Текст книги "Безмолвная"

9

Я даже не помышляла о таком, и когда Клиза спросила меня, может ли она приехать на виллу вместо того, чтобы рассказать мне все по телефону, сразу согласилась. Хотя и знала, что заставлю Роберта нервничать из-за этого. Он не любил, когда я принимала подобные решения, не посоветовавшись с ним.

Для других пар это было бы обычной ситуацией – знакомые могли нагрянуть к ним даже без приглашения. У нас, однако, было иначе. Если мы кого-то принимали, то все должно было быть оговорено за несколько дней до того. Роберт готовился сам и давал мне время подготовить дом.

Они с Войтеком приехали перед тем, как явилась Клиза, и у меня еще была возможность привести себя в порядок, чтобы не давать мужу повод для замечаний.

Войтек бросил ранец на пол в прихожей и сразу направился в свою комнату.

– Ты куда? – спросила я, стоя в дверях зала.

Он остановился и смерил меня взглядом.

– Привет, мама!

– Привет, озорник!

Сын подошел и обнял меня. Он был еще в таком возрасте, что делал это без смущения, но я прекрасно понимала: такое продлится еще три, от силы четыре года. Достаточно того, что школьные товарищи, увидев, как я иногда на прощанье целую его возле школы, начинают над ним подсмеиваться. В такой день Войтек возвращается домой с поникшей головой, и все нежности кончаются.

Я взлохматила ему волосы и хотела сказать, чтобы убрал ранец, но Роберт уже поднял его. Он был прекрасным отцом – даже лучше, чем тот, о каком я мечтала для Войтека. Может, ему не хватало лишь немного дальновидности, когда он подкатывал на «БМВ» к школе, но во всем остальном он был почти идеален.

То, чего ему не хватало как мужу, Роберт восполнял как отец. Наверное, я еще и поэтому прощала ему все плохое, что он делал со мной. А потом это стало повседневностью… Переживания, испытываемые мной в тяжелые минуты, не компенсировало никакое удовлетворение. И даже если подобное происходило, то чувство это пропадало так же быстро, как мое упрямство после очередного конфликта.

– Что в школе? – спросила я.

Сын, не ответив, зыркнул в сторону своей комнаты. Я прекрасно знала, что все думки у него сейчас о том, чтобы поскорее усесться за ноутбук. Это помимо того, что в школе наверняка неустанно шарился по сетям в смартфоне, а в машине сразу включил планшет.

– Ничего интересного, – после короткой паузы ответил Войтек.

С ним я тоже должна была ежедневно вытанцовывать. Начиналось с «ничего интересного», а потом я постепенно вытягивала из него подробности. В этот день, однако, позволить себе такого не могла. Отпустила Войтека в комнату и сдержанно улыбнулась Роберту, ставившему ранец за порогом. Он по-прежнему поглядывал на меня с заметной опаской, осознавая, что вчерашнее нарушение им очередной «границы» предрекает ему горение в адском пламени и это пламя связано со мной.

Приблизившись, я взяла его за руку и тихо сообщила:

– Клиза напала на что-то существенное. Скорее всего, та девушка прислала какое-то послание.

– Послание?

– Йола не захотела сообщать подробности по телефону. Хочет поговорить с глазу на глаз.

– Так, может, я доброшу тебя до «Балтик Пайп»?

– Я сказала ей, что желательно приехать сюда, – сказала я быстро. – Это не займет много времени. Мы посидим на втором этаже, в моем кабинете.

Это помещение, довольно просторное, не в полной мере относилось ко второму этажу, а являлось скорее чердачным. Но мне нравятся скошенные потолки. Это было мое святилище, в котором я чувствовала себя комфортно. Но выбрала для своего кабинета именно его не только поэтому. Сначала я не осознавала, а потом поняла, что это было единственное помещение, в которое Роберт действительно никогда не входил и в котором ни разу меня не ударил. Пока…

Я отогнала негативные мысли, хотя при виде мужнина лица это удалось мне с трудом.

– Здесь? – спросил он и сердито поджал губы.

