Текст книги "Контракт на Фараоне"

– Слишком поздно, – сказал он маске из лунного камня.

Казалось, она смотрела на него, смеясь, ее пустые глазницы были полны неоформившейся уверенности.

Он отвернулся, уже не способный расслабиться.

– Пора ехать, – сказал он «Вигии».

Часом позже Дильвермун стал гаснущим серебристым сиянием на экранах заднего обзора, и Руиз стал обучаться. За время трехнедельного перелета на Фараон Руиз Ав принимал погружение в информацию каждые восемь часов, заполняя память Фараоном – язык, обычаи, религия, миллионы деталей, которые ему понадобятся, чтобы проскользнуть незамеченным через этот мир. В промежутках между этими периодами он как можно больше спал, но когда просыпался, то занимался изучением карт единственного обитаемого плато Фараона, которое высоко поднимается над кипящей пустыней, которая покрывала остальную часть поверхности Фараона. В центре плато много лет назад корабль-матка приземлил свой груз эмбрионов, монументальный просчет, когда кругом было так много нежных плодородных миров, из которых можно было выбирать. Но колония укоренилась и теперь процветала со своеобразными ограничениями.

Карты поблескивали в холорезервуаре, чистые линии основных цветов, но Руиз видел образы из информационного погружения, которые накладывались на карту. Бесплодная глина сухого плато, пронизанная миллионами мертвых оттенков коричневого и черного. Рассеянные оазисы, зелено-лиловые, каждый в середине собственной паутины, кружевного сплетения бассейнов-уловителей и каналов, словно сплел сеть чудовищный паук.

В мутном тумане под плато жили чудовищные существа. Время от времени кое-кто из них забирался на плато и разорял страну до тех пор, пока не умирало такое существо от разреженной атмосферы плато и относительного холода. В конце концов фараонцы ввели этих чудищ в свою религию, как демонов, и построили стену вокруг края своего мира, чтобы удержать их от вторжения.

Фараонцы медленно и мучительно решали проблему нечастых дождей и ограничили рост рождаемости совершенно жестко с помощью священного отбора. Постепенно их жизни стали солидными, сидячими и достаточно безопасными, чтобы разрешить процветать искусству.

Фараонцы превосходили остальных в камнерезном искусстве, делали потрясающее стекло, фарфор больших достоинств и динамики линий. Некоторые из этих изделий были достаточно ценны, чтобы их можно было вывозить на экспорт. Из яда местных рептилий фараонцы гнали мощные галлюциногены, которые пользовались спросом, правда, ограниченным, на пангалактическом рынке – они нравились богатым клиентам, которые наслаждались примитивным набором переживаний.

Их технология была типичной странной смесью, которую встречаешь на долгое время колонизируемых трудных мирах – тех планетах, на которых человечество держится за существование весьма ненадежно. Их металлургия была довольно развита. Они строили паровые машины хорошего качества, но их попытки построить железную дорогу всегда подавлялись агентами Лиги, которые старались предотвратить установление основы для широкомасштабного промышленного развития.

Но, как на всех мирах, самые выгодные виды торговли на Фараоне сводились к работорговле. Фокусники Фараона приносили неслыханные доходы на пангалактических мирах. Эти артисты создали высокое искусство своим поразительным престидижитаторством. Их великие представления были страстными спектаклями, усиленными шедеврами иллюзии. Ловкость рук была тем фактором, который связывал вместе все аспекты жизни на Фараоне.

Ремесло фокусника составляло единственное практическое средство продвижения вверх по строго кастовой системе. Знаменитый фокусник, который по каким-то причинам не был собран как урожай Лигой, получал великолепный шанс сделаться благородным. А если его собирали, его же соотечественники фараонцы отмечали его исчезновение, как вознесение на небо и преображение, и завидовали его новой жизни полубога в земле Награды. Лига Искусств поощряла развитие искусства и другими путями. Исключительные представления награждались дождевыми бурями – их производила невидимая технология Лиги, но это было якобы одобрением богов. Эти номархии, богатые фокусниками, таким образом были богаты всем.

