Текст книги "Безмолвная"

7

В доме меня ждали букеты белых ирисов – по одному в каждой комнате. Тонкий и точный расчет Роберта, прекрасно знавшего мои любимые цветы и покупавшего их при каждой возможности. Меня они радовали, хотя я считала это абсурдным.

Ведь белый цвет – цвет невинности, а уж ею мой муж не мог похвастать.

По дороге он неоднократно спрашивал меня, держу ли я на него обиду, а я как заведенная утверждала, что нет. Когда мы вошли в холл, он внимательно следил за моей реакцией. Я сделала все, чтобы убедить его, что никакого прощения просить у меня не нужно.

Мы обнялись, поцеловались, и он под руку проводил меня в столовую, находящуюся внизу, на северной стороне дома. С южной у нас был лес, а из окон зала открывался вид на бескрайний простор Балтийского моря.

Вилла располагалась на небольшой возвышенности, благодаря чему можно было любоваться далеким горизонтом. При хорошей погоде виднелись казавшиеся издали крохотными пунктирными линиями на фоне неба силуэты гигантских кораблей в открытом море.

Еда была уже готова. Мы пользовались кухонным оборудованием фирменной линии «AGD», большая часть из которого могла управляться удаленно. Роберт заранее поставил еду в духовку и по дороге домой включил подогрев.

Затем он подал мне утку по-вьетнамски. Я знала, что ему не хватает времени на кулинарию. Это было одно из любимых занятий мужа, углубляться в которое он не имел возможности.

Пикантный вкус и выразительные нотки аниса меня не впечатлили. Меня вообще не удивляло все, что он делал. Все происходило согласно устоявшейся, знакомой нам обоим схеме.

– О чем разговаривала с Йолой? – поинтересовался Роберт, наливая в бокалы новозеландское вино «Пино Нуар». Он утверждал, что никакое другое вино не сочетается так хорошо с уткой.

– Только о деле.

– Не напоминала о…

– Уже сказала, нет.

Роберт наполнил мой бокал на одну треть и уселся напротив.

– Одного ты не сказала, – произнес он.

– Чего?

– «Я тебя прощаю».

Я посмотрела на него и вздохнула. Конечно, сейчас он только хотел удостовериться, не держу ли я на него обиду, потому что на действенность своей просьбы о прощении не рассчитывал. Рано или поздно все у него уляжется как надо, но пока он готовил для себя почву.

Это было подобно танцу, который мы оба решили исполнять, чтобы продлить свою любовь. Белые ирисы, приготовление блюд специально для меня, прислуживание мне, как будто происходило лишь только днем.

– Не за что прощать, – ответила я.

Роберт потупил взгляд, изображая глубокое переживание. Было ли это действительно так? Не знаю. Несмотря на то что мы познакомились еще во время учебы и сразу влюбились друг в друга, мне казалось, что я до конца так и не смогла узнать своего мужа.

– Попробуй вино, – предложил он.

– Я перед этим пила просекко. Не хочу мешать.

Он не стал настаивать, а я не считала нужным что-то еще добавлять.

Роберт отдавал себе отчет в том, что если б я выпила еще, то могла бы выдать все свои претензии. До сумерек было далеко, и для выпивки у меня имелось достаточно просекко. Но каждый бытовой пьяница понимает: если он хочет продолжать пить, то должен соблюдать определенную меру и ни под каким предлогом ее не превышать.

Роберт съел кусочек утки и медленно сложил салфетку. Все так же не поднимая глаз, проговорил:

– Это больше никогда не повторится…

– Знаю, что нет.

– Я выпил лишнего, Кас. Это меня и спровоцировало.

– Я уже сказала тебе, что…

– Что не о чем переживать. Так? – закончил он мою фразу. И, качая головой, добавил: – Но ведь это неправда…

Затем поднялся, подошел ко мне, прислонился к стулу. Взял мою руку и долго смотрел на меня в упор. Я видела в его глазах сожаление, стыд и глубокое смущение. Несомненно, это были искренние чувства, а не притворство.

