Текст книги "Канун дня всех святых"

Глава 5

На Древе росли не просто тыквы. На каждой был высечен лик. И ни единый лик не повторялся. Одно око чуднее другого. Носы с каждым разом всё отвратнее, ухмылки – чудовищнее.

Высоко, на каждой ветке Древа, должно быть, висела целая тыща тыкв. Тыща усмешек. Тыща скорченных рож. И вдвое больше пронзительных и косых взглядов, подмигиваний и морганий из свежепрорезанных глазниц.

И прямо на глазах у мальчишек произошло кое-что еще.

Тыквы принялись оживать.

Одна за другой, снизу вверх, начиная с ближайших тыкв, во влажных внутренностях стали зажигаться свечи. Сначала эта, потом та, еще и еще, и дальше вверх, и по кругу, три тыквы здесь, семь – повыше, дюжина – гроздью – за ними, сотня, пять сотен, тысячи тыкв воспламенили свечи, озарив свои личины, явили пламя в квадратных, круглых или странно скошенных глазищах. Огонь трепетал в зубастых пастях. Из ушей вылетали искры.

И откуда-то два, три, может, четыре голоса шепотом затянули нараспев что-то вроде старинной матросской песни о времени, о небесах и о Земле, которая поворачивается на другой бок, чтобы уснуть. Водосточные трубы выдували дурман:

 
Мощное раскидистое Древо…
 

Голос заструился дымком из трубы на крыше:

 
Сверкая, заслонило небо…
 

Из распахнутых окон выплыли паутинки:

 
Ты никогда не видел исполина
Диковинней, чем Древо Хэллоуина.
 

Свечи затрепетали и вспыхнули. Из тыквенных ртов ветер подстраивался под песнопение:

 
Листва багрово-золотая тлеет,
Хиреет старый год, трава буреет,
Но урожай на Древе Хэллоуина —
созвездие свечей —
Подвешен высоко усладой для очей.
 

Том почувствовал, как его губы задергались, словно мышки, оттого, что ему захотелось запеть:

 
Звезды блуждают, свечи сияют,
Мышками листья шныряют там,
Где холодные ветры гуляют.
Россыпь усмешек на Древе горит,
Тыквами дразнит тебя и манит.
Усмехается кот и монстр могучий,
Усмехается ведьма и кровопийца летучий,
Усмехается, жатву снимая, Старуха с Косой,
С Древа мерцая усмешкой резной.
 

Казалось, из губ Тома струится дымок:

– Древо Хэллоуина…

Все мальчишки зашептали:

– Древо… Хэллоуина…

И воцарилась тишина.

И в тишине, по три, по четыре, загорелись последние свечи на Древе Хэллоуина, создав огромные созвездия, вплетенные в черные ветви, и проглядывая сквозь веточки и хрустящую листву.

И Древо превратилось в одну колоссальную Усмешку.

Засветились последние тыквы. Воздух вокруг Древа согрелся словно бабьим летом. Древо выдыхало на них сажу и свежий тыквенный аромат.

– Ну и дела, – сказал Том Скелтон.

– Послушайте, куда мы попали? – спросил Генри-Хэнк, он же Ведьмак. – Сначала дом, потом этот человек – никаких сладостей, одни пакости, а теперь вот?.. Я в жизни такого дерева не видывал. Рождественская елка, только огромная, свечи, тыквы. Что это означает? Что это за праздник?

– Праздник! – промолвил чудовищный шепот, наверное, из закопченных недр печной трубы, а может, все окна в доме разом распахнулись у них за спиной, скользя вверх-вниз, возвещая из темноты: – Да! Праздник! – прогремел громоподобный шепот, от которого затрепетали свечи в тыквах. – …Празднество…

Мальчики подскочили на месте.

Но дом оставался недвижим. Окна были заперты и залиты лунным светом.

– Кто последний – Старая Дева! – вскрикнул вдруг Том.

Их дожидался подарок в виде горы листьев оттенка тлеющих угольев и старого золота.

