Текст книги "Слишком много клиентов (сборник)"

Она сдвинулась к спинке, основательнее устраиваясь в кресле:

– Меня не было в той комнате в воскресенье вечером.

– Это ничего не доказывает. Возможно, вы лжете. Я всего лишь хотел объяснить вам всю деликатность нашего положения. Вы посулили мистеру Гудвину тысячу долларов, если он, отыскав ваш портсигар, возьмет его на сохранение и возвратит вам, когда посчитает нужным. Мы не можем принять данное предложение. Это обязало бы нас не выдавать портсигар полиции, даже если станет ясно, что он является уликой, позволяющей обнаружить убийцу и доказать его вину. Слишком большой риск, чтобы идти на него за тысячу долларов. Пятьдесят тысяч, наличными или чеком, еще куда ни шло. Вы согласны?

Думаю, Вульф говорил совершенно серьезно. Пожалуй, он отдал бы ей портсигар и за тридцать штук, даже за двадцать, если бы у нее хватило глупости заплатить. Он отправил меня на Восемьдесят вторую улицу с пятью сотнями в кармане, имея в виду вполне определенную цель: найти способ подзаработать. И если бы наша гостья зашла настолько далеко в своем отчаянии или глупости, что выложила бы пятьдесят не пятьдесят, но хотя бы двадцать штук за свой портсигар, мой работодатель вполне мог решить, что дело в шляпе, а убийство пусть раскручивают те, кому этим положено заниматься по закону. Что касается риска, то Вульфу случалось рисковать и сильнее. Он ведь обещал ей только вернуть портсигар, а не забыть о нем.

Мег Дункан воззрилась на него с изумлением.

– Вот уж не думала, – проговорила она наконец, – что Ниро Вульф – шантажист.

– Вот и автор толкового словаря так не думает, мадам.

Он повернулся к полке, на которой уже сменили друг друга три истрепавшихся тома словаря Уэбстера, а теперь стоял четвертый, новенький. Открыв его и найдя нужную страницу, Вульф зачитал:

– «Шантаж – получение денег путем запугивания; отъем денег у человека под угрозой публичного обвинения, разглашения порочащих сведений или осуждения». – Он обратился к клиентке: – Мои действия под это определение не подпадают. Я не угрожал вам и не запугивал.

– Но вы… – Она взглянула на меня, потом опять на него. – Где же я возьму пятьдесят тысяч долларов? С таким же успехом вы могли бы запросить миллион. Что вы собираетесь делать? Отдадите его полиции?

– По доброй воле – ни за что. Разве что под давлением обстоятельств. Все зависит от ваших ответов на мои вопросы.

– Но вы не задавали мне никаких вопросов.

– Теперь задаю. Вы были в той комнате в воскресенье вечером или ночью?

– Нет.

Она вздернула подбородок.

– Когда вы были там в последний раз? Не считая сегодняшнего прихода.

– Я не говорила, что вообще когда-нибудь была там раньше.

– Ну это уж извините! А как прикажете расценивать ваше поведение сегодня утром? А ваше предложение мистеру Гудвину? А присутствие у вас ключей? Так когда?

Она прикусила губу. Прошло секунд пять.

– Больше недели назад. В субботу, неделю назад. Тогда я и оставила там портсигар. О боже мой! – Она протянула к нему руку, и это был не наигранный жест. – Мистер Вульф, это может разрушить мою карьеру. Я не знаю, кто убил его, как и почему. Зачем вы втягиваете меня в эту историю? Какой в этом прок?

– Я ни во что вас не втягивал сегодня утром, мадам. Я не спрашиваю, как часто вы бывали там, потому что от вашего ответа на этот вопрос действительно не было бы никакого проку. Но встречался ли вам там кто-нибудь, когда вы туда приходили?

– Нет.

– Заставали ли вы в том доме кого-то еще, кроме мистера Йигера?

– Нет. Никогда.

– Но там бывали другие женщины. Это не предположение, а установленный факт. Вы, конечно, об этом знали. Мистер Йигер не делал из этого тайны. Кто они?

– Не знаю.

– Вы ведь не будете отрицать, что знали о существовании других женщин?

Она и хотела бы отрицать, но взгляд Вульфа припер ее к стенке. Мег проглотила свое «буду» и сказала:

– Не буду. Я знала об этом.

