Текст книги "Город пустых. Побег из Дома странных детей"

– Мне есть дело, – ответил Гораций.

Эмма закрыла лицо руками. Я сел рядом с ней, но как ни пытался подобрать слова, способные ее подбодрить, у меня ничего не вышло.

Бронвин приоткрыла полу пальто, чтобы позволить мисс Сапсан подышать свежим воздухом. Енох опустился на колени перед птицей и наклонил голову, как будто к чему-то прислушиваясь.

– Вы это слышите? – спросил он.

– Что? – не поняла Бронвин.

– Звук жизни, которая капля за каплей покидает мисс Сапсан! Эмма, ты должна была сжечь физиономии этих цыган, пока у тебя была такая возможность!

– Мы были окружены! – отозвалась Эмма. – Началась бы драка, и кто-то обязательно пострадал бы или даже погиб. Я не могла пойти на такой риск.

– Поэтому ты решила рискнуть жизнью мисс Сапсан! – заявил Енох.

– Оставь ее в покое, – вмешалась Бронвин. – Решать за всех очень трудно. Мы же не можем устраивать голосование всякий раз, когда необходимо делать выбор.

– В таком случае, может, вы позволите мне решать за всех? – предложил Енох.

Хью фыркнул.

– Если бы за главного у нас был ты, то нас бы уже не было на свете.

– Послушайте, все это сейчас не имеет значения, – перебил их я. – Нам необходимо освободиться из этой клетки и добраться наконец до города. Сейчас мы намного ближе к нему, чем были бы, если б не прокатились на повозке. Так что незачем плакать по молоку, которое еще даже не пролилось. Нам всего лишь надо составить план побега.

Мы принялись размышлять, и у нас родилось множество идей, хотя привести в исполнение хоть одну из них не представлялось возможным.

– Может, Эмма сумеет прожечь этот пол? – предложила Бронвин. – Он деревянный.

Эмма расчистила от сена участок пола и постучала по доскам.

– Он слишком толстый, – с удрученным видом ответила она.

– Вин, ты можешь разогнуть эти прутья? – спросил я.

– Может, и смогу, – отозвалась она, – но только когда рядом не будет этих цыган. Иначе они увидят и тут же прибегут со своими ножами.

– Мы должны ускользнуть незаметно, а не с боем, – согласилась Эмма.

Тут откуда-то из-за прутьев донесся шепот:

– Вы совсем обо мне забыли?

– Миллард! – воскликнула Оливия, от возбуждения едва не вылетев из туфель. – Где ты был?

– Изучал обстановку. И ждал, пока уляжется волнение.

– Как думаешь, тебе удастся выкрасть ключ? – спросила Эмма и подергала запертую на замок дверь клетки. – Я видела, как вожак положил его себе в карман.

– Мелкие кражи, особенно из карманов, это моя специализация, – заверил нас Миллард.

* * *

Прошло несколько минут. Потом полчаса. Потом час. Хью мерял шагами клетку, и вокруг его головы возбужденно кружила пчела.

– Почему так долго? – ворчал он.

– Если он не вернется в ближайшее время, я начну швырять яйца, – заявил Енох.

– Если ты это сделаешь, мы все погибнем, – ответила Эмма. – Мы для них легкая мишень. Как только дым развеется, с нас заживо сдерут шкуру.

Поэтому мы продолжали сидеть и ждать, одновременно наблюдая за цыганами. Те, в свою очередь, наблюдали за нами. Каждая последующая минута казалась нам очередным гвоздем в крышку гроба мисс Сапсан. Я поймал себя на том, что не свожу с нее глаз, как будто, пристально наблюдая, я был способен заметить происходящие в ней изменения и увидеть, как медленно угасает в ее глазах огонек человеческой личности. Но она выглядела так же, как и всегда, разве что вела себя спокойнее, задремав в сене рядом с Бронвин. Перышки на ее груди ритмично вздымались и опадали в такт дыханию. Казалось, она не осознает опасности ситуации, в которой мы оказались, или нависшей над ее головой угрозы. Возможно, тот факт, что в такой момент она может спать, уже свидетельствует о происходящих в ней переменах, спрашивал я себя. Прежняя мисс Сапсан была бы вне себя от беспокойства.