И мальчишки с разбегу ныряли в огромный восхитительный ворох осенних сокровищ.

В тот самый миг, когда они врезались в гору листьев, чтобы всей оравой исчезнуть под ними, крича, визжа, толкаясь, падая, исполинский вздох вызвал сотрясение воздуха. Мальчишки взвизгнули, отпрянули, словно от удара невидимого хлыста.

Ибо из вороха листьев сама собой поднялась бледная костлявая рука.

А вслед за ней, лучезарно улыбаясь, наружу высунулся белый череп.

Отменный пруд из листьев дуба, вяза и тополя, которые полагалось безудержно разбрасывать, утопая в нем, вдруг превратился в самое нежеланное местечко на свете. Ибо бледная костлявая рука витала в воздухе, а перед ними парил белый череп.

И мальчишки отшатнулись, сталкиваясь, исторгая свою панику, и смешались в одну очумелую кучу, попадали на землю, катаясь по траве, чтобы высвободиться, вскочить, убежать.

– На помощь! – закричали они.

– Да, да, на помощь, – вторил им Череп.

Затем под раскаты смеха они оцепенели при виде руки в воздухе, костлявой руки скелета, которая схватила белый череп и принялась вылущивать его слой за слоем!

Мальчики заморгали под своими масками. У них отвисли челюсти, правда, этого никто не видел.

Из листвы восстал огромный человек в черном облачении, становясь все выше и выше. Он рос, как дерево, раскинув руки как ветви. Он стоял на фоне Древа Хэллоуина, его распростертые руки и гирлянды оранжевых огненных шаров и горящих улыбок украшали его длинные белые костлявые пальцы. Глаза – зажмурены от громоподобного хохота. Из разинутого рта дует осенний ветер.

– Никаких сладостей, мальчики, нет, нет, нет, никаких сладостей! Пакости, мальчики, пакости, одни пакости!

Они лежали, думая, что вот сейчас грянет землетрясение. И оно не заставило себя ждать. Гогот долговязого охватил и встряхнул землю. Дрожь пробежала по костям мальчишек, и вылетела из уст, и превратилась в смех!

Они сидели в изумлении посреди разметанной кучи листьев. Прикоснулись к маскам, чтобы ощутить горячий воздух от хохота.

Затем посмотрели вверх на человека, как бы не до конца веря своему изумлению.

– Да, мальчики, это и есть пакость! Забыли? Да вы и не знали никогда!

И, пытаясь сбросить с себя остатки веселья, он прислонился к Древу, на котором затряслась тысяча тыкв, и огоньки свечей закоптили и заплясали.

Согретые смехом, мальчики, облаченные в скелеты, встали, чтобы убедиться, что все цело. Ничего не сломалось. Они стояли стайкой под Древом Хэллоуина в ожидании, догадываясь, что это только начало чего-то нового, диковинного, величественного и изысканного.

– Ну, – сказал Том Скелтон.

– Ну, Том, – сказал человек.

– Том? – вскричали все. – Так это ты?

Том, в маске Скелета, затаил дыхание.

– А может, Боб или Фред, нет, нет, должно быть, Ральф, – предположил человек скороговоркой.

– Все вместе! – С облегчением выпалил Том и хлопнул по маске, возвращая ее на место.

– Да, да, все вместе! – заверили его они.

Человек кивнул, улыбаясь.

– Итак! Теперь вам известно о Хэллоуине такое, чего вы раньше не знали. Как вам понравилась моя пакость?

– Пакость, о да, пакость. – Мальчики загорелись идеей. Она пленила их, прыснув им в кровь немного озорства, и у них забегали искорки в глазах, и зубы обнажились в щенячьем восторге. – Да, так и есть.

– Так вот чем вы занимались во время Хэллоуина? – спросил мальчик Ведьмак.

– И кое-чем в придачу. Но позвольте представиться! Меня зовут Саван-де-Саркофаг. Карапакс Клавикула Саван-де-Саркофаг. Ну как? Вам это ничего не напоминает, мальчики?