Как-то Руиз посмотрел плоскоэкранный рекламный ролик, который Лига Искусств распространяла среди потенциальных покупателей фараонских фокусников.

Первый кадр представлял марку Лиги, стилизованную не то мужскую, не то женскую фигуру, красную на черном фоне, на ней были серебряные цепи, выполненные из соединенных пятиконечных звезд. Загремел гимн Лиги, мощная оркестровка с прекрасным хором.

– Добро пожаловать, граждане, – сказал уверенный голос, заглушив музыку. – Данная презентация сделана для вас Лигой Искусств, автономной корпорацией, зарегистрированной на Дильвермуне и имеющей лицензии на всех пангалактических мирах. Лига Искусств – ведущий поставщик разумного товара в галактике более чем за три тысячи стандартных лет. Лига Искусств – ведущий специалист в величайшем искусстве, а именно в искусстве формирования человеческого интеллекта.

Гимн усилился и завершился на драматической звенящей ноте.

Рекламный текст поблек, и его сменила фотография Фараона, висящего в темном космическом пространстве. Камера наехала на вид, резко снижаясь к поверхности Фараона.

– Это Фараон, – сказал голос, – один из наиболее интересных и необычных миров. Сегодня мы приглашаем вас посмотреть одно из великих религиозных представлений, называемых Искуплениями.

Руиз перемотал запись, чтобы пропустить местный колорит, пока не дошел до начала представления. Он слушал объяснения голоса, что представления служат как религиозным, так и юридическим целям, в представлении развлекают богов, а преступников казнят. В крупных представлениях преступника называют феникс и его призывают добровольно участвовать в представлении, в надежде, что достаточно великолепное представление приведет к тому, что после представления феникс воскреснет – надежда, которую поддерживали техники Лиги, которые иногда реанимировали и оживляли жертву.

Он снова промотал пленку вперед. Экран показывал представление Искупления в разгаре, фокусники исполняли свои роли с преувеличенными, гротескными жестами, характерными для докинематографического театра. Они представляли с таким напряжением, с такими горящими глазами, что Руизу стало не по себе, и он снова перемотал запись вперед, остановив ее на том моменте, когда камера передвинулась на сцене, показывая движения тех, кто работал в плотной тьме, управляя аппаратом, который делал иллюзии возможными. Тут был другой род напряжения, но все равно на него больно было смотреть, подумал Руиз. Никто из этих людей не понимал, что старался превратить себя и своих сотоварищей-фараонцев в наиболее привлекательную приманку для потенциальных покупателей Лиги. Фараонцы забыли свои пангалактические истоки, кроме как в нескольких сомнительных легендах сохранились сведения об этом, о людях со звезд. Наверное, они знали, вселенная кончалась на краю их плато, внизу были только демоны, вверху – боги, всех надо было бояться.

Он выключил экран.

Наиболее требовательными, но все же наиболее приятными моментами поездки на Фараон были те, которые Руиз провел, практикуя небольшие шедевры престидижитации. Эти навыки окажутся необходимыми, когда он пойдет по пыльным дорогам Фараона в своем избранном наряде продавца змеиного масла, одного из касты бродячих торговцев наркотиками, которые привычно выполняли такие трюки в процессе нахваливания своих товаров. Пангалактическая технология могла во многих случаях заменить сноровку, но все же оставалось усвоить основные принципы обмана зрения и ловкости рук.

Руиз обнаружил, что чувствует странное чувство удовлетворения в том, что он усвоил несколько трюков, и то время, которое он проводил между очередным восстановлением сил и погружением в информацию, он отдавал полировке своего нового навыка, пока не смог выполнять свой репертуар без сучка, без задоринки.

4

Когда «Вигия» достигла орбиты над Фараоном, голова Руиза болела от нового знания, которое в нем поместилось. Он приблизился к орбитальной платформе Лиги Искусств с чувством, похожим на облегчение. Тут будут люди, множество людей: работники Лиги, консультанты, контракторы, агенты по перевозке. Возможности развлечься казались многообещающими.

