Текст книги "Где Цезарь кровью истекал (сборник)"

– Что же там важного? Это было чертовски глупое…

– Нет. Тут я с вами не соглашусь. Отнюдь не глупое. В свое время я объясню вам важность этой формулировки. Во-вторых, мы должны уважительно относиться ко всему, что делает мистер Уодделл. Если он станет оскорблять вас, не поддавайтесь раздражительности и не позволяйте себе посылать его к черту. Нам могут понадобиться собранные им факты. Многие из них. Например, сведения о том, чем занимались все, кто был в доме Пратта, вчера вечером, между девятью и десятью тридцатью. Сам я этого не знаю, поскольку в девять часов почувствовал тягу к уединению и поднялся к себе в комнату почитать. Нам понадобится также медицинское заключение о времени смерти вашего сына. Можно предположить, что она произошла не ранее чем за пятнадцать минут до обнаружения тела мистером Гудвином, но заключение специалиста будет более точным. Нам необходимо знать, подтвердятся ли мои слова относительно следов крови на траве около шланга и на ручке кирки, и многое другое. В-третьих, я хотел бы повторить вопрос, ответа на который от вас не получил, а именно: почему вы ненавидите Пратта?

– Я же сказал, что это никак не связано с делом!

– В любом случае ответьте мне. Конечно, это бестактно с моей стороны, но мне самому придется решать, имеет это отношение к делу или нет.

– Тут нет никакого секрета. – Осгуд пожал плечами. – Это известно здесь всем. Никакой ненависти к нему я не питаю – только презрение. Я вам рассказывал, что его отец был конюхом у моего отца. В юности Том был дик и буен, но не лишен честолюбия, если это можно так назвать. Он ухаживал за одной девушкой по соседству и вынудил ее дать согласие на брак. Когда я вернулся домой после колледжа, мы с ней встретились, влюбились друг в друга и поженились. Том уехал в Нью-Йорк и больше не появлялся. Очевидно, все это время он таил обиду, потому что лет восемь назад начал мне досаждать. Он разбогател и стал использовать свои деньги и всю свою изобретательность, чтобы уязвить меня или причинить мне неприятности. Затем, два года назад, он купил землю рядом с моей и построил дом, что еще больше осложнило ситуацию.

– Вы пробовали отплатить ему?

– Если я когда-нибудь попробую отплатить ему, то только хлыстом. Я предпочитаю не обращать на него внимания.

– Хлыст очень уж недемократичное орудие. Вчера днем ваш сын обвинил Пратта в том, что тот хочет зажарить Цезаря с единственной целью – оскорбить вас. Клайд считал, что если зажарят и съедят быка, превосходящего по всем показателям вашего лучшего производителя, то это унизит вас и выставит на всеобщее осмеяние. Мне эта мысль показалась надуманной. Пратт утверждал, что устраивает барбекю из рекламных соображений.

– Меня это не интересует. Какая разница?

– Наверное, никакой. Но факт остается фактом: в нашем деле бык – центральная фигура, и было бы ошибкой об этом забыть. Конечно, стоит помнить и о Пратте. Вы отвергаете возможность, что давняя обида заставила его пойти на убийство?

– Да. Он не сумасшедший… По крайней мере, я так думаю.

– Хорошо. – Вульф вздохнул. – Пошлите, пожалуйста, за вашей дочерью.

Осгуд нахмурился.

– Она у матери. Вы настаиваете на разговоре с ней? Я знаю, что вы компетентны в таких вопросах, но, как мне кажется, расспросами нужно заниматься не здесь, а в доме Пратта.

– Вы мне платите именно за компетентность. Следующей будет ваша дочь. У Пратта сейчас Уодделл, которому и подобает там быть как представителю властей. – Вульф поднял палец. – С вашего разрешения.

Осгуд поднялся и, подойдя к столу, нажал кнопку звонка. Вернувшись на место, он тремя глотками проглотил свой коктейль, который к этому времени, видимо, стал таким же теплым, как и пиво Вульфа. Появилась курносая девица и получила указание пригласить мисс Нэнси.

