Текст книги "Свет"

Глава 9

Озрик

Как только я прибыл в Рэнхолд, то сразу же стал уводить войско.

Все происходило в спешке и сумбурно, но терять нельзя было ни минуты. Надеюсь, солдаты отдохнули и в них бурлит энергия, потому что нам пора убираться из Пятого королевства.

Я скачу вдоль строя, сидя на лошади, пока остальные заканчивают сборы. Вокруг слышны крики и лязг, вещи беспардонно кидают в телеги и бочки, палатки сворачивают, а лошадей седлают.

Через десять минут авангард уже в пути. Еще десять – и готова середина. Сейчас я в арьергарде. Конечно, как только последние солдаты начинают движение, колкий зимний буран принимается бахвалиться, заваливая нас снегом и словно пытаясь доказать, что он сильнее.

К черту.

Может, вояки немного и не готовы к скоропалительному уходу, но они сильные. Мы с Лу, Джаддом, Райаттом и Рипом в этом убедились.

Обходя на лошади шеренгу, я побуждаю их поторопиться, и они немедля ускоряются. Меж тем я проверяю, чтобы отставшие от строя тоже поспели.

– Кег, все хорошо?! – кричу я.

Он бросает кучку снега на костер для приготовления пищи и тушит его в клубах пара и дыма, а потом кидает котел в поварскую повозку.

– Хорошо, капитан, – откликается он. – Но мне придется ускориться в приготовлении завтрака.

– Уверен, завтрак у тебя выйдет отменным.

Он кладет руку на грудь.

– О, капитан, хотите сказать, что я самый лучший, самый одаренный армейский повар?

Я закатываю глаза.

– Приглядишь тут за обстановкой, ладно? Если понадоблюсь, свистни.

Весь следующий час я скачу на лошади взад-вперед, выкрикивая приказы и подбадривая солдат быстрее покинуть Пятое королевство. При иных обстоятельствах я бы дождался, когда утихнет буря, но я не доверяю королеве Кайле. А учитывая случившееся сегодня в бальной зале, нельзя сидеть сложа руки, пока остальные правители решают, стоит ли на нас нападать.

Раз Рип хочет, чтобы войско вернулось в Четвертое королевство, значит я верну его в Четвертое королевство.

Но небо та еще сволочь. Холодный воздух хлещет в лицо, изливаясь потоками мокрого снега. Земля превратилась в хлюпающее нечто, а пронизывающий ветер продолжает стонать и рыдать, как мелкая сучка.

Ненавижу это проклятое богами королевство.

Думаю, этой ночью все солдаты единодушны со мной в этом мнении, пока мы строем удаляемся от Пятого королевства, а погодные явления только побуждают нас убраться отсюда как можно скорее.

Когда я даю войску приказ остановиться, уже близится рассвет, но по-прежнему бушует буря, безудержно обрушиваясь на нас ледяным потоком.

Вот же зараза.

Горный перевал, где я повелел остановиться, дает возможность хотя бы немного укрыться от ненастья. Солдаты разбивают палатки, чиркают кремнем, чтобы побыстрее развести костер, пока мы все не перемерзли до смерти. Горный склон неплохо защищает от ветра, а если поставить палатки под верным углом, то нас и снегом не засыплет.

Я обхожу периметр, чем неимоверно злю своего коня, пока не получаю от лейтенантов отчет о полной численности, а первый патруль не заступает на дозор. Только после того, как большая часть солдат спешно расходится по палаткам или усаживается вокруг костров, я наконец заканчиваю и веду лошадь в укрытие к остальным.

Как только я слезаю с лошади, ко мне подбегает солдат по имени Химинн.

– Я установил вашу палатку, капитан, – пытается он перекричать ветер, пока снег хлещет его по обветренному лицу.

– А я продолжаю настаивать, что ты не обязан для меня этого делать, – говорю ему я.

Мальчишка буквально недавно получил звание, вступив в армию только прошлым летом, и с тех пор без устали благодарит за то, что я его принял. Однажды я даже застукал его в момент, когда он начищал мои сапоги.

Он пожимает плечами и улыбается, показав сколотый передний зуб, а потом сразу же хватается за узды.

– Я отведу вашу лошадь к остальным и пригляжу за ней.

– Химинн, – завожу я, но меня прерывает резкий свист.

