Текст книги "Ученик брадобрея"

Сложные банковские загвоздки

У меня есть счет в банке, потому что я устал закапывать деньги на заднем дворе, а кроме того произошло кое-что еще. Несколько лет назад я закапывал там деньги и наткнулся на человеческий скелет.

У скелета в одной руке были остатки лопаты, а в другой – полурастворившаяся банка кофе. Банка была набита какой-то ржавой пылью – наверное, когда-то ею были деньги. Поэтому я завел себе банковский счет.

Но и с ним, по большей части, не очень хорошо получается. Когда я стою в очереди к окошечку, передо мной почти всегда оказываются люди со сложными банковскими загвоздками. И мне приходится стоять и терпеть эти карикатурные финансовые распятия Америки.

Происходит примерно вот как. Передо мною стоят три человека. Мне нужно обналичить небольшой чек. Банковское обслуживание меня займет не больше минуты. Чек уже подписан. Он у меня в руке и смотрит прямо на кассиршу.

А в этот миг обслуживают клиента – даму пятидесяти лет. На ней длинное черное пальто, хотя стоит жара. Похоже, в пальто ей очень удобно, к тому же от нее странно пахнет. Несколько секунд я думаю об этом, а потом понимаю, что это – первый признак сложной банковской загвоздки.

Затем она лезет в складки своего пальто и извлекает тень холодильника, набитого прокисшим молоком и морковкой, которой уже исполнился год. Она хочет положить эту тень на свой сберегательный счет. Бланк уже заполнила.

Я задираю голову к потолку банка и делаю вид, что это Сикстинская капелла.

Старушка изо всех сил вырывается, когда ее уволакивают. Весь пол в крови. Она откусила охраннику ухо.

Мужества ей не занимать, это уж точно.

Чек у меня в руке – на десять долларов.

Следующие два человека в очереди – на самом деле один. Это пара сиамских близнецов, но у каждого – своя банковская книжка.

Один кладет на сберегательный счет восемьдесят два доллара, а второй свой закрывает. Кассирша отсчитывает ему 3574 доллара, и он кладет деньги в карман штанов на свой половине.

На все это уходит время. Я снова смотрю на потолок банка, но уже не могу притворяться, что это Сикстинская капелла. Чек мой весь пропитался по́том, будто его выписали в 1929 году.

Последняя личность между мной и окошечком – совершенно безликая. Настолько безликая, что едва ли вообще там стоит.

Личность выкладывает на стойку 237 чеков и хочет положить их на текущий счет. Общая сумма на них – 489 000 долларов. Кроме того, у личности есть 611 чеков, которые она хочет положить на сберегательный счет. Эти – на сумму 1 754 961 доллар.

Его чеки застилают всю стойку, как особенно удачная вьюга. Кассирша начинает свои подсчеты так, будто готовится бежать на очень длинную дистанцию, а я стою и думаю, что скелет на заднем дворе, наверное, все-таки принял верное решение.

Высотка в Сингапуре

Только высотка в Сингапуре