Текст книги "Разбитая ваза"

Глава 4

Гарда Тьюсар вскочила со стула так, что он опрокинулся, но это было все, что она успела сделать: Диего Зорилла крепко схватил ее за руку. Все другие голоса перекрыл голос Перри Данхэма, который с вытаращенными глазами заорал на Дору:

– Боже милостивый, ты спятила?!

– Нет, – сказала Дора, глядя не на него, а на его мать. Спазм в горле мешал ей говорить, но в голосе звучала твердость. – Я не знала, что все так обернется, но это сделала я. Когда скрипка пропала, я подумала, что это могло произойти… но… сейчас, конечно, это не так…

– Минутку, мисс Моубрей. – Текумсе Фокс сидел сбоку от нее и обращался к ее профилю. – Вы утверждаете, что застрелили Тьюсара?

Она повернула голову:

– Что я?..

– Выстрелили из пистолета. Нажали на спусковой крючок.

– Да нет же… Что вы такое говорите! Это сделал он сам. Это Ян сделал!

– Тогда, – нетерпеливо вмешалась миссис Помфрет, – что ты мелешь?

Дора снова повернулась к ней:

– Я говорю, что думаю, что это я убила Яна. Если мои слова показались вам мелодраматическими, то это получилось не нарочно. И видит Бог, я не хотела, чтобы он умер, я даже не хотела причинить ему боль, хотя раньше я к этому стремилась… Когда считала, что это он убил моего отца…

– Сука! – Плевок Гарды чуть не задел Диего и Фокса. – Так это ты пустила грязную сплетню…

– Гарда! – Миссис Помфрет не плевала, но ее голос перекрыл слова Гарды. – Замолчи сейчас же! Или ты будешь держать себя в руках, или уберешься отсюда, любой мужчина в этой комнате с удовольствием вынесет тебя на руках, если до этого дойдет. Стыдись!

– Можно я?.. – спросил Диего.

– Нет. Посади ее в кресло. Итак, Дора?

Дора глубоко вздохнула.

– Я не сука, и я не пускала никакой сплетни. Никогда и никому я и словом не обмолвилась о своих подозрениях, но одно время я в самом деле думала, что отца убил Ян. Я была… некоторые из вас знают об этом – я очень любила отца и никогда не любила Яна так, как, по его мнению, должна была его любить. И я решила причинить ему боль тем единственным способом, на который была способна.

Она еще раз вздохнула.

– Было низостью даже думать так, я понимала это, но смерть отца была настолько ужасной, вы сами это говорили, миссис Помфрет, что я почти лишилась рассудка. И я решила по-прежнему работать с Яном, выступать вместе с ним на больших концертах, а затем все погубить, но так, чтобы об этом никто не узнал, кроме Яна, разумеется. Я могла бы это сделать. Так мне тогда казалось, но после того, как мы несколько раз выступили, я поняла, что не способна на это – то есть не способна заставить себя сделать это, тем более что мои подозрения об обстоятельствах смерти отца развеялись.

Думаю, мой рассудок начал постепенно приходить в норму.

– Это ты скверно придумала, моя маленькая Дора, – прорычал Диего.

– Я знаю, Диего. Но скоро я избавилась от подозрений. По крайней мере, я так думала, нет, я не сомневалась в этом. К тому же Ян настаивал, чтобы я с ним работала. А потом наступил тот вечер, и, конечно, с первых же тактов я поняла: что-то случилось! Я испугалась, что это из-за меня, что я подсознательно, не отдавая себе отчета, сделала то, что когда-то собиралась сделать. Мне захотелось окликнуть его, встать и убежать, но было поздно. Мне оставалось только держаться и стараться изо всех сил, и я старалась. Я никогда так не играла, поверьте! О, вы не верите мне? Я никогда так не старалась – пальцы стали такими же одеревенелыми, как у моего отца, и все равно было ужасно… ужасно…

– Чушь, – угрюмо заявил Феликс Бек. – Полна чушь. Фортепиано было в порядке. Вы согласны, Диего.

– Я не слушал фортепиано. Но я бы уловил, если бы было что-то не так.

