Текст книги "Слишком много клиентов"

Вулф устремил взгляд на дверь в кабинет, на пороге которого появились Сол с Артуром Уэнгером. Они подошли к письменному столу Вулфа и повернулись лицом к посетителям.

– Это мистер Артур Уэнгер. Вы его узнаете? – спросил Вулф Айкена.

Айкен уставился на Уэнгера, а затем перевел глаза на Вулфа:

– Нет. Никогда его не видел.

– Мистер Уэнгер, это мистер Бенедикт Айкен. Вы его узнаете?

– Я узнал его по фото, – кивнул слесарь. – Да, это точно он.

– Где и когда вы видели его раньше?

– Он пришел ко мне в мастерскую в какой-то из дней на прошлой неделе с парой ключей от замка Рабсона и попросил изготовить дубликаты. Пока я делал дубликаты, он ждал в мастерской. По-моему, дело было в среду, но, может, и во вторник. Он нагло врет, когда говорит, будто никогда меня не видел.

– Вы абсолютно уверены?

– Абсолютно. Точнее не бывает. Люди, как ключи. Вроде похожи, а на поверку все разные. Мне, конечно, не упомнить все лица так же хорошо, как ключи. Но узнать я могу. Я смотрю на ключи, я смотрю на лица.

– Замечательная привычка. Пока это все, сэр. Но я буду признателен, если вы задержитесь еще на час.

– Я ведь сказал, что могу.

– Да, я знаю. И ценю это.

Сол дотронулся до руки Уэнгера, и они вышли. В коридоре они свернули налево, в сторону кухни. Вскоре после звонка Сола Фриц затеял к ланчу пирог с куриным фаршем и трюфелями, и пирог уже стоял в духовке.

Вулф откинулся на спинку кресла и, сжав подлокотники, сказал:

– Мисс Макги, совершенно очевидно, что мистер Айкен обречен. Вы переметнулись от мистера Йегера к нему. Но теперь вам нужно подумать о себе. Вы здорово влипли. Когда мистера Айкена будут судить, вам придется давать показания в качестве свидетеля. Если вы подтвердите под присягой, что не давали ему ключей и не сообщали о своих планах приехать в тот дом в воскресенье в девять вечера, то совершите клятвопреступление. И это легко доказуемо. Но что еще хуже, вам могут вменить пособничество в совершении убийства. Ведь вы одолжили мистеру Айкену ключи, а он изготовил дубликаты с целью проникнуть в дом и убить человека. Вы обеспечили вашему сообщнику возможность беспрепятственно попасть в дом, когда Йегер будет один, подстроив все так, чтобы встреча была назначена на девять вечера…

– Я ничего не подстраивала! – И снова слишком громко. – Девять часов было нашим обычным временем! Я только сообщила мистеру Айкену, потому что…

– Попридержите язык! – Вскочив на ноги, Айкен повернулся к девушке. – Он уже однажды вас провел и теперь хочет повторить тот же фортель. Все, мы уходим. Я ухожу, и вы уходите вместе со мной!

Я тоже вскочил. Если бы мисс Макги попыталась встать с места, я вынужден был бы преградить им дорогу, но она осталась сидеть. Откинув голову, она в упор смотрела на Айкена, и мне еще не доводилось видеть столь каменного лица.

– Вы дурак! – (Мне еще не доводилось слышать столь резкого голоса.) – Косорукий старый дурак! Я подозревала, что именно вы его убили, но не хотела в это верить. Если бы у вас было хоть немного мозгов… И кончайте на меня таращиться! – Поскольку Айкен встал столбом прямо перед ней, ей пришлось передвинуть кресло, чтобы видеть Вулфа. – Да, он брал у меня ключи. Сказал, хочет посмотреть на комнату. Держал у себя ключи два дня. И да, я действительно сообщила ему, что собираюсь туда в воскресенье в девять вечера. Обещала держать его в курсе. В курсе! Я тоже круглая дура. – Ее голос был по-прежнему твердым, но сейчас в нем появились горькие нотки. – Боже мой, какая дура!

– Мисс Макги, вы совсем не дура. Скорее гарпия или ламия. Впрочем, я отнюдь не выношу своего суждения о вас, а просто классифицирую. Пф! – Вулф покачал головой и повернулся к Айкену. – Но хватит о том, что уже сделано. Лучше поговорим о том, что будем делать.