Роберт был человеком, полным противоположностей. Наверное, под стать мне.

– Мы должны преодолеть все это ради установления лада в семье…

– Успокойся.

– Я ударил тебя…

«Не в первый и, возможно, не в последний раз», – подумалось мне.

К тому же каждый следующий случай выглядел все хуже и хуже. Это не просто повторялось, а приобретало все более зловещую окраску. А ведь все начиналось настолько невинно, насколько невинным может выглядеть бытовое насилие…

Однажды ночью Роберт отлупил меня стеком лишь за крошечное упущение в деле, касающемся одного из пляжных заведений. Это была сущая мелочь; даже не помню, в чем там была суть.

Сначала он ранил меня только словами, но в следующий раз дошло до большего. Надавал мне пощечин и толкнул. Быстро опомнился, словно очнулся от летаргического сна. Извинялся, постоянно умолял о прощении и обещал, что такое никогда больше не повторится.

Тогда я верила ему, потому что хотела верить. Чувствовала себя оскорбленной, слабой и беззащитной, но он продолжал оставаться единственным человеком, на которого я могла положиться. Тому, кто никогда не сталкивался с насилием со стороны любимого, меня не понять. Это не сообразуется с рационализмом и логикой.

Прошло совсем немного времени, и Роберт ударил меня снова, но уже кулаком. При этом кричал на меня как бешеный, а я молилась только о двух вещах – чтобы он не зашел еще дальше и чтобы Войтек ничего не услышал. В первой части мои мольбы остались безответными, а во второй мне, видимо, все же удалось выпросить помощь у кого-то наверху.

Вчерашней ночью Роберт перестарался – схватил меня за волосы, что-то орал прямо в лицо, а потом несколько раз ударил в живот. И я решила тогда, что далее терпеть не буду. Сегодня настал день, который я буду вспоминать, как первый шаг к новой жизни.

Поэтому Роберт и допытывался о том, что я делала и с кем разговаривала. И даже поручил одному из сотрудников присматривать за мной. Понял, что нарушил границы, а я больше никогда не позволю ему даже приблизиться к ней.

Я смотрела на букеты белых ирисов и пыталась обмануть себя, что по-прежнему люблю эти цветы, хотя на самом деле с определенного момента возненавидела их. Они словно напоминали мне о безнадежной ситуации, в которой я оказалась.

– Давай не оставлять этого так, – тихо сказал Роберт.

– Что ты имеешь в виду?

– Подай заявление…

– Зачем?

– Повезу тебя в Камень Поморский. Пойдем в больницу и…

– С ума сошел?

– У тебя будет доказательство…

Я отодвинула стул и повернулась к нему. Он наклонился и положил голову на мои бедра. Находился в таком положение какое-то время, а я ласково гладила его по волосам.

Он хотел иметь над собой висящий дамоклов меч? Свидетельство того зла, что причинил мне?

Ничего иного быть не могло. Я допускала, что его намерения искренни. Знала, что он пытается что-то изменить, и несколько раз ему это удавалось. А потом снова доходило до рукоприкладства…

– Думаешь, это что-то изменит? – спросила я.

– Буду знать, что в каждую минуту ты можешь…

– Что? Пойти в полицию?

Роберт поднял голову. Глаза его влажно блестели, и он никоим образом не напоминал человека, который вчера издевался надо мной, таская за волосы и избивая до беспамятства.

– И ты позволил бы, чтобы тебя посадили в тюрьму? – продолжила я. – Чтобы Войтек остался без отца и мы выживали бы сами, без тебя?

– Не говори так!

– Но это правда, Роберт! Как ты это себе представляешь?

Сколько помню, мы всегда были откровенны друг с другом. Мне казалось, что в любом другом союзе подобная ситуация складывалась бы ровно наоборот: женщина или ушла бы, или насилие над ней было бы недопустимо. У нас всё не так. Мы говорили обо всем, не пытаясь «замыливать» друг другу глаза. В самом деле, никогда не врали – не считая того, что он скрыл от меня суть своей другой, брутальной натуры.

