Текст книги "Искра"

Глава 10

Аурен

Как оказалось, пробираться тайком сложно.

Однако Лу права насчет охраны, потому как если уж мне удалось проскользнуть, тогда их дозорная группа не из лучших. Я не очень-то сливаюсь с окружающим пейзажем. Не то чтобы мне не приходилось прикладывать усилия, чтобы остаться незамеченной – приходилось. Но немного волнует тот факт, что удалось передвигаться по замку и остаться непойманной. Я не слишком искушена опытом оставаться невидимкой.

Я не спеша осматриваю территорию замка, мысленно отмечая все увиденное. Впрочем, немного погодя начинаю бесцельно блуждать, просто получая удовольствия от пребывания на воздухе наедине с собой. Здесь тихо, как никогда не было в Хайбелле с его суровыми метелями и завывающими ветрами.

На мое счастье, территория замка Рэнхолд огромна, так что мне есть где побродить. Я вижу псарни, ледяные скульптуры, внутренний двор и оранжереи. Мне удается мысленно нарисовать карту, тщательно подмечая каждую дверь, которая ведет в замок. Мне становится легче, когда я получаю план всех выходов, а то мало ли что.

Я иду между оранжереями, смотря себе под ноги, и мыслями возвращаюсь к Лу. Сапоги хрустят по заснеженной дорожке, оконные стекла покрыты изморозью, как кристаллическими паутинами, захватывающими в западню мои мысли. Хотела бы я знать, что она тут делает и для чего прокралась в Рэнхолд. А еще мне интересно, замышляют ли она, Джадд и Озрик что-нибудь… злодейское.

Дело в том, что в действительности я мало о них знаю. Ведь Рип называет их своим Гневом. Это прозвище не совсем подходит белым и пушистым.

И все же, пока я была с ними, они хорошо ко мне относились. Помимо первой стычки с Озриком, никто из них меня не обижал. Как раз наоборот, они превзошли все мои предвзятые ожидания.

Но у них множество тайн. Для начала они знают, что Рип – фейри, а теперь знают, что и я тоже. Я даже не могу предугадать последствия этого, что будет. Они воспользуются этими знаниями против меня? А еще знают ли они, что Рип ведет двойную жизнь?

От таких мыслей у меня кружится голова, а тело сводит от беспокойства. Незнание вынуждает чувствовать себя уязвимой, незащищенной против любого, кто вздумает мною воспользоваться.

Возможно, поэтому я отреагировала так остро, когда Рип себя раскрыл. Впервые в жизни я думала, что нашла того, кто знал меня настоящую и не испытал отвращение. Того, кто мной не манипулирует.

Я замечаю свое отражение в окне оранжереи и даже в узорчатом стекле вижу боль, отражающуюся в моих золотых глазах. Боль, которую я пытаюсь отрицать.

Конечно, моя гордость была задета, но сердце пострадало сильнее. Потому что Рип для меня был не просто командиром. Или мне так показалось.

Для меня Рип был почти больше, чем просто командир.

Фантазией, надеждой, опорой в темноте. Только когда мой кулак сомкнулся вокруг пустоты, я поняла, что хваталась за Рипа.

От сожаления щиплет в глазах. Рип побудил меня светить, пылать только для того, чтобы окунуть в пепельный обман.

Я приняла это близко к сердцу и, наверное, зря, но урезонить свои чувства невозможно. Они появляются, когда пожелают, вынуждают вас терпеть. И остается только стискивать зубы и мучиться, надеясь, что время их притупит.

Молю, угасните.

Я задаюсь вопросом, расскажет ли Лу Рипу, что сегодня встретила меня. Задаюсь вопросом, хочу ли я, чтобы она рассказала.

От одного его имени живот простреливает острой болью. Как бы я ни старалась о нем не думать – будь он в облике фейри с шипами или в облике короля, – это почти неосуществимо. Потому что мыслями я то и дело возвращаюсь к нему.

Я отдираю кусочек торчащего льда со стеклянной стены, как лепесток с цветка. Как желание, которое можно добыть из стеклянного осколка.