– Разумеется. Он и хотел, чтобы вы знали. Все эти тапочки и нижнее белье доказывают, что он получал удовольствие не только от визитов гостьи, но и от ее осведомленности о существовании… э-э… партнерш. Или соперниц. И он, вероятно, не молчал о них? Да разумеется, не молчал. Сравнивал их с вами, в лестном или нелестном для вас смысле. Если и не называл имен, то, несомненно, подкидывал вам пищу для догадок. Итак, самый важный вопрос, мисс Дункан: кто они?

Мне случалось наблюдать, как от вопросов Вульфа женщины вздрагивали, бледнели, срывались в крик или плач, даже набрасывались на него. Но чтобы от его вопроса женщина так покраснела… И кто! Повидавшая всякое звезда Бродвея. Полагаю, здесь сыграла свою роль небрежность, с которой патрон задал вопрос. Я, конечно, не покраснел, но смущенно кашлянул. А она не просто вспыхнула – она опустила голову и закрыла глаза.

– Естественно, – продолжал Вульф, – вам хотелось бы, чтобы этот эпизод поскорее канул в Лету. Вы можете этому поспособствовать, если расскажете мне о других женщинах.

– Не могу. – Она подняла голову, румянец сошел с ее щек. – Я ничего о них не знаю. Вы оставите мой портсигар у себя?

– Пока да.

– Я в вашей власти.

Она встала, но, видимо ощутив дрожь в коленях, вынуждена была опереться о спинку кресла. Наконец она выпрямилась.

– Какая же я дура, что пошла туда сегодня, какая дура! Могла бы сказать… Да что угодно могла бы сказать. Что потеряла его. Какая дура! – Она смерила меня долгим взглядом: – С какой радостью я бы выцарапала вам глаза!

Актриса повернулась и пошла к выходу. Я встал, проводил ее и даже успел открыть перед ней дверь. Она не очень-то твердо держалась на ногах, поэтому я подождал, пока она одолеет семь ступенек до тротуара, и лишь потом запер дверь и вернулся в кабинет.

Вульф успел принять позу, в которой обычно читал, и уже открыл книгу – «Структура человеческих знаний в современном мире» Лаймана Брайсона[7]7
  Лайман [Ллойд] Брайсон (1888–1959) – профессор Колумбийского университета, известный как автор и консультант научно-популярных радио– и телепрограмм компании Си-би-эс в 1930–1950 годах.


[Закрыть]. Я как-то битый час листал ее и не заметил там ничего о современных сатирах.

Глава шестая

Шесть лет назад, рассказывая об одном из дел Вульфа, – там даже надежды никакой на гонорар не было, – я испробовал трюк, от которого устал задолго до того, как закончил писать. Дело это привело нас в Черногорию, и почти все разговоры велись на языке, которым я совсем не владею, но после я вытянул из Вульфа достаточно, чтобы передать их дословно. Повторять этот утомительный опыт я не намерен, так что просто перескажу суть его беседы с мистером и миссис Перес.

В шесть, вернувшись из оранжереи, он застал супругов у себя в кабинете. Разговор велся по-испански. То ли Вульф воспользовался случаем попрактиковаться в одном из шести иностранных языков, которыми владел, то ли решил, что Пересам так будет свободнее. А может, просто хотел позлить меня. Не знаю, в чем причина. Возможно, сработали все три. После их ухода он пересказал мне основные моменты. Это не свидетельские показания, а всего лишь то, что они сказали.

Они не знали ни кто наведывался к Йигеру в воскресенье вечером (мужчина или женщина), ни сколько приходило людей, ни когда он, она или они ушли. Пересы представления не имели, сколько всяких людей бывало наверху в разное время. Иногда они слышали шаги в холле, скорее всего женские. Если какой-нибудь мужчина и объявлялся, это ускользнуло от их внимания. Когда они поднимались, чтобы заняться уборкой, им ни разу не случалось застать наверху кого-то из гостей. Они вообще не поднимались, если видели, что кабина лифта стоит наверху, но такое бывало лишь раз пять-шесть за четыре года.