«О-о, еще как напоминает…» – подумали мальчики.

Саван-де-Саркофаг.

– Изысканное имя, – сказал мистер Саван-де-Саркофаг замогильным голосом, словно из-под гулких церковных сводов. – И чудная ночь. Долгая бездонная мрачная безумная история Хэллоуина поджидает вас, чтобы проглотить целиком!

– Проглотить нас?

– Именно! – вскричал Саван-де-Саркофаг. – Посмотрите на себя, парни. Вот почему ты, мальчик, носишь маску Черепа? А ты, мальчик, зачем ходишь с косой? А ты зачем вырядился Ведьмаком? А ты? А ты? А ты? – тыкал он костлявым пальцем в каждую маску. – Вы ведь и сами не знаете? Просто напялили на себя эти образины и старье из нафталина и выскочили наружу. Но что вы о них знаете? А?

– Ну, – сказал Том, дрожа, словно мышка, под своей марлевой маской, белой, как череп. – Гм… ничего.

– Да, – согласился мальчик в костюме Дьявола. – Если призадуматься, зачем я это надел? – Он пощупал свой кроваво-красный плащ, острые резиновые рожки и восхитительные вилы.

– А я – вот, – отозвался Призрак, волоча за собой предлинный белый кладбищенский саван.

И мальчики призадумались, притронулись к своим костюмам и стали заново прилаживать свои маски.

– А как было бы здорово в этом разобраться! – сказал мистер Саван-де-Саркофаг. – Я вам расскажу. Нет, покажу! Хватило бы только времени…

– Сейчас только половина седьмого. Хэллоуин даже не начался! – сказал Том из своего хладного скелета.

– Правильно! – согласился мистер Саван-де-Саркофаг. – Отлично, парни… в путь!

Он зашагал. Они побежали.

На краю глубокого, мрачного, как ночь, Оврага он показал рукой на цепочку холмов, за горизонт, в сторону от лунного света, где тускло мерцали неведомые звезды. Ветер развевал его черный плащ; и наполовину надвинутый капюшон теперь наполовину обнажил его почти бесплотное лицо.

– Вон, видите, парни?

– Что это?

– Неразгаданная страна. Там. Смотрите пристально. Зрите вглубь. Наслаждайтесь. Прошлое, мальчики. Да, Прошлое сумрачно. Населено кошмарами. В Прошлом погребено все, что из себя представляет Хэллоуин. Раскопаем косточки, мальчики? Хватит силенок?

Он прожигал их взглядом.

– Что такое этот Хэллоуин? С чего он начался? Где? Почему? Для чего? Ведьмы, коты, пыль из мумий, призраки. Все это находится в стране, откуда нет возврата. Готовы нырнуть в черный океан, мальчики? Готовы взлететь в темные небеса?

Мальчики сглотнули слюну.

Кто-то пролепетал:

– Мы бы рады, только вот… Пипкин. Нам нужно дождаться Пипкина.

– Да, Пипкин отправил нас к вашему дому. Мы бы без него не добрались.

Словно призванный в то самое мгновение, из далекого уголка Оврага раздался крик.

– Эй! Я здесь! – позвал слабый голос. Они увидели фигурку с освещенной тыквой на том краю Оврага.

– Сюда! – отозвались они хором. – Пипкин! Быстрее!

– Иду! – донесся до них крик. – Мне худо. Но… я не мог не пойти… подождите меня!

Глава 6

Они увидели фигурку, бегущую вниз по тропинке посреди Оврага.

– O-о, подождите, прошу, подождите… – Голос угасал. – Мне плохо. Я не могу бежать. Не могу… не могу…

– Пипкин! – Закричали все, размахивая руками с утеса.

Его тельце уменьшалось, уменьшалось. Всюду мелькали тени. Носились летучие мыши. Кричали совы. На ветвях черной листвой сгрудились ночные во́роны.

