Текст книги "Королевство душ"

Рена Баррон
Королевство душ

Посвящается всем, кто осмеливается мечтать и жить своими истинами.

Всем, кто готов противостоять злу и сказать: «С меня достаточно», – эта книга для вас…

…и для моей семьи.

Rena Barron

Kingdom of Souls

Copyright © 2019 by Rena Barron

Перевод с английского Виктора Семиволосова

© Семиволосов В., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Часть I

И восстанет она из огненного пепла.

И никакая вода не сможет унять ее боль.

И никакое Искупление не постигнет ее.

И да никогда мы не произнесем ее имени.

– Песня о Безымянной

Пролог

Стой спокойно, Маленькая Жрица.

Отец стоит передо мной на коленях, сжимая в руке ожерелье из зубов.

Они сверкают, как полированный жемчуг, и я расправляю плечи, пытаясь казаться выше, – я хочу, чтобы отец гордился мной. Гулкое эхо барабанов джембе не дает мне услышать, что он говорит, но я вижу яркий блеск в его глазах, когда он надевает ожерелье с зубами на мою шею. Этой ночью я стану истинной дочерью племени Аатири.

Магия всех цветов трепещет в воздухе – нежная, как взмах крыльев бабочки. Я не могу сидеть спокойно, пока ее всполохи пляшут на темной коже моего отца, словно светящиеся жуки. Магия скользит по его подбородку, прыгает ему прямо на нос. Я протягиваю руку, чтобы поймать один золотой уголек, но он выскальзывает у меня из пальцев. Я смеюсь, и отец смеется мне в ответ.

Девочки перешептываются, пока их матери поправляют кафтаны и костяные амулеты. Магия окутывает далеко не каждого – огоньки подлетают к каждому третьему, игнорируя остальных. В моей груди что-то сжимается – я вижу, как магия уходит к другим, ко мне же огоньки не подлетели ни разу. Ни разу.

Те немногие, что говорят на языке тамаран, спрашивают меня, каково это – жить в далеком Всемогущем королевстве. Они говорят, что я не настоящая Аатири, потому что моя мать не из племени. У меня в животе все сжимается от этих слов, потому что в них есть правда.

Я высоко держу голову, пока отец поправляет мне воротник. Он единственный мужчина в палатке, и другие девушки шепчутся об этом. Мне все равно, что они говорят. Я рада, что он здесь.

– Почему магия не приходит ко мне, отец?

Вопрос прозвучал слишком громко, и в палатке воцарилась тишина. Другие девочки и их матери смотрят на меня так, словно я сказала что-то плохое.

– Не волнуйся, дочка, – говорит он, складывая рукава моего оранжево-синего кафтана, такого же, как у него. – Она придет в свое время.

– Но когда? – говорю я, топая ногой.

Несправедливо, что многие дети Аатири моложе меня уже обладают магией. Среди моих друзей из племени Тамар одна лишь я могу видеть магию – но здесь она стекается к другим детям, которые заставляют ее делать разные вещи. Я не могу так.

– Может быть, никогда, маленькая эвайя, – произносит на тамаран с сильным акцентом самая старшая девочка. Она сердито смотрит на меня, и я морщу нос, отвечая ей взглядом. Я не ребенок, она ошибается. Все придет со временем.

Мать девочки цокает языком и что-то суетливо говорит ей на аатири. Ее слова скользят мимо моих ушей без всякого смысла, как и все странные и красивые языки на рынках у нас дома.

– Даже если магия никогда не придет к тебе, ты все равно останешься моей Маленькой Жрицей, – говорит отец.

Я показываю девочке язык. Это научит ее не быть такой злой.

Другая девочка спрашивает, почему здесь нет моей матери.

– У нее есть более важные дела, – отвечаю я, вспоминая, как отец умолял ее приехать.

– Почему такое грустное лицо? – спрашивает отец, сжимая мои щеки. – Имебье – это время празднования. Сегодня вечером ты начинаешь свой долгий путь во взрослую жизнь.

Барабаны джембе затихают. Я прикусываю губу. Другие девочки вздрагивают. Пришло время встать перед всем племенем, чтобы вождь мог благословить нас. Но ноги не слушаются меня, а другие девочки тем временем спешат из палатки со своими матерями.

