Текст книги "Сила мысли"

Глава 7

Редондо-Бич, Калифорния

Франческа загрузила свой чемодан на колесах в багажник взятой напрокат машины. До отлета из аэропорта Лос-Анджелеса в семь вечера оставалось еще четыре часа. Вполне достаточно, чтобы встретиться с мистером Бронсоном еще раз.

Женщина все еще злилась на себя. Вчера она что-то совсем разошлась. Вылетела из библиотеки как психованный подросток. А еще профессиональный психолог – боже-боже! Как такое можно было допустить?!

Синьор Баттиста оказался прав насчет этого мужчины. Что-то особенное в нем есть. Вспомнив его лицо, Феллини покраснела.

Не то чтобы особенный… О боже…

Итальянка вспомнила, что случилось, когда она вышла из библиотеки. Он как будто вторгся в ее мозг. Слова «Простите меня» прозвучали так четко, словно он стоял рядом. Каково же было удивление Феллини, когда, обернувшись, она никого возле себя не увидела!

В детстве Франческе общаться с людьми было довольно трудно. Она, без сомнения, была способна понимать их эмоции, видеть то, что они чувствуют, и даже где-то успокаивать их. Но такой особый подход делал обычное общение совершенно невозможным. За советом друзья обращались к ней частенько, но при этом все равно старались держать ее на расстоянии от себя, никогда не раскрываясь перед ней полностью.

Она мечтала о том, как однажды уедет из дома и будет жить среди чужих людей, которым не будет ничего известно о ее прошлом. А свой дар она будет скрывать.

Больше всего на свете ей хотелось стать такой же, как все.

Поступление в университет во Флоренции давало возможность начать все с чистого листа, отгородить свой мозг от эмоциональных сигналов, исходящих от окружающих ее людей, представить, что вокруг нет вообще никого. Феллини впервые за что-то боролась, но была полна решимости победить. В школе у нее появились новые друзья, и она, поборов искушение, не стала их прощупывать. К окончанию первого семестра дар Франчески находился уже в приглушенном состоянии и мирно дремал в темных глубинах ее разума. Впервые за много лет девушка испытывала удовлетворение.

В середине второго учебного года она повстречала Филиппо. Он происходил из прекрасной семьи и очень красиво ухаживал, как настоящий джентльмен. Спустя пару недель Франческа была убеждена, что это и есть настоящая любовь, что Филиппо навеки останется ее второй половинкой.

Когда он медленно раздевал ее в их первую ночь, она хотела отдать ему всю себя без остатка и поэтому вновь обратилась к своему дару, желая разделить с ним всю полноту чувств.

То, что она ощутила, потрясло ее до глубины души. Ни следа любви, заботы, понимания – лишь победное ликование, похоть и эгоизм. Обескураженная, Франческа отскочила, оттолкнув его от себя. Она никак не могла взять в толк, как под маской влюбленности могли кипеть столь уродливые чувства. Ей сразу стало ясно, что все, что между ними было, – это ложь. Сбежав к себе в общежитие, девушка приняла свой дар с нежностью, как вернувшегося домой щенка-потеряшку. Ей стало ясно, что для выживания в этом мире ей требуются все чувства до единого. А вообще оставалось только посочувствовать тем, кто принимает за чистую монету тот фасад, который люди так тщательно возводят, лишь бы скрыть свои истинные намерения.

С тех пор Феллини старалась обратить свою способность в пользу для учебы и, позже, успешной карьеры детского психолога.

Дар этот не был безупречно точен. По опыту работы с аутичными детьми она знала, что если человек в душе не считает, что поступил плохо, – например, если ребенок не чувствует вину за то, что ударил товарища, – то с помощью ее дара невозможно сказать, питает ли он злые намерения. Один из самых милых детей, что ей встречались, излучал тепло и заботу, а ведь тогда он только что вышвырнул беспомощного котенка с балкона четвертого этажа.

Как этот дар поможет в деле Джейка Бронсона?

Франческо ввела его адрес в навигатор своей машины.

* * *

Вороны. Ну и противный же голос, вот природа наградила! И ведь усядутся обязательно именно на карнизе окна спальни.

Джейк натянул подушку на голову, чтобы заглушить шум. Каждое воронье карканье, казалось, отдавалось дрожью, пробегавшей по его коже.

Было выпито много лишнего.