Солдат пользуется возможностью, чтобы улизнуть с моим скакуном, а я оборачиваюсь и вижу, как ко мне неспешной походкой направляется Кег, в длинные, перекрученные волосы которого вплетены веточки.

– Помнишь, ты сказал свистнуть, если понадобишься?

– Да?

– Что ж, капитан, предложение было дерьмовым, потому что в такую бурю свиста, черт возьми, не слышно.

Я окидываю взглядом обстановку, но на этом узком горном перевале люди и палатки расположились так тесно друг к другу, что даже если проблема и есть, то я ее не вижу.

– Что случилось?

– Лучше сам взгляни.

Прекрасно!

Я иду за ним по извилистой дорожке, и мы с трудом пробираемся через густой снежный покров к лагерю. Я и Кег останавливаемся у костра, где солдаты черпают еду из огромного котла, подвешенного на железных спицах.

– Ты притащил меня сюда, чтобы накормить? – спрашиваю я.

Кег фыркает.

– Нет, но, знаешь, едой я тебя обеспечу.

Он расталкивает солдат, накладывает в две жестяные миски густую похлебку и протягивает их мне.

Я приподнимаю бровь.

– Две-то зачем?

– Скоро сам поймешь, – загадочно говорит он и рукой показывает мне идти вперед.

Вздохнув, я следую за ним, но горячий бульон выплескивается из миски, обжигая пальцы даже через перчатки. Я шиплю от боли.

– Обязательно было наливать так много? – бурчу я.

– Тебе бы отработать навыки легкой поступи, – жизнерадостно откликается Кег. – В лагере нет лучше ужина, чем это тушеное мясо. Остальные повара, как обычно, чертовски завидуют.

Издав смешок, который больше напоминает рык, я продолжаю идти за Кегом, пока он не останавливается перед палаткой. Он выжидательно приоткрывает полог, и я, замерев перед ним, наклоняю голову.

– Если так ты пытаешься сделать мне предложение, то паршиво у тебя выходит.

Кег запрокидывает голову и громко хохочет.

– Капитан, обижаете! Я тот еще романтик, черт возьми. Если бы я делал тебе предложение, то с ног бы им тебя сбил.

– Тогда тебе стоит знать, что уж скорее я тебя собью с ног своими дурно пахнущими носками.

Он кивает в сторону палатки.

– Заходи, а то из-за тебя дует, и мясо остынет.

Закатив глаза, я быстро вхожу в палатку. Кег опускает за мной полог и уходит, кинув напоследок: «Повеселись».

Нахмурившись, я выпрямляюсь и, как только привыкаю к темноте и теплому воздуху, замечаю женщину, одетую в какое-то парадное платье, которое не стоит надевать при такой погоде. Легкое пальто, что накинуто поверх платья, ни хрена не помогает согреться.

Блондинка встает передо мной и в возмущении скрещивает на груди руки.

– А ты кто такой? – спрашивает она.

Я с недоумением смотрю на нее, а потом на другую женщину, которая спит рядом с ней на паллете. Она белая, как простыня.

– Вообще-то я – капитан этого клятого войска. А ты, нахрен, кто такая? – парирую я, хотя женщина кажется знакомой.

Она поджимает пухлые губы.

– Я Рисса. Сбежав из Рэнхолда, я столкнулась с женщиной по имени Лу. Она сказала, что, если я примкну к войску, ты заберешь меня с собой из Пятого королевства. Лу сказала, что Аурен обсуждала это с тобой – что я могу уйти с вами.

Мысленно возвращаюсь к той ночи, когда Аурен рассказала нам о Риссе. О том, как эта стерва практически ее шантажировала. Я тогда еще предложил ее убить.

Я часто предлагаю убивать.

– Да, обсуждала. Златовласая чересчур добра, мать ее, – бурчу я себе под нос.

– Не поняла? – говорит она тем же нахальным тоном.

– Да ты и с первого раза расслышала, – едко отвечаю я и с отвращением гляжу на нее. – Ты ей угрожала, заставила дать обещание в обмен на твое молчание, а Златовласая все равно хотела тебе помочь. Я тогда ответил, что нам стоит попросту тебя убить. Потому что если я что-то и ненавижу, так это предательство.

В ее голубых глазах вспыхивает возмущение.

