Текст книги "Карта дней"

– Как это по-рыцарски, – вздохнул Миллард.

Десять ступенек и бетонный пол. Тут было градусов на десять-пятнадцать прохладнее, чем в доме наверху. Зато внизу меня ждала непроницаемая тьма. Я вытащил телефон и посветил вокруг. Света хватило только на закругленные стены из серого бетона. Я был в туннеле, клаустрофобически узком и таком низком, что приходилось пригибаться. Телефон светил слишком слабо, чтобы разглядеть, что там, впереди, или как далеко тянется туннель.

– Ну, что? – спросила сверху Эмма.

– Чудовищ нет, – ответил я. – Но побольше света мне бы не помешало.

Рыцари… они всегда так.

– Никуда не уходи, – велела Эмма.

– Мы тоже идем! – подала голос Оливия.

И вот тогда-то, пока мои друзья лезли вниз по лестнице, до меня дошла простая истина: дедушка действительно хотел, чтобы я нашел это место.

Тигриску. Дорожка из хлебных крошек через лес… Открытка от мисс Сапсан, которую он специально засунул в тот томик Эмерсона.

Эмма спустилась и зажгла пламя в ладони.

– Ну, – сказала она, глядя вперед. – Это точно не погреб для домашних заготовок.

Она подмигнула, я улыбнулся в ответ. С виду она была холодной и собранной, но наверняка играла: лично у меня каждый нерв так и звенел от напряжения.

– Можно я тоже спущусь? – подал голос Енох. – Или я до сих пор наказан за чувство юмора?

Бронвин как раз преодолела последнюю ступеньку.

– А ты стой, где стоишь, – распорядилась она. – На случай, если кто-то придет. Мы не хотим, чтобы нас тут застали врасплох.

– На случай если кто придет? – осведомился он.

– Кто угодно, – отрезала Бронвин.

Мы встали за Эммой.

– Идем медленно, ушки на макушке на случай непредвиденного, держим себя в руках, – она вытянула руку с огнем на ладони вперед. – Мы не знаем, что там, впереди. Вполне возможно, Эйб заминировал это место.

Пригнувшись и шаркая ногами по полу, мы двинулись вперед. Я пытался определить наше местоположение относительно дома наверху и с учетом направления туннеля. Футов через двадцать-тридцать мы, скорее всего, прошли прямо под гостиной, через сорок покинули пределы дома, а через пятьдесят почти наверняка очутились под передним двором.

Наконец туннель завершился дверью – такой же тяжелой, как люк в полу, но зато слегка приоткрытой.

– Эй? – позвал я в проем; от звука моего голоса Бронвин так и подскочила.

– Прости, – сказал я ей.

– Ожидаешь там кого-нибудь встретить? – поинтересовался Миллард.

– Нет. Но кто его знает.

Эмма шагнула через порог и посветила в разные стороны.

– Кажется, тут безопасно, – сообщила она. – А вот это, может, даже работает…

Она щелкнула выключателем на стене, и на потолке зажегся ряд флуоресцентных ламп.

– Ух ты! – сказала Оливия. – Так-то лучше.

Эмма закрыла ладонь, пламя погасло. Мы набились в комнату вслед за ней. Я медленно огляделся, жадно рассматривая обстановку.

Комната была невелика – футов двадцать на пятнадцать, – но тут хотя бы можно было выпрямиться во весь рост. Тщательно организованное пространство – очень в духе дедушки. Вдоль одной стены стояли две двухэтажные металлические койки; на каждой – туго свернутые простыни и одеяла, закатанные в пластик. К стене привинчен большой шкаф. Эмма открыла его – внутри оказались всевозможные припасы: фонарики, батарейки, инструменты и достаточно консервов и концентратов, чтобы протянуть несколько недель. Плюс большая синяя бочка с питьевой водой и рядом – какая-то странная пластмассовая коробка, в которой я по картинкам из журналов в гараже Эйба (издающихся специально для тех, кто собирается выжить после конца света) узнал химический туалет.

– Ой, поглядите на это! – воскликнула Бронвин: она стояла в углу, приникнув к спускавшейся вертикально с потолка металлической трубе. – А я вижу то, что снаружи!