– Не понимаю, чего вы хотите добиться, Вульф, – заявил Осгуд. – Если считаете, что, поговорив со мной, вы исключили из числа подозреваемых всех находившихся у Пратта…

– Ни в коей мере. Я никого не исключил. – Голос Вульфа звучал слегка раздраженно, и я сообразил, что настало время попросить у курносой девицы еще пива, и похолоднее. – Единственный способ окончательно исключить любого человека из числа подозреваемых в убийстве – это найти настоящего убийцу. Трудно ожидать, что вы поймете цель, которой я добиваюсь. В противном случае вы бы и сами с успехом вели расследование. Могу предложить вам попробовать силы на одной частной проблеме. Например, что, если мисс Роуэн – сообщница убийцы? Вчера вечером она и мистер Гудвин битый час просидели на подножке машины, которую мой помощник разбил о дерево. Не подстроена ли эта встреча специально, чтобы отвлечь его, пока совершалось преступление? Или, если вы предпочитаете другой тип задачи…

Он скорчил гримасу, умолк и приготовился встать. Я тоже поднялся, а Осгуд направился к двери, навстречу своей дочери и женщине в темном платье, с высокой прической. Осгуд пытался уговорить женщину уйти, однако она подошла к нам. Пришлось ему нас представить:

– Мистер Ниро Вульф, Марсия. Его помощник, мистер Гудвин. Моя жена. Послушай, дорогая, тебе нет смысла оставаться здесь. Это ничем не поможет…

Пока Осгуд уговаривал жену, я с вежливым видом разглядывал ее. Кое-кто, возможно, счел бы еще красивой эту фермерскую дочку, которая, согласно одной из версий, несла ответственность за злосчастную затею Тома Пратта зажарить Гикори Цезаря Гриндена. Мне трудно определить, красива ли женщина, которой идет пятый десяток, из-за склонности сосредоточиваться на подробностях, теряющих привлекательность в этом возрасте. Да и вообще судить о ней сейчас было бы несправедливо: глаза покраснели и распухли от слез, все лицо в красных пятнах.

– Фред, уверяю тебя, я не буду помехой, – убеждала она мужа. – Нэнси мне все рассказала. Ты прав, наверное… Ты всегда прав… Только не смотри на меня так. Ты совершенно прав, что хочешь все выяснить, но я не могу оставаться одна. Ты же знаешь, Клайд всегда говорил, что без меня у него никакое дело не ладится… – Губы ее задрожали. – И если вы будете говорить о нем с Нэнси, я хочу присутствовать.

– Поверь, Марсия, в этом нет никакой необходимости. – Осгуд взял ее за руку. – Если бы ты…

– Прошу прощения, – нахмурился Вульф и заговорил решительным тоном: – Выйдите, пожалуйста, оба. Я хочу поговорить с мисс Осгуд наедине. Не забывайте, сэр, что я работаю, и работаю на вас. Как бы мне ни хотелось посочувствовать вашему горю, я не могу позволить вам мешать моей работе. Я делаю все, что нужно.

Осгуд пристально посмотрел на Вульфа и обернулся к жене:

– Пойдем, Марсия.

Я догнал его в дверях.

– Извините, но было бы хорошо, если бы ему принесли еще пива. Бутылки три, и похолоднее.

Глава десятая

Нэнси села в освободившееся кресло с гораздо более неприступным видом, чем того требовала ситуация, особенно если учесть, что Вульфа нанял ее отец. Разумеется, она только что потеряла брата, и от нее не стоило ждать жизнерадостности, но эта скованность казалась неестественной и враждебной.

Вульф смотрел на нее, откинувшись назад и полуопустив веки.

– Я постараюсь быть как можно более кратким, мисс Осгуд, – начал он ласково. – Мне кажется, в отсутствие ваших родителей мы быстрее достигнем цели.

Она кивнула. Вульф продолжал:

– Я должен как можно подробнее проследить действия вашего брата после того, как он вчера покинул дом Пратта. Скажите, вы, Бронсон и он ушли вместе?

– Да. – Голос ее был низким и уверенным.

– Что вы делали после того, как ушли?

– Прошли через лужайку к машине, сели в нее и поехали. Хотя нет, Клайд задержался, потому что его позвал Макмиллан. Клайд вылез и подошел к нему, они поговорили с минуту, затем Клайд вернулся, и мы поехали домой.

– Вы слышали их разговор?

– Нет.

– Он не походил на ссору?

– Не думаю.