Затем мысли снова вернулись к моим родителям, как всегда, когда я хоть немного ослаблял над ними контроль. Я пытался представить их себе такими, какими видел в последний раз. Передо мной всплывали отдельные черты: короткая щетина, которую отец отрастил за несколько дней пребывания на острове; обручальное кольцо на маминой руке, которое она безотчетно крутила, когда отец принимался пространно рассуждать о чем-либо, что ее не интересовало; цепкий взгляд отца, которым он беспрестанно обшаривал горизонт в поисках гнездовий.

Сейчас его глаза наверняка искали меня.

Сгущались сумерки, и лагерь начинал оживать. Цыгане переговаривались и смеялись. Затем компания детишек взяла старенькие рожки и скрипки и начала наигрывать какую-то мелодию, а взрослые пустились в пляс. В перерыве между плясками один из музыкантов, невысокий чернявый мальчонка, подкрался к нашей клетке с бутылкой в руках.

– Это для больного, – прошептал он, тревожно озираясь по сторонам.

– Для кого? – переспросил я, и он кивнул в сторону Хью, который, как по команде, скорчился в спазмах кашля.

Мальчик сунул бутылку сквозь прутья. Я открутил крышку и осторожно понюхал содержимое. Мне в нос, едва не свалив меня с ног, ударил запах чего-то похожего на смесь скипидара и компоста.

– Что это? – спросил я.

– Это действует, больше я ничего не знаю. – Он снова оглянулся. – Ну вот, я что-то для вас сделал. Теперь за вами долг. Так что скажите мне, какое преступление вы совершили? Вы, наверное, воры? – Понизив голос, он добавил: – Может, вы кого-то убили?

– О чем он говорит? – не выдержала Бронвин.

Никого мы не убивали, – едва не вырвалось у меня. Но тут перед моими глазами возникло воспоминание: тело Голана, медленно падающее на острые скалы. И я промолчал.

Однако Эмма произнесла это вместо меня:

– Никого мы не убивали!

– Но должны же вы были хоть что-то сделать, – возразил малец. – Иначе почему за вас объявили награду?

– Награду? – вскинул голову Енох.

– Ну да. За вас обещают целую кучу денег.

– Кто?

Парнишка пожал плечами.

– Вы собираетесь нас выдать? – спросила Оливия.

Мальчик поджал губы.

– Этого я не знаю. Старшие это обсуждают. Хотя, я слышал, они не очень доверяют людям, которые вас ищут. Но деньги есть деньги, и им не нравится то, что вы отказались отвечать на их вопросы.

– Там, откуда мы приехали, – надменно заявила Эмма, – никто не начинает допрашивать людей, которые обращаются за помощью.

– И в клетку их тоже не сажают! – добавила Оливия.

В эту секунду посреди табора раздался оглушительный грохот. Цыганчонок потерял равновесие и свалился с повозки в траву. Мы дружно пригнулись, потому что в воздух над огнем, разлетаясь во все стороны, взмыли кастрюли и сковородки. Цыганка, которая присматривала за костром, с воплями бросилась бежать. На ней горело платье, и она, наверное, добежала бы до океана, если бы кто-то не схватил ведро с водой и не вылил на нее, потушив огонь.

Мгновение спустя мы услышали шаги поднимающегося на повозку невидимки.

– Вот что случается, когда пытаешься приготовить омлет из яиц странных кур! – смеясь, произнес запыхавшийся Миллард.

– Так это твоя работа? – поинтересовался Гораций.

– Все было так тихо и спокойно… такая обстановка совершенно не располагает к обшариванию карманов! Вот я и подсунул одно из наших яиц в общую кучу, et voilà! – В воздухе перед нами как будто материализовался ключ. – Трудно обратить внимание на то, что к тебе в карман запустили руку, когда твой ужин только что взорвался прямо тебе в лицо.

– Слишком долго ты с ними возился, – буркнул Енох. – А теперь выпусти нас отсюда!

Но не успел Миллард вставить ключ в замок, как цыганчонок вскочил и завопил:

– На помощь! Они пытаются сбежать!

Мальчишка подслушал наш разговор, но в таборе царила такая суматоха, что никто не обратил на него внимания.

Миллард повернул ключ в замке. Дверь не открылась.