Из основания трубы торчали ручки и окуляры. Бронвин подвинулась, чтобы я тоже мог посмотреть: моим глазам предстала слегка размытая картинка тупика возле дома. Я взялся за ручки, повернул трубу, и картинка поехала вбок, чтобы через секунду показать мне дом, частично скрытый высокой травой.

– Это перископ, – сообщил я. – Спрятан на краю двора, скорее всего.

– Чтобы можно было увидеть, когда нападут, – тихо добавила Эмма.

– Да что это за место такое? – воскликнула Оливия.

– Убежище на случай атаки пустóт, – пояснила Бронвин. – Кровати видите? Это чтобы его семья тоже могла спрятаться.

– Это не просто убежище, где можно переждать нападение, – сказал Миллард. – Это штаб.

Его голос доносился от противоположной стены, где обнаружился большой деревянный стол. Почти всю поверхность занимала причудливая с виду машина, наполовину хромированная, наполовину покрытая зеленой эмалью, – похожая на гибрид древнего принтера и факса, с клавиатурой, неуклюже прилепленной спереди.

– С помощью этой штуки он поддерживал связь.

– С кем? – не поняла Бронвин.

– С другими охотниками. Глядите, вон пневматический телепринтер.

– Ого, – Эмма подошла поближе. – Я его помню. У мисс Сапсан тоже такой был. Интересно, что с ним стало?

– Это была часть системы коммуникации между имбринами, им для этого не приходилось покидать свои петли, – объяснил всем Миллард. – Но, по большому счету, она себя не оправдала. Слишком сложная и слишком легко взломать.

Я едва слушал его, плавая в какой-то дымке. Я пытался осознать тот факт, что все это годами было так близко, буквально у меня под ногами, а я даже не подозревал. Я дни напролет играл в траве в двадцати футах над тем местом, где стою сейчас. У меня это никак не укладывалось в голове… Интересно, подумал я, сколько еще странностей все время находилось прямо у меня под носом, а я об этом и не подозревал? Еще я подумал про дедушкиных друзей – таких же стариков, которые могли запросто завалиться в гости и проболтать с дедом пару часов на заднем крыльце или в кабинете.

«Я знал его еще в Польше», – сказал Эйб про одного из них. «Боевой товарищ», – представил он другого.

Но кем они были на самом деле?

– Говорите, эта штука для общения с другими охотниками на пустóт? Что вам о них известно? – спросил я.

– Об охотниках? Не слишком много, – сказала Эмма. – Но так и должно быть. Они вели очень скрытный образ жизни.

– А сколько их было, вы знаете?

– Думаю, не больше дюжины, – ответил Миллард. – Но это только предположение.

– Они все умели контролировать пустóт?

Может, где-то есть и другие странные вроде меня? Может, мне удастся их найти?

– О, это вряд ли, – сказала Эмма. – Поэтому-то Эйб и был таким особенным.

– И ты, мастер Джейкоб, – вставила Бронвин.

– Есть одна деталь, которая не укладывается в картинку, – заметил Миллард. – Почему Эйб не спрятался тут, когда пустóты пришли за ним в ту ночь?

– Возможно, он просто не успел, – предположила Оливия.

– Нет, – возразил я. – Он знал, что за ним идут. Он позвонил мне в панике за несколько часов до того.

– А может, он забыл код замка?

– Нет, он не выжил из ума, – сказала Эмма.

Было еще одно объяснение, но я не мог высказать его вслух: от одной только мысли о нем у меня ком вставал в горле.

– Он не спустился сюда, – выдавил я наконец, – потому что знал, что я приеду его искать. Несмотря на то, что он просил держаться подальше.

Бронвин в ужасе прижала руку ко рту.

– И если бы он был тут, внизу… а ты в это время там, наверху…

– Он защищал тебя, – договорила за нее Эмма. – Он специально пытался увести пустóт подальше, в лес.

Ногам вдруг стало тяжело меня держать, и я опустился на одну из коек.

– Ты не мог этого знать, – сказала она, садясь рядом.

– Нет, – я наконец сумел выдохнуть. – Он сказал, что чудовища идут за ним, но я ему не поверил. Он мог бы быть еще жив… но я ему не поверил. Опять.

