Текст книги "Карта дней"

– Мне просто было нужно выговориться. Больше никаких шуток, обещаю.

– Обещаешь-обещаешь?

– Ну, спроси меня что-нибудь. Обещаю-обещаю, что скажу чистую правду.

– Хорошо.

Она широко улыбнулась, отвела мокрую челку и опять скрестила руки на груди.

– Расскажи про свой первый поцелуй.

Я почувствовал, как краснею, и постарался уйти под воду, чтобы это скрыть, – но надолго все равно не вышло, потому что надо же как-то дышать.

– Я, видимо, нарвался.

– Тебе известны все углы и закоулки моей романтической истории. Как-то нечестно, что я ничего не знаю о твоей.

– Да там и знать-то нечего.

– Вздор! Что, даже и не целовался ни разу?

Я оглянулся, надеясь найти что-нибудь способное ее отвлечь.

– Гм…

Я утонул примерно по нос и пробормотал что-то неразборчивое; получилось много пузырей.

Она положила ладони на воду, и через мгновение та забурлила, испуская пар.

– Говори, или я тебя сварю!

Я живо выскочил на поверхность.

– Ладно, ладно, признаюсь! Я встречался с одной супермоделью, она была научный гений, а потом еще с двойняшками, которые получили премию за гуманитарную деятельность и экзотические сексуальные дарования. Но ты куда лучше, чем любая из них!

Пар окутал ее на мгновение, когда же он рассеялся, ее рядом со мной больше не было.

– Эмма? – я запаниковал и стал шарить руками в воде. – Эмма!

Сзади раздался плеск, я обернулся, и мне тут же плеснули воды в лицо. Эмма расхохоталась.

– Я же сказала: никаких больше шуток!

– Ты меня напугала! – я пытался протереть глаза.

– Ни за что не поверю, что такой симпатичный парень ни разу не целовался, прежде чем на сцене появилась я.

– Ну, хорошо, один раз, – сознался я. – Но это почти не стоит упоминания. Думаю, девушка на мне, гм, экспериментировала.

– О, боже. Это уже интересно.

– Ее звали Джанин Уилкинс. Она поцеловала меня за трибунами на дне рождения у Мелани Шах в скейт-центре «Звездная пыль». Сказала, что устала быть «поцелуйной девственницей» и хочет проверить, на что это похоже. Взяла с меня обещание, что я никому не скажу, и пригрозила, что если я разболтаю, пустит слух, что я все еще мочусь в постель.

– О, небо. Вот ведь шлюха.

– Вот и вся моя захватывающая история.

Эмма округлила глаза, потом легла на спину, позволив воде держать себя. Счастливый щебет друзей становился то сильнее, то слабее, сопровождаемый тихим шумом волн.

– Джейкоб Портман, непорочный, как свежевыпавший снег.

– Гм… ну, да, – сказал я, чувствуя себя крайне неловко. – Странная формулировка, правда.

– Вообще-то, стыдиться тут нечего.

– Знаю, – сказал я, не вполне уверенный, что это так.

Все фильмы и ТВ-шоу для подростков мужского пола в один голос намекали, что оставаться девственником к тому времени, когда пора получать водительские права, – это серьезная личная неудача. Я понимал, что это идиотизм… но как быть, если слышишь такое каждый божий день?

– Я имею в виду, что ты бережешь свое сердце. И я высоко это ценю, – сказала Эмма и искоса посмотрела на меня.

Палец ее прочертил поверхность воды, оставив за собой хвост пара.

– В любом случае меня это не слишком беспокоит. Уверена, это… не навсегда.

– Да? – я почувствовал легкую дрожь.

– Время покажет.

Эмма опустила ноги и выпрямилась в воде. Она устремила на меня пристальный, изучающий взгляд; нас подтолкнуло ближе друг к другу. Руки встретились, ноги переплелись под водой. Но не успело переплестись что-нибудь еще, как до нас донеслись крики. Мисс Сапсан и Гораций махали нам с берега.

* * *

– Это Хью, – я, пошатываясь, вышел из волны, и Гораций тут же сунул мне телефон.

Я постарался держать его подальше от мокрых волос.

– Да?

– Джейкоб! Твои дядюшки просыпаются, и родители, кажется, тоже.

– Буду дома через пять минут. Держи их на месте.