– О, проклятье! – выругался он. – Я, кажется, стащил не тот ключ.

– А-а-а! – голосил парень, тыча пальцем туда, откуда доносился голос Милларда. – Привидение!

– Я бы очень попросил заткнуть ему рот, – проворчал Енох.

Бронвин уважила его просьбу. Она сунула руку сквозь прутья клетки, дотянулась до мальца и, схватив его за руку, оторвала от земли и прижала к клетке.

– Помоги-и-ите! – вопил он. – У них м-м-м-ф-ф-ф…

Бронвин закрыла ему ладонью рот, но было слишком поздно.

– Галби! – закричала одна из цыганок. – Эй вы, дикари, немедленно его отпустите!

Внезапно оказалось, что мы, сами того не желая, взяли заложника. Цыгане бросились к нам, на ходу выхватывая длинные ножи, лезвия которых устрашающе сверкали в последних отсветах угасающего дня.

– Что ты делаешь? – воскликнул Миллард. – Отпусти мальчика, пока они нас не убили!

– Нет, не отпускай! – запретила Эмма и тут же закричала цыганам: – Освободите нас или мальчик умрет!

Цыгане окружили нас, выкрикивая угрозы.

– Если вы причините ему хоть малейший вред, – орал вожак, – я задушу вас всех голыми руками!

– Не подходи! – крикнула в ответ Эмма. – Просто выпустите нас, и мы никому не причиним вреда.

Один из мужчин рванулся к клетке, и Эмма инстинктивно вскинула руки, между которыми вспыхнул ревущий огненный шар.

Толпа ахнула, а цыган резко остановился.

– Вы своего добились, – прошипел Енох. – Теперь они точно повесят нас за колдовство!

– Я сожгу первого же, кто попытается к нам приблизиться! – закричала Эмма, раздвигая ладони и тем самым увеличивая огненный шар. – Ну же, ребята, давайте покажем им, с кем они связались!

Подошло время устроить им представление, которое открыла Бронвин. Одной рукой она подняла мальчишку еще выше, отчего его ноги затрепыхались в воздухе, а второй схватила один из прутьев крыши и начала его сгибать. Хью высунул лицо между прутьями и выпустил из открытого рта разозленных пчел. Затем Миллард, который отбежал от клетки, после того как его присутствие заметил мальчишка, закричал из-за спин цыган:

– Если вы считаете, что вам по силам потягаться с ними, то вы еще не встретились со мной!

С этими словами он подбросил в воздух яйцо. Описав дугу над их головами, яйцо упало на ближайшую поляну и взорвалось, взметнув землю до самых верхушек деревьев.

Когда дым развеялся, все долго стояли, замерев и не решаясь двинуться с места. Сперва я подумал, что наша демонстрация так напугала цыган, что их парализовал ужас. Но когда звон у меня в ушах стих, я понял, что они к чему-то прислушиваются. Я тоже прислушался.

С темнеющей дороги донесся шум двигателя. За деревьями мелькнул свет фар. Мы вместе с цыганами наблюдали за тем, как автомобиль поворачивает на дорогу, ведущую к нашей поляне, притормаживает и снова набирает скорость. К табору приближался крытый брезентом военный грузовик. Изнутри слышались резкие голоса и лай собак, которые уже охрипли, но, снова уловив наш запах, были уже не в состоянии остановиться.

Это были те самые твари, которые охотились на нас у побережья. Вот они нас и настигли, пойманных в клетку и совершенно беспомощных.

Эмма хлопнула в ладоши, потушив огонь. Бронвин выпустила мальчишку, и он бросился наутек. Цыгане уже спешили к кибиткам или в лес. Прошло несколько мгновений, и мы остались одни. Казалось, о нас все позабыли.

Вожак цыган подошел к нам.

– Откройте клетку! – взмолилась Эмма.

– Спрячьтесь под сено и замрите! Не издавайте ни звука! – скомандовал цыган, не обращая внимания на ее слова. – И никаких фокусов, если не хотите уехать с ними.

Времени на вопросы уже не было. Последним, что мы увидели, были двое цыган, которые подбежали к нам с куском брезента в руках. Они набросили брезент на клетку, и для нас мгновенно наступила ночь.

