Текст книги "Мой галантный враг"

Старик некоторое время обдумывал ее слова, но потом возразил:

– Вы плохо знаете своего отца, если думаете, что его так просто заманить в ловушку.

– Но он-то почему хочет видеть меня замужем за нашим врагом? Он забыл, как они обвинили его и пытались его погубить? Или как они убили Джарвиса? Неужели у него нет гордости?

– Вы уж простите меня, миледи, только для хозяина на первом месте должен быть Оррик. А такой союз Оррику на пользу.

– Такой союз покончит с нами раз и навсегда! – возмутилась Лиллиана. Но она знала, что зря вымещает зло на Томасе. Ее отец и тот варвар, с которым он столковался, – вот те двое, кто заслуживает всей силы ее гнева. Не в силах совладать с собой, она помчалась к главной башне. Зловещая решимость, написанная на ее лице, отбивала у любого встречного всякое желание подступаться к ней с расспросами, и она без задержки добежала до резных дверей, ведущих в парадную залу.

Она вознамерилась уже толкнуть одну из двух тяжелых дверных створок, чтобы открыть ее. Но в это самое мгновение створку рванули изнутри, и Лиллиана, потеряв равновесие, уткнулась прямо в твердую грудь мужчины, который собирался выйти из залы. Его сильные руки подхватили ее и не дали упасть.

Она, испуганная, подняла глаза – перед ней стоял сэр Корбетт Колчестер с выражением явного неудовольствия на лице. Глаза у него сузились и потемнели; когда он поставил ее на ноги, он, казалось, смотрел как будто сквозь нее. Потом он бесцеремонно отодвинул ее в сторону и, обернувшись, обратился к хозяину:

– Кажется, Оррик нуждается в более крепкой руке, если служанкам здесь дозволяется врываться к лорду, когда он ведет важные переговоры!

От абсолютной наглости этого человека Лиллиана просто лишилась дара речи, и не успела она придумать подходящий ответ, как он уже сел в седло и уехал. В бешенстве она собралась изо всей силы хлопнуть дверью. Но, словно в насмешку над тщетой ее ярости, массивная панель только слегка скрипнула и почти бесшумно закрылась… Ее переполняли возмущение и обида, сердце билось часто и дыхание прерывалось, когда она повернулась к отцу. Но умиротворенное выражение его лица погасило в ней все пылающие чувства. Заранее зная ответ на свой вопрос, она устало прислонилась к двери.

– Отец, что вы наделали?

Он ответил не сразу и некоторое время пристально всматривался в нее.

– Я сделал только то, что сделал бы каждый хозяин, если он хоть чего-нибудь стоит…

– Продал дочь самому дьяволу? – прошептала она в отчаянии.

– Возможно, не все в нем придется тебе по нраву, дочь моя, но он будет хорошим хозяином для Оррика. И хорошим мужем для тебя.

– Да я лучше в монахини постригусь, – запротестовала Лиллиана, вновь загораясь гневом. – Вы же не можете всерьез рассчитывать, что я выйду за него?

– Я всерьез рассчитываю на это, Лиллиана. Брачный договор никто в законном порядке не расторгал. И мы с ним пришли к соглашению.

Бессильная ярость захлестнула Лиллиану.

– Но я не пришла с вами к соглашению! Когда я сказала, что выйду замуж по вашему выбору, я знала, что, скорее всего, это не будет брак по любви. Но вы сказали, что выберете мне в мужья человека чести! Такого, чтобы я могла хотя бы уважать его!

– Теперь ты ставишь под сомнение мое слово?!! – загремел лорд Бартон. – Сэр Корбетт – человек чести! Он долго и доблестно сражался за свою страну и за свою веру! Клянусь Богом, женщина, если ты предпочтешь не любить его, – значит, так тому и быть. Но тебе придется научиться почитать его, дочка. И оказывать ему те знаки почтения, которые жена обязана оказывать своему мужу и господину!

Лиллиана безмолвствовала. Ее отец стоял у стола, насупив брови: он словно ожидал ее возражений. Но никаких слов не последовало; она повернулась и бросилась прочь. Она не слышала, как тяжело он вздохнул; не видела, какую печаль выражало его изборожденное морщинами лицо. Со стоном, в котором смешались горе и боль, он прижал руку к боку и тяжело привалился к столу. Секунду спустя появился старый Томас, который помог хозяину сесть на стул.