Когда я опускаю взгляд на одетую в руку перчатку, то слышу вдалеке голоса. Бросив лед на землю, выглядываю из-за угла оранжереи. В нескольких метрах от меня располагается стойло. К каменному сооружению пристроен большой круглый загон, а внутри него лошадь с густой шерстью, и погонщик гоняет животное кругами.

Я тут же понимаю, откуда раздаются голоса, когда вижу удаляющихся от стойл двух стражников, которые направляются в мою сторону. Не успев отвернуться, чтобы меня не заметили, я останавливаю взгляд на мужчине, который стоит рядом с загоном, облокотившись о забор.

Он стоит ко мне спиной, но я ни с кем его не спутаю.

Ревингер одет в темно-коричневые одежды, а его густые черные волосы взъерошены ветром. С такого расстояния и даже притом, что мне не видно выражение его лица, он кажется расслабленным, спокойным, как снег под его ногами. Но это он. Он никогда не выглядит встревоженным – даже здесь, в другом королевстве, окруженный вероятными врагами. Даже когда Ревингер в одиночку противостоит тысяче, он – истинная угроза.

Я осматриваю его фигуру, задерживая взгляд на определенной части тела. Он пугающий, устрашающий король. Но знаете, в чем светлая сторона? Как же хорошо сидят на нем брюки.

Проклятие!

Я все так же пялюсь на его зад, когда замечаю, что он застыл. Его плечи становятся напряженнее, а потом он поворачивается и останавливается взглядом ровно на мне.

Я отпрыгиваю и снова прячусь за оранжереей, на секунду застыв как вкопанная. Может, он меня не заметил. Он же мог повернуться и посмотреть на что-то другое, правильно?

Правильно.

Я понимаю, что лучше этого не делать, но вопреки здравому смыслу снова осторожно выглядываю, потому что, видимо, просто не в силах удержаться.

Сердце подскакивает к горлу. Ревингер теперь прислоняется спиной к забору, скрестив перед собой руки, и нет никаких сомнений, что его внимание приковано ко мне.

Когда он снова замечает, что я смотрю на него, его губы растягиваются в ухмылке.

Вот зараза!

Я должна отвернуться, но не могу. Наши взгляды прикованы друг к другу, как веревка, которая тянется с обеих сторон. Я даже моргнуть не могу, пока связь не разрывает чье-то движение слева от него.

Я наконец замечаю человека, который все это время стоял рядом с ним. Облаченный с головы до ног в черные доспехи и шлем, опасные шипы выступают из-под металлических нарукавников на предплечьях, дополненные шипами вдоль спины…

Рип?

В голове возникает рой мыслей, а потом они тут же улетучиваются.

Хмурясь, я мечу взгляд между Ревингером и Рипом.

Сбитая с толку и изумленная, я начинаю идти вперед, словно собираюсь прямиком пойти к ним и разгадать эту тайну, но Ревингер резко качает головой. Я невольно останавливаюсь и вовремя, потому что двое стражников, о которых я совершенно забыла, теперь всего в нескольких метрах от угла замка и вот-вот пройдут мимо меня.

Я ругаю себя за то, что потеряла бдительность, и у меня остается буквально пара секунд, чтобы выяснить, куда спрятаться, потому что прозрачное стеклянное сооружение тут не поможет.

Я не успею убежать за оранжерею, так как она ужасно длинная, но замечаю ветхую лестницу напротив замка. Наверху нее дверь, к которой я давно присматривалась. Ближе укрыться негде, и я изо всех сил надеюсь, что дверь откроется или у меня получится хотя бы вскарабкаться по лестнице, а стражникам не придет в голову посмотреть наверх.

Приняв поспешное решение, я поднимаю юбки и мчусь туда, пока стражники не подошли к оранжерее. Прошмыгнув по дорожке, я резко останавливаюсь у подножия лестницы и потом принимаюсь перепрыгивать через ступеньки.

Спешно взбираясь по осыпающемуся камню и оказавшись на верхней площадке, я поскальзываюсь на льду. Я чудом не падаю на открытой лестнице – что за дурацкая затея вечно забывать про чертовы перила? – но в последний момент мне удается схватиться за дверную ручку и удержаться.

Не дав себе времени обрести равновесие, я рывком распахиваю дверь, с восторгом отметив, что ручка и впрямь поворачивается. Быстро и как можно тише вбегаю и закрываю за собой дверь, сердце гулко бьется в груди.