* * *

Снаружи загрохотали сапоги. Шаги были такими тяжелыми, как будто твари пытались за что-то наказать землю у себя под ногами. Мы послушались цыгана и зарылись в вонючее сено.

Я слышал, как совсем рядом кто-то из тварей беседует с вожаком.

– На этой дороге сегодня заметили группу детей, – говорила тварь странным обезличенным голосом, в котором не было и следа немецкого акцента, но который не принадлежал и англичанину. – За их поимку объявлена награда.

– Мы никого не встретили за целый день, сэр, – ответил цыган.

– Не позволяйте их невинным лицам вас обмануть. Они предатели. Шпионили в пользу Германии. Наказание за укрывательство шпионов…

– Мы никого не укрываем, – ворчливо перебил его цыган. – Можете сами убедиться.

– Именно это я и сделаю, – ответила тварь. – И если мы их здесь найдем, я вырежу твой язык и скормлю его собакам.

Тварь ушла, громыхая сапогами.

– Не вздумайте. Даже. Дышать, – прошипел нам цыган, и его шаги тоже удалились.

То, что он выгораживал нас, удивляло, особенно с учетом того, что эти твари могли сделать с его людьми. Возможно, это объяснялось гордостью или каким-то глубоко укоренившимся презрением к властям. А что, если цыганам просто хочется убить нас своими руками? Я невольно поежился.

Мы слышали, что твари уже разбрелись по всему табору, переворачивая вещи, распахивая двери кибиток, расталкивая людей. Заплакал ребенок, и тут же раздался разгневанный голос какого-то мужчины, но звук удара оборвал этот протест. Нам оставалось только лежать и слушать, как страдают люди, и это казалось мне худшей из пыток, несмотря на то что всего несколько минут назад эти же люди были готовы разорвать нас на части.

Боковым зрением я заметил, что Хью приподнялся и подполз к чемодану Бронвин. Сунув пальцы под защелку, он попытался открыть крышку, но Бронвин его остановила.

– Что ты делаешь? – одними губами спросила она.

– Мы должны добраться до них, пока они не добрались до нас!

Эмма выбралась из-под сена, приподнявшись на локтях, и подкатилась к ним. Я тоже подполз ближе, чтобы послушать, о чем они будут говорить.

– Это безумие, – покачала головой Эмм а. – Если мы начнем бросать яйца, нас просто расстреляют.

– Что ты предлагаешь? – поинтересовался Хью. – Ты считаешь, что мы должны лежать здесь, пока нас не найдут?

Мы сгрудились вокруг чемодана, шепотом обсуждая создавшееся положение.

– Подождем, пока они откроют дверь, – предложил Енох. – Тогда я брошу одно яйцо сквозь прутья позади нас. Это отвлечет внимание тварей и позволит Бронвин проломить череп тому, кто войдет сюда первым, а остальные тем временем разбегутся. Бросаемся врассыпную, а затем разворачиваемся и швыряем яйца в центральный костер табора. Все в радиусе тридцати метров обратятся в воспоминания.

– Черт возьми! – прошептал Хью. – Мне нравится этот план.

– Но в лагере есть дети! – возразила Бронвин.

Енох закатил глаза.

– Давайте будем беспокоиться о том, как бы кого не зашибить, и предоставим тварям и их собакам отличную возможность переловить нас всех по одному. Но если в наши планы входит добраться до Лондона или просто пережить сегодняшний вечер, я бы не советовал вам этого делать.

Хью похлопал Бронвин по руке, которой она накрыла защелку замка.

– Открывай, – попросил он. – Раздай нам яйца.

Бронвин колебалась.

– Не могу, – покачала головой она. – Я не могу убивать детей, которые не причинили нам никакого вреда.

– Но у нас нет выбора, – прошептал Хью.

– Выбор есть всегда, – не уступала Бронвин.

Тут мы услышали рычание собаки. Оно раздавалось совсем близко, у нижнего края клетки, и мы притихли. Мгновение спустя кто-то посветил фонариком на скрывавший нас брезент.

– Снимите брезент! – раздался чей-то голос.

Судя по всему, это был проводник собаки.

Собака залаяла, пытаясь просунуть нос под брезент и сквозь прутья клетки.

– Все сюда! – закричал кинолог. – Тут что-то есть!

Мы все смотрели на Бронвин.