– Это ты? Это ты ей сказал? – тяжело дыша прохрипел лорд Бартон.

Слуга нахмурился, но руки его оставались такими же мягкими, когда он бережно усаживал лорда поудобнее.

– Да, я. Но ей все равно кто-нибудь рассказал бы. Так уж лучше я, лишь бы не эти сплетницы.

– Старый дурень! Во все вмешиваешься! Думаешь, я бы не сообразил! Я бы сам ей все открыл в подходящий момент.

– Это вы так говорите. Вы бы все откладывали и откладывали. А теперь все позади, – рассудительно заметил Томас.

– Как же, позади, – проворчал лорд Бартон. – За ней теперь надо следить в оба. Джарвиса она любила всем сердцем. Его смерть была тяжелым ударом для такой молодой девушки. Она не простила Колчестерам. И она не смирится так легко.

– Поставить охрану к дверям ее комнаты?

Лорд Бартон кивнул; лицо его снова исказилось от боли.

– Их надо поженить как можно скорее, Томас. Этот недуг у меня внутри… он грызет меня днем и ночью. До того как я уйду в мир иной, я хотел бы передать Оррик в надежные руки.

– А Лиллиана?

– Да. – Голубые глаза лорда встретились со взглядом слуги. – До того как я уйду в мир иной, я хотел бы передать мою Лилли в надежные руки.

Глава 3

Лиллиана трудилась, как одержимая дьяволом. Не было ни одного слуги, который не вскакивал бы по первому слову и не кидался выполнять любое ее распоряжение. Она понимала, что нагнала на них страху своим сердитым лицом и грубыми окриками, и именно страхом порождено их усердие. Но она не могла больше сдерживать свое ожесточение. Пускай Оделия и Туллия развлекают гостей и щебечут о пустяках. Если бы ей сейчас пришлось еще и разводить с кем-нибудь церемонии, она бы просто взорвалась.

Хотя работы в кладовых и погребах обычно не сопровождались долгими разговорами, до нее доходили отзвуки сплетен и пересудов. К вечеру, когда она отпустила слуг, уже едва волочивших ноги от усталости, она успела узнать, что отряд Колчестера стал лагерем в поле у самого рва, окружающего замок.

Днем Лиллиана находила некоторое утешение в бурной деятельности, и ей временами удавалось сорвать злость на ком-нибудь из слуг; но теперь она чувствовала, как холодная рука судьбы сжимает ее сердце.

Когда она вошла в залу, отец сидел у одного из каминов, а Оделия и Туллия в чем-то горячо его убеждали. Сэр Олдис то засовывал в огонь железную кочергу, то снова вытаскивал ее оттуда. Его румяное лицо было еще краснее, чем обычно, и Лиллиане сразу стало ясно, что для него прибытие сэра Корбетта оказалось не более приятным, чем для нее самой. И хотя Олдиса, несомненно, беспокоили только его собственные интересы, но никак не интересы Лиллианы, ее тем не менее подбодрила даже эта косвенная поддержка.

Завидев ее, Туллия кинулась к ней навстречу.

– Ох, Лиллиана! Скажи ему, что я не могу. Я же и вправду не могу!

Ее юное лицо было таким горестным, а в голосе звучало такое отчаяние, что Лиллиана в тревоге обернулась к отцу.

– Что вы теперь задумали? Чем вы ее так перепугали?

– Она была хозяйкой дома в течение двух лет – с тех пор, как Оделия вышла замуж, а ты удалилась в аббатство, – непреклонно заявил лорд Бартон. – И, согласно обычаю, она должна присутствовать при купании самых почетных гостей и при этом оказывать им необходимые услуги.

– Это очень старый обычай, и сейчас его почти никто не придерживается. В нашем доме его не соблюдали с тех пор, как умерла наша мать, – возразила Лиллиана, обняв за плечи дрожащую Туллию.

– У нас было не так уж много гостей с того дня, как скончалась ваша возлюбленная мать. И среди них – никого столь значительного.