– Попытаюсь, но ты лучше поторопись. У меня больше нет пыли, а твои дяди очень злы.

Все, кто мог бегать, побежали. Бронвин несла на руках Оливию. Мисс Сапсан, умевшая ходить и летать, но не бегать, сказала, что догонит нас. Краем глаза я заметил, как она нырнула в море и скрылась под волнами. Через мгновение ее одеяния всплыли на поверхность без хозяйки, которая вырвалась из воды в туче брызг уже в облике птицы и пронеслась у нас над головами в сторону дома. Зрелище ее превращений всегда вызывало у меня желание завопить и захлопать в ладоши, но я сдержался – вдруг кто из нормальных смотрит – и помчался дальше.

К дому мы добрались, задыхаясь, все в поту и песке, но приводить себя в порядок времени не было. Через гаражную дверь уже доносились сердитые голоса моих дядьев. Надо было поскорей разобраться с ними, пока старая миссис Меллорус не услышала и не вызвала полицию. Я ринулся в гараж и с порога принялся извиняться перед родичами – рассерженными, растерянными и начинающими опасно закипать. Через минуту дядя Бобби и дядя Лес свирепо прошли мимо меня в дом, где тут же наткнулись на мисс Сапсан. Она встретила их в холле – со своим соколиным пером и пронзительным взглядом, – и вскоре дядюшки были тихие, мирные и податливые, как пластилин. Прочистить им разум оказалось так легко, что я был почти разочарован. Провести дальнейшую беседу с двумя осовелыми и внушаемыми субъектами мисс Сапсан предоставила мне. Я усадил их в кухне на высокие табуреты и объяснил, что за последние двадцать четыре часа в их жизни не случилось ровным счетом ничего интересного, что мое душевное здоровье совершенно безупречно, а вся наша недавняя семейная драма разыгралась по причине неправильно поставленного новым психиатром диагноза. Дальше я на всякий случай предупредил их, что всякие странные британские личности, которых они вполне могут встретить на протяжении ближайших недель – или наткнуться при попытке позвонить нам домой по телефону, – это дальние родственники со стороны отца, явившиеся почтить память дорогого усопшего дедушки.

Дядя Бобби кивал как зачарованный. Дядя Лес бормотал: «Угу» – и рассеянно складывал в карманы остатки омлета с нашего завтрака.

Я велел им как следует выспаться, вызвал такси и отправил домой. Дальше настало время заняться родителями.

Я попросил Бронвин отнести их наверх, в спальню, пока сонный порошок окончательно не выветрился, – чтобы им не пришлось просыпаться в разбитой машине в окружении напоминаний о событиях прошлой ночи. Она положила их на кровать и закрыла дверь.

С минуту я мерил шагами коридор снаружи, оставляя песочные следы на ковре и нервно пытаясь придумать, что бы такое сказать. По лестнице поднялась Эмма.

– Эй, – прошептала она. – Прежде чем ты туда войдешь, я хочу, чтобы ты кое-что узнал.

Я подошел, и она сжала мне руку.

– Да?

– Ты ей нравился.

– Кому?

– Джанин Уилкинс. Девушка не подарит свой первый поцелуй кому попало, понимаешь?

– Я… ох, – мой разум попробовал находиться сразу в двух местах, но потерпел поражение и сдался.

Она расхохоталась и опустила глаза.

– Нет, насчет нее я вполне серьезно. Но я пришла пожелать тебе удачи. Хотя вряд ли тебе нужно еще – она у тебя и так есть.

– Спасибо.

– Мы будем внизу, если вдруг тебе что-то понадобится.

Я кивнул. Потом поцеловал ее. Она улыбнулась и ушла вниз по лестнице.

* * *

Родители проснулись в уюте собственной постели. Сквозь жалюзи лесенкой светило солнце. Я следил за ними из кресла в углу, грызя ногти и стараясь сохранять спокойствие.

Мама открыла глаза первой.

Она поморгала, протерла их, потом села, застонала и принялась растирать шею. О том, что последние восемнадцать часов она проспала в машине, она явно не имела никакого понятия – у кого хочешь после такого шея заболит.

А дальше она увидела меня и нахмурилась.

– Милый, – сказала она. – Что ты здесь делаешь?