– Пожалуйста, – произнес Хью. – Позволь нам хотя бы защититься.

– Другого пути нет, – кивнул Енох.

Бронвин вздохнула и сняла ладонь с защелки. Хью с благодарностью кивнул и открыл крышку чемодана. Яйца были аккуратно уложены межды свитерами, и мы все взяли по одному. Все, кроме Бронвин. А потом мы встали, глядя в сторону двери и готовясь к неизбежному.

Судя по топоту сапог, к нам бежали люди. Я пытался приготовиться к тому, что нам предстояло сделать. Беги, – говорил я себе. – Беги и не оглядывайся, а потом бросай яйцо.

Но неужели я действительно мог это сделать, зная, что погибнут невинные люди? Даже ради спасения собственной жизни… Что, если просто бросить яйцо в траву и ринуться в лес?

Кто-то схватил край брезента и резко рванул на себя. Брезент заскользил с клетки, но неожиданно остановился, не успев упасть вниз и обнаружить наше присутствие.

– Что с тобой такое? – услышал я голос собачьего проводника.

– На твоем месте я бы держался подальше от этой клетки, – ответил ему голос цыгана.

У нас над головами уже виднелась половина неба с мерцающими сквозь ветви дубов звездами.

– Да ну? Это почему же? – поинтересовался проводник.

– Старину Кровопийцу уже несколько дней не кормили, – ответил цыган. – Обычно люди ему не по вкусу, но, проголодавшись, он становится менее переборчив!

И тут раздался звук, от которого у меня захватило дух. Это был рев гигантского медведя. В это было невозможно поверить, но он раздавался внутри клетки, как будто медведь находился среди нас. Я услышал изумленный возглас кинолога, и он, волоча за собой скулящего от испуга пса, с грохотом заспешил вниз по доскам, ведущим от клетки на землю.

Я и представить себе не мог, как медведь мог попасть в клетку, но точно знал, что от него надо держаться как можно дальше. Прижавшись к прутьям, я увидел Оливию, сунувшую крохотный кулачок себе в рот в попытке заглушить вопль ужаса.

Снаружи другие солдаты смеялись над проводником собаки.

– Идиот! – рявкнул он, скрывая неловкость. – Только цыгане способны держать такого зверя посреди табора!

Наконец я собрался с духом и оглянулся. Никакого медведя в клетке не было. Но откуда этот жуткий рев?

Солдаты продолжали обыскивать табор и к нашей клетке больше не подходили. Несколько минут спустя мы услышали, как они снова запрыгивают в кузов грузовика. Завелся двигатель, и они наконец уехали.

Брезентовое полотнище соскользнуло с клетки. Все цыгане собрались вокруг нас. Я держал яйцо в дрожащей руке, задаваясь вопросом, придется мне его бросать или нет.

Вперед шагнул вожак.

– Вы в порядке? – спросил он. – Простите, если это вас испугало.

– Мы живы, – настороженно ответила Эмма, – но где же медведь?

– Вы тут не одни с необычными способностями, – отозвался молодой человек, стоявший с краю толпы.

И он тут же принялся то реветь, как медведь, то подвывать, как дикая кошка. Незаметными поворотами головы он так перебрасывал звуки из одного места в другое, что казалось, звери окружили нас со всех сторон. Справившись с потрясением, мы разразились аплодисментами.

– Кажется, ты говорила, что они не странные, – прошептал я Эмме на ухо.

– Таким фокусам можно обучить кого угодно, – отозвалась она.

– Прошу прощения, – снова заговорил цыганский вожак, – я, кажется, не представился. Меня зовут Бехир Бехаманатов. А вы наши почетные гости. – Он низко поклонился. – Почему вы не сказали нам, что вы syndrigasti?

Мы даже рты открыли от удивления. Он произнес древнее название странных людей, которому нас научила мисс Сапсан.

– Мы уже где-то встречались? – спросила Бронвин.

– Откуда вы знаете это слово? – спросила Эмма.

Бехир улыбнулся.

– Если вы воспользуетесь нашим гостеприимством, я вам все объясню.

С этими словами он снова поклонился и подошел к клетке, чтобы ее отпереть.