– Отец, я хочу домой, – шепотом говорю я, после того как последняя девочка уходит. Его глаза как будто потухли.

– Мы скоро отправимся домой. Хорошо?

– Я хочу домой сейчас же, – говорю я чуть тверже.

– Разве ты не хочешь принять участие в Имебье?

Я качаю головой так сильно, что мои костяные амулеты начинают позвякивать. Отец поднимается на ноги.

– Как насчет того, чтобы просто посмотреть церемонию вместе?

Вождь входит в палатку, и я прижимаюсь к отцу. Ее серебристый кафтан трепещет вокруг лодыжек, ярко выделяясь на фоне темной кожи. Черно-белые дреды собраны в подобие хвоста у нее на макушке.

– Планируют ли мой сын и внучка принять участие в церемонии, ради которой они четырнадцать дней провели в дороге? – звучит в палатке ее низкий голос.

Отец приобнимает меня за плечи.

– Не в этом году.

Вождь кивает, как будто ее это устраивает.

– Могу я поговорить со своей внучкой наедине, Оше?

Отец обменивается с ней взглядом, которого я не понимаю.

– Если Арра не возражает.

Я сглотнула комок в горле.

– Хорошо.

Он сжимает мое плечо, прежде чем выйти из палатки.

– Я посторожу для тебя место поближе к центру.

Вождь садится на пол и одаривает меня лукавой улыбкой, показывая редкий ряд зубов.

– Присядь со мной.

Шорох шатра – отец вышел. Мои ноги ноют от желания последовать за ним, но вид великого вождя Аатири, сидящей на полу, удерживает меня на месте. Я сажусь напротив нее, и она поднимает ладонь. Искры желтой, пурпурной и розовой магии падают ей на руку.

– Как ты заставляешь магию приходить к тебе, великий вождь?

Ее глаза широко распахнулись от удивления.

– Прежде всего я твоя бабушка. Обращайся ко мне именно так.

– Как, бабушка? – наконец говорю я, прикусывая губу.

– Кто-то может вытягивать магию из ткани мироздания. – Бабушка смотрит на разноцветные блики, что танцуют на кончиках ее пальцев. – Некоторые могут призвать магию ритуалами и заклинаниями. Многие вообще не способны призывать магию. Это дар от Хека народам пяти племен – дар самого себя. Но для каждого человека этот дар разный.

Она протягивает мне пучок магии, и я наклоняюсь к нему поближе. Я надеялась, что на этот раз магия придет ко мне – но она исчезает, едва коснувшись моей руки.

– Я вижу ее, – говорю я, опустив плечи, – но она меня не слушается.

– Такое и правда случается редко, – говорит она. – Такие случаи уже были, но их мало.

Пушистые пучки ее магии прижимаются к моему лбу. Ощущение неприятное, и я засунула руки между коленями, чтобы не чесать лицо.

– Похоже, у тебя есть еще один дар, более редкий. – Ее брови сошлись вместе, как будто она наткнулась на загадку. – Никогда не встречала разум, к которому не могла бы прикоснуться.

Знаю, она говорит это, чтобы я почувствовала себя лучше, но это ничего не значит, ведь я не могу призывать магию, как настоящие колдуны – как мои родители, как она.

Бабушка лезет в карман и достает горсть костей.

– Они принадлежали моим предкам. Я использую их, чтобы привлечь к себе еще больше магии – больше, чем я когда-либо смогу удержать на кончиках пальцев. Когда я сосредотачиваюсь на том, что хочу увидеть, они показывают мне это. Хочешь попробовать?

Она бросает кости в мою ладонь. Они блестят в свете горящих лампад с маслами, установленных на табуретках под навесом.

– Закрой глаза, – говорит бабушка. – Позволь костям заговорить с тобой.

По моей руке пробежал холод, и сердце заколотилось. Снаружи снова зашумели барабаны джембе, отбивая медленный, ровный ритм, от которого у меня перехватило дыхание. Вся правда написана на лице бабушки.

Правда, которую я и так знаю. Кости не разговаривают.

Шарлатанство.