Недовольно поведя головой, отвернулся и пошел в кухню. Молча, нервно дернул дверцу холодильника. Снова повел головой. Я физически ощущала, как в нем нарастает злость.

Роберт вынул вино, налил себе и опорожнил полный бокал двумя большими, быстрыми глотками. Потом возмущенно спросил:

– Сколько раз мы будем возвращаться к одной и той же теме?

– Она спросила, а я просто…

– Ты ведь знаешь, что я не люблю нежданных гостей!

– Знаю, но это же касается работы. Мы всё быстро обсудим в моем кабинете.

– Нельзя было встретиться в баре? – Роберт отвернулся, но я успела увидеть, как в его глазах вспыхивают один за другим гневные огоньки. – Тебе там плохо? – снова начал заводиться он.

– Нет, но я не хотела лишний раз причинять тебе расход.

– Какой расход? По крайней мере это стоит меньше, чем терпеть присутствие в доме чужого человека.

– Она – твоя сотрудница, Роберт…

Он так неожиданно шагнул ко мне, что я невольно отшатнулась. Обычно это было признаком начинающейся разборки. Однако на этот раз Роберт вовремя сдержал себя.

– Мы не станем сюда входить, – примирительно сказала я, окинув взглядом зал, совмещенный с кухней. – Сразу пойдем наверх.

Роберт не отозвался. Несколько секунд спустя яростно глянул на меня, и я испугалась, что он вот-вот утратит над собой контроль, ударит меня – и тогда возврата уже не будет.

Но сейчас меня беспокоило не то, что может дойти до рукоприкладства, а что я не могу отменить встречу. Может, он сам позвонит Клизе и скажет, что я себя плохо почувствовала? Подобные сценарии мы разыгрывали уже не раз.

Роберт сделал очередной шаг ко мне, как вдруг раздался сигнал следящей системы, извещающий о том, что кто-то появился у ворот. Мы молча посмотрели друг на друга.

– Можешь отправить ее восвояси, – сказала я неуверенно.

– Сейчас? – он фыркнул. – И что ты ей скажешь?

– Я не обязана ей ничего объяснять.

– Нет, – холодно заключил Роберт. – Пусть войдет.

Он сам отворил калитку и уселся на диване, незаметный из коридора. И сидел молча, когда мы с Йолой поднимались на второй этаж.

Я думала, что Клиза поведет себя точно так же, как и другие гости, посетившие нас в первый раз, – бесконечно будет все разглядывать, выдавая многочисленные комплименты и ахи-охи восторга. Одних изумляла картина, открывающаяся взору из зала через почти полностью застекленную стену. Другие восхищались множеством книг на полках, которыми была уставлена просторная лестничная площадка.

Однако Йола прошла в мой кабинет, словно ничего не заметив. Заговорила лишь внутри, усаживаясь за маленький столик под большими окнами, встроенными в крышу дома. Кроме столика в кабинете находились мой письменный стол, несколько стульев и небольшие книжные стеллажи.

Она оперлась на столешницу локтями и нервно потерла лицо ладонями, оставив на щеках красные следы. Потом глянула на меня так, что стало понятно – через мгновение я услышу нечто неприятное.

– Мне просто не верится, – начала Клиза. – Чудовищно запутанное дело!

Я села рядом с ней.

– Что нарыла?

– В общем-то, не я, а сам Верн.

Я приподняла брови.

– То есть Вернер, – уточнила Йола и, взмахнув рукой, продолжила: – Мы пришли к этому совместными усилиями, но инициировала все Ева.

– Что конкретно?

Йола поудобнее уселась на стуле и откашлялась.

– На том снимке, который, к сожалению, кто-то удалил с фанатской страницы, Ева была в майке, не имевшей ничего общего с «Фу файтерс».

– Хм…

– Это был их концерт. А она была в футболке с названием другой группы.

– Ну и что?

– Только то, что это привлекло мое внимание. Верн покопался немного в памяти, я помогла ему, и мы установили, что на майке были «Наталья Гутьеррес и Анжело».

– Ни о чем не говорит…

– «Лучшие дни», – подсказала Йола.

– Тоже ни о чем не говорит.