– Нет. Прекрати это с собой делать, – голос ее прозвучал неожиданно сурово. – Он не сказал тебе всего, и даже части не сказал. Если бы он это сделал, ты бы ему поверил. Так?

– Да…

– Но Эйб любил свои тайны.

– Всегда любил, – подтвердил Миллард.

– Думаю, он любил их даже больше, чем людей вокруг, – продолжала Эмма. – И в конце концов это его и убило. Его тайны. Не ты.

– Возможно, – протянул я.

– Не возможно, а точно, – твердо сказала она.

Я знал, что она права – по большей части. Я злился на деда за то, что он не сказал мне больше… но выкинуть из головы мысль о том, что он мог бы рассказать мне все без утайки, если бы я сам его не оттолкнул, было нелегко. Так что я чувствовал сразу злость и вину, и не мог говорить с Эммой об этом сейчас. Поэтому я просто кивнул.

– Ну… зато мы нашли это место, – сказал я, помолчав. – Одним секретом меньше.

– Может, и не одним, – заметил Миллард, открывая ящик стола. – Возможно, тебя кое-что тут заинтересует, Джейкоб.

Я соскочил с койки и подбежал к столу. В ящике лежала большая картонная папка на металлических кольцах, битком набитая листами бумаги. На обложке было написано: «Журнал операций».

– Ух ты, – сказал я. – Неужели это…

– Именно то, что тут написано, – заключил Миллард.

Остальные сгрудились вокруг, а я осторожно вынул папку из ящика. Она была толщиной в несколько дюймов, а весила никак не меньше пяти фунтов.

– Давай же, скорее! – прошептала Бронвин.

– Не торопите меня, – тихо огрызнулся я.

Я открыл журнал где-то посередине – там оказался машинописный отчет об операции с прикрепленными к нему двумя фотографиями: ребенок в карнавальном костюме на диване и мужчина с женщиной, одетые как клоуны.

31 октября 1967 года, Хьюстон, Техас

Зафиксировано сообщение о странном ребенке, пол мужской, возраст около 13 лет, ранее не контактировал, уровень способностей умеренный, беглец, отдан на усыновление. Оперативными сотрудниками А и Б обнаружены две твари, выдающие себя за сотрудников службы усыновления и использующие объект как приманку для имбрин. Работают в паре с пустото́й, количество – одна. Контакт состоялся во время местного парада по случаю Хеллоуина. Неприятель отделен от толпы и окружен. Пустота́ убита выстрелом из арбалета. Тварям удалось скрыться. Мужчина ранен в ногу, женщина невредима. Твари предположительно перемещаются под псевдонимами Джо и Джейн Джонсон. Без маскировки не выходят.

Результат: объект изъят, безопасно доставлен в петлю А-57 близ Марфа, Техас, передан на попечение мисс Апфель 10 ноября 1967 года.

Я прочитал отчет вслух. Он был написан, сухим, лишенным эмоций, почти юридическим языком. Операция заключалась в том, чтобы спасти особенного ребенка от тварей и пустóты и доставить в безопасную петлю.

Я перевернул еще несколько страниц: сплошь такие же отчеты, уходящие по времени назад, аж в пятидесятые, а потом закрыл папку.

– Вы же понимаете, что все это значит, правда? – спросил Миллард.

– Эйб не только разыскивал и уничтожал пустóт, – сказала Бронвин.

– Именно, – кивнул Миллард. – Он еще и спасал особенных детей.

Я поглядел на Эмму.

– Ты знала?

Она опустила глаза.

– Он никогда не говорил про свою работу.

– Но спасение странных детей – это работа имбрин, – нахмурилась Оливия.

– Да, – сказала Эмма, – но если твари пользовались детьми как наживкой, как сказано в этом отчете… возможно, имбринам было не под силу с этим справиться.

Я в это завис, думая о совершенно другой детали, но решил пока что о ней не говорить.

– ЭЙ! – заорал кто-то с порога двери.

Мы все подскочили и возмущенно воззрились на Еноха.

– Я тебе сказала не спускаться сюда! – прорычала Бронвин.

– А чего ты хотела? Вы меня одного на целую вечность оставили! – Енох шагнул в комнату и огляделся по сторонам. – И что, весь шум из-за этого? Выглядит как тюремная камера.