Это слово эхом отдается в моей голове. Так моя мать говорит про уличных торговцев на рынке – тех, кто продает бесполезные талисманы на удачу, потому что их собственная магия слаба. А вдруг она и меня считает шарлатанкой?

Мои пальцы болят от напряжения, и бабушка шепчет:

– Отпусти их.

Кости вылетают из моей руки и рассыпаются по полу между нами. Какие-то падают недалеко друг от друга, какие-то улетают довольно далеко. Мои глаза горят при взгляде на них. Я стараюсь услышать хоть какое-то послание предков сквозь шум барабанов.

– Удалось что-нибудь увидеть или услышать? – спрашивает бабушка.

Я моргаю, и слезы наворачиваются на глаза.

– Нет.

Бабушка улыбается и собирает кости.

– Не у всех магия проявляется так рано. Кого-то она не слушается до тех пор, пока они не достигнут зрелости. Но когда дар приходит позже, он проявляет себя очень сильно. Возможно, когда-нибудь ты станешь могущественной колдуньей.

Мои руки дрожат, когда слова девушки из племени Аатири возвращаются ко мне: «А может, и никогда».

– Пойдем, дитя, праздник ждет, – говорит бабушка, поднявшись на ноги.

Я выбегаю из палатки, не дожидаясь бабушки, по щекам текут слезы. Я не хочу быть сильной колдуньей в далеком будущем. Я хочу, чтобы магия пришла ко мне прямо сейчас. Меня обдает жаром ночной пустыни, и мои босые ноги шлепают по твердой глине. Искры магии падают с неба на вытянутые руки других детей, но часть их улетает прочь. Я бросаюсь сквозь толпу и следую за своенравным сгустком магии, твердо решив поймать его сегодня.

Она вьется, словно крылатая змея, между глинистыми хижинами, всегда держась на два шага впереди меня. За палатками звук барабанов слышен не так сильно, он превращается в отдаленный гул. Сгусток магии исчезает, и я останавливаюсь. Здесь темно и холодно. Внезапно мой нос улавливает запах снадобья, замешанного на крови. Кто-то проводит ритуал в темноте. Нужно разворачиваться и убегать. Ветер предостерегающе завывает, но я подхожу чуть ближе. В мою лодыжку внезапно вцепляются пальцы, кривые и тонкие, как корни дерева.

Я дергаю ногой, и рука разжимается. Мое сердце бьется громче барабанов джембе, я вспоминаю все страшные истории о демонах. Писарь однажды предупредил во время урока: «Не попадайтесь в тени, потому что демон ждет, чтобы украсть вашу душу. Чем моложе душа, тем слаще его праздник». Дрожь пробегает по рукам при этой мысли, но я напоминаю себе, что это всего лишь сказка, которую рассказывают детям, чтобы напугать их. Я уже слишком взрослая, чтобы верить в такое.

Но дыхание ко мне возвращается лишь тогда, когда я вижу силуэт женщины. Она бьется в конвульсиях на песке, а ее кожа светится от магии. Рот женщины скривился в душераздирающем крике. Я не знаю, что с ней делать; она выглядит и молодой, и старой, и живой, и мертвой. Кажется, ей больно.

– Дай мне руку, – говорит женщина слабым голосом.

– Я могу позвать отца, – предлагаю я, помогая ей сесть.

Ее смуглая кожа приобрела пепельный оттенок и покрылась испариной.

– Не стоит. – Она вытирает грязь с губ. – Мне просто нужно отдохнуть от заклинания.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я, опускаясь на колени рядом с ней.

– Могла бы задать тот же вопрос, да ответ уже знаю. – В ее пустые глаза возвращается искра жизни. – Есть только одна причина, по которой ребенок не принимает участия в Имебье.

Я отвожу взгляд – она все знает.

– У меня тоже нет магии, – произносит она с горечью в голосе. – И все же она отвечает на мой зов.

Я с трудом сглатываю комок в горле, пытаясь подавить бегущий по спине холод.

– И как это понимать?

Она улыбается, обнажая свои гнилые зубы.

– У магии есть своя цена… если ты готова заплатить.

1

Каждый год пять племен Хека собираются на фестиваль Кровавой Луны, и я говорю себе, что этот год будет моим. Что я начну все с чистого листа. Что наконец наступит тот момент, который окупит все ожидания, тоску и разочарование. Что так или иначе магия появится на моей коже, озарив меня даром. И когда это случится, все мои неудачи забудутся. У меня будет своя магия.