– А должно бы. Потому что это было громкое дело.

Я посмотрела на нее, слегка напряженная, поскольку боялась, что когда мы перейдем к основному, Роберт постучит в дверь, извинится перед Йолой и сообщит, что по какому-то поводу нам с ним нужно уйти. На какое-то время он придержал эмоции, но я достаточно хорошо знала своего мужа и то, что надолго его выдержки не хватит.

– Наверняка ты слышала о РВСК, – бросила Йола.

– Слышала. Некоторое время назад они заключили непрочный мир с правительством Колумбии.

Я знала об этом революционном партизанском движении благодаря тому, что одно время все СМИ громко трубили о мире, установленном в 2016 году после 50-летней кровавой гражданской войны в Колумбии. Она унесла жизни более 200 тысяч человек, а 5 миллионов стали беженцами. Сыгравший главную роль в достижении мира душ Сантуш получил за это Нобелевскую премию. Но дело запомнилось мне по иной причине.

Колумбийцы должны были утвердить мир с помощью референдума, но ничего не получилось – из-за недостаточного количества необходимых голосов. От мира отказались потому, что, согласно договоренности, некоторые преступники остались бы безнаказанными за свои кровавые дела. Это решение было нерациональным, но мне почему-то понравилось.

– Замечательно! – сказала Йола. – В таком случае достаточно и того, что я расскажу тебе о самом главном.

Я жестом поторопила ее, все так же настороженно косясь на дверь.

– В две тысячи десятом году колумбийские силы специального назначения утвердили операцию по налетам на базы РВСК, – продолжила Клиза, выпрямляясь. – Во время одного из них ставилась задача отбить заложников, пребывавших в заточении почти десять лет. Но нужно было заранее поставить их об этом в известность.

– Зачем?

– Потому что боевики РВСК сразу расстреливали заложников, едва лишь узнавали или подозревали о намерениях правительства их отбить.

– Понятно.

– Перед командовавшим акцией полковником Эспейо встала проблема. Надо было тайно сообщить заложникам, чтобы те ждали помощь и готовились к побегу. Десять лет с ними не было никакой связи, а любая информация, даже зашифрованная, быстро становилась известна партизанам.

Я кивала, надеясь, что Клиза поторопится.

Военный решил привлечь специалиста-маркетолога Хуана Карлоса Ортиза, которому нужно было испытать новый метод передачи информации.

– И что он использовал?

– Азбуку Морзе.

– Очень инновационный метод, – улыбнулась я.

– Партизаны владели им очень слабо, – продолжала непоколебимая Клиза. – Зато удерживаемые в плену военные знали азбуку Морзе превосходно. И Ортиз исходил из того, что они сразу прочтут написанное с ее помощью сообщение.

– Это всё…

– Конечно, он не мог передать его напрямую, – не останавливалась Йола. – Дело даже не в том, что боевики из РСВК не сумели бы расшифровать сообщение. Проблемой было то, как сделать так, чтобы заложники вообще получили сигнал. Ведь они содержались в джунглях, вдали от цивилизации… Так вот, Ортиз придумал зашифровать его в песенке, которую затем транслировали бы через очень мощные усилители.

Я недоуменно наморщила лоб.

– Наняли пару артистов и целый коллектив композиторов, чтобы сочинить соответствующую мелодию. Это оказалось довольно просто, а в припев поместили около двадцати слов, составлявших текст сообщения. В целом песня выглядела как типичный попсовый хит с электронными вставками, в которые вписались символы азбуки Морзе.

– Неплохо.

– Песенку стали крутить неподалеку от черты джунглей. Считалось, что ее услышали около трех миллионов человек. Но зашифрованное сообщение распознали только те, кому это было нужно. Операция по освобождению заложников прошла успешно.

– Но какая здесь связь с Евой?

– Такая, что тех двоих артистов, которые исполняли песенку с зашифрованным сообщением, звали Наталья Гутьеррес и Анжело. А песенка называлась…

– «Лучшие дни», – закончила я за нее.

Йола откинула волосы назад. Лицо ее выражало удовлетворенность. Пожалуй, впервые в жизни я видела ее такой довольной.