В воскресенье вечером звук выстрела до них не донесся, правда в комнате наверху даже пол звуконепроницаемый. Когда в полночь они поднялись, там пахло порохом, причем Пересу показалось, что запах слабый, а его жене – что сильный. В комнате они не узрели ни одного предмета, которого там не было раньше. Ни пистолета, ни пальто и шляпы, ни палантина. Йигер был полностью одет. Его шляпа и пальто лежали на стуле. Пересы потом отнесли их в траншею вместе с трупом. Ни тапочек, ни ночных сорочек, ничего из того, что хранилось в ящиках, не лежало на виду. Постель была не смята. В ванной все оставалось на своих местах. Они не взяли ничего с мертвого тела Йигера, кроме ключей. В понедельник утром убрали комнату, вытерли пыль, пропылесосили мебель, но ничего оттуда не брали.

Свою квартиру в подвальном этаже они не оплачивали. Йигер давал им пятьдесят долларов в неделю и разрешал оставлять себе все, что платили жильцы четырех этажей. Общий доход Пересов составлял около двухсот долларов в неделю (а то и все триста или даже больше). У них нет никаких оснований думать, будто Йигер завещал им дом или какое-либо имущество. Они уверены, что никто из съемщиков с Йигером не связан и ничего о нем не знает. Они, и только они, вели все переговоры с жильцами.

Они подумали и решили, что ста долларов нам с Вульфом будет мало, и хотя на это уйдет бо́льшая часть их сбережений, они считают, что должны заплатить пятьсот. Половину этой суммы они принесли.

Разумеется, Вульф денег не взял. Сказал, что, хотя в настоящее время не намерен передавать кому-либо полученные от них сведения, хочет сохранить за собой право действовать по своему усмотрению.

Тут начались препирательства. Поскольку разговор велся по-испански, я не мог следить за обменом ударами, но, судя по интонациям и выражению лиц, а также по тому, что в какой-то момент миссис Перес вдруг встала, шагнула к столу и шлепнула по нему ладонью, страсти достаточно накалились. К концу беседы эта дама успела немного успокоиться.

Пересы пробыли у нас до самого ужина, а за столом любые деловые разговоры запрещены, поэтому Вульф передал мне разговор, только когда мы вернулись в кабинет. Закончив, он подвел итог:

– Бессмысленно. Время, силы и деньги на ветер. Его убила эта женщина. Звони Фреду.

Он взялся за книгу.

– Ну разумеется, – подхватил я. – О чем речь! Представляю, как им надоела эта ерунда, все эти деньги, что так и сыпались на них. Три сотни или больше в неделю. Пора было это прекратить. И самый простой способ – застрелить его и бросить труп в яму.

Вульф покачал головой:

– Она человек страстей. Ты видел ее лицо, когда я спросил, бывала ли когда-нибудь наверху ее дочь? Ах да, ты ведь не понимал, о чем мы говорим… Как у нее засверкали глаза, голос прямо-таки зазвенел! Короче говоря, она узнала, что Йигер совратил ее дочь, и убила его. Звони Фреду.

– Она призналась?

– Разумеется, нет. Сказала, что запретила дочери подниматься наверх, что та никогда не видела пресловутой комнаты. С яростью отрицала всякую ее причастность. Меня это больше не интересует. – Он открыл книгу. – Звони Фреду.

– Я этому не верю! – Мой голос, вероятно, тоже зазвенел. – До сих пор я даже не заикался о Марии и впредь не собираюсь, но, когда решу жениться, она будет третьей в моем списке. А возможно, и первой. Если к тому времени я не свяжу себя другими обязательствами. В ней, может быть, и есть что-то от ведьмы, но ее уж точно никто не совращал. Если когда-либо она и совратится сатиром, то лишь таким, что стоит, грациозно прислонясь к стволу дерева, и держит свирель в руке. Я этому не верю.

– Нет такого слова «совратиться».

– Значит, будет! Когда сегодня утром я спросил у вас, сколько могу потратить, если потребуется, вы ответили: столько, сколько подскажут здравый смысл и осмотрительность. Я взял пятьсот долларов. Здравый смысл и осмотрительность подсказали мне, что лучший способ потратить их – это устроить засаду наверху и посадить там Фреда. Шестьдесят часов при ставке семь пятьдесят в час дают четыреста пятьдесят долларов. Добавьте полтинник на питание и мелкие расходы, и получится пятьсот. Шестьдесят часов истекут послезавтра, в четверг, в двадцать три тридцать. Я видел Марию, а вы ее не видели, и поскольку вы предоставили…

Зазвонил телефон. Я развернул свое кресло и снял трубку:

– Резиденция Ниро Вульфа…

– Арчи! Я поймал!