– Еще как! – с несчастным видом настаивала на своем Дора. – Должно было быть! Я хотела заставить Ян заглушить это, убить, как хотите! Вы его слышали! Я знак причина во мне, и когда я увидела его… когда он… когда я увидела его… когда он… когда я увидела…

– Бредятина, – энергично выразилась миссис Помфрет.

Фокс бросил на нее вопросительный взгляд, остальные знали это ее любимое выражение и почти не отреагировали.

– Дора, дорогая, – продолжила та, – у тебя фантастически преувеличенное чувство собственной вины Гарда, твои подозрения легковесны и исключительно дурного толка. Прошу вас, перестаньте паясничать. Нам нужно принять важные решения.

Уверившись, что власть снова в ее руках, миссиc Помфрет сделала паузу и откашлялась.

– Как я уже сказала, полиция считает, что речь идет о преступлении, кроме разве кражи скрипки, но поскольку скрипку возвратили неповрежденной, они ж станут заниматься расследованием кражи, если мы попросим их об этом. Такой оборот дела нас вполне устраивает. Мы можем продать скрипку и поставить точку или… Гарда, помолчи… или же настоять на расследовании, чтобы ответить на вопросы, которые задал!

Диего и мистер Гилл и которые, разумеется, были в головах у всех нас. По моему мнению, несмотря на вес неприятности, которые, несомненно, возникнут в ходе расследования, мы обязаны потребовать расследование во имя Яна, нас самих и музыки! – Она закусила губу, а потом резко продолжила: – Лично я хотела бы вывести на чистую воду наглеца, который прислал мне эту посылку.

Кох, нахмурившись, спросил:

– А кто будет проводить расследование?

– Полиция, – категорически сказала Гарда Тьюсар.

– Только не полиция! – выдохнула Дора Моубрей и прижала руки ко рту.

– Мне кажется, – заметила Хиби Хит, – это было бы омерзительно.

Тед Гилл острым и властным взглядом заставил ее замолчать, однако прежде чем кто-либо заговорил, она снова начала:

– Но, Тед, я уверена, и мистер Кох согласится со мной, ведь он же сказал только вчера вечером – помните, Долфи, когда я спросила вас, почему никто…

– Хиби! – резко оборвал ее Тед Гилл. – Мы уже закрыли этот вопрос.

– Я думаю, – сказал Кох вкрадчиво и сдержанно, однако его тяжелые щеки при этом слегка порозовели, – наше решение зависит исключительно от того, кто будет проводить расследование.

– Я тоже так думаю, – согласилась миссис Помфрет. – К счастью, один из нас – из присутствующих здесь владельцев скрипки – профессиональный следователь. Мистер Фокс, вы проведете расследование?

– Он! – презрительно воскликнула Гарда. – Один из вас!

Миссис Помфрет, проигнорировав это высказывание, заметила на лице Фокса легкое сомнение.

– Разумеется, – сказала она, – ваши услуги будут оплачены. Расходы я возьму на себя.

Фокс отрицательно покачал головой:

– Счета представлено не будет. – Он окинул взглядом присутствующих. – Есть ли возражения у кого-либо из владельцев скрипки? Мисс Моубрей?

Дора подняла на него глаза и кивнула.

– Вы хотите, чтобы я выяснил, что произошло?

– Да, конечно.

– Мистер Кох?

– Конечно, пожалуйста. Прекрасная идея. Правда, я не очень знаком с вашей репутацией…

– Я плачу подоходный налог. Мисс Хит?

– О да! – воскликнула она с энтузиазмом, а ее поразительные глаза умиленно замерцали под его пристальным взглядом. – Пожалуйста, выясните.

– Хорошо, я займусь этим. – Фокс снова повернулся к миссис Помфрет: – Само собой разумеется, что какие бы факты я ни обнаружил, я буду докладывать о них всем вам. Мне кажется, это делать лучше всего таким же образом, как вы поступили сегодня, пригласив к себе совладельцев скрипки, а также миссис Тьюсар, мистера Бека и Диего. И естественно, вашего сына и вашего супруга.

– Благодарствуйте, – сказал Перри с преувеличенной вежливостью, – я уж боялся, вы меня позабудете.

Когда и с чего начнем?

Фокс встал, подошел к столу между миссис Помфрет и секретарем и положил руку на коробку, заявив тем самым свои права на нее.

– Полагаю, оберточная бумага с адресом находится у вас? – спросил он. – А веревка?