– Не было никаких других песен, никаких коммерческих изданий, а тем более никаких футболок, – добавила она и сделала вывод: – Тот факт, что Ева была на концерте в такой майке, является сообщением.

– Каким?

– Что кто-то продолжает насильно удерживать ее в неволе.

Я встала из-за стола и прошлась по кабинету. На момент задержалась перед большими чердачными окнами и глянула на тучи, свободно плывущие по небу. Потом повернулась к Йоле.

– То есть люди, совершившие над ней насилие у реки, затем похитили ее?

Йола кивнула.

– И на протяжении десяти лет эта девушка испытывала неимоверный страх…

– Увы… Только у меня нет уверенности, что футболка – это зов о помощи. Ева не случайно появилась на том концерте. Она была уверена, что там будет Блицкий.

– Так думаешь?

– Я знала, что он, можно сказать, был помешан на «Фу файтерс» и не пропустил бы такое событие. Тем более что происходило оно недалеко от Ополя.

Я прислонилась к комоду и в задумчивости потерла шею.

– На снимке она выглядела довольной концертом. Это не согласуется с версией ее насильственного удержания…

– Может, ей велели так себя вести?

– Возможно, – допустила я. – Только зачем им понадобилось пускать ее на этот концерт? Не улавливаю смысла.

– Наоборот…

Я вопросительно посмотрела на Клизу.

– Во многих случаях похищения девушек их время от времени выпускают под надежным присмотром. Похитители хотят, чтобы похищенные после нескольких лет одиночества почувствовали себя угнетенными по отношению к внешнему миру. Ощутили бы, что стали для него чужими, и охотнее возвращались бы к месту заключения.

– По твоему мнению, она их перехитрила?

Йола снова поправила волосы. На этот раз ее движения были мне уже знакомы – нервные и совсем неэротичные.

– Она должна была готовиться к этому давно, – проговорила Клиза. – Заказать такую футболку довольно сложно. Но, видимо, там, где ее удерживают, у нее есть немного свободы. Столько, сколько требуется для того, чтобы подать знак о помощи.

Мы смотрели друг на друга, словно хотели понять все хитросплетения этой ситуации и одновременно шарахались от них.

– Десять лет… – произнесла я.

– Знаю, это ужасно.

– Что же должно было происходить с ней все это время?

Клиза пожала плечами, но в этом жесте не было ни чуточки равнодушия.

– После изнасилования Верна оставили на берегу, а ее, судя по всему, загрузили в машину и куда-то вывезли. Наверное, издевались над ней и долго творили то же самое, что и у Млыновки. Пока не сломали, пока не добились от нее гарантированной покорности.

Какое-то время мы молчали. Я уже хотела спросить Клизу, удалось ли ей установить, что означает известие от Евы и можем ли мы узнать больше, но тут раздался стук в дверь. Не дожидаясь ответа, в кабинет вошел Роберт. Он улыбнулся – доброжелательно и как бы извиняясь.

Что сейчас скажет мой муж, я знала. Как бы в подтверждение этому Роберт глянул на часы.

– Извините, что помешал, но мы должны собираться на встречу, на которую не можем опаздывать, – объявил он.

Клиза резко поднялась, словно стул под ней загорелся.

– Конечно. Это я прошу извинить меня, пан Рейманн…

– Без проблем.

– Послушай, Роберт… – начала я.

– Мы и вправду опаздываем, – отрезал муж, и лицо его приняло такое выражение, будто он и в самом деле с тяжелым сердцем вынужден выпроводить Йолу.

Роберт был замечательным актером, а я уже знала, что сегодня на спокойную ночь могу не рассчитывать.

10

Я старался вытянуть из памяти каждую, даже мельчайшую, деталь проклятой футболки. Каждую новую деталь, касающуюся позы Евы, выражения ее лица – все, что могло бы оказаться полезным.

А ведь наверняка что-то было. После услышанного от Клизы у меня уже не оставалось сомнений, что это не просто сигнал о помощи, а нечто большее – закодированное сообщение, а может, даже подсказка, где искать Еву.