– Мужчину или женщину?

– Женщину. Приедешь?

– Сейчас буду. До встречи. – Я опустил трубку на рычаг и встал. – В сети Фреда попалась рыбка. Женского пола. – Я поднял взгляд к часам на стене: без четверти десять. – Надеюсь привезти ее сюда до одиннадцати. Возможно, даже к десяти тридцати. Инструкции?

И тут он взорвался.

– Какой смысл, – взревел он, – давать тебе инструкции?!

Я мог бы поспорить с ним. Пусть назовет хоть один случай, когда я не выполнил инструкций! Разве что чрезвычайные обстоятельства мне помешали. Но с гениями лучше вести себя тактично. Поэтому я ограничился обещанием «руководствоваться здравым смыслом и осмотрительностью» и вышел.

Мне следовало бы прислушаться к ним еще в прихожей и надеть пальто. Я это сразу почувствовал, как только выскочил из дому и направился к Десятой авеню. С реки дул холодный ветер, слишком холодный для мая, но возвращаться я не стал.

Взяв такси на углу, я велел везти меня к перекрестку Восемьдесят второй улицы и Амстердам-авеню. У траншеи все еще мог дежурить коп, но даже если нет, не стоило подъезжать на автомобиле к самому входу в дом.

Полицейского возле ямы не было. Не толпились вокруг и криминалисты-любители. Попадались, правда, обычные прохожие, да подростки околачивались неподалеку. Я свернул у дома номер 156, спустился по трем ступенькам, отпер дверь ключом Мег Дункан и вошел в холл.

На полпути к лифту у меня возникло странное чувство. Кто-то наблюдал за мной. Это ощущение постороннего присутствия, незримого и неслышного, старо как мир, но всегда застает тебя врасплох. У меня оно возникает в нижней части спины. Наверно, будь у меня хвост, я бы его в таких случаях поднимал либо поджимал.

И только во мне забрезжило это смутное ощущение, как дверь справа в трех шагах от меня со скрипом приотворилась, чуть-чуть, всего на какой-то дюйм. Не останавливаясь, я сделал эти самые три шага, протянул руку и толкнул дверь. Она открылась примерно на фут, но мне этого хватило. Свет в комнате не включали, в прихожей разливалась полутьма, но глаза у меня хорошие.

Она даже не шелохнулась.

– Зачем вы это сделали? – спросила она. – Это моя комната.

Что примечательно: прежде мне казалось, что лучше всего она выглядит при ярком свете, а сейчас я находил, что больше всего ей идет полумрак.

– Прошу прощения, – извинился я. – Как вам известно, я сыщик, а сыщикам свойственны дурные привычки. Сколько раз вы были в комнате наверху?

– Мне не разрешают туда ходить, – парировала она. – Да и стала бы я вам рассказывать. Чтобы вы потом передали маме? Простите, я закрываю дверь.

Она так и сделала, и я не стал ей мешать. Стоило бы побеседовать с ней подольше, но с этим придется подождать. Я подошел к лифту, отпер дверь, вошел и поехал наверх.

У человека всегда возникают определенные ожидания, даже когда он сам того не сознает. Пожалуй, я ожидал увидеть напуганную или возмущенную женщину, сидящую на диване или в кресле, и Фреда, не спускающего с нее глаз. Ничего похожего.

Фред стоял посреди комнаты, придерживая руками брюки. На щеке у него я заметил две красные полосы. На секунду мне показалось, что никакой женщины в комнате нет, потом я заметил какой-то тюк на полу и торчащую из него голову. Женщина была закутана в желтое шелковое покрывало, стянутое посередине ремнем Фреда.

Я подошел и взглянул ей в лицо, она ответила мне гневным взглядом.

– Она ничуть не пострадала, – успокоил Фред. – А жаль. Посмотри-ка на меня.

Красные полосы у него на щеке были кровоточащими царапинами. Он поднял руку к лицу и промокнул кровь носовым платком.

– Ты говорил, что мне не придется до нее дотрагиваться, разве что она первая начнет. Еще как начала! Потом я к телефону, а она – к лифту. А когда я не пустил, сама ринулась к аппарату. Пришлось ее спеленать.