Снизу платформа казалась менее интенсивной чернотой на фоне тьмы космоса, она не испускала никаких огней, которые мог бы заметить какой-нибудь начинающий гений с Фараона. Грубый примитивный телескоп был вполне в пределах технических возможностей культуры внизу, и, хотя такое развитие могло быть подавлено инфраструктурой Лиги, когда бы оно ни оказывалось на грани реализации, Лига все равно предпочитала не рисковать.

Руиз аккуратно и осторожно вел «Вигию» в заранее предписанное место, и когда последние клацающие звуки стыковки пропали, он расстегнул амортизационную сеть и вздохнул.

– За работу, – пробормотал он.

Он оделся в черный комбинезон на молнии – подходящая одежда для внедрителя Лиги Искусств – и потом спустился с борта. В секторе шлюза его ждала молодая женщина. Она была невысокого роста и немного полновата, с короткими, вьющимися светлыми волосами и, похоже, искренней улыбкой.

– Гражданин Ав? – спросила она, выступив вперед.

– Да.

– Добро пожаловать на орбитальную станцию Фараона, – сказала она, просияв. – Я Аулисс Монсипор. Я должна привести вас в кабинет фактора Принфилика. Следуйте за мной, пожалуйста.

– С удовольствием, – ответил он, более дружелюбно, чем требовала того ситуация. Аулисс Монсипор казалась приятной и милой особой для работника Лиги, но Руиз удивился, почему он вообще думает о таких вещах. Он шагал за ней, пока она указывала дорогу сквозь один из коммуникационных коридоров, которые связывали вместе модули платформы. Он обнаружил, что с восхищением любуется колебаниями ее ягодиц сквозь тонкий материал форменного комбинезона Лиги, который она носила. Что со мной такое? – подумал он. Господи, он чувствовал такой жар, такое возбуждение от близости этой хорошенькой, но, в конце концов, ничем не примечательной женщины! Он резко потряс головой, надеясь, что это прояснит ее. Конечно, путешествие было длинным и одиноким с самого Дильвермуна, но обычно он откладывал свои романтические поползновения до такого места и времени, где его профессия и репутация были неизвестны, как вопрос принципа и элементарной безопасности.

Они прибыли в кабинет фактора, который охранялся небольшим механическим убийцей. Вид убийственного устройства восстановил чувство пропорций у Руиза хотя бы в какой-то степени, и он в состоянии был поднять глаза к лицу молодой женщины, когда она повернулась к нему.

– Я объявлю о вашем приходе, гражданин Ав. Минуточку, пожалуйста.

Она вошла, и прошло гораздо больше минуты. Когда она вернулась, она взяла Руиза за руку и провела его в дверь. На краткий миг он остро почувствовал тепло ее руки.

Фактор был древним уроженцем Дильвермуна, женомужем, высоким и тощим, с непропорционально тяжелыми грудями. У этого существа были явно удлиненные и сексуально неопределенные черты его рода, обрамленные роскошно причесанной гривой седых волос. Голубой знак касты сиял на его сморщенной иссохшей щеке, показывая, что он – член высокого и уважаемого клана. Существо протянуло руку для приветствия.

– Руиз Ав, – сказало оно. – Я так счастлив встретить вас. Я Принфилик, к вашим услугам.

Руиз неохотно коснулся его несколько влажной руки, а потом, не спросясь, уселся. Аулисс вышла через боковую дверь, улыбаясь через плечо.

Руиз заставил себя насторожиться. Женомужи Дильвермуна были среди его наименее любимых форм самосозданной жизни, их аморальная смекалка стала легендарной. Он удивился, что женомуж достиг такого высокого поста в Лиге, которая совершенно параноидно относилась к лояльности своих работников, точно так же, как любая другая широко разветвленная организация-конгломерат.