Маленький мальчик, бегущий с освещенной тыквой, упал.

– O-о, – охнул Саван-де-Саркофаг.

Тыква погасла.

– А-а, – ахнули все.

– Засвети тыкву, Пип, засвети! – закричал Том.

Кажется, он видел, как маленькая фигура на черной траве пытается чиркнуть спичкой. Но в тот сумеречный миг опустилась ночь. Огромное крыло накрыло бездну. Совы заухали. Мыши разбежались и улизнули в тень. Где-то свершился миллион крошечных убийств.

– Засвети тыкву, Пип!

– Помогите… – стенал скорбный голос.

Тысячи крыльев разлетелись прочь. Где-то огромный зверь молотил воздух, напоминая глухое биение барабана.

Облака задернули, словно холщовые декорации, чтобы возникло чистое небо. Луна большущим глазом…

…посмотрела вниз на…

…опустевшую тропинку.

Пипкин исчез.

Вдалеке, на горизонте, болталось и плясало нечто черное, растворяясь в холодном звездном небе.

– Помогите… помогите… – завывал слабеющий голос.

И пропал.

– O-о, – огорчился мистер Саван-де-Саркофаг. – Плохо дело. Боюсь, что его утащило Нечто.

– Куда, куда? – залопотали мальчик, похолодев.

– В Неразгаданную страну, которую я собирался вам показать. А теперь…

– Вы же не хотите сказать, что Нечто из Оврага, оно или она, – это Смерть? Это она схватила Пипкина и… сбежала?!

– Скорее позаимствовала, возможно, чтобы потребовать выкуп, – сказал Саван-де-Саркофаг.

– Смерть занимается такими вещами?

– Да, иногда.

– Вот те на! – Том прослезился. – Пип сегодня побледнел, бегал медленно. Пип, зачем ты сегодня вышел из дому?! – закричал он небесам, где лишь дул ветер прозрачной рекой и плыли белые облака, словно призраки.

Их знобило от холода. Они глядели туда, где Черное Нечто похитило их товарища.

– Что ж, – сказал Саван-де-Саркофаг. – Вот вам еще одна причина отправиться в путь, парни. Если поспешим, то, может, и догоним Пипкина. Перехватим его сахарную душу. Вернем, уложим в постель, согреем под одеялами, чтобы он мог дышать. Что скажете, ребята? Раскроем две тайны зараз? Разыщем пропавшего Пипкина и разгадаем Хэллоуин одним решительным ударом?

Они подумали о ночи в канун Всех Святых и о мириадах неприкаянных душ, что бродят по пустынным переулкам на пронизывающем ветру, среди зловещих дымов.

Они подумали о Пипкине – он всего лишь мальчик с пальчик, неподдельная радость лета, вырванный, как зуб, и унесенный черным потоком паутины и сажи.

И почти в один голос они пробормотали:

– Да.

Саван-де-Саркофаг вскочил, побежал, взбеленился, разбушевался, взревел:

– Живо! По этой тропе! На холм! По этой дороге! Заброшенная ферма! Перемахнули через забор! Allez-oop!

Они с разбегу перемахнули через ограду и оказались перед сараем, заклеенным старыми цирковыми афишами, транспарантами, истрепанными на ветру за тридцать, сорок, пятьдесят лет. Странствующие цирки оставили после себя слой лоскутов и обрывков в десять дюймов толщиной.

– Воздушный змей, мальчики. Строим воздушный змей. Шевелись!

Глава 7

Как только мистер Саван-де-Саркофаг выпалил эти слова, он содрал со стены сарая огромный лоскут, и тот затрепетал в его руках – тигриный глаз! Еще один лоскут старой афиши и – львиный зев!

Мальчики услышали принесенное ветром африканское рычание.

