Текст книги "Безмолвная"

5

Я долго размышляла над тем, кому поручить дело девушки из Ополя – хотя выбирать приходилось всего лишь из двоих человек, так как остальные были заняты другими проектами.

С Робертом я не собиралась это обсуждать. Для него работа в «Рейманн инвестигейшн» – лишь побочный заработок, хотя поначалу она являлась хобби, о котором, как о давнем, минувшем пристрастии, он теперь и не вспоминал.

Окончательный мой выбор пал на Йолу Клизу – выпускницу Кайзерслаутернского универа, которую мы приняли на работу лишь для того, чтобы при случае иметь возможность похвастать в профсоюзе своими кадрами. Худощавая, заметно закомплексованная, но не запуганная, эта девушка производила впечатление чужой в нашей фирме. Однако я понимала, что это у нее связано больше с внутренним дискомфортом, а не со скрытным характером. Когда мы принимали Йолу, Роберт не удостоил ее даже мимолетным взглядом, поскольку относился к мужчинам, оценивающим женщин по красоте.

Встречались мы в одном из ближайших к Роберту заведений на улице Грюнвальдской в Поберове. В разгар сезона балтийское побережье было всегда переполнено отдыхающими, но в это время года я часто пользовалась небольшой кофейней для обсуждения дел агентства.

Вопреки представлениям клиентов, мы не имели своего офиса. В государственном реестре значился адрес нашего дома на побережье, но так было нужно в соответствии с регистрационными требованиями. Это казалось мне разумным. Тем более что в большей степени мы работали через интернет. Наш коллектив состоял из таких людей, как Клиза, несущихся по Сети подобно лучшим серфингистам на самых крутых волнах.

Я передала ей всю имеющуюся информацию, и Йола в тот же вечер связалась с клиентом. Формально им был Адам Блицкий, но, обговаривая условия, он уведомил, что настоящим заказчиком является Дамиан Вернер.

Клиза впервые опоздала на встречу. Вероятно, всю ночь потратила на сбор информации. Принимая ее на работу, мы рассчитывали приобрести в лице Клизы компетентного режиссера, но одновременно приобрели еще и самоотверженного трудоголика. Лучше для нас и быть не могло!

– Кассандра, я очень извиняюсь, – тихо проговорила Йола, присаживаясь за столик.

Я настаивала на том, чтобы наши работники называли меня по имени. Роберт также допускал такое обращение, хотя, знаю, и неохотно. Я исходила из того, что раз большинство наших разговоров осуществляется через интернет, то загромождать их словами «пан» и «пани» нет смысла.

– Не переживай, – ответила я, подавая ей меню.

Она отрицательно помотала головой и поправила растрепавшиеся волосы.

– Хочешь, чтобы я сама пила? – спросила я, указывая на бокал вина.

– Но ведь только первый час…

– Тем более ты должна меня поддержать.

Я обвела взглядом зал, оформленный в индустриальном стиле, отыскала кельнера и показала на бокал. Этого для него было достаточно.

Много я не пила – по крайней мере за один раз. Так, потягивала просекко – сухое игристое – маленькими глотками. Правда, уже семь лет. Началось это сразу после беременности, когда я родила Войтека и должна была поддерживать себя в тонусе в течение затянувшегося периода восстановления. Я никогда не считала себя зависимой – подобно древним грекам и римлянам, для которых чаша вина в течение дня была столь же обычным делом, как для нас – чашка кофе. Я была привержена античным обычаям.

– Спасибо, но нужно еще немного поработать, – ответила Йола, доставая планшет.

Включив, она положила его на стол. Мы платили ей достаточно, и Клиза могла позволить себе купить новейшую модель «Айпэда», но твердила, что просто предпочитает оборудование, которое можно быстро настроить и приспособить к своим потребностям.

– Ты поручила мне интересное дело, – добавила она.

– Самое интересное! – Я улыбнулась.

Йола устремила взгляд вверх, нахмурив брови. Опущенные веки придавали ей еще более озадаченный вид.

– Наверняка сегодня ты не спала, – заметила я.