Принфилик сложил свои великолепно ухоженные руки и откинулся назад. В глазах его мелькнул огонек скрытого презрения. Как все женомужи в целом, он, вероятно, великолепно отдавал себе отчет в том, какое впечатление он должен производить на немодифицированных людей. Но он легко улыбался.

– Ваше присутствие тут более чем желательно, Руиз Ав. Потери перешли дальше всех приемлемых границ в последний год или около того. Но вы прибыли сюда гораздо скорее, чем я ожидал.

Руиз поднялся на еще более высокий уровень настороженности. Не было ли в тоне женомужа едва уловимого оттенка хитрости? Был ли женомуж каким-то образом связан с браконьерами на Фараоне? Руиз напомнил себе, что надо быть максимально осторожным, пока он остается на платформе.

– Центральный штаб Лиги не сообщил вам? – спросил он.

– Да-да… но… сообщение прибыло в почтовом беспилотном корабле не более шести часов назад. Вероятно, вы законтрактовались немедленно после решения открыть эту новую линию расследования и отбыли без промедления.

Руиз ничего не сказал. Он позволил молчанию словно бы сгуститься, пока женомуж не прочистил горло и не заговорил снова.

– Ну вот. Ваши полномочия весьма внушительны. Лига, вероятно, очень доверяет вам. На время вашего пребывания здесь вы будете фактором. Как я могу ускорить и облегчить ваши расследования, Руиз Ав?

– Пока не знаю. Когда пойму, я вам скажу.

Руиз оглядел кабинет фактора. Он был элегантно украшен, правда немного напыщенно. Стены были покрыты какой-то зернистой серебряной кожей, которая соединялась вертикальными полосками велюра винного цвета. На ровно размеченных отрезках стен в озерах белого цвета на уровне глаз висели фараонские статуэтки. Руиз встал и подошел к ближайшей. Это была, как решил он, оскаленная башка пылевого медведя, вырезанная из чего-то, что показалось ему макушкой человеческого черепа, окрашенная ржавой краской и окруженная пучками черных перьев. Красный шнур держал пучок пальцевых когтей и маленькие серебряные колокольчики. Руиз коснулся их, и они издали странный, сухой, дрожащий звук.

– Замечательное произведение, а? – сказал Принфилик у самого его плеча, и Руиз с трудом подавил желание подпрыгнуть. – Я собираю прекрасные произведения с пылевой стороны. Это дает мне возможность проводить время в развлечениях, заодно моя отставка может быть чуть более выгодной, по крайней мере, я на это надеюсь. Как вы думаете, это ценная вещь?

Руиз отодвинулся в сторону. Близость фактора заставляла его кожу покрываться мурашками.

– Не мне судить, – сказал он.

– А-а. Ну хорошо, сколько вы с нами пробудете?

– Недолго. Я бы хотел, чтобы моя лодка прошла техническое обслуживание. Потом я сразу примусь за работу.

Казалось, Принфилик искренне разочарован.

– Ох, нет! Вы ведь должны провести с нами день-другой, по крайней мере. Почему бы в последний раз не вкусить пангалактической жизни, прежде чем вы отправитесь к этим грязекопателям?

Руиз с любопытством поглядел на Принфилика.

– Почему вы сказали «в последний раз»? Я планирую вернуться как можно скорее.

Щеки женомужа покраснели, это произвело дикое впечатление на таком старом и изрезанном морщинами лице.

– Я имел в виду, разумеется, последний раз перед таким долгим отсутствием, какого потребует ваша миссия па пылевой стороне. Пожалуйста, примите мои извинения, если я чем-либо оскорбил вас.

– Все в порядке, – сказал Руиз.

Последовало еще одно молчание, и Руизу представилось, что он чувствует на себе тяжесть неодобрения фактора. Он проигнорировал это и продолжал расхаживать по кабинету, рассматривая статуэтки, которые украшали стены. Вот дневная летучая мышь, ее свирепая хищная голова была вырезана из гранита ржавого цвета, хорошо отполированного, а рубины были посажены возле ее неровной клыкастой пасти, словно капельки крови. Была там и ящерица арройо с глазами из голубого сапфира и янтарными зубами. Обсидиановая адская собака завывала на луну с диска золотой и серебряной филиграни.