– Уэллс! – распорядилась миссис Помфрет.

Секретарь исчез за ширмой и через мгновение появился, вручив Фоксу толстый сверток из плотной коричневой оберточной бумаги и моток шпагата. Фокс положил шпагат в карман и спросил:

– Посылку принесли сегодня утром?

– Около девяти часов, – кивнул Уэллс.

– Кто открывал ее?

– Я. Я открываю все посылки. Когда я увидел ее содержимое, я немедленно доложил миссис Помфрет. Конечно, мы не эксперты, но сразу подумали, что это Страдивари.

Миссис Помфрет приказала мне запереть ее в шкаф и позвонила полицейскому комиссару.

– Тот прислал своего сотрудника, чтобы снять отпечатки пальцев, но они не были обнаружены?

– Совершенно верно. Отпечатков нигде обнаружить не удалось, кроме как на наружной части обертки. И конечно, кроме моих и миссис Помфрет.

– Ну, пока достаточно. – Фокс поднял коробку и взял ее под мышку. – Я бы хотел пройти в комнату, где можно было бы ее предварительно осмотреть.

– Мы оставим вас здесь. – Миссис Помфрет поднялась. – Полагаю, все выпьют по коктейлю? Что касается меня, то я с удовольствием. – Она направилась к двери. – Гарда, мне надо поговорить с тобой. Генри, пожалуйста, Генри! Мисс Хит вполне обойдется без тебя. Пожалуйста, скажи Стивену…

Все встали и двинулись из комнаты.

Фокс, оставшись один, приступил к осмотру лежавшего перед ним вещественного доказательства. При этом он не внюхивался, расширив ноздри, не использовал никаких других способов восприятия, какими обычно пользуется следователь, охваченный предчувствием открытия. Глядя на его манеру работать, могло даже возникнуть подозрение, что по меньшей мере наполовину его мозг занят чем-то другим. Никаких открытий, по-видимому, не последовало, потому что его глаза не загорелись от неожиданной находки; искорки интереса засверкали в них лишь тогда, когда он развернул оберточную бумагу и вгляделся в адрес, выведенный на ней чернилами: «Миссис Ирэн Данхэм Помфрет, 3070, Парк-авеню, Нью-Йорк-Сити».

– Ну, – пробормотал он, выпрямляясь, – по крайней мере кое-что проясняется.

Отметив для себя почтовый штемпель – кольцевая станция Коламбус, он снова сложил бумагу, закрыл коробку крышкой, встал и забарабанил по ней пальцами, переводя взгляд с одного на другое опустевшее место за столом, словно подвергая недавно сидевших за ним людей каким-то долгим исследованиям и вычислениям.

Дверь распахнулась, и вошел Перри Данхэм. Он с любопытством посмотрел на закрытую коробку, а потом на Фокса.

– Как, вы еще не начинали?

– Да нет, уже закончил. Я быстро работаю.

– Кто же отправитель? Я?

– Да, шпагат пахнет одеколоном, который вы употребляете.

– Проклятие! Мы, преступники, вечно попадаемся на мелочах, верно? – Перри подошел к Фоксу. – Мама хочет вас кое о чем спросить, а может быть, не мама, а Гарда. Во всяком случае, мама просит вас зайти к ней.

В желтую комнату, за большим залом. Она послала меня охранять вас по дороге, но если вы не против, вы можете и сами…

– Придется рискнуть, раз уж вас прислала за мной ваша матушка. Это там, где, коктейли?

Фокс двинулся к двери, открыл ее, вышел в коридор и закрыл дверь за собой. Большой зал находился в двадцати шагах, и он решительно прошел половину пути, ступая по мягкому ковру, а потом резко обернулся, быстро пробежал на цыпочках назад к двери, только что им закрытой, опустился на колени и приник к замочной скважине. Хватило одного взгляда. Он рывком открыл дверь и влетел в комнату.

Крышка коробки была снята, бумага разбросана по столу, а Перри Данхэм, застигнутый врасплох, держал скрипку в руках с выражением ярости на лице.

– Черт бы вас побрал! – процедил он сквозь зубы.

– А как насчет вас?

