Текст книги "Праведница"

Усмешка Арджуна стала шире.

– Давай расправимся с любезностями, Вир. Необъятно, как небо, и глубоко, как океан. Таково мое презрение к тебе.

Вир открыл было рот, однако потом заметил что-то за спиной у Арджуна и так ничего и не сказал, просто поджал губы.

– А я уж начал наслаждаться нашей остроумной беседой. – Арджун насмешливо вздохнул. – Моя мать прибыла? – Он повернулся. – Или правительница Сильван Уайль? Полагаю…

– Моему партнеру не нравится, когда я насмехаюсь над теми, кто ниже меня по статусу, ради спортивного интереса.

У Арджуна отвисла челюсть – это была редкая несдержанная эмоция, которая буквально на секундочку появилась на его лице. А затем он разразился смехом.

– Неужели ты нашел одного из немногих придворных, у которых есть душа?

– Гранд Сюджи обладают добром и великодушием.

– Иными словами, тебе легко ими манипулировать.

– Нет, – неподалеку раздался мягкий голос, напоминающий журчащий ручей. – Я не считаю, что мною можно легко манипулировать, лорд Арджун, как не считаю и глупостью веру в то, что наши возлюбленные способны завтра стать лучше, чем они были вчера. – Вьющиеся ткани цвета закатного неба пронеслись по клеверу, когда гранд Сюджи с длинными иссиня-черными волосами, волнистые пряди которых доходили до самой талии, подошли и остановились рядом с лордом Виром. – Спустя много лет я начинаю верить, что в нескончаемой жестокости нет никакого смысла. И надеюсь, что со временем лорд Вир со мной согласится.

Сомнения пролегли складкой на лбу у Арджуна.

– Тогда искренне желаю вам удачи, гранд Сюджи, – сказал он.

Сюджи поджали губы.

– Этот интерес смертных к удаче сбивает меня с толку. Вера в наших любимых является куда более сильным идеалом, на который стоит полагаться.

Арджуну очень хотелось злорадно пошутить. С трудом, но ему все же удалось сохранить молчание, натянув на лицо выражение, которое, как он хотел верить, хоть немного похоже на серьезность.

– Не утруждай себя беседами со всяким сбродом, любовь моя, – сказал Вир, взяв Сюджи под руку. – У этого полукровки нет желания становиться лучше. Ему нравится жизнь одиночества и отстраненности, он хочет быть один веки вечные.

– Нет ничего плохого в одиночестве, – сказал Арджун. – И я не считаю себя отстраненным. Сказать по правде, я впервые за много лет чувствую себя… частью чего-то. – Его мысли понеслись к Львиным чертогам, к своей названой семье в проклятом Новом Орлеане.

Покой от этой мысли наполнил душу Арджуна. Может, любовь не для него, однако он кому-то да важен. Чьи-то жизни он сделал лучше. У него есть место и цель. И он обязательно найдет лекаря для Одетты и никогда больше не ступит на земли Сильван Уайль снова, если только обстоятельства его не вынудят.

В глазах Вира блеснул кровожадный огонек. Точно у львицы, заметившей раненую жертву. Арджун чуть было не ударил сам себя, когда все осознал. Он наболтал лишнего. Он ведь знал, что нельзя вот так открываться, особенно перед одним из самых жестоких членов королевского двора. Будучи членом Гильдии фейри – тех, кто считался самыми достопочтенными жителями Уайль, – Вир получал величайшее удовольствие, наказывая тех, кто искал его похвалы. А что насчет тех, кто искал, как его ослушаться?

Они таким образом становились отличными мишенями.

– Что ты здесь делаешь, Арджун Десай? – спросил Вир. – Хоть раз в жизни скажи правду. Тебе не нужно бояться… несвоевременного наказания. – Он наклонился ближе к Арджуну, и гранд Сюджи нахмурились.

– Дорогой? – произнесли Сюджи. – Может, нам лучше навестить наших гостей?

– О-о-о, ну, разумеется, любовь моя, – ответил Вир, не глядя на своего партнера. – Я просто-напросто желал узнать причину, по которой знакомый из моего детства решил прибыть ко двору на празднование нашей помолвки сегодня.