Прошлым вечером, уйдя из библиотеки, Бронсон заглянул в Патс Коктейлз, маленький бар по соседству, в паре кварталов от его дома. К Сэмми идти было нельзя. Теперь слишком много народу знало Джейка в лицо.

Вороны не умолкали. Зажимать уши подушкой не помогало, и мужчина запустил ее в окно. Она попала в ночник, и тот полетел на пол. Лампочка лопнула с тихим треском.

Вот дерьмо!

Бронсон сел, спустив ноги на пол, который немного шатался, да и комнату слегка вело перед глазами. Голова трещала с перепоя и от обезвоживания. Нужен был кофе.

Протерев зудящие глаза, Джейк всунул ноги в шлепанцы «Риф» с открывашкой на подошве и зашаркал на кухню, расшвыривая по дороге валявшиеся на полу бутылки.

На нем были трусы со смайликами – дочь подарила на день рождения два года назад – и больше ничего.

Прохладный ветерок с океана дул в открытые окна дома. Приятно было стоять голышом.

Прошлая ночь была как в тумане. Мужчина смутно припоминал, что ушел из бара около двух ночи. Один. Он шел домой вдоль побережья и приналег на пиво «Фэт Тайр», как только добрался.

Джейк закрыл глаза, стараясь выудить из памяти цитату. Страница 110 из книги «Новое поколение воинов»: «Пилот британской авиации был воином нового типа, взращенным нового вида войной. Его внешний вид был нарочито штатским: офицерская фуражка с заломленным матерчатым верхом. Частенько на нем можно было увидеть шейный платок – будто язык, показанный военному уставу».

Бронсон не мог уснуть сразу, как только попал домой. Он все думал о той женщине в библиотеке – Франческе. Ведь он просто как скотина себя повел. Это совершенно на него не похоже, и никаких оправданий, даже ввиду того, что сейчас с ним происходило, тут быть не может. Вот интересно, как бы он поступил, не будь она так потрясающе красива? Джейк давно перестал обращать внимание на женщин. После Энджел. Но Франческа что-то в нем тронула. В хорошем смысле. Это его и тревожило, потому что он ясно понимал, что поделать тут уже ничего не может.

Не в этой жизни.

Джейк пил всю ночь, перелистывая все свои книги. В памяти держалась каждая страница. Немыслимо просто.

Несмотря на то что вчера, изучая материалы, он находил один за другим случаи подобного рода с людьми, перенесшими травму головы, ему все равно было сложно поверить, что все это происходит с ним. Нутром он чувствовал, что его ситуация в чем-то иная. Взять хотя бы установление связи с ребенком в библиотеке или невероятную скорость мысли тогда в баре. Может, таким образом Бог хочет ужать события целой жизни в те несколько месяцев, что ему еще отпущены?

Выйдя на кухню, Джейк почувствовал хруст стекла под ногами. В одном из углов пол из испанской плитки был усеян осколками битых пивных кружек. Вспомнив, что здесь было, мужчина фыркнул. Он старался повторить такую же прыть, как в баре у Сэмми. Не вышло.

Бронсон подобрал пару оставшихся целых кружек на стойке и поднял их на уровень груди перед собой. Это получалось – поймать кружку, пока она не долетела до пола. Он сделал два глубоких вдоха, отпустил кружку и крутанулся на пятках шлепанцев.

Кружка шмякнулась о пол, а он не успел сделать и пол-оборота. Комната кружилась, как на карусели, и мужчина чуть не упал. Ему удалось удержаться на ногах, схватившись за стойку рукой.

Проверка памяти: сверхчеловеческая скорость не вырастает от недосыпа и похмелья. Наверное, это все пьянство, пьянство до поросячьего визга, подумал Джейк, вспоминая свои ночные похождения.

Он стряхнул со шлепанца осколок стекла и потряс пачкой кофе над кофемолкой. Высыпались три одиноких зернышка.

Да что ж такое-то…

Плеснув себе в лицо воды из чайника, Джейк сделал большой глоток прямо из носика. Краем глаза он заметил на столе выключенный мобильный телефон. Всем от него что-то нужно.

Во входную дверь позвонили.

Марш или Тони так рано не приходят. Опять репортер?

Бронсон подошел к двери, старательно избегая резких движений, которые сейчас иголками отдавали в затылок. Вдобавок к похмелью? Или еще что-нибудь?