Фокс не спеша пошел вперед. Как только он приблизился к Перри, молодой человек отступил на шаг, еще крепче вцепившись в скрипку, тело его напряглось, он приготовился к сопротивлению. Лицо было бледным и вызывающим.

– Спокойно, – коротко сказал Фокс, – давайте сюда скрипку.

Перри отступил еще на шаг.

– Послушайте…

– Я глух. Возможно, слух вернется ко мне, если эта штука окажется там, где ей следует быть.

Было ясно, что Перри не собирается возвращать ее туда, где ей следует быть. Он собирался биться за нее не на жизнь, а на смерть. Об этом говорили его глаза: секунд десять он выдерживал неподвижный, твердый взгляд Фокса. Затем Перри мигнул, глаза его забегали.

– Драться нельзя, – сказал он, – поломаем скрипку. Вы же не хотите, чтобы она сломалась.

– Придется рискнуть, если вы решите удрать. Я без нее отсюда не уйду.

Две пары глаз снова скрестились, как клинки, потом неожиданно Перри протянул скрипку Фоксу.

– Теперь, – сказал Фокс, – ко мне вернулся слух.

Может быть, объясните…

Перри коротко, неприязненно хохотнул.

– А может быть, вы… пойдете к черту? Будь мы только в другом месте! Будь мы… – Он пожал плечами. – Пойду топить неудачу в бурбоне.

Яростно топая, он вышел в открытую дверь, так и оставив ее распахнутой.

– Фокс снова поместил скрипку на ее ложе, положил сверху упаковочную бумагу и закрыл крышку. Потом он бережно подхватил коробку под мышку и отбыл по коридору в большой зал, слуга указал ему желтую комнату, где он присоединился к хозяйке и остальным гостям. Быстрый взгляд сказал ему, что все гости на месте, кроме Хиби Хит и Теда Гилла, и идет более или менее оживленная беседа.

Он подошел к миссис Помфрет и Гарде Тьюсар, сидевшим рядышком.

– Простите, вы хотели со мной поговорить?

– Я? – миссис Помфрет непонимающе взглянула на него. – Ах да, это сын предложил… Мы пытались убедить Гарду не делать глупостей… Он подумал, что у вас это лучше получится…

– Рад буду предпринять попытку, но не сейчас. – Фокс посмотрел в черные глаза Гарды, не обещающие особого благоразумия, хотя в них не было недостатка в других качествах, которые могли восхитить и вдохновить человека, имеющего к этому склонность.

Глядя на большую картонку у Фокса под мышкой, миссис Помфрет спросила:

– Хотите, чтобы Уэллс снова завязал ее?

– Нет, спасибо.

Фокс повернулся. Все смотрели на него. Уэллс и Бек сидели в углу. Генри Помфрет и Дора – на ближнем диване, Диего и Адольф – в середине комнаты. Спиной к окну, со стаканом в руке, стоял Перри Данхэм, обратив на Фокса холодный, немигающий взгляд.

– Я ухожу, – объявил Фокс, – и забираю скрипку с собой. Я позабочусь о ее сохранности. Как только будут какие-то новости, я вам сообщу. Если возникнет необходимость побеседовать с кем-то из вас по отдельности, что весьма вероятно, я свяжусь с вами через Уэллса.

Он повернулся к двери.

– У вас там скрипка? – спросил Кох.

– Да.

– Вам не кажется, что надежней было бы…

– Думаю, – сказал Фокс с порога, – что у меня она будет в большей безопасности, чем… где-либо еще.

Глава 5

– Ты меня не понимаешь, – искренне говорил Тед Гилл. – Честное слово. Я не отношу себя к пустым фразерам.

Дело было в субботу после полудня. Тед сидел на китайском табурете, скрестив ноги и облокотившись на крышку огромного концертного рояля. Рояль занимал добрую четверть пространства однокомнатной квартирки на третьем этаже кирпичного дома без лифта в районе Восточных шестидесятых улиц Лексингтон-авеню, прочая мебель также не соответствовала помещению. Но что было делать дочери неожиданно скончавшегося вдовца, когда она обнаружила, что вся ее собственность состоит из обстановки ее комнаты в удобной квартире отца на Пятьдесят седьмой улице, которая долгое время была ее домом?

Что касается рояля, то он был необходим, поскольку без него Дора не могла бы давать уроки детям.