Вместо того чтобы ответить, Арджун взмахнул рукой, подзывая необычайно высокого гоблина с подносом, полным кубков с изящной гравировкой в виде виноградной лозы. Тот усмехнулся, когда Арджун взял напиток с подноса и выпил содержимое кубка за раз, даже не прервавшись, чтобы сделать вдох. Несмотря на то, что Арджун чуть не задохнулся, ему удалось поставить кубок грациозным движением на место. Вкус чересчур сладкой лакрицы осел у него на языке, и изумрудно-зеленый ликер будто захлестнул, сбивая с ног. Напиток оказался куда крепче, чем его аналог в мире смертных, знакомый людям под названием «абсент».

– Уверен, ты скоро и сам выяснишь, что я здесь делаю, Вир, – ответил наконец Арджун. – И обязательно воспользуешься этой информацией в своих гнусных целях.

– Лорд Вир так себя не ведет, – вклинились Сюджи. – Больше не ведет.

Вир погладил бледными пальцами длинные волосы гранда.

– Я желаю помочь, полукровка, – сказал он. – Скажи, зачем ты прибыл, и я постараюсь оказать содействие. – Его глаза, однако, опасно блеснули.

Арджун никогда не переставал дивиться тому, как фейри научились извращать правду. Вир не солгал, когда предложил помощь. Однако что в его понимании является содействием – еще нужно выяснить. Арджун закашлялся, чтобы скрыть насмешку, как раз в тот момент, когда заметил прибывшего на пиршество лекаря – высокого золотоволосого фейри, чья гордая походка выделялась из толпы даже среди магических существ этого мира.

– Кого ты ищешь? – продолжал напирать Вир.

Сюджи успокаивающе положили ладонь ему на грудь, прямо под брошь с изображением солнечного герба Сильван Уайль.

– Мой возлюбленный, лорд Брем желает с нами побеседовать.

Не обращая внимания на партнера, Вир настойчиво повторил:

– Кого, полукровка?

– А где правительница Сильван Уайль? – спросил Арджун, пытаясь сбить настойчивого фейри с правильного пути. – Я заметил, ее нет на рогатом троне, да и среди придворных я ее не вижу. В Беседке плюща ее тоже нет?

– Она путешествует вместе с дочерью и презренным кровопийцей. Во время ее отсутствия мы с леди Юлинь следим за порядком в королевстве.

– Какая жалость, – сказал Арджун. – Мне жаль королевство, как ты понимаешь.

– Леди Селина и ее вампирский друг были здесь утром, – ответили Сюджи, сердито покосившись как на Арджуна, так и на Вира. – Полагаю, они отправились в путешествие по землям Летнего королевства вместе с леди Силлой. Насколько мне известно, их видели у озера Люр, в роще лунных кроликов.

– Благодарю вас, гранд Сюджи. – Арджун театрально поклонился, положив руку на сердце, и его монокль блеснул в лунном свете.

– Нет смысла язвить, лорд Арджун, – сказали Сюджи. – Я желаю помочь.

– Пожалуйста, не называйте меня так.

– Я же говорил тебе, любовь моя, – встрял Вир. – Этот полукровка не знает правил хорошего тона. Полная противоположность своей матери, которую и упрекнуть не за что.

Сюджи кивнули.

– Быть может, ее сыну еще можно указать верный путь.

– Я восхищаюсь твоей верой в это безнадежное создание, любовь моя. – Вир притянул Сюджи к себе и поцеловал в висок.

Сюджи обняли Вира за подбородок длинными блестящими ногтями.

– Простите нас, лорд Арджун, но нам следует побеседовать с лордом Бремом и другими гостями. – Кивнув Арджуну в последний раз, двое возлюбленных отправились прочь. Глядя им вслед, Арджун подумал, что чувства Вира теперь нельзя было не признать.

Быть может, даже вызывающие лишь презрение фейри вроде Вира могли измениться ради любви.

Как только Арджуну в голову пришла эта мысль, Вир обернулся и одарил его злой улыбкой, точно давая обещание без слов.

– Измениться ради любви, черта с два, – пробормотал сердито Арджун. Он снова взмахнул рукой, подзывая гоблина с подносом, полным зеленого фейри-ликера, и на этот раз в мгновение ока сумел опустошить целых два кубка. Алкоголь сумел немного утихомирить хаос, разбушевавшийся в мыслях.