Бегло выглянув в окно, Джейк увидел на улице белый фургон, внутри которого сидели двое мужчин. Наверное, это новые ландшафтные дизайнеры его соседки Хелен. Капризная старушка так любила выбирать садовников, что ей уже журнал пора было издавать – каждый месяц приглашала все новых на интервью.

В дверь позвонили еще раз.

– Иду! – крикнул Бронсон. Сейчас он от этих писак избавится, мало не покажется!

Он широко раскрыл дверь – и так и застыл.

Франческа выглядела еще красивее, чем он запомнил. Густые пряди темных волос струились у нее по плечам, обрамляя лицо. Огромные влажные глаза шоколадного цвета с золотыми крапинками, в которых играло солнце. Редкая россыпь веснушек на переносице придавала ее прекрасному лицу очарование. На ней были тонкие дорожные штаны, ботинки на шнуровке и короткий приталенный жакет, надетый на белую блузку.

Она чарующе улыбнулась пухлыми губами.

– Мистер Бронсон, доброе утро.

У Джейка язык присох к небу.

– Вы… в порядке? – замешкалась неожиданная гостья.

Мужчина заметил, что она бросила секундный взгляд на его пресс, и впервые за очень долгое время порадовался тому, что не оставлял регулярных тренировок. Феллини, похоже, немного покраснела и в долю секунды отвела глаза.

– Простите за то, что вторглась без предупреждения. Но до вас не дозвониться.

Увидев, что творится в доме у него за спиной, женщина слегка приподняла бровь. От отвращения? Или от сочувствия?

Джейку казалось, что голова у него набита ватой. Его мозг был сейчас явно не подключен к языку.

– Ох. Да я… нормально, – только и смог он выдавить из себя.

Получше ничего не придумал? Говори давай, идиот!

Бронсон откашлялся.

– Франческа. Мне правда очень неловко за вчерашнее.

Было видно, как расслабились плечи женщины.

– И мне неловко. Попробуем снова?

Через полчаса они потягивали капучино в кафе «Кофе-картель». Это заведение с двадцатилетней историей объявляло себя первой «подлинной» кофейней в местечке Ривьера на побережье Редондо-Бич. Здесь их окружало разномастное собрание потертых диванов, продавленных кресел, а также маленьких деревянных коктейльных столиков с антикварными стульями с прямой спинкой. Богемная атмосфера привлекала сюда писателей, студентов и просто любителей пляжей, которые искали себе местечко поспокойнее вдали от толп людей.

Головная боль постепенно отступала, и теперь Джейк мог говорить вполне внятно. Капучино с тройной порцией эспрессо сделало свое дело.

Они разговаривали про институт в Венеции.

– Дети приезжают со всего света, у многих из них нет родителей, – рассказывала Франческа.

– И все они одаренные?

– Да, и все по-разному. Это могут быть художественные способности, или математические, или музыкальный талант. У некоторых такая же фотографическая память, примерно как у вас.

Феллини сидела, чуть наклонившись вперед. Она положила локти на стол и подперла руками подбородок, изучающе разглядывая собеседника.

– Но в отличие от вас, каждый из них демонстрирует явные признаки симптомов аутистического характера, что подразумевает необычное, асоциальное поведение, которое отгораживает их от большей части общества, – продолжила женщина. – Они очень часто не способны нормально взаимодействовать с другими людьми.

Джейк вспомнил, как он себя вел в последние дни. Такое вполне можно назвать асоциальным.

Будто прочитав его мысли, Франческа сказала:

– Нет, вы просто были… schifoso, как мы говорим в Италии. – Взгляд ее на секунду стал отсутствующим – она подыскивала соответствующий перевод, касаясь кончиком языка краешка губ. Наконец ей удалось вспомнить нужное слово. – Паршивцем, si? – и она зловредно улыбнулась. День начинал приобретать яркие краски.

– И не поспоришь, – согласился Джейк. Он позволил себе думать о Феллини. Было в этой женщине что-то такое. Притягательное.

Бронсон смахнул рукой салфетку со стола.

Один удар сердца – и он выбрасывает другую руку, чтобы схватить ее, прежде чем она коснется пола.

И близко не получилось.

Про себя отметим: сверхрефлексы не работают, когда увлечен женщиной.