– Я… я просто хотел кое-что объяснить.

Тут она посмотрела на себя и, видимо, поняла, что одета так же, как прошлым вечером. Лицо ее стало растерянным.

– Сколько сейчас времени?

– Около трех, – сказал я. – Мам, все хорошо.

– Нет, не хорошо, – она озиралась по сторонам, и ее растерянность на глазах переходила в панику.

Я встал. Она ткнула в меня пальцем.

– Стой там!

– Мам, только не надо пугаться. Позволь мне объяснить.

Она на меня не смотрела – просто игнорировала, как будто на самом деле меня тут и не было.

– Фрэнк, – она потрясла папу. – Фрэнк!

– М-м-м.

Он перевернулся на другой бок. Мама потрясла его сильнее.

– Франклин!

Вот она, моя последняя возможность. Момент, к которому столько готовился. Я быстро перебрал несколько разных стратегий, но все они сейчас выглядели крайне нелепо – слишком тупо, слишком глупо. Когда папа сел и стал протирать глаза, я потерял все самообладание, вдруг подумав, что не смогу найти нужных слов.

Впрочем, это уже было неважно – пора было выходить на сцену.

– Мам, пап, мне надо кое о чем с вами поговорить.

Я подошел к изножью кровати и начал говорить. Сейчас я уже почти не помню, что говорил, – только чувствовал себя, как коммивояжер, которому открыли дверь, а он толком не выучил речь. Я говорил о последних словах дедушки, о необычных фотографиях и открытке от мисс Сапсан, и о том, как все это привело меня к дому странных детей и к живущим в нем старинным друзьям Эйба, которые не только до сих пор живы, но даже ничуть не постарели. Я обнаружил, что неуклюже танцую вокруг терминов вроде «временной петли» и «особых способностей», потому что это как-то слишком быстро и слишком сильно. Моя куцая, отредактированная версия правды в сочетании с нервным возбуждением наверняка лишь укрепляла родителей в мысли, что я не в своем уме, и чем больше я говорил, тем дальше они от меня отодвигались, и мама натягивала одеяло на плечи, а папа вжимался в изголовье кровати, и жила у него на лбу, вылезавшая в минуты стресса, уже плясала джигу. Словно моя гипотетическая мания и вправду была заразной.

– Хватит! – закричала наконец мама. – Я не могу больше это слушать!

– Но это правда, и если бы ты только выслушала меня до конца…

Но она уже отбросила одеяло и выскочила из кровати.

– Мы услышали достаточно! Мы и так знаем, что с тобой случилось. Это все травма из-за дедушки! Ты перестал принимать таблетки!

Совершенно рассвирепев, она мерила шагами комнату.

– Мы отправили тебя через полмира по совету шарлатана, выбрав для этого самое худшее время, и у тебя случился нервный срыв! Тебе совершенно нечего стыдиться, но с этим надо что-то делать. О’кей? Нельзя и дальше прятаться в этих твоих… историях.

Мне словно пощечину дали.

– Да вы мне даже шанса не дали…

– Мы дали тебе сотню шансов, – перебил меня папа.

– Нет. Вы никогда мне не верили.

– Разумеется, не верили! – воскликнула мама. – Ты одинокий мальчик, потерявший важного для тебя человека. А потом ты встречаешь этих детей, «особенных», совсем как твой дедушка, и видеть их можешь только ты? Тут даже доктором быть не надо, чтобы поставить диагноз. Ты выдумывал себе друзей с двух лет!

– Я не говорил, что только я могу их видеть! – возразил я. – Вы сами их видели прошлой ночью на дороге.

На мгновение родители замерли, будто встретили привидение. Вполне возможно, они успели вытеснить вчерашнее происшествие – такое бывает, когда какое-нибудь событие категорически не сочетается с твоими представлениями о реальности.

– О чем ты говоришь? – спросила мама, и ее голос дрогнул.

Кажется, делать нечего – остается только познакомить их с моими друзьями.

– Хотите встретиться с ними? – предложил я. – Еще раз?

– Джейкоб! – сказал папа, и в его голосе была явная угроза.

– Они здесь, – продолжал я. – Обещаю, они не опасны. Просто… сохраняйте спокойствие, ладно?

Я открыл дверь и пригласил в комнату Эмму. Она успела сказать: «Привет, мистер и миссис Портман…», когда мама начала кричать.