Ему явно стоит пить меньше как здесь, так и дома, в Новом Орлеане. Однако Арджуну нравилось то, как алкоголь притупляет его чувства. Как мысли и слова начинают плыть перед глазами, словно картина, если таращиться на нее слишком долго. Хотя бы напиваться он всегда мог в компании друзей из Львиных чертогов. Будучи же ребенком, он ненавидел есть в одиночестве.

Снова немножко успокоившись, Арджун мысленно отругал себя за то, что позволил Виру его отвлечь. Поправив рукава рубашки, он направился в сторону высокого лекаря. Он уже был на полпути, когда у покрытого вьющимися лозами входа в Беседку плюща раздался шум, быстро обратившийся в крик.

Арджун чуть было не повернулся в сторону звука. Та часть его сущности, что принадлежала фейри, тут же захотела все разузнать. Любопытство требовало выяснить все первым и использовать в своих целях, как всегда и поступали в любой ситуации фейри.

Арджун нахмурился, приказывая себе этого не делать.

Нет, его не касается очередной бред, который станет сегодня темой сплетен при королевском дворе. У него ведь важное дело.

Арджун уставился на рой огромных пчел, кружащих в дубовых ветках над головой, концентрируясь. Уставился на ярко-зеленых мух размером с домашних животных, на их гигантские глазищи и мелькающие полупрозрачные крылышки. А потом снова продолжил идти навстречу лекарю.

– Пожалуйста! – раздался хриплый женский голос за спиной Арджуна.

Услышав этот голос, он замер. Странное чувство кольнуло в самую грудь.

Арджун узнал этот голос.

По толпе разнесся смех, а затем послышался звук рвущейся ткани.

– Пожалуйста! – вскричал все тот же голос, высокий, перепуганный. – Пожалуйста, я не хотела…

– Они никогда не хотят, – заметил другой женский голос, наполненный нотками магии фейри. – Поэтому это так и веселит. Эти забавные смертные со своими забавными оправданиями.

Арджун яростно боролся с желанием обернуться. Нет, это не может быть она. Это невозможно. Собственный слух обманывает его. Или, быть может, его обманывает проклятое сердце. С того самого момента как Арджун повстречал Филиппу Монтроуз, он не мог избавиться от странного влечения к ней, которое все только портило. Может, дело было в ее очаровательной улыбке или в невероятно длинных ресницах. Или в том, что оба они некогда жили на английских берегах. Однако какова бы ни была истинная причина, Арджун уже и без того помогал ей несколько раз без какого-либо внятного повода.

Она обладала чем-то, что заставляло его вести себя глупо. А Арджун Десай ведь не глупец.

Арджун размял шею. Нет. Не Филиппа. Какая-то ничего не подозревающая несчастная смертная, которая попалась в лапы обитателей Летнего королевства Сильван Уайль. Даже если ему ее жаль, он не станет отвлекаться от своих дел ради нее. Ему все равно не спасти девчонку. Лучше уж покончить с этим поскорее. Арджун сделал еще один шаг вперед, в сторону лекаря, однако потом его ноги замерли, точно вкопанные, и страх сдавил горло.

– Меня зовут Филиппа, и если вы поможете мне вернуться домой, то я уверяю вас, вы получите…

Снова раздался звук рвущейся ткани, сопровождаемый душераздирающим пронизанным ужасом воплем.

Сердце Арджуна заколотилось, а глаза невольно расширились.

Филиппа. Но это же невозможно!

Арджун развернулся как раз в тот момент, когда она вырвалась из хватки надсмотрщиков.

– Пожалуйста! – закричала она. – Я… Простите, что зашла сюда. Я не… А-а-а! – Новый вопль. Снова рвущаяся ткань, сопровождаемая волной жестокого смеха.

Арджуна охватила паника, горячая и молниеносная, и мысли у него беспорядочно закружились. Должно быть, она и нарушила покой чар, которые охраняют входную дверь его квартиры. Как ей удалось войти, не покалечив себя, Арджун не знал. Да это и не имело значения.

Однако что именно заставило Филиппу Монтроуз отправиться за ним сквозь портал?