Франческа заинтересованно посмотрела на мужчину, но постаралась продолжить:

– Вы можете нам помочь, Джейк. Если мы поймем, что с вами произошло и почему вы получили доступ к своим способностям без всяких побочных расстройств, мы, возможно, сможем разгадать секрет, как можно помочь несчетному количеству аутичных детей во всем мире. – Итальянка поерзала в кресле. – И также мы бы изучили любые ваши… паранормальные способности.

Бронсона последняя реплика на секунду изумила. Почувствовала ли Феллини что-нибудь там, в библиотеке? Она, казалось, и в самом деле верила, что он мог быть полезным для их исследований в институте. Без сомнения, у нее были на то причины. Неужели он уже почти согласился? Нужно признать, сопротивляться ее обаянию было очень сложно. Мужчина представил себя в Венеции вместе с ней. Как он ей будет помогать. Будет всегда рядом.

– В течение года, – продолжала Франческа, – или двух лет мы бы могли добиться значительных успехов.

У Джейка застыла в жилах кровь. Воздух, казалось, совсем истончился. Он откинулся обратно в кресло и уставился в широкое окно, занимающее всю стену. Краем глаза он увидел знакомых мужчин в белом фургоне, припаркованном на обочине напротив. Новые садовники, которых Бронсон уже видел рядом с домом соседки. Он отметил это как совпадение и сосредоточился на захлестывающей его волне душевной боли. Помочь Франческе и детям он не мог при всем желании. Через три месяца его уже не будет на свете, что уж говорить про год или два! О чем тут, черт возьми, думать?!

Лицо Феллини помрачнело.

– Что такое?

Джейк поднялся.

– Мне пора.

– Как? Почему?

Бронсон позволил себе напоследок окунуться в эти глаза, обещавшие столько счастья.

– Простите меня, в самом деле, – ответил он. – Но я никак не могу, не могу вам помочь.

А затем он повернулся и вышел на улицу прежде, чем женщина заметила, что у него на глаза наворачиваются слезы.

Глава 8

Венеция, Италия

Гондоле старика стукнуло уже пятьдесят, но она еще вполне послужит, как и он сам. Ее искусные декоративные детали и лаковое покрытие не имели себе равных на запруженных каналах города, где жили десять поколений его предков. Марио Феллини исполнилось четырнадцать, когда его отец, скрепив сделку рукопожатием, заказал выстроить лодку не кому-нибудь, а Трамонтину Альберто Ветуччи Недису, последнему из знаменитых скверариоли, строителей гондол, обладавших секретами мастерства в этом ремесле. Лодка была крепкой, построенной по старинной технологии, без клея и замазки. Марио всегда верил в то, что свою лодку он переживет, но сейчас ему пришлось в этом усомниться.

Погружая весло в спокойную гладь канала, он вел тихо скользящую гондолу к маленькому подсобному гаражу института, где должен был забрать путешественника для особой поездки по Венеции. Не будет никаких серенад «О соле мио» в уединенном путешествии к сырым могилам за кладбищенским островом Сан-Мишель.

Причалив к пирсу той ночью, он обнаружил не одно, а два тела. Одно было совсем еще детским. Девочка не старше шести-семи лет. Застыв, глядя на невинное лицо, Марио молча утирал слезы, сбегавшие на седую щетину его подбородка.

Старый гондольер проклял тот день, когда стал участвовать в сомнительных экспериментах Баттисты.

Да будь ты проклят! И все твои предки.

Но что он мог сделать? Как это остановить? На кону была жизнь его собственной дочери. Она работала посреди этого кошмара, находясь в полном неведении насчет тайн этого института, став заложницей под неусыпным оком синьора Баттисты и его кровожадного окружения.

Феллини вспомнил тот перевернувший всю его жизнь день, когда месяц назад чья-то гладкая лодка красного дерева вывернула из-за угла…

* * *

Оставляя бурлящий след, она на всех парах повернула в Гранд-канал, перегородив путь в паре метров от лодки Марио. Тот воздел кулак, выкрикивая возмущенные ругательства. Лодка отклонилась, чтобы избежать столкновения, и едва не чиркнула о его корму. Волна обдала и его гондолу, и парочку влюбленных молодых немцев, которые, держась за руки, обнимались на золоченом парапете.