Вбежали мисс Сапсан и Бронвин.

– В чем дело? – спросила мисс Сапсан.

Мама отпихнула ее в сторону – на самом деле отпихнула!

– Вон! ВОН ОТСЮДА!

Бронвин явно взяла себя в руки, чтобы не схватить маму и не швырнуть об стену.

– Мэриэнн, успокойся! – завопил папа.

– Они не причинят тебе вреда! – сказал я, пробуя схватить ее за плечи, но она вырвалась и кинулась прочь из комнаты.

– Мэриэнн! – закричал папа и хотел побежать следом, но тут Бронвин схватила его за руки.

Он был еще слишком вялый после пыли, чтобы бороться с ней, и за мамой побежал я.

Она кинулась в кухню и попыталась вооружиться разделочным ножом. Мои странные друзья вылезли из укрытий и обступили ее кольцом на безопасном расстоянии, а она, прижавшись спиной к холодильнику, размахивала ножом.

– Успокойтесь, миссис Портман! – сказала Эмма. – Мы не причиним вам никакого вреда!

– Отойдите от меня! – вопила мама. – Боже мой! Боже мой!

Не знаю, было ли дело в Оливии, подкрадывавшейся к ней по потолку – она нашла в гараже рыболовную сеть и собиралась сбросить ее на маму сверху – или в голосе Милларда, вещавшем из пустого халата, но мама, наконец, упала в обморок. Нож запрыгал по плиточному полу, а она рухнула рядом. Зрелище было такое жалкое, что мне пришлось отвести глаза.

Я слышал, как папа кричит наверху, зовя маму по имени. Судя по звукам снизу, он, наверное, подумал, что мы ее убили.

– Мы за ней присмотрим, – сказала мне Эмма. – Иди к отцу.

Я пнул нож ногой, так чтобы он улетел под шкаф – вдруг мама придет в себя. Эмма, Гораций, Хью и Миллард подняли ее и понесли на кушетку. Делать мне здесь было больше нечего, и я помчался наверх.

Отец скорчился в углу спальни с подушкой в обнимку. Бронвин возвышалась в дверях, раскинув руки, готовая поймать его при первой же попытке к бегству. При виде меня выражение папиного лица стало ледяным.

– Где она? – спросил он. – Что они с ней сделали?

– Мама в полном порядке, – поспешил заверить его я. – Она сейчас спит.

Он покачал головой.

– Она этого не переживет.

– Переживет. Мисс Сапсан умеет стирать воспоминания. Она просто ничего не вспомнит.

– А твои дяди?

– С ними то же самое.

Тут как раз вошла мисс Сапсан.

– Мистер Портман? Здравствуйте!

Отец не обратил на нее внимания. Он продолжал смотреть на меня.

– Как ты мог? – почти выплюнул он. – Как ты мог привести этих людей к нам в дом?

– Они пришли помочь мне, – сказал я. – Помочь убедить вас, что я не сумасшедший.

– Вы не смеете так поступать с людьми, – это он уже обратился к мисс Сапсан. – Врываться к ним в жизнь, рушить все, пугать до смерти, стирать что вздумается. Так нельзя.

– Судя по всему, правду вашей супруге не осилить. Пока, по крайней мере, – сказала она. – Но Джейкоб очень надеялся, что с вами будет иначе.

Папа медленно встал, уронив руки по бокам, – покорный, но злой.

– Ну, хорошо. Вываливайте это на меня.

Я обернулся на мисс Сапсан.

– С тобой все будет хорошо? – спросила она.

Я кивнул.

– Мы все время будем снаружи, – пообещала она, и они с Бронвин вышли, прикрыв за собой дверь.

* * *

Я говорил долго.

Я сидел на краю кровати, а папа – в углу, в кресле. Он смотрел в пол, ссутулив спину, словно ребенок, которому приходится терпеть выволочку.

Я решил не обращать на это внимания. И рассказал всю свою историю с самого начала, сумев и на этот раз сохранить спокойствие. Рассказал, что именно нашел на острове, как встретил странных детей и кем они оказались. Как понял, что я – такой же, как они. Я даже рассказал ему про пустóт, хотя и не стал вдаваться в подробности того, что случилось потом, умолчав о наших битвах, о Библиотеке Душ и о злых братьях мисс Сапсан. Сейчас довольно и того, чтобы он понял, кем был его отец и кем являюсь я.