У Доры, сидевшей на стуле, на котором однажды сидел Карузо, держа на руках ее, в то время трехмесячного младенца, на щеках выступил румянец, что, впрочем, не портило ее внешности. То же самое можно сказать и о легкой морщинке между бровями, из-за чего казалось, что ее глаза изо всех сил пытаются поверить в честность молодого человека, сидевшего напротив нее.

– Конечно, ты бравируешь своей отвагой, – говорила она с чувством. – Я не против отваги, но ты явно пересаливаешь, не хватает только литавр. – Ее лицо заливала краска. – Ради Бога, перестань на меня пялиться!

– Я не пялюсь, я просто смотрю.

Тед, и так уже сидевший на краю табуретки, подвинулся вперед еще на пару сантиметров.

– Послушай, я хочу тебе признаться. Я соврал, что пришел потому, что хотел уговорить тебя сделать запись на радио. Я хотел прийти… я хотел увидеть тебя… и я не мог… – Он смешался. – Черт побери, – разозлился он на себя, – когда я с тобой говорю, я не в состоянии построить даже простой фразы! Ты, конечно, подумаешь, что я мог бы сказать тебе по телефону, что хочу тебя увидеть!

– Конечно, – согласилась Дора. – Почему же ты этого не сделал?

– Потому что боялся, что ты не разрешишь мне прийти! Ты не только обладаешь удивительной способностью лишать меня красноречия, но ты еще превратила меня в труса! О нет, я должен был придумать фантастический предлог! В него ты поверила бы быстрее, чем в простое естественное желание увидеть тебя, услышать, побыть с тобой… – Неожиданно он покраснел еще сильнее, чем она. Он сел плотнее на табурете и решительным голосом сказал: – Но мне в самом деле нужно было увидеть тебя и сказать одну вещь… Это я послал скрипку миссис Помфрет.

Рот у Доры открылся.

– Да, я, – твердо повторил Тед. – Я завернул ее, написал адрес и отправил посылку по почте.

– Боже… – вяло проговорила Дора.

– Я чуть было не признался вчера вечером у миссис Помфрет, но решил этого не делать, потому что вряд ли это чему-нибудь поможет. Я сделаю так, как ты скажешь.

Если ты считаешь, что надо сказать, я так и поступлю.

– Не понимаю, – румянец схлынул с бледных Дориных щек, – если это скрипка Яна, значит, это ты ее взял?..

– Нет, не я. Вижу, что придется рассказать все. Я надеялся как-нибудь…

– Ты ничего не обязан мне говорить. – У Доры задрожали губы, и она прикусила губу.

– Ты так думаешь? – Тед вскочил, затем снова плюхнулся на прежнее место с беспомощным видом. – Ради всего святого, не смотри на меня так! Ты так смотрела на меня, когда я увидел тебя в тот понедельник, – как-то и мужественно, и очаровательно… Я считаю себя взрослым человеком, мне уже тридцать, как никак, но когда я вижу тебя, я теряю голову… Выслушай же меня, я пришел сообщить тебе одну вещную важь… то есть одну важную вещь…

Прозвенел звонок. Тед сразу осекся.

– Звонят, – сказал он.

– Да, – ответила Дора, не пошелохнувшись, – звонят в дверь. Не знаю, кто бы это мог…

– Сейчас уйдут, – умоляюще проговорил Тед. – Давай подождем.

Звонок раздался снова.

– Ах, – вскочила Дора, – я совсем забыла! Это мистер Фокс! Он позвонил сразу после тебя и сказал, что ему нужно тебя увидеть, но он не может нигде тебя найти, и спросил, не знаю ли я, где ты, и я сказала, что ты должен прийти сюда, и он попросил разрешения прийти тоже, и я согласилась.

– Вот тип! – мрачно сказал Тед. Глаза его умоляли. – Пусть он уйдет.

Дора покачала головой:

– Не могу. Он был так мил со мной. – Она потянулась к кнопке на стене. – Он ведь знает, что мы… что я здесь.

– Постой. – Тед подошел к ней и заглянул в лицо. – Послушай… – Он сглотнул. – То, что я рассказал тебе о скрипке, я не уверен, что они должны знать об этом.