Руиз наслаждался зрелищем этих произведений с чувством радости, он словно заряжался от них бурной жизнью, не сдерживаемой ограничениями цивилизации. Ему наконец стало не по себе, почему, он не мог сказать, и он перестал их рассматривать.

Когда он обернулся, Аулисс Монсипор вернулась. Он почувствовал снова тот странный жар и слабое чувство смущения. Вероятно, до нее дошла какая-то часть волн-флюидов, которые он испускал, и, казалось, она восприняла это хорошо, с блеском в глазах и легкой улыбкой на прелестных губах. Фактор устремил на Руиза проницательный взгляд, потом перевел его на Аулисс.

– Ступайте с гражданином Авом, Аулисс. Проследите, чтобы он получил все, в чем нуждается, – сказал Принфилик. Он к тому же и улыбался, хотя его улыбка была не такой привлекательной, как у Аулисс. – И пожалуйста, Руиз, подумайте еще раз, наверняка вы можете повременить день-два. Или, по крайней мере, ночь? А?

Аулисс провела Руиза сквозь проходы платформы, но теперь она шла рядом с ним, время от времени касаясь его мягким бедром и направляя его, клала руку ему на локоть.

– Наверное, сначала вы хотите устроить вашу лодку, думаю я, – сказала она. – Мы пойдем в сектор технического обслуживания. У вас есть талоны на обслуживание?

Он похлопал себя по карману.

– Отлично. Я должна бы знать, что вы подготовились как следует.

Она бросила на него бесхитростно-кокетливый взгляд.

– Да. Всегда готов.

– А после того, как приготовят вашу лодку? Тогда что?

– Я собирался уезжать. Вы можете предложить лучший план?

Она рассмеялась.

Руин проинструктировал флегматичного техника насчет того, что ему требуется. Он похлопал бронированный бок «Вигии», жест дурацкой сентиментальности.

Наконец, он уполномочил техника на доступ к некритическим частям лодки.

Аулисс быстро провела его обратно к своим комнатам, которые находились в маленьком модуле в дальнем конце длинного луча.

Когда они вошли, он признал интерьер достойным дома фараонца благородной касты, но небольшой родословной. В центре выложенного зелеными плитками входного дворика маленький фонтанчик лениво журчал в небольшой искусственной гравитации. Во влажном воздухе плыли клубы благовоний с запахом сладких цветов пустынных растений.

– Входите, – сказала Аулисс, втягивая его внутрь. – О чем вы думаете? Как вам все это?

– Приятно, – сказал он, разглядывая обстановку.

– Что ж, вероятно, на нас оказала большое и ненужное влияние культура пылевой стороны. В конце концов, это наше главное развлечение подглядывать за ними в их маленькой странной жизни.

Казалось, она словно извиняется, как будто Руиз поймал ее на том, что она провинциальна.

– Нет-нет, это потрясающая культура, сказал Руиз. – И это счастливое совпадение, что вы устроили свои комнаты с таким подлинно фараонским духом. Я смогу начать акклиматизироваться, прежде чем покину платформу.

Но, говоря это, он подумал, что вряд ли ему придется посещать благородные дома.

Однако Аулисс по вкусу пришлась его дипломатичность.

– Отлично! Мне так хочется вам помочь, – она погладила его руку и слегка прижалась к нему.

Казалось, она передает какой-то плотский ток его телу, еще одну напряженную дрожь страсти. Он встревожился. Он не мог понять, где источник этих внезапных страстей. Все было так, словно его мозг на мгновение стал чужим. Он подумал, не относилось ли это тревожащее его состояние на счет работы Накера.

– Но сперва, – сказала она, – обед и фараонское вино. Вы еще его не пробовали?