– Не каждый может выглядеть, как ты.

– Слава богу! – ответила я, поднимая бокал. – Иначе мы имели бы тут скопище манерничающих богатеньких дамочек, которые строят из себя аристократок.

Йола открыла рот, но не успела она ответить, как кельнер поставил передо мной вино.

– Я не то имела в виду, – пояснила девушка.

– Всё в порядке. Я себя знаю. Это все вино…

– Но ведь… Ведь ты не считаешь себя такой?

Я пожала плечами.

Неожиданно Клиза разговорилась:

– Для многих ты… как бы это сказать? Икона, что ли? А для кого-то – пример для подражания.

– В смысле охоты на богатых мужиков?

– Скорее в смысле стильности, элегантности и классики.

Я усмехнулась ее дружеской непосредственности, делавшей невозможными даже такие очевидные шутки, как моя.

– На повышение зарплаты не рассчитывай. Ну, разве что я услышу еще несколько подобных комплиментов…

Потом мы обе посерьезнели, решив, что пора перейти к делам.

– Старайся, старайся… Дело может получиться громким.

– Мне кажется, для нас главное – не громкость.

– В плане самой работы – да. Но ее результаты – уже совсем другое дело…

Отодвинув бокал, я скрестила руки на столе и выпрямилась, как натянутая струна. Дорогой пиджак и светло-голубая, почти из стопроцентного хлопка, сорочка и так выглядели бы хорошо, но после многолетних занятий эта поза стала для меня непроизвольной.

– Что выяснила?

– Что сначала подозревали парня…

– Дамиана Вернера?

Йола кивнула.

– И что дальнейшие находки указывали на убийство.

– Но останки не обнаружили?

– Нет. Хотя предполагалось, что парень сбросил тело в реку. Обыскали русло, но сделали это уже через много дней после того, как Вернер заявил об исчезновении. За такое время тело могло оказаться уже бог знает где.

– Почему подозревали его?

Я считала, что это главный вопрос. Обычно органы в первую очередь интересуются близкими. Именно те в восьмидесяти процентах случаев и оказываются преступниками, совершая убийства непреднамеренно, под воздействием сильных негативных эмоций. Полицейская статистика свидетельствует, что зачастую истина выясняется уже через 48 часов после происшедшего.

Конечно, находились и такие, которые на протяжении двадцати лет прятали тело супруга иди супруги в подвале, а всем окружающим говорили, что тот или та пропали или уехали…

– Никто не видел той жестокой стычки у реки, – проговорила Клиза.

– А повреждения? Вернер причинил их сам себе?

– Предполагали, что невеста могла обороняться.

– Парень делает предложение, затем насилует невесту, убивает ее и бросает в реку? Однако же и воображение у них…

– Или опыт…

Я перевела дух, подумала. Бесспорно, следователи сталкивались и не с такими делами.

– И никаких свидетелей не было?

– Никаких. Опрошенные лишь вспоминали о группе мужчин, ушедших из пивбара относительно в то же время, которое указал Вернер. А все остальное опиралось лишь на его показания. В общем… – Йола, прервавшись, пожала плечами.

– А материалы ДНК?..

– Были взяты со столика, за которым сидели мужчины. Провели анализ, но никаких совпадений с данными информационной системы не нашли.

– А с места происшествия? С этой кучи камней?

– С Ложа Шидерцев, – уточнила Клиза, а я кивнула. – Там их было полно. Настоящее месиво. Хватило бы для работы всем лабораториям в Польше.

– Следы спермы?

– Не нашли.

– Пот, другие выделения?

– Всего хватало, – ответила Йола, по-прежнему не отрывая взгляд от планшета. – Но тогда это было очень посещаемое место. Сейчас там скверик расположенного поблизости пивного бара. Большая часть территории приватизирована.

Я глубоко вздохнула, опустошила бокал и заказала Йоле безалкогольный напиток. Кельнер не сводил с нас взгляд, прислушивался к разговору и реагировал на каждый кивок.

– Записи с камер наблюдения?