– А что, Олдис не был столь значителен? – врезалась Оделия в разговор. – А Сэнтон и гости Туллии – не столь значительны? Этот человек, скорее всего, просто убийца! Зачем он сюда явился? У него может быть только одна цель, отец, – подобраться к вам поближе и нанести смертельный удар! А вы ухаживаете за ним, как…

– Замолчи, дочь моя! – прорычал лорд Бартон. – Сэр Корбетт обручен с моей перворожденной дочерью. После моей смерти он будет править Орриком. Он долго и мужественно сражался против неверных. Это достаточное основание, чтобы он мог настаивать на обряде купания.

– Если он прибыл из Колчестера, значит, ему пришлось проделать не такой уж дальний путь, – процедил Олдис сквозь зубы.

– В Колчестере он провел всего несколько дней. Как видно, старший брат принял его не слишком радушно.

– И потому он заторопился к нам? – осведомилась Лиллиана. – Что ж, он с такой же легкостью может снова собраться в дорогу.

– Он останется! И если Туллия, как добрая хозяйка, не окажет ему подобающих услуг, значит, одной из вас двоих придется взять это на себя.

– На меня не рассчитывайте, – прошипела Оделия. – Теперь я здесь всего лишь гостья. Нам достаточно ясно дали понять, что Орриком будут владеть Лиллиана с супругом. Вот пусть она и прислуживает своему нареченному, – закончила она глумливо.

Сказано это было таким ядовитым тоном, что пораженная Лиллиана целую минуту не могла и слова вымолвить. Даже лорд Бартон не нашелся сразу, что сказать.

Когда же Оделия, подобно урагану, умчалась из залы и муж последовал за ней, лорд повернулся к старшей дочери:

– Значит, этим займешься ты. Я верю, что ты не опозоришь ни меня, ни Оррик какими-нибудь глупыми капризами.

– Вы называете это глупыми капризами? Да ведь вы отдаете меня в жены нашему врагу! Хорошо, я окажу ему эти «необходимые услуги», – бросила она резко. – Я присмотрю, чтобы все для купания было приготовлено как полагается. Но если он ожидает радушного приема – ему придется жестоко разочароваться.

Но отец только пожал плечами.

– Он мужчина. Маловероятно, что женские комариные укусы смогут его так уж сильно расстроить.

Легкость, с которой отец отмахнулся от чувств Лиллианы, поразила ее в самое сердце. Но показывать это было нельзя. Слабо улыбнувшись, она легонько подтолкнула Туллию к дверям:

– Проследи, чтобы Магда подогрела воду, и пусть пришлют самую большую ванну и полотенца. А я пойду и приготовлю все в комнате.

– Я уже распорядился, чтобы Томас приготовил для него господскую опочивальню в главной башне, – сообщил лорд Бартон, когда сестры уже направились к выходу.

– Что?!! – Лиллиана круто обернулась. – Вы приказали поместить его в господской опочивальне?! – Это просто не укладывалось у нее в голове.

– Разве я уже не хозяин здесь? Я не могу поместить гостя, куда пожелаю? Я сказал: господская опочивальня. И смотри, Лиллиана, – добавил он, – смотри, чтобы ему было там вполне удобно.

Она была слишком возмущена, чтобы отвечать. Поднимаясь по лестнице, она кипела от негодования.

Хваленый сэр Корбетт… их враг… полностью завладел вниманием отца. Его поселят в той самой комнате. Где прожили всю свою супружескую жизнь ее родители. После смерти матери отец ни разу даже не заглянул туда. И этому… этому… этому захватчику будет отдана господская опочивальню?

…И она сама.

Озноб пробежал по спине Лиллианы. Чужой, угрюмый и грозный человек станет ее мужем; он получит власть распоряжаться всей ее жизнью… В памяти вдруг возник образ сэра Корбетта – такого, каким он был в день их обручения. Рядом с его высокой фигурой она казалась себе маленькой и неказистой. Но если ему и была неприятна мысль о женитьбе на такой невзрачной девчонке, он поразительно хорошо это скрывал. За ужином они брали еду из одной тарелки, и он с завидным терпением выслушивал ее робкий лепет.