* * *

Мы сидели рядом с цыганами на красивых, домотканых коврах и в мерцающем свете двух костров беседовали и ели рагу. Я бросил ложку, которую вручили нам хозяева, и, позабыв о правилах поведения за столом, жадно хлебал прямо из деревянной миски. Жирный и невероятно вкусный бульон приятно согревал мои внутренности и струйкой стекал по подбородку. Бехир расхаживал между нами, следя за тем, чтобы каждому было удобно и чтобы нас накормили и напоили досыта. Он беспрестанно извинялся за состояние нашей одежды, теперь покрытой клочками грязного сена из клетки. После того как мы продемонстрировали цыганам свои необычные способности, он полностью изменил свое отношение к нам. Всего за несколько минут мы превратились из узников в почетных гостей.

– Мне очень жаль, что мы обращались с вами не слишком вежливо, – произнес он, опускаясь на подушки между кострами. – Когда речь идет о безопасности моих людей, я стараюсь предпринимать все возможные меры предосторожности. Сейчас по дорогам бродит много подозрительных людей. Эти люди выдают себя не за тех, кем являются на самом деле. Если бы вы сразу сказали, что вы syndrigasti…

– Нас научили никогда и никому об этом не говорить, – ответила Эмма.

– Никогда, – подтвердила Оливия.

– Кто бы вас этому ни научил, он поступил очень мудро, – кивнул Бехир.

– Откуда вы о нас знаете? – спросила Эмма. – Вы говорите на древнем языке?

– Я знаю всего несколько слов, – ответил Бехир, не сводя глаз с костра, в пламени которого на вертеле обжаривался кусок мяса. – У нашего народа с вашим давнее взаимопонимание. Мы мало чем отличаемся друг от друга. Мы тоже вечные изгои и странники – души, оттесненные к границам этого мира. – Он отщипнул с вертела кусок мяса и принялся задумчиво его жевать. – Мы в своем роде союзники. На протяжении столетий цыгане время от времени принимали к себе и воспитывали ваших детей.

– И мы вам за это благодарны, – ответила Эмма, – и за ваше гостеприимство тоже. Мы не хотели бы вас обидеть, но, к сожалению, нам придется сейчас же покинуть вас. Нам очень важно как можно скорее добраться до Лондона. Мы должны спешить на поезд.

– Чтобы вылечить вашего больного друга? – спросил Бехир и, приподняв брови, посмотрел на Хью, который уже давно перестал притворяться и теперь самозабвенно уплетал рагу. Пчелы радостно кружили вокруг его головы.

– Вроде того, – кивнула Эмма.

Бехир понимал, что мы что-то скрываем, но оказался достаточно тактичным и не стал настаивать на том, чтобы мы поделились с ним своими секретами.

– Сегодня ночью поездов уже не будет, – сообщил он, – но мы встанем на рассвете и отвезем вас на станцию к первому утреннему поезду. Это вас устроит?

– Нам придется с этим смириться, – ответила Эмма, обеспокоенно наморщив лоб.

Хотя мы и сэкономили время, прокатившись на повозке, вместо того чтобы идти пешком, мисс Сапсан все же потеряла целый день. Теперь у нее в лучшем случае оставалось два дня. Но зато сейчас мы согрелись, насытились, и нам ничего не угрожало.

Мы быстро подружились с цыганами. Все стремились загладить неприятные подробности нашего знакомства. Бронвин попыталась извиниться перед мальчиком, которого взяла в заложники, но он только отмахнулся от ее извинений. Цыгане безжалостно нас закармливали – мою миску наполняли снова и снова, невзирая на мои попытки отказаться от добавки. Когда мисс Сапсан выбралась из-за пазухи Бронвин и громким криком напомнила о том, что у нее тоже есть аппетит, цыгане накормили и ее. Они подбрасывали в воздух кусочки сырого мяса и радовались, когда она подпрыгивала, чтобы поймать их на лету.

– Она хочет есть! – смеялась Оливия, хлопая в ладоши при виде того, как птица разрывает когтями свиную ножку.

– Ну что, ты рад теперь, что мы их не взорвали? – шепотом поинтересовалась Бронвин у Еноха.

– О, пожалуй, – откликнулся тот.