– Уже почти шесть, – Эмма поглядела на часы. – Пора возвращаться.

– Остальные нас убьют, – поежилась Оливия. – Нас не было полдня, а новую одежду мы так и не купили.

Мне вспомнилось обещание мисс Сапсан. Перед наступлением ночи она собиралась мне что-то показать… до этого времени оставалась всего пара часов. Сказать по правде, теперь мне было все равно, что она там собирается показывать. Мне хотелось только одного – добраться поскорее домой, закрыться у себя в комнате и прочесть дедушкин «Журнал» от корки до корки.

* * *

Когда мы вернулись домой, солнце как раз опустилось за кроны деревьев. Оставленные дома друзья громко стенали и жаловались на наше долгое отсутствие.

У меня до сих пор голова шла кругом от всех сделанных за сегодня открытий – я был совсем не готов их еще с кем-то обсуждать и быстренько выдумал историю про то, как нас задержала спустившаяся шина, которую Эмме пришлось латать там же, на месте, плавленым дорожным асфальтом. Все нас быстро простили.

Мои родители уехали. Они собрали вещи и отправились путешествовать по Азии. На кухонном столе я нашел записку маминым почерком. Они будут ужасно по мне скучать, говорилось в ней, в любой момент они доступны по телефону и электронной почте, и пусть я не забуду заплатить садовникам. По небрежному легкому тону записки – любим тебя, Джеки! – я понял, что мисс Сапсан проделала великолепную работу, стирая последние несколько месяцев тревоги за меня из их памяти. Их явно ничуть не беспокоило, что у меня будет нервный срыв или я могу сбежать, пока их не будет дома. Казалось, им теперь вообще не было до меня особого дела. И это было отлично. По крайней мере, дом теперь принадлежит нам.

Мисс Сапсан, однако, нигде не было видно. Она ушла сразу после нас и с тех пор не показывалась, доложил Гораций.

– А она сказала, куда идет? – спросил я.

– Нет. Сказала только, что мы должны встретиться с ней ровно в семь пятнадцать в садовом сарае на заднем дворе.

– В садовом сарае?

– Ровно в семь пятнадцать.

Значит, у меня еще час свободного времени.

Я забился к себе в комнату, поставил на проигрыватель альбом «IV» «Лед Зеппелин», который слушал всегда, когда нужно было как следует сосредоточиться, потом забрался на кровать с дедушкиным «Журналом», раскрыл его и углубился в чтение.

Не успел я прочесть и страницы, как Эмма просунула голову в дверь. Я пригласил ее присоединиться.

– Нет, спасибо, – возразила она. – На сегодня с меня достаточно Эйба Портмана.

И ушла.

В журнале было много сотен страниц, охватывающих несколько десятилетий. Большинство записей были похожи на ту, что я прочел в бункере: не слишком много деталей, еще меньше эмоций, часто в сопровождении фото или еще каких-то визуальных свидетельств. На то, чтобы ознакомиться со всеми материалами, у меня ушли бы недели, так что, имея в распоряжении час, читать придется по диагонали. Но и этого оказалось достаточно, чтобы составить себе представление о дедушкиной деятельности в Америке.

Обычно он работал в одиночку, но не всегда. В некоторых записях встречались упоминания и других охотников, он называл их всего одной буквой – Эф, Пи, Ви. Но чаще всего – Эйч.

Эйч и был тот человек, которого видел мой папа, – если, конечно, его частично стертой памяти можно было доверять. Если Эйб достаточно доверял Эйчу, чтобы познакомить с ним сына, тот, скорее всего, был важной птицей. Так кто же он был такой? Какова была структура организации? Кто давал им задания?

Каждая новая деталь лишь умножала вопросы.

Вначале их работа почти целиком сводилась к выявлению и уничтожению пустóт. Но с годами дедушка все больше занимался поисками и спасением странных детей. Это было, конечно, очень круто, но вопрос Бронвин никак не шел у меня из головы: разве не имбринам полагалось этим заниматься? И если да, то что мешало американским имбринам выполнять свою работу?

Может, с ними было что-то не так?

Записи начинались в 1953 году и резко обрывались в 1985-м. Почему? Может, где-то есть еще один «Журнал операций», который мы еще не нашли? Или в 1985 году Эйб отправился на покой? Или что-то в странном мире изменилось?

