Текст книги "Рука в перчатке"

– Да ничего, в общем, не делал. Сидел на кровати и разговаривал. Но…

– Но – что?

– Ничего. Я только хотел сказать, он встал с постели. Потому что, выйдя из комнаты, я минутку постоял в холле, прикидывая, что мне делать, и слышал, как он запер дверь изнутри.

Бриссенден и Кремер, не сговариваясь, скептически хмыкнули. Шервуд насупился:

– Вы слышали?! Вы, наверное, что-то путаете.

– Ничего я не путаю. – Де Руд был непоколебим. – Я слышал, как он повернул ключ в двери.

– Хорошо, – вздохнул Шервуд. – В таком случае мне придется арестовать вас по обвинению в убийстве Циммермана.

Вольфрам де Руд выставил вперед подбородок:

– Он… – Де Руд осекся, впившись глазами в лицо прокурора, а затем произнес внезапно охрипшим голосом: – Его никто не убивал.

– Нет, убили. И он все еще там. В том виде, в каком вы его оставили.

– Получается, не в том виде, в котором я его оставил. Если бы я его убил, он не мог бы встать и запереть за мной дверь.

– Конечно не мог. И никто другой не мог попасть в комнату Циммермана, чтобы убить его. Однако дверь была не заперта, когда мисс Боннер заходила туда в два часа ночи. Следовательно, вы не могли слышать, как он запирал дверь. А значит, вы лжете. Вам все понятно? Де Руд, выкладывайте все начистоту! Зачем вы это сделали?

Де Руд не ответил. Жилы у него на шее еще больше вздулись, а мощные плечи слегка приподнялись, словно в груди не хватало воздуха, и опустились только через несколько долгих минут. После чего он сказал без открытого вызова, но явно не собираясь сдаваться:

– Если я, по-вашему, убил Циммермана, арестуйте меня.

– Почему вы это сделали? Потому что он знал, что вы убили Сторрса?

– Арестуйте меня.

– Зачем вы сказали, будто слышали, как он закрыл за вами дверь?

– Арестуйте меня.

Шервуд откинулся на спинку стула.

– О-хо-хо! Теперь из него словечка не вытянешь. Что ж, и такое бывает, – отчетливо пробормотал Кремер и в ответ на запальчивое предложение Бриссендена доставить де Руда в полицию добавил: – Никаких шансов. Посмотрите на него. Он измотает все отделение.

Но пока что де Руд измотал Шервуда, категорически отказываясь говорить. Окружной прокурор засыпал его вопросами, пытался стращать, урезонивал, однако Кремер оказался прав: из де Руда действительно невозможно было вытянуть ни слова. Он или твердил: «Арестуйте меня», или упрямо молчал, даже не удосуживаясь покачать головой. Наконец прокурор сдался.

– Уведите его и приставьте к нему человека. Не разрешайте ему ни с кем общаться. И пригласите сюда Чисхолма, – сказал он полицейскому и, повернувшись к де Руду, заявил: – Де Руд, мы задерживаем вас как важного свидетеля.

Проводив де Руда взглядом, Бриссенден пророкотал:

– Если бы вы позволили мне задержать Циммермана, он был бы жив, а мы уже выбили бы из него нужные показания. Я считаю, Талбот должен отвезти эту пташку в отделение полиции и поработать с ней, чтобы запела. Требую, чтобы мои слова занесли в протокол.

– Хорошо. – Шервуд залпом выпил остывший кофе. – Мне сейчас не до протоколов. Нужно срочно остановить эти треклятые убийства. – Он налил себе горячего кофе и сделал пару глотков. – Талбот сможет отвезти его позже, если дело на то пошло. Сперва давайте посмотрим, что у нас есть. Чего у нас точно нет, так это мотива. Нет даже намека на него. С чего вдруг, ради всего святого, де Руд захотел пришить Пи Эл Сторрса?! Или Фольц? Или даже Чисхолм? Мотив есть у Ранта, но при чем здесь тогда Циммерман? И если де Руд действительно слышал, как Циммерман запирал дверь, каким образом Рант сумел проникнуть туда? Если убийца де Руд, к чему было втирать нам насчет запертой двери? Да и вообще, зачем ему убивать Циммермана и какого рожна он убил Сторрса?! А если два убийства – дело рук разных людей, тогда кто они и почему это сделали? – Шервуд сверкнул глазами на Дол. – Ну, что скажете, мисс Боннер? Есть какие-нибудь идеи? Вы хотели узнать, почему я посылал за де Рудом. Потому что он слышал, как Циммерман запер дверь. Ну и как вам все это нравится?