Но теперь она уже не та застенчивая девочка, напомнила она себе. Да и в нем ничего не осталось от рыцаря ее грез.

Лиллиана подошла к окованной железом двери господской опочивальни и открыла ее дрожащими руками. Здесь уже было убрано и проветрено. Как видно, Томас постарался на славу: высокое ложе было застлано чистыми простынями, а в каменном очаге горел ровный невысокий огонь.

Лиллиана всегда любила эту комнату, и хотя она не заходила сюда уже несколько лет, сейчас в ней всколыхнулись глубоко запрятанные чувства. На мгновение она забыла обо всем; картины прошлого вспыхнули у нее перед глазами так ярко, словно это было вчера. Матери эта опочивальня служила надежным приютом; здесь она находила уединение, здесь она вела тихие беседы с подрастающими дочерьми. Комната согревала, манила к себе и была не похожа ни на какое другое место в мире.

Гнев Лиллианы улетучился, оставив вместо себя томительную печаль по временам, которые никогда не возвратятся. Она осмотрелась вокруг, задерживаясь взглядом на знакомых предметах обстановки. Однако не все здесь осталось по-прежнему. Ткацкий станок был убран, и перед высокими узкими окнами стоял лишь один стул.

Потом она обратила внимание на тяжелую кожаную суму, лежащую поверх большого сундука в углу, и сердце у нее снова разгорелось гневом. Он приехал в Оррик самым наглым образом. Он принял ее за простую служанку, когда она примчалась к отцу. А теперь он располагается в этой комнате, как ни в чем не бывало!

Она поспешила к суме и спихнула ее с материнского сундука, давно уже стоявшего пустым. Сума свалилась с глухим стуком, и из нее на пол выпали какие-то одеяния и связка бумаг.

Лиллиане не было никакого дела до имущества сэра Корбетта. Однако бумаги заинтересовали ее. Какой-то момент она колебалась. А потом, украдкой оглянувшись, присела на корточки и положила стопку перевязанных бумаг к себе на колени.

Ее тонкие руки проворно перебирали документы. Все они были написаны ровным почерком писца; их украшали росчерки и завитушки, а также множество восковых печатей. Но на каком языке они составлены, Лиллиана не могла понять. Это не французский, не латынь, не английский… Она сосредоточенно сдвинула брови.

Стоя на коленях, Лиллиана гадала, что бы все это значило, и вдруг вздрогнула, взглянула на дверь – и увидела сэра Корбетта, вид которого не сулил ничего доброго.

Он еще не произнес ни слова, но его свирепый взгляд пригвоздил ее к месту. Чувствуя себя беспомощной и растерянной, оттого что ее застали в таком виде, она попыталась подняться с колен. Но он тремя крупными шагами пересек разделявшее их пространство и ногой в кожаном сапоге прижал к полу юбку ее выцветшего домашнего платья.

От этой оскорбительной выходки смущение Лиллианы мигом рассеялось. Но когда она попыталась освободиться, это ей не удалось.

– Какой странный вид гостеприимства принят в Оррике. Интересно, у всех ли гостей здесь роются в вещах?

Холодная ярость, звучавшая в его голосе, разом поубавила у нее уверенности в себе.

Она молча смотрела на него. Он был высок ростом, и она это знала, но сейчас, когда он возвышался над ней словно башня, сложив руки на широкой груди, он казался непомерно огромным, и она в страхе отпрянула от него. Внезапно он наклонился, схватил бумаги, лежавшие у нее на коленях, и передал их мускулистому рыцарю, вошедшему вслед за ним.

– Что такое? – воскликнул этот человек. – Оррик уже напускает на нас свою воровскую шайку?

– Она, может быть, просто мелкая мошенница. А то и шпионка. Но я скоро узнаю правду, Рокк.

С этими словами сэр Корбетт схватил Лиллиану за ворот платья и грубо поставил на ноги. Взгляд его был столь зловещим, а враждебность его спутника – столь очевидной, что из головы у нее вылетели все слова, которые могли бы пригодиться для достойного ответа. Сердце мучительно стучало в груди. Она могла думать только об одном: ее заставляют выйти замуж за этого человека, который вселяет в нее такой страх.