Роберт теснее прижался ко мне и обнял за талию.

– Как ты можешь быть рядом с таким сукиным сыном? – спросил он.

– Не знаю, – ответила я со смущенной улыбкой.

– Хотя бы поцарапала в отместку ему это гребаное германское автокупе…

– Ага. Собираюсь ночью воспользоваться баллончиком с краской.

– Правильный выбор.

Когда он снова посмотрел на меня, я поцеловала его, нежно прикоснувшись ладонями к щекам. Подумалось, что мы отличаемся от других пар, которые в подобной ситуации сразу же направились бы в спальню.

Однако мы редко спали вместе – все реже и реже, начиная с первого случая насилия. Мне даже иногда думалось, что, избивая меня, Роберт получает сексуальное наслаждение. Он всегда делал это с дикими, необузданными эмоциями. Со звериным ревом, который не мог сдержать. Но в то же время бил так, чтобы не оставлять следов. Это напрягало меня более всего – казалось, что во всем этом кроется какой-то холодный расчет.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на прикосновении его губ. Господи, неужели этого хватило, чтобы я утратила самолюбие? Еще несколько часов назад я была уверена, что одержу победу, что больше не дам помыкать собой. Ведь именно с таким решением я садилась в машину, когда он приехал за мной.

Как мало потребовалось, чтобы мое мнение изменилось… Неужели оно действительно изменилось? Я не могла ответить себе на этот вопрос. Знала только, что любовь – самый опасный токсин, сотворенный природой.

Роберт сел на свое место и сделал большой глоток вина. Неуверенно глянул на утку.

– Или она мне не понравилась, или я чувствую к себе такое отвращение, что оно отражается на вкусе.

– Или и то и другое…

– Может, ты и права, – ответил он, отодвигая от себя тарелку.

Роберт выглядел бледным, как Йола Клиза, которая на свежем воздухе бывала, наверное, только во время перемещения из одного здания в другое. Ее голова была постоянно слегка наклонена, и черные, длинные, доходящие до поясницы волосы спадали на щеки, контрастно подчеркивая мертвенно-бледный цвет кожи.

«Удалось ли ей добиться какого-то продвижения в деле Евы?» – размышляла я. Это был хороший ход мысли, чтобы отвлечься от произошедшего ночью. Я решила поделиться с Робертом.

– Я говорила тебе о той исчезнувшей девушке. Помнишь?

Он отодвинул бокал и несколько мгновений внимательно смотрел на меня, пытаясь, видимо, понять: к добру ли смена темы?

– Только то, что она была изнасилована возле реки, после чего бесследно исчезла – как и насильники.

– Пока не появились фотоснимки.

– Ну да. Это случилось в Ополе?

Я утвердительно кивнула.

– Вроде что-то об этом слышал… Давно это было?

– Десять лет назад.

– И ты действительно считаешь, что спустя столько времени она отыскалась?

– Похоже на то. Но сейчас кто-то старается скрыть этот след.

– Может, она сама… – предположил Роберт, а я добралась до утки, – не хочет быть найденной?

– Трудно сказать, – ответила я, взяв небольшой кусок мяса.

Еда показалась мне чересчур острой, но я постаралась не обращать на это внимания. Все-таки муж готовил ее как часть своего извинения. Приготовление блюда требовало довольно много времени, которого Роберту постоянно не хватало.

– Возможно, после изнасилования она решила начать все заново? – продолжил он.

– И так вот прямо оставила бы жениха? Сомневаюсь.

– Общались с семьей, знакомыми? Вдруг кто-то что-нибудь знает или поддерживал с ней связь…

– Семьи у нее нет, – констатировала я, решив все же выпить вина. – Родители погибли в ДТП примерно за год до того, как случилось изнасилование.

– Патовая ситуация.

– Жизнь… – я пожала плечами.

Обсуждение темы прекратилось, так как я видела: Роберту она не очень-то интересна.