В ней был невинный энтузиазм, словно в ее вопросе не было никакого другого значения, чем то, что лежало на поверхности.

– Нет, – ответил он, – хотя я не прочь бы попробовать.

Она покраснела, и он понял, что она весьма хорошо его поняла.

Занавес в дальнем конце комнаты отодвинулся, и очень юная фараонка вошла в комнату и остановилась, потупив глаза и сложив руки.

Аулисс взглянула на нее.

– О, это Мераклен, моя рабыня. Она великолепная кухарка. Пока мы едим, если хотите, она может развлечь нас традиционными песнями пустыни. Голос у нее вполне сносный.

В горле у Руиза внезапно пересохло. Аулисс была привлекательна, но Мераклен была прекрасна – разница между вульгарным искусственным драгоценным камнем и кабошоном черного опала. У Мераклен были длинные густые черные волосы, зачесанные назад с овального лица с высокими скулами. У ее кожи был оттенок бархата цвета слоновой кости, и ее темные губы были самим совершенством. На ней было кисейное платье, которое не скрыванию ничего из ее тела, оно было элегантно худощавое, такое же, как ее лицо.

– Хозяйка? Вам нужен будет обед на двоих?

Когда она говорила, иллюзия совершенной красоты немного тускнела. Голос у нее был носовой и плаксивый, и Руиз мысленно отметил, что не станет просить ее петь. Может быть, она умеет танцевать, подумал он, и к нему частично вернулось равновесие духа. Это прямое доказательство того, что он работал на работорговцев, слегка охладило его пыл, но не настолько, чтобы ему захотелось уйти. Может быть, подумал он, Аулисс не хуже меня, хотя это рассуждение не до конца успокоило его.

Аулисс провела его во внутренний дворик, где они пообедали под куполом армированного стекла, который давал возможность видеть диск звездного космоса.

Когда они поели, Аулисс исчезла на несколько минут и появилась в наряде, который, казалось, был пангалактической интерпретацией гаремного наряда, в дымчатом аквамариновом шарфе, который обертывался вокруг бедра, обнимал ее талию, потом прикрывал маленькие грудки туманной цветной дымкой, чтобы наконец завершиться узлом на ее плече. Кожа у нее была очень гладкой. Она скоро показала ему, что узел на плече развязывается от единственного прикосновения, стоит только потянуть, и он убедился в этом.

Она занималась любовью больше с пылом, нежели искушенно. Руиз решил, что это очаровательно и обезоруживающе.

После того, как они полежали вместе, глядя сквозь купол на звезды и потягивая сладкое фараонское вино, она спросила:

– Позвать Мераклен? Я ее сама выучила, но у нее природные способности. По-моему, это заложено в их культуре.

На миг это предложение соблазнило Руиза. Но он почувствовал легкое раздражение. К тому же, может быть, Аулисс примет любое проявление интереса к ее рабыне как разочарование в ее неискусной любви.

– В другой раз, может быть.

Аулисс улыбнулась, и Руиз понял, что он принял правильное решение.

– Может быть. Жалко, что ты не облачился уже в свое фараонское одеяние, мы бы попросили ее сказать, насколько убедительно и подлинно оно выглядит. Как ты пойдешь туда? Ты легко мог бы сыграть роль благородного человека, с твоим ростом и фигурой.

– Увы! Такая привлекательная роль не для меня. Я больше узнаю и легче буду путешествовать, как продавец змеиного масла, чем как барин, хотя постель моя и не будет такой мягкой.

Руиз нежно притронулся к грудям Аулисс и положил на них руку. Она рассмеялась и притянула его вниз на подушки, чтобы более степенно и размеренно разделить наслаждение.

Часом позже, когда ему стало скучно, Аулисс, казалось, почувствовала это и не приняла на свой счет. Может быть, она составляла компанию и другим агентам Лиги, чье послание-на-задание оставляло им возможность немного расслабиться. Немного погодя она предложила одеться и пойти в сектор развлечений для экипажа орбитальной станции.

