Текст книги "Экстаз в изумрудах"

Глава 9

Гейл в третий раз завязала передник и поймала свое отражение в маленьком зеркале на стене.

«Я выгляжу такой нервной, что любой, кто меня увидит, решит, что я что-то задумала».

Гейл знала, что впереди ее ждет тяжелый день. Она практически не спала, а когда все же получалось задремать, видела жаркие, тревожные сны с поцелуями на темной лестнице. Она страшилась встречи с Роуэном, но и мечтала, чтобы он поскорее пришел и положил конец ее ожиданиям.

Гейл закрыла глаза и приложила ладони к лицу.

– Как будто вчерашний день был легким.

Она взяла с себя слово не думать о том, что произошло на лестнице, а просто двигаться вперед.

Она уронила руки, найдя успокоение в новой идее, посетившей ее голову.

«Я была не в себе. Смерть Джексона выбила меня из колеи, и я… была не в себе».

Гейл выждала немного, думая, как долго продержится хрупкая логика. Но логика, похоже, держалась. Гейл очень разочаровалась в себе из-за того, что разрыдалась перед миссис Блайт. Бросаться к Роуэну было немыслимой ошибкой. Но в своем ослабленном эмоциональном состоянии она сделала немыслимое. Она так хотела утешения, поддержки, тепла другого человека.

Но даже это не могло объяснить, почему поцелуй показался чем-то большим, чем поцелуй.

Захлестнувшее Гейл всепоглощающее томление пошатнуло ее понимание собственной натуры. Она еще никогда не испытывала такого волнения, чтобы трепетать при взгляде на мужчину. Считая свои устремления слишком серьезными, она не допускала даже возможности флирта. Мужчин, проявлявших к ней интерес, Гейл просто игнорировала, рассматривая мужской род в целом как барьер между ней и свободой.

Если бы происшествие вызвало у нее сожаление и стыд, ей было бы легче рисовать Роуэна агрессором, воспользовавшимся ее смятением, но он поцеловал ее только тогда, когда она дала понять, что хочет этого, и отпустил сразу же, как только она воспротивилась.

Тем больше было у нее причин чувствовать в себе решимость обуздать свое вышедшее из-под контроля воображение и не давать ему повода разорвать их контракт.

«Что, если из-за случившегося он отправит меня восвояси? Что, если обвинит в том, что хотела его соблазнить? Или в отсутствии моральных устоев?»

От этой мысли она поежилась, зная, как трудно оправдать свое поведение.

«Ни слова гнева или возмущения! А только стонала, как распутница, и умоляла о продолжении».

Вспомнился их разговор о двойственности мужских ожиданий. Одного поцелуя ей хватило, чтобы узнать его силу, способную сокрушить ее рациональное начало.

«Все понятия о правилах приличия и внешняя сдержанность – все исчезло, как дым в грозу, и я чувствую себя полной идиоткой, ведь я всегда гадала, почему люди придают этому такое значение. Со стороны все выглядело так глупо. Было даже противно думать, как люди увлекаются друг другом. Но теперь… Теперь, когда я узнала, что такое поцелуй, не могу больше ни о чем и думать! И не было в этом ничего отталкивающего. А было…»

Но она не могла подобрать ни одного подходящего слова для определения этого сладкого, пьянящего ощущения, которое испытывала в объятиях Роуэна.

«Я бы не стала придавать значения…»

– А, вот вы где, мисс Реншоу! Я принесла вам лавандовой воды, чтобы освежиться после длинной ночи. – Появление Флоренс отвлекло ее от тягостных размышлений. Миниатюрная фигурка служанки двигалась по комнате с деловитой энергичностью пчелы в саду. – Я поставлю ее сюда и еще хочу спросить: не принести ли вам побольше подушек?

– Спасибо, Флоренс. Мне хватит, правда.

Флоренс с сомнением покачала головой:

– Для сна – наверное. Но здесь же нет ни кружев, ни вышивки. Кухарка говорит, что благородные дамы страдают от отсутствия красоты. И пока миссис Эванс распиналась насчет чехлов для мебели, я решила, что нужно пойти и спросить.

Гейл рассмеялась:

– Ты, видно, не можешь без красоты, да?

– Даже в моей комнате есть украшения, мисс Реншоу, хоть я и не леди!

– Ты как раз очень даже леди, милая Флоренс, и я предоставляю тебе всю эту заботу о красоте. – Она закончила закалывать волосы и воткнула в кудри черепаховый гребень. – По правде говоря, я ничего не замечаю, поскольку прихожу сюда только для того, чтобы упасть в постель. И пожалуйста, не беспокой миссис Эванс.

– Ее нужно немного беспокоить, иначе она начнет действовать на нервы миссис Уилсон, а от нее зависит меню! – терпеливо пояснила Флоренс, переместившись к кровати, чтобы перестелить ее заново. – Доктор Уэст не скажет вам спасибо за такое «отсутствие беспокойства». Поверьте, это хороший совет, мисс.

При упоминании доктора Гейл слегка утратила беззаботность настроения, но постаралась этого не показывать.

– Ладно. Мне нужна еще одна подушка. А с этим стулом можно что-то сделать, как тебе кажется?

– Да, конечно! – Флоренс обернулась, оглядывая комнату, и топнула ногой. – Вы даже подмели! Оставляйте мне хоть какую-то работу, мисс, иначе, если буду спускаться вниз сразу после того, как меня послали позаботиться о вас, миссис Эванс решит, что я увиливаю от дел.

– Тебе и так хватает работы, без уборки моей комнаты. К тому же я знаю, что доставляю хлопоты с обеденными подносами и всем прочим. Должна же я как-то выражать свою благодарность.

– Вы такая милая! Мне нравится приносить вам еду. Мы там, внизу, беспокоимся. Вы сидите тут все время одна.

– Я учусь, Флоренс, и это доставляет мне истинное удовольствие. Пожалуйста, передай всем, что я вполне счастлива и довольна своей работой. Главное, скажи это миссис Эванс! Я знаю, что она не одобряет меня.

Флоренс улыбнулась:

– Вы нравитесь ей по-своему. Она просто не спешит это показывать и относится к своим обязанностям с большой ответственностью. Когда миссис Эванс нет поблизости, Барнаби говорит, что она шипит, да не царапается!

– Да, но мурлычет ли она когда-нибудь?

Гейл сказала это, не подумав, и в следующий миг они обе разразились смехом, представив довольную миссис Эванс, которая вылизывает свою шерстку.

Роуэн кашлянул и поразился, как красивая девушка, только что смеявшаяся и разговаривавшая с горничной, вдруг превратилась в заносчивую, загадочную мисс Реншоу. В ее глазах вновь воцарился лед, и Роуэн был почти благодарен этому.

«Почти».

Флоренс со смущенной улыбкой проскользнула мимо, и Роуэн вошел в комнату, желая знать, что дальше ждет его самого и ученицу. Ее чемоданы, как он заметил, у порога не стояли. Следовательно, предположил он, единственным ощутимым результатом всех его макиавеллиевских ухищрений был подрыв ее доверия.

«Я поцеловал ее, и теперь она смотрит на меня, как будто не уверена, что я не запру дверь и не брошусь на нее. Проклятие! Что за положение!»

– Флоренс – славная девушка. Похоже, у вас в доме появилась союзница.

– Она мне нравится. – Гейл скрестила руки. Эта ее привычка стала доставлять ему удовольствие, поскольку выдавала ее мысли больше, чем Гейл подозревала. – Хорошо, когда есть хотя бы один союзник.

– Только один? – Он присел на краешек стола. – По-моему, это не совсем вражеская территория?

– Я руководствуюсь своим опытом и наблюдениями, доктор Уэст, и не могу сразу ответить на подобный вопрос.

– Ага! Прибережем выводы на потом? – спросил он, непринужденно развалившись. – Достаточно справедливо.

– Вы хотели… – Она не договорила и перефразировала свой вопрос: – Я собиралась заняться изучением материалов по хирургической технике, которые вы мне оставили, но если у вас есть для меня другое задание…

– Я завалил вас книгами так, что хватит на месяц, верно?

– Я не жалуюсь.

– А умеете? Жаловаться? Когда-нибудь? – поинтересовался Роуэн, и каждый последующий вопрос помимо его воли звучал немного серьезнее предыдущего. – Вы любите спорить, мисс Реншоу, но я ни разу не слышал, чтобы вы жаловались, что я загружаю вас работой.

Она сжала губы.

– А не в этом ли заключалась ваша цель? Завалить меня книгами, чтобы я закричала: «Хватит!»

– Вы – загадка, мисс Реншоу. Вы всем кажетесь доброй, но мне… У меня, очевидно, дар возбуждать в вас худшие чувства.

– Нет, дело не в вас. Я нарочно стараюсь в вашем присутствии быть хуже.

– Зачем?

– Женская слабость, ранимость, любые проявления добросердечности лишь вызовут презрение с вашей стороны. Я хотела убедить вас, что могу быть сосредоточенной и не хуже любого мужчины. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали обо мне плохо.

– И я лишь подкреплял это, да?

Роуэн встал, собираясь уйти.

– Мне бы не хотелось вызывать ваше… сочувствие или утешение, доктор Уэст. Уверена, вы… вчера ночью лишь хотели проявить доброту своим вниманием, но попрошу вас отныне соблюдать профессиональную дистанцию. Я не могу позволить вам думать обо мне в таком свете.

Он смог лишь кивнуть в ответ, не желая извиняться, поскольку даже сейчас ему хотелось зацеловать ее до бесчувствия, чтобы растопить жгучий лед в ее фиалковых глазах.

«Я тоже слегка не в своем уме, мисс Реншоу, раз хочу вас, но постараюсь держать эти мысли при себе».

– Когда вчера ночью умер Джексон Блайт, я был излишне жесток. – Роуэн положил ладони на стол и уронил голову. – Что ж, по крайней мере я знаю причину, и теперь если начну спорить, восхваляя все те восхитительные женские черты сострадания, которыми вы обладаете, то войду в противоречие со своим предшествующим мудрым учением.

– Вы справедливо упрекнули меня после смерти Джексона. Я, как идиотка, потеряла над собой контроль, что не могло помочь ни миссис Блайт, ни Джексону.

– Я прав. Я не прав. Настоящий запутанный клубок, мисс Реншоу. – Роуэн выпрямился и глубоко вздохнул. – Почти что гордиев узел.

– Я не понимаю.

– Не важно. Поступайте, как сочтете нужным, мисс Реншоу. Я к вам больше не прикоснусь.

– Б-благодарю вас.

– Сегодня, если у меня не будет вызова, вы расскажете мне, как сделать человеку успешную ампутацию ноги.

И он ушел, гадая, найдется ли на земле еще хотя бы одна женщина, которая обрадуется перспективе научиться кромсать человеческую плоть.

* * *

Леди Прингли была его самая трудная больная, но и самая богатая и влиятельная. Известная сплетница, чьи ядовитые замечания погубили не одну несчастную душу, к Роуэну она почему-то питала слабость. Покровительство леди Прингли было одновременно благословением и проклятием. Благословение выражалось в укреплении престижности его практики и увеличении числа постоянных пациентов из ее высокого окружения, которые щедро оплачивали его услуги. Проклятие состояло в том, что она относилась к нему, с одной стороны, как к обожаемому подопечному, с другой – как к личному слуге. И ни одна из ролей его не радовала.

– Господи, что это за врач такой, который не может вылечить головную боль! – рявкнула на него леди Прингли, поправляя под локтями подушки.

Вытянувшись на кушетке в гостиной перед спальней, она, как сообщила ему горничная, когда он поднимался наверх, все утро пребывала в дурном расположении духа.

– Спаивание вас опиатами до умопомрачения – не метод лечения, леди Прингли.

– Но кажется лечением!

– Во вред вам, ваша милость, давайте посмотрим, не найдем ли мы лучшего средства избавить вас от утреннего дискомфорта и удержать вас от пускания слюней в послеобеденный чай, ладно?

– Доктор Уэст! – потрясенно ахнула она, но в следующий момент улыбнулась, как школьница. – Как вы грубы!

Роуэн слишком хорошо знал свою пациентку. Для женщины, жалующейся на нестерпимую головную боль, она держалась довольно чопорно и дерзко. А перспектива помучить своего «личного доктора» заметно оживляла ее и придавала глазам блеск. Леди Прингли страдала рядом легких хворей, чтобы регулярно вызывать его, а он был достаточно умен, чтобы говорить, что только женщина крепкого здоровья может обладать такой энергией, как она, и пугать до истерики всех дебютанток от Лондона до Бристоля.

– Теперь я буду груба. – Леди Прингли наклонилась вперед, как хищная птица, высматривающая голубя. – Почему вы не женаты, доктор Уэст?

– Это и вправду грубо. – Роуэн взял стетоскоп, чтобы избежать необходимости отвечать на вопрос. – Я попрошу вас, ваша милость, немного помолчать, чтобы я мог вас послушать.

Она повиновалась, но одарила Роуэна грозным взглядом, способным заставить содрогнуться любого другого. Роуэн неторопливо водил по ее телу стетоскопом, притворяясь, что изучает ритм ее сердца и дыхание, и безмолвно моля о терпении. Наконец откинулся назад и объявил ее здоровой.

– У вас крепкая, превосходная конституция, леди Прингли.

– Тем не менее у меня болит голова, доктор Уэст, – ядовито заметила она. – Ну и?

– Это вы все еще о головной боли? – невинно спросил Роуэн.

– Не будьте тупицей. Вы слишком красивы, чтобы оставаться холостяком, доктор Уэст. Как это возможно? – Леди Прингли посмотрела на него оценивающе. – Нет ли у вас какого-то тайного порока или страшного изъяна, который не позволяет вам вступить в брак?

«Хотелось бы мне знать, что я сделал, чтобы заслужить этот допрос…»

– Бросьте, ваша милость! Вы и сами знаете. Зачем задавать холостяку подобные вопросы? Человек не может признаться в своих изъянах. А если я захочу взять жену, то мне придется забросить своих больных и практику. В сутках не хватает часов, чтобы ухаживать за дамами или вести светский образ жизни, во всяком случае, у доктора.

– Хотите, я найду вам жену? – Леди Прингли откинулась назад, предвкушая свое любимое развлечение. – У меня наметанный глаз, и я знаю, какого типа женщина вам подойдет.

– Правда?

– Правда, правда. – Она закрыла глаза. – Дочь викария, к примеру, или дитя одного из ваших коллег. Вам нужна послушная, преданная малышка, которая с удовольствием займется вышивкой или хозяйством, пока вы будете ездить по вызовам. Она должна быть достаточно умная, чтобы предвосхищать ваши желания, но не слишком болтливая! Вы – представительный мужчина, доктор Уэст, но я знаю лучше.

Он нанес на пальцы мятную мазь и начал аккуратно массировать ей виски и затылок. Она почти замурлыкала под его руками, описывающими круги на коже, чтобы снять ее напряжение и прогнать «головную боль».

– Вы очень проницательны, но я должен отклонить ваше предложение, ваша милость. По правде говоря, леди Прингли, я никудышный человек, не слишком жизнерадостный, не веселый. А мне кажется, жена заслуживает некоторой легкости и радостного общения.

Сознавая, что переигрывает, он все же добился того результата, на который надеялся. Меланхоличный доктор позабавил леди Прингли и привел в смятение самой полемикой, но не темой.

– Правда! Мужчина может быть излишне серьезным и получить в наказание излишне серьезную жену. Это все ваша мрачная профессия, сэр. – Леди Прингли вздохнула, сочувствуя положению доктора. – Не такая, конечно, мрачная, как у гробовщика, но близко!

– Тут я должен вам возразить, указав на благородство медицины, но тогда вы заставите меня признать, что не такой уж я мрачный и безысходный.

– Вы такой умный человек. Оставайтесь мрачным, если угодно. Молодые девушки в наши дни испытывают интерес к угрюмым людям. Благодаря поэзии, которую поглощают, в вас они увидят крепкий орешек, который приятно раскусить.

– Я буду осторожным, ваша милость.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы позволили старшей подруге насладиться невинной ролью свахи.

Она обиженно сложила губы и, открыв глаза, послала ему пронзительный взгляд.

– Мне не нужна жена, леди Прингли. Мне нужен… – Он вдруг осекся, в удивлении спохватившись, что чуть не выпалил такое.

«Вот так поворот…»

– Так что вам нужно, доктор Уэст? – с интересом справилась леди Прингли.

– Мне нужен хороший ассистент. – «Чуть не сказал «друг», надо же. А подумал о Гейл, чтобы она работала со мной и вела практику. Интересно, как бы это сочеталось, если бы работа и семейная жизнь слились воедино, сосуществуя рядом?»

– Тьфу! Хочу пригласить вас на один из своих раутов, доктор Уэст. Ничего особенного, чтобы вы не испытывали неловкости. Вы же знаете, что вы – мой дорогой любимчик, и я хочу, чтобы вы присутствовали, даже если весь вечер угрюмо простоите в углу!

Роуэн закатил глаза, зная, что она не видит его, поскольку он продолжал втирать мазь в шею и плечи.

«Как дрессированная мартышка, чтобы развлекать ее гостей…»

– Я не буду ничего обещать, ваша милость, потому что не хочу вас разочаровывать.

Глава 10

Какая-то сила заставила ее снова прийти в его кабинет на втором этаже, как будто нахождение там могло дать ей что-то, в чем она нуждалась. Она все утро изучала хирургическую технику ампутации, пытаясь запомнить все анатомические подробности, и в перерывах приготовила нескольких тонизирующих средств, которые он просил сделать на завтра. Но слова на страницах расплывались, и пришлось согласиться, что ее организм требует смены обстановки.

«Я больше к вам не прикоснусь».

Стоять посреди восхитительного хаоса его семейной коллекции – все равно что находиться рядом с Роуэном, только без напряжения и стычек, что вспыхивали между ними грубым огнем. Здесь Гейл могла водить пальцами по корешкам его книг, брать в руки его безделушки, не обременяя себя мыслями о таких несущественных вещах, как дозволенность или приличие. Она знала, что Роуэн на вызове, и не сомневалась, что вовремя услышит, как зазвонит колокольчик, возвещая о его возвращении, что вовремя услышит и уйдет, чтобы он ее здесь не застал.

– Впечатляющее собрание, верно?

Гейл в испуге отдернула руку, как будто обожглась, и увидела медвежий силуэт высокого мужчины, почти полностью заполнившего собой дверной проем. Испытав инстинктивное желание бежать, Гейл все же постаралась придать себе равнодушный вид.

– Да, восхитительное.

– Мне бы тоже хотелось увидеть восхитительную коллекцию Роуэна! – раздался из-за спины первого мужчины приглушенный голос, и в комнату вошел, протиснувшись в дверь, другой джентльмен, одетый по последней моде, и он бесцеремонно уселся в кожаное кресло. – Боже, Майкл! Может, ты и знаменит своей непоколебимостью, но, черт подери, тебя ни объехать ни обойти.

– Придержи язык, Эш! Здесь дама! – предупредил его Майкл, и Гейл улыбнулась. Великан вдруг перестал быть страшным, когда неловко покраснел от остроты друга. – Она не знает, кто мы такие, так что веди себя прилично.

Джентльмен, которого он назвал Эшем, тотчас встал – грациозный белокурый лев с льдисто-голубыми глазами – и вежливо поклонился.

– Прошу прощения. Меня зовут Эш Блэкуэлл, безобидный друг доктора Уэста, прошу простить мне мой грубый язык. Я еще только нахожусь на пути к исправлению, но обязательно стану лучше, как говорит моя жена. – Он махнул рукой в сторону своего приятеля. – А эта ходячая гора – Майкл Радерфорд, еще один относительно безобидный друг доктора Уэста, который в присутствии красивой женщины теряет дар речи. В присутствии любой женщины. Мистер Радерфорд очень застенчив.

– Я не… застенчив.

Покрасневшее лицо Майкла свидетельствовало об обратном, и Гейл обнаружила, что абсолютно очарована столь не похожей друг на друга парой.

– Боюсь, доктора Уэста нет, он на вызове, – начала она, удивляясь, как Картер мог забыть об этом и впустить гостей. – И я не знаю точно, когда ждать его возвращения.

– Пожалуйста, не беспокойтесь о нас, – сказал мистер Радерфорд. – У нас есть ужасная привычка чувствовать себя здесь как дома, но мы бы не хотели свалиться вам как снег на голову.

– Я пришел извиниться перед Роуэном, но, кажется, передумал. – Эш загадочно улыбнулся, протянув ей руку. – Вы, вероятно, мисс Реншоу?

– О-он говорил обо мне?

– Очень пространно, – ответил он, вежливо отпуская ее руку. – Вы – многообещающая новая ассистентка.

– Он сказал «многообещающая»? – скептически спросила Гейл.

– У меня безупречная память. Я уверен, что он сказал нечто в этом роде. – В глазах Эша блеснули веселые смешинки, и Гейл оценила его чувство юмора.

«Ничего такого он не говорил! Но как можно винить Роуэна в том, что он жаловался, если я вела себя просто ужасно?»

– Да, он мог так сказать. И вы пришли извиниться? Позвать Картера, чтобы принес вам что-нибудь выпить?

Майкл наконец шагнул внутрь комнаты.

– Нам пора.

– Нет! – перебила его Гейл, страшась самой мысли, что выдворит гостей Роуэна, и приложила невероятные усилия, чтобы не подать виду. – Лучше я… Лучше мне уйти. У меня наверху в лаборатории куча работы, к тому же до возвращения доктора Уэста нужно закончить несколько страниц записей.

– Вы должны остаться! Иначе как мы узнаем о вас больше? – не скрывая разочарования, заметил Эш.

Майкл кашлянул и снова попытался взять бразды правления в свои руки.

– Эш, у нее работа, а бесконечные дебаты на тему, кому уйти и кому остаться, выглядят несколько глупо, тебе не кажется?

Эш кивнул:

– Он прав. С нашей стороны будет верхом грубости, если мы удерем лишь потому, что столкнулись с новой ассистенткой Роуэна. Мисс Реншоу, прошу, не обращайте на нас внимания. Все его друзья время от времени вваливаются к нему в кабинет. Мы сделали его нашим неофициальным клубом джентльменов. А Роуэн слишком великодушен, чтобы возмущаться, когда «Пресыщенные» прячутся от мира среди его вещей.

– «Пресыщенные»?

Гейл не сомневалась, что пропустила что-то интересное.

– Черт подери, Эш! Он не из тех, кто стал бы говорить ей об этом! – нетерпеливо выпалил Майкл.

– Язык, Майкл! Здесь дама! – Упрек Эша сопровождался плутовской улыбкой. – Глядя на то, как ты пыхтишь, она подумает, что это непристойный клуб! – Эш повернулся к Гейл. – Глупое прозвище нашего маленького кружка возникло в результате неверного толкования одного-двух слов после нашего возвращения из Индии.

– Вы оба были с Роуэном в Индии? – насторожившись, справилась она.

– И на этой ноте мы с вами попрощаемся, – снова вмешался мистер Радерфорд. – Идем, Эш. Ты можешь вернуться и извиниться перед Роуэном в другой раз. Тем более что теперь, похоже, придется извиняться еще и за сегодня. Было приятно с вами познакомиться, мисс Реншоу. – Майкл неловко поклонился. При попытке вести себя галантно его лицо отразило, чего это ему стоило. – Идем, Блэкуэлл, пока я не утащил тебя, иначе Роуэн тебя убьет.

Эш пришел в замешательство.

– Роуэн – доктор. Я не видел, чтобы он убил хотя бы мышь. – Тем не менее он попятился к выходу. – Искренне прошу меня простить, если обидел вас. Я просто хотел пошутить, но жена постоянно говорит, что я невыносимый. Майкл прав. Нам пора. Я дам Картеру знать, что мы…

– Мистер Блэкуэлл! Мистер Радерфорд! – поздоровалась с ними с порога миссис Эванс. – Я не знала, что вы пришли! Как давно? Я бы отправила вам поднос… – Тут она заметила Гейл, и ее радость сменилась на сухое неодобрение. – Я вас искала, но никак не ожидала увидеть здесь, мисс Реншоу.

Гейл изо всех сил старалась не выглядеть как провинившаяся школьница, которую директриса застала в неположенном месте.

– Вы меня искали?

– Флоренс только что спустилась сверху и сообщила, что в лаборатории доктора Уэста что-то выкипает, и без всякого присмотра!

– О! – Не оглянувшись на гостей, Гейл в немом недоумении бросилась вон. – О Боже! – И помчалась вверх, перепрыгивая через ступеньки.

«Лекарство! Я не могла оставить его на плитке, не могла. Утренняя работа. И хуже того, я могла из-за своей халатности спалить дом!»

Как миссис Эванс и описывала, содержимое сосуда на плитке бурно кипело, переливаясь через край коричневым водопадом, и пахло скорее как горелая обувная кожа, чем лимонный бальзам. Второй мыслью было то, что на уборку следов этого происшествия у нее уйдет весь остаток дня, а вот запах и за несколько дней не выветрится. Гейл чуть не плакала. Схватив кожаную прихватку, она сняла сосуд с газовой горелки, разбрызгав коричневую жижу по столу и полу.

«Все погибло».

Звонок колокольчика весело оповестил ее о возвращении Роуэна. В ответ она могла лишь вздохнуть. Поскольку внизу находились его друзья, спускаться она не торопилась. До сего момента она не слышала, чтобы к нему приходили гости. Мистер Блэкуэлл и мистер Радерфорд наверняка отвлекут Роуэна на какое-то время, прежде чем он поднимется в лабораторию, чтобы узнать, как у нее обстоят дела.

Но у Роуэна, очевидно, имелись свои взгляды на этот счет.

Когда он вошел, она стояла на четвереньках под столом, отскребая от половиц вязкую, как деготь, субстанцию. Гейл с трудом удержалась от стона. Застигнутая в таком положении, она испытала крайнее смущение и какую-то долю секунды даже понадеялась, что он ее не заметит.

– Мисс Реншоу?

Его ноги замерли напротив нее.

Она закрыла глаза, словно хотела, чтобы он исчез.

– Я… я не ожидала, что вы так скоро вернетесь.

«О Господи, умоляю, не дай мне расплакаться! Сейчас скажет что-нибудь о невежественной рассеянности или о том, что женщин нельзя и близко подпускать к его восхитительной лаборатории… и что я возражу ему в ответ?»

Он наклонился и заглянул под стол.

– Вы в порядке?

Не доверяя своему голосу, она лишь кивнула.

– Можете назвать мне основные артерии предплечья и кисти?

Часто заморгав, она ответила:

– Плечевая артерия, локтевая, лучевая… пальцевая, пястная, глубокая и поверхностная ладонные дуги.

– Очень хорошо. – В знак одобрения он шлепнул ладонью по крышке стола. – Я буду у себя в кабинете, если вам что-то понадобится.

«Как будто он всегда разговаривает с женщинами, сидящими под столом… как будто я ничего не испортила…»

– Да… – ответила она, и потрясение уступило место благодарности. – Спасибо, доктор Уэст.

Он ушел, но Гейл оставалась под столом, боясь пошевелиться, чтобы не испортить момент.

«Думаю, что мы с ним, возможно, прошли переломный момент. Только хотелось бы знать, куда я иду».