы же обещали!

– Нет. Лично я вам ничего не обещал. Это все мистер Гудвин. Вы можете предъявить мистеру Гудвину претензии, но только после того, как я дам ему инструкции. – Вулф повернулся ко мне. – Арчи, ты проводишь мисс Шеферд в офис инспектора Кремера. Миссис Шеферд может ее сопровождать или вернуться домой, как ей будет угодно. Но сперва запиши это в блокнот, напечатай и возьми с собой. В двух экземплярах. Письмо инспектору Кремеру. – Вулф откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, поджал губы и через секунду продолжил: – «Касательно убийства мистера Сирила Орчарда. Посылаю с мистером Гудвином, который привезет к Вам мисс Нэнсили Шеферд, имеющуюся у меня информацию. Мистер Гудвин объяснит Вам, каким образом мисс Шеферд доставили в Нью-Йорк из Атлантик-Сити. Абзац.

Я предлагаю Вам незамедлительно арестовать мисс Маделин Фрейзер по обвинению в убийстве Сирила Орчарда. Совершенно очевидно, что ее сотрудники находятся с ней в тайном сговоре. Сперва я полагал, что их цель – защитить мисс Фрейзер, но теперь убедился, что ошибался. В моем кабинете во вторник вечером мне показалось до нелепого очевидным, что все они крайне озабочены тем, чтобы мисс Фрейзер благополучно добралась до дому, по крайней мере, у меня создалось такое впечатление. Но сейчас я понимаю, что их озабоченность была совсем другого свойства. Абзац.

В тот вечер у меня в кабинете мистер Медоуз пустился в излишние подробности и избыточные объяснения в ответ на мой вопрос, как он принимал решение, какие бутылки в первую очередь брать из холодильника. Было и множество других моментов, вызвавших мои подозрения относительно мисс Фрейзер, среди них тот факт, что ни один из них не мог вспомнить, кто конкретно поставил стакан и бутылку перед мистером Орчардом, что просто смехотворно. Конечно, они все прекрасно помнили и навряд ли стали бы единодушно покрывать кого-то из своей группы, кроме мисс Фрейзер. Несомненно, они руководствовались различными соображениями: преданностью, привязанностью или банальным желанием сохранить работу, которую они наверняка потеряют после того, как мисс Фрейзер арестуют, опорочат и, как я надеюсь, накажут по закону. Абзац.

Все эти факты я держал в уме, будучи не до конца уверенным в своих выводах, чтобы представить Вам железные доказательства, поэтому я ждал возможности поговорить с мисс Шеферд. Теперь, когда такая возможность представилась, у меня не осталось сомнений, что и она тоже участвует в сговоре. Таким образом, вся группа покрывает именно мисс Фрейзер, поскольку мисс Шеферд ради нее разобьется в лепешку, а ради других даже пальцем не пошевельнет.

Мисс Шеферд солгала мне дважды, в чем я абсолютно уверен. Во-первых, когда она заявила, будто не знает, почему сменили прозрачные стаканы на темно-синие, а во-вторых – когда не смогла объяснить расхождение своих показаний с показаниями остальных относительно числа бутылок в холодильнике. Мистер Гудвин изложит Вам подробности этого эпизода. Абзац.

Когда мисс Фрейзер окажется в камере, я бы посоветовал Вам во время допроса сосредоточиться на смене стаканов. Это случилось около года назад, из чего следует, что убийство мистера Орчарда планировалось заблаговременно. Показания мисс Шеферд облегчат Вам расследование, особенно если Вам удастся уговорить ее – доступными вам методами – рассказать все как на духу. Лично мне не удалось…» Арчи…

Если бы Нэнсили страдала раздвоением личности и в ней внезапно проснулась душа бандитки, она непременно пристрелила бы меня на месте. Но она не вытащила пушку. Нет, она как ураган сорвалась с места, подскочила ко мне и, прежде чем я успел наставить на нее ручку, выхватила у меня блокнот, зашвырнув его в дальний угол, после чего обратила свою ярость на Вулфа:

– Это ложь! Гнусная ложь!

– Тише, Нэн! – дрожащим голосом простонала миссис Шеферд.

Я вскочил на ноги, чувствуя себя на редкость глупо рядом с этой маленькой фурией.

– Бери блокнот и давай закончим, – напустился на меня Вулф. – У нее банальная истерика. А если она еще раз выкинет такое, запри ее в ванной комнате.

Нэнсили вцепилась в рукав моего пиджака.

– Нет! – заголосила она. – Ты говнюк! Вот ты кто! Замена стаканов тут совсем ни при чем! И я вообще без понятия, почему они заменили стаканы… А ты просто самый настоящий говнюк…

– Довольно! – прикрикнул на нее Вулф. – Сейчас же прекратите вопить! Если у вас есть что сказать, присаживайтесь и говорите. Так почему они сменили стаканы?

– Не знаю!

Я пересек комнату и, проходя мимо миссис Шеферд, успокаивающе похлопал ее по плечу, но она, похоже, не заметила моего дружеского жеста. Наверное, вконец отчаялась. Нэнсили по-прежнему стояла на месте. Судя по напряженной спине, девчонка решила держаться до конца. Но когда я оказался возле своего письменного стола, она внезапно заговорила, причем совершенно спокойно:

– Я честно не знаю, почему они решили сменить стаканы, могу только догадываться. Но если я поделюсь с вами своими догадками, то придется рассказать вам о том, о чем я обещала мисс Фрейзер никому не говорить.