– Ты сказал ей, кто ты такой?

– Нет. Много чести. Вон ее сумка лежит. – Он показал на кресло. – Я не смотрел, что внутри.

Из тюка на полу раздалось требовательное:

– А вы кто такой?

Я проигнорировал вопрос, взял сумочку и открыл. Среди обычного дамского набора обнаружились четыре заслуживающих внимания предмета: кредитные карточки трех магазинов и водительские права на имя Джулии Макги, проживающей на Арбор-стрит в Гринвич-Виллидж, двадцати девяти лет, рост пять футов пять дюймов, белая, волосы каштановые, глаза карие. Я сложил все это добро обратно в сумочку, которую оставил на кресле, и подошел к пленнице.

– Я освобожу вас через минуту, мисс Макги, – пообещал я. – Этого джентльмена зовут Фред Даркин, а меня – Арчи Гудвин. Возможно, вы слышали о Ниро Вульфе, частном детективе? Мы работаем на него. Мистер Даркин был оставлен здесь, потому что мистер Вульф хотел бы побеседовать с каждым, кто войдет в эту комнату. Буду рад отвезти вас к нему. Не задаю вам никаких вопросов, чтобы потом не пересказывать ваших ответов. Будет проще, если мой патрон сам с вами побеседует.

– Дайте мне встать! – потребовала она.

– Через минуту. Теперь, когда я знаю, кто вы и где вас найти, ситуация слегка изменилась. Если вы схватите сумочку и побежите к лифту, я не стану вас останавливать. Но я бы все же посоветовал вам сначала сосчитать до десяти. У вас в сумочке лежат ключи от входной двери и от лифта. Если здесь появятся полицейские – а такого поворота исключать нельзя, – они, конечно, заинтересуются всяким, у кого есть ключи и кто мог побывать тут в воскресенье вечером. Поэтому с вашей стороны было бы ошибкой не принять моего приглашения. Обдумайте это, пожалуйста, пока я вас распеленаю.

Я присел на корточки, чтобы расстегнуть и выдернуть из-под нее ремень, который тут же забрал подошедший Фред. Я не мог поставить прыткую дамочку на ноги и развернуть, потому что ноги тоже были закутаны.

– Давайте сделаем так, – предложил я, – вы катитесь, а я подержу край покрывала.

И она покатилась. Шелковое полотнище в длину достигало десяти футов, и я только диву давался, как Фреду удалось упаковать в него драчунью, но расспрашивать не стал.

Освободившись, она сразу вскочила на ноги. С пылающим лицом и растрепанными волосами мисс Макги, наверное, выглядела даже привлекательнее обычного. Она встряхнулась, одернула на себе пальто, схватила сумочку и заявила:

– Мне нужно позвонить.

– Не отсюда, – возразил я. – Если вы уходите одна, на углу есть телефонная будка. Если со мной, то позвонить сможете от мистера Вульфа.

Она казалась скорее взбешенной, чем испуганной, но с незнакомым человеком ничего сразу не поймешь.

– Вы знаете, кому принадлежит это комната? – требовательно спросила она.

– Я знаю, кому она принадлежала. Томасу Дж. Йигеру.

– И что вы здесь делаете?

– Оставим это. Я не намерен не только задавать вопросы, но и отвечать на них.

– Вы не имеете права… – Она явно пропустила мимо ушей мои слова. – Я секретарь мистера Йигера. То есть была его секретарем. Я пришла забрать блокнот, который здесь оставила, вот и все.

– Тогда вам нечего бояться. Когда полиция доберется до вас, так и скажите. Они сразу принесут вам свои извинения.

– Если я не пойду с вами, вы всё расскажете полиции?

– Я этого не говорил. Решения принимает мистер Вульф. Я всего-навсего мальчик на побегушках.

Она тронулась с места. Я было подумал, что направилась к телефону, но она прошествовала в дальний конец комнаты, к двери в ванную. Когда эта фурия скрылась за дверью, я подошел к Фреду взглянуть на его боевые ранения. Он уже успел вдеть в брюки ремень.