– Предательство? – Она подлетает ко мне и тычет ухоженным пальчиком в грудь. – Слушай меня, волосатый огромный дикарь. Я наложница, и я женщина. Полагаешь, я обладаю роскошью жить, храня высокие моральные принципы? – выплевывает она. – Что ж, так вот нет. Наложницы дарят необходимое удовольствие, а мы что получаем взамен? Нами повелевают, нас осуждают – и это еще в лучшем случае. Можешь презирать меня, сколько влезет, но я просто пытаюсь выжить. И если для этого мне придется воспользоваться кое-какой информацией, то я не задумываясь это сделаю.

Она шумно и тяжело дышит, ее щеки розовеют. Внезапно мое раздражение трещит по швам, и меня осеняет, что эта женщина действительно чертовски красива.

Боги, будьте вы прокляты.

Как от предложения убить я дошел до такого?

Она выдала такую смелую речь, что я понял: женщина не шутит. Отчасти я даже уважаю ее за это. Я не понаслышке знаю, каково это – когда ты готов на все, чтобы выжить. Почти всю мою жизнь меня ставили перед выбором: быть убитым или убивать самому, и я выбрал жизнь.

Думаю, и она тоже.

Но, пытаясь выжить, нужно выбирать мудро, кому хранить верность. И когда вопрос стоит о моей верности, то я тот еще свирепый ублюдок.

Я провожу языком по деревянному пирсингу в нижней губе.

– Аурен верна тебе, но ты не верна ей. Все просто. Тем, кто не хранит верность, я не разрешаю шествовать с моим войском.

Блондинка напрягается.

– Отлично. – Она поворачивается и начинает запихивать вещи в сумку. Женщину освещает кучка углей, тлеющих посреди палатки. – Мы уйдем. Надеюсь, ты будешь отлично спать, зная, что выгнал двух беспомощных женщин в Пустошь и спас драгоценную совесть, отстаивая свою великую и могучую верность.

Я запрокидываю голову и смиренно вздыхаю.

– Завязывай с этой мученической хренью, – огрызаюсь я. – На меня это не действует. Ты можешь остаться, потому что мы дали Аурен обещание, а я всегда держу слово.

Рисса прекращает собирать вещи, прищурившись, а я стою, как идиот, и держу две миски с горячим тушеным мясом. Я решаюсь протянуть одну из них Риссе.

– Держи.

С мгновение она мешкает, но голод оказывается сильнее неприязни ко мне, потому Рисса встает и быстро забирает у меня еду. Когда она обхватывает губами жестяную миску и начинает аккуратно отхлебывать, я опускаю взгляд на ее рот, и в мыслях у меня всплывают всякие непристойные образы.

Это плохо.

Заставив себя отвести взгляд, я допиваю рагу, громко чавкая и пережевывая, а под конец выдаю громкую отрыжку. Тыльной стороной руки вытерев с бороды капли бульона, я поднимаю глаза и вижу, как Рисса смотрит на меня, наморщив нос от отвращения.

– Тебя что, не обучали хорошим манерам? – ехиднича– ет она.

Я улыбаюсь во весь рот.

– Скоро забудешь об утонченной манере есть, когда познаешь голод и холод. Здесь не нужно производить впечатление на королей и знать. Только на меня.

– Можно подумать, я хотела тебя впечатлить, – парирует она и еще раз деликатно отпивает. – Ты даже в конец моего списка не попадешь. Я выбираю только богатых и чистых.

На сей раз я подлетаю к ней, сократив расстояние между нами парой широких шагов. Она изгибает красивую шею, смотря на меня… Никогда не думал, что чья-то чертова шея меня так заведет.

Черт подери, я слишком долго пробыл в Пятом королевстве. Похоже, от такой погоды я начал сходить с ума.

– Тогда обрадую тебя, Желтый колокольчик.

Она хмурится.

– Желтый колокольчик?

Я пожимаю плечами.

– А ведь подходит. Цветок желтый, как и твои волосы, и так же обманчив, потому что снаружи прекрасен, тогда как на деле является чистым ядом.

Ее взгляд мрачнеет.

– У меня светлые волосы, а не желтые, дремучий дикарь!

Я ухмыляюсь.

– О, значит, отрывок про яд тебя не так возмущает? Интересно.

Она пихает мне миску.

– А теперь уходи.

– Поскольку капитан тут я, то я и буду отдавать приказы.

