Текст книги "Малыш Николя"

Футбол

Альцест назначил встречу всем ребятам из нашего класса после обеда на пустыре, недалеко от дома. Он нас позвал, потому что его папа подарил ему совершенно новый футбольный мяч, и мы собирались сыграть замечательный матч. Отличный парень, наш Альцест.

Мы встретились на пустыре в три часа, и нас было ровно восемнадцать человек. Надо было решить, как разделиться на команды, чтобы с каждой стороны получилось поровну игроков.

Что касается судьи, с этим всё было просто. Судьёй мы выбрали Аньяна. Из-за того, что он носит очки, с ним нельзя драться, а для судьи это как раз подходит. И потом, ни одна команда не хотела брать к себе Аньяна, потому что он не очень сильный и вообще плакса. Но когда Аньян попросил дать ему свисток, мы немного поспорили. Единственный из нас, у кого есть свисток, – это Руфюс, у которого папа полицейский.

– Я не могу тебе одолжить мой свисток, – сказал Руфюс, – это семейная реликвия.

Тут возразить было нечего. В конце концов мы решили, что Аньян будет предупреждать Руфюса, когда надо свистеть, а свистеть Руфюс будет сам.

– Ну что? Мы играть-то когда-нибудь начнём? Я уже есть хочу! – закричал Альцест.

Но тут оказалось, что всё не так просто, потому что если Аньян будет судьёй, то остаётся всего семнадцать игроков, и, когда мы пробовали поделиться пополам, оставался один лишний. Тогда мы придумали такую вещь: пусть кто-нибудь будет судьёй на линии, чтобы размахивать красным флажком, когда мяч улетит с поля. Мы выбрали Мексана. Один судья на линии, конечно, это не так уж и много, чтобы следить за целым полем, но Мексан очень быстро бегает, у него ноги ужасно длинные и худые, с громадными грязными коленками. Мексан и слышать ничего не хотел, потому что собирался сам играть в мяч, к тому же, сказал он, у него нет флажка. Но потом он всё-таки согласился побыть судьёй на линии в первом тайме. Что касается флажка, он решил размахивать своим носовым платком. Платок был не очень чистым, но ведь Мексан же не мог знать, когда выходил из дома, что придётся его использовать вместо флажка.

– Ну что, начинаем? – опять закричал Альцест.

После этого дело пошло быстрее, потому что осталось только шестнадцать игроков.

Ещё каждой команде нужен был капитан. Капитанами хотели быть все. Все, кроме Альцеста, который хотел быть вратарём, потому что он не любит бегать. Мы, конечно, были согласны, потому что Альцест здорово подходит на роль вратаря: он такой толстый, что очень хорошо загораживает ворота. Но всё равно оставалось ещё пятнадцать капитанов, то есть довольно много лишних.

– Я самый сильный, – кричал Эд, – и я должен быть капитаном, а все, кто не согласен, получат в нос!

– Я капитан, у меня самый лучший костюм! – закричал Жоффруа, и Эд стукнул его кулаком по носу.

Это правда, что у Жоффруа самый хороший костюм, потому что его богатый папа купил ему полное футбольное снаряжение, даже сине-бело-красную[1]1
  Цвета французского государственного флага.


[Закрыть] футболку.

– Если меня не назначат капитаном, – пригрозил Руфюс, – я позову своего папу, и он вас всех посадит в тюрьму!

Тогда мне пришла в голову мысль сыграть в орёл или решку. Получилось, что мы бросали монетку два раза, потому что сначала она потерялась в траве и мы её так и не нашли. Это была монета Жоакима, он нам её одолжил для жеребьёвки, и ему совсем не понравилось, когда она пропала. Он бросился её искать, хотя Жоффруа ему сразу пообещал, что его папа пришлёт ему чек, чтобы компенсировать расходы. В конце концов в капитаны выбрали Жоффруа и меня.

– Эй, я не собираюсь опаздывать на полдник! – крикнул Альцест. – Мы будем играть или нет?