Когда мы создавали «Рейманн инвестигейшн», он был вдохновлен ее потенциалом. Вел себя как маленький мальчик, который наконец-то стал обладателем желанной игрушки. Однако со временем его энтузиазм значительно поубавился. Мой, надо признать, тоже.

К нам обращались в основном люди, заинтересованные в слежке за супругами, отыскании должников, внезапно пропавших вместе с деньгами. Нам же хотелось дел, подобных делу об исчезновении Евы. Мне казалось, что тогда в Роберте оживет прежняя уверенность. Но так, скорее, лишь казалось.

Мы сидели, не касаясь никаких действительно важных вопросов. Вставая из-за стола, я чувствовала легкое головокружение. Просекко и красное вино не очень-то ладили между собой. Особенно если день начинался с первого. И если было намерение им же закон-чить.

Бывали дни, когда я точно знала, что ничего особенного не произойдет. Но нынешний точно к ним не относился. Я удостоверилась в этом, получив эсэмэску от Йолы.

Роберт уже готовился к выходу – собирался забрать из школы Войтека. Мне не нравилось, что он подъезжает на своем «БМВ» прямо к школе. Это образовывало своего рода пропасть между нашим сыном и другими учениками. Зная склонность детей к стычкам, я вполне допускала, что конфликтуют они не только на переменах.

Опорожненная до половины бутылка вина тоже будила во мне протест, но лишь внутренний. Я знала, что протестовать бессмысленно. Роберт все равно сядет за руль, и единственное, чего я могла бы добиться своим протестом, – это очередная ссора.

Полиции он не опасался. Даже если б стражи порядка его задержали, то составили бы протокол скорее на себя, чем на него. Формально гмина Ревал управлялась войтом, а все входящие в нее деревни – солтысами[5]5
  Гмина – сельское объединение, войт – глава управления, солтыс – староста.


[Закрыть]. Но на деле командовали здесь такие люди, как Роберт, – местные владельцы туристическо-гастрономических заведений, которые давали работу не одной семье.

– Что-то не так? – спросил Роберт, вставая из-за стола.

Я оторвала взгляд от аппарата.

– Получила сообщение от Клизы.

– Что пишет? Какие подвижки?

– Скорее, проблемы, – ответила я озадаченно. – Утверждает, что немедленно должна со мной переговорить, потому что возникла неординарная ситуация.

– Подбросить тебя к «Балтик Пайп»?

– Нет. Попробую обсудить все по телефону.

Роберт собрал посуду, ополоснул ее и сложил в посудомоечную машину. Я сто раз объясняла ему, как крестьянин – корове на меже, что не нужно загружать ее столь малым количеством посуды, поскольку моющее средство будет тогда крутиться в ней без толку. Но все мои доводы муж сопровождал молчанием.

Он поцеловал меня на прощание, хотя уже через четверть часа должен был вернуться. Потом послышался тихий рокот мотора «БМВ».

Я глубоко вздохнула и набрала номер Йолы. Та взяла трубку сразу, как будто ждала моего звонка.

– Блицкий мертв! – выпалила она.

Клиза точно не относилась к числу обходительных особ. Сразу сбила меня с толку, и некоторое время я не знала, что ей ответить. В голову ничего не приходило.

– Был найден мертвым в своей квартире, – сообщила Йола тоном ведущей теленовостей, лишенной эмоций.

Поднявшись со стула, я пошла к холодильнику. Выходило так, что сегодня выпал денек, в котором мне придется пренебречь всеми святыми христианскими заповедями.

– Известно что-либо еще? – задала я вопрос.

– Официально полиция не сообщает никаких подробностей.

– А неофициально?

– По всему выходит, что у него ночевал Вернер.

Я замерла с бокалом в руке.

– Не хочешь ли ты сказать, что…

– Нет, – не дала она мне закончить. – С чего бы ему покушаться на жизнь друга?

Я сделала глоток – и почувствовала себя немного лучше.