Я закончил.

Несколько минут он молчал. И испуганным больше не выглядел – только печальным.

– Ну? – сказал я.

– Я должен был догадаться, – ответил он. – То, как вы с дедушкой поладили… Как будто у вас двоих был свой тайный язык.

Он тихонько кивнул своим мыслям.

– Я должен был догадаться. Думаю, какая-то часть меня это прекрасно знала.

– Что ты имеешь в виду? Ты знал про дедушку, но не знал про меня?

– Да. Нет. Черт, я не знаю.

Он пристально смотрел куда-то мимо меня, словно пытался разглядеть что-то в тумане.

– Думаю, где-то глубоко внутри я действительно знал, только никогда не хотел в это верить.

Я пододвинулся к краю кровати.

– Он тебе сказал?

– Кажется, он как-то пытался. Но я, должно быть, вытеснил это воспоминание… Или кто-то украл его у меня. Но прошлой ночью… – папа постучал себя пальцами по лбу. – При виде этих людей что-то у меня в голове соскочило с крючка.

Теперь настала его очередь говорить, а моя – слушать.

– Когда это случилось, мне было, наверное, десять. Твой дедушка уезжал в эти свои долгие деловые поездки и пропадал неделями. Я всегда хотел поехать с ним, и просил, и умолял, но он всегда, всегда отказывал. До того самого дня. Когда он вдруг взял и согласился.

Папа встал и принялся расхаживать по комнате, словно только что вспомнил, что это придает ему нервной энергии – чтобы было что сжигать.

– Мы поехали уже не помню куда – в северную Флориду или в Джорджию. По дороге подобрали какого-то его друга. Я его знал: он бывал у нас в доме раз или два. Черный парень, всегда с сигарой во рту. Эйб звал его Эйч. Просто Эйч. Раньше он себя вел очень дружелюбно, но на этот раз так и бурлил какой-то странной энергией и все поглядывал на меня, а пару раз я даже слышал, как он спрашивает папу: «Ты точно уверен, что стоит?» В общем, уже стемнело, и мы остановились на ночлег в каком-то мерзком старом мотеле. Посреди ночи отец разбудил меня: он был реально напуган. Сказал, чтобы я быстро собирался, и погнал скорей на улицу, в машину. Я пошел, как был, в пижаме, и тоже ужасно испугался – потому что папа ничего никогда не боялся. Ничего. Мы помчались вон с парковки, как будто за нами гнались зомби, но не проехали и двух кварталов, когда машину р-р-раз – и накренило, как будто нас кто-то ударил в бок, – да только никаких других машин на дороге не было. И тут отец ударил по тормозам, встал, а потом открыл дверь и выскочил из машины. Ложись, Фрэнк, говорит, и чтобы тебя было не видно, не слышно. Глаз я отвести не успел, и следующее, что я помню, это как его вздернуло в воздух что-то невидимое, а потом он стал издавать эти ужасные звуки горлом и упал обратно, на землю, и выл, словно зверь, и глаза у него – я видел его в свете фар, как сейчас помню, – закатились и стали совсем белые, а одежда была вся испачкана какой-то черной дрянью. И тогда я выскочил из машины и побежал прямо в кукурузное поле, не оглядываясь. Наверное, я в какой-то момент отключился, потому что дальше помню уже снова кровать в мотеле, и папу, и Эйча, и с ними еще двоих-троих каких-то людей. Все они выглядели как-то странно и были в крови и в грязи, и еще этот запах… Бог ты мой, что за запах! А у одного из них – в жизни не забуду этого зрелища – совсем не было лица. Просто гладкая маска из кожи. Я так перепугался, что даже кричать не мог. А папа и говорит, мол, все хорошо, Фрэнки, не бойся, эта леди сейчас тебе что-то скажет. И та женщина, она была очень похожа на нее… – тут он показал на мисс Сапсан, которая приоткрыла дверь и заглянула в комнату. – Она что-то со мной сделала, так что наутро воспоминаний уже почти не осталось. Как будто мне просто приснился плохой сон. А папа больше никогда об этом случае не говорил.