Внезапно гневный крик так и застыл у Феллини в горле. Из-под брезента, прикрывавшего люк на корме, безжизненно свисала рука. Старик метнул взгляд на водителя лодки, которая стремительно удалялась. Даже сзади его фигура показалась знакомой.

Водитель рискнул бросить мимолетный взгляд через плечо.

Это был человек синьора Баттисты, Карло, из института!

Через мгновение Марио застыл на качающейся корме своей гондолы, разинув рот и раскинув в стороны руки. Его дочь, Франческа, работала в институте. Была ли она в безопасности? Стук сердца в ушах и побудил его к действию. Он схватил длинную рукоятку весла и принялся глубоко резать его лезвием воду, вкладывая в это все свои силы. Повернув лодку кругом, Феллини направился в сторону своего дома на улице де-ла-Кьеза в районе Сан-Поло. К тому времени, как он туда доберется, Франческа должна будет уже прийти домой с работы.

По настоянию своей спутницы молодой немец начал жаловаться на изменение курса. Он лопотал на очень ломаном итальянском, что желает увидеть мост Риальто. Марио попытался ответить ему, но языковой барьер был слишком велик. Наконец он заткнул своих пассажиров, всунув купюру в сто евро обратно в руки молодого человека, и ссадил их с лодки на первой же остановке.

Через двадцать минут Марио уже пробежал по древним каменным ступеням двора, покрытого зарослями жасмина, и распахнул дверь в свой маленький домик. Запах печеного утреннего хлеба еще висел в воздухе. Старик прокричал в коридор: «Франческа!»

Никакого ответа. Феллини вошел в гостиную и замер – кровь застыла у него в жилах.

Его дочь сидела на стуле со связанными за спиной руками. Ее каштановые волосы рассыпались из-под шелковистого черного капюшона, который был затянут у нее над головой. Карло стоял за ней, прижав стилет к ее горлу. По обычной усмешке на его лице было видно, что работает он с удовольствием.

Синьор Лучано Баттиста сидел рядом с девушкой на потертом столе из сосны. Перед ним стояли открытая бутылка «Кьянти» – любимого вина хозяина дома – и два наполовину заполненных стакана.

Марио рванулся вперед.

– Франческа!

Две пары рук стиснули его сзади как клещи и подняли вверх. Он пинался и вертелся, чтобы освободиться, но два больших человека крепко держали его.

– Не глупи, Марио, – сказал Баттиста. – От этого зависит жизнь твоей дочери.

Он жестом приказал Карло прижать нож к бледной коже шеи Франчески. Та вздрогнула от прикосновения холодной стали, и из-под покрывала послышался приглушенный кляпом крик. Надсадно сипя, девушка напряженно пыталась втянуть носом воздух.

Ее отец замер.

Лучано указал на пустой стул, стоявший напротив.

– Пожалуйста, присядьте и присоединяйтесь. Выпьем вина. Очень неплохое, я вам скажу. Вкус гораздо лучше, чем можно было ожидать от вашей кладовой. Вы его для особого случая держали?

Марио трясся всем телом. Он стоял и чувствовал, что не в силах сказать ни слова. Франческа преподнесла ему эту дорогую бутылку вина в подарок. Это был его любимый напиток. Они собирались распить его вместе на его шестьдесят пятый день рождения на следующей неделе.

– Вы сами будете себя хорошо вести? – поинтересовался Баттиста. – Или мне Карло попросить надавить на болевую точку, так сказать?

Феллини не мог остановить дрожь. Он кивнул, не сводя глаз с ножа.

– Великолепно, – сказал Лучано, взмахнув рукой. – Нам надо бы обсудить кое-что. Теперь, пожалуйста, сядьте сюда.

Двое охранников ослабили хватку. Один из них подтянул Марио стул. Старик сел и оттолкнул от себя стакан вина.

Баттиста поболтал вино в собственном бокале на ножке – перед тем как посмаковать еще один глоток.

– Я уверен, Франческа рассказала вам о новаторских исследованиях в нашем институте.

В лекции, которая за этим последовала, синьор красноречиво пытался внушить Марио важность исследований института и экспериментов, а также то, каким удивительным прорывом в медицине станет их работа. Лучано поставил бокал и многозначительно добавил:

– И я знаю, что важность нашей работы, конечно, не стоит жизни вашей прекрасной дочери.