Через час чтения у меня было на пару ответов и на целую кучу вопросов больше. И первый среди них: прекратилась уже эта работа или нет? Возможно, где-то до сих пор действует группа охотников на пустóт, сражаясь с чудовищами и спасая странных людей? Если да, я очень хочу их найти. Хочу к ним присоединиться, использовать свои способности, чтобы продолжать дедушкину миссию в Америке. В конце концов, именно этого он, возможно, для меня и хотел! Да, он запер свои секреты, но ключом оставил мое прозвище, которое сам же и дал мне. Правда, он все равно умер слишком рано, чтобы успеть что-то рассказать.

Но всему свое время. Чтобы добыть ответы на эти вопросы, нужно сначала найти человека, который, возможно, единственный во всем мире, знал тайны Эйба.

Мне предстояло выяснить, кто такой Эйч.

Глава четвертая

Мы бродили по заднему двору в ожидании мисс Сапсан. Было семь часов двенадцать минут; небеса уже почти погасли. Я поглядывал на садовый сарай – заброшенное строение из деревянной решетки, притулившееся на фоне олеандровых изгородей. Несколько лет назад у мамы случился садоводческий период, но сейчас сарай служил исключительно убежищем для сорняков и паукообразных.

Ровно в семь пятнадцать в воздухе хлопнуло статическим электричеством – мы все это почувствовали: Гораций сказал «у-у-х!», а длинные волосы Клэр встали дыбом – и сарай внезапно озарился изнутри. Это была всего одна краткая ослепительная вспышка, но сотни дырочек в его решетчатых стенах на целое мгновение стали пронзительно белыми, а потом медленно погасли.

– Ну, вот и я! – раздался изнутри голос мисс Сапсан; она шагнула на траву и сделала глубокий-глубокий вдох. – Ах-х-х-х! Да, я определенно предпочитаю эту погоду. Простите, что опоздала.

Она обвела нас взглядом.

– Всего на тридцать секунд, – уточнил Гораций.

– Мистер Портман, вас как будто что-то смущает.

– Мне не совсем ясно, что только что произошло, – признался я. – И где вы были. И… короче, ничего не ясно.

Мисс Сапсан указала на сарай:

– Это петля.

Я посмотрел на сарай.

– Вы хотите сказать, что у меня на заднем дворе все время была петля?

– Она там есть сейчас. Я сделала ее сегодня.

– Это карманная петля! – воскликнул Миллард. – Мисс Эс, это гениально! Я думал, Совет пока еще ни одной не одобрил.

– Только вот эту и только сегодня, – ответила она с гордой улыбкой.

– А зачем вам понадобилось закольцевать сегодняшний вечер? – все равно не понял я.

– Цель и назначение карманной петли – не конкретное закольцованное время. Главное ее преимущество состоит в чрезвычайно малом размере, благодаря которому такую петлю очень просто поддерживать в рабочем состоянии. В отличие от нормальной петли, карманную достаточно переустанавливать всего раз или два в месяц – а не ежедневно.

Остальные улыбались и восхищенно переглядывались, но до меня все еще не доходило.

– Но зачем нужна петля размером с садовый сарай?

– Как убежище она, разумеется, никуда не годится, зато весьма полезна в качестве портала.

Она полезла в карман и достала изящную медную вещицу, похожую на увеличенную пулю с прорезями.

– С помощью этого челнока – еще одно потрясающее изобретение моего брата Бентама – я могу вшить эту петлю обратно, в его Панпитликум. Et voilà![5]5
  И вот! (франц.)


[Закрыть] Теперь у нас есть дверь в Дьявольский Акр.

– Прямо тут, – пробормотал я. – У меня во дворе.

– Вам не обязательно верить мне на слово, мистер Портман, – сказала она, приглашающим жестом указывая на сарай. – Идите и проверьте сами.

Я машинально сделал шаг.

– Правда?

– Добро пожаловать в прекрасный новый мир, мистер Портман. Мы не отстанем от вас ни на шаг.

* * *

Сорок секунд.

Ровно столько у меня ушло, чтобы попасть со своего заднего двора в Лондон XIX века. Сорок секунд – между задней стеной моего садового сарая и чуланом для швабр в Дьявольском Акре. Голова у меня кружилась, а живот сигнализировал, что успел отвыкнуть от выкрутасов временных петель.