– Тогда там не было ни одной. Ближайшая располагалась на несколько сотен метров дальше, но не засняла в то время никакой группы мужчин. Те же, кто попал в ее объектив, были идентифицированы и допрошены. Той ночью никто из них возле Млыновки не находился.

– Возле чего?

– Старое русло Одры, – пояснила Клиза, махнула рукой. – Впрочем, это неважно.

– Есть там какие-нибудь шлюзы?

– Есть. По обеим сторонам.

– И что?

– Если бы парень бросил тело в воду, оно наверняка застряло бы в одном из них. Однако во время розыска их неоднократно открывали. Помнишь? Сначала это трактовали как исчезновение и лишь потом решили, что надо искать останки.

– И в итоге с нашего клиента сняли подозрение…

– Формально – да.

– А неформально?

– Вероятно, проводивший следствие сотрудник полиции Прокоцкий, ставший сейчас подкомиссаром, не был до конца уверен в правильности принятого решения.

– Почему?

– Вернер казался ему подозрительным. Наверное, больше подробностей есть в рапорте Прокоцкого, но для нас этот документ недоступен.

– Еще нет.

Клиза кивнула. Я видела, что она в состоянии добыть любую информацию – все зависело только от отпущенного ей времени и возможности контактов с другими людьми.

У меня ушло немало времени на то, чтобы рядом со мной Йола чувствовала себя комфортно и была откровенна. Я не могла представить, как она справлялась со своими проблемами в академии. Возможно, и не справлялась. Просто запиралась в комнате и погружалась в науку. Отсюда и высокие результаты в учебе.

Я слушала ее рассуждения еще добрых полчаса.

Ни одно из доказательств не указывало на Дамиана Вернера, и в конце концов было признано, что жених к преступлению не причастен. Да уж, если б полицейские не пренебрегли чистой логикой, то приход к такому выводу отнял бы у них куда меньше времени, чем было потрачено.

Я поделилась этой мыслью с Йолой. В ответ она, надув губы, заметила:

– Видимо, они были очень скрупулезны в этом деле… Мне же кажется подозрительным кое-что другое…

– Что?

– Были собраны биологические следы с его тела и одежды. На лице у него, между тем, были следы побоев, по которым можно определить, как нападающие наносили удары.

Я удивленно приподняла брови.

– Я имею в виду отпечатки ботинок.

– Я знаю, чем занимается трасология, – я улыбнулась и сделала глоток вина. – Что тебе кажется подозрительным?

– То, что следователь не сравнил эти отпечатки со следами в пивбаре. Потом, он мог сопоставить следы на теле Вернера и отпечатки пальцев на кружках…

Я не стала говорить, что там могли быть и следы губной помады.

– В общем, они могли получить гораздо больше доказательств. Но по какой-то причине не постарались.

– Кто-то из полиции хотел что-то утаить?

– Возможно.

Некоторое время мы обе молчали. Кельнер все так же прислуживал нам, словно был не работником «Балтик Пайп», а прислугой в аристократическом дворе. Я видела, что Йоле некомфортно, но ничем не могла ей помочь. Роберт давал сотрудникам указания, которые даже я не всегда могла уразуметь.

– В общем, девушка, исчезнувшая десять лет назад, внезапно появляется на концерте, на котором случайно оказывается знакомый Вернера, – подытожила я.

– Не просто знакомый, а лучший друг. Это единственное, что мне удалось установить.

– Вдобавок в Сети появляется фотоснимок, который был только у Вернера в телефоне.

– Угу, – подтвердила Клиза.

– Наконец, как только тот начинает вникать в дело, все исчезает, как камень в омуте, вместе с профилем того, кто разместил это фото.

Йола скривилась, словно это последнее обстоятельство было для нее неприятным.

Странно. Она всегда утверждала, что в природе ничто не исчезает бесследно, а уж в Интернете – тем более. След оставляет каждый, говорила она, – даже мастер заметать следы.

Я молчала в ожидании, когда Клиза раскроется. Но она, судя по всему, не собиралась этого делать.