Вульф кивнул.

– Макмиллан ушел за вами с террасы, объявив, что намерен посоветовать вашему брату не делать глупостей. Значит, он исполнил это намерение без шума.

– Они просто поговорили, и всё.

– Понятно. Вы вернулись домой, и Клайд имел разговор с отцом.

– Разве?

– Мисс Осгуд, ваша скрытность лишь задерживает нас. – Вульф поднял палец. – Ваш отец описал неприятную, как он ее назвал, сцену, которая произошла между ним и Клайдом. Она разыгралась сразу же после вашего приезда домой?

– Да, папа ждал нас на крыльце.

– Разъяренный телефонным звонком Пратта. Вы присутствовали при этой сцене?

– Нет. Они ушли в библиотеку… сюда, в эту комнату. Я поднялась наверх, чтобы привести себя в порядок. Ведь мы пробыли в Кроуфилде почти целый день.

– Когда вы снова увидели вашего брата?

– За ужином.

– Кто был за столом?

– Мама, я, Бронсон и Клайд. Папа куда-то уехал.

– В какое время закончился ужин?

– Чуть позже восьми. Здесь, в деревне, мы ужинаем рано, а вчера тем более не засиживались, потому что было совсем невесело. Мама сердилась. Отец рассказал ей о пари, которое Клайд заключил с Монте-Крис… с Праттом, а Клайд сидел мрачный.

– Вы назвали Пратта Монте-Кристо?

– Оговорилась, простите.

– Разумеется. Не тревожьтесь, вы никого не предаете. Ваш отец рассказал мне о мстительности Пратта. Вы назвали его Монте-Кристо?

– Да, мы с Клайдом так его называли… – Ее губы дрогнули, но она сдержалась. – Когда мы придумали это прозвище, оно показалось нам смешным.

– Вполне возможно. А теперь, пожалуйста, расскажите, что́ вы делали после ужина.

– Я пошла с мамой в ее комнату, мы немного поговорили, а затем я отправилась к себе. Позже спустилась посидеть на веранде. Когда отец вернулся, я была еще там.

– А Клайд?

– Не знаю. Я не видела его после ужина.

Ложь удавалась ей плохо, она не умела лгать. Вульф учил меня, что одно из самых важных условий для успешной лжи – расслабить голосовые связки и мышцы гортани. В противном случае приходится прилагать дополнительные усилия, чтобы протолкнуть ложь сквозь горло, а от этого человек говорит быстрее, повышая голос, и к щекам приливает кровь. У Нэнси Осгуд все эти признаки были налицо. Я взглянул на Вульфа, но он спокойно задал следующий вопрос:

– Итак, вы не знаете, когда ваш брат вышел из дому?

– Нет, – ответила она и повторила: – Нет.

– Жаль. Разве он не сказал вам или вашей матери, что собирается к Пратту?

– Насколько я знаю, он никому об этом не говорил.

Нас прервал стук в дверь. Я встретил курносую девицу и взял у нее поднос с тремя бутылками пива. Потрогав одну из них и одобрив температуру, я отнес пиво Вульфу. Он открыл бутылку и предложил пива Нэнси. Та, поблагодарив, отказалась. Вульф выпил, поставил пустой стакан на стол и вытер губы платком.

– Итак, мисс Осгуд, – сказал он изменившимся тоном, – у меня есть и другие вопросы к вам, но этот вопрос, возможно, самый существенный из всех. Когда ваш брат рассказал вам, каким образом он рассчитывает выиграть пари с Праттом?

Она секунду смотрела на Вульфа, затем довольно естественным, как мне показалось, голосом ответила:

– Он вообще мне этого не говорил. С чего вы взяли?

– Это представляется мне весьма вероятным. Ваш отец утверждает, что вы с братом были очень дружны.

– Да.

– И брат ничего не рассказал вам о пари?

– Ему незачем было рассказывать. Я же присутствовала при этом. А как он рассчитывал его выиграть, Клайд мне не сказал.

– О чем вы говорили, возвращаясь домой от Пратта?

– Ни о чем особенном.

– Поразительно. Неужели вы не говорили о только что заключенном и таком необычном пари?

– Нет. Бронсон был… От Пратта до нас всего минуты две езды.

– Бронсон был – что?

– Ничего. Он был с нами, вот и все.