– Говори, девушка, – приказал он кратко. – Что ты рассчитывала найти среди моих вещей?

– Я-я только… это упало… – Лиллиана резко оборвала этот жалкий лепет и сделала глубокий вдох. – Я пришла, чтобы приготовить вам все для купания, и…

– Что-то я не вижу ни ванны, ни воды, – насмешливо отметил мужчина, которого называли Рокком.

– Их уже несут сюда… – резко бросила Лиллиана.

– Это не имеет значения, – перебил ее сэр Корбетт, – Важно то, что ты показала себя как воровка или, того хуже, шпионка. Среди моих домочадцев нет места ни тем, ни другим.

– Ваших домочадцев! – так и взвилась Лиллиана. – Ваших домочадцев! Кто вы такой в Оррике…

– Придержи язык!

Громоподобный приказ сэра Корбетта мгновенно заставил ее замолчать, и в наступившей тишине послышался робкий стук в дверь.

Человек по имени Рокк открыл дверь, и показалась группа слуг, стоящих в коридоре и явно робеющих при виде двух воинственных рыцарей. Бледное лицо их хозяйки не прибавило им решимости, и только повинуясь повелительному жесту Рокка они осмелились войти, хотя было видно, что больше всего им хотелось бы пуститься отсюда наутек.

Молчание в комнате было страшным. Рокк внимательно наблюдал за процессией слуг, несущих ванну, кадки с водой, мыло и полотенца. Зато сэр Корбетт, в отличие от Рокка, не отрывал глаз от Лиллианы. Все время ощущая этот упорный взгляд, она с трудом сохраняла самообладание.

Оррик – ее дом, сказала она себе. Она понимала, что для процветания Оррика нужен сильный и справедливый хозяин. Ни Олдис, ни Сэнтон не годились на эту роль, тут она не стала бы спорить с отцом. Но ведь и этот суровый и подозрительный рыцарь тоже не годится, сокрушалась она. Против воли она подняла на него глаза, до того потупленные вниз.

И тут же об этом пожалела. Выражение его лица не стало менее грозным. И поза оставалась такой же устрашающей. Но его темные глаза как будто посветлели, и теперь они скользили по контурам ее фигуры с интересом и одобрением.

Раньше она была напугана силой его ярости, но теперь ощутила какой-то иной страх. Пытаясь перебороть это чувство, она плотно обхватила себя руками за талию и облизнула пересохшие губы. Но именно в этот момент сэр Корбетт, до того созерцавший округлости ее груди, перевел взгляд на лицо Лиллианы, и глаза у него загорелись, когда он уловил быстрое движение ее языка.

Она сразу отвернулась. Но уже через несколько секунд слуг отослали, и она снова осталась одна в обществе двух рыцарей.

– Теперь осмотри свою комнату, – приказал помощнику суровый рыцарь, все так же неотрывно глядя на Лиллиану. – И проверь, как расставлены посты в лагере.

– Я положу тюфяк в коридоре у твоей двери.

– Это не понадобится.

– Тысяча чертей, Корбетт. Штучки этой мошенницы – для тебя еще недостаточное доказательство, что охрана может потребоваться? – Рокк мрачно взглянул на Лиллиану. – Может быть, она для тебя не слишком опасна, но неужели ты полагаешь, что Орриковы зятья легко перенесут твое вторжение?

– Вряд ли кто-нибудь из них двоих окажется серьезным противником. Кроме того, я думаю, наша любопытная малышка сумеет доказать, что не замышляла ничего дурного. – Сэр Корбетт улыбнулся, но от этой улыбки Лиллиане не стало легче.

– Если ты собираешься уложить ее в постель, так, может, они только этого и ждут.

Корбетт громко рассмеялся.

– Она, несомненно, могла бы развлечь мужчину в постели. Но я не намерен разрушать брак прежде, чем он состоится. Нет. – Он поймал Лиллиану за запястье и притянул ее поближе к себе. – Она поможет мне выкупаться и ничего больше.

В его прикосновении было что-то такое, что встревожило Лиллиану, хотя никакой боли он ей не причинил. Она рванулась от него в тщетной попытке освободиться, но он только схватил другой рукой подбородок Лиллианы и поднял ее лицо к своему.