Фух, чуть не попалась.

Тяжело дыша, я прислушиваюсь, чтобы убедиться, что нет ни криков, ни поспешного бега по лестнице, но ничего не слышу.

Подождав несколько секунд, я выдыхаю с облегчением и поворачиваюсь, чтобы осмотреться. Я очутилась в некоем помещении, напоминающем пустой вестибюль, и из узкого окна над дверью сюда проникает жалкий свет. В отличие от остальной части замка помещение простое и унылое, безо всяких элементов украшения. Судя по всему, им не пользуются, и оно кажется связующим для нескольких проходов. А еще здесь жутко холодно.

Дрожа в пальто, я снова бросаю взгляд на дверь, через которую так поспешно влетела. Несмотря на то, что нас разделяют каменные стены, я все же чувствую Ревингера. Как же он все-таки узнал, что я была там?

Куда интереснее, кто с ним был? Это были доспехи Рипа, шлем Рипа, сапоги, поза, рост, даже его клятые шипы, но, само собой, это был не он. Этот фальшивый Рип слишком крупный, чтобы быть Джаддом, слишком низкий, чтобы быть Озриком. Так кто, черт возьми, это такой?

Еще одна уловка, еще один обман. Я крепко поджимаю губы и заставляю себя о нем забыть.

Светлая сторона? Я вернулась в замок незамеченной стражниками. Почему бы не воспользоваться этим и не изучить его изнутри?

Я иду по тусклому вестибюлю мимо каменных скамей, приставленных к стенам. Не понимаю, для чего кому-то вообще здесь сидеть. Пытаюсь открыть несколько дверей, но каждая из них заперта. Неудивительно.

Когда я подхожу в последней двери – тоже запертой, то распутываю одну ленту и просовываю ее в щель между полом и дверью. Это несколько напоминает попытку затянуть тесемки на спине, поэтому я закрываю глаза и настраиваюсь, направив ленту к замкý с другой стороны. Лента оборачивается вокруг старого железного засова, и с ржавым скрипом дверь отворяется.

Как только лента проскальзывает обратно и снова оборачивается вокруг меня, я открываю дверь с очередным протестующим скрипом. Прокрадываюсь в темное помещение, и в нос тут же ударяет знакомый запах. С круглыми глазами я оглядываюсь по сторонам и понимаю, куда попала.

В королевскую библиотеку.

Я расплываюсь в улыбке от запаха книг, старого пергамента и чернил в кожаном переплете.

Нужно время, чтобы глаза привыкли к тусклому свету, потому что, похоже, здесь и вовсе нет окон. Единственным источником света служат мерцающие канделябры на стенах, но их слишком мало, чтобы прогнать полумрак. Особенно с угрожающе нависающими надо мной полками, которые простираются, покуда видно взору. Некоторые закрыты цепями, чтобы не было возможности взять книги. Здесь уютно, как в усыпальнице.

И хотя в библиотеке совсем не колоритно, в голову мне приходит одна мысль, и я оглядываюсь, осматривая все в ином свете. Это помещение тихое, темное и тайное. Идеальное место, чтобы что-нибудь спрятать.

Задавшись новой целью, я иду вдоль рядов и стараюсь вести себя как можно тише. Придерживаю юбки, чтобы они не слишком громко шуршали по полу, и радуюсь, что подошвы туфель довольно мягкие, чтобы мои шаги не отдавались эхом. Здесь так тихо, что даже мое дыхание кажется громким.

Пытаясь идти как можно тише, я прищуриваюсь, стараясь разглядеть названия на корешках книг. Я замечаю необходимую историю Пятого королевства, землеописание Ореи, повести о прежних войнах, генеалогические древа королей… скучно, скучно, скучно. Чем больше названий я читаю, тем меньше у меня шансов найти здесь какие-нибудь любовные поэмы.

Однако моя прогулка не совсем бесполезна. Мой взгляд перемещается на полку выше, наполовину поглощенную мраком. Она короче остальных и, покрытая пылью, выглядит так, словно к ней не прикасались и даже не смотрели на нее много лет.

Идеально.