Айкен вернулся в красное кожаное кресло. Он сидел, положив на колени сжатые в кулаки руки и стиснув зубы, и всем своим видом пытался показать, будто ему плевать, что, конечно, не соответствовало действительности. Предвидя дальнейшее развитие событий, Вулф еще раньше продиктовал мне проект документа, а я достал из ящика стола и положил в карман заряженный револьвер «марли». Поняв, что револьвер не понадобится, я сел на место.

Между тем Вулф продолжил:

– Я в затруднительном положении. Проще всего было бы вызвать по телефону мистера Кремера из полиции, чтобы он приехал сюда и забрал вас. Но по условиям нашего договора, подписанного вами от имени корпорации, я обязан предпринять максимальные усилия для защиты репутации и интересов корпорации и не раскрывать фактов или информации, способных нанести ущерб престижу или репутации корпорации, если только мне не придется это сделать в силу своих обязательств как гражданина и лицензированного частного детектива. Это дословная передача. Разумеется, невозможно скрыть тот факт, что президент корпорации убил исполнительного вице-президента той же корпорации. Это не обсуждается. Вы обречены. С учетом имеющихся у меня улик и новых улик, которые непременно соберет полиция, ваше положение безнадежно.

Вулф выдвинул ящик и достал оттуда лист бумаги:

– Однако вполне возможно сохранить в тайне существование пресловутой комнаты и наличие связи между ней и Йегером. Ведь во вторник вечером вы сами заявили мне, что именно это волнует вас в первую очередь. Впрочем, сейчас это вас наверняка не слишком беспокоит, чего нельзя сказать обо мне. Я хочу выполнить, если удастся, все условия нашего договора, а потому приготовил для вас проект документа, который вы должны подписать. Я вам сейчас зачитаю: «Я, Бенедикт Айкен, составил и подписал следующее заявление, поскольку после беседы с Ниро Вулфом понял, что у меня нет надежды избежать разоблачения совершенного мной преступления. Делаю я это добровольно и не по принуждению Ниро Вулфа, а исключительно под давлением обстоятельств. Вечером восьмого мая тысяча девятьсот шестидесятого года я убил Томаса Г. Йегера выстрелом в голову. Я перевез его тело на Западную Восемьдесят вторую улицу, Манхэттен, и сбросил в выкопанную рабочими яму. В яме лежал брезент, и чтобы труп не обнаружили сразу, я накрыл его этим брезентом. Я убил Томаса Г. Йегера из опасения, что он может сменить меня на посту президента корпорации „Континентал пластик продактс“, лишив меня всех рычагов управления деятельностью корпорации. Поскольку последние десять лет я отвечал за развитие и процветание корпорации, подобная перспектива была для меня невыносима. Я считаю, что Йегер получил по заслугам, а потому не испытываю ни сожаления, ни раскаяния за содеянное».

Вулф снова откинулся на спинку кресла:

– Я решил не упоминать о Марии Перес, поскольку это не столь существенно и, кроме того, потребует пространных объяснений. И в данном случае можно не опасаться, что в ее смерти обвинят невиновного человека. Со временем полиция закроет дело так же, как и прочие дела о нераскрытых убийствах. Конечно, если желаете, можно внести изменения. Например, если вы все-таки испытываете сожаление или раскаяние и хотите отразить это в документе, я возражать не буду. – Вулф демонстративно помахал бумагой. – Естественно, текст, напечатанный на моей пишущей машинке, не подойдет. В любом случае подобный документ должен быть написан собственноручно, чтобы не возникло и тени сомнения в его подлинности. Поэтому советую вам написать это от руки на простом листе бумаги, поставив дату и подпись. Здесь и сейчас. На конверте напишите от руки мой адрес и наклейте почтовую марку. Мистер Пензер бросит письмо в почтовый ящик возле вашего дома. Когда мистер Пензер позвонит мне, что письмо отправлено, вы можете идти, куда вам будет угодно. – Он посмотрел на меня. – Арчи, есть ли надежда, что письмо будет доставлено прямо сегодня?

– Нет, сэр. Завтра утром.

Вулф снова занялся Айкеном:

– Я, естественно, оперативно свяжусь с полицией. Скажем, завтра, примерно в десять утра. В данном случае моя выгода вполне очевидна: я смогу получить гонорар от корпорации, но и для вас тут тоже есть свои преимущества. Поскольку альтернативный вариант – это немедленный арест и тюремное заключение, предъявление обвинения в убийстве, в действительности в двух убийствах, предание гласности информации о существовании той комнаты, а также о ваших усилиях и усилиях ваших коллег помешать разоблачению, тяжелый судебный процесс и возможный смертный приговор. Даже если вам удастся его избежать, долгие годы за решеткой в вашем возрасте – не самая приятная перспектива. Я просто…

– Заткнитесь! – прогавкал Айкен.