– Ты ведь та самая пташка, которую я уже видел сегодня утром? – спросил он и, не ожидая ответа, обернулся к Рокку. – Она ворвалась в залу, когда мы с лордом Бартоном скрепляли печатями наш договор. Довольно смело для простой служанки, правда?

Мужчины понимающе переглянулись.

– Ну-ну, развлекайся как знаешь. – Рокк пожал плечами. – Она-то точно знает, куда ветер дует. Она здесь у себя дома.

– Теперь это и мой дом, – возразил сэр Корбетт.

Он разжал хватку и понаблюдал, как Лиллиана метнулась от него через комнату.

– Скоро и я узнаю, куда ветер дует.

С уходом второго рыцаря страх Лиллианы не рассеялся. Как ни была она напугана, когда ее застали с этими злополучными бумагами, ее почему-то еще больше страшила перспектива остаться наедине с этим высоким, закаленным в боях воином. Она уже собиралась открыть ему, кто она такая на самом деле, но вдруг удержала себя и собралась с духом. Он принял ее за служанку? Что ж, она и дальше будет изображать служанку, и посмотрим, к чему это приведет. Как видно, он из тех мужчин, которые рады позабавиться с миловидными девушками. Если он поведет себя с ней слишком вольно, она сможет убедить отца, что великий сэр Корбетт Колчестерский – не более чем обычный похотливый солдат. Конечно, он недостоин того, чтобы стать хозяином Оррика!

Лиллиана внимательно наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц. Она взялась за нелегкую задачу. Да, он отличался необычно высоким ростом, и даже кузнец-оружейник Оррика мог бы позавидовать мускулистым рукам и широким плечам сэра Корбетта. Но ее тревожила не его телесная мощь. В нем было нечто такое, что порождало ощущение опасности. Она не могла бы определить, что это такое, но знала одно: такого человека лучше бы не иметь в числе своих врагов.

Но они, тем не менее, уже давно враги, напомнила себе Лиллиана. Он мог не придавать этому значения, но она – не могла.

Она взвесила все обстоятельства и приняла решение. Если она сможет доказать, что он бесчестный человек, отцу придется разорвать договор о помолвке. Придется!

Лиллиана стояла, прислонившись к шероховатой каменной стене. Сэр Корбетт не приблизился к ней ни на шаг, и все-таки взгляд его дымчато-серых глаз, которым он обводил ее, она ощущала как долгое, медлительное прикосновение. К немалой своей досаде она чувствовала, что щеки у нее пылают румянцем, и больше всего ей хотелось бы просто исчезнуть, спрятаться в трещину дощатого пола.

– Уж не знаю, воровка ты или шпионка, но смотреть на тебя – сущее удовольствие, – спокойно сообщил он.

Потом внезапно отвернулся от нее и, подойдя к окну, раздернул бархатные драпировки и выглянул в высокое стрельчатое окно. Солнце уже клонилось к закату.

– Не приходится удивляться, что высокородная хозяйка не почтила гостя своим присутствием. – Он издал короткий смешок, а затем насмешливо бросил через плечо: – Сначала я вымоюсь, а потом ты распакуешь мои вещи. Эти два дела должны вполне удовлетворить твое любопытство.

Лиллиана с трудом удержалась, чтобы не дать ему резкий отпор. Неужели он действительно думает, что она будет прислуживать ему, а не просто проследит, чтобы все нужные предметы вовремя оказались под рукой? Но ей хватило благоразумия сообразить, что осторожность не помешает, по крайней мере сейчас. Однако от него, очевидно, не укрылся мятежный блеск ее глаз, потому что улыбка его стала шире.

– У тебя слишком дерзкие повадки для простой служанки.

– Будь вы лучше знакомы с Орриком, вы бы знали, что я вовсе не «простая служанка», – отозвалась она, не в силах скрыть нотку воинственного задора в голосе.

– О-о? – Он понимающе вздернул брови и еще пристальнее, чем раньше, вгляделся в нее.