Однако Дол не получила возможности сказать, как ей все это нравится. В комнату вошел Лен Чисхолм.

Его внешний вид оставлял желать лучшего и отнюдь не соответствовал общепринятым понятиям об элегантности. Посмотрев на Лена, Дол подумала: «Могли хотя бы стряхнуть с него пепел от сигарет». Съехавший набок галстук, выбившаяся из брюк рубашка, и все это на фоне отчаянной попытки сохранить гордое выражение лица, что казалось то ли комичным, то ли мужественным – выбирайте любое.

Проигнорировав сидевших за столом мужчин, Лен прищурился на Дол:

– О… вот ты, оказывается, где. Расследуешь убийство? – Лен явно хотел быть дружелюбным; не получив ответа, он нахмурился и повернулся к присутствовавшим мужчинам. – Господи помилуй! Ребята, вы что, до сих пор здесь? – Он направил указующий перст, правда слегка дрожащий, на Кремера, сидевшего на стуле, который еще двенадцать часов назад занимал Магуайр из Бриджпорта. – Вы что-то сотворили со своим носом. Это совсем другой нос. Кстати, вы слышали о Сирано де Бержераке? Итак, повторяйте за мной: «Сирано де Бержерак». – Лен внезапно повернулся к Шервуду. – Не возражаете, если я присяду?

Кремер раздраженно буркнул:

– С таким же успехом можно задавать вопросы спиритической доске Уиджи. Этот человек ломился в дверь к Циммерману?

– Да. И он тот, кто в субботу днем застал Сторрса спящим на скамейке.

– Ха! А он времени зря не теряет. – Кремер, жуя сигару, наблюдал за неуклюжими попытками Лена приземлиться на стул. – Если он разыгрывает здесь спектакль, у него отлично получается. Если дадите ему проспаться, он наверняка будет утверждать, что ничего не помнит. Ну а если будете на него нажимать, он может разозлиться.

Шервуд уставился на Лена:

– Послушайте, Чисхолм, вы знаете, как вас зовут?

– Конечно. – Лен снисходительно усмехнулся. – А вы?

– Насколько вы пьяны?

– Ну… – Лен наморщил лоб. – Ладно, я вам скажу. Я слишком пьян, чтобы садиться за руль. Я еще в своем уме. Но не настолько пьян, чтобы не знать, где нахожусь. Я совершенно точно знаю, где нахожусь.

– Вот и отлично. – Голос Шервуда звучал ободряюще. – Тогда вы, по-видимому, знаете, где находились до того. Например, когда пошли в комнату к Циммерману. Что вы там делали?

Лен энергично затряс головой:

– Вы, должно быть, имеете в виду мою комнату. Вы перепутали. Вы, должно быть, хотели спросить, что я делал в своей комнате.

– Нет. Я имею в виду комнату Циммермана. Ту, что находится прямо за углом от вашей, в другом холле. Более двух часов назад вы в темноте подошли к комнате Циммермана и постучались в дверь. Вспомнили? С вами еще тогда беседовал полицейский. Хотел узнать, в чем дело. Вы сказали ему, что думали, это комната мисс Боннер. А перед появлением полицейского вы нажали на ручку двери, чтобы открыть. Вот потому-то вы и должны помнить, была заперта дверь или нет.

Лен окинул Шервуда хитрым взглядом, снисходительно махнув рукой:

– Теперь я понимаю, к чему вы клоните. Вы хотите заставить меня скомпрометировать мисс Боннер. Вы заблуждаетесь. Если дверь мисс Боннер была заперта, как бы Циммерман туда попал? – Он нахмурился. – Нет, я вовсе не то собирался сказать. Я хотел сказать: как бы я туда попал? А я и не попал. Вот почему я и сказал: вы, должно быть, имели в виду мою комнату. Я попадаю в свою комнату всегда, когда пожелаю.

– Не сомневаюсь. Но та дверь, в которую вы стучали… была заперта, когда вы пытались ее открыть?