– Это не имеет смысла, – заключила Клиза. – Блицкий был его единственным… не только другом, но и человеком, кто готов ему помочь. К тому же Вернер настолько толковый парень, что мог бы придумать и что-то позамысловатее.

– То есть кто-то хочет его подставить?

– В худшем случае – да, в лучшем – просто стечение обстоятельств.

Я не верила в случаи. Была убеждена, что это пустые отговорки, употребляемые при незнании причин произошедших событий.

– Так или иначе, но на месте преступления полно его биологических следов, дающих основание для задержания.

– Уверена? – спросила я.

– На сто процентов нет. Всю информацию получила из вторых рук. Но, безусловно, он станет главным подозреваемым.

– В таком случае, нужно его…

– Спрятать. Знаю, – сообщила Йола. – Уже занялась этим.

Я нахмурила брови. Тогда зачем же она звонила мне? Бесспорно, мне хочется быть в курсе всех находящихся у нас в работе дел, но только если возникнут какие-то требующие решения ситуации. В данном случае решение приняла она сама.

Я поставила бокал на столешницу и присела на ее край, поглядывая в большое застекленное окно на побережье.

– Удостоверься, что он не делал этого, – порекомендовала я. – Не хочу потом никакого черного пиара.

– Так и сделаю, – заверила Йола. – Но сначала я должна позаботиться о том, чтобы его не «закрыли». В противном случае мы полностью утратим с ним связь.

– Хм, – хмыкнула я. – Это понятно, но ты ведь не поэтому мне звонишь.

– Нет, не поэтому.

– Так в чем дело?

– Я изучила еще раз все материалы. – В ее голосе слышались выразительная, почти детская интонация и какая-то необъяснимая сдержанность. – Та девушка пробовала передать сообщения, – добавила она.

– Что?! – выпалила я. – Какие сообщения? Кому?

Вопросы звучали в моей голове, как артиллерийские залпы.

– Этого я еще не знаю, – проговорила Клиза. – Но намерена выяснить.

8

Телефон я купил в первой попавшейся комиссионке, а сим-карту – немного подальше, в придорожном киоске. Не теряя времени, сразу послал сообщение на номер, указанный мне девушкой из «Рейманн инвестигейшн».

Она ответила почти сразу.

– Порядок! Теперь можем спокойно разговаривать.

– Для спокойствия мне далековато…

– Неудивительно.

Оглядываясь, я нервно пригладил волосы. Было чувство, что каждый прохожий буквально буравит меня взглядом, зная, что я на мушке у полиции.

– Как так случилось? – проблеял я. – Как до такого дошло?

– Со временем всё выясним, а сейчас…

– Нет, – прервал я ее. – Я должен знать, что происходит. Кто это сделал? Для чего?

Шедший навстречу мужчина посмотрел на меня, как мне показалось, подозрительно и даже осуждающе. Миновав его, я обернулся и глянул через плечо, но увидел только удаляющуюся спину. Я впадал в паранойю, но, в общем-то, это было предсказуемо.

– Почему кто-то должен был его убить? – не сдавался я.

– Всё выясним.

– Кто действует против меня? Полиция?

– Вернер! Послушай меня минутку…

– Чего они хотят?!

– Вернер!

Я покачал головой и выругался. В общем-то, голос Йолы Клизы вернул меня на землю, потому что звучал как голос человека, хорошего меня знавшего. Он напомнил мне об интересном положении, в котором я оказался. И сейчас единственным человеком, кому можно было довериться, являлась именно эта незнакомка.

– Остынь, – посоветовала она. – Обязательно выясним, что произошло, но сейчас самое важное, чтобы ты остался на свободе.

Соглашаясь, я, как загипнотизированный, кивнул.

– Ты здесь?

– Да.

– В данный момент формально никто тебя не разыскивает, и ты должен использовать это обстоятельство.

– Формально…

– Думаю, ты не нарушишь закон, если сделаешь ноги за границу, – посоветовала Клиза; впрочем, в ее голосе проскальзывала неуверенность. – В отношении тебя пока не возбуждено уголовное дело, не ведется преследование. Ты свободен, как любой другой гражданин. И этим надо воспользоваться.