Я оглядываюсь, но вблизи только один-единственный канделябр в паре метров. Повернувшись, я быстро стягиваю перчатку и лезу в карман платья. Поочередно вытаскиваю три предмета: яблоко с кухни, украденную у стражника трубку и тряпку у служанки. Три безобидных, случайных предмета, которые я нашла в разных местах и у разных людей. Предметы, отсутствие которых Мидас даже не заметит.

Как только их касается моя обнаженная кожа, с ладони струится жидкий металл. За считаные секунды каждый предмет заключается в оболочку и становится тяжелее, превратившись в чистое золото. В поисках недоступного места я нахожу два приставленных друг к другу фолианта, которые образуют идеальный укромный уголок. Встав на цыпочки, одетой в перчатку рукой я засовываю тряпку и трубку между книгами, чтобы их не было видно.

Опустившись, я прячу золотое яблоко в кармане, и его вес давит мне на бедро. Снова надеваю перчатку и поворачиваюсь, но взглядом ловлю какой-то блеск на нижней полке. Встаю на колени, смахиваю горстку пыли, а когда вижу одно-единственное слово, у меня перехватывает дыхание.

Фейри.

Черное и скошенное, впечатанное в кожу под золотой филигранью, слово почти шепчет мне, и по спине у меня бегут мурашки.

Спереди к полке крепится цепь, но она сползла и болтается. Я оглядываюсь по сторонам, будто тени наблюдают за мной, но в библиотеке тихо, слышно только гулкое биение моего сердца. Стараясь не задеть цепи и не оставить на пыли следов, я вытаскиваю небольшую книгу. И стоит мне взять ее в руки, как пальцы начинает покалывать.

Обложка, едва длиннее моей ладони, сделана из бузины, с тонким покрытием из красной кожи, обшивающей переплет сверху, а скрепляет ее толстая нить, протянутая через ветхие страницы.

Мгновение я просто смотрю на книгу удивленно. Я никогда за всю свою жизнь в Орее не видела ни одной книги про фейри. Насколько мне известно, каждое произведение про фейри или от фейри было уничтожено после войны. Фейри упоминаются только в исторических книгах, но описываются великими предателями и кровожадными убийцами.

Эта книга запрещена. Ее надлежало сжечь много столетий назад, и все же она здесь, засунута между ветхими историческими книгами и свитками на пыльной, оцепленной полке.

Посмотрев влево-вправо и убедившись, что никто не видит, я засовываю книгу под пальто и прячу ее во внутреннем кармашке на груди. Снова встаю, и сердце стучит, как громкие шаги.

Погодите. Нет. Это и есть шаги.

Проклятие.

Я бросаюсь направо и резко сворачиваю в сторону, прижавшись спиной к полке. Спустя секунду в соседнем проходе кто-то медленно шаркает.

Нужно уходить.

Подхватив юбки обеими руками, я полностью задираю подол, а ленты извиваются под пальто. Я так взволнована, что даже не дышу, но пробираюсь мимо полок на цыпочках и съеживаюсь всякий раз, когда туфли слишком громко скрипят по каменному полу.

Я не могу вернуться туда, откуда пришла, ведь этот человек слишком близко. Потому стараюсь оторваться от него, проходя через сокровенную комнату.

Увидев впереди больше света, я устремляюсь туда в надежде, что выйду к другому выходу. Я срезаю путь между полками и, оказавшись на другой стороне, вижу столы с книгами и свитками и горящие фонари. Но взгляд на них не задерживается и скользит на дверь впереди.

Хвала Богам.

Я бросаюсь туда, вот только в спешке не замечаю сгорбившуюся фигуру, сидящую за одним из этих столов с пером в руке. Он резко вскидывает голову, когда я прохожу мимо него, и от неожиданности я подскакиваю.

– Вот черт, – испуганно бранюсь я. – Простите.

Облаченный в мантию старик в мгновение ока вскакивает на ноги, и его стул скрипит по полу.

– Кто вас сюда впустил? Вам запрещено здесь находиться! – возмущается он.

– Простите, – повторяю я и, подняв перед собой руки, пячусь назад. – Я, э-э-э… хотела запросить разрешение на посещение библиотеки, – неубедительно оправдываюсь я.

Мужчина, прищурив глубоко посаженные глаза, оглядывает меня с очевидным презрением.