– Ей полагалось стереть ваши воспоминания, – заметила мисс Сапсан. – Судя по всему, она не закончила свою работу.

– И очень зря, – сказал отец. – Мне годами снились кошмары. Одно время я даже думал, что сойду с ума. Папа сказал ей, чтобы она не полностью стерла мне память. Настоящий садизм – поступать так с ребенком, как думаете? Но, наверное, он хотел, чтобы я все знал. Как будто школьную доску протерли, но если приглядеться, все еще можно что-то прочитать. Но я не хотел читать. Я не хотел ни видеть, ни знать. Потому что я совсем не хотел такой правды о своем отце. Чтобы мой папа… был таким.

– Ты просто хотел нормального отца, – сказал я.

– Вот именно, – сказал он, и до меня наконец дошло.

– Ну, так он таким не был. И я тоже.

– Выходит, так.

Он перестал расхаживать и сел на кровать, держась от меня подальше.

– Ваш сын – отважный и талантливый молодой человек, – холодно сказала мисс Сапсан. – Вы должны очень им гордиться.

Отец что-то пробормотал. Я переспросил. Он поднял взгляд, и в его глазах появилось выражение, которого там не было еще секунду назад. Очень похожее на отвращение.

– Ты сделал свой выбор.

– Это был не выбор! – возразил я. – Это то, что я есть.

– Нет. Ты выбрал их. Ты предпочел этих… людей… нам.

– Совершенно не обязательно делать выбор. Мы можем существовать параллельно.

– Скажи это своей маме, которая кричит как ненормальная! Скажи своим дядьям, которые… Где они? Что вы с ними сделали?

– С ними все хорошо, па.

– Ничего не ХОРОШО! – вдруг заорал он, снова вскакивая на ноги. – Вы все разрушили!

Мисс Сапсан, только что стоявшая в дверном проеме, прислонившись к косяку, ворвалась в комнату. По пятам за ней влетела Бронвин.

– Сядьте, мистер Портман…

– Нет! Я не стану жить в сумасшедшем доме! Я не отдам мою семью во власть этого безумия!

– Все может получиться, говорю тебе… – начал я.

Отец подлетел ко мне, и я даже успел подумать, что он меня сейчас ударит. Но он остановился.

– Я тоже сделал выбор, Джейкоб. Уже давно. А теперь ты, судя по всему, сделал свой.

Мы стояли почти вплотную; папа был весь красный и тяжело дышал.

– Я все еще твой сын, – прошептал я.

Зубы его были крепко сжаты, но губы дрогнули, словно он хотел еще что-то сказать. Но нет. Отец развернулся, проследовал в угол и снова сел в кресло, обхватив руками голову. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только его неровным дыханием.

– Скажи, чего ты хочешь, – сказал я наконец.

Он поднял голову, но на меня не взглянул. Прижал палец к виску.

– Давайте, – хрипло произнес он. – Стирайте. Вы ведь и так собирались это сделать.

На меня обрушилось отчаяние.

– Если ты не хочешь… Если думаешь, что…

– Я этого хочу, – сказал он, глядя на мисс Сапсан. – Только на сей раз доделайте работу до конца.

Он откинулся на спинку и обмяк. Казалось, свет в его глазах погас. Мисс Сапсан посмотрела на меня. Онемение медленно накрыло меня волной, от макушки до пяток. Я кивнул.

И вышел из комнаты.

* * *

Эмма перехватила меня, когда я бежал вниз по лестнице.

– Все хорошо? Я не слышала, что у вас там произошло…

– Я в порядке, – бросил я.

Ни в каком порядке я не был, но пока еще не понимал, как об этом говорить.

– Джейкоб, пожалуйста, поговори со мной.

– Не сейчас.

Мне срочно надо было остаться одному. Если точнее, мне нужно было поорать в окно быстро едущего автомобиля, пока не кончится дыхание.

Она отпустила меня. Я не оглянулся: не хотел видеть выражения ее лица. Я промчался мимо прикорнувшей на кушетке мамы, мимо друзей, сбившихся в нервный, шепчущийся клубок. Выхватив ключи из деревянной чаши на кухонной стойке, я кинулся в гараж и нажал на кнопку у двери. Дверь издала болезненный скрежещущий стон и честно попыталась открыться, но задний бампер машины так основательно в ней застрял, что мгновение спустя она сдалась и затихла.