На мгновение в Лиллиане вспыхнуло суетное сожаление, что сейчас она не одета так, как подобает хозяйке замка. Она знала, что ее платье в лучшем случае годится для кухни, что его нежно-голубой цвет давно уже превратился в тускло-серый. Волосы ее были перехвачены простым полотняным платком, и ничто не выдавало в ней знатную даму.

Но потом возобладал здравый смысл, и она заносчиво подняла голову. Ей безразлично, что он о ней думает. Ей всегда будет безразлично, что думает любой из дома Колчестеров.

Обратив внимание на ее надменную позу, сэр Корбетт еще раз обвел глазами стройную фигуру девушки и встретил ее сердитый взгляд.

– Любая другая прислужница давно бы уже суетилась вокруг, как настеганная, не смея взглянуть мне в глаза, не говоря уж о том, чтобы мне возражать. Но ты… – сказал он, направляясь к ней, – ты слишком много себе позволяешь с новым лордом Орриком.

Он уставился на ее грудь, а потом медленным оценивающим взглядом обвел всю ее женственную фигуру – сначала сверху вниз, потом снизу вверх. От этого откровенного осмотра ее кинуло в жар, но, когда он взглянул ей в глаза, лицо у нее пылало гневом.

– Судя по всему, ты у лорда Бартона… его личная прислужница. – Он усмехнулся. – Приходится воздать ему должное – вкус у него хороший. Но, по-моему, ему следовало бы одевать тебя получше, если ты хорошо с ним обращаешься. А ты с ним плохо обращаешься?

Ошеломленная его гнусным намеком, Лиллиана тем не менее умудрилась ответить самым ледяным тоном:

– Я обращаюсь с ним достаточно хорошо. Но вы должны бы знать, что лорд – хозяин этого замка, уважаемый человек.

– Но, при всем при том, он мужчина, – язвительно заметил сэр Корбетт.

– Несомненно, его тоже можно кое в чем упрекнуть, – сердито продолжила она. – Например, он допустил ужасную ошибку, выбрав себе в зятья такого наглого и недостойного глупца, как вы!

Напрасно она это сказала.

В то же мгновение он схватил ее за руки, не оставив ей ни малейшей возможности освободиться. Вырываться было бесполезно.

– Тебе стоило бы поберечься и не сердить того, кто скоро станет твоим господином.

– Вы никогда не станете моим господином! – Она дышала с трудом, потому что все-таки пыталась бороться. Но он только ближе притянул ее к себе, так что ее грудь оказалась крепко прижатой к его груди.

– Нет, милая моя, я сумею прибрать тебя к рукам. Вот только каким способом? – Глаза у него смеялись. – Силой или обольщением?

Его лицо склонилось к ней, и в течение нескольких мгновений ей казалось, что он собирается ее поцеловать. Она напряглась, полная решимости не позволять ему этого, и крепко зажмурилась. Однако он коротко рассмеялся и отпустил ее. Глаза у Лиллианы широко открылись, и она взглянула на него подозрительно и изумленно.

Теперь его взгляд потеплел, словно его освещал изнутри жар, тлеющий под пеплом. Но тон его слов оставался прежним – резким и высокомерным.

– У тебя красивое лицо, и даже это жалкое платье не может скрыть мягкие, округлые линии твоего тела. Но утехи супружеского ложа мне предстоит разделить с твоей госпожой. Так что тебе придется удовольствоваться старым лордом.

Он расстегнул свой кожаный оружейный пояс и отложил его в сторону. Усевшись на деревянную, ничем не застеленную скамью, он вытянул свои длинные мускулистые ноги.

– Помоги мне с купаньем. Я был в пути много недель, и мне нужно смыть с себя эти недели. И еще мне ведь надо произвести благоприятное впечатление на невесту, – добавил он саркастически.

Лиллиана ответила не сразу. Ее ум лихорадочно работал; она не знала, как поступить. С одной стороны, ее так и подмывало бросить ему в лицо все, что она думала о его отвратительных замашках. Он пробыл в Оррике всего лишь несколько часов, и уже готов гоняться за служанками. Он неспособен хотя бы ради приличия подождать, пока состоится его свадьба. Больше всего Лиллиану возмущало то, что отец всерьез задумал обвенчать ее с этим мужланом и, что было совсем уж нелепо, считал его человеком чести. Тоже мне рыцарь. Да этот усмехающийся наглец, так уверенно развалившийся перед ней на скамье, понятия не имеет о том, что такое рыцарская честь!