– Он старый друг вашего брата?

– Он не… Нет, не старый друг.

– Но все же, видимо, приятель, раз вы с братом пригласили его сюда?

– Да, – отрезала Нэнси. Непреклонная особа.

– Он и ваш приятель?

– Нет. – Она слегка повысила голос. – Почему вы спрашиваете меня о Бронсоне?

– Моя милая девочка, – Вульф пожевал губами, – вы должны изменить свое отношение к делу. Я всего лишь инструмент возмездия, к помощи которого решил прибегнуть ваш отец. В наши дни божества мщения носят пиджаки и брюки, пьют пиво и работают за деньги, но задачи их не изменились и должны быть исполнены без всякой жалости. Я намерен найти убийцу вашего брата. В эти поиски входит проверка всех доступных фактов. Я займусь мистером Бронсоном так же, как и всеми другими, кто имел несчастье находиться недалеко от места преступления. Возьмем, к примеру, мисс Пратт. Вы одобряли ее помолвку с вашим братом?

Нэнси оцепенела, беззвучно открыла и закрыла рот.

Вульф покачал головой.

– Я не пытаюсь хитрить, привести вас в замешательство, загнать в угол. Мне вряд ли придется к этому прибегать – вы сделали себя слишком уязвимой. Чтобы вы это поняли, вот несколько вопросов, на которые я желал бы получить ответ. Почему, несмотря на все отвращение, которое внушает вам Бронсон, вы позволяете ему оставаться здесь в качестве гостя? Я знаю, что вы его не выносите. Вчера на террасе у Пратта он случайно задел вас, и вы отшатнулись от него как от зачумленного. Почему вы предпочитаете свалить все на быка? Я знаю это, потому что видел, какое облегчение отразилось на вашем лице, когда, рассерженный неучтивостью вашего отца, я хотел уйти. Почему вы сказали, что не видели брата после ужина? Я знаю, это ложь, потому что наблюдал за вами в тот момент. Видите, как вы себя разоблачили?

Нэнси вскочила. Губы ее сжались еще сильнее, чем раньше. Она сделала шаг к двери и сказала:

– Мой отец… Я спрошу, хочет ли он…

– Ерунда, – оборвал ее Вульф, – пожалуйста, сядьте. Ваш отец хочет узнать, кто убил его сына. Этому сейчас подчинены все прочие соображения, включая достоинство и душевное спокойствие его дочери. Вы все равно ничего не добьетесь, скрывая факты. Вы должны дать удовлетворительные и полные ответы на мои вопросы. И для вас будет лучше, если вы ответите мне, здесь и сейчас.

– Но вы не должны этого делать. – Нэнси нервно взмахнула рукой. У нее задрожал подбородок, однако она сдержалась. – Не должны…

Она выглядела настоящей красавицей, попавшей в беду. Будь на месте Вульфа кто-нибудь другой, я уложил бы его одним выстрелом и умчался бы, перебросив ее через седло.

– Теперь вы видите, как обстоит дело, – нетерпеливо начал Вульф. – Садитесь. Проклятье! Или вы хотите, чтобы я позвал вашего отца и мы вдвоем начали на вас кричать? Вам придется рассказать обо всем, потому что мы должны знать факты, неважно, пригодятся они нам или нет. Вы не сможете их скрыть. К примеру, вашу неприязнь к Бронсону. Мне будет достаточно взять телефонную трубку и позвонить в Нью-Йорк одному толковому и старательному человеку по имени Сол Пензер. Он разузнает все, что касается Бронсона, вас и вашего брата. Вы же видите, как глупо заставлять нас попусту тратить время и деньги. Итак, о Бронсоне. Кто он?

– Если я расскажу вам о Бронсоне… – Она попыталась овладеть своим голосом. – Нет, я не могу. Я обещала Клайду…

– Клайда нет в живых. Говорите, мисс Осгуд. Мы все равно узнаем, уверяю вас.

– Да… Наверное… – Она выпрямилась, закрыла лицо ладонями и замерла.

– Говорите, – резко приказал Вульф. – Кто такой Бронсон?

Она медленно подняла голову.

– Мошенник.

– Профессиональный? Чем он занимается?