Лен покачал головой:

– Ничего не понимаю. Какой смысл пытаться открывать дверь, если она заперта? От этого нет никакого проку.

– Ладно. – Шервуд вздохнул, затем наклонился вперед и внезапно спросил: – Чем вам не угодил Циммерман? Почему вы его ненавидели?

– Кого ненавидел?

– Стива Циммермана.

– Ах его… – Лен кивнул. – Этого шибздика.

– Почему вы его ненавидели?

– Сам не знаю. Если уж я кого ненавижу, то никогда не задумываюсь почему. Черт, вы мне тоже не нравитесь!

– Это вы убили Циммермана? Задушив его шнуром?

Лен прищурился на Шервуда:

– Не Циммермана. Задушили не его, а Сторрса.

– Я вас спрашиваю. Это вы убили Циммермана?

– Нет, – раздраженно ответил Лен. – Может, вы?

Шервуд снова вздохнул и повернулся к инспектору:

– Инспектор, не хотите попытать счастья?

– Боюсь, придется его сильно обидеть, – буркнул Кремер. – Хотя чем черт не шутит.

Он обошел стол и остановился напротив Лена.

Допрос прошел с таким же успехом, что и у Шервуда. Уклончивость Чисхолма могла объясняться коварством человека, отчаянно пытающегося избежать смертельной опасности, а могла быть всего-навсего тем, чем и казалась, – замедлением мозговой активности под воздействием неумеренного потребления алкоголя. Эффект был, собственно, одним и тем же. Лен ускользал от вопросов, точно муравей, скользящий по штопору. После десяти минут бесплодных усилий Кремер уже был готов сдаться, но в этот момент вошедший в комнату полицейский доложил, что у доктора готово заключение.

Шервуд кивнул на Чисхолма:

– Отведите этого человека в его комнату и не спускайте с него глаз. Заодно проследите, чтобы поблизости не было никаких бутылок. И не выпускайте из комнаты до моего приказа. Попробуйте его накормить, если он станет есть. Передайте Талботу, пусть пришлет замену дежурному в прихожей. Уже светает. Как только я закончу с Фланнером, приведете ко мне Фольца.

– Бутылками в доме распоряжается дворецкий. – Лен встал и, не прощаясь, покорно направился к двери еще более качающейся походкой, чем ранее; при этом он решительно отверг помощь полицейского, пытавшегося его поддержать.

– Больше из него все равно ничего не выжать, – заявил Кремер. – Когда он придет в себя, то абсолютно ничего не будет помнить.

Шервуд слишком устал, чтобы злиться:

– Посадить бы его в бочку, да покатать. Проклятье, мне нужно хоть немного поспать! Всего четыре часа сна прошлой ночью, а сегодня вообще… Привет, док. Ну что там у нас?

Отчет доктора Фланнера был коротким. По всем внешним признакам – смерть от удушения, что, скорее всего, подтвердится результатами вскрытия. Характерные симптомы. Две области сдавливания: под узлом шнура и чуть выше, возможно, вследствие предварительного сдавливания тем же самым или аналогичным шнуром. Обе области расположены намного ниже подъязычной кости. Никаких ушибов или иных признаков насильственных действий, кроме удушения. Смерть наступила от трех до пяти часов назад.

– Премного благодарен. – Окружной прокурор коротко кивнул. – Я позвоню вам до полудня. Возможно, нам придется отложить коронерское расследование убийства Сторрса. – Когда доктор ушел, Шервуд повернулся к Дол Боннер. – Я хочу вас кое о чем спросить. За те полчаса, пока вы, показав полицейскому свою страшную находку, ждали нас, вы, случайно, не заходили к Чисхолму, чтобы рассказать о случившемся? Чисхолм был в своей комнате?

– Не знаю. Я его не видела, так как сразу отправилась к мисс Раффрей сообщить ей о Циммермане, а затем оставалась с ней. Я вообще не видела Чисхолма.

– Значит, не видели. – Шервуд вопросительно поднял брови, но тут его внимание отвлек вошедший в комнату Мартин Фольц, и окружной прокурор тотчас же вперил в него острый взгляд. – Садитесь, пожалуйста, мистер Фольц.

Мартин был вне себя от злости. Его голос дрожал от возмущения.