Они заморгали. Побежали. Раздирали ногтями. Терзали руками. Грабастали лоскуты и рулоны звериной плоти, клыков, сверлящих глаз, израненных шкур, окровавленных когтей, хвостов, скачков, прыжков и воплей. Вся стена сарая – замершее древнее шествие. Рвали на части. И с каждым рывком отслаивался то коготь, то язык, то хищный кошачий глаз. Внизу слоями лежали кошмары джунглей, задушевные встречи с белыми медведями, перепуганные зебры, жующие львиные прайды, нападающие носороги, гориллы, раскачиваясь, цеплялись за край ночи, перепрыгивали в рассвет. Тысячи животных бродили, порываясь выйти на волю. Когда кулаки, руки и пальцы мальчишек высвободились, они, посвистывая на осеннем ветру, побежали по траве.

Саван-де-Саркофаг повалил старый забор и смастерил из жердей грубую крестовину для змея, закрепил проволокой, затем встал, принимая подношения – бумагу для змея, которую мальчишки несли пригоршнями.

Все это он прижигал к раме, высекая искры кресалом костлявых пальцев.

– Эй! – кричали в восторге мальчишки. – Смотрите!

Такого они в жизни не видывали и помыслить не могли, что такие люди, как Саван-де-Саркофаг, способны одним щипком стиснуть, сдавить пальцами и сочетать глаз с зубом, зуб с пастью, пасть с рысьим хвостом. Все чудесно сливалось воедино, складывалось в безумную головоломку из джунглей и зоопарков, рвалось на волю и заточалось, приклеивалось и привязывалось, росло, ширилось, обретало цвет, звук и очертания в лучах восходящей луны. Вот людоедский глазище. Вот голодная пасть. Вот шальной шимпанзе. Чокнутый мандрил. Орущая птица-мясник! Мальчишки подбегали, поднося последние ужасы, завершающие постройку змея; древняя плоть разложена и приварена синим пламенем дымящихся костяных пальцев. Мистер Саван-де-Саркофаг напоследок раскурил сигару огоньком из большого пальца и усмехнулся. И отблеск его усмешки высветил то, что изображал Змей – погибель, свирепое зверье, чей неистовый рев заглушал ветер и рвал на части сердца.

Он остался доволен, мальчики – тоже.

Ведь Змей напоминал…

– Это же, – изумленно сказал Том, – птеродактиль!

– Что?!

– Птеродактиль – древняя летучая рептилия; исчезла миллиард лет тому назад, и больше от нее ни слуху ни духу, – ответил мистер Саван-де-Саркофаг. – Молодец, мальчик. Кажется птеродактилем, таковым и является; улетим на нем в Преисподнюю, или на Край Земли, либо в какое-нибудь другое местечко с таким же милым названием. А теперь быстро – веревку мне, бечевку, шпагат! Стащить и доставить!

Они смотали старую ненужную бельевую веревку, натянутую между сараем и заброшенной фермой. И вручили Саван-де-Саркофагу девяносто с лишним футов бечевы, которую тот протащил через сжатый кулак, да так, что от нее повалил несусветный дым. Он привязал ее к середине огромного Змея, который бился, как морской дьявол, заблудившийся и выброшенный на высокий берег. Уложенный на траву, Змей трепыхался от порывов ветра.

Саван-де-Саркофаг сделал шаг назад, дернул, и – о чудо! – Змей взлетел. И завис невысоко на конце бельевой веревки, на бесцеремонном ветру, метался то в одну сторону, то в другую, резко восставал на дыбы, бросая всем вызов стеною из глаз, крепких зубов и ураганом воплей.

– Он не поднимется, не полетит по прямой! Хвост! Нам нужен хвост!

И, как по наитию, Том поднырнул под Змея, ухватил его снизу и повис. Змей пришел в устойчивое состояние и стал подниматься.

– Молодец! – воскликнул черный человек. – Браво, юноша! Умница! Да будешь ты хвостом! Нужно еще, еще!

И пока Змей полз по восходящему течению воздушной реки, каждый из мальчиков, поддавшись порыву, подстегнутый его находчивостью, цеплялся за хвост: Генри-Хэнк, облаченный Ведьмаком, схватил Тома за лодыжки, и теперь Змей обзавелся великолепным хвостом из двух мальчиков!