– Почему бы и нет? – сказал он.

Когда они уходили, он взглянул на рабыню Мераклен, и она дерзко ответила на его взгляд.

Сектор для развлечений экипажа начинался с широкого коридора в главном модуле станции. На станции работали тысячи людей и какое-то количество негуманоидов, и с первого взгляда Руизу показалось, что для всех были различные бары, отмеченные лентой сверкающих холовывесок, которые исчезали за поворотом.

Аулисс потянула его к одной такой вывеске, которая гласила «Маленький Друг».

Внутри бар был совершенно темен, если не считать голубоватого свечения холорезервуара в углу. Столы были тесно составлены вокруг резервуара; и с десяток людей толпились там, внимательно вглядываясь в мерцающие образы.

– Иди сюда, – сказала Аулисс, – посмотрим, что удастся увидеть.

Она провела его к столу, сделала знак бармеханику, обменялась приветствиями с несколькими людьми. Скоро стало ясно, что она была завсегдатаем «Маленького Друга».

Бармеханик поставил перед ними напитки – бледное дымчатое бренди, которое посоветовала Аулисс. Руиз смотрел на холотанк, ему стало любопытно, что именно Аулисс сочла таким занимательным.

Горячее солнце Фараона сияло вниз на сухой песок, где трое детей, две девочки и мальчик, играли в какую-то сложную игру. Им, казалось, было лет двенадцать-тринадцать, как раз порог зрелости.

Дети стояли в нескольких метрах друг от друга, примерно в углах воображаемого треугольника. У ног каждого была кучка камней. В игре вроде бы нужно было догадываться, блефовать и проявлять недюжинную ловкость. Дети обменивались оживленными репликами, смеялись и корчили рожи, потом при каком-то неуловимом сигнале они протягивали вперед руки, в которых было разное количество камешков. Раздавались вопли, и дети метались к кучкам камней друг друга. Время от времени они сталкивались, и это заставляло их смеяться еще больше. Точка зрения холотанка менялась, показывая игроков, но чаще всего давался крупный план мальчика, у которого были чистые правильные черты лица, сильные белые зубы и миндалевидные глаза с тяжелыми ресницами.

Вообще-то говоря, трогательная сцена, подумал Руиз. Он посмотрел на своих сотоварищей по бару и удивился тому, с каким напряжением они наблюдают за детьми.

– Это мальчик, – прошептала Аулисс. – В нем все дело.

О чем она говорит? Он стал было спрашивать ее, прося объяснения, но холотанк сменил режим показа. Сцена играющих детей ушла в нижнюю треть экрана, а сверху появился пухлый улыбающийся человечек, одетый, как фараонец.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказал он. – Введите, пожалуйста, ваши ставки.

Руиз почувствовал, как напряглось его лицо.

Аулисс радостно ему улыбнулась.

– Хотелось бы мне, чтобы мальчик был мне по карману, но для меня цена за него слишком высока. Мне пришлось шесть месяцев экономить на всем, чтобы купить Мераклен. И она уже стареет, ей сейчас не то шестнадцать, не то семнадцать. Придется мне начать снова копить.

Казалось, она уловила его неодобрение, хотя он изо всех сил старался, чтобы на его лице ничего не отразилось.

– О, это абсолютно законно, Руиз. Лига дает своим локальным агентам личную квоту, только они не должны ее брать из традиционных семей фокусников и не должны брать специальные помеченные экземпляры. Только фокусники, в конце концов, могут быть выгодно экспортированы за пределы планеты. Это ведь только справедливое возмещение наших здешних лишений, разве нет? И это делает наше пребывание здесь на платформе куда более цивилизованным.

Руиз несколько нервно кивнул.

– Наверное.

Его плоть покрылась мурашками там, где Аулисс ее касалась. Везде вокруг них посетители бара вводили свои ставки за мальчика с помощью клавиш, установленных на каждом столе, кругом стояло возбужденное бормотание предвкушения…

Минутой позже зажегся прожектор, чтобы высветить потного толстощекого мужчину, чьи собутыльники завопили и захлопали его по спине.