– Ты говорила, что легче спрятаться в пустыне, чем в интернете, – напомнила я. – Так что должна была напасть на какой-нибудь след.

– Напала, – ответила Йола, тяжело вздохнув. – «Гугл» зафиксировал лишь то, что Брэдди посещал «Фейсбук». Я определила его IP-адрес; это позволило мне установить факт использования им для выхода в Сеть специального роутера и программы, скрывающей нахождение пользователя в интернете. Благодаря этой программе от следственных органов успешно укрывается больше людей, чем скрывалось джихадистов в афганских пещерах в период процветания «Аль-Каиды». Причем применен был не один роутер, а несколько, большая часть из которых находилась в Великобритании – в том числе, возможно, и на компьютере Брэдди. К сожалению, сейчас я не могу это определить.

– Вероятно, он хорошенько потрудился, чтобы выложить фото, – заметила я.

– Наверняка побольше, чем какой-нибудь обычный юзер.

Азартный блеск в глазах Клизы отлично объяснял, почему это дело не дало ей уснуть. На месте Йолы я и сама всю ночь провела бы на ногах, ломая голову над этой тайной…

– О’кей, – заключила я, давая понять, что все нужные мне сведения уже получены. – Как намереваешься действовать дальше?

– Пойду по пути другого снимка. Если он был лишь на смартфоне Вернера, то необходимо проверить, кто мог получить к нему доступ.

– Может, этот его друг?

– Основное подозрение падает на него, – согласилась Йола. – Тем более что он был на рок-концерте во Вроцлаве, а фото сделали именно там…

– Учти, что именно он оплатил наш счет.

– Он мог сделать это, чтобы отвести от себя подозрение.

Глянув в окно, я несколько секунд помолчала. Вид пустых улиц, которые в курортный период обычно забиты туристами, действовал на меня угнетающе.

– Итак, – проговорила я, – основной вопрос для нас сейчас звучит так: действительно ли это она?

– Все указывает на это.

– Не было ли у нее сестры-близняшки? Или двойника?

– Ни того ни другого – ни в этой, ни в параллельной реальности.

– В таком случае, что же происходило с ней на протяжении всех этих лет? Почему исчезла? – Я недоуменно повела головой. – Кто до сих пор насильно удерживал ее в заточении?

Йола внимательно смотрела на меня, стараясь понять, кого я спрашиваю – себя или ее.

– На снимке с концерта не заметно, чтобы кто-то к чему-то ее принуждал.

– Может, так только кажется?

– Может. Этот мужчина на фото, стоящий спиной к объективу, определенно не выглядит дружелюбным.

Вариантов было множество. Поручив Йоле побыстрее определить последовательность их отработки, я встала из-за столика. Увидела, что Роберт подъехал к «Балтик Пайп» на своем серебристом «БМВ» 4-й серии. Гранд-купе выделялся на дороге, и не заметить его было невозможно. Даже не вглядываясь внутрь салона, я понимала, что это приехал муж. Он никогда не опаздывал, всегда приезжая в обусловленное время.

Я попрощалась с Клизой, сказала кельнеру перед выходом, чтобы вино записали на счет фирмы, и села в машину, в которой, несмотря на то что ей был уже год, пахло как в новой. Посмотрела на Роберта, выдававшего длинное распоряжение стоящему у окошка кельнеру. Тот, выслушав его до конца, кивнул и скрылся.

Муж кашлянул.

– Слушай, Кас…

– Не продолжай, – остановила я его. – То, что было вчера, уже прошло.

– Уверена?

Я была уверена – но кое в чем ином. То, что сделал Роберт, повлечет за собой последствия, которые уничтожат его жизнь, а мою, соответственно, изменят. Но до него это еще не дошло.

Приняв мое молчание за исчерпывающий ответ, муж развернул машину и тронулся в сторону нашей виллы на побережье.

– Как встреча? – поинтересовался он.

– Клиза – самостоятельная особа.

Он молча кивнул, глядя на дорогу. Потом глянул на меня взглядом, значение которого мне было давно и очень хорошо известно.