– Тут задержали моего человека, де Руда, и мне не разрешают с ним разговаривать! Сказали, по вашему приказанию! Вопиющая наглость!

– Не кипятитесь, – отмахнулся от него Шервуд. – Ваш человек де Руд под арестом.

– Под арестом? Но за что?

– Задержан как важный свидетель. Садитесь, Фольц. Сперва разберитесь, а уже потом кричите о вопиющей наглости.

Мартин остался стоять, его губы нервно подергивались, наконец он сказал:

– Я имею право поговорить с де Рудом. Я имею право знать, что происходит. Стив Циммерман был моим старинным другом. А меня не впускают внутрь посмотреть на него.

– А вы знаете, что с ним случилось?

– Да. – Губы Мартина снова дернулись, но он справился. – Мисс Раффрей сказала мне. Я… Они не пускают меня в комнату. Я имею право знать…

– Безусловно, имеете, – согласился Шервуд. – Я понимаю, что вы потрясены. Я тоже. Если возьмете себя в руки и присядете вот на этот стул… Благодарю. Вероятно, вы уже осведомлены не хуже нас, если мисс Раффрей рассказала вам то, что рассказала ей мисс Боннер. Циммерман был задушен шнуром от настольной лампы примерно между десятью вчера и двумя часами ночи. Убит. Мисс Раффрей вам сообщила?

– Да.

– Хорошо. Итак, я пытаюсь выяснить, чем занимались в этот промежуток времени находившиеся в доме, – но пока не слишком успешно. Мисс Боннер изложила все коротко и ясно. Но пожалуй, только она одна. Миссис Сторрс, в сущности, крайне невразумительна. Ваш человек де Руд или лжец, или убийца, или и то и другое. Чисхолм или пьян, или хитрит. Я надеюсь, вы возьмете пример с мисс Боннер. Дежурный полицейский сообщил, что вы вместе с мисс Раффрей поднялись к себе около девяти тридцати и больше не спускались. Это правда?

– Нет! – отрезал Мартин. – Я действительно поднялся на второй этаж вместе с мисс Раффрей, но потом снова спустился.

– И на черта? Когда именно?

– Должно быть, около десяти вечера. Может, чуть позже. Я немного поболтал с мисс Раффрей в дверях ее комнаты, после чего отправился к себе. Я ходил взад-вперед по комнате и курил, пытаясь успокоить нервы. К сожалению, в отличие от большинства мужчин у меня очень слабая психика. И всегда такой была. К тому же расстроенные нервы сказались на желудке, а я не захватил с собой таблеток. Сперва я хотел спуститься и позвонить де Руду. Попросить принести мне лекарство. Но для этого пришлось бы снова проходить мимо полицейского в прихожей, чего мне не хотелось делать. Меня нервирует его присутствие там и то, с чем это связано, а нервозность плохо на меня действует. – Мартин обреченно махнул рукой. – Вам этого не понять. У вас ведь наверняка железные нервы. Я не сомкнул глаз в ночь с субботы на воскресенье и понимал, что и сегодня ночью желудок не даст мне спокойно уснуть. Поэтому я спустился по черной лестнице на кухню за пищевой содой, стаканом и ложкой. Затем открыл дверь и вышел во двор выкурить сигарету. Я больше люблю курить не в четырех стенах, а на свежем воздухе. Это меня успокаивает. Потом я вернулся к себе в комнату и, выпив соды, лег в постель. И только начал засыпать… по крайней мере, мне так показалось… как чертов полицейский стал барабанить в дверь. Требовать, чтобы я его впустил. Сказал, вы звонили ему и приказали проверить, на месте ли я. Я выпил еще немного соды, но снова уснуть так и не смог. Я не спал, когда пришла мисс Раффрей и рассказала мне то, что ей сообщила мисс Боннер. – Мартин замолчал, достал носовой платок, вытер лоб и смял платок в руке. – Надеюсь, я изложил все коротко и ясно?

– Благодарю, – кивнул Шервуд. – А когда вы спускались на кухню, то кого-нибудь встретили?

– Там никого не было.

– А в холле или на лестнице?

– Нет.

– Ну а кроме похода на кухню, вы еще зачем-нибудь выходили из комнаты?

– Нет.