– Отлично, – бормочет она под нос и, повернувшись ко мне спиной, садится рядом со спящей женщиной.

Вынужден признать: не всякий мужчина осмелится повернуться ко мне спиной, потому меня еще сильнее возбуждает, что это не раздумывая сделала женщина.

Да. Определенно, я чертовски долго пробыл в Пятом королевстве.

– Что это за дамочка?

– Ее зовут Полли, – выпаливает Рисса, взяв тряпку и промокнув лоб женщины.

– Она больна?

– А тебя это волнует?

Я пожимаю плечами.

– Думаю, нет. Но если она будет пользоваться армейским провиантом и услугами лекаря, то мне нужно знать.

Она бросает на меня взгляд холоднее, чем буря, бушующая за палаткой.

– Она не заразна, и мне ничего не нужно – ни от тебя, ни от твоего войска.

– Кроме нашего крова, пищи, защиты…

Я почти слышу, как Рисса скрежещет зубами. Не понимаю, почему меня так возбуждает ее злость, но это так. В ней есть сила характера, и до сей минуты я не знал, что мне нравится это в женщинах.

Снова встав, Рисса поворачивается ко мне с какой-то яростной решимостью в голубых глазах. Упрямо не сводя взора, она снимает пальто, а потом сапоги. Но когда стягивает рукава платья и спускает их с плеч, я отшатываюсь в сторону.

– Какого хрена ты удумала?

– А что? – с беззаботным безразличием спрашивает она. – Разве не этого ты хочешь? Чтобы я заплатила за твои услуги, капитан? Я всего лишь вероломная наложница, потому стоит вознаградить тебя за твою щедрость.

Я стою, как чертов придурок, пока она стягивает рукава и оголяет совершенную грудь, стянутую элегантным корсетом, который так крепко сжимает ее прелести, что они буквально умоляют о свободе и ласке.

Я охренеть как возбужден. Так сильно, что кровь, которая чертовски нужна мне для того, чтобы лучше соображать, отливает в неверном направлении. Мне нужно несколько секунд, чтобы осознать то, что сказала Рисса.

Как только до меня доходит, я становлюсь чертовски злым.

– А ну-ка живо оделась! – рявкаю я.

– Почему? – спрашивает она. – Разве не этого хотят мужчины взамен? Я просто делаю то, что должна.

Рисса стоит в возмущенном потрясении. Тогда я бросаю миски на пол и негодующе иду к ней. Но когда хочу снять с себя пальто, она вздрагивает.

Черт возьми, она вздрагивает.

Как будто ждала, что я ее ударю.

И это злит меня еще сильнее, потому что она реагирует привычным способом, и теперь я понимаю, что ее и раньше били. Наверное, одному из тех развлекающихся с наложницами ублюдков нравилось издеваться над женщинами. Возможно, это был даже сам Мидас.

Зыркнув глазами, я как можно медленнее снимаю пальто и накидываю его на Риссу. Она смотрит на меня, не двигаясь и даже не дыша.

– Может, я и ублюдок, но никогда не воспользуюсь женщиной, – сухо говорю я.

И хотя это Рисса всячески пыталась меня удивить, похоже, теперь ее удивил я. До девушки даже не сразу доходит, что я не раздеваю ее, а наоборот – укутываю в одежду.

Она стискивает пальто изящными пальцами.

– Ты… отдаешь мне свое пальто? – спрашивает Рисса, и теперь ее голос звучит совсем иначе. Он тише. В нем слышится недоумение. Намек на уязвимость за этой колючей наружностью.

– Да, – киваю я и, не удержавшись, бросаю взгляд на ее губы. Чертовски красивые губы. – Я распоряжусь, чтобы вам обеим дали одежду. Нельзя разгуливать по Пятому королевству в чертовом платье и корсете.

Рисса с сомнением смотрит на меня.

– Ты и правда дашь мне одежду?

– Я же так и сказал, нет?

– И… ты не хочешь со мной переспать? – без обиняков спрашивает она, словно не в силах поверить.

У меня вырывается хриплый смешок.

– Этого я не говорил. Я сказал, что не буду пользоваться тобой, – отвечаю я, отчего Рисса хмурится еще сильнее. На секунду я поддаюсь искушению и наклоняюсь к ней. Как и подозревал, она пахнет цветами. – Мы переспим, потому что ты сама этого захочешь.