– Не знаю. Я его не знаю. Я познакомилась с ним всего несколько дней назад. Знаю только, что Клайд… – Она умолкла, глядя на Вульфа и словно надеясь на какое-то чудо, которое избавит ее от пытки. – Ладно, – решилась она. – Я думала, у меня хватит мужества. Что это даст? Кому это поможет, если вы, или папа, или еще кто-нибудь будет знать, что его убил Бронсон?

– Вы уверены?

– Да.

– Бронсон убил вашего брата?

– Да.

– Так-так. И вы это видели?

– Нет.

– Был ли у него повод для убийства?

– Не знаю. Во всяком случае, дело не в деньгах. У Клайда их не было.

Вульф откинулся назад и вздохнул.

– Ну что ж, – пробормотал он, – нам придется это выяснить. А какие деньги Бронсон хотел получить и почему?

– Те, которые ему задолжал Клайд.

– В количестве, я полагаю, десяти тысяч долларов? Не спрашивайте, пожалуйста, откуда я знаю. И Бронсон настаивал на уплате?

– Да. За этим он и приехал. Клайд надеялся получить эту сумму у отца. Он должен был уплатить на этой неделе или же… – Она замолкла, в отчаянии вскинула и опустила руки. – Я прошу вас, – взмолилась она, – пожалуйста… Я обещала Клайду никому про это не говорить.

– Это обещание умерло вместе с ним. Поверьте мне, мисс Осгуд, если бы вы не были так потрясены и опечалены, то по-иному смотрели бы на вещи. Эти деньги Клайд одолжил у Бронсона?

– Нет. Бронсон заплатил ему…

– За что?

Вульф терпеливо вытянул из нее всю историю, суть которой была коротка и не очень приятна. Клайд потратился на Лили Роуэн, затем последовали другие траты. Он лишился поддержки отца, брал деньги у сестры, одалживал у приятелей. Потом он решил поправить дела за карточным столом, но слишком поздно обнаружил, что фортуна повернулась к нему спиной.

Когда он сидел по уши в долгах, некий Говард Бронсон помахал у него перед носом солидной пачкой купюр и выразил желание быть принятым в определенных кругах, включая два самых привилегированных карточных клуба в Нью-Йорке. Фамильные связи Клайда открывали ему доступ почти всюду. Клайду деньги требовались немедленно, и он согласился.

Он рассчитался с долгами, а остаток спустил за карточным столом. Он во всем признался сестре, и ее ужас в сочетании с его запоздалым презрением к самому себе помогли Клайду осознать, что он взял на себя обязательство, которое не может выполнить ни один Осгуд. Он уведомил об этом Бронсона, пообещав возвратить десять тысяч долларов при первой возможности.

Но тут Бронсон показал когти и потребовал выполнить обязательства или же немедленно вернуть деньги. Сложность состояла в том, что Клайд опрометчиво дал расписку, в которой говорилось и о том, что́ Бронсон должен получить в обмен, – мошенник грозил предать ее гласности. Дело принимало дурной оборот.

Тогда Клайд решился использовать свой последний шанс – поехать в Кроуфилд и попросить денег у отца. Но Бронсон уже настолько не доверял ему, что настоял на том, чтобы поехать вместе с Клайдом. Отделаться от него было невозможно. Нэнси поехала тоже, чтобы помочь уговорить отца.

Отец, однако, был непреклонен, и в понедельник стало похоже, что Клайду остается только во всем признаться отцу. Это было бы хуже худшего, но тут на террасе у Пратта фортуна снова повернулась к Клайду своим прелестным личиком, и ему удалось заключить пари.

Вульф терпеливо вытянул из Нэнси все это вместе с различными мелкими подробностями и датами. Допив вторую бутылку пива, он сообщил, что, хотя эти сведения явно говорят о сомнительной репутации Бронсона, они совершенно не раскрывают возможного мотива убийства.

– Знаю, – вымолвила Нэнси. – Я же говорила вам, что он убил не из-за денег, – их у Клайда и не было. Если бы были, он рассчитался бы с Бронсоном.

– И все же вы утверждаете, что Клайда убил Бронсон?

– Да.

– Почему?

– Потому что я видела, как Бронсон пошел вместе с Клайдом к ферме Пратта.

– Вот как! Вчера вечером?

– Да.

– Расскажите.