Мне шестнадцать, я уже почти взрослая как по законам Королевства, так и по традициям племени. Мое время на исходе. Ни одна дочь, ни один сын какого-либо племени не открывал в себе дар магии, будучи старше, чем я сейчас. Если этого не произойдет в этом году, то не произойдет никогда.

Я с трудом сглатываю ком в горле и вытираю вспотевшие ладони о траву. Вдали барабаны джембе отбивают свой медленный и ровный ритм. Если учесть все расположенные в долине племена, то здесь собралось около тридцати тысяч человек. Наши лагеря образуют кольца вокруг священного круга у Храма Хека. В центре этого Храма расположено пламя, которое подчиняется определенному ритму. Барабанщики маршируют вокруг него, шагая в ногу. Народности пяти племен выглядят так, будто у них нет ничего общего, – но они движутся как одно целое, чтобы почтить Хеку, бога их земель.

Магия взмывает в воздух, такая густая, что обжигает мою кожу. Яркие пятна танцуют в ночном небе, порхая над бесконечными рядами ярких палаток. От стоящих вокруг меня тел пышет жаром, и от пота моя туника буквально прилипает к спине. Резкий запах в долине напоминает мне Восточный рынок в самые людные дни. Все вокруг хлопают в такт музыке, и мои ноги инстинктивно начинают отбивать нервный ритм.

Как гости бабушки, Эсснай, Сукар и я сидим на подушках на почетном месте рядом со священным кругом. Не потому, что мы особенные. Совсем наоборот: мы обычные и немного посторонние. И долгие взгляды членов племени не дают нам об этом забыть. Я бы хотела, чтобы их внимание не беспокоило меня, но вместо этого во мне возникает еще больше сомнений. Я начинаю сомневаться – а на своем ли я здесь месте? Заслуживаю ли я еще один шанс после стольких неудачных лет?

– Полагаю, твой пристальный взгляд означает, что магия приближается, – говорит Сукар, сморщив нос. Татуировки на его предплечьях и бритой голове светятся, так что он не хуже меня знает, что магия уже здесь. – Либо ты скучаешь по кому-то, кто сейчас дома…

Мою шею обдало легким жаром. Мы оба знаем, о ком он говорит. Я пытаюсь представить себе Руджека в этом месте: вот он сидит на подушке в своей причудливой эларе. Он бы выделялся еще хлеще меня – и наслаждался бы этим. От этой мысли у меня на лице возникает улыбка. Я успокаиваюсь. Вместе с Сукар и Эсснай мы отправились с караваном из Тамар, пересекли горы Барат на западном краю Всемогущего королевства – и все для того, чтобы добраться до владений племен. На праздник явились около двухсот человек, но еще больше соплеменников отказались приезжать сюда из Тамар.

– Нам и тебя следовало бы оставить в Королевстве, – говорю я Сукару, бросая на него презрительный взгляд. – Некоторые из нас достаточно почтительны, чтобы внимательно следить за церемонией, поэтому, пожалуйста, перестань отвлекать меня.

– Ну, если тебе нужно отвлечься… – В ответ он лишь подмигивает мне.

– Эсснай, поддержи меня, – прошу я. – Скажи ему, чтобы он не отвлекался.

Эсснай сидит, скрестив ноги, на противоположной стороне от Сукара. У нее, как и всегда, каменное выражение лица. Мой отец вчера вечером сварил кровяное снадобье, чтобы окрасить ее волосы, и красный оттенок хорошо смотрится на ее черной коже. Как обычно, она ловит на себе взгляды, хотя, кажется, никогда этого не замечает. Зато Эсснай грустит по своей ама Кире, которой нет рядом. Она пожимает плечами, наблюдая за барабанщиками.

– Он все равно не станет меня слушать.