В ее глазах вспыхивает страстная искра, а потом она тускнеет, и Рисса снова становится раздраженной, надув губы.

– С чего ты решил, что я захочу?

Я ухмыляюсь, а потом отворачиваюсь и поднимаю миски.

– Потому что, Желтый колокольчик, может, ты и ядовита, но тоже уязвима. Что-то в тебе зреет.

– Да, отвращение.

Ухмыляясь, я иду к выходу из палатки и, откинув край, останавливаюсь, чтобы еще разок взглянуть на нее.

– Разве было бы весело, если бы мы ни капли друг друга не ненавидели?

Я выхожу, оставив возмущенную Риссу, но перед уходом замечаю, как она заливается краской.

Долгое возвращение в Четвертое королевство только что стало оправданным.

Глава 10

Слейд

Прошло четыре дня.

Четыре дня, а Аурен даже не пошевелилась. Она тихонько лежит на моей кровати и двигается, только когда Ходжат меняет повязки и переворачивает ее, позволяя телу принять наиболее удобное положение. И хотя солнце поднималось и заходило не один раз, ни одна нитка не стала золотой от ее прикосновения. Ни подушка под ее щекой, ни новые перчатки или чулки. Она не исторгла ни капли силы, и я уже не знаю, что и думать.

Буря продолжала свирепствовать, словно пытаясь отомстить за то, что мы избежали ее гнева. В качестве возмездия шторм теперь решил не покидать эти места вовсе.

Я резко перевожу взгляд на дверь, когда в спальню без предупреждения заходит Райатт. У него сердитое лицо, а зеленые глаза мечут молнии в мою сторону.

– Стучаться не пробовал? – говорю я, хотя спорить у меня совершенно нет сил.

Он проходит мимо разбросанных вокруг меня книг, забытых и откинутых в сторону, потому что сосредоточиться на чтении я не могу. Не могу, когда Аурен продолжает недвижимо лежать на моей постели.

– Тебе нужно покинуть эту комнату.

Я фыркаю:

– Теперь ты отдаешь мне приказы, брат?

– Нет, брат. Я бы не осмелился отдавать приказы великому королю Роту, – огрызается он. – Но ты не ешь, почти не спишь, и от тебя хреново пахнет.

Я закатываю глаза, готовый выпихнуть его из комнаты. С каждым днем мое настроение становится все хуже и хуже, поскольку Аурен не приходит в себя. Я ни на секунду не отходил от нее, держа ухо востро от беспокойства и страха, потому чувствовать, слышать и думать я могу только о ней.

– Выметайся, Райатт.

Он разочарованно вздыхает.

– Тебе нужно взять себя в руки.

Я с гневом смотрю на него.

– Взять себя в руки? – В ту же секунду вскакиваю на ноги и оказываюсь лицом к лицу с братом. – Думаешь, я не стараюсь держать себя в руках каждую секунду каждого дня? Да это все, что мне остается! – Я стою, вытянувшись в струнку и говоря грубым тоном. – Я готов был сорваться с той же секунды, как мне пришлось применить к ней магию, ты это понимаешь? Я постоянно должен сдерживать свою силу. Я не могу уступить ей. Так что мне нет нужды держать себя в руках. Потому что я не могу ослабить свою магию с тех пор, как прилетел сюда и понял, что Аурен не просыпается.

Райатт замечает мое негодование, но мы частенько вступали в противоборство, и, хотя многие струсили бы, увидев мой гнев, мой брат не из таких.

– Как раз поэтому ты и должен покинуть эту комнату.

Я качаю головой, а шипы пытаются прорваться через рукава рубашки. Даже сейчас чувствую, как самые мелкие из них пробиваются над бровями.

– Взгляни на себя, – с ноткой отвращения говорит Райатт. – Дай посмотрю, насколько все плохо.

Усмехнувшись, я отворачиваюсь и встаю перед камином.

– Кто тебя прислал? Лу? Передай ей, что за меня не нужно волноваться.

– Никто меня не присылал, но мы все устали от твоего дерьмового настроения, – отвечает Райатт. – Теперь дай мне посмотреть.

– Отстань.

– Думаешь, мне самому хочется с тобой нянчиться? У меня и так дел по горло. Посему закатывай эти клятые рукава и дай посмотреть. Я не уйду, пока ты мне не уступишь.