– Предлагаешь покинуть страну?

– Нет. Но я смогу сделать для тебя гораздо больше, если ты окажешься в Приморье.

Остановившись на Пястовском мосту, я вглядывался в его стальные дуги. По ним так часто лазили, что городские власти разместили комичное предостережение о том, что движение вверх запрещено.

Я стоял по правой стороне моста, опершись на перила, и смотрел в направлении двух отелей на Пасеке – небольшой насыпи, омываемой водами Одры и Млыновки. Ложа Шидерцев располагалась на другой стороне.

– Я никуда не выезжал, – сообщил я Йоле.

– Довольно умно, беря во внимание…

– Не собираюсь я делать умные вещи, – пробурчал я себе под нос. – Будь иначе, давно явился бы в полицию.

– Нерациональное рассуждение, Верн.

– Верн?

– Так удобнее.

– Или Дамиан, или Вернер. Не нужно превращать меня в Верна!

Я переместил взгляд на пешеходные дорожки, ведущие от амфитеатра, и позавидовал беззаботно гуляющим по ним людям. Они не ощущали тяжести прошлого, которую носил за спиной я, не находились в безнадежной ситуации и не имели перед собой такого неясного, тревожного будущего.

Я прикидывал: «Зависит ли еще что-нибудь от меня?» Без оглядки на тех, кто за всем этим стоял, я был готов на все. Как бы в подтверждение этого опустил веки. Перед глазами снова возник образ окровавленного тела Блица.

– Может, мне все-таки надо что-то сделать? – спросил я.

– Например, что?

– Явиться в полицию…

– Ни в коем случае! Это отнюдь не разумное намерение. А в данной ситуации – тем более.

– Но почему? – возразил я, поворачиваясь и опираясь спиной на перила. – Может, мы впадаем в паранойю, а службы не имеют к произошедшему никакого отношения?

– Хочешь проверить это на собственной шкуре?

– Почему бы и нет? – отпарировал я с растущей уверенностью, но только в голосе. – Может, под стражей я буду в большей безопасности? Там ведь есть камеры наблюдения и…

– И не такие трагедии случались, Верн.

– Вернер, – поправил я.

– Речь идет лишь о необходимости соблюдать осторожность. А пока никто тебя не преследует, ты имеешь право свободно передвигаться.

– Имею право только теоретически, – понурил я голову. – Убежал с места преступления, хотя первое, что мне нужно было сделать, – явиться в полицейскую комендатуру…

– Ты был в шоке.

– Который позже прошел. И если дело дойдет до суда, мой выезд из города сыграет против меня.

– Ничего.

Я фыркнул. Самоуверенность этой девушки не соответствовала никакой логике. Но, может, не стоит удивляться? Детективные агентства редко конфликтуют с полицией.

– Коль уж мы заговорили о шоке… Ты избавился от телефона? – поинтересовалась Клиза.

– Нет.

– Зачем вообще ты забрал его из квартиры Блицкого?

– Не знаю…

Йола несколько секунд молчала, но я прекрасно знал, что она хочет мне сказать. Я был обязан выбросить единственную оставшуюся от друга вещь. Иначе, раньше или позже, аппарат Блица станет для меня отягчающим обстоятельством.

Я тяжело вздохнул и, оглядевшись – не заметил ли кто? – бросил телефон в Одру. Тот сразу же исчез в мутной воде.

– Знаю, что не хочешь этого делать, но должен…

– Уже сделал, – прервал я ее.

– Хорошо.

Клиза снова умолкла. Я понимал, что ей неудобно молчать в ситуации, когда тишина была самым говорящим подтверждением множества моих проблем. Видимо, она лихорадочно обдумывала, как выйти из этой ситуации. Наконец выбрала, что могла, из худшего.

– Ты никому сейчас не должен доверять.

– Спасибочки, – отреагировал я. – Именно что-то в этом роде я и хотел услышать.