Я выругался и пнул ближайшее, что попалось под ногу. Это оказался толстый старый телевизор, засунутый под рабочий верстак. Моя босая нога провалилась внутрь, осколки пластика полетели во все стороны. Ступня онемела, наверняка останется порез. Я резко выдернул ногу обратно, похромал через боковую дверь во двор и принялся орать на деревья. Узел кипящей ярости в груди немножко ослаб.

Я обогнул дом и, пройдя через лужайку на заднем дворе, спустился на наш маленький, выбеленный солнцем причал, выходивший на залив. Яхты у родителей не было и каноэ тоже. Причалом я пользовался только с одной целью: сидеть мрачно в самом конце, опустив ноги в коричневую воду, и думать о всяких неприятных вещах. Именно этим я сейчас и занялся. Через пару минут по доскам сзади простучали шаги. Я уже был готов развернуться и рявкнуть, чтобы они – кто бы там на самом деле ни был – проваливали к черту, но ее выдала слегка неровная походка. Я не мог заставить себя нагрубить мисс Сапсан.

– Осторожнее, там гвозди торчат, – сказал я, не оборачиваясь.

– Благодарю, – отозвалась она. – Могу я присесть?

Я пожал плечами, не отрывая глаз от воды. Вдалеке прошла лодка.

– Все готово, – сказала она. – Твои родители пребывают в восприимчивом состоянии и готовы к внушению. Мне нужно знать, что им сказать.

– Мне все равно.

Несколько секунд прошло в молчании. Мисс Сапсан села на причал рядом со мной.

– Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, – сказала она, – у меня с моими родителями было что-то наподобие этого.

– Мисс Сапсан, я правда сейчас не хочу говорить.

– Значит, будете слушать.

Иногда спорить с мисс Сапсан было просто невозможно.

– На несколько лет я уехала в Академию имбрин мисс Шилоклювки, – начала она. – Но в какой-то момент я вспомнила, что у меня все еще есть мать и отец, и, наверное, будет здорово снова их повидать. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я встала на крыло и была довольно бесцеремонно изъята из родного дома, и я подумала, что они, возможно, увидят меня теперь в несколько ином свете – как личность, как дочь, наконец, – а не просто как какую-то мерзкую ошибку природы.

Родителей я нашла в лачуге на самом краю деревни. Их выселили туда из-за меня. Даже родственники, и те отказывались теперь знаться с ними: все верили, что они пособники дьявола. Я попробовала как-то задобрить их… – они все еще любили меня, но куда больше боялись. Кончилось тем, что мать прокляла тот день, когда я появилась на свет, а отец прогнал меня из дому раскаленной кочергой. Много лет спустя я узнала, что они умерли: набрали камней в карманы и ушли в море.

Она вздохнула. Налетел ветерок и на секунду развеял летний зной. Казалось почти невозможным, чтобы такой мир, как она описывает, мог существовать рядом с этим.

– Мне ужасно жаль, что это с вами случилось, – сказал я.

– Наши близкие часто не в силах пережить правду, – ответила она.

Я подумал об этом немного и вдруг рассердился.

– Час назад вы говорили совсем другое. Вы сказали, что ради правды стоит попытаться, или что-то в этом роде.

Она досадливо поерзала, отряхнула песок с колен.

– Я подумала, что должна дать вам шанс.

– Зачем? – мой голос начал предательски забирать вверх.

– Не мое дело учить вас, как быть сыном ваших родителей.

– Насколько я понимаю, родителей у меня больше нет.

– Не говорите так, – осадила меня она. – Я знаю, они наговорили вам ужасных вещей, но нельзя же…

Я вдруг встал и спрыгнул в море.

Я задержал дыхание и остался под водой, надеясь, что тьма и внезапный холод смоют мысли прочь: он знать тебя не хочет… Он предпочел все забыть, лишь бы не знать тебя…

И тогда я закричал в мутные илистые глубины, и кричал, пока у меня действительно не кончилось дыхание.

Когда я вынырнул футах в двадцати от пристани, мисс Сапсан стояла на ногах, готовясь нырять за мной.

– Джейкоб! Ты…

– Я в порядке, в порядке.

Тут было так мелко, что я легко мог достать до дна.