Закипая от злости, я разворачиваюсь и засучиваю оба рукава, лишь бы он только уже ушел. Как только я оголяю руки, Райатт поджимает губы в тонкую линию.

– Вот черт.

Я опускаю рукава.

– Все нормально.

– Ничего тут нормального нет, – возражает он. – Тебе нужно исторгнуть немного силы, пока она не сожрала тебя заживо.

– А как же разведчики?

– Хватит увиливать! Не волнуйся, я разберусь с разведчиками Мидаса. А ты разберись со своей чертовщиной.

– Я не оставлю ее одну.

Райатт подходит к стулу, на котором я сидел, и плюхается на него. В ответ я одариваю его скептическим взглядом. Он даже закидывает лодыжку на колено, подхватывает с пола одну из книг и начинает читать.

– Какого хрена ты удумал?

Он пожимает плечами.

– Я составлю компанию золотой девочке. А теперь проваливай и отрави что-нибудь гнилью, пока не взорвался и не уничтожил весь Дэдвелл.

Я сжимаю руки в кулаки, корни вдоль пальцев извиваются и впиваются в кожу, пытаясь пронзить ее насквозь, как шипы.

– Не могу. – Пока я остаюсь с ней и смотрю на нее, это единственное, что удерживает меня от срыва. Потому что Аурен еще не пришла в себя. Она еще не оправилась.

Райатт смотрит на меня, и впервые с тех пор, как вошел в комнату, его лицо принимает серьезное выражение.

– Чем быстрее ты усмиришь свою магическую силу, тем скорее вернешься сюда, к ней, – говорит он уже не таким язвительным тоном. – Ступай. Я останусь с ней. Клянусь.

Я принимаюсь было качать головой, но брат меня перебивает:

– Слейд, еще секунда – и ты сорвешься. Если будешь и дальше сидеть тут и наблюдать за ней, тебе это ничем не поможет, поскольку, как только она проснется, тебе немедля придется покинуть дом и усмирить свою силу. Так что уходи сейчас, пока не взорвался, черт тебя подери!

Я стою, мучаясь от нерешительности. Теперь, когда Райатт так беззастенчиво напомнил о моем напряжении, я больше не могу закрывать на это глаза и делать вид, что все в порядке. Моя сила извивается под кожей, покалывает спину и грудь, цепляется за руки, отчего пальцы пульсируют.

– Ладно, – сдаюсь я и понимаю, что даже полной грудью вдохнуть не могу. – Вернусь, как только смогу.

– Не торопись. Вытолкни как можно больше силы, чтобы через два часа мне не пришлось снова тащить тебя на шторм.

– Там так холодно?

– Снег уже четыре дня идет без остановок, а ветер такой холодный, что задницу за пару секунд можно отморозить.

Я издаю стон.

– Идеально, твою мать. – Подхожу к шкафу и, выхватив первое попавшееся пальто, надеваю его и перчатки, а потом сапоги. – Присматривай за ней, – строго говорю Райатту. – И если она хотя бы пошевельнется, пусть кто-нибудь подаст мне сигнал.

Он в насмешку отвешивает мне поклон, сидя на стуле.

– Слушаюсь, сир.

– Заткнись.

Он смеется мне вслед, а я впервые за три дня выхожу из спальни и вижу, как в коридоре к стене привалились Лу и Джадд. Заметив их, останавливаюсь, но потом закатываю глаза и продолжаю идти.

– Каким будет следующий приказ?

Лу неслышно идет за мной.

– Если бы Райатту не удалось убедить тебя братской любовью, то следующим по очереди должен был стать Джадд, – хитро ухмыляясь, отвечает она. – Джадд-то умеет подбодрить тебя так, чтобы ты перестал быть козлом и выслушал. А если бы и у него не вышло, тогда вошла бы я и выдала бы парочку старых добрых угроз.

Несмотря на уныние, чувствую, как подергиваются губы.

– Какие угрозы?

– Стану я портить сюрприз. Может, в будущем пригодятся.

Я останавливаюсь у входной двери и, обернувшись, смотрю на них.

– Хотите полетать?

– В такую-то бурю? – Лу поднимает ногу и покачивает пушистой тапочкой. – Только их испорчу.

– Точно. Джадд?

Он морщится и показывает большим пальцем за плечо.

– Мне нужно переложить несколько дров.

– Какая преданность, – сухо замечаю я.