– Ради бога, Роберт! – успокоила я его. – Ничего я ей не сказала. В чем ты меня подозреваешь?

6

До квартиры родителей на улице Гротгерра я добрался вспотевшим, усталым и вообще полностью выбившимся из сил. По-хорошему я даже не понимал до конца, что делаю. Возможно, просто включился какой-то биологический механизм, подсказывающий, что в кризисной ситуации я могу получить помощь родителей.

Я был уверен, что застану их дома. Правда, была середина недели, но оба еще несколько лет назад стали пенсионерами и большую часть времени проводили за перечитыванием всех когда-то уже прочитанных книг. Уговорить их на что-либо другое мне удавалось редко.

Открывшая двери мать даже не успела что-то сказать, как я обошел ее на пороге и ввалился внутрь квартиры, не обратив внимания на удивление, отразившееся на ее лице.

– Дамиан! – дрожащим голосом произнесла она. – Что случилось?

Тяжело дыша, я захлопнул за собой дверь и оперся на нее спиной. Откинул голову назад и закрыл глаза, подумав: «Хороший вопрос…»

Что случилось?

Убегая из квартиры Блица, я заметил в спальне окровавленный нож. Рану на теле друга обнаружил только одну – сразу под ребрами. Кровь, залившая почти всю кровать, указывала на то, что некоторое время Блицер еще жил, надеясь на помощь. Или схватился с нападавшим, борясь за свою жизнь…

Меня охватила дрожь. Это не могло быть случайностью, но о причине происшедшего у меня в данный момент не было никаких догадок.

На первый взгляд из квартиры не исчезло ничего ценного. К тому же у Блица никогда не было врагов. Он со всеми приятельствовал, ни с кем не ссорился, а женщины, с которыми он спал и которых очень скоро бросал, даже не знали, где находится его квартира.

Значит, его убил тот, кто стоял за исчезновением Евы…

– Что случилось? – повторила мать.

Я открыл глаза и посмотрел на нее. В этот момент из комнаты, морща лоб, вышел отец.

– Сын? – удивленно констатировал он своим низким, басовитым голосом.

Отец всегда обращался ко мне так – без имени. Первоначально это был его личный протест против выбранного матерью для меня имени – Дамиан, которое ему не нравилось. Потом это вошло у него в привычку.

Оба были доброжелательными и добропорядочными людьми. Я мог бы сказать о них так, даже если б это не они меня вырастили. Иногда мне казалось, что понятие чистого зла, хорошо знакомое многим другим людям, для них попросту абстракция.

Поэтому мне было трудно описать им весь ужас случившегося.

Целый час ушел на то, чтобы я наконец мог выдавить из себя хоть что-то. Мы молча пили чай в небольшом, с обоями в клетку, зале. Вернее, дождались, когда горячий напиток немного остынет, сделали по одному глотку и отставили чашки.

Сначала родители мне не поверили. Затем до них стало доходить. В итоге они восприняли случившееся намного быстрее, чем это сделали бы большинство других людей. Я понимал, почему они так отреагировали. Однажды мы уже столкнулись с трагедией – и после исчезновения Евы были готовы ко всему.

Она была для них как дочь. Мои старики особенно сблизились с ней после того, как ее родители погибли в дорожно-транспортном происшествии примерно за год до нападения у Млыновки. Ранее в их общении сохранялась дистанция – может, потому, что мать и отец не шибко общались с моими несостоявшимися тестем и тещей. Мы происходили, так сказать, из разных миров. Мои родители были родом из простых рабочих семей и никогда не стремились к большому достатку. Этим, по сути, все и объяснялось…

Судьба унесла мать и отца Евы именно тогда, когда она стала особенно близка моим родителям. Мне казалось, что происшедшее закалило нас всех, но, едва я пришел к такому выводу, оказалось, что в отношении одного из нас все совсем иначе…

Я почувствовал приступ тошноты.

– Ты такой бледный! – встревожилась мать.

Разве мог я ожидать от нее иной реакции? Она обеспокоенно смотрела на меня. Отец же уставился в стену пустым взглядом.