Арджун приказал себе не реагировать. Он должен сохранять спокойствие и все как следует обдумать. Если он бросится к ней на помощь, не придумав план, то все будет без толку. Нельзя показать, что они знакомы, пускай и мельком. Если все поймут, что они знают друг друга, то издевки вообще никогда не закончатся. Арджуну не впервой, переживет. В конце концов, он справлялся с жестокостью фейри почти всю жизнь. А если случится что-то на самом деле ужасное, он всегда может обратиться к матери, попросив защиту. Пусть они не особо ладили и не общались в последнее время, но она же все-таки мать. Оставалось надеяться, что это все еще что-то да значит.

Однако у Филиппы тут совершенно никого нет. Смертная вроде нее – особенно с такой хорошей, доброй и честной душой – не продержится в Сильван Уайль долго. Лучшим, на что ей остается рассчитывать, будет быстрая смерть, минимум боли и мук, если это вообще возможно.

Последний смертный, которого держали рабом в Летнем королевстве, был вынужден играть роль палача. После двух лет, проведенных с тупым ножом в руках и гоняясь за бешеными крылатыми пикси и говорливыми доккаеби [52]52
  Доккаеби – гоблины в корейской мифологии.


[Закрыть], тот бедняк в итоге зарезал сам себя.

От ран, нанесенных тупым лезвием, он умирал целых три дня.

Его боль веселила фейри. Подобными представлениями они наслаждались больше всего на свете. Они обожали играть с кем-то слабее них, точно жестокий мальчишка, который наводит стеклышком луч солнца на муравья. Они обожали наблюдать за беспомощными смертными, которые раздирали сами себя на части.

Арджун сглотнул. Он изо всех сил пытался не слушать охваченный паникой голос Филиппы. Пытался игнорировать страх, сдавливающий грудь. Игнорировать гнев, наполняющий легкие.

«Тоска. Абсолютная тоска».

Арджун опустил плечи, сунул руки в карманы, натянул на лицо беззаботную усмешку.

Что же делать? Перед глазами пронеслись возможные варианты развития событий, и каждый из них приводил его лишь в больший гнев. Вероятно, единственное, что в его силах…

– Пожалуйста! – снова завизжала Филиппа, когда один из придворных полоснул ее по руке, отчего рукав наряда отпал, а на коже выступила тонкая струйка ярко-красной крови. – Кто-нибудь, помогите! Пожалуйста!

Холодный смех теперь тек со всех сторон рекой, точно вино. Другой придворный швырнул в Филиппу перезрелым фруктом, и тот угодил в ее нефритово-зеленую юбку, а сок, пропитавший ткань, сочетался с цветом крови на ее руке.

Арджун сжал и разжал пальцы, не поднимая рук. Поиграл желваками. Он закрыл глаза, приказывая себе придумать какое-нибудь решение проблемы. Какой-то придворный оттолкнул его, чтобы получше увидеть происходящее. Арджун развернулся, поймав равновесие за миг до того, как упасть, и с гневом уставился на виновника.

И в это самое мгновение его взгляд вместо придворного замер на Филиппе Монтроуз.

В первую секунду Арджун не видел ничего, кроме нее. Кроме ее трясущихся рук и дрожащих губ. Кроме ее платья, разорванного вдоль лифа и рукавов, и юбки, порванной так, будто стая бешеных ворон напала на нее, не оставив ничего, кроме корсета и подъюбника. Филиппа пристыженно прижимала к себе лохмотья платья, изо всех сил пытаясь сохранить честь и достоинство, и при виде этого кровь в жилах у Арджуна вскипела.

Он знал, каково это – чувствовать себя беззащитным. Знал слишком хорошо.

Голубые глаза Филиппы округлились, когда она его узнала, умоляюще уставились на него. Она верила, что он – единственный, кто мог бы положить конец жестокости остальных придворных.

Арджун едва заметно покачал головой.

У него все еще не было плана действий. Не говоря ни слова, он попытался сообщить ей, что нужно потерпеть еще чуть-чуть.

Филиппа прикусила губу, сжимая крепче разорванное платье.

Гнев вспыхнул у Арджуна в груди от одной лишь мысли о том, как сильно ей сейчас страшно. Он вспомнил историю из Махабхараты [53]53
  Махабхарата – древнеиндийский эпос и одно из древнейших литературных произведений, дошедших до наших дней.