Лу машет рукой, а потом уходит в гостиную.

– Приятного похода, желаю поскорее стравить гниль, – кричит она вслед.

Я фыркаю, а потом резко распахиваю дверь и выхожу. Я быстро привыкаю к темноте пещеры, воздух в которой такой студеный, что кажется, будто подрагивает даже голубое свечение.

Чем ближе я подхожу ко входу в пещеру, тем громче бушует шторм. Я останавливаюсь, смотря, как он неистовствует. Ветер заваливает меня снегом, скапливающимся выше колен замерзшими валунами, предупреждающими о царящей на улице битве. Уже далеко за полдень, но из-за туч, которые плотно закрывают солнечный свет, так и не скажешь.

– Ну точно, мне приходится заниматься этим в такую погоду, – бурчу я под нос, натягиваю капюшон и, засунув руки в карманы, выхожу из пещеры.

На меня в тот же миг вновь налетает ветер, поэтому я слегка наклоняю голову вперед. Я не решаюсь вернуться в центр деревни, – вместо этого поворачиваю направо и огибаю гору.

Снежные хлопья падают неиссякаемым потоком, но, к счастью, кто-то убрал снег с тропинки, пока он не успел завалить ее полностью.

Я иду, опустив голову. Капюшон срывает ветром на каждом шагу, а я тем временем проклинаю перепады настроения у своей магии.

Путь к Вольеру лежит через гору, но в такую погоду эту дорогу можно считать самой неудобной. Чтобы добраться туда, мне нужно чуть больше времени, чем обычно.

В конечном счете, я дохожу до зубчатого входа в пещеру поменьше. Он напоминает открытую пасть с клыками, готовыми вонзиться в плоть, – но вот только по-настоящему кусачие звери скрываются внутри.

Как только я прорываюсь ко входу, натиск ветра прекращается, тогда как натиск моей силы словно становится в два раза мощнее. Я стучу сапогами по камню, а потом с хрустом наступаю на лежащую на земле солому. Я оглядываю свод пещеры, расположенный так высоко, что с трудом удается разглядеть зверей, которые сидят на самом верху.

Струйки голубого света текут ярким и размеренным потоком, а на деревянных насестах спит дюжина тимбервингов. Их гнезда вдоль стен пещеры выполнены в виде огороженных балконов, а сами звери спрятали головы под своими крыльями.

Я иду по пещере, и несколько зверей раздраженно пыхтят, когда я прохожу мимо них. Арго любит устроиться на насесте, что находится на высоте тридцати футов, поэтому я останавливаюсь прямо под ним, скрестив руки на груди в ожидании, когда он проснется. Но он даже не шевелится.

– Я знаю: ты в курсе, что я здесь! – кричу ему я. – Нам нужно прокатиться.

Он не двигается.

Гниль начинает сочиться с моих ног, отчего на соломе появляются темные пятна.

– Арго.

Он, наоборот, еще глубже прячет голову под крыло.

– Слушай, ты спишь уже несколько дней. Хватит с тебя угощений и отдыха.

Наконец Арго высовывает морду и удостаивает меня взглядом переливающихся глаз, а потом отрывисто чирикает через острые, как бритва, зубы.

– Да-да, после этого полета ты получишь еще больше угощений. А теперь слезай, пока я не отравил гнилью весь Вольер.

Арго встает с ленивым энтузиазмом кошки, которую прервали во время принятия солнечных ванн. Наконец он соскакивает с насеста и, ловко приземлившись, расправляет крылья, хорошенько потянувшись.

– Приятно вздремнул? – цежу я.

В ответ он проходится языком по острым зубам.

Фыркнув, я иду направо, где хранятся седла и поводья, и начинаю его пристегивать. Закончив, я перекидываю ногу и пристегиваюсь ремнем. Едва я успеваю затянуть его, как Арго стремительно вылетает из пещеры. Как только над нами появляется небо, он раскидывает крылья и взмывает в воздух.

Я хватаюсь за ремень, держась что есть сил и стараясь не сорваться вниз, пока Арго несется навстречу шторму. Капюшон слетает с головы, и в лицо бьет снег. Холодный воздух проходит сквозь одежду и даже кожу. Мне лишь остается держаться за Арго, закрыв глаза и стиснув зубы. Я промок до нитки, и мне жутко холодно на бушующем ветре, который выражает мне протест.