Я вздыхаю и возвращаюсь к священному кругу. Луна приобрела багровый оттенок, более глубокий, чем всего лишь час назад. В Тамар нас учат, что лунная ориша Коре плачет кровью за своих павших братьев в эту ночь. Пять тысяч лет назад она и ее брат-близнец Ре’Мек – солнечный ориша – возглавили армию, чтобы покончить с ненасытной жаждой душ Короля Демонов. Но племена верят, что Кровавая Луна символизирует их связь с Хекой. Ибо только в это время он возвращается, чтобы передать свой дар будущим поколениям.

Даже с большого расстояния от огня у меня на лбу выступают капельки пота. По крайней мере, мне хочется верить, что на взводе я именно из-за огня. Хотела бы я вести себя как Эсснай и Сукар. Им все равно, что у них нет магического дара, но для них все иначе. Их родители не умеют управлять магией. У них нет за плечами наследия сразу двух выдающихся династий.

Когда я думаю о другой причине моего пребывания здесь – об испытании, – мой желудок скручивается в узел. Барабаны умолкают. Тишина бьет внезапно, как затишье перед бурей, и мои мышцы напрягаются сильнее. Музыканты замерли, как статуи в районе ученых в Тамар. Толпа замирает. Момент, которого мы ждали, наконец настал, но он тянется слишком долго, и мне это не нравится. В этот промежуток времени в моей голове проносится огромное количество сомнений. А что, если ничего не произойдет? Что, если произойдет, но моя магия не так сильна, как у моих родителей? Что, если мне суждено стать шарлатанкой, торгующей талисманами удачи?

Так ли это плохо?

Я подтягиваю колени к груди, вспоминая женщину в Имебье, которая корчилась на песке. «У магии есть своя цена… если ты готова заплатить». Ее слова звучат у меня в ушах. Слова шарлатанки, слова того, кто отчаянно нуждался в магии. Я выталкиваю ее из своих мыслей. У меня еще есть шанс – еще есть время, чтобы Хека сделал мне подарок.

Позади меня раздается гул, и я вытягиваю шею, чтобы увидеть пробирающихся сквозь толпу колдунов. Они исполнят танец, с которого начнется праздник длиною в месяц. Кровавая Луна отбрасывает на них жуткие багровые тени. Вся долина затихает, слушая их голоса. Ни шепота, ни криков детей – только свист ветра и шорох ног в траве. Я так хочу быть с ними наравне, не разочаровать своих предков.

Вместо этого я застряла тут в качестве стороннего наблюдателя – как обычно.

В церемонии участвуют по семь человек от каждого из пяти племен. Во главе с вождем шесть колдунов составляют Эдам, совет племени. Хотя на многих жителей племен снизошла благодать Хеки – его магический дар, – колдуны занимают особое положение в обществе. Вожди одарили их этим титулом, потому что они показали свое превосходство над другими по части магии. Из всех племен только около сотни человек заслужили это почетное звание. Все их почитают. Я им завидую.

Когда колдуны приближаются, их песнопения отзываются эхом в моих костях. Каково это – повелевать магией с каждым вдохом? Поднять руку, чтобы собрать магию на кончиках пальцев – или прогуляться по миру духов? Не просто быть способным видеть магию и укрощать ее, но воплощать ее?

Первыми идут колдуны племени Лито: четыре женщины и трое мужчин. Их племя находится к юго-западу от Храма Хеки посреди леса. Белая пыль покрывает тела колдунов и их жилеты из сыромятной кожи. Их замысловатые короны из металла, кости и разноцветные бусы то и дело позвякивают на ветру. Земля качается под их ногами – плавно, как океанские волны. Она словно ведет колдунов к священному кругу, в который дозволено входить только эдамам.

Когда процессия приближается, барабанщики джембе снова начинают отбивать ритм, отходя подальше от внутреннего круга и устраиваясь на открытом месте на траве. Они бьют быстрее, когда вождь племени Лито заходит в центр.

Следующим идет народ Кес – самое маленькое из пяти племен, чьи земли граничат с долиной на северо-западе. Их прозрачная кожа и почти бесцветные глаза делают их похожими на людей с севера. Двое из них белы, как алебастр, и их яркие одежды выделяются на общем фоне. С каждым их шагом небо рассекает молния, ее искры танцуют на их коже. Колдуны выпускают клубы дыма, который обжигает мне нос. Он пахнет кровью, имбирем и перцем ээру: очищающее средство, которое я помогала делать моему отцу в его магазине.