Я шагнул из чулана в знакомый коридор – длинный, устланный коврами, с рядом совершенно одинаковых дверей, помеченных маленькими табличками. На той, что прямо напротив меня, было написано:

ГААГА, НИДЕРЛАНДЫ,

8 АПРЕЛЯ 1937 ГОДА

Я оглянулся посмотреть на ту, откуда вышел. К стене рядом была пришпилена бумажка:

ДОМ ДЖЕЙКОБА ПОРТМАНА,

ФЛОРИДА, НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ.

ТОЛЬКО ДЛЯ А. САПСАН И ЕЕ ПОДОПЕЧНЫХ

Я был в самом сердце Панпитликума – манипулирующей реальностью машины Бентама, к которой теперь был подсоединен и мой дом. Я все еще пытался уложить это в голове, когда дверь снова отворилась и оттуда вышла Эмма.

– Привет тебе, путник! – сказала она и поцеловала меня.

За ней следовали мисс Сапсан и все остальные мои странные друзья.

Они взволнованно болтали, ничуть не выбитые из колеи внезапным путешествием на другую сторону океана и на целый век назад.

– …это значит, что нам больше никогда не придется ночевать в Дьявольском Акре, если мы сами того не захотим, – говорил Гораций.

– И долго ехать до болота, чтобы добраться к Джейкобу, – подхватила Клэр. – Меня в машине укачивает!

– Самое лучшее во всем этом – еда! – воскликнула Оливия, проталкиваясь через толпу. – Только представьте: мы можем есть нормальный английский завтрак, а потом пиццу у Джейкоба на обед и бараньи котлеты прямиком со Смитфилдского рынка на ужин!

– Кто бы мог подумать, сколько способно сожрать такое маленькое существо! – вздохнул Гораций.

– Ну, разве не здорово? – мисс Сапсан отвела меня в сторонку. – Именно это я и подразумевала под решением проблемы. С карманной петлей в вашем распоряжении вы можете жить в одном мире, не отрезая себя целиком и полностью от другого. С вашей помощью мы сможем пополнять свои знания о современной Америке, не манкируя обязанностями тут, в Дьявольском Акре. Многие петли ждут восстановления, травмированные странные – реабилитации, пленные твари – допроса… И нет, я не забыла данное вам обещание. Вам предстоит здесь весьма интересная работа. Ну, каково?

– О какой работе вы говорите? – голова у меня шла кругом от невероятного спектра вдруг открывшихся возможностей.

– Совет имбрин раздает задания, так что я пока не знаю. Но они сказали, что у них приготовлено для вас нечто чрезвычайно увлекательное.

– А как же мы? – подал голос Енох.

– Мы тоже хотим важную работу, – сказал Миллард. – А не просто какую-то там бесполезную рутину.

– Или уборку, – вставила Бронвин.

– У вас будет важная работа, могу вам обещать, – заверила их мисс Сапсан.

– Я думал, научиться маскироваться под нормальных в настоящем времени – это и есть важная работа, – пожал плечами Енох. – Почему мы опять тратим время на этой помойке?

Директриса поджала губы.

– Накапливая знания и совершенствуя навыки в настоящем, вы можете одновременно способствовать и делу восстановления странного мира здесь, в Акре. Мы будем все время перемещаться туда и обратно. Разве это не весело?

Енох покачал головой и отвел взгляд.

– Это политика. Вот чего вы никак не хотите признать.

Глаза мисс Сапсан вспыхнули.

– Ты грубишь, – предупредила его Клэр.

– Нет, Енох, продолжайте, – возразила мисс Сапсан. – Я хочу услышать все до конца.

– Кто-то наверху пищевой цепочки решил, что нечего нам прохлаждаться в гостях у Джейкоба в настоящем, пока остальные торчат тут, перебиваясь, словно беженцы, и прибираясь после тварей. Мне плевать, кто и что об этом думает. Мы заслужили каникулы, черт побери!

– Все здесь заслужили каникулы! – отрезала мисс Сапсан.

Она закрыла глаза и ущипнула себя за переносицу, словно борясь с внезапной головной болью.