Отец Франчески едва слышал то, что ему говорили. Он продолжал смотреть на нож и на пустые глаза человека, который держал этот нож у горла его дочери. А Баттиста что-то говорил о подопытных для исследований. Все это были добровольцы, закоренелые и приговоренные преступники из всей Восточной Европы, которые дали согласие принять участие в эксперименте в обмен на сокращение сроков заключения или финансовую помощь для их семей, живших отдельно. Да, некоторый риск присутствует, а иногда испытуемые умирают, как это и случилось днем ранее.

При случайном упоминании о мертвом теле Марио сосредоточился. Баттиста же продолжал:

– И вот тогда нам приходится менять записи, а тело утилизировать. Без шума. Ради исследования, ради всех жизней, которые мы спасем с усовершенствованием лечения, и ради преданных людей, которые являются частью института. – Он жестом указал на Франческу. – И ради твоей дочери в том числе.

После этих слов Лучано помрачнел. Стиснув зубы, он впился глазами в хозяина дома. Мягкий тон пропал, сменившись рыком, который напомнил Марио волка, защищающего свою добычу.

Баттиста грохнул кулаками по столу и привстал в кресле.

– Наше исследование – это все. Понятно вам? И я ничему не дам помешать нашему успеху. Ничему!

Старый Феллини сжался от силы ярости незваного гостя, увидев в глубоко посаженных черных глазах этого человека его маниакальное альтер эго.

А Баттиста как ни в чем не бывало глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, расслабив тело. Он медленно глотнул вина и какое-то время изучал Марио и простые вещи в его доме, словно соображая, о чем еще повести речь, и вымеряя риски от каждого выбора.

Вновь быстро успокоившись, Лучано поставил свой бокал. Теперь в его голосе сквозила мягкость.

– Марио, нам нужна ваша помощь. Вернее сказать, вся семья нашего института нуждается в вашей помощи. Мы хотим нанять вас нашим личным гондольером. – Он вытащил из нагрудного кармана конверт, набитый пачками евро, и протянул его через стол.

Феллини вынул руки из-под стола и прижал их обратно к стулу, словно на купюрах была смертельная зараза.

– Аванс за ваши старания, – сказал Баттиста. – Потому как вы теперь тоже часть нашей семьи.

Марио едва сдерживал приступ тошноты.

– В случае, если мы окажемся в такой же неудобной ситуации, как сегодня, нужно будет быть осторожнее. – Баттиста бросил суровый взгляд на Карло. – Нельзя так – опрометчиво гонять на моторной лодке, а сзади развевается безжизненное тело испытуемого. – Он повернулся к Феллини. – Это Венеция. Мы должны быть осмотрительны. И конечно, уважаемый гондольер за обычной работой подозрений не навлечет, правда?

Хозяин дома отпрянул, как только до него дошел ужасный смысл, стоявший за словами Лучано. Они хотели, чтобы он убирал тела после их неудачных экспериментов. Боже, нет!

– Пожалуйста, синьор, только не это, – пробормотал старик.

Баттиста от его мольбы только отмахнулся.

– Конечно, жизнь вашей дочери стоит этого, да? К тому же речь идет о недолгом сроке. В любом случае решение принято.

Марио с трудом справлялся с дыханием. Он не мог поверить в происходящее и перевел взгляд с дочери на ее начальника. Внутри у него тлели угли гнева. Этот человек за это заплатит. Феллини нашел бы способ, чтобы спрятать свою дочь, а затем наведался бы к синьору Баттисте. У Марио были друзья. Они помогут. Но пока он должен подыгрывать.

Терпение, только терпение.

Кивком Фелини скрепил черную сделку. Он скользнул дрожащей рукой по глади стола и подтянул к себе конверт, мысленно пообещав себе потратить все до последнего евро из него – так же как и остальные свои скудные сбережения – на то, чтобы победить этого дьявола, потягивавшего перед ним припасенное на день рождения вино.

Поднявшись из-за стола, Баттиста добавил:

– И напоследок еще одно, Марио. Важный урок, на всякий случай, если вам интересно, серьезно ли я говорю.

Он указал на двух охранников, стоявших у Феллини за спиной. Бросившись вперед, один из них захватил голову старика за шею своим толстым предплечьем, а другой быстро закрутил его руки, грудь и ноги скотчем. Последние полосы клейкой ленты закрыли ему рот.