И Ральф Бенгстрем, обернутый в пелены Мумии, путаясь в бинтах, стиснутый погребальной плащаницей, несуразно ковыляя, подпрыгнул и ухватился за ноги Генри-Хэнка.

И вот уже трое мальчиков висели вместо хвоста!

– Эй, подождите меня! – закричал Попрошайка, под грязными лохмотьями которого на самом деле скрывался Фред Фрейер.

Он подскочил и схватился.

Змей поднимался. Хвост из четырех мальчиков кричал, требуя пополнения!

И они его получили, когда мальчик, выряженный Пещерным человеком, рванулся и ухватился за ноги, а его примеру последовал мальчик под маской Смерти с небезопасной косой в придачу.

– Полегче там с косой!

Коса упала в траву и осталась лежать, словно оброненная улыбка.

А двое мальчиков повисли на недомытых ногах своих товарищей; Змей взлетал все выше и выше, и к нему прицепился мальчик, потом еще один, и еще; восемь мальчишек с гиканьем и улюлюканьем повисли внушительным хлыстом; последними за хвост ухватились Призрак, а на самом деле Джордж Смит, и Уолли Бэбб, который от избытка чувств превратился в Горгулью, что свалилась с крыши собора.

Мальчики визжали от восторга. Змей просел в воздухе, а потом… взлетел!

– Эгегей!

«Шшшшуууу!» – прошушукал Змей на разные звериные лады.

«Бэээнннг!» – бренькнула на ветру струна воздушного Змея.

«Цыц!» – цыкнул-шикнул Змей всем своим туловом.

И ветер занес их высоко-высоко, к звездам.

А Саван-де-Саркофаг остался внизу, благоговейно глазея на свое сооружение, на своего Змея, на своих мальчишек.

– Постойте! – закричал он.

– Не стойте, догоняйте! – завопили мальчишки.

Саван-де-Саркофаг разбежался по траве, подхватив косу. Его плащ затрепыхался, надуваясь воздухом, расправляя полы-крылья, и он без особых усилий оторвался от земли и воспарил.

Глава 8

Воздушный Змей летел.

Мальчики висели на Змее, образуя хвостище ящера, который то извивался, то выделывал петли, то щелкал бичом, то сколь-зил.

Они орали от блаженства. Визжали, вдыхая-выдыхая ужас. Пересекали луну восклицательным знаком. Парили над холмами, лугами и фермами. Видели свое отражение в сумеречных, залитых луной ручьях, речушках и реках. Задевали верхушки древних дерев. Ветер, поднятый их пролетом, обрушивал на черную траву сверкающий ливень чеканных монет и листьев. Они пролетали над городом и думали…

«О! Взгляните вверх! Видите? Это мы! Ваши сыновья!»

А еще думали: «О! Посмотрите вниз, где наши мамы, папы, братья, сестры, учителя! Эй, мы здесь! Заметьте нас, хоть кто-нибудь! А то в жизни не поверите!»

Змей последний раз устремился вниз, со свистом и гудением, под барабанный бой ветра, чтобы пролететь над старинным домом и Древом Хэллоуина, где им в первый раз встретился Саван-де-Саркофаг!

Свист, сотрясание, парение, порыв, шипение!

Летящие враскачку туловища мальчишек вызвали волнение воздуха, от которого затрепетали, задрожали, замигали тысячи свечей и зашипели от стремления возжечь себя заново, и все тыквенные гримасы и ухмылки затмились полутенями. Древо на мгновение погасло, а потом, когда Змей взвился ввысь, оно озарилось тысячами новых угрюмых, свирепых взглядов, оскалов, ужимок!

Окна дома – черные зеркала – видели, как Змей, мальчики и мистер Саван-де-Саркофаг улетают все дальше и дальше, превращаясь в точку на горизонте.