– Представьте это вот в каком свете: какое это будет вдохновляющее зрелище для других детей – вы, герои битвы за Дьявольский Акр, работаете рядом с ними ради общего блага.

– Ага, как же! – бросил Енох и принялся чистить ногти.

– А мне нравится, – сказала Бронвин. – Я всегда хотела настоящую работу с настоящей ответственностью, даже если она будет немножко мешать нашим урокам нормальности.

– Немножко мешать? Да у нас же еще ни одного не было! – возмутился Гораций.

– Ни одного? – мисс Сапсан строго посмотрела на меня. – А поездка по магазинам?

– Мы… э-э-э… немножко отвлеклись, – сказал я.

– А, – она нахмурилась. – Ну, что ж, неважно. Времени у нас еще достаточно. Но не сейчас!

И она пошла по коридору, сделав нам знак следовать за ней.

* * *

Мы шли по коридору вслед за мисс Сапсан, а через многочисленные двери Панпитликума постоянно входили и выходили люди. Вид все имели очень серьезный и занятой, а одеты были по самой разнообразной моде, предназначенной для разных целей. На одной даме было голубое платье с кринолином, такое широкое, что нам пришлось выстроиться в ряд и прижаться к стене, чтобы хоть как-то ее обойти; на каком-то мужчине был тяжелый белый маскировочный комбинезон и круглая меховая шапка; на другом – семимильные сапоги до середины бедра и морской китель с золотыми пуговицами. Меня так увлек весь этот маскарад, что, завернув за угол, я чуть не впечатался в стену – по крайней мере, я честно считал ее стеной, пока она не заговорила!

– А, молодой Портман! – загудел где-то наверху голос, и мне пришлось запрокинуть голову, чтобы понять, кто это.

Семи футов ростом, в тяжелом черном плаще, мой собеседник на лицо был, как сама смерть. И, однако же, мы с ним давно дружили, и временами я по нему скучал.

– Харон!

Первым делом он поклонился и поздоровался с мисс Сапсан, потом пожал мне руку: его длинные, ледяные пальцы обвились вокруг моей кисти и встретились на той стороне.

– Наконец-то прибыли пообщаться с фанатами?

– Ха-ха, – сказал я. – В точку.

– Он не шутит, – встрял Миллард. – Ты у нас теперь знаменитость. Когда выйдем отсюда, гляди в оба.

– Чего? Ты серьезно?

– Еще как, – сказала Эмма. – И не удивляйся, если у тебя начнут выпрашивать автограф.

– Только не слишком зазнавайся, – заметил Енох. – Мы тут все слегка знаменитости теперь – после того, что натворили в Библиотеке Душ.

– Да ну тебя! – воскликнула Эмма. – Ты, что ли, знаменитость?

– Немножко, – скромно сказал Енох. – Я тоже получаю письма от фанатов.

– Ты получил одно. Единственное.

Енох шаркнул ножкой.

– Это только то, о котором ты знаешь.

Мисс Сапсан кашлянула.

– Как бы там ни было, дети сегодня здесь, чтобы получить от Совета задания по реконструкции. Харон, ты не мог бы проводить нас к зданию министерств?

– Конечно, – Харон снова поклонился. Плащ его взметнулся, повеяло плесенью и влажной землей. – Для почетных гостей вроде вас я всегда готов выкроить время в своем более чем плотном расписании.

Сопровождая нас через холл, он повернулся ко мне.

– Я теперь тут мажордом, а также главный смотритель Панпитликума и всех его порталов.

– Поверить не могу, что на эту должность взяли его, – процедил сквозь зубы Енох.

Харон повернулся к нему. В темных глубинах капюшона блеснула безумная улыбка.

Енох постарался спрятаться за Эммой и, по возможности, даже исчезнуть.

– У нас тут поговорка есть, – сказал Харон. – «Папа занят, а мать Тереза умерла». Никто не знает это место лучше меня – разве что старый Бентам, который теперь, благодаря молодому Портману, навсегда отошел от дел.

Тон его сохранял абсолютную нейтральность; невозможно было сказать, сожалеет он о смерти своего прежнего нанимателя или нет.

– Так что, боюсь, у вас есть только я.