[Закрыть], которую отец рассказывал ему, когда он был маленьким, где Дурьодхана оскорбил Драупади тем, что попытался сорвать с нее одежду на глазах у присутствующих. Драупади обратилась за помощью к богу Кришне, который сделал длину подола ее сари [54]54
  Сари – традиционная женская одежда в Индии.


[Закрыть] бесконечной, так что ее невозможно было раздеть.

Спустя столько лет Арджун не помнил все детали этой истории. Однако он помнил, что все закончилось на торжественной ноте – местью. Что все, кто видел попытку обесчестить Драупади, погибли жуткой смертью на поле битвы. Бхима, один из героев Махабхараты, так рассердился, что поклялся разбить грудь виновнику и выпить кровь прямо из его разбитого тела.

Арджуну всегда нравился Бхима.

– Этот маленький милый цветочек ждет не дождется, когда ему оборвут лепесточки, – сказал лорд по имени Мирак и в тот же самый момент содрал шпильку с волос Филиппы Монтроуз. Локон ее светлых волос рассыпался по плечам.

Филиппа вздрогнула, сжимая разорванное платье еще крепче. Разнеслась новая волна смеха. Леди, лица которой Арджун не видел, выдернула из волос Филиппы еще одну шпильку.

– Нет! – вскричала Филиппа, и еще один золотистый локон упал ей на щеку. Слезы блеснули у нее на глазах.

Арджун сделал шаг вперед. Если она закричит снова, он не выдержит, и тогда ему конец.

Фейри вокруг подходили к ней все ближе, смеясь все громче.

Филиппа зажмурилась.

– Мистер Десай! – закричала она. – Пожалуйста, помогите мне!

Все мы здесь не в своем уме

«ПРИКЛЮЧЕНИЯ АЛИСЫ В СТРАНЕ ЧУДЕС», ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ

Пиппа испытывала страх и прежде.

Когда она была совсем маленькой, ей часто снились кошмары. Снились мрачные сны о том, как она теряется в темном лесу. Как она лежит на спине на одеяле из мха, а на грудь ей давит огромный деревянный ящик с невесть чем внутри. Со временем грудь Пиппы все уменьшалась и уменьшалась, потому что ящик становился все тяжелее, пока ей не начинало чудиться, что тот задавит ее, впечатав в землю.

Эти ночные кошмары становились лишь страшнее, когда положение ее семьи ухудшилось. За много лет Пиппа стала хорошо знакома с демоном страха, особенно когда поняла, что ей нужно сделать, чтобы спасти родных. Отца необходимо было остановить, пока его угрозы и пороки не уничтожили жизнь ее родных настолько, что ничего уже нельзя было бы исправить.

Пиппа сделала то, что было необходимо, чтобы спасти младших брата с сестрой.

И ее самый страшный страх, казалось, миновал, когда она осознала, что ей придется покинуть Лидию и Генри, оставив их в Англии. Когда она осознала, что, чтобы создать для них хорошее будущее, ей придется причинить им боль в настоящем. Пиппа ничего не боялась в жизни так сильно, как необходимости бросить их. Этот страх никогда не умирал. Он приходил и уходил, как водные приливы и отливы, однако никогда не исчезал полностью, служа постоянным напоминанием о том, что она потеряет, если не добьется успеха.

Страх жил бок о бок с ней. Со временем он стал частью Пиппы.

Однако этот страх… Тот, который она ощущала в этот самый момент…

Пиппа никогда прежде не сталкивалась с подобным страхом в своей жизни. Этот страх не жил бок о бок с ней. А сейчас он окутывал ее, душил, отнимал воздух и свет, и тепло ее тела.

Это был страх, шепчущий о том, что Пиппа может умереть. А если она умрет, то не сможет сдержать не только обещание, которое дала Лидии и Генри, но и обещание, которое дала самой себе. Обещание, что пойдет против предначертанного ей. Что изменит судьбу.