Однако память меня подводила. Головная боль, усталость и то и дело возникающие перед глазами картины окровавленной постели в квартире Блица лишь способствовали этому. Вместе с тем напрягала мысль о том, что я точно в розыске – если не формально, то фактически. Первый встречный полицейский, установив мою личность, уже глаз с меня не спустит.

Я понимал, что мне нужно хоть немного отдохнуть, освежить разум, чтобы тот мог снова работать.

Клиза позвонила через час или полтора после нашего последнего разговора.

– Где ты? – спросила она.

– Возвращаюсь в Заодерье.

– Тебе нужно исчезнуть из города как можно скорее.

– Так и собираюсь сделать, но…

– Знаешь, где Хжанстовицы?

– Угу.

– Есть там один мотель при дороге, ведущей на Ченстохово.

– Знаю его.

Его мало кто не знал. Под Ополем было два больших теннисных комплекса: один в Хжанстовицах, другой в Завадзе. Они возникли тогда, когда в Польше еще никто не знал теннисистку Агнешку Радваньску.

– Остановишься в нем на какое-то время, – сказала Клиза. – Номеров там достаточно, но никто не должен обратить на тебя внимание. Поскольку мотель придорожный, то, думаю, немало людей останавливаются там анонимно.

– Необязательно, – выразил я сомнение. – Если он находится на трассе, то это не значит…

– Что дорога от этого меньше, – оборвала меня Клиза.

Я закатил глаза и опустил телефон. Потом снова поднял:

– Будешь все время прерывать меня?

– Хочу решить все побыстрее. Это очень важно!

– В таком случае определись с другим местом. В том мотеле есть ресторан, куда часто приезжают люди из города.

Йола пробормотала себе под нос что-то невразумительное. Похоже, выругалась.

– Находясь в отеле, можно обойтись и без посещения ресторана.

– Да, но…

– Значит, тогда по-быстрому там отметишься и не будешь показываться.

На протест у меня не хватило сил. Вполне возможно, что она права. Так или иначе, мне нужно было место, где я мог бы спокойно подумать над тем, что же еще было запечатлено на снимке. Вместе с тем в душе я не переставал сокрушаться о том, что лишился фото, спугнув похитителей. Одно только было непонятно…

– Ты здесь, Верн?

Опять Верн! Но я уже отказался от попыток поправлять ее.

– Обдумываю кое-что…

– Не обдумывай ничего. Только делай!

– Это твой принцип?

– Нет, но сейчас он должен стать твоим.

Я умолк, провожая взглядом проезжающие автомобили. Параноидальные чувства, видимо, потихоньку покидали меня, поскольку мне уже не казалось, что я служу предметом внимания окружающих.

– Кто такой Фил Брэдди? – спросил я.

Клиза не отвечала.

– На чьей он стороне? Какой у него во всем этом интерес?

Когда молчание на другом конце уже стало затягиваться, я негромко кашлянул.

– Ну, что я могу тебе сказать… – буркнула Клиза.

– Что-нибудь.

– Установила только, что после удаления своего поста он не разместил его снова. Никакого следа не осталось.

Мысль о том, что Фила могла постигнуть участь Блицера, вызвала у меня дрожь. Но нет, такое невозможно. Я надеялся, что похититель Евы вряд ли обладает большими возможностями, позволяющими ему дотянуться до кого-то в Великобритании.

– Доедешь до мотеля общественным транспортом?

Встряхнув головой, словно отгоняя кошмарный сон, я ответил:

– Автобусы останавливаются возле дачных участков.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Оттуда дойду пешком.

– Старайся не попадаться никому на глаза.

– Постараюсь, – заверил я, ощущая себя так, словно очутился в чужом, сюрреалистичном мире, действительно не понимая, как смогу в нем существовать и удастся ли мне не бросаться людям в глаза.

Размышляя об ожидающем меня непредсказуемом будущем, я двинулся к ближайшей автобусной остановке. Спросил:

– А дальше?

– Приеду к тебе.

Конечно, это ничего не решало, но немного подняло мне дух.