Мы снова завернули за угол и оказались в широком холле, кишевшем народом, словно аэропорт на выходных. Нагруженные тяжелым багажом путешественники входили и выходили из дверей по обе его стороны. Длинные очереди стояли к кафедрам, где клерки в форме проверяли документы. Неприветливые пограничники бдительно надзирали за происходящим.

– Держите эту дверь закрытой! – рявкнул Харон на ближайшего клерка. – Вы впустите к нам половину Хельсинки из Рождества 1911 года!

Клерк сорвался со своего стула и поскорее захлопнул действительно приоткрытую дверь, в щелку которой влетали снежинки.

– Мы следим, чтобы люди путешествовали только в те петли, на посещение которых у них есть разрешение, – пояснил Харон. – В этих залах более сотни дверей в разные петли, и меньше половины из них Министерство временных дел признало безопасными. Многие еще даже недостаточно исследованы. Некоторые не открывались годами. Поэтому вплоть до особых распоряжений за всеми путешествиями через Панпитликум надзирает министерство – и ваш покорный слуга.

Харон выхватил билет из рук похожего на мышь господина в коричневом тренче.

– Кто такой, куда следуете?

Он явно наслаждался властью и не мог себе отказать в том, чтобы немножко покрасоваться.

– Меллингтон Малавтобус, – пролепетал человечек. – Пенсильванский вокзал, Нью-Йорк, 8 июня 1929 года. Сэр.

– По какому делу?

– Сэр, я сотрудник службы лингвистической помощи американским колониям. Переводчик я, сэр.

– Зачем в Нью-Йорке понадобился переводчик? Они что, не говорят на королевском английском?

– Не совсем, сэр. У них там свой, довольно своеобразный диалект, сэр.

– А зонтик зачем?

– У них там сейчас дождь, сэр.

– Ваша одежда проверена Костюмерами на анахронизмы?

– Да, сэр.

– Мне казалось, все ньюйоркцы той эпохи носили шляпы.

– У меня есть, сэр, – человечек вытащил из-под тренча маленькую кепочку.

Мисс Сапсан, уже некоторое время отбивавшая ногой некий ритм, кажется, достигла пределов своего терпения.

– Если вы нужны здесь, Харон, уверена, мы сами найдем дорогу к министерствам.

– И слушать не хочу! – возразил Харон, возвращая маленькому пассажиру его билет. – Ведите себя прилично, Малавтобус, я внимательно слежу за вами.

Тот поспешил прочь.

– Сюда, дети. Тут недалеко.

Он расчистил для нас дорогу через заполненный народом холл и дальше – вниз по лестнице. На первом этаже мы миновали колоссальную библиотеку Бентама, откуда вынесли всю мебель, чтобы освободить место для сотни или даже больше коек.

– Вот тут мы все и спали, пока не приехали жить к тебе, – пояснила Эмма. – Дамы – в той комнате, джентльмены – в этой.

Дальше мы прошли через бывшую столовую, тоже занятую койками. Весь нижний этаж дома был превращен в приют для лишившихся крова странных людей.

– Вам тут было удобно? – спросил я.

Глупый вопрос. Эмма пожала плечами: жаловаться она не любила.

– Определенно лучше, чем в тюрьме у тварей.

– Не намного лучше, – возразил Гораций, который жаловаться любил и подобрался поближе, как только почуял возможность. – Я тебе скажу, Джейкоб, это было просто ужасно. Далеко не все относятся к личной гигиене так серьезно, как мы. Бывало, по ночам мне приходилось затыкать себе нос ватой с камфарой! И потом, никакой частной жизни, никаких гардеробов, ни гардеробных, ни даже нормальных ванных – и ни грана творческого подхода на кухне!

Мы как раз проходили мимо кухни: в открытую дверь я видел целый батальон поваров, что-то крошивших и мешавших в кастрюлях.

– И у стольких бедняг из других петель по ночам кошмары, что почти невозможно спать: все кругом вопят и стонут!

– Кто бы говорил, – заметила Эмма. – Ты по два раза в неделю просыпаешься с криками.

– Но мои сны хотя бы что-то значат! – возразил Гораций.

– В Америке есть одна девушка, которая умеет снимать кошмары, – раздался голос Милларда. – Возможно, она могла бы помочь.