Даже когда отца увели в наручниках и швырнули в темную карету с железной дверью, Пиппа не боялась так сильно. Даже когда мать отреклась от нее. Когда она кричала о предательстве и заперлась в комнатке, чтобы утопить печали и горести в чае с настойкой опиума. Пиппу оставили одну, оставили заботиться о Лидии и Генри, и теперь у них не было ничего, кроме собственного имени, однако даже тогда она все равно не боялась так сильно. Этот страх не был приходящим и уходящим. Он нарастал и нарастал, стискивая Пиппу в своих злорадных челюстях.

Неестественно прекрасные создания, высокие и гибкие, как ивы, с волосами и глазами всех цветов радуги, окружили Пиппу. Их наряды вокруг нее поблескивали точно сверкающая на солнце вода, а драгоценные камни в их украшениях были размером с фрукт. Куда бы Пиппа ни глянула, она встречала следящие за ней глаза, блестящие от вражды.

Вероятно, вот так чувствует себя лисица, когда оказывается загнана в угол охотником. И снова в мыслях Пиппы ожили слова ее преподавательницы по фехтованию, госпожи Иган:

«Если окажешься в ловушке, поступай самым неожиданным образом. Будь спонтанной».

Она советовала это, потому что выпады Пиппы были слишком очевидными. Когда Пиппа училась фехтовать, она очень часто просчитывала свои действия на три хода вперед. И ее желание предусмотреть каждое движение и минимизировать риски предавало ее в самый решающий момент.

Чья-то ладонь промелькнула рядом с ней, полоснув по руке. Тонкая струйка багровой крови потекла после того, как блеснувший клинок отступил. Пиппа вскрикнула, хотя и не почувствовала боли. Уже есть кровь. Уже взялись за ее беззащитную кожу. До того как Пиппа смогла оглядеться и сориентироваться; до того как попыталась защитить себя или отбиться, в ее сторону полетел огромный фрукт, который напоминал яркое красное яблоко. Он ударился о ее юбку с противным звуком растекшейся мякоти. Если бы бросивший яблоко прицелился чуточку лучше, то мог бы попасть Пиппе в лицо. Изувечить ее.

Чего хотят от нее эти бездушные феи?

Пиппа снова закричала, умоляя о помощи и глазами ища хоть какое-то оружие.

Кольцо, которым жестокие похитители окружили ее, все сжималось, а их пальцы тыкали и кололи Пиппу в спину. Они пихали ее в живот. Дергали за волосы. Трепали за щеки. Водили ладонями по ее обнаженным рукам.

Трогали ее без разрешения, будто бы она была каким-то беззащитным существом в питомнике лондонского зоопарка. Будто бы Пиппа принадлежала им и они имели полное право делать с ней все что только пожелают.

Страх Пиппы обратился в чистейший ужас. Чего они все от нее хотят? Что они с ней сделают? Она совершила ошибку. Пиппа это прекрасно понимала. Но неужели ни у одного из этих фейри нет сердца? Неужели у них нет души? Неужели они и правда собираются убить ее за совершенную ошибку?

Глаза Пиппы в панике забегали по сторонам. А потом она заметила знакомое лицо. Точно луч надежды, прорвавшийся сквозь вечную тьму. Словно тростинка, за которую можно ухватиться, прежде чем утонешь в своем страхе.

Арджун Десай. Ну, конечно. Тот самый, который и привел ее на эту судьбоносную тропу.

Облегчение наполнило душу Пиппы, когда его ореховые глаза замерли на ней. Они были словно заживляющий бальзам, нанесенный на открытую рану. Ей захотелось упасть на ковер из клевера под ногами, подтянуть колени к груди и зарыдать.

Арджун Десай несколько раз помогал ей прежде. Скорее всего, именно поэтому-то Пиппа и думала о нем куда чаще, чем полагается юной девушке, помолвленной с другим мужчиной.

Она хотела что-нибудь сказать. Передать свое облегчение и озвучить надежду на то, что знакомство с Арджуном может уберечь ее от грядущих неприятностей. Выразить сожаление о том, что без спроса пробралась в его квартиру и шагнула следом за ним в то магическое зеркало.

Однако когда Пиппа открыла было рот, этот негодяй покачал головой. Приказал ей хранить молчание.

Что? Почему? И как долго ей еще молчать и терпеть?

Арджун Десай хотел, чтобы Пиппа ему доверилась. Это было очевидно. Отчасти она и правда хотела ему довериться. Однако помнит ли Пиппа, когда она в последний раз доверяла словам мужчины?