Несколько минут прошли в молчании.

– Матерь Божья! – всполошилась, сокрушенно покачав головой, мать и поспешно поднялась. – Подожди, приготовлю что-нибудь поесть… Ты ведь ничего не ел, правда?

– Да, но…

Она пошла на кухню, а я и отец обменялись короткими, но многозначащими взглядами. Мы оба отдавали себе отчет, в какой плачевной ситуации я оказался.

– Сообщил в полицию? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой.

– Может, пойдешь с повинной? Лучше, чтобы они узнали о случившемся от тебя.

– Что это даст?

– Создаст лучшее впечатление…

– Впечатление однозначное, – ответил я. – Там повсюду отпечатки моих пальцев.

– Именно об этом я и говорю, сын. Ты должен как можно быстрее уведомить полицию, что не имеешь с произошедшим ничего общего.

Из-за травмы, являвшейся для нас тяжким грузом на протяжении многих лет, мы разговаривали холодно. Кроме того, я не мог придумать сценарий, который мог бы принести мне пользу.

– Чуда не будет, – произнес я, оседая в кресле. – Наверняка кто-то уже поднял тревогу. Может, даже уже снимают отпечатки пальцев… Сегодня же пробьют по базе и приедут за мной.

– Как знать…

Я бессильно перевел дыхание, закрыл глаза и откинул голову назад. Мелькнула мысль, что все это – лишь похмельные глюки.

– Видел тот нож, да?

– Ну да…

Я помнил все как в тумане, но был уверен, что это ненадолго. Все будет точно так же, как с воспоминаниями о произошедшем возле Млыновки. Поначалу мутные, частично неосознаваемые, как бы не несущие ощущения опасности; потом, через кошмары и возрождаемые в недрах памяти картины, они станут все более острыми – и в конце концов примут навязчивый характер.

– На нем нет отпечатков твоих пальцев, – сказал отец. – И этого достаточно.

– Они могут сказать: «Был в перчатках».

– А перчатки где-нибудь там были?

– Папа…

– Это базовые вопросы.

Я уныло покачал головой.

– Для тебя – да, но не для полиции. Они предположат, что перчатки я забрал с собой, а потом избавился от них.

Сказав это, я вдруг осознал, что мой побег из квартиры стал худшим из всего, что я мог сделать. Надо было остаться на месте и немедленно уведомить следственные органы, а потом, ничего не трогая, ждать.

С кухни донесся запах яичницы. Мама делала лучшую в мире яичницу, но сейчас даже сама мысль о еде вызывала у меня тошноту.

Наклонившись, я уткнулся лицом в ладони.

– Что, черт возьми, творится? Кому и почему понадобилось убивать Блицера? И к тому же таким образом, чтобы все указывало на…

Я осекся, ощущая наплыв горячей волны. Ладони мгновенно стали влажными, а тошнота усилилась. Я медленно опустил руки, глядя на отца ничего не выражающим взглядом.

– Что? – спросил он.

– Этот нож…

Отец поднял брови так, что морщинки на его лбу достигли седых волос.

– Бл…! – выругался я.

– О чем ты, сын?

– Я заметил этот нож вечером, – ответил я, нервно потирая переносицу. – Открывал им какое-то вино – хотел снять фольгу с пробки…

– Ты уверен, что это тот самый нож?

Я кивнул. На сто процентов уверен не был, но, по логике вещей, так оно и было. Убийца вошел в квартиру, увидел нож на столешнице и решил его использовать. Блиц не мог оказать серьезного сопротивления, будучи в таком же состоянии, как и я. Возможно, даже в худшем…

Я невольно представил, как мой друг очнулся от пьяного сна только для того, чтобы через мгновение умереть, – и по моему телу прокатилась дрожь.

На протяжении какого-то времени мы с отцом хранили молчание. Вышли из оцепенения лишь тогда, когда в комнату вошла с яичницей мать. Она подала нам тарелки – и сразу поняла, что завтрак ждет такая же судьба, как и почти нетронутый чай. Впрочем, должна же она была что-то сделать для нас, проявить заботу…

Мать уселась на диван сбоку от отца и, сочувственно посмотрев на меня, спросила:

– Что будем делать?