– Я же сказал, что не хочу разговаривать.

– Сказал.

Она стояла на причале, а я – в море, по пояс в воде, утопая ступнями в иле. Мелкая рыбешка пощипывала меня за ноги.

– Я сейчас кое-что скажу, – сообщила она. – И имейте в виду, устраивать припадки в ответ не разрешается.

– Отлично.

– Я понимаю, что прямо сейчас вам эта идея категорически не понравится, но, поверьте, потом вы горько пожалеете, если сейчас откажетесь от этой своей нормальной жизни.

– Какой еще жизни? У меня здесь нет друзей. Мои родители боятся и стыдятся меня.

– Зато ваши родители живы, чего большинство из нас сказать не может. И они уже не помнят того, что случилось пять минут назад.

– Зато я помню. И я не собираюсь всю оставшуюся жизнь притворяться, что я не тот, кто на самом деле. Если такова цена за то, чтобы быть их сыном, оно того не стоит.

На мгновение мне показалось, что она сейчас закричит на меня, но мисс Сапсан проглотила так и не сорвавшиеся с губ слова.

– Я никогда не утверждала, что странным и особенным быть легко, – сказала она, помолчав. – Быть одним из нас – у этого много неприятных и трудных сторон. И, возможно, самая трудная – это научиться взаимодействовать с миром людей, которые тебя не понимают и не хотят понимать. Многие считают это невыносимым и уходят жить в петли. Но для вас, мистер Портман, я такого будущего никогда не видела. У вас есть уникальный дар, и я сейчас не о пустóтах говорю. Вы – своего рода оборотень, Джейкоб, способный легко переходить из одного мира в другой. Вам не суждено жить привязанным только к одному дому, только к одной семье. Их у вас будет много – как у вашего дедушки.

Я посмотрел вверх: там проплыл пеликан. При каждом взмахе его крыльев раздавалось негромкое «ффух». Я попробовал представить себе жизнь дедушки: большую ее часть он провел в паршивом маленьком домишке на краю болота. Жена и дети едва его знали. Год за годом он рисковал жизнью, сражаясь за странное дело, а наградой в конце жизни… наградой ему стало отношение окружающих как к выжившему из ума старому чудаку.

– Я не хочу быть похожим на деда. Я не хочу такой жизни.

– У тебя такой и не будет. Ты проживешь свою. Как насчет школы?

– Не уверен, что вы меня слушали. Я больше не хочу… – я отвернулся, раскинул пошире руки и проорал в водную даль: – ВСЕГО! ЭТОГО! ДЕРЬМА!

С красным лицом я повернулся обратно.

– Вы закончили? – спокойно спросила она.

– Да, – тихо ответил я.

– Хорошо. Теперь, когда вы полностью проинформировали меня о том, чего вы не хотите… поведайте, чего же вы хотите.

– Я хочу помогать единственным людям в мире, которым действительно есть до меня какое-то дело. Странным. Особенным. И я хочу делать что-то важное. Что-то большое.

– Что ж, очень хорошо, – она нагнулась и протянула мне руку. – Можете начать прямо сейчас.

Я дал ей свою, и она подняла меня на пристань.

– У меня есть для вас работа чрезвычайной важности, которую не может выполнить никто в странном мире – кроме вас, – сказала она, когда мы уже шли к дому.

– О’кей. И что это за работа?

– Детям нужна современная одежда. Мне нужно, чтобы вы сходили с ними по магазинам.

– По магазинам?! – я даже остановился. – Да вы, должно быть, шутите.

Она повернулась ко мне. Ее лицо абсолютно ничего не выражало.

– И не думала.

– Я сказал, что хочу делать что-то важное! В странном мире!

Она сделала шаг ко мне и оказалась совсем близко. Ее голос был тихим, но напряженным.

– Я уже говорила об этом раньше, но, видимо, не помешает повторить. Для будущего того мира необычайно важно, чтобы дети научились ориентироваться в этом. И научить их не сможет никто, кроме вас, Джейкоб. Кому еще я могу поручить эту работу? Те, кто десятилетиями жил в петлях, ничего не знают о современной реальности – да они бы даже улицу перейти не смогли! А те, кто в свое время не ушел в петли, либо уже очень стары, либо совсем молоды и такие же новички в странном мире, как мы – здесь.