– Я знаю, кто вы.

– Верно, – говорю я, меня не очень манит слушать, как восьмидесятилетний мужчина называет меня позолоченной шлюхой. – Так… как насчет разрешения?

– Нет.

Я удивленно на него смотрю. Ну, не этого я ожидала.

– Нет? – спрашиваю я.

– Запрашивать доступ дозволено только титулованным лицам, – сообщает он голосом таким же жестким, как и его волосы цвета соломы. – Остальным в королевскую библиотеку нельзя. Раз уж вы не являетесь титулованной особой или членом королевской семьи, то вход вам запрещен.

– Но…

– Здесь хранятся свитки, датируемые смутным временем. Книги, написанные первыми правителями. Я лично переписывал рассказ о святом Бозефе во время Маковой чумы, – продолжает он, важно выпятив грудь. – Возможно, мои слова вас поразят, но, несмотря на ваше прозвище, эта библиотека более драгоценная, чем вы, – язвительно говорит старик. – Потому прошу избавить меня от вашего присутствия и не вздумать снова сюда заходить, потому что вам тут не рады. Возвращайтесь в гарем, где вам самое место.

Остолбенев, я смотрю на него. Никогда не представляла, что писарь может заставить меня почувствовать себя такой же ничтожной и недостойной, как горстка пыли.

Он опускает взгляд на мое пальто, и кровь мигом отливает от моего лица. Украденная книга в кармане теперь кажется тяжелее и прижимается к моему сердцу.

Хорошо ли просматриваются ее очертания? Я не осмеливаюсь опустить взгляд, но когда мужчина поднимает руку и показывает на меня испачканным чернилами пальцем, сердце ухает прямо в пятки. Мне даже стоять в библиотеке запрещено. Что со мной станется за попытку украсть запретную книгу?

– Мне позвать стражу, чтобы она вас вывела?

Спустя какое-то время я понимаю, что он не кричит «воровка» и не требует, чтобы я вывернула карманы.

– Я… что?

Он смещает палец и показывает на дверь за моей спиной.

– Вы оглохли? Я сказал: мне позвать стражу, или вы уберетесь самостоятельно?

– Нет, нет, я уйду, – запальчиво отвечаю я.

Я разворачиваюсь, чтобы убраться отсюда как можно быстрее, и резко распахиваю тяжелую дверь. Как только зазор между ней и рамой становится достаточно большим, выскакиваю из библиотеки. Дверь со стуком захлопывается, и я прислоняюсь к ней спиной, прижав руку к груди, чтобы успокоить свое несущееся вскачь сердце.

В жизни я повстречала немало неприятных людей, и этот писарь – тот еще мерзавец.

Я вздыхаю, качая головой. Кончиками пальцев чувствую жесткие углы книги, словно в кожу мне въелся символ тайны. Понятия не имею, что это за книга, но она, кажется, секретная. Словно ее страницы – шепот, а я наклоняюсь, чтобы послушать ее тайны.

Как только дыхание выравнивается, я опускаю руку и отталкиваюсь от двери. Теперь, когда я больше не волнуюсь, что меня поймают, во мне поднимается раздражение из-за выказанного писарем презрения. Он смотрел на меня так, словно я недостойна даже дышать затхлым библиотечным воздухом, что уж там говорить о чтении.

Не вздумайте снова сюда заходить, потому что вам тут не рады.

Он ведет себя так, словно одно мое присутствие очернило всю библиотеку, словно я могла бы загнуть уголки страниц или сломать корешок.

Да, я действительно только что украла книгу, но это не учитывается. И да, в прошлом по неосторожности я случайно превращала страницы в чистое золото. Тоже незначительно.

Однако писарь сделал одно дельное замечание, даже если хотел тем самым меня оскорбить.

Возвращайтесь в гарем, где вам самое место.

Забавно, ведь именно туда я хотела пойти после.

Глава 11

Аурен

Найти крыло наложниц непросто. Не только потому, что я не знаю, где оно находится, но еще и потому что вынуждена красться тайком. Если где-то поблизости оказывается служанка или стражник, часто приходится прятаться в комнатах или поворачивать обратно, а все это отнимает много времени.