Я, видишь ли, окажусь в э… э… очень затруднительном положении. Ты можешь ничего не говорить Фоксу, а? Пожалуйста!

Звонок продолжал звонить.

Дора сощурилась, нахмурила брови и посмотрела в его умоляющие глаза.

– Прошу тебя, я пришел, чтобы все рассказать тебе, и я это сделаю и поступлю так, как ты скажешь.

Дора неуверенно кивнула, повернулась, нажала кнопку и открыла дверь в переднюю. Через мгновение за ее спиной прозвучал голос Теда:

– Да, это он собственной персоной. Кто еще будет так топать по лестнице? Бог ты мой, ну и бодрячок!

Дора не знала, что основной причиной, по которой Текумсе Фокс был так добр с ней прошлым вечером у миссис Помфрет, была ее манера здороваться. Совершенно непреднамеренно она повторила это и сейчас: внезапный дружелюбный порыв, но рука останавливается на полпути, как если бы Дора не была уверена, как ее поймут. На этот раз Фокс вовремя протянул свою руку. Тед Гилл отступил в тень и не показывался, пока они не вошли в комнату. На приветствие Фокса он ответил невежливым ворчанием, неприязненно наблюдая за тем, как тот снимает шляпу и пальто. Когда Дора села, Тед решительно вернулся на свой табурет у рояля и заговорил тоном человека, желающего побыстрее от чего-то отделаться:

– Мисс Моубрей сказала, что вы разыскивали меня.

Чем могу помочь?

– Будьте добры, помогите, если не трудно. – Фокс достал из кармана какие-то бумаги, просмотрел их и отделил одну. – Я счел, что будет гораздо быстрее все написать и принести вам на подпись.

Он протянул бумагу Теду, и тот взял ее.

Пока Тед читал, двое других следили за выражением его лица. Сначала его брови поднялись, затем сдвинулись в полном изумлении. Рот приоткрылся, затем он стиснул зубы. Наконец ошарашенно посмотрел на Фокса, встал и протянул бумагу Доре.

– Прочитайте, пожалуйста, – жалобно попросил он.

Она посмотрела на него, на Фокса, затем на бумагу.

«Я, Теодор Гилл, настоящим сообщаю и подтверждаю следующее: во вторник вечером 7 марта 1940 года Хиби Хит призналась, что накануне вечером, в понедельник, взяла скрипку Яна Тьюсара из гримерной в Карнеги-Холл, принесла ее в свой номер в отеле „Черчилль“ и оставила ее у себя. Она также сказала мне, что с вечера понедельника скрипка находилась в ее платяном шкафу, запертом на ключ. Я посоветовал ей немедленно вернуть скрипку ее владельцам (группе из пяти человек, включая ее самое). Она попросила помочь ей.

Я раздобыл коробку, упаковочный материал, шпагат, запаковал скрипку и отправил ее по почте миссис Ирэн Помфрет. Скрипка, которую мисс Хит извлекла из своего шкафа в моем присутствии, была именно та, которую я послал миссис Помфрет, и, исходя из того, что сообщила мне мисс Хит, я совершенно уверен, что это та самая скрипка, которую она вынесла из гримерной Яна Тьюсара в понедельник вечером».

– Ясно, – проговорила Дора сдавленным голосом, – так естественно, что ты хочешь уберечь мисс Хит…

– Ничего подобного, – резко заявил Тед. – Нет, нет.

И так все отвратительно, не хватало еще, чтобы и здесь было непонимание. Естественно, что я готов был придушить мисс Хит! Но агент знаменитости, который уступил бы своим естественным побуждениям, через пять минут оказался бы в тюрьме. Один мой коллега в Голливуде… – Он пожал плечами и обернулся, глядя на Фокса: – А вы потрясающи! Как вы узнали?

Фокс улыбнулся:

– Вы подпишете?

– Подпишу, если вы объясните, как вы, черт возьми, все это раскопали.

– Ничего особенного. И ничего потрясающего. В тот вечер мисс Хит ушла с места происшествия одна и в большой спешке. На ней была накидка, под которой легко можно было спрятать скрипку. Пункт второй – никогда не видел более фальшивого поведения, чем вчера вечером, когда миссис Помфрет объявила, что получила скрипку почтовой посылкой. Мисс Хит поднесла руку ко рту, глаза закатила, грудь от волнения ходила ходуном. Явно переигрывала. Пункт третий. В слове «Ирэн» в адресе на посылке помарка на первой букве.