Она уже и так рассказала многое, а теперь стала выкладывать все, что осталось.

– Было около девяти часов, может чуть позже, когда я ушла от мамы, чтобы разыскать Клайда и узнать, зачем он заключил это пари с Праттом. Я боялась, что он собирается сделать какую-нибудь глупость. Около теннисного корта я увидела Клайда, который разговаривал с Бронсоном, но, когда я подошла, они замолчали. Я сказала, что должна поговорить с ним, и мы отошли в сторонку, однако он ничего не захотел объяснить. Я убеждала, что почти наверняка смогу достать деньги через маму, напомнила его обещание не делать глупостей и добавила, что, если он сделает еще одну, это может плохо кончиться. Ну, и дальше в том же духе. Он возразил, что на этот раз я ошибаюсь, а он прав, что он не собирается делать никаких глупостей, что он открыл новую страницу в своей жизни и ведет себя разумно и практично и что я соглашусь с ним, когда все узнаю, но вдаваться в подробности не хотел. Я пыталась настаивать, но Клайд уперся.

– У вас не создалось никакого представления о том, что он задумал?

Нэнси покачала головой:

– Ни малейшего. Он дал понять, что не помешает Пратту зарезать быка.

– Вы помните это дословно?

– Ну, он сказал: «Я не собираюсь никому причинять вреда, даже Монте-Кристо, разве что выиграю у него деньги. Я не буду мешать этому его дурацкому барбекю. Он ничего не поймет, пока все не кончится, если я все устрою, как хочу». Вот, кажется, и все.

– Он что-нибудь говорил еще о барбекю, или о быке, или о ком-нибудь из тех, кто был у Пратта?

– Нет, ничего.

– Вы оставили его на улице?

– Да. Я поспешила домой, переоделась в темный свитер и юбку и вышла из дома через дверь в западном крыле, потому что на веранде горел свет и я не хотела, чтобы меня видели. Я не знала, собирается ли Клайд куда-то идти или что-то делать, но хотела это выяснить. Поначалу я не могла его найти. Там, куда не падал свет с веранды, было совершенно темно. Я походила кругом, вглядываясь и вслушиваясь изо всех сил, но Клайда нигде не было. Все машины стояли в гараже, но даже если бы он взял машину или один из грузовиков, я бы наверняка услышала. Если он замышлял что-нибудь, то это могло произойти только у Пратта, поэтому я решила отправиться туда. Я прошла через рощу и вышла на луг. Это самый короткий путь. Затем я перешла через другое поле к лесополосе…

– И все в темноте? – осведомился Вульф.

– Конечно. Я знаю здесь каждый фут, я же здесь выросла. Я вполне могла найти дорогу и в темноте. Я прошла около половины пути вдоль лесополосы, когда увидела впереди свет фонарика. Тут я сделала ошибку. Я побежала, чтобы посмотреть, не Клайд ли это, и наделала шума. Луч фонарика посветил в мою сторону, раздался голос Клайда, и мне стало ясно, что прятаться нет смысла. Я отозвалась. Подошел Клайд. С ним был Бронсон. Он держал дубинку – просто обломок ствола тонкого дерева. Клайд был очень зол. Я потребовала рассказать мне, что́ он собирается делать, и это еще больше его разозлило. Он сказал… В общем, неважно, что́ он сказал. Он велел мне вернуться и лечь спать.

– Так и не раскрыл своих планов?

– Да. Он не хотел ничего говорить. Я пошла домой, как обещала. Если бы только я не послушала его! Если бы только…

– Вряд ли это изменило бы что-нибудь. Не укоряйте себя. У вас и без того хватает огорчений, мисс Осгуд. Но вы еще не сказали, почему считаете, что вашего брата убил Бронсон.

– Почему? Он вместе с ним пошел к Пратту. Он из тех людей, которые способны на любую подлость.

– Ерунда. Вы не спали эту ночь и сейчас плохо соображаете. Когда вернулся Бронсон?

– Не знаю. Я сидела на веранде, пока не приехал папа.

– Тогда вот вам задание. Вас надо чем-нибудь занять. Выясните, не видел ли кто-нибудь из прислуги, когда вернулся Бронсон. Это может сэкономить нам время, – Вульф выпятил губы и снова поджал их. – Было бы логично, если бы Бронсона беспокоило, что вчера вечером вы видели его вместе с Клайдом, но его это не беспокоит. Вы не знаете почему?