И все же эти поиски означают, что я могу составить схему этажей, понять, где что находится, а это пригодится для моего плана побега. Плана, который с каждым шагом укрепляется в моем сознании.

Спустя пару часов удача мне улыбается, и, заглянув за угол, я вижу пару стражников, сидящих у двери.

– Этот пост в сто крат лучше северной стены. В кои-то веки не надо морозить задницы, – говорит один мужчина.

Другой стражник сидит, откинувшись на спинку стула и прижавшись ухом к двери.

– Вот черт, по-моему, я слышу, как одна из них стонет.

– Серьезно? – Первый оживляется, и я закатываю глаза, когда он тоже прижимает ухо к двери. – Думаешь, они просто… целый день трахаются друг с другом?

Ему поддакивает мужской стон:

– Черт, очень на то надеюсь.

– У Мидаса лучше шлюхи, чем были у Фулька. Ты видел сиськи той рыжей?

Полагаю, я нашла наложниц.

Мгновение я мешкаю, пытаясь составить план, но знаю, что не могу целый день прятаться за этим углом. Рано или поздно кто-нибудь пройдет мимо.

Я не узнаю этих стражников. Очевидно, на этом посту они недавно, а это может сыграть мне на руку. Поэтому, придумав почти дерзкий план, я делаю глубокий вдох и выхожу из-за угла. Уверенно иду по голубому, как лед, коридору, мимо декоративных колонн, тянущихся вдоль стены.

Стражники в золотых доспехах до сих пор пытаются шпионить за наложницами и не замечают меня, пока я не оказываюсь в паре метров. Увидев мое приближение, они тут же взволнованно вскакивают. Один их них старше, с седеющими висками, а другой кажется моложе меня, на его подбородке растут жалкими клочками светлые волосы.

– Вы кто? – спрашивает Клочковатая борода.

Старший выразительно на него смотрит.

– Кто она? Да ты взгляни на нее. Она же из золота, идиот. Как думаешь, кто это?

– Ой, точно. – На щеках молодого появляются два одинаковых красных пятна.

Я лучезарно улыбаюсь.

– Здравствуйте, не хотела вас напугать. Мне бы только зайти в гарем.

Седовласый недоуменно хмурится.

– Эм, госпожа, это запрещено.

Я напускаю на себя надменный вид.

– Разумеется, разрешено. – Лучший способ убедить людей, что тебе что-то разрешено, – это прикидываться оскорбленным, когда они предполагают обратное. – Вы же знаете, кто я.

На самом деле это не вопрос, но они все равно кивают.

– Значит, вам известно, что я позолоченная фаворитка царя Мидаса. Его любимая наложница, – медленно произношу я, нарочито изогнув бровь, чтобы стражники почувствовали себя идиотами за то, что сами этого не поняли. – А это крыло для наложниц, верно?

Они медлят.

– Ну, да… – отвечает Клочковатая борода с тем же румянцем на щеках.

– Именно. Так что не могли бы вы подвинуться, чтобы я вошла? Не хотелось бы рассказывать царю, что вы помешали его любимой наложнице войти в выделенное для нее же крыло. Уверена, он этому не обрадуется.

Юный стражник белеет как полотно и резко поворачивает голову к Седовласому.

– Ты оскорбляешь фаворитку царя Мидаса, – цедит он сквозь зубы.

– Нет, – спорит тот. – Я думал, она…

Клочковатая борода перебивает его, смотря на меня.

– Проходите, госпожа, – говорит он и, протянув руку, торжественно открывает дверь.

Проходя мимо него, я мило улыбаюсь.

– Благодарю.

Когда дверь со щелчком за мной захлопывается, я слышу, как те двое тут же начинают препираться, и хмыкаю. Я не думала, что у меня получится, но, несомненно, извлеку из этого выгоду.

Я оглядываю небольшую пустую переднюю и слышу, как из-за двери справа доносится шум. Подойдя к ней и встав на пороге, заглядываю и вижу большую комнату. Вдоль задней стены возвышаются две белые колонны, обрамляющие окна. Помещение окутано мрачным светом, проникающим через покрытые инеем окна, а льдисто-голубая краска и такого же цвета ковры создают ощущение холода, несмотря на горящий посередине огонь.