– Надо же, он взял мальчика совсем дешево, – сказала Аулисс, и выглядела она явно огорченной. Но потом к ней, казалось, вернулось ее хорошее настроение.

– Ладно, может быть, мне точно так же повезет в следующий раз. Надеяться-то мне можно.

– М-м-м-м, – сказал нейтрально Руиз. – Дорого это, держать двух рабов?

Она наклонила голову, немного смущенная.

– Да, собственно говоря – с тем, что платишь за их содержание, и еще налоги на роскошь. Но если я не смогу продать Мераклен кому-нибудь, у кого другие вкусы, я смогу подвергнуть ее стиранию памяти и выпустить в ее естественную среду. В конце концов, я не тот человек, который способен выбросить в космос нежеланную рабыню.

– Я рад это слышать, – сказал сухо Руиз. У него возникло всепоглощающее желание уйти – не видеть больше Аулисс Монсипор.

– Э-э-э… мне вспомнилось, что мои инструкции технику были неполными… извини, я на минутку выйду.

Она кивнула и рассеянно похлопала его по руке. Ее внимание уже сосредоточилось на холотанке, который теперь показывал сцену, которая, как догадался Руиз, разыгрывалась на школьном дворе Фараона. Десятки детишек, одетых в лохмотья, играли на утоптанной глине. Холокамера полетела вниз, чтобы показать маленькую девчушку с нежными чертами лица и большими фиалковыми глазами, которая серьезно разговаривала с примитивной куклой.

Руиз бросился вон из «Маленького Друга», его выворачивало наизнанку. Он направился прямо в док, где стояла «Вигия», собираясь покинуть платформу как можно скорее.

Он вошел в широкие стальные двери дока и тут же увидел, как фигура в комбинезоне механика крадется потаенно от верхней выхлопной трубы «Вигии». Инстинктивно Руиз спрятался за колонной, в которой проходил технический водопровод, и стал наблюдать.

Механик был невысоким худощавым человеком, который быстро озирался, потом достал из выхлопной трубы поднос-носитель, на котором, вероятно, был ранее укреплен какой-то хрупкий и большой предмет, если судить по болтающимся ремням и контурам на прокладке, которой был снабжен поднос.

Тщательно подпитываемая паранойя Руиза немедленно вспыхнула костром. Он последовал за техником, скользя от укрытия в укрытие, пока механик не вышел из дока. Он остановился возле складского помещения и занес туда поднос. Руиз шагнул в склад, не производя ни малейшего шума. Механик, занятый тем, что ставил поднос на место в стеллаж, не заметил его.

Руиз пинком захлопнул дверь и схватил механика за плечо. Развернувшись, он впечатал его в стену, ударив его лицом, но не так сильно, чтобы убить, однако достаточно, чтобы оглушить. Человек отскочил от стены и упал на спину, лицо его было залито кровью. Руиз встал коленями ему на грудь и обыскал карманы, однако оружия не нашел.

– Что ты сделал? – мягко спросил Руиз.

Механик взглянул на него сквозь кровавую маску и попытался улыбнуться. Он вытолкнул языком изо рта осколки зубов.

– Сэр?

– Что ты сделал с моей лодкой?

– Разумеется, техническое обслуживание.

Руиз схватил человека за нос, который, вроде бы, был сломан, и крепко его повернул. Человек открыл рот, чтобы завизжать, и Руиз припечатал рукой его трахею. Как раз за секунду до того, как глаза человека стали закатываться, Руиз ослабил хватку.

– Не шуми.

Человек кивнул, но больше не улыбался.

– Мы еще раз попробуем. Что ты сделал с моей лодкой? Не раскисай. Когда я покончу с тобой, я все равно заползу в трубу и сам посмотрю, поэтому можешь мне сам сказать. Пока ты будешь собираться с мыслями, скажи мне, кто приказал тебе сделать то, что ты там сделал.