– Значит, это была комната Йигера, – произнес он. – Теперь, когда я это знаю…

– Не знаешь. Ничего ты не знаешь. Я ей солгал, а она купилась. Твоя задача – просто встречать гостей. Ничего страшного не произошло. Со щекой все не так плохо, как представляется на первый взгляд, в ванной найдется чем обработать раны. А покрывало все равно пришлось бы снимать перед тем, как отправиться на боковую. Давай помогу тебе его сложить.

Я взялся за один край, Фред – за другой. Он спросил, долго ли ему еще здесь торчать. Вплоть до дальнейших указаний, ответил я. И вообще, чем он недоволен? Любой человек с развитым чувством прекрасного был бы благодарен за возможность поселиться в такой картинной галерее, а ему еще и платят за это, круглые сутки. Он пожаловался, что здесь даже телевизор подхватил заразу: стоило его включить, как показали голую женщину в пенной ванне.

Фред положил свернутое покрывало на кушетку, и тут появилась Джулия Макги. Она поправила воротник платья, привела волосы в порядок, подкрасилась и оказалась совсем недурна. Подойдя ко мне, дамочка объявила: «Хорошо, я принимаю ваше приглашение».

Глава седьмая

В прихожей старого особняка на Западной Тридцать пятой улице первая дверь слева ведет в комнату, которую мы называем гостиной, следующая за ней – в кабинет. И там и тут хорошая звукоизоляция, хотя и не такая безупречная, как в йигеровском вертепе, но вполне достаточная. И двери звуконепроницаемы.

Я провел Джулию Макги в гостиную, предложил ей снять пальто, но получил отказ и прошел в кабинет через смежную дверь, плотно закрыв ее за собой.

Вульф сидел в своем любимом кресле с книгой. Он читает вдумчиво, не спеша, а в этой книге 677 страниц, по 600 слов на каждой.

Когда я приблизился к его письменному столу и доложил, что вернулся не один, он дочитал абзац, заложил книгу пальцем и только тогда обратил на меня хмурый взгляд.

Я продолжил:

– Ее зовут Джулия Макги. Говорит, что секретарша Йигера. Возможно, так оно и есть, потому что это очень легко проверить. Утверждает, будто пришла забрать блокнот, который там оставила, но это ложь, и довольно нелепая. В комнате никакого блокнота нет. Она вошла, увидела Фреда, набросилась на него и расцарапала ему физиономию. Бедняга вынужден был скрутить дамочку и закатать в покрывало, чтобы она не добралась до телефона. Из документов в сумочке я узнал ее имя и адрес и предложил ей выбор: уйти, а потом объяснять полиции свое появление в комнате наверху или отправиться со мной сюда. Она выбрала второе. Я пошел на уступку: пообещал, что отсюда она сможет позвонить, но только в нашем присутствии.

– Хр-р-р, – он прочистил горло.

Я подождал пару секунд, не добавит ли он чего, но, по-видимому, это было все. Так что я открыл дверь в гостиную и пригласил мисс Макги. Она вошла, огляделась, увидела телефон у меня на письменном столе, уселась в мое кресло и стала набирать номер. Вульф заложил книгу, откинулся на спинку кресла и внимательно наблюдал за ней.

Она затараторила в трубку:

– Мистера Эйкена, пожалуйста. Это Джулия Макги… Да, правильно… Спасибо. – Минута ожидания. – Мистер Эйкен? Да… Да, я знаю, но я хотела вам сказать, что там был мужчина, и он напал на меня, и… Нет, позвольте, я расскажу. Потом пришел еще один мужчина и сказал, что работает на Ниро Вульфа, на этого детектива… Да, Ниро Вульф. Этот второй, Арчи Гудвин, заявил, что Ниро Вульф хотел бы поговорить со всяким, кто войдет в комнату, и что я должна пойти с ним. И вот я здесь, у Ниро Вульфа. Да… Нет, не думаю. Они оба здесь, Ниро Вульф и Арчи Гудвин… Не знаю… Да, конечно, но я не знаю… Подождите, я спрошу. – Она повернулась ко мне: – Какой у вас адрес?

Я сказал, и она продиктовала в трубку:

– Девятьсот четырнадцать… Тридцать пятая улица… Да, правильно… Да, обязательно. – Она повесила трубку и повернулась к Вульфу: – Мистер Эйкен будет здесь через двадцать минут.

И дамочка стянула с себя пальто.

– Кто такой мистер Эйкен? – спросил Вульф.