– Вы слышали какой-нибудь шум до того, как к вам в комнату постучал полицейский?

– Я слышал шаги. Вроде бы шаги миссис Сторрс. Она всегда носит туфли на высоком каблуке. Слышал, как закрылась дверь. По-моему, две двери. Все это было до того, как я лег спать. После того как меня разбудил полицейский, намного позже, я услышал стук в дверь, очень тихий, и приглушенные голоса. Потом хлопнула дверь.

– Какой-нибудь еще шум? Неужели вообще никакого?

– Нет. Ничего. Уже в середине ночи я снова услышал шаги и голоса. Наверное, мисс Боннер и полицейского. Так как вскоре после этого мисс Раффрей пришла ко мне сообщить о случившемся.

– А из комнаты Ранта вы, случайно, никаких подозрительных звуков не слышали? Она ведь рядом с вами. Между вашей комнатой и комнатой Циммермана.

– Комнаты разделены стенными шкафами, – покачал головой Мартин. – Да и Рант – человек, в общем-то, тихий.

Шервуд молча уставился на Мартина, а затем внезапно спросил:

– Интересно, а за что де Руд взъелся на Циммермана?

Мартин удивленно уставился на окружного прокурора. Тот ждал. Наконец Мартин сказал:

– Кто их разберет! Лучше спросите у де Руда. Вы говорите, что он задержан как важный свидетель. И что он либо лжец, либо убийца. А теперь вы спрашиваете меня, какого черта он взъелся на Циммермана?

– Лично я не знаю. Я вас спрашиваю.

– Хорошо. Вы спрашиваете – я отвечаю. Он не имел ничего против Циммермана. Ну а я имею право знать, на каком основании вы его задерживаете!

– Возможно, – с кислым видом согласился Шервуд. – Но в данный момент меня ваши права волнуют меньше всего. В этом доме убиты два человека. Вы знали, что де Руд приходил сюда вчера вечером, примерно в начале одиннадцатого, и, поднявшись в комнату Циммермана, провел там пятнадцать-двадцать минут?

– Нет. Кто вам это сказал?

– Он сам. Да и полицейский, дежуривший в прихожей, тоже не слепой. Де Руд утверждает, что пришел повидаться с вами, но, так и не сумев вас найти, отправился к Циммерману проверить, не там ли вы. Циммерман был на месте и разговаривал с де Рудом, а значит, де Руд был последним, кто видел Циммермана живым. Если верить де Руду, когда он уходил, Циммерман был жив.

– Какие у вас основания не верить де Руду?

– Абсолютно никаких. Но вся штука в том, что кто-то все-таки решил не оставлять Циммермана в живых. И, кроме того, есть еще один момент в показаниях де Руда, который не вписывается в общую картину. Но я, пожалуй, оставлю это на потом. И задержу де Руда. Если вас заботят его права, наймите адвоката. В данный момент меня больше волнует, что нарушены права двух других человек – права Сторрса и Циммермана на жизнь. А также право жителей штата Коннектикут знать, кто совершил преступление. Мистер Фольц, у меня осталось еще несколько вопросов, и я собираюсь задать их вам как ближайшему и старинному другу Стива Циммермана. Вы, случайно, не знаете, не было ли у де Руда тайной обиды на Сторрса или причины его бояться?

– Нет.

– А не имелся ли у кого-нибудь из присутствующих в доме мотив для убийства Циммермана?

– Нет.

– Значит, у вас нет ни малейшего представления, почему убили Циммермана и кто это сделал?

– Нет.

Шервуд откинулся на спинку стула. Потянул себя за мочку уха, вздохнул, вопросительно посмотрел на полковника и инспектора. Бриссенден передернул плечами, Кремер покачал головой. Шервуд снова вернулся к Мартину:

– Мистер Фольц, полагаю, на сегодня это все. Ваш человек де Руд арестован, и общение с ним пока под запретом. Вы, естественно, свободны, однако я прошу не покидать пределов поместья. Если хотите найти адвоката для де Руда, в чем, на мой взгляд, нет насущной необходимости, можете воспользоваться телефоном или отправить письмо с одним из наших людей. – Прокурор обратился к полицейскому. – Пригласите мисс Сторрс.