Племя с гор к югу от Храма прибывает следующим. Колдуны народа Зу прыгают над нашими головами, отталкиваясь от воздуха. Татуировки покрывают их тела, а на их головах изысканные короны из рогов: изогнутых, крючковатых, больших и маленьких. Какие-то рога изготовлены из гладкого металла с краями столь острыми, что ими можно было отрезать палец. Один неверный шаг – и рог упадет на толпу, что может весьма плохо закончиться. Я на всякий случай прячу пальцы между колен.

Сукар толкает меня локтем, криво ухмыляясь. Его семья происходит из народа Зу, и хотя у него есть, по крайней мере, две дюжины татуировок, у эдамов его племени их гораздо больше.

– Мы как всегда. Впечатляем больше всех, – шепчет он.

Я шлепаю Сукара по руке, чтобы заставить его замолчать, а Эсснай хлопает его по затылку. Сукар морщится, но знает, что лучше не возражать. Настала очередь народа Аатири, их Эсснай и я ждали больше всего. Даже с коротко остриженными волосами было ясно, что она из народа Аатири, ее выдавали высокие скулы и широко посаженные глаза. Мы стали друзьями после того, как она нашла меня в пустыне в Имебье с шарлатанкой.

Облегчение омывает меня, когда я вижу, как бабушка выходит из тени, ведя за собой племя Аатири. Никого другого я и не ожидала увидеть, просто это единственное знакомое для меня лицо среди эдамов. Я сажусь повыше, стараясь походить хотя бы на тень великого аатирского вождя.

Аатири не ходят и не прыгают, потому что их несут облака магии. Бабушкины серебряные локоны свернуты на макушке, как корона, и она носит с полдюжины ожерелий из зубов. Аатири высокие и худые, с выдающимися скулами и жесткими волосами, которые заплетены в косу. Как и у меня. Их кожа прекрасна, как час осаны.

Я вижу отца – он последним вошел в круг, – и мое сердце радостно бьется. Он высокий, гордый и светится магией ярче любого эдама, кроме бабушки. Отец стоит на облаке со своим традиционным посохом в одной руке и костяным ножом в другой.

Он – почетный эдам Аатири, поскольку не живет со своим народом, но никто не отрицает, что отец является одним из самых могущественных колдунов.

Я не настолько глупа и не верю, что стану такой же талантливой, если… когда… моя магия придет. Но вид его наполняет меня гордостью.

Мулани идут последними. Они живут ближе всего к Храму Хеки.

Именно женщине из народа Мулани Хека открыл свое присутствие, когда впервые спустился со звезд тысячу лет назад. Теперь вождь Мулани служит его голосом. Это место принадлежало бы моей матери, если бы она не ушла из племени без оглядки. Когда ей было всего четырнадцать, племя назвало ее своим следующим вождем и эмиссаром Хеки, потому что она проявила поистине невероятные способности.

И вновь, мне никогда не достичь такого. Что не умаляет моих желаний.

В отличие от колдунов других племен, среди которых могут быть и мужчины, все колдуны Мулани – женщины. Я закрываю глаза перед вспышками света, которые всегда появляются, когда они входят в священный круг. Сукар вполголоса ругается, потому что слишком увлечен, чтобы себя контролировать. Судя по вздохам вокруг меня, не он один. Когда их ауры остывают, колдуны Мулани встают лицом к толпе. У них широкие плечи, пышные тела, кожа от темно-коричневой до алебастровой. Мои янтарные глаза и цвет кожи явно передались по материнской линии, в то время как стройной фигурой я пошла в народ Аатири.

– Я говорю от имени Хеки. – Слова вождя Мулани эхом отдаются в долине, заставляя всех замолчать. – Я говорю от имени матери и отца магии. Я говорю от имени того, кто отдал нам самого себя, в то время как ориши удерживали магию от смертных. Я говорю за того, у кого нет начала и конца.

Вождь Мулани – двоюродная сестра моей матери. Это ее голос звучит сейчас так властно. Почти так же властно, как у моей матери: Арти говорит тихо, но пользуется таким же уважением во Всемогущем королевстве, как и ее двоюродная сестра в племенных землях. Я пытаюсь убедить себя, что меня не беспокоит отсутствие матери. В конце концов эта ситуация не так уж отличается от того, как обстоят дела дома. Она проводит большую часть своего времени во Всемогущем храме, где она и Провидцы служат оришам. Когда моя мать покинула племенные земли, она приняла богов Королевства.