С потолка свисают сплетенные из соломы овальные кресла, такие глубокие, что здесь сразу поместится несколько наложниц. Некоторые так и делают, нежась на бархатных подушках, словно странные раскачивающиеся кресла – их общие коконы.

Я перевожу взгляд на груды пышных подушек, сваленных на полу в углу: все они белого, голубого и пурпурного цвета. Напротив, у другой стены, столик на тонких ножках, занятый подносами с едой и кувшинами, и несколько кушеток, беспорядочно расположенных посреди комнаты. В целом все выглядит роскошно, хоть и немного неряшливо.

Я узнаю большинство наложниц, с которыми вела сюда путь, но вижу и новые лица, вот только никто из них меня пока не заметил. Те, что сидят в покачивающихся овальных креслах, дремлют, вальяжно вытянув ноги. Подолы их шелковых платьев ниспадают до накрытого коврами пола.

Им всем так… уютно вместе, что мне приходится усмирить укол ревности. Каково было бы, если бы я входила в их круг, когда мы жили в Хайбелле? Если бы мне разрешалось навещать наложниц, если бы они не гневались и не презирали меня, моя жизнь казалась бы не такой одинокой. Я знаю, что они ругаются и спорят, – лично становилась тому свидетелем, когда мы были с войском Четвертого королевства, – но они установили и дружеские отношения. Даже если среди них есть те, кто таит ненависть, они хотя бы поддерживают друг друга. А у меня никого не было. И нет по сей день.

Раздавшееся справа хихиканье прерывает мой праздник жалости к себе, и я опускаю взгляд на один из шезлонгов, увидев человека, с которым точно не хочу дружить.

Похоже, Полли меня тоже замечает, потому что ее кристально-голубые глаза вспыхивают, а смех стихает. Рядом с ней замирает и наложник Рош. Еще три наложницы, сидящие в других шезлонгах, поворачиваются ко мне, когда я иду вперед.

– Симпатичное платье, – заметив мой погнутый и неудобный корсаж, ехидничает Полли со злобной улыбкой.

Я вспыхиваю под ее испепеляющим взглядом, но не обращаю внимания.

– Моим ребрам неудобно в одежде Пятого королевства.

Она насмешливо фыркает, развалившись на пурпурных подушках, светлые волосы в беспорядке.

– Красота – это боль. Но, полагаю, тебе это неизвестно.

Остальные наложницы гогочут. Щеки начинают гореть еще сильнее.

– Боль не должна быть необходимым элементом красоты.

– Говоришь как истинная изнеженная шлюха, – кидает она в ответ, однако взгляд у нее остекленевший, рассеянный. – Что ты вообще тут забыла? Тебе не рады в нашем гареме.

Я настороженно посматриваю на других трех женщин, которые наблюдают за мной со скучающим интересом.

– Хотела увидеть, как вы тут обжились.

Полли закатывает глаза.

– Лгунья.

– Ладно, – пожав плечами, уступаю я. С ней разговаривать я не хочу так же, как и она со мной. – Я пришла увидеться с Риссой. Знаешь, где она? – оглядываясь, спрашиваю я.

Она щурится, смотря на меня прозорливыми, хоть и немного покрасневшими глазами.

– Чего это ты зачастила с ней разговаривать? Вы же не подруги.

Это удар под дых, словно она услышал, о чем я размышляла перед приходом сюда, и хочет вонзить нож поглубже.

– С чего ты взяла, что мы не подруги? – вызывающе спрашиваю я.

– Потому что Рисса – моя подруга, – отвечает Полли и на ее щеках появляется гневный румянец, что меня удивляет.

Другая наложница смеется – Исида, статная и с черными волосами.

– Ты ревнуешь к золотой шлюхе?

Я сержусь из-за ее слов, но и Полли тоже злится.

– Рот закрой! – рявкает она.

Исида только громче смеется, да так заливисто, что падает на рядом сидящую с ней наложницу, и та женщина тоже разражается смехом. Неудержимо хохоча, они шлепаются на пол, а потом…

Ого, теперь они целуются.

Миниатюрная, похожая на эльфа наложница по имени Джиа закатывает глаза и встает. Она подходит к лежащим на полу девушкам, плюхается на колени Роша и принимается его целовать.