– Пока ничего, – ответил я, опасаясь, что отец начнет убеждать меня немедленно связаться с полицией, но тот помалкивал.

Однако уже через минуту я понял, что свои доводы он собирается привести мне иным способом.

Отец смерил меня взглядом, который был мне хорошо знаком.

– Это не имеет никакого смысла, – сказал я.

– Помолчи, сын.

– Не нужно. Вижу, ты все так же склоняешься к обращению в полицию?

– Я не настаиваю.

– Хорошо. – Я произнес это довольно спокойно, но эмоции начинали брать верх. – Потому что, как видишь, меня подставили! И кто-то за этим стоит, каким-то образом влияя на тех, кто носит мундиры.

Отец вздохнул, а мать потупила взгляд. Для них это была старая песня, начавшая звучать вскоре после исчезновения Евы. Я прошел тогда через все стадии депрессии, обвиняя каждого, на кого мог подумать. Со временем в моем сознании закрепилась версия, что следователи скрывают доказательства потому, что как-то замешаны в произошедшем. В какой-то момент я даже решил, что нападавшие были полицейскими, захотевшими отдохнуть и развлечься после службы… В конце концов я отказался от этой абсурдной версии, как и от многих других, – но теперь был вынужден снова обратить на нее внимание. Сейчас возможно всё.

– Нынче уже не времена Народной Польши, – нарушил молчание отец. – Теперь есть оборудование, технологии. Они могут установить, что случилось на самом деле.

Случилось то, что я жив, а Блиц – нет…

Повод мог быть только один. Убийце требовалось не только устранение моего друга, не только подача некоего сигнала, но и моя виновность. Но зачем? Не проще ли было убить и меня тоже?

Мне стало еще жарче от мысли, что я был настолько близок от смерти. Хватило бы минуты – и решения одного человека…

– Они увидят лишь доказательства, свидетельствующие против меня, – пробормотал я себе под нос. – Убийца позаботился об этом…

Никто не успел даже открыть рот, чтобы ответить мне, как вдруг раздался звонок, заставивший всех вздрогнуть. Через пару секунд до меня дошло, что звонит аппарат Блица. Видимо, впопыхах, бездумно я забрал его, чтобы иметь хоть какую-нибудь связь с миром.

Я достал смартфон из кармана и увидел одно непрочитанное сообщение. Автомат от «Рейманн инвестигейшн» прислал код доступа. Машинально отложив телефон на подлокотник кресла и наморщив лоб, я уставился в гаснущий дисплей. Затем поднялся и двинулся в сторону комнаты, бывшей когда-то моей, а теперь служившей отцу кабинетом.

Когда-то я купил родителям новый компьютер, поскольку они уверяли меня, что жаждут жить в ногу со временем и пользоваться всеми чудесными возможностями интернета. Поскольку старый комп был для этого не очень-то пригоден, родители согласились на приобретение нового.

В одном из шкафов хранился и старенький «Асус» – мой первый ноутбук, для которого сейчас самое подходящее место в музее. Выбирая из двух вариантов, лучше было бы, конечно, воспользоваться стационарным компом.

Я включил его, дождался появления загрузочного окна и ввел присланный Блицу код доступа. На дисплее, в небольшой табличке, высветились имена двух пользователей. Нас идентифицировали исключительно сочетания букв и цифр. Шифр, открывавший нам доступ во внешнюю сеть, должен был обеспечивать абсолютную безопасность, но я не знал – то ли это правда, то ли маркетинговый ход, с помощью которого сотрудники агентства хотели убедить Блица пользоваться именно их услугами. Они уверяли, что вся информация автоматически шифруется специальными армейскими устройствами. И что это делается еще до того, как данные будут отосланы с компьютера отправителя, а на сервер приходит уже закодированная версия, и ее невозможно открыть без кода, который я должен получить заранее эсэмэской. Дополнительной мерой безопасности являлось то, что полученные сообщения исчезали по истечении десяти секунд.