Мартин поднялся, посмотрел на Дол, словно собираясь что-то сказать, но в результате молча повернулся к двери. Похоже, направился к Сильвии. Дол проводила его долгим взглядом, затем, нахмурившись – глубокая морщина на лбу грозила остаться там навсегда, – устроилась поудобнее и закрыла глаза. Дол пыталась набраться мужества, чтобы уличить Джанет во лжи перед всеми этими мужчинами. И пусть тогда сами выпытывают у нее правду. К сожалению, это было невозможно. Слишком большой риск. Придется выбить из Джанет правду. Любым способом…

Если остальные свидетели сумели пролить хотя бы слабый свет на произошедшее, то от Джанет Сторрс и Сильвии Раффрей не удалось добиться даже такой малости. Десяти минут на каждую из них оказалось более чем достаточно. Джанет, спокойная, полностью одетая и причесанная, с непроницаемым лицом, сообщила, что вернулась в свою комнату примерно в десять вчера и уже не покидала ее; в постель легла около полуночи и долго не могла уснуть, но не слышала ничего, достойного упоминания. Сильвия, непричесанная и неприбранная, но с упрямо выставленным вперед подбородком, при виде которого Дол почувствовала невероятное облегчение и даже вознесла хвалу Господу, абсолютно ничего не слышала, заснула, едва успев положить голову на подушку, и проснулась только тогда, когда Дол постучала в дверь. Относительно вопроса, имелся ли у де Руда мотив убить или Сторрса, или Циммермана, или обоих, Сильвия продемонстрировала полнейшую неосведомленность, подкрепленную явным недоверием.

В ожидании Ранта Шервуд подошел к окну и от души потянулся. Тьма за окном сменилась белесой, грязно-голубой дымкой. Бриссенден сменил позу, послав в адрес Дол злобный взгляд – наверное, уже тридцатый по счету. Кремер положил безжалостно изжеванную сигару в пепельницу и достал новую.

Вошедший в комнату Джордж Лео Рант приблизился к столу и сел нога на ногу с терпеливым и одновременно почтительным видом. Шервуд оторвался от окна и остановился перед Рантом, сунув руки в карманы и хмуро сгорбившись:

– Ну-с, мистер Рант, надеюсь, вы понимаете, зачем мы здесь собрались.

– Миссис Сторрс мне сообщила, – кивнул Рант. – Прискорбно. Жестокость – неотъемлемая составляющая всех естественных процессов, однако жестокость, проявившаяся в убийстве, свидетельствует о недостаточном духовном развитии человека. Я скорблю по поводу очередной демонстрации жестокости, хотя лично мне это и дает определенные преимущества. У вас имелись некоторые основания считать меня причастным к смерти мистера Сторрса, но определенно не мистера Циммермана, поскольку я едва знал его.

– Угу. Спасибо, что помогли обратить внимание на данный факт. Но, естественно, кроме всех имеющихся версий, следует рассмотреть еще одну. Если вы убили и Циммерман об этом узнал, вы могли устранить его в целях собственной безопасности. Такое случается.

Рант тонко улыбнулся:

– И тем не менее второе убийство осложняет вам жизнь. В высшей степени осложняет, даже если вы снимете с меня все обвинения. Хотя, с другой стороны, второе убийство может ее облегчить, позволив посмотреть на дело свежим взглядом. Полагаю, что так.

– Что вы имеете в виду? – пролаял Бриссенден. – Что вы об этом знаете?

– Ничего. Я ничего не знаю. И все же, с вашего позволения, есть одна вещь, которую я действительно знаю. Разрешите поинтересоваться: это правда, что Циммермана задушили прямо в постели электрическим шнуром? – (Шервуд неохотно буркнул «да».) – Шнур накинули на шею Циммермана, несмотря на его сопротивление? И задушили, несмотря на сопротивление? Или его сперва оглушили либо одурманили наркотиком?

– Я не знаю. Полагаю, он сопротивлялся. Судя по перевернутой вверх дном постели.