Цыганский оркестр заиграл очередную песню. Мы ели и плясали. Я убедил Эмму потанцевать со мной у костра. И хотя обычно стесняюсь делать это на людях, в этот раз я дал себе волю. Наши ноги взлетали, а руки хлопали в такт музыке. На несколько лучезарных мгновений мы забылись в этом танце. Мне удалось забыть о том, какой опасности мы подвергаемся, о том, как совсем недавно мы едва не угодили в руки тварям и в пасть пустóте, готовой обглодать наши кости и выплюнуть их в пропасть. В этот момент я был очень благодарен этим цыганам и животной части собственного мозга с ее бесхитростностью. Горячего ужина, хорошей песни и улыбки дорогого мне человека оказалось достаточно, чтобы отвлечь меня от всего этого мрака, пусть и ненадолго. Затем песня окончилась, и мы вернулись на свое место. В воцарившейся тишине я ощутил, как меняется настроение. Эмма посмотрела на Бехира и спросила:

– Можно вас кое о чем спросить?

– Конечно, – отозвался он.

– Почему вы рисковали ради нас жизнями?

Он отмахнулся.

– Вы сделали бы то же самое.

– Я не уверена, что мы поступили бы подобным образом, – не согласилась с ним Эмма. – Я просто хочу понять. Это потому, что мы оказались странными?

– Да, – просто ответил он.

Он отвернулся и долго смотрел на деревья, обступившие поляну, на отсветы пламени на их стволах и на черноту леса за ними. Затем он произнес:

– Хотите познакомиться с моим сыном?

– Конечно, – отозвалась Эмма.

Она встала, и ее примеру последовали я и еще несколько человек.

Бехир поднял руку.

– Боюсь, что он очень застенчив. Только ты, – произнес он, показывая на Эмму, – и ты, – он указал на меня, – и еще тот, которого слышно, но не видно.

– Ого! – восхитился Миллард. – А я так старался вести себя незаметно!

Енох снова опустился на траву.

– Почему меня всегда отовсюду прогоняют? От меня воняет?

В круге света, образованном ярким костром, возникла цыганка в развевающемся красном платье.

– Пока их не будет, я погадаю вам по руке и предскажу будущее, – предложила она и обернулась к Горацию. – Возможно, когда-нибудь ты вскарабкаешься на Килиманджаро! – Она посмотрела на Бронвин: – А ты выйдешь замуж за богатого и красивого мужчину!

– Всю жизнь мечтала, – фыркнула Бронвин.

– Будущее – это моя специальность, мадам, – заявил Гораций. – Позвольте, я покажу вам, как это делается!

Мы с Эммой и Миллардом покинули их и вслед за Бехиром направились в дальний конец табора. Мы подошли к простой с виду кибитке, и Бехир поднялся по короткой лесенке, чтобы постучать в дверь.

– Ради, – тихо позвал он, – прошу тебя, выйди к нам. К тебе пришли гости.

Дверь приотворилась, и из-за нее выглянула женщина.

– Он боится, – произнесла она. – Отказывается вставать со стула.

Она окинула нас внимательным взглядом, а затем открыла дверь шире и жестом пригласила войти. Поднявшись по лестнице, мы нырнули в тесную, но уютную комнатку – гостиную, спальню и кухню одновременно. Возле узкого окна стояла кровать, а напротив расположились стол со стулом и небольшая печка, труба которой выходила через потолок наружу. Тут было все необходимое, чтобы месяцами путешествовать, не завися ни от кого и ни от чего.

На единственном стуле в этой комнате сидел мальчик. В руке он держал трубу, на которой играл сегодня вечером в составе детского цыганского оркестра. Это был сын Бехира, а женщина, судя по всему, была женой вожака.

– Сними ботинки, Ради, – попросила она.

Мальчик продолжал пристально смотреть в пол.

– Это обязательно? – спросил он.

– Да, – мягко ответил Бехир.

Мальчик стянул сначала один ботинок, затем другой. Какое-то мгновение я сам не понимал, на что смотрю. В ботинках не оказалось ничего. Казалось, у мальчика нет ступней. И тем не менее, чтобы разуться, ему пришлось прилагать усилия. Это означало, что в них было нечто.

– Встань, – снова обратился к сыну Бехир, и мальчик неохотно соскользнул на край сиденья и поднялся на ноги. Казалось, он парит в воздухе, потому что штанины замерли в нескольких дюймах над полом.