Полная решимости довести игру до конца, она посмотрела на грозного гостя. На губах у нее играла легкая усмешка.

– Вряд ли вы сумеете произвести благоприятное впечатление на леди Лиллиану.

Ответ последовал не сразу; он молчал, разглядывая ее нежно очерченный рот. Встревоженная, она отвернулась, и улыбка сбежала с ее лица.

– Как именно она отнесется ко мне – не имеет значения. Она будет повиноваться своему супругу. А теперь подойди сюда и сними с меня тунику.

Понадобилась вся ее сила воли, чтобы удержать свой гнев в узде. Сейчас ей нужно было одно: избавиться от него раз и навсегда. Только эта мысль позволила ей пересилить себя и выполнить его требование. Тем не менее ее внутреннее сопротивление было, по-видимому, достаточно красноречиво написано у нее на лице, потому что, когда она остановилась около его вытянутых ног, он усмехнулся:

– Подойди поближе. Я тебя не укушу.

Когда Лиллиана придвинулась ближе, сердце у нее забилось чаще. Его серые глаза смотрели на нее в упор, и она терялась в догадках – что за мысли бродят за их непроницаемой поверхностью. Он не пошевелился, чтобы облегчить ей задачу и, осознав бессмысленность дальнейших проволочек, она вздохнула и потянулась, чтобы расстегнуть его кожаный пояс с серебряной отделкой.

Когда она взялась за пряжку, пальцы ее задрожали и она готова была убить себя за это малодушие. Вместо того чтобы сохранять холодный и независимый вид, она трепетала, как дитя, и, что еще хуже, сэр Корбетт это видел! Расстегнув наконец пряжку, она сняла пояс с его талии и торопливо отложила в сторону.

За этим настал черед туники, и он любезно наклонился вперед, чтобы девушке было удобнее. Но если, снимая с него пояс, она просто нервничала, то сейчас, когда ей пришлось через голову стаскивать с него мягкую кожаную тунику, она растерялась вконец. Туника, словно живое продолжение своего хозяина, еще хранила тепло его тела. Лиллиана почти отбросила ее от себя, стремясь поскорее избавиться от странных чувств, которые вызывал в ней этот предмет.

Когда она заколебалась, прежде чем взяться за рубашку, он взглянул на нее, и в глазах у него вспыхнули веселые огоньки.

– Рубашку, – коротко поторопил он ее; она не шевельнулась, и тогда он усмехнулся. – Тогда сними с меня сапоги.

– Снимите сами, – отрезала она.

Он предостерегающе взглянул на нее; голос его звучал глухо и ровно.

– Может быть, лорд Бартон снисходителен с тобой. От меня этого не жди.

И снова ей пришлось собрать все свои силы, чтобы подавить вспышку ярости. Он просто заносчивый болван! И все-таки она должна играть роль служанки. Держись, приказала она себе мысленно. Скоро все будет кончено.

Скрипнув зубами, она опустилась на колени и сосредоточила внимание на его сапогах. При этом она заметила их необычный покрой: сапоги были такие высокие, что доходили чуть ли не до самого колена. Их плотная кожа оказалась удивительно мягкой.

Теперь на нем оставались только чулки, штаны и рубашка, и Лиллиана оказалась перед необходимостью выбирать. Она поднялась на ноги и попятилась. Не меняя своей расслабленной позы на скамье, сэр Корбетт приказал:

– Рубашку. Подойди, стащи ее с меня.

Лиллиана покачала головой.

– Тебе следовало бы отныне знать, что я требую повиновения от всех моих слуг и вассалов. – Лицо у него не выражало никаких чувств, и голос звучал ровно, но на Лиллиану накатила волна страха. Она вдруг пожалела, что выбрала эту опасную игру.

– Я… я не могу… – прошептала она едва слышно.

– Вернее сказать, не хочешь. – Он медленно поднялся и остановился перед ней, огромный и устрашающий. – Подойди и делай, как я говорю.