– Некоторое время побудешь у меня, затаишься, – продолжила она.

– Уверена?

– В ином случае я тебе этого не предлагала бы. Потом решим, что делать дальше.

– Предпочел бы решить сейчас, – возразил я. – У нас нет ни снимка, ни определенного направления поисков. Есть только информация об обращении Евы за помощью. И если те люди очень быстро удалили все из «Фейсбука», то, скорее всего, они уловили ход развития ситуации.

Я допускал, что причина ее молчания в данном случае не заключается в неведении.

– Десять лет продержалась – продержится еще немного, – заключила наконец Клиза. – Очевидно, она может о себе позаботиться.

У меня относительно этого уверенности не было. Но я не хотел даже думать о том, что Ева должна сделать для обеспечения собственной безопасности. Ведь похитители, узнав о ее попытке связаться со мной, наверняка пришли в бешенство…

Только теперь меня осенило, как все происходило в действительности. На протяжении десяти лет Ева жила, действовала, боролась за свое освобождение, – и наконец ей удалось что-то мне передать. Это было наиважнейшим событием.

– Ей нужна наша помощь, и как можно скорее, – убеждал я Клизу, подходя к остановке.

– Сделаем все, что надо, Верн.

– Неужели?

– Всё спокойно проанализируем. Немного отдохнешь – и припомнишь особенности того снимка.

– Даже если и вспомню, то не всё. Нам нужно что-то большее.

Ведя пальцем по автобусному расписанию, я искал информацию о поездках автобуса № 17. Знал, что он отправляется с круга на улице Дамбоня и следует до дач на улице Ченстоховской. Оттуда до мотеля мне останется пройти каких-то 5–6 километров. Но я не был уверен в том, что делаю все правильно.

– Что соображаешь? – спросила Йола.

– Что вернусь в квартиру Блица…

– С ума сошел?!

– А вдруг он сделал принтскрин? Или где-то в его ноутбуке есть что-то, что…

– Ты точно сошел с ума! – прервала меня Клиза. – Мало того что полиция тебя сразу повяжет, так ты еще и не найдешь ничего. Не знаешь, как скрупулезны эти люди?

Я не собирался с ней спорить. Тем более что в глубине души признавал ее правоту. И, возможно, даже ожидал, что она не одобрит мой замысел.

– Делай, что говорю, Верн. Увидишь, все будет хорошо.

– Ничего хорошего уже не будет…

Глянув на часы, я отметил, что до приезда автобуса остается около пятнадцати минут. Усевшись под навесом, понурил голову и произнес:

– Для меня хуже всего пассивность. Поэтому я собираюсь действовать.

– Как?

– Прикинусь фанатом. Но буду искать не конкретного человека, а все фотоснимки с того концерта.

Йола выдохнула прямо в телефон.

– Я пересмотрела все, что есть в интернете, – заверила она. – Ни на одном из них Евы не видно. Или они позаботились о том, чтобы убрать все снимки с ней, или постарались никому не дать их выложить. А этот единственный случай мог оказаться их проколом.

– Потому что основное внимание они обращали на объективы фотоаппаратов, а не на смартфоны?

– Видимо, так.

– А ведь снимков может быть значительно больше. Только никто их не опубликовал.

Это было настолько очевидно, что не нуждалось в ее подтверждении. Фотоснимки и видеоролики о таких событиях люди сохраняли в памяти уже не компьютеров, а смартфонов. И просматривали тоже на экранах смартфонов, где те хранились.

– Это не лучшая задумка, Верн.

– Лучшей не имею.

– Ты можешь навлечь неприятности не только на себя, но и на нее. Если похитители заметят, что ты ищешь другие снимки, то ситуация для Евы может ухудшиться.

– Почему? – спросил я. – Решат: в отчаянии я ищу хоть что-то, что может мне помочь…

Мне хотелось так думать. Хотелось, чтобы они были шайкой, состоящей из нескольких тупых похитителей, не имеющих ничего общего с профессионалами. В то же время я сознавал, что стараюсь обмануть самого себя.

– Это единственный шанс, – добавил я.