Баттиста перегнулся через стол и заставил Марио смотреть в свои собственные безумные глаза.

– Связываем мы вас для вашей собственной безопасности. А то еще ушибетесь. Постарайтесь в полной мере насладиться теми чувствами, которые сейчас испытаете, потому что помешать им повториться сможете только вы и никто другой.

Лучано сделал шаг назад и кивнул Карло. Тот, переместившись позади Франчески, левой рукой резко дернул ее скрытую капюшоном голову назад к своей груди, открывая нежную шею на всю длину. Девушка застыла, и из-под черного капюшона послышался новый приглушенный визг, разрывая сердце Марио. Карло одним движением правой руки вогнал заостренный клинок стилета глубоко в ее плоть, проведя его острым как бритва лезвием дикий полукруг по горлу, рассекая обе сонные артерии. Кровь забила из глубокой раны страшным алым фонтаном.

Секунды – и она была мертва. Голова ее упала на грудь.

Феллини мучительно застонал сквозь толстый слой липкой ленты. Он корчился и вертелся, стараясь высвободиться, его тело было не в силах воспринять то, что увидели глаза. Он яростно качал головой из стороны в сторону, а стул ходил под ним ходуном. Глаза, казалось, сейчас вот-вот вылетят у него из головы.

Баттиста наблюдал за ним несколько долгих секунд.

– Карло, прекращайте его страдания, пока старого дурака сердечный приступ не хватил, – велел он затем.

Его помощник сдернул черный капюшон с залитого кровью тела. Схватив горсть волос мертвой женщины, он оттянул ее голову, направив ее лицо прямо на Марио.

Тот перестал двигаться и заморгал полными слез глазами. Он смотрел и не мог ее узнать.

Матерь Божья…

– Вот так-то, Марио, – заключил Баттиста. – Франческа в институте, задерживается допоздна. В полной безопасности. И чтобы все осталось по-прежнему, делайте, что вам говорят. Это ясно?

Феллини согласно закивал еще даже прежде, чем Лучано закончил.

– Хорошо. Вот ваше первое задание: очистить это место и сбросить тело в лагуну до возвращения дочери домой, – добавил Баттиста. – Карло расскажет вам где. И помните, Франческа не должна ничего узнать. Я ожидаю, что завтра утром она будет в институте, как обычно, готовая к работе.

* * *

Баттиста отодрал клейкую ленту от губ Марио.

– Вам ясно?

Старик упал в кресло, хватая ртом воздух.

– Si, синьор.

– Отлично. Мои люди развяжут вас, чтобы вы могли начать работать. Карло позвонит вам, когда вы снова будете нам нужны. Добро пожаловать в семью.

С тех пор пролетели четыре бессонные недели. Марио звали забирать тела уже пять раз, и каждая такая подпольная поездка стоила ему частицы сердца.

Сегодня вечером там было два тела, одно – совсем еще ребенок.

Нет этому прощения. Что же на самом деле происходит в темных чертогах палаццо Баттисты? Как Феллини спасти свою дочь от этого безумия?

Звук шагов прервал его мысли. Он поднял голову от тела молодой девушки, чтобы обнаружить, что синьор Баттиста смотрит на него сверху вниз с затемненной площадки на верхней ступеньке.

Они не сказали друг другу ни слова

Да и что тут скажешь?

Смирившись со своей судьбой, – по крайней мере, на сегодня, – Марио наклонился и затащил трупы в свою лодку. Он уже соорудил посередине гондолы фельце – временную деревянную кабинку, что-то вроде укрытия для пассажиров от непогоды зимой. Сегодня вечером она послужит укрытием от посторонних глаз.

Орудуя одной-единственной веревкой, принесенной им для своей сегодняшней скорбной работы, Феллини привязал первый труп к бетонному блоку, заранее положенному в кабинку. Для тела ребенка потребовалось еще немного веревки. Мозолистые руки старика дрожали, когда он отрезал кусок от бирюзового палубного каната.

Он связал тела вместе, стиснув челюсти, когда затягивал веревку вокруг тела ребенка, а закончив, завесил вход в кабину дождевиком.

Марио ни разу не оглянулся посмотреть на синьора Баттисту, но он чувствовал на себе взгляд этого человека, когда выводил лодку из гаража. Старый гондольер проговорил про себя молитву богу за помощь и наставление, а по щекам его текли слезы.