Она вздохнула, а я пошел вперед.

– Если ты не намерен приехать сюда, то хотя бы находись вне зоны действия радара.

– Как?

– Мы во всем тебе поможем, – заверила Йола. – Сейчас сними комнату в каком-нибудь мотеле в предместье города. Имеются у вас такие?

– У меня сейчас нечем оплатить даже самую заброшенную подворотню, – жалобно сообщил я.

– Пусть тебя это не заботит.

– А кто за это заплатит? Вы? Внезапно переквалифицируетесь в кредитную фирму?

Я понимал, что должен наконец сменить тон и отбросить подозрительность. Безусловно, у меня был повод никому не доверять, но для людей, на которых полагался Блиц, мне нужно было сделать исключение.

– Твоим делом заинтересовалась сама Кассандра, – сообщила Йола, словно это могло что-либо мне пояснить.

– Кто это?

– Руководительница нашего агентства.

– Я думал, что ваш хозяин – Роберт Рейманн.

– Это так, но он давно уже перестал интересоваться делами агентства. Сейчас все зависит от его жены, а я постаралась, чтобы она была захвачена твоим делом не меньше, чем ты сам. Она уже увлечена им, а по мере поступления информации и продвижения еще более увлечется.

– Ну, думается, не настолько, чтобы оплачивать мой ночлег.

– Спокойно. У этих людей нет нужды пересчитывать каждый грош.

Или она пыталась внушить мне, что намерена деликатно надуть их, или же просто меня удивляли такие вещи со стороны других.

Шагая в сторону старого города и минуя прохожих, я ловил их пристальные взгляды, обращенные, казалось, только на меня. Потом до меня дошло, что никакая это не игра воображения. И дело не в подозрительности. Я сам привлекал их внимание, выглядя как потерянный.

Глубоко вдохнув, я задержал дыхание и, постаравшись успокоиться, спросил Йолу:

– Почему ты мне помогаешь?

– Потому что меня нанял твой, теперь мертвый, собутыльник.

Я промолчал.

– Недостаточно убедительный повод? – нарушила она мое молчание. – Или тебя удивляет моя непосредственность?

На какой из этих вопросов можно дать положительный ответ, я сам не знал.

– Просто удивительно…

– Хочу узнать, почему погиб твой друг, – сказала Йола, – и помочь тебе найти невесту.

– Золотой ты человек!

– Это моя работа. А счет уже оплачен.

Дольше я тянуть не хотел. С Йолой Клизой явно было что-то не в порядке. В лучшем случае она руководствовалась личной заинтересованностью, в худшем – это связано с ее психическим состоянием.

– После того как узнаем, что случилось с Евой, выясним и все остальное, – добавила она.

В эту минуту я не очень-то был в этом уверен.

– Начнем со снимка из твоего телефона, – продолжила Йола. – Можешь описать его в подробностях?

– Конечно, могу! Знаю каждый пиксель.

Бесцельно крутясь в центре города, я описывал фото в мельчайших деталях, а Клиза что-то мурлыкала себе под нос. Я не имел понятия, для чего ей нужны запрашиваемые сведения. Если она хотела иметь этот снимок, то стоило углубиться в технологическую часть вопроса и получить удаленный доступ к моему телефону, лежащему в каком-то там сейфе комендатуры.

– Ладно, перейдем к другому снимку – тому, из Вроцлава.

Его я помнил хуже, но всматривался в него тогда так долго, что основные детали немедленно всплыли в памяти.

– Мужик, стоящий задом, был в фанатской кофте рок-группы «Фу файтерс» с надписью на английском языке «Нечего терять» и изображением бомбы с крылышками – наверное, их логотипом или обложкой альбома, хотя точно не знаю.

– А Ева? Была одета похоже?

– Не совсем. Была в футболке, но с другой надписью.

– С какой?

– Что-то о добрых днях…

– Конкретно, Верн. Нужна конкретика.

– «The better days» – «Лучшие дни», – вспомнил я.

– Уверен?

– Да.