Начали писать «X», а потом исправили на «И». Должно быть, думали о Хиби.

– Я и правда о ней думал, – мрачно подтвердил Тед.

– Не сомневаюсь. Конечно, это не окончательный вывод, но достаточный, чтобы предположить, что мисс Хит имеет к этому отношение. Я разговаривал с ней битый час, и это был один из самых странных часов в моей жизни! Вы наверняка сможете мне сказать: она мудра, как змея, или без царя в голове?

– Конечно, могу, – решительно сказал Тед.

– Прошу вас.

– Только пусть это останется между нами троими.

– Разумеется.

– Трудно найти подходящие выражения. Ее тупость перекрывает все известные рекорды тупости. Она настолько глупа, что будет жевать палочку, вместо того чтобы сосать леденец. Настолько безголова, что может схватить скрипку и удрать с ней совершенно без всякой причины, только потому, что скрипка рядом с ней и у нее есть пальцы, чтобы ее взять, и меховая накидка, чтобы спрятать ее под ней.

Фокс хмурился.

– Никак не могу взять в толк. Особенно последний момент. Мне хотелось бы выяснить мотивы.

– Вы провели с ней целый час, – пытался убедить его Тед. – Откуда берутся мотивы? Из сердца. О'кей, у нее есть сердце. Что необходимо для того, чтобы мотив породил действие? Он должен пройти через нервный центр, который называют мозгом. Верно?

– Возможно, – без особой уверенности согласился Фокс. – Однако оставим пока это. Разрешите, я возьму бумагу, мисс Моубрей? Спасибо.

Он достал из кармана ручку и подал ее Теду. Тед положил бумагу на край рояля, поставил свою подпись под заявлением настолько неразборчиво, насколько это было возможно, подул на чернила, чтобы они высохли, и вернул бумагу Фоксу.

– Премного благодарен. – Фокс засунул ее в карман. – Еще один маленький вопрос. Не будете ли вы любезны сказать, что вы с мисс Хит делали в гримерной Тьюсара в понедельник вечером? Я имею в виду перед концертом?

– Почему бы вам не спросить об этом ее?

– Я спросил. Она стала говорить что-то о возвышенной музыке. И таким тоном…

– Я знаю, как она это произносит. Мы зашли к Тьюсару, чтобы попросить его сфотографироваться рядом с мисс Хит и чтобы скрипка при этом была у нее в руках. А он отказался. Мисс Хит вспылила, и Тьюсар вышел.

Фокс кивнул:

– Я видел его в тот момент. – Он повернулся к Доре: – Могу я задать вопрос вам, мисс Моубрей? Тьюсар репетировал с вами в понедельник днем?

Дора покачала головой:

– Днем – нет. Я пришла к нему в студию утром, и мы трижды прошли Сен-Санса, ничего другого мы не играли. Я ушла сразу после двенадцати и увидела его только вечером в Карнеги-Холл.

– Почему вы прошли эту пьесу три раза? Она плохо звучала?

– Мне казалось, что хорошо, но Ян не был удовлетворен, особенно анимато после вступления и последними восемью тактами перед аллегро. Он сказал, что торопился в этих местах…

– Но скрипка хорошо звучала? Тон? Она не звучала так же, как это произошло тем вечером?

– Боже упаси, нет! Вечером звук был ужасный. Ужасный с самого начала… вы ведь слышали…

– Да, слышал. – Фокс поднялся и направился за своим пальто. – Ну я побежал. Большое спасибо.

– Значит, все кончено. – Дора подошла к двери. – Скрипка Яна нашлась, и с ней ничего не случилось…

– Не все, мисс Моубрей. – Фокс сунул вторую руку в рукав. – Я ответил на вопросы, которые поставила передо мной ваша компания, но у меня возник еще один, и, боюсь, он гораздо опаснее, чем предыдущие.

– Опаснее?.. – оторопела она.

– Да. Вам позвонит миссис Помфрет и попросит прийти к ней завтра в два часа. И вас, Гилл. А пока советую поразмыслить над тем, можно ли назвать доведение человека до самоубийства убийством. Интересный вопрос.