– В таком случае… если он сопротивлялся… я действительно знаю одну вещь, которая вам поможет. Если время играет важную роль. Я знаю, что его убили до двадцати трех часов двадцати пяти минут. Именно в это время я вошел в свою комнату, соседнюю с его. Между комнатами стенные шкафы, но у меня очень чуткий слух, к тому же я еще не спал. Лежал в постели и расслаблялся. И наверняка уловил бы звуки борьбы на кровати. Все другие звуки я слышал вполне отчетливо: например, стук в дверь посреди ночи неподалеку от моей комнаты, приглушенный разговор двоих мужчин, звук удаляющихся шагов и громкое хлопанье двери. Я также, как вам наверняка известно, слышал голоса мисс Боннер и полицейского; их взволнованный тон и вынудил меня выйти в холл узнать, в чем дело. Полицейский не разрешил мне войти в комнату Циммермана. Мисс Боннер спустилась позвать на подмогу полицейского, патрулировавшего сад. Моя помощь не требовалась… да и, похоже, была нежелательна. Я вернулся к себе и оделся.

Шервуд сел. Он смотрел на Ранта без видимого удовлетворения и благодарности. И в конце концов пробурчал:

– Значит, по-вашему, все было именно так. Разрази меня гром! В таком случае получается, у вас здесь интернат для глухонемых. Парня душат в постели в доме, полном народу, и никто ничего не слышал, никто ничего не видел, никому ничего не померещилось. Вы считаете, если вы ничего не слышали после двадцати трех часов двадцати пяти минут, это доказывает, что Циммермана убили до этого времени. Отнюдь. Это всего лишь доказывает, что его убили после двадцати трех двадцати пяти и убили его вы. Я вас не обвиняю. Откровенно говоря, у меня нет оснований для подобного обвинения. Но хотелось бы задать вам вопрос. Вы можете добавить хоть что-то действительно полезное для нас? Относительно событий в доме или что-то такое, что вы знали или о чем подозревали?

Рант медленно покачал головой:

– Абсолютно ничего.

– Ладно. Тогда все. Пожалуйста, не покидайте пределы поместья.

Когда Рант вышел, в комнате повисло тягостное молчание. Дол снова закрыла глаза. Шервуд сидел, свесив голову на грудь; Кремер жевал сигару, уставившись в стену.

Бриссенден вскочил с места:

– Пожалуй, пойду скажу Талботу, чтобы отвез де Руда в участок. – Он облизал губы.

Прокурор устало кивнул:

– Валяйте. Но лично я ничего не санкционирую, кроме допроса подозреваемого. Так и передайте вашим людям.

– Кто бы сомневался. – Полковник презрительно фыркнул и вышел из комнаты.

Инспектор встал с места, налил себе полчашки холодного кофе, залпом выпил, закашлялся, снова вставил в рот сигару, потом обогнул стол и остановился перед Шервудом. Дол, слегка приподняв веки, лениво наблюдала за Кремером из-под черных ресниц, затем опять закрыла глаза.

– Итак, – начал Кремер, – перед вами встает та же проблема, что и в деле Сторрса. Мотив. Здесь нужно копать и копать. Я не понимаю, чем могу вам помочь. Сомневаюсь, что вам удастся вытянуть хотя бы слово из этого де Руда. Если, конечно, есть что вытягивать. Думаю, вы уже сообразили, что, возможно, он не лжец и не убийца. Не исключено, что его визит к Циммерману проходил именно так, как он и описывал. Де Руд мог действительно слышать, как Циммерман запирал дверь, учитывая, что кто-то другой все это время прятался в его комнате. А когда Циммерман лег спать, убийца вылез из укрытия, сделал свое грязное дело, отпер дверь и отправился к себе отдыхать, рассчитывая, что до утра у него еще куча времени. Должно быть, он жутко разозлился, что его потревожили ни свет ни заря. Если все было именно так, то подозрение падает на Фольца или Чисхолма, но только не на Ранта. Если это был Рант, тогда или де Руд лжет, или ему примстилось, что дверь заперли, или Циммерман сам отпер ее уже позже: возможно, пошел в ванную и, вернувшись, забыл закрыть дверь. Но если это дело рук де Руда, вам непременно нужно выяснить мотив.

– Угу. – Шервуд не скрывал печального сарказма. – Большое спасибо.

– Не стоит благодарности. Кстати, мы можем попробовать провести один маленький эксперимент. Даже если ничего не выйдет, хотя бы удовлетворим свое любопытство. Рант заявил, что, если бы после двадцати трех двадцати пяти на кровати была возня, он непременно услышал бы. И тут возникает вопрос: мог ли он действительно услышать шум? Верится с трудом. И вряд ли в комнатах мисс Боннер или мистера Фольца было хоть что-то слышно. Как насчет того, чтобы загнать всех наверх и провести парочку экспериментов?