В детстве я умоляла маму проводить со мной больше времени, но она и тогда была очень занята. Всегда занята, всегда недоступна, всегда несчастна – особенно по поводу отсутствия магии. Обида эхом отдается в моей груди. Если честно, часть меня все еще хочет, чтобы между нами все было по-другому.

– В течение тысячи лет Хека приходил к нам вместе с Кровавой Луной, – говорит вождь Мулани. – Так будет и впредь. В эту ночь мы все вместе молимся ему, чтобы он мог проявить благосклонность к нашему народу. Мы разделим с ним наши ка, чтобы он мог заглянуть в наши души и судить нас справедливо.

Мое сердце бьется чаще в предвкушении. Каждый год дети – от самых маленьких до шестнадцати лет – получают свои силы после визита Хеки. В этом году должна быть моя очередь – я еще не слишком стара, и пока еще не слишком поздно. С магией мои двоюродные братья перестанут смотреть на меня так, будто я им не родственница.

С магией моя мать наконец-то будет гордиться мной.

После того как вождь Мулани произнесла свою речь, начинается танец. Все тридцать пять колдунов двигаются вокруг костра, напевая мелодию – каждый на своем родном языке.

Их песни превращаются в запутанную музыку, странную и прекрасную одновременно. Церемония будет продолжаться еще несколько часов, и барабанщики отрегулируют свой темп, подстроятся под движения Эдама.

Еще дальше от священного круга вспыхивают костры – прямо между палатками. Запахи алкоголя и жареного мяса наполняют воздух. Люди передают деревянные миски через толпу. Одна из них доходит до меня, и я делаю вдох, который обжигает мне нос. Я не успела совладать с собой и закашлялась.

– Казалось бы, ты должна была давно привыкнуть к кровяной настойке, – самодовольно говорит Сукар.

– Лучше приму ее в следующий раз, – говорю я, пихая миску ему в руки. Он смеется и делает огромный глоток.

Кто-то сует мне в руки еще одну миску, и я чуть не роняю ее, когда мой взгляд падает на бабушку. Она нарушила строй и вышла из священного круга. Теперь она возвышается надо мной, и у меня перехватывает дыхание. Ни один эдам никогда не выходил из круга во время танца.

– Пей, Маленькая Жрица.

Ее голос разносится тайным ветром, громким и ясным, несмотря на шум толпы. Раздаются проклятия, в наши стороны бросают злые взгляды. Обычно меня так ласково называет Оше – однако в словах бабушки есть особая сила. Она смотрит на меня, с надеждой и сомнением изучая мое лицо.

Я не жрица. Я только разочарую ее.

Не в силах отказаться, я делаю глоток. Жар пробегает по моему языку и стекает вниз по горлу. Меня пронзает вкус трав, металла и гнили. Я сжимаю живот, чтобы сдержать рвотные позывы. Бабушка кивает, берет миску и передает ее Сукару, который с трудом сглатывает жидкость.

– Благодарю вас, почтенный вождь, – говорит он, кивнув ей.

Кажется, он тоже удивлен ее поведением. Ни один из других эдамов так и не покинул священный круг.

– Ты что, практиковалась? – спрашивает бабушка, обнажая зубы в ухмылке.

Вот главная причина моего волнения сегодня. Каждый год на фестивале Кровавой луны бабушка проверяет, есть ли у меня магия, и каждый год я терплю неудачу.

– Да, – заикаюсь я, когда снадобье начинает действовать.

Я не говорю ей, что у меня так ничего и не вышло, несмотря на то что я постоянно практиковалась с Оше.

– Завтра мы еще поговорим, – говорит бабушка.

Рядом со мной Сукар падает ничком в траву. Он первым ощутил на себе эффект кровяной настойки. Эсснай ногой перекатывает его на бок. Волна тепла разливается по моему телу, мой язык расслабляется.

– У меня все еще нет магии, – роняю я, но я слишком сонная, чтобы чувствовать себя смущенной.