И Вулф заткнулся. Я удивленно посмотрел на Айкена. Неужели у него хватает наглости рассчитывать выйти сухим из воды? Но я все понял по выражению его лица. Он взорвался, потому что был весь на нервах. Нужно отдать ему должное: он не юлил и не ползал перед нами на коленях. Он не стал торговаться, чтобы выпросить себе еще один день или хотя бы час. Он даже не разговаривал. Он просто протянул руку. Я взял документ и отдал ему вместе с листом писчей бумаги и чистым конвертом. Ручка у него была. Он вынул ее из кармана. Недрогнувшей рукой он положил бумагу на приставной столик возле кресла, но, когда начал писать, рука предательски затряслась. Тогда он выпрямился, переждал десять минут, после чего попробовал снова, и рука перестала дрожать.

Вулф посмотрел на Джулию Макги и произнес не менее резким, чем у нее, голосом:

– Вы нам больше не нужны. Ступайте! – Она попыталась что-то сказать, но Вулф ее оборвал: – Нет! Мои глаза привыкли к уродству, но мне противно на вас смотреть. Убирайтесь! Вон!

Она встала и вышла из комнаты. Айкен, сгорбившись и закусив губу, продолжал упорно писать. Вероятно, он не слышал слов Вулфа и не заметил, как Джулия Макги поспешно ушла. На его месте я этого тоже не заметил бы.

Глава 17

В субботу в 9:04 я позвонил в оранжерею по внутреннему телефону, а когда Вулф ответил, сообщил ему:

– Оно уже здесь. Я его вскрыл. Мне позвонить Кремеру?

– Нет. Новости есть?

– Нет.

В 9:52 я снова связался с оранжереей и сказал Вулфу:

– Только что звонил Лон Коэн. Около часа назад горничная из дома Бенедикта Айкена обнаружила его тело на полу спальни. Выстрелил себе в нёбо. Револьвер лежал рядом на полу. Никаких подробностей пока не известно. Мне позвонить Кремеру?

– Да. В одиннадцать часов.

– Непременно. Если я к тому же звякну Коэну, он это оценит. Есть какие-либо причины этого не делать?

– Нет. Содержание, но не текст.

– Так точно.

В 11:08 инспектор Кремер, сидевший в красном кожаном кресле, оторвал глаза от листа бумаги, который держал в руках, и, посмотрев на Вулфа, рявкнул:

– Это вы сами написали!

Вулф, сидевший за письменным столом, покачал головой:

– Не мой почерк.

– Чушь! Вы отлично все понимаете. Взять хотя бы слово «содеянное». И другие слова. Ваш стиль. Вы сделали это намеренно. Чтобы я сразу понял, что это вы составляли текст. Задираете передо мной нос! Предлагаете мне поцеловать вас в зад! Ой, я прекрасно знаю, что почерк окажется его. Не удивлюсь, если он писал все это прямо здесь, сидя в этом самом кресле!

– Мистер Кремер! – Вулф всплеснул руками. – Если я соглашусь с вашими выводами, мне придется оспорить вашу интерпретацию. Лично я сказал бы, что позволил, чтобы письмо было в моем стиле, исключительно из уважения к вашей проницательности и вашим талантам. Я только хотел дать вам понять, что отлично понимаю: вас так просто не проведешь.

– Ну да. Скажите это кому-нибудь другому. – Он посмотрел на письмо. – Тут написано: «…после беседы с Ниро Вулфом я понял, что у меня нет надежды избежать разоблачения». Значит, у вас были улики. И наверняка чертовски хорошие. Какие?

– Я чувствовал, что этого вопроса избежать не удастся. Если бы мистер Айкен был жив, мне наверняка пришлось бы ответить. Вы захотели бы получить улики, и мне пришлось бы вам уступить. Но Айкен мертв. Я, конечно, не юрист, но у меня хороший адвокат. Итак, я не обязан предъявлять улики, которые уже не нужны и не могут быть использованы в интересах общества.

– Знать, где и когда было совершено убийство, – в интересах общества.

– Нет, сэр. Интересы полиции – это еще не интересы всего общества. Очень любопытный момент. Если хотите опровергнуть мою точку зрения, вам придется предъявить мне обвинение, выписать ордер на мой арест, уговорить окружного прокурора возбудить дело и предоставить возможность судье и присяжным решать, кто из нас прав. Поскольку мистер Айкен мертв и есть его признание, сомневаюсь, что вам удастся получить вердикт суда.