Как-то слишком внезапно вокруг стало много целующихся парочек.

Полли бросает один-единственный взгляд на Джию и отпихивает ее лицо.

– Иди трахайся с кем-нибудь другим.

Девушка надувает губы, но начинает покрывать поцелуями шею Роша, вместо того чтобы смачно впиться в его рот.

– Ой, да брось, Полли. Давайте все вместе. Мне сейчас так хорошо.

Вытаращив глаза, я смотрю, как она наглаживает пах Роша, и мужчина со стоном запрокидывает голову назад.

Полли сильно поджимает губы, отчего ее обычно розовые пухлые губы становятся тонкими и белыми. С плотно поджатого рта вырывается раздраженный вздох.

– Я знала, что вы не осилите столько росы.

Я хмурюсь.

– Росы?[1]1
  Описанное в тексте вещество является плодом вымысла автора. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Судя по виду Полли, я произвожу на нее то же впечатление, что и всегда.

– Да, роса, – демонстративно закатив глаза, говорит она. – Ты же не настолько глупа? – Когда я продолжаю просто недоуменно смотреть на нее, она вздыхает. – Ты же знаешь, разноцветные лепестки, нарумяненная девушка, капелька росы, вишневая роса…

Изида, продолжающая сидеть верхом на другой наложнице на полу, громко фыркает.

– Вишневая роса, потому что даже самые жеманные девы, лизнув всего разок, захотят сорвать вишенку. – Она снова смеется, пока девушка под ней не начинает извиваться, и тогда ее веселье превращается в стон.

– Роса… это дурман? – не веря своим ушам, спрашиваю я. Теперь я вижу их остекленевшие глаза и раскрасневшиеся лица в ином свете, от их похотливого, томного поведения мне становится не по себе. – У вас не будет неприятностей?

– От кого? – приподняв бровь, спрашивает Полли.

– От царя.

– Ну, это было бы странно, учитывая, что именно он нам его и дал.

В голове начинает шуметь.

– Что? Дурман вам дал Мидас?

– Первым его нам дал лекарь, чтобы помочь справиться с тем, что мы пережили у Красных бандитов и армии. Но Мидас дал мне мою личную коробку, потому что я его ублажила, – гордо заявляет Полли и мстительно улыбается мне, хотя до сих пор лежит, развалившись на подушках. – О, я весьма его ублажила.

Я глотаю ком в горле.

– Давно?

Ей явно доставляет это удовольствие, потому что глаза Полли сияют, а губы изогнуты в ехидной улыбке.

– Как раз прошлой ночью.

Ее слова должны были бы пронзить мое сердце кинжалом, но мне не больно – не так. А если и так, то это отголосок прошлых болезненных реакций на постельные подвиги Мидаса. Мне всегда приходилось подавлять свою ревность. Он заставил меня думать, что это я веду себя неразумно, неправильно. Но, услышав, что он покинул мою постель, чтобы навестить Полли, сейчас я не чувствую к ней ревности. Наоборот, я испытываю лишь отвращение, но к Мидасу.

Очевидно, я очень искусно лгала самой себе, потому что иначе не смогла бы убедить себя, что он меня любит.

Мы говорим себе искаженную ложь, чтобы опутать жуткую правду, а в итоге оказываемся в затруднительном положении и смотрим в лицо убогим сожалениям.

Сколько раз Мидас был подле меня, а потом уходил и навещал одну из них. Или заставлял меня наблюдать за тем, как они его ублажают, как он получает извращенное удовольствие от своего необъятного контроля надо мной. Я уже давно должна была надавать по яйцам этому гаду, объезжающему наложниц.

А теперь он дает наложницам непонятную росу, чтобы повлиять на их поведение. От всего этого у меня во рту появляется неприятный привкус.

– Может, вам не стоит принимать это… – с опаской говорю я.

Полли сурово смотрит на меня.

– Да пошла ты со своим самомнением. Тебя так и тянет думать, что ты лучше нас, да? – бросает она вызов.

– Дело не…

– Наложницы короля Фулька принимали росу каждый день на протяжении многих лет. Они любят ее. С ней все становится более… приятным, – говорит она и, наклонившись, ведет пальцем по обнаженному плечу Роша, пока мужчина трется носом о шею Джии.