Бабушка начинает что-то говорить, но останавливается. Боль трепещет в моем животе. Я не могу прочитать выражение ее лица. Интересно, что предки показали ей в моем будущем? За все эти годы она так ни разу мне и не сказала.

– Наша величайшая сила заключается не в нашей магии, а в наших сердцах, Маленькая Жрица.

Она говорит загадками, как и все племена. Иногда я не обращаю внимания на то, как они с Оше пытаются успокоить меня по поводу отсутствия магии. Иногда это приводит в бешенство. Они не знают, каково это – чувствовать себя чужой, недостойной. Недостойной славы матери, которой восхищается все Королевство.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, кровяная настойка успокаивает меня. Жжение в горле превращается в удушающий жар, а сердцебиение эхом отдается в ушах.

За спиной бабушки другие эдамы двигаются с невероятной скоростью. Их лица расплываются, а тела оставляют туманные шлейфы, которые соединяют их друг с другом. Песнопения становятся громче. Вскоре большинство людей погружаются в транс – Эсснаи, старейшины и народ всех пяти племен.

Барабаны джембе умолкают, и песня колдунов эхом отдается в долине.

Бабушка хватает меня за руку и тянет в священный круг:

– Пусть Хека увидит тебя.

Что-то не так. Мне нельзя в священный круг. Туда можно только эдамам и заслуженным колдунам – как в случае с моим отцом.

Мне туда точно нельзя. Я чужак без магии.

Мне не следует быть здесь, но я не могу вспомнить, имею ли в виду священный круг или племенные земли в целом. Мой разум слишком затуманен, я не могу мыслить ясно, но когда я присоединяюсь к танцу, внутри меня становится очень тепло.

Магия кружится в воздухе. Фиолетовая, розовая, желтая, черная, синяя. Цвета так и вьются вокруг. Огоньки касаются моей кожи, и я оказываюсь в двух местах одновременно. Чувство, словно связь моей ка с телом ослабла. Нет. Я повсюду. Так вот каково это – обладать магией, чувствовать ее, владеть ею? Пожалуйста, Хека, благослови меня этим даром.

Один за другим колдуны впадают в транс и тоже падают на землю. Не слышно ни звука, кроме потрескивания костров, разведенных вокруг лагеря. Вождь Мулани – моя родственница – проносится мимо меня. Ее шаги бесшумны и легки, как звездный свет. Она единственная, кто еще не спит.

– Подожди, – кричу я ей вслед. – Что происходит?

Она не отвечает. Вместо этого она поднимается по ступеням Храма и исчезает внутри. Что-то тяжелое упирается мне в ноги, когда я пытаюсь последовать за ней.

Я смотрю вниз, и у меня перехватывает дыхание при виде моего тела, лежащего подо мной. Я стою, погрузив ноги по щиколотку в собственный живот. Я задыхаюсь, и мое физическое тело подражает мне, грудь резко поднимается, глаза широко раскрыты. У остальных ка тоже не спят? Никого не вижу.

А остальные могут меня видеть? Я снова пытаюсь пошевелиться, но все та же сильная тяга удерживает меня на месте.

Моя ка держится за мое тело железной хваткой – словно цепь вокруг лодыжек. Интересно, возможно ли освободиться от тела. Да и хочу ли я? По словам моего отца, отвязывать свою ка – дело непростое.

Только самые искусные колдуны могут покинуть свои тела. Даже они редко делают это, опасаясь забрести слишком далеко и не найти дороги назад. Для такого одной настойки было недостаточно. Должно быть, бабушка сотворила какую-то магию, затащив меня в священный круг, чтобы у меня было больше шансов быть замеченной Хекой. Наверняка так и было. Мое тело зовет меня обратно. Зов, поначалу легкий и непринужденный, становится все настойчивее. Мои веки трепещут, и я борюсь, чтобы оставаться в сознании, когда яркие полосы света зажигают ночное небо. Я падаю на колени, притяжение становится сильнее, источник света приближается. Он одновременно горячий и холодный, красивый и страшный, безмятежный и очень жестокий. Источник света прекрасно знает меня, и что-то внутри меня знает его в ответ. Это мать и отец магии. Хека.