«Будь спонтанной, Филиппа Монтроуз. Перестань сомневаться и сделай то, чего от тебя ожидают меньше всего».

Пиппа крепко зажмурилась.

– Мистер Десай! – закричала она охрипшим голосом. – Пожалуйста, помогите мне!

Сквозь слезы она видела, как Арджун Десай замер на месте, и его орехово-карие глаза округлились.

А в следующую секунду свет его глаз охладел. Почти что померк.

Мужчина без бороды в белом наряде, с заостренными и пугающе прекрасными чертами лица повернулся к Арджуну, насмешливо скривив бледные губы.

– Ты знаком с этим жалким созданием, сын Рийи? – Когда Арджун не ответил сразу, ноздри у фейри с серебряными волосами сердито раздулись. – Отвечай благородному лорду, когда тебе задают вопрос, полукровка.

Сердце у Пиппы сжалось, точно окаменев, когда она увидела на лице Арджуна выражение полнейшей скуки. Сунув руки в карманы, он лениво подошел к ним, а затем остановился, чтобы протереть линзу монокля, прежде чем поместить ее на левый глаз, не торопясь, словно собирался разглядеть Пиппу как лошадь на ярмарке в Дроэда [55]55
  Дроэда – ирландский город.


[Закрыть].

После этой унизительной процедуры он скривил губы. Пиппа всегда считала его симпатичным, однако впервые теперь она по-настоящему заметила, сколь нечеловечески идеальны черты его лица. Сколь прекрасны его изогнутые черные брови и сколь элегантен изгиб его словно выточенной из камня челюсти. Как хороши его острые скулы и как приятен глазу теплый оттенок его медной кожи. Пиппа не знала точно, почему она не замечала всего этого раньше. Может, потому что он всегда находился в компании бессмертных существ, а их красота была просто неописуема, даже в столь опьяняющем своим декадансом городе, как Новый Орлеан. Даже в мире света и теней, где сверхъестественные создания оживали при свете луны.

Если бы у Пиппы было время подумать наедине с самой собой, она бы посмеялась над абсурдностью этих мыслей. Как она вообще может в такой опасный момент таращиться на Арджуна Десая и восхищаться его внешностью?

А потом глубоко в ее душе зародилась мысль, которая ее поразила.

Сердце перестало тревожно стучать в груди. Теперь оно билось в мирном и непоколебимом ритме. Будто бы Пиппа внезапно осознала, что самое худшее позади, раз Арджун Десай здесь, с ней.

Пиппе стало… спокойно.

Какой абсурд. Если бы она могла доверять этому глупому сердцу, она бы давно так поступила. Однако Арджун Десай никакой не рыцарь на белом коне. Он не бросился ей на помощь. С чего ему защищать ее от этих существ? Чем он ей обязан? Пиппа отвела глаза, и страх поглотил ее с новой силой.

Кто она такая для этих прекрасных созданий, которые были похожи на вытесанные бриллианты из мира кошмаров?

Над Пиппой продолжали насмехаться, длинные пальцы продолжали дергать ее за растрепавшиеся локоны волос. Они продолжали трогать разорванные кружева у нее на груди. Пиппа приказала себе перестать плакать, потому что при виде ее слез эти создания, кажется, веселились лишь еще больше.

Пиппа поступила так же, как поступала, когда была маленькой. Как поступила, когда осознала, что ее первый герой – ее отец – на самом деле превратился в злодея. Она нашла способ спасти саму себя, пусть всего лишь на мгновение.

Каждый раз, когда герцог Ашмора, смертельно пьяный, погрязший в долгах, возвращался домой в их обветшалое поместье, крича на несуществующих слуг, Пиппа уходила в себя. Сворачивалась в клубочек глубоко в мыслях, прячась там, где никто не найдет ее. Там у нее стоял столик с тремя тарелочками. Тремя чашечками. Тремя улыбками.

Пиппа. Лидия. Генри.

Она уходила в то единственное место, где все они были в безопасности и тепле, где все они были любимы.

Насмешки вокруг Пиппы превратились в приглушенный шум. Она начала повторять про себя разные факты, ища успокоение в истине среди хаоса.