– Он начал исчезать несколько месяцев назад, – пояснила женщина. – Сначала только пальцы ног. Потом пятки. Наконец и все остальное… обе ступни. Я пыталась поить его разными настойками и бальзамами, но ничего не помогало.

Значит, у него все же есть ступни, – подумал я, – только невидимые.

– Мы не знаем, что делать, – продолжил рассказ жены Бехир. – Но я подумал, что, может быть, среди вас есть целитель…

– Исцелить это невозможно, – сообщил ему Миллард, и при звуке голоса, раздавшегося из ниоткуда, мальчик вскинул голову. – Мы с ним похожи. Со мной все было точно так же, когда я был маленьким. Я не родился невидимым, это происходило постепенно.

– Кто это говорит? – спросил мальчик.

Миллард взял платок, лежавший на краю кровати, и обернул им лицо, обнаружив форму своего носа, лба и рта.

– Это я, – сообщил он, подходя к мальчику. – Не бойся.

Все остальные наблюдали за тем, как Ради поднял руку и коснулся щеки Милларда, затем его лба и волос (мне и в голову не приходило представлять себе, какие у Милларда волосы). Ради даже подергал их прядь, как будто желая удостовериться в том, что они настоящие.

– Ты здесь, – произнес мальчик, и в его глазах вспыхнуло удивление, к которому примешивалось восхищение. – Ты действительно здесь!

– Ты тоже никуда не исчезнешь, даже если все перестанут тебя видеть, – успокоил его Миллард. – Вот увидишь. Это не больно.

Мальчик улыбнулся, и при виде его улыбки у женщины подкосились ноги. Чтобы не упасть, она оперлась на руку Бехира.

– Благослови тебя Господь, – едва сдерживая слезы, сказала она Милларду. – Благослови тебя Господь.

Миллард сел на пол у исчезнувших ног Ради.

– Тебе незачем этого бояться, мой мальчик. Как только ты привыкнешь к своей невидимости, я уверен, она даже начнет тебе нравиться. В ней действительно множество преимуществ…

Он начал их перечислять, а Бехир подошел к двери и кивнул нам с Эммой.

– Оставим их наедине, – предложил он. – Я уверен, что им есть о чем поговорить.

Мы оставили Милларда с мальчиком и его матерью. Вернувшись к костру, мы увидели, что почти все, и странные дети, и цыгане, столпились вокруг Горация. Он стоял на пне перед ошеломленной предсказательницей, закрыв глаза и положив ладонь ей на лоб. Казалось, он описывает собственное сновидение.

– …и внук твоего внука будет пилотировать гигантский корабль, который подобно омнибусу станет курсировать между Землей и Луной. А на Луне у него будет маленький домик, и он испытает затруднения с выплатами по закладной, и ему придется сдавать комнаты. И поселится у него прекрасная женщина, которую он полюбит всем сердцем. Это будет лунная любовь, которая отличается от земной из-за разницы гравитации…

Мы наблюдали за ними, стоя на краю толпы.

– Он это всерьез? – спросил я у Эммы.

– Вполне возможно, – отозвалась она. – Хотя, может быть, он просто развлекается за ее счет.

– Почему он не может предсказать будущее нам?

Эмма пожала плечами.

– Мы никак не можем использовать способности Горация. Он выдает предсказания до конца жизни кому угодно, но только не нам. Похоже, что чем больше он кого-то любит, тем меньше способен увидеть. Его видение затуманивается эмоциями.

– Да, это касается всех нас, – раздался чей-то голос, и, обернувшись, мы увидели Еноха. – И с учетом этого, дорогая Эмма, я надеюсь, что ты не слишком отвлекаешь этого американца. Очень сложно заметить приближение пустóты, когда у тебя в ухе постоянно скользит язык юной леди.

– Не говори гадостей! – поморщилась Эмма.

– Я не смог бы проигнорировать это Ощущение, даже если бы захотел, – ответил я, хотя мне очень хотелось проигнорировать неприятное осознание: Енох ревнует Эмму ко мне.

– Расскажите мне о вашем секретном свидании, – продолжал Енох. – Цыгане и в самом деле защитили нас из-за непонятной старинной дружбы, о которой никто из нас никогда не слышал?