Я выжидающе смотрел на черный экран. Наконец появилась надпись:

(xc97it) Всё в порядке?

Я ответил сразу:

(w0p6z1) Нет. Не в порядке.

(xc97it) Я общаюсь с Вернером? Да?

(w0p6z1) Да. Кто это?

(xc97it) Йола.

Я наблюдал, как ряды букв появляются и почти сразу исчезают. Это имя мне ни о чем не говорило. По-хорошему, мне не было точно известно, действительно ли на другой стороне находится какая-то девушка.

(xc97it) Мы разговаривали вчера.

(w0p6z1) Припоминаю.

Наступила долгая пауза – по крайне мере, так мне показалось. Вроде прошло несколько секунд или даже минут, пока не появилось очередное сообщение:

(xc97it) Что у вас случилось?

Теперь я вспомнил, что девушка с которой мы вчера связывались, представилась Йолой Клизой. Это ей было поручено заниматься делом Евы, а Блиц возмущался, что «ничего лучшего они и выдумать не могли», потому что она виделась ему длинноногой блондинкой с рюмкообразной фигурой.

Я обвел комнату взглядом, отмечая, что родители оставили в ней много вещей из моего детства. Заметил несколько напоминаний о Еве, сохранившихся еще со времен начальной школы. Между ними находились фигурки Человека-паука, на котором я когда-то был помешан, – до такой степени, что Ева обращалась ко мне, как Мэри Джейн к Питеру Паркеру: «Тигр». Может, это звучало, мягко говоря, необычно, но, учитывая мою увлеченность Человеком-пауком, мне это было очень приятно. Находилась здесь и табличка, упертая мной и Блицем с какого-то дорожного знака во время учебы в старших классах.

Только сейчас я ощутил тяжесть произошедшего, хотя знал: время скорби еще придет. Теперь нужно постараться, чтобы все не полетело к чертовой матери. Может, я и параноик, но хорошо представлял себе, что тогда произойдет. Полиция быстро меня поймает. Прокуратура назначит меру пресечения. Я окажусь в следственном изоляторе, где буду находиться аж до судебного процесса. Потом меня отправят в исправительное учреждение. И уж тогда и речи не зайдет о поисках следов Евы. Я никогда и нигде ее не найду. Она пропадет навсегда…

Я пустым взглядом смотрел на монитор, уносясь мыслями все дальше и дальше. Очнулся лишь когда снова появился тот же вопрос:

(xc97it) Что у вас случилось?

Осознав, что Йола – единственный человек в эту минуту, который может мне помочь, я описал ей все, что помнил. В подробности не углублялся – они сейчас неважны.

Текст исчез, и я снова уставился в черный пустой экран, на котором беспокойно мигала лишь белая стрелка курсора…

(xc97it) Есть на чем писать?

Из одного из ящиков я достал блок желтой самоклеющейся бумаги и записал на нем номер, появившийся на экране.

(xc97it) Купи в комиссионке какой-нибудь бэушный «Айпэд» с симкой и с него пошли на номер, который я тебе указала, смс с сочетанием b41t1cp1p1.

Я все записал.

(w0p6z1) Что дальше?

(xc97it) Дальше я буду тебя вести, но сейчас ты должен избавиться от телефона.

(w0p6z1) Предлагаешь скрыться?

Курсор снова мигнул, словно злой звериный глаз в темноте. Я сглотнул слюну.

Наконец появился ответ:

(xc97it) Да.

Затем внезапно доступ отрубился, а окошко закрылось. С минуту я сидел в отупении. Потом сообразил, что Клиза могла получить информацию, которой у меня не было, а значит, она знает больше, чем я.

Передо мной открывалось несколько выходов, но все они выглядели одинаково тупиковыми. В конце концов я выбрал тот из них, который показался мне наиболее надежным. Подумал, что коль уж Блиц доверился этой девушке, то, видимо, и я должен ей поверить.

И даже не подумал, что он мог погибнуть именно из-за нее…