Она находилась в мире фейри – это факт. Феи действительно существуют, и они совсем не миролюбивые. Ее лучшая подруга, Селина Руссо, исчезла несколько недель назад. Пиппа помолвлена и должна выйти замуж за Фобоса Девере менее чем через семьдесят два часа.

Ей нужно найти портал обратно в Новый Орлеан как можно скорее. Вернуться в дьявольски прекрасный город вампиров и оборотней и других неземных существ.

Пиппе следовало подумать, прежде чем шагать в неизвестность следом за Арджуном Десаем. Теперь она вспомнила тот вечер, когда увязалась следом за детективом Майклом Гримальди на болото и стала свидетельницей его обращения в волка под светом полной луны. Ей потребовалась целая неделя, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Однако она не могла не поверить в то, что увидела собственными глазами. Не могла не верить собственным ушам, которые слышали волчий вой. А потом ей не потребовалось много времени на то, чтобы выяснить правду об истинной природе существ, скрывающихся у всех на виду в самом сердце общества Нового Орлеана.

В обществе, в котором существовали оборотни, не могло не оказаться вампиров.

Пиппа догадывалась об их существовании еще до того, как все осознала. Обескровленные жертвы. Холодная кожа, как у Одетты. Неприличная красота. Все это не является частью смертного мира.

Пиппа сделала еще один глубокий вдох.

Три тарелочки. Три чашечки. Три улыбки.

Пиппа. Лидия. Генри.

Мысли Пиппы наконец-то пришли в порядок. Новая волна спокойствия укутала ее, прогоняя прочь приближающийся страх. А потом кто-то толкнул ее, выдернув из мысленного покоя. И хаос снова завладел ей.

Она упала, успев выставить руки за мгновение до того, как растянулась на ковре из клевера, а ее золотой крестик и странный амулет на цепочке из железа и серебра повисли под подбородком. Пиппе хотелось уткнуться лицом в зелень и зарыть голову в землю, как страус, однако она не собиралась доставлять столько радости собравшимся вокруг. Вместо этого она снова поднялась на ноги в своей нефритовой юбке, перепачканной теперь травой более темного зеленого оттенка, и смахнула с пальцев свежую землю.

Пиппа посмотрела на Арджуна Десая, высоко подняв подбородок и слыша, как сердце бьется в висках. И снова пульс утих при виде него. Будто бы он успокаивал ее без единого слова, хотя они стояли на некотором расстоянии друг от друга. Довольно далеко, на самом деле.

Пиппа не нуждалась в его беззвучной поддержке. Ей нужна была его помощь, действия, черт возьми! В конце концов, он мог бы за нее заступиться хотя бы словами.

– Пожалуйста, мистер Десай, – сказала она. – Скажите, что это все какое-то недоразумение. Я знаю, вы не хотите, чтобы мне причиняли боль. Пожалуйста. Помогите мне.

Все та же женщина-фейри, которая первая начала рвать на Пиппе одежду, схватила ее за локоть и подтащила ближе к себе.

– Полукровка не сможет тебя спасти, голубка, – злорадно произнесла она и продемонстрировала Пиппе, точно оружие, правую руку. Каждый ее ноготь украшал драгоценный наконечник, напоминающий звериный коготь, и их кончики блестели в лунном свете. А затем женщина-фейри провела одним из когтей по щеке Пиппы. Затем по линии подбородка. Пиппа затаила дыхание, услышав, как металл царапает ее кожу.

Вокруг нее послышался тихий смех, разнесшийся злорадным эхом. Металлический коготь продолжал давить Пиппе на горло, пока она не перестала дышать, испугавшись, что если шевельнется, то драгоценный наконечник пронзит ее плоть насквозь.

Пиппа покосилась на Арджуна Десая. Некая эмоция промелькнула на его лице, хотя он и продолжал неподвижно стоять чуть поодаль, глядя на нее с той же скукой в глазах, а его монокль поблескивал, ловя свет, когда его грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом и выдохом.

Женщина-фейри сильнее прижала коготь к тонкой коже на горле у Пиппы.

Пиппа невольно охнула, подняв глаза к потолку из переплетенных веток. К небу и богам, какие только могли услышать здесь ее молитвы. Она ждала наступления боли, однако этого не произошло. Может, из-за страха она перестала что-либо чувствовать.