– Я тоже. – Кремер сложил письмо и убрал в конверт, а конверт сунул в карман. – Мне осточертело ваше нахальство! Ладно, мы еще посмотрим. – С этими словами он встал, развернулся и вышел из кабинета.

В субботу в 15:47 в кабинете, кроме нас с Вулфом, находились трое мужчин и одна женщина. Мужчины, сидевшие в желтых кожаных креслах, были членами совета директоров корпорации «Континентал пластик продактс». В красном кожаном кресле сидела миссис Томас Г. Йегер. В руках они держали листы бумаги: копии документа, пришедшего по почте сегодня утром. Говорил Вулф:

– Нет. Я не буду этого делать. В условиях нашего соглашения не оговорено, что я должен сообщать о нюансах моего расследования. Нет никакого толку предъявлять вам улику, с помощью которой я прижал к стенке мистера Айкена, и рассказывать, каким образом я ее раздобыл. Что касается конечного результата, он был предрешен не мной, а ситуацией. Я лишь определил стиль развязки драмы. Если бы мы передали дело в руки полиции, они наверняка рано или поздно обнаружили бы комнату, а узнав о комнате, узнали бы и обо всем остальном. В результате мистер Айкен, ваш президент, стал бы не темой горячих новостей, о которых скоро забудут, а предметом непрекращающегося шума в прессе. А теперь что касается моего гонорара. Я оценил свои услуги в пятьдесят тысяч долларов. Надеюсь, вы не станете это оспаривать?

– Не стану, – сказал один из директоров.

– И я тоже, – бросил другой.

– Не вопрос, – заявил третий.

– Я тоже должна выплатить вам гонорар, – заметила миссис Йегер.

– У меня есть ваш доллар, – покачал головой Вулф. – Оставлю его себе. Я ведь уже говорил, что не жду оплаты одной и той же услуги от разных клиентов. – Вулф посмотрел на часы; в четыре у него было свидание с орхидеями, а потому он отодвинул кресло и встал. – Копии заявления мистера Айкена можете оставить себе.

В субботу в 17:14 я разговаривал с Пересами на кухне цокольного этажа дома номер 156 по Западной Восемьдесят второй улице. Сесар Перес обмяк в кресле. Его жена сидела, выпрямившись и расправив плечи.

– Мне очень жаль, – сказал я, – но тут уж ничего не поделаешь. Человек, который убил Марию, мертв. Полиция не подозревает, что он и есть убийца. Если им станет известно, то они узнают и об этом доме, и о том, что вы вынесли тело Йегера и сбросили в яму. Они наверняка продолжат вас беспокоить, но, думаю, недолго. Я бы хотел пойти завтра на похороны, хотя, пожалуй, не стоит. Возможно, там будет кто-нибудь из полиции. Они ходят на похороны убитых, когда не могут поймать убийцу. Кажется, я сказал вам все, что вы хотели знать, но, может, у вас есть вопросы?

Мистер Перес молча помотал головой, а миссис Перес сказала:

– Мы обещали заплатить вам сто долларов.

– Забудьте. В любом случае, у нас было слишком много клиентов. Я оставлю у себя ваш доллар, а также, если не возражаете, ключи в качестве сувенира. Советую вам врезать в дверь новый замок. – Я встал и подошел к столу взять сверток, упакованный в коричневую бумагу. – Единственная вещь, которую я забираю из той комнаты, – женский зонтик. Хочу вернуть его законной владелице.

Я обменялся рукопожатиями с хозяевами дома и закрыл за собой дверь.

На Иден-стрит я не пошел. У меня не было непреодолимого желания снова видеть чету Хаф или Мег Дункан вне сцены. В понедельник я отправлю зонтик и портсигар с посыльным.

И под конец я хочу сделать примечание на случай, если у кого-нибудь из моих читателей возникнет порыв пойти посмотреть на гнездо разврата. Вы не найдете его на Восемьдесят второй улице. Так же как и описанных мной людей по указанным адресам. Все детали происходящего были именно такими, какими я их изложил, однако по очевидным причинам я изменил имена, адреса и кое-какие мелочи – например, название пьесы, в которой блистала Мег Дункан. Пьесу продолжают давать, а Мег Дункан, как всегда, хороша. На прошлой неделе я все же сходил на вечерний спектакль – так, из спортивного интереса.

Если мой отчет прочтет Кремер и станет меня допрашивать, я скажу, что абсолютно все придумал, включая примечание.