– Не похоже, чтобы ты там был…

Она была права – не был. Название группы я увидел тогда в первый раз, перепутав его с каким-то иным коллективом с неземным названием.

Остановившись позади многоэтажного блочного дома, я привалился плечом к его стене. Только теперь осознал, что кружил по городу как во сне. Даже не мог сориентироваться, где нахожусь. Скорее всего, где-то в конце улиц Андерса и Варыньского.

– Может, без «The»? Просто «Better days»? – уточнил я.

Было слышно, как Йола стучит пальцами по клавиатуре.

– С восклицательным знаком или без?

– Без.

– Значит, это не альбом «Зе брюзерс». Жаль, они играют неплохой панк…

Откинув голову на стену, я почувствовал, как стучит у меня в висках. Действие адреналина понемногу слабело, хотя, возможно, и не должно было слабеть. Похмелье давало о себе знать.

– Какое это имеет значение? – заметил я.

– Может быть, никакого, а может, и имеет, – дипломатично ответила Клиза. – Помнишь название коллектива?

– Нет.

– Но это были не «Фу файтерс»?

– Нет, точно нет. То была какая-то испанская команда.

– Какая?

– Говорю же тебе, что…

– Соберись! Это действительно может оказаться важным.

– Почему?

– Потому что обычно на концерт приходят в вещах с принтом коллектива, выступающего на сцене. Так ведь?

Она была права, но я не придавал этому большого значения. Ева никогда не увлекалась «Фу файтерс», утверждая, что они, по ее мнению, играют слишком хаотично. Я помнил это прекрасно, так как Блицер не раз пытался заинтересовать нас их новым альбомом.

Я углубился в собственную память, пытаясь выловить в ней принт на майке. Он в большей степени выглядел как работа доморощенного мазилы, а не профессионально выполненный рисунок с обложки какого-нибудь альбома. Может быть, поэтому я сразу подумал об инди-роковых коллективах.

– Так как эта команда называлась? – напомнила о себе Йола.

Я потер виски, стараясь связать какой-нибудь элемент с другим, чтобы попасть на нужное направление или вспомнить хоть одну подробность, которая поможет мне вызвать из провала в памяти потребную информацию.

В конце концов у меня в голове что-то замаячило.

– Подожди, – стал припоминать я. – Это напомнило мне образ футболиста, надевавшего маску Человека-паука.

– Не поняла…

– Был такой аргентинский профессионал, который, забив гол, надевал маску и изображал, что пустил паутину из запястья.

Клиза молчала.

– В свое время я был помешан на Человеке-пауке.

– Угу.

– Ева относилась к этому нормально, хотя сама вроде в детстве не имела к нему никакого интереса. Она увлекалась археологией. Особенно интересовал ее период начала оседлости поляков на своих землях.

Йола тихонько кашлянула.

– Каждый извращается по-своему, – добавил я.

Она все так же не отвечала, и мне подумалось: «А может, не случайно на майке Евы была изображена команда, чье название связано у меня с обожаемым героем комиксов?»

Нет, видимо, случайно. И я просто ищу скрытое значение там, где его нет. Или все же…

– Проверь это в…

– Конечно, я уже «погуглила», – опередила меня Йола. – Этот футболист – Хосе Гутьеррес.

– Гутьеррес! – подтвердил я, прищелкнув пальцами. – На ее майке была такая надпись.

Моя собеседница вновь замолчала, а для меня ее молчания хватило, чтобы дойти до сердечной боли. Если раньше я мог охотно говорить о Человеке-пауке, то теперь его образ вызывал у меня тревогу.

– Ты здесь? – позвал я.

– Д-да… – Голос у Клизы был слабым, словно все силы внезапно покинули ее. Мне представилось, как она побледнела.

– Что-то не так?

– Название, – заговорила она. – Это было «Наталья Гутьеррес и Анжело»?

– Возможно.

– Боже…

– Ты о чем?

Йола не ответила.

– Алло! – повысил я голос. – Что происходит?

– Это больше, чем я могла представить…