– Знаю. Он… он говорил со мной утром. Он сказал, что оставил Клайда одного в конце лесополосы, у ограды, где кончается наша земля, вернулся к дому и сел покурить у теннисного корта. Бронсон сказал, что мой отец ошибается и что Клайда убил бык. Он показал мне расписку Клайда и выразил надежду, что я не захочу допустить ее разглашения, чтобы не очернить памяти брата. Он добавил, что готов дать мне возможность вернуть ему деньги до того, как он пойдет к отцу, при одном условии: я забуду, что видела его с Клайдом, и тем самым избавлю от расспросов.

– И даже когда последующие события заставили вас прийти к выводу, что убийца – Бронсон, вы все же решили молчать, чтобы не запятнать память брата?

– Да. И жалею, что мне это не удалось. – Она подалась вперед к Вульфу, на ее щеках вспыхнул легкий румянец. – Вы вырвали у меня признание. Но больше всего Клайд хотел, чтобы об этом не узнал отец. Папе обязательно знать это? Зачем? Что это даст?

– Вы можете отдать Бронсону десять тысяч? – усмехнулся Вульф.

– Не сейчас. Но после утреннего разговора с Бронсоном я пыталась придумать, как это сделать… Разве Клайд не выиграл свое пари с Праттом? Ведь пикник теперь не состоится, правда? Разве Пратт не проиграл пари?

– Моя милая девочка, – Вульф посмотрел на нее широко раскрытыми глазами, – это великолепная мысль! Просто удивительная! Подумаем, что́ можно с ней сделать. Я недооценивал вас и приношу за это свои извинения. Вы заслуживаете того, чтобы считаться с вашими желаниями. Если будет возможно – а так и должно быть, – вы сдержите обещание, данное вашему брату. По просьбе вашего отца я взялся найти убийцу его сына и думаю, что это можно сделать так, чтобы он не узнал о сделке Клайда с Бронсоном. Отличная мысль – взять деньги у Пратта и отдать Бронсону. Она мне нравится. Выиграв пари, ваш брат хорошо отомстил фортуне за все свои прежние неудачи. Достойно всяческой похвалы, что вы решили уважить его память. Заверяю вас, что сделаю все возможное…

Он замолчал и посмотрел на меня, потому что в этот момент в дверь постучали. Я поднялся и пошел к двери, но она открылась сама, и в комнату вошли два человека. Я остановился, вылупив глаза, потому что это были Том Пратт собственной персоной и Макмиллан. Сзади их нагнала горничная, которая возмущенно трещала, что мистера Осгуда здесь нет и что им следует подождать в холле.

Затем события начали развиваться быстро и несколько путанно. Я заметил Говарда Бронсона, который стоял около одного из окон и заглядывал внутрь, и понял, что Вульф тоже его видит. В это время в коридоре раздался топот, и в библиотеку влетел Фредерик Осгуд с таким злобным выражением лица, что оно побивало все его прошлые рекорды. Не обращая ни на кого внимания, он направился к Пратту и остановился перед ним.

– Вон отсюда!

Макмиллан начал что-то говорить, но Осгуд обрушился на него:

– Черт вас побери, Монт, это вы привели его сюда? Уведите его немедленно! Чтобы и ноги его не было в моем доме!

– Секунду, Фред, – нетерпеливо начал Макмиллан. – Дайте мне сказать. Я не приводил его сюда, он сам пришел. Вы же видите, какие творятся дела, и Пратту это нравится не больше, чем вам или мне. Уодделл и Сэм Лейк с кучей помощников шерифа и полицейских прочесывают всю ферму Пратта, и мы надеемся, что они найдут все, что можно. По крайней мере, я надеюсь. Пратт может сказать за себя сам. Но нам надо с вами поговорить. Не только о Клайде, но и о том, что произошло час назад. – Макмиллан помедлил и в ответ на вопросительный взгляд Осгуда с трудом выговорил: – Цезарь пал. Мой Цезарь…

– Мой, – огрызнулся Пратт.

– Ладно, Пратт, ваш. – Макмиллан не смотрел на него. – Но он пал… Я вырастил его, и он был мой. А теперь он там, мертвый.