Шервуд нехотя поднялся. Дол открыла глаза.

В то чудесное сентябрьское утро понедельника радостные лучи рассветного солнца, пробежавшиеся по окнам второго этажа дома, непременно посмеялись бы, будь у них чувство юмора, над разыгранным здесь нелепым действом, значимость которого была им неведома. Трое взрослых мужчин и одна женщина стояли неподвижно, напряженно прислушиваясь: сперва – в комнате Ранта, затем – у Фольца и наконец в спальне Дол Боннер, в то время как в комнате Циммермана, тело которого уже успели доставить прямиком на прозекторский стол, здоровенный полицейский катался по кровати и подпрыгивал вверх-вниз, вверх-вниз, словно расшалившийся мальчишка, а трое его сослуживцев хмуро наблюдали за происходящим.

Глава 16

Шесть часов спустя, в одиннадцать, Дол Боннер сидела на диванчике у окна своей спальни с чашкой горячего чая в руках и смотрела на залитую солнцем лужайку.

Дол пришла к выводу, что у нее нет безопасного окольного пути; ни единого луча света в конце туннеля. Придется или перепрыгнуть через пропасть, или сдаться. Был один шанс, но, когда около десяти утра двое полицейских привезли де Руда назад в Берчхейвен, освободив из-под стражи, шанс этот улетучился прямо на глазах. Не успев выйти из автомобиля, де Руд тотчас же потребовал встречи с Мартином. Де Руда, похоже, не слишком задели ночные треволнения, и он отнюдь не выглядел сломленным.

Шервуд, отбывший на рассвете, снова вернулся, как и Бриссенден. Сейчас они общались в игральном салоне с Леном Чисхолмом, известившим полицейского за дверью спальни о своем пробуждении скорбной чередой заунывных стонов. Инспектор Кремер уехал.

Дол так и не ложилась спать. Голова была как в тумане, и залитая солнцем лужайка казалась пейзажем из кошмарного сна: с виду веселая и яркая, она таила в себе нечто неуловимо зловещее и пугающее. Да и в мозгах была полная каша. Дол все понимала, но ничего не могла с этим поделать. Она не могла просто лечь и уснуть. Сперва нужно было перепрыгнуть через пропасть. Дол отчетливо осознавала, что нужно, все эти мучительные часы, когда пыталась уклониться, отпрянув от края. Это началось после того, как она услышала рассказ де Руда в салоне для игры в карты. Он подтвердил то, что прежде было лишь невероятной гипотезой. Поэтому не было ничего удивительного, что Дол не удалось сомкнуть глаз. И среди прочего больше всего ее мучило осознание несомненного факта, что, если бы она пошла к Циммерману с имеющейся у нее информацией в десять вечера, а не стала бы тянуть до двух часов ночи, он остался бы жив и все было бы уже позади.

А теперь не к кому было идти, ведь Циммермана убили, отчего положение становилось еще более отчаянным.

Дол рассмотрела возможность предоставить имеющиеся у нее факты и догадки Шервуду, и пусть сам разбирается. Однако, судя по его методам, он вряд ли справится со столь деликатным делом, к тому же безотлагательным. Она подумала о том, чтобы атаковать де Руда, вооружившись любыми имеющимися под рукой средствами, и тут же отбросила мысль как абсолютно безнадежную. Дол снова вернулась к идее разоблачить Джанет, но поняла, что нет смысла и пытаться. Один неверный шаг – и все пропало. Ведь когда она, Дол, предъявит то, что ей известно, противник, движимый отчаянием, пустит в ход все имеющиеся уловки, чтобы укрепить линию обороны, если не взорвать ее заранее.

Наконец Дол решилась. В голове по-прежнему стоял туман, тем не менее девушка была непоколебима. Она совершит прыжок. Другого выхода просто-напросто не имелось.

Дол допила чай, подошла к зеркалу, вгляделась в свое отражение и пробормотала:

– Выглядишь как дерьмо на берегу после отлива. Да и чувствуешь себя примерно так же.