Она наградила его взглядом, каким малый, подносящий биты бейсболистам на стадионе «Янки», смерил бы невежду, спросившего, кто такой Штенгель[8]8
  [Чарльз Диллон «Кейси»] Штенгель (1890–1975) – легендарный игрок (аутфилдер) и менеджер Главной бейсбольной лиги, прозванный Старым Профессором.


[Закрыть].

– Мистер Бенедикт Эйкен. Президент «Континентальных пластиков».

Этот ответ заставил меня изменить намерения. Я собирался пересадить ее в красное кожаное кресло, чтобы заполучить обратно свое собственное. Но если к нам явится президент, ей снова придется пересаживаться. Поэтому я пододвинул для нее одно из желтых кресел – так, чтобы она оказалась лицом к Вульфу, а ее пальто положил на диван.

Пока она перебиралась из одного кресла в другое, Вульф приподнял голову и потянул носом. Полагаю, он отчасти составляет свое мнение о женщине по духам, которыми она пользуется. Во всяком случае, если в комнате дама, ему всегда мерещится запах духов. Я сидел ближе к Джулии Макги, чем он. Она не была надушена.

Пристально глядя ей в глаза, он произнес:

– Вы сказали мистеру Гудвину, что пришли за своим блокнотом. Когда вы его там оставили?

Она стойко выдержала взгляд моего босса:

– Я не стану отвечать, пока не придет мистер Эйкен.

Вульф покачал головой:

– Так не пойдет. Я не могу воспрепятствовать его приходу, но он войдет сюда, только если я сочту нужным его впустить. Мне необходимо узнать некоторые факты до того, как он появится. Когда вы оставили блокнот?

Она открыла рот и тут же его закрыла. Однако спустя секунду передумала и пошла на попятный:

– Я не оставляла. Это… Это неправда. Я пришла туда, потому что меня попросил мистер Эйкен.

– Вот как. Это он что-то там забыл?

– Нет. Я бы предпочла дождаться его, но ладно, неважно. Раз вы все равно знаете, что дом принадлежал мистеру Йигеру, запираться нет смысла. Мистер Эйкен послал меня посмотреть, нет ли там чего-нибудь способного вывести на мистера Йигера.

– Это мистер Эйкен дал вам ключи?

– Нет, у меня есть свои. Я бывала там несколько раз. Мистер Йигер мне диктовал. Я работала у него секретарем.

Вульф проворчал:

– Сам я этой комнаты не видел, но мистер Гудвин мне ее описал. Вам не кажется, что обстановка там не самая подходящая для диктовки деловых бумаг?

– Не мое дело было решать, подходящая или нет. Если он считал ее подходящей, что ж… Не могла же я спорить с боссом?

Вульф посмотрел на меня. Я приподнял брови. Когда я приподнимаю одну бровь, это значит «нет», один к одному. Обе – тоже «нет», но пять к одному. Он снова обратился к мисс Макги:

– А что бы вы сделали, если бы нашли что-нибудь указывающее, что комната принадлежит мистеру Йигеру?

– Забрала бы с собой эту вещь.

– Так велел мистер Эйкен?

– Да.

– Почему?

– Мистер Эйкен объяснит вам это лучше, чем я.

– Но у вас, скорее всего, есть свое понимание ситуации. Вы ведь не считаете, что мистер Эйкен просто тешил свой каприз?

– Разумеется, нет. Причина очевидна: он заботился о репутации «Континентальных пластиков». Плохо уже то, что убит исполнительный вице-президент компании. Мистер Эйкен не хотел, чтобы стало известно, что мистер Йигер… что у него была такая комната.

– Вы знаете, откуда про нее узнал мистер Эйкен?

– Да. Это я ему рассказала.

– Когда?

– Месяца два назад. Мистер Йигер приглашал меня туда дважды, нет, трижды, вечером, чтобы кое-что мне продиктовать. Он говорил, что ему лучше думается и вообще лучше работается вне конторы. Вы, конечно, правы насчет комнаты. Я тоже находила весьма… вульгарным с его стороны приглашать меня туда. Мне было не по себе, и я решила, что должна прежде всего руководствоваться интересами корпорации, а не лояльностью мистеру Йигеру. Ведь именно корпорация платит мне жалованье. Поэтому я все рассказала мистеру Эйкену.