Когда автобус, распространяя в воздухе смрад выхлопных газов, остановился у остановки, у меня сложилось впечатление, что Клизу – хотя бы частично – удалось убедить. Но вот у меня самого уверенности ни в чем не было.

Рискуя, я попросил отца встретиться со мной на одной из остановок 17-го маршрута. Мне нужен был ноутбук, и в сложившейся ситуации подошел бы даже старенький «Асус».

Хорошо, что отец, купив новый телефон, не поменял номер, сохранившийся у него еще со времени покупки первого аппарата, иначе я не смог бы с ним связаться. Когда он приобрел первый телефон, приходилось на всякий случай записывать номера. Это теперь иначе – вбил номер в память телефона и сразу же выкинул его из головы…

Небольшую сумку с ноутбуком отец передал мне в дверях, дождавшись выхода пассажиров.

– Мать положила и немного еды, – сообщил он.

Впервые после длительного, мрачного молчания я не смог сдержать улыбку. Мы без слов переглянулись. Но дверь закрылась, автобус тронулся с места, и мне было видно, как отец смотрит ему вслед. Меня охватило чувство, словно вернулись годы детства, когда я выезжал в лагерь или «зеленую школу». Увы, данная аналогия была неуместна. Тогда я уезжал из города, твердо зная, что скоро вернусь, а теперь такой уверенности я не испытывал…

Отметившись в мотеле, я пришел к выводу, что никто не обратил на меня внимание. Сумка с ноутбуком в определенной степени придавала мне образ человека, едущего куда-то по делам.

В номере я достал изрядно послуживший мне ноутбук и обратил внимание на клавиши с наиболее стертыми буквами. W, A, S, D… Обычная картина на компьютере каждого игрока.

Подключение к вай-фаю не заняло много времени, но ноутбук работал так, словно должен был вот-вот сдохнуть. В конце концов мне все-таки удалось завести в «Фейсбуке» новый аккаунт, поместить в профиль первое попавшееся фото и внести несколько случайных знакомых в качестве друзей.

Затем я мысленно определил нужные направления поиска с фиктивного профиля. Лучше всего разместить на польской фанатской странице просьбу о предоставлении снимков рок-группы «Фу файтерс». Конечно, если похитители – профессионалы, то они мониторят эту страницу, но так, по моему мнению, у меня было больше шансов напасть на фото с Евой.

Я выходил на страницу в среднем через каждые пятнадцать секунд, надеясь на чудо. Вдруг кто-то сразу отреагирует? Свою просьбу не объяснял – просто написал, что ищу фотоснимки с концерта. Думал, таким образом перехитрю похитителей. Однако довольно скоро отказался от этой мысли, сообразив, что они очень бдительны.

Где-то через час стали появляться первые фотоснимки, сделанные в основном телефонными камерами. На них были сняты и знакомые приславших снимки, поскольку это был хороший повод вспомнить о недавних впечатлениях.

Я лениво просматривал фото, не надеясь, что увижу на каком-нибудь из них Еву. Около десяти лет счастье не улыбалось мне, и сейчас повода надеяться на лучшее у меня не было.

Его и не случилось. Вечер, посвященный обнаружению Евы в толпе, был потрачен напрасно. Я уже начал засыпать, когда неожиданно раздался короткий громкий звонок. В первый момент я не сразу сориентировался, что это за звук, но потом сообразил, что так новый телефон проинформировал меня о пришедшей эсэмэске.

Трубку я взял без особого энтузиазма. Клиза наверняка позвонила бы, а отцу было наказано ни в коем случае не контактировать со мной по этому номеру, чтобы не навлечь неприятности как на себя, так и на меня. Однако сообщение пришло именно от него: «Включи телевизор».

Больше он ничего не написал. Поэтому я не имел понятия, что должен был увидеть.

На «Первом», «Втором» и основных коммерческих телеканалах – ничего, что могло бы меня заинтересовать, не было, но когда я переключился на «ТВН24», то понял, в чем дело.

Информация в виде бегущей по желтой полосе строки гласила: «В Ополе после 10 лет поисков обнаружилось тело пропавшей девушки…»