Когда мы все же прорываемся сквозь облака и Арго выпрямляется, я перевожу дыхание и бросаю сердитый взгляд на покрытую перьями голову зверя.

– Гордишься собой?

В ответ он фыркает, но я-то знаю, что в глазах его появляется самодовольный блеск.

Теперь, когда мы миновали самую свирепую бурю, я натягиваю поводья, указывая путь. Но гниль впивается в пальцы и руки, и я почти теряю хватку, зашипев от боли.

Арго несется по небу, а я тем временем делаю слабые, никчемные вдохи. Ощущение, будто корни удавкой обвиваются вокруг груди, не позволяя сделать полный вдох. Линии хлещут по шее, сдавливают челюсть и бьют по ключице.

Чувствуя на лбу испарину, я стучу каблуком и велю Арго приземляться. Не хочу улетать слишком далеко, но и освобождать свою магию близко к деревне тоже не хочу. Мне лишь нужно побыстрее покончить со всем этим и вернуться к Аурен.

Арго приземляется в неизвестном месте, и снежный буран здесь такой же сильный. Я спрыгиваю со зверя и хлопаю его по заду. Он снова взмывает в небо и кружит под облаками.

Я осматриваю унылую белую местность, но область видимости сейчас не более тридцати футов. Расправив плечи, быстро снимаю перчатки, засовываю их в карман, а потом трясу руками и закрываю глаза, сосредоточившись на силе. Затаенная и возбужденная, она раздражительно давит на меня.

Принуждая себя делать вдох-выдох, я убеждаюсь, что достаточно собран, чтобы усмирить пульсирующую по моим венам колоссальную силу.

А потом я выпускаю ее.

Гниль вырывается из меня, как лава извергающегося вулкана.

Я грузно падаю на колени, когда неистовая лавина несется по снегу дьявольскими корнями, которые вот-вот отравят землю. Именно это они и делают.

Сила волнами вытекает из меня, и я чувствую ее всем своим телом.

Выпущенная на волю, она с грохотом вырывается из моих ног и рук, а затем проникает в землю и разлагает ее гнилью.

Разрушает.

Буквально за считаные секунды не остается нетронутой белоснежной равнины. Яд растекается во все стороны, а я стою и отсчитываю секунды, когда моя сила перестанет давить и наказывать меня.

Тело дрожит от того количества магии, что исходит из моего тела, а когда оно наконец останавливает свои бесконечные мучения, я чувствую, что снова могу дышать, поэтому останавливаю поток. Я ломаю его, как соломинку кулаком, пока не вытекает последняя капля гнили.

Усталость охватывает руки и ноги и стекает по спине. Я выдохся. Мутным взглядом осматриваюсь и вижу, как корни в земле застывают и перестают двигаться.

Пытаюсь согнуть дрожащие пальцы и замечаю, что корни силы на моей коже отступили, и я уже не чувствую, как они ползут по моей шее или спускаются по спине. Дорого же мне это обошлось, учитывая, что я стою на зловонной и мерзкой земле, которая отныне мертва и осквернена тошнотворным смрадом.

Вдохнув пару раз, я набираюсь достаточно сил, поднимаю голову и издаю резкий свист. Через несколько секунд спускается Арго, чьи перья покрыты льдом, а пасть испачкана снегом. Он опускается на колени ниже привычного, чтобы я смог забраться ему на спину. Я пристегиваюсь, и зверь тут же взмывает в воздух, даже не клацнув на меня зубами, когда я наваливаюсь на него всем телом. Он таскал меня и в более невыгодных позах.

Уже вечереет, и я смотрю на землю, заметив, что ее оскверняют полосы гнили – по ней будто растекся яд. Арго летит над облаками, закрывая мне обзор. Я хоть и устал, но чувствую невероятное облегчение от того, что высвободил столь долго сдерживаемую силу. Наконец-то я могу вдохнуть полной грудью. Теперь корни на коже вновь превратились в тонкие, безболезненные линии, которые я едва чувствую.

Арго летит обратно в деревню, а я почти не ощущаю ни ветра, ни снега. Когда он приземляется и возвращается в Вольер, я чувствую, что окончательно замерз. Соскользнув с седла и встав рядом с Арго, я чешу ему морду, и он довольно толкает мою руку.

– Хороший зверь, – шепчу я.