– И как он отреагировал?

– Поблагодарил меня.

– И что предпринял?

– Не знаю. Понятия не имею, предпринял ли он что-нибудь вообще.

– Он поговорил об этом с мистером Йигером?

– Я не в курсе.

– Фу! Разумеется, вы в курсе. Если бы поговорил, мистер Йигер понял бы, откуда ветер дует. Вы заметили какие-нибудь перемены в отношении к вам мистера Йигера?

– Нет.

– Он еще приглашал вас в эту комнату для диктовки?

– Да.

– Сколько раз за те два месяца, после того как вы все рассказали мистеру Эйкену?

– Дважды.

Вульф прикрыл глаза и кончиком пальца потер переносицу. Через десять секунд его глаза открылись.

– Когда мистер Эйкен попросил вас наведаться в комнату?

– Сегодня днем в конторе. Он спросил, остались ли у меня ключи. Я сказала, что остались. Еще он поинтересовался, не рассказывала ли я кому-нибудь о комнате. Я заверила, что нет. Он высказался в том духе, что я оказала бы огромную услугу корпорации, если бы сходила туда и удостоверилась… в том, о чем я вам говорила.

– У вас есть основания предполагать, что мистер Эйкен когда-нибудь был в той комнате?

Ее глаза округлились.

– Разумеется, нет.

Вульф покачал головой:

– Нет, мисс Макги. Ни одно допущение не является само собой разумеющимся, пока задача не решена. Я могу, если захочу, предположить, что вы были совершенно искренни со мной, а могу и…

В дверь позвонили. Я встал и пошел посмотреть, кто к нам явился. На ступенях крыльца стоял президент корпорации. Фонарь на крыльце, висящий сбоку, освещал его под таким углом, что лица нельзя было отчетливо разглядеть, но мне хватило серой фетровой шляпы с загнутыми полями и отлично сидящего серого пальто. Я распахнул дверь:

– Мистер Эйкен? Входите.

Он не двинулся с места:

– Меня ждут?

– Да, сэр. Мисс Макги у мистера Вульфа.

Он переступил порог, и я помог ему раздеться. Когда он снял шляпу, я узнал его: на той фотографии с банкета «Национальных пластиков», что я видел у Лона Коэна, он сидел рядом с Томасом Дж. Йигером. У него было хорошо вылепленное ухоженное лицо, волосы в основном седые, но не поредевшие. Президент до кончиков ногтей. Он заплатил за свой костюм по крайней мере в восемь раз больше, чем лже-Йигер за свой.

Я провел его в кабинет. Он сделал шага четыре и произнес:

– Добрый вечер, мисс Макги. – Потом повернулся к Вульфу: – Добрый вечер, сэр. Я Бенедикт Эйкен.

Секретарша встала. Я подумал, что из уважения к начальству, но Вульф пояснил Эйкену:

– Я предупредил мисс Макги, что сначала хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз. Будьте добры, мадам. Арчи, проводи!

– Одну минуту. – Эйкен был настроен не воинственно, но твердо. – Я и сам хотел бы переговорить с мисс Макги.

– Не сомневаюсь. – Вульф повернул руку ладонью вверх. – Мистер Эйкен, сказанное вам по телефону мисс Макги абсолютно верно, за исключением одной детали: на нее никто не нападал. Я оставил своего человека в той комнате на случай, если кто-нибудь придет. Мисс Макги вошла и…

– Почему вас так интересует эта комната?

– Потому, что она принадлежала Томасу Дж. Йигеру и он ею пользовался. Мой человек не нападал на мисс Макги – это она напала на него. Объясняя мне, почему туда пошла, она упомянула вас. Мне бы хотелось услышать ваше объяснение, чтобы сравнить с тем, которое дала она. Мисс Макги может присутствовать, если вы того хотите, но при одном условии: она не будет нас перебивать. Если попытается, мистер Гудвин ее остановит.

Эйкен смерил меня оценивающим взглядом, словно прикидывая, на что я способен. Он неторопливо подошел к красному кожаному креслу, уселся в него, удобно устроился, положив руки на подлокотники, и посмотрел на Вульфа:

– Почему вы думаете, что эта комната принадлежала Томасу Дж. Йигеру?

– Я не думаю – я знаю.

– А почему это вас занимает? В чьих интересах вы действуете?