И они поплыли прочь, вдаль, вглубь Неразгаданной Страны, где обитала Старушка Смерть, в Страшные Годы Ужасного Прошлого…

– Куда мы летим? – закричал Том, ухватившись за хвост Змея.

– Да, куда, куда, куда? – подхватили все мальчишки один за другим, все ниже и ниже.

– Не куда, а в какую эпоху! – поправил их Саван-де-Саркофаг, поравнявшись с ними. Лунный ветер и время раздували его плащ. – В двухтысячный год до Христова рождения! Прикиньте-ка! Там нас ждет Пипкин! Нутром чую! Набираем высоту!

Затем луна заморгала. Закрыла свое око. И опустилась тьма. Затем луна начала мигать, все быстрее и быстрее: моргнет, увеличится, исчезнет, снова увеличится. Она вспыхивала и гасла тысячекратно, и в ее проблесках менялась проплывающая под ними земля. Вслед за тем луна меркла и возгоралась пятьдесят тысяч раз, с молниеносной частотой, неуловимой для зрения.

И луна перестала мерцать и застыла.

И подлунный мир изменился.

– Смотрите, – сказал Саван-де-Саркофаг, зависший в воздухе у них над головой.

И с воздушного Змея в багровых тонах взглянули вниз мириады тигриных, львиных, леопардовых, рысьих глаз, и мальчики последовали их примеру.

И солнце взошло, и высветило…

…Египет. Нил. Сфинкса. Пирамиды.

– А, – спросил Саван-де-Саркофаг, – замечаете… разницу?

– Ну как же, – изумился Том, – все ново, только что выстроено. Значит, мы и в самом деле углубились в прошлое на четыре тысячи лет!

И действительно, перед ними распростерся Египет – древние пески, но свежетесаный камень. Только что вырубленный, рожденный из чрева каменной горы Сфинкс могучими львиными лапами попирает золотую пустыню. Ни дать ни взять – гигантский львенок на ослепительном полуденном зное. Упади солнце между его лап, он сграбастал бы его, словно игрушечный огненный шар.

Пирамиды? Лежали кубиками диковинной головоломки, которыми играл женоликий лев-сфинкс.

Змей пошел на снижение, огибая песчаные дюны, перемахнул через пирамиду, и его притянула разверстая пасть гробницы, высеченной в маленькой скале, словно она всё засасывала внутрь.

– Глядите! – воскликнул Саван-де-Саркофаг.

Полой плаща он так хлестнул воздушного Змея, что мальчишки затрезвонили, как голосистые колокольцы.

– Эй, не надо! – возопили они.

Змей содрогнулся, пошел камнем вниз, завис в десяти футах над дюнами и отряс себя, словно пес, который избавляется от блох.

Мальчики благополучно попа́дали в золотистый песочек.

Змей рассыпался на тысячу лоскутов; на одном – глаз, на другом – клык, визг, рык, рев слона. Египетская гробница всасывала всё это внутрь вместе с хохочущим Саван-де-Саркофагом в придачу.

– Мистер Саван-де-Саркофаг, подождите!

Вскочив, мальчики побежали, чтобы крикнуть в дверь темной гробницы. Потом подняли глаза и поняли, где находятся…

В Долине Царей. Здесь возвышались огромные каменные божества. Из глазниц слезным ливнем струился прах; а слезинки были из песка и толченого камня. Мальчики спрятались в тень. Подобно пересохшему руслу, коридоры спускались в глубокие усыпальницы, где лежали запеленованные мертвецы. В таинственных внутренних дворах на километровой глубине плескались фонтанчики пыли. Мальчики натужно прислушивались. Гробница извергла тошнотворную отрыжку, отдающую перцем, корицей и измельченным верблюжьим навозом. Где-то что-то снилось мумии; она кашлянула во сне, распутала пластыри, цокнула запыленным языком и повернулась на другой бок, чтобы проспать еще тысячу лет…

– Мистер Саван-де-Саркофаг? – сказал Том Скелтон.