Но надо было ещё разделиться на команды. Со всеми всё прошло гладко, кроме Эда. Мы с Жоффруа оба хотели заполучить Эда в свои команды, потому что, когда он бежит с мячом, его никто никогда не останавливает. Вообще-то он не очень хорошо играет, но зато его все боятся. У Жоакима настроение было уже получше, потому что он нашёл свою монету, и тогда мы её у него попросили ещё раз, чтобы бросить жребий на Эда, и монетка снова потерялась. На этот раз Жоаким ужасно разозлился и опять принялся её искать, а на Эда нам пришлось тянуть соломинку, и Жоффруа выиграл. Жоффруа назначил Эда вратарём: он подумал, что теперь никто не посмеет даже близко подойти к воротам, а уж попасть в них мячом – тем более, потому что Эд очень обидчивый.

Альцест ел печенье, сидя между двумя камешками, обозначавшими его ворота. Вид у него был недовольный.

– Эй, – крикнул он, – вы вообще-то начнёте когда-нибудь или нет?

Но надо было ещё распределиться по полю. Из-за того, что у нас было всего по семь игроков с каждой стороны, не считая вратарей, это тоже оказалось не так-то просто. В обеих командах начался спор. Очень многие хотели играть передними нападающими. Жоаким хотел быть задним защитником, но это потому, что его монетка упала как раз в том углу, и он собирался одновременно играть и продолжать её искать.

В команде Жоффруа всё быстро наладилось, потому что Эд много кому врезал, и после этого все игроки без всяких споров встали на свои места, потирая носы. Всё-таки у Эда классный удар!

В моей команде мы всё никак не могли договориться до тех пор, пока Эд не сказал, что сейчас придёт и врежет по носу и нашим тоже. После этого все встали куда надо.

Аньян велел Руфюсу: «Свисти!» – и Руфюс, который играл у меня в команде, свистнул вбрасывание. Но Жоффруа был недоволен. Он сказал:

– Это нечестно! Нам солнце прямо в глаза! С какой стати моя команда должна играть с плохой стороны поля!

Я ему ответил, что, если ему так не нравится солнце, он может закрыть глаза и что с закрытыми глазами он, может быть, будет играть даже лучше, чем с открытыми. Тут мы подрались, и Руфюс засвистел в свой свисток.

– Я не давал приказа свистеть! – закричал Аньян. – Это я судья!

Руфюсу это не понравилось, и он сказал, что ему не требуется разрешение Аньяна, чтобы свистеть, и что он будет свистеть, когда ему захочется, вот так. И он начал свистеть как сумасшедший.

– Гад ты всё-таки! – крикнул Аньян и разревелся.

– Эй, ребята! – позвал Альцест из своих ворот.

Но его никто не слушал. Я продолжал драться с Жоффруа и разорвал его красивую сине-бело-красную футболку, а он сначала кричал:

– Ха-ха-ха! Подумаешь! Мой папа купит мне ещё кучу таких! – а потом двинул мне ногой по щиколотке.

Руфюс бегал за Аньяном, который вопил:

– У меня очки! У меня очки!

Жоаким ни на кого не обращал внимания, он всё ещё искал свою монетку и никак не мог найти. Эду, который спокойно стоял в своих воротах, всё это надоело, и он начал колотить кулаком по тем носам, которые были ближе к нему, то есть по носам своей собственной коман ды. Все бегали и орали. Было здорово весело, просто классно!

– Эй, ребята, кончайте! – снова крикнул Альцест.

Тогда Эд рассердился:

– Тебе же хотелось скорее играть. Ну вот, все и играют, а если хочешь что-то сказать, подожди, пока кончится первый тайм!

– Первый тайм чего? – спросил Альцест. – Я только что вспомнил, что мяча-то у нас нет, я его дома забыл!

Визит инспектора

Когда учительница вошла в класс, было видно, что она ужасно нервничает.

– В школу приехал господин инспектор, – сказала она нам. – Я надеюсь, что вы будете вести себя прилично и произведёте на него хорошее впечатление.

Мы, конечно, пообещали, что будем хорошо себя вести, но вообще-то учительница напрасно беспокоилась, потому что мы почти всегда ведём себя хорошо.

– Обращаю ваше внимание на то, – продолжила она, – что это новый инспектор. Старый к вам уже привык, но он ушёл на пенсию…

А потом она дала нам целую кучу всяких указаний, запретила разговаривать, если нас не спрашивают, смеяться без разрешения и попросила не ронять шарики, как в прошлый раз, когда инспектор приехал и шлёпнулся на пол, и ещё попросила Альцеста прекратить жевать, когда инспектор войдёт в класс, и сказала Клотеру, который у нас самый отстающий, чтобы он постарался поменьше попадаться на глаза. Иногда мне кажется, что наша учительница просто принимает нас за дурачков. Но мы всё равно её очень любим и, конечно, пообещали ей всё, что она хотела. Ещё она проверила, как в классе обстоит дело с чистотой, и сказала, что класс, кажется, выглядит чище, чем некоторые из нас. А потом она попросила Аньяна налить в чернильницы чернил – на случай, если инспектор захочет устроить нам диктант.

Аньян взял большую бутылку чернил и как раз собирался начать с первой парты, где сидят Сирилл и Жоаким, когда кто-то крикнул:

– Инспектор идёт!

Аньян так испугался, что облил чернилами всю парту. Но это была шутка, никакого инспектора не было, и учительница очень рассердилась:

– Я видела, это кричал ты, Клотер! Очень глупая шутка. Отправляйся в угол!

Клотер заплакал и сказал, что если он будет стоять в углу, то сразу же бросится в глаза, и инспектор задаст ему кучу вопросов, а он совершенно ничего не знает и будет плакать, и вообще это была никакая не шутка, потому что он видел, как инспектор шёл по двору вместе с директором, и это была правда, и учительница сказала, что ладно, на этот раз – так и быть.

Плохо, что вся первая парта была в чернилах, и тогда учительница сказала, что надо переставить её в последний ряд, чтобы не было видно. Мы тут же взялись за дело, и это было здорово, потому что мы начали двигать сразу все парты, и всем было очень весело, когда в класс вошли инспектор и директор.

Нам даже не пришлось вставать, потому что мы и так уже были на ногах, но всё-таки они застали нас врасплох, и мы очень удивились.

– Это наши малыши, они… они немного несобранные, – сказал директор.

– Я вижу, – кивнул инспектор. – Садитесь, дети.

Мы сразу сели, но первую парту всё-таки уже успели развернуть, чтобы её передвинуть, и Сирилл и Жоаким теперь сидели спиной к доске. Инспектор посмотрел на учительницу и спросил, всегда ли эти ученики располагаются в классе таким образом. У учительницы сделалось лицо, как у Клотера, когда его вызывают к доске, но она, правда, не заплакала.

– Небольшое недоразумение… – пробормотала она.

У инспектора был не слишком довольный вид и огромные брови, налезающие прямо на глаза.

– Не помешало бы иметь чуть больше авторитета, – сказал он. – Дети, поставьте-ка эту парту на место.

Мы все встали, а инспектор закричал:

– Не все сразу! Вот вы, вы двое!

Сирилл и Жоаким повернули парту и снова уселись. Инспектор улыбнулся и опёрся о неё руками.

– Хорошо, – сказал он, – чем вы занимались, перед тем как я пришёл?

– Мы двигали парту, – ответил Сирилл.

– Довольно уже об этой парте! – воскликнул инспектор, который, кажется, начинал немного нервничать. – Кстати, зачем это вы её двигали?

– Из-за чернил, – объяснил Жоаким.

– Из-за чернил? – переспросил инспектор и посмотрел на свои руки, которые были совершенно синие. Он глубоко вздохнул и вытер пальцы носовым платком.

Тут мы заметили, что и инспектор, и учительница, и директор не настроены шутить. И мы решили, что будем вести себя ужасно хорошо.

– У вас, как я вижу, кое-какие проблемы с дисциплиной, – обратился инспектор к учительнице. – Здесь следует прибегнуть к элементарной психологии.

Потом он повернулся к нам, широко улыбнулся и отодвинул брови повыше от глаз.

– Дети, я хочу стать вашим другом. Не надо меня бояться, я знаю, что вы любите повеселиться, да и сам я тоже не прочь посмеяться. Вот, кстати, вы знаете историю о двух глухих? Один глухой говорит другому: «Ты идёшь на рыбалку?» А тот говорит: «Нет, я иду на рыбалку». Тогда первый говорит: «Да? А я думал, что ты идёшь на рыбалку!»

Жаль, что учительница запретила нам смеяться без разрешения, потому что сдержаться было просто ужасно трудно. Я, например, обязательно расскажу вечером эту историю папе, ему очень понравится, я уверен, что он её ещё не слышал. Инспектор, которому ничьё разрешение не требовалось, смеялся очень громко, но когда заметил, что в классе совсем тихо, то вернул брови на место, покашлял и сказал:

– Ну хорошо. Мы достаточно повеселились, а теперь – за работу.

– Мы как раз изучали басни, – сказала учительница. – «Ворона и Лисица».

– Отлично, замечательно! Пожалуйста, продолжайте, – попросил инспектор.

Учительница сделала вид, что ищет в классе кого-нибудь наугад, а потом указала на Аньяна:

– Вы, Аньян, прочитаете нам басню наизусть.

Но тут инспектор поднял руку.

– Вы позволите? – сказал он учительнице, а потом показал на Клотера: – Вот вы, там, сзади, прочитайте нам эту басню.

Клотер открыл рот и заплакал.

– В чём дело? – удивился инспектор.

Учительница сказала, что Клотера следует извинить, потому что он очень застенчивый, и тогда вызвали Руфюса.

Руфюс сказал, что наизусть басню не знает, но примерно представляет, о чём там речь, и сразу начал объяснять, что это история про одну ворону, которая держала в клюве рокфор.

– Рокфор? – спросил инспектор, у которого делался всё более и более удивлённый вид.

– Да нет, – возразил Альцест, – это был камамбер.

– Ничего подобного, – сказал Руфюс. – Камамбер ворона не смогла бы держать в клюве, он текучий, и потом, он плохо пахнет!

– Может, он и неважно пахнет, зато на вкус – отличный, – ответил Альцест. – И потом, запах – это ещё ничего не значит. Вон мыло хорошо пахнет, а совершенно невкусное, я однажды пробовал.

– Ха! – крикнул Руфюс. – Да ты просто дурак, и я скажу своему папе, чтобы он выписал твоему папе кучу штрафов!

И потом они подрались.

Все уже повскакивали со своих мест и что-то кричали, кроме Клотера, который всё ещё плакал в своём углу, и Аньяна, который вышел к доске и декламировал там «Ворону и Лисицу». Учительница, инспектор и директор кричали: «Довольно!» В общем, всем было очень весело.

Когда все успокоились и опять сели на свои места, инспектор вынул носовой платок, вытер им лицо и весь вымазался чернилами, и очень жаль, что нам было запрещено смеяться, потому что из-за этого пришлось сдерживаться до самой перемены, а это страшно трудно.

Инспектор подошёл к учительнице и пожал ей руку.

– Хочу выразить вам свою глубокую симпатию, мадемуазель. Ещё ни разу до сегодняшнего дня я не осознавал с такой очевидностью, какого самопожертвования требует наша профессия. Так держать! Мужайтесь! Браво!

И он очень быстро вышел вместе с директором.

Мы очень любим нашу учительницу, но на этот раз она поступила ужасно несправедливо. Ведь именно благодаря нам её поздравил инспектор, а она всех нас оставила после уроков!

Рекс

Я шёл из школы и встретил щенка. У него был совершенно потерянный вид, он был совсем один, и мне стало его ужасно жалко. Я подумал, что щенок будет рад найти друга, и побежал за ним, но догнал с большим трудом. Он совсем не собирался идти со мной – наверное, побаивался, но я ему отдал половину своей булочки с шоколадом, он её съел и начал вилять хвостом. Я назвал его Рексом, как в фильме про полицейских, который я смотрел в прошлый четверг.

После булочки – Рекс проглотил её почти так же быстро, как это сделал бы Альцест, мой друг, который всё время ест, – щенок с радостью пошёл за мной. Я подумал, что для мамы с папой это будет отличный сюрприз, если я приду домой вместе с Рексом. А потом я научу Рекса делать всякие фокусы, он будет сторожить дом, а ещё он будет помогать мне ловить бандитов, как в том фильме в прошлый четверг.

Так вот, вы мне просто не поверите, но, когда мы пришли домой, мама совсем не обрадовалась, когда увидела Рекса, ну совершенно не обрадовалась. Надо сказать, что он сам был в этом немножко виноват. Когда мы вошли в гостиную, мама нас встретила, поцеловала меня, спросила, всё ли в порядке в школе, не баловался ли я, а потом увидела Рекса и начала кричать:

– Где ты подобрал это животное?!

Я стал ей объяснять, что это несчастный щенок, который потерялся и который будет мне помогать ловить кучу бандитов, но Рекс, вместо того чтобы стоять спокойно, прыгнул на кресло и начал кусать подушку. А это было то самое кресло, куда папе разрешают садиться, только когда у нас гости!

Мама всё кричала, что уже давно запретила мне тащить с улицы в дом всякую живность (это правда, мама мне это запретила, когда я в прошлый раз принёс мышку), что это опасно, что собака может быть бешеной, что она всех нас покусает, и мы все заразимся бешенством, и что сейчас она сходит за метлой, чтобы выставить это животное вон, и что она даёт мне ровно одну минуту, чтобы я убрал эту собаку из дома.

Мне было нелегко заставить Рекса отцепиться от подушки, в зубах у него ещё оставался целый клок, и я правда не понимаю, что ему в ней так понравилось. Потом я взял Рекса на руки, и мы вышли в сад. Мне очень хотелось заплакать, и я так и сделал. Не знаю, было ли грустно Рексу, он был слишком занят – всё время выплёвывал кусочки шерсти от подушки.

Когда пришёл папа, он так нас и застал сидящими перед дверью: я плакал, а Рекс плевался.

– Ну, – сказал папа, – что тут происходит?

И я ему всё объяснил, что мама не захотела оставить Рекса, а Рекс – это мой друг, и я тоже его единственный друг, и он будет помогать мне ловить кучу бандитов и будет делать фокусы, которым я его научу, и что я ужасно несчастный, и я снова заплакал, а Рекс чесал себе ухо задней лапой, хотя это страшно трудно, мы однажды в школе попробовали, и единственный, у кого получилось, – это Мексан, у которого слишком длинные ноги.

Папа погладил меня по голове, а потом сказал, что мама права, что приводить в дом собак опасно, что они бывают больными и кидаются всех кусать, а потом – раз! – и у всех начинает течь слюна, и все делаются бешеные, и что мы ещё будем проходить в школе про Пастера, который придумал одно лекарство, что Пастер – это благодетель человечества, потому что теперь от бешенства можно вылечиться, но всё-таки это очень серьёзная болезнь. Я ответил папе, что Рекс никакой не больной, у него хороший аппетит и он ужасно умный. Тогда папа посмотрел на Рекса и потрепал его по голове, как иногда меня.

– И правда, вид у него вполне здоровый, у этого пса, – сказал папа, а Рекс начал лизать ему руку. Папе это ужасно понравилось. – Он очень милый, – улыбнулся папа, а потом протянул другую руку и сказал: – Лапу, дай лапу, ну же, лапку давай! – И Рекс дал ему лапку, а потом опять лизнул ему руку, а потом почесал себе ухо – в общем, он всё время был чем-то занят, мой Рекс.

Папа засмеялся и сказал мне:

– Ладно, подожди меня здесь, я попробую уладить это дело с мамой. – И он ушёл в дом.

Классный у меня папа! Пока он улаживал это дело с мамой, мы с Рексом играли. Рекс сделал стойку, но у меня не было для него ничего съедобного, и он опять начал чесать себе ухо, и вообще, он замечательный, мой Рекс!

Когда папа вышел из дома, вид у него был не очень-то радостный. Он присел рядом со мной, погладил меня по голове и сказал, что мама не хочет в доме никаких собак, особенно после этой истории с креслом. Я собирался опять заплакать, но тут у меня появилась мысль.

– Если мама не хочет, чтобы Рекс жил в доме, – сказал я, – мы могли бы поселить его в саду.

Папа немного подумал и сказал, что это хорошая мысль, что в саду Рекс не нанесёт никому никакого ущерба и что он построит ему будку прямо сейчас, немедленно. И я поцеловал папу.

Мы пошли на чердак за досками, а потом папа принёс инструменты. Рекс в это время принялся есть бегонии, но это всё-таки не так страшно, как кресло в гостиной, потому что бегоний у нас больше, чем кресел.

Папа рассортировал доски.

– Вот посмотришь, – подмигнул он мне, – мы ему сделаем великолепную будку, настоящий дворец.

– И потом, – сказал я, – мы его научим делать всякие фокусы, и он будет сторожить дом!

– Да, мы его надрессируем, чтобы он не пускал сюда посторонних, Бледура например.

В общем, нам всем было очень весело – Рексу, и папе, и мне! Немножко подпортило настроение, когда папа попал молотком себе по пальцам и закричал, и тогда из дома вышла мама.

– Что это вы делаете? – спросила она.

Я объяснил, что мы с папой решили устроить Рекса в саду, где нет никаких кресел, и что папа ему мастерит будку, и что он научит Рекса кусать мсье Бледура, чтобы тот взбесился. Папа ничего особенного не сказал, он сосал палец и смотрел на маму. Мама всё равно была недовольна. Она сказала, что ей не надо никаких животных, и взгляните только, что этот зверь сделал с её бегониями! Рекс поднял голову и подошёл к маме, виляя хвостом, а потом сделал стойку. Мама посмотрела на него, наклонилась и погладила Рекса по голове, и Рекс лизнул ей руку, и в это время в нашу калитку позвонили.

Папа пошёл открывать и впустил какого-то господина. Господин посмотрел на Рекса и воскликнул:

– Кики! Вот ты где! Я тебя повсюду ищу!

– В конце концов, мсье, – спросил папа, – что вам угодно?

– Что мне угодно? – сказал господин. – Мне угодно забрать мою собаку! Кики убежал, когда мы с ним прогуливались, и кое-кто видел, как ваш мальчик повёл его сюда, мне об этом рассказали.

– Это не Кики, это Рекс, – сказал я. – Мы с ним вместе будем ловить бандитов, как в том фильме в прошлый четверг, и мы его научим устраивать всякие фокусы мсье Бледуру!

Но Рекс, кажется, был очень рад и прыгнул господину на руки.

– Как вы докажете, что это ваша собака? – спросил папа. – Эта собака просто потерялась!

– А ошейник? – ответил господин. – Вы что, не заметили ошейник? На нём написано моё имя! Жюль Жозеф Тремпе! И мой адрес! И я собираюсь, между прочим, подать жалобу! Пойдём, мой бедный Кики! Нет, ну надо же, подумать только! – И господин ушёл вместе с Рексом.

Мы все очень расстроились, а мама даже заплакала. Тогда папа начал её утешать и пообещал, что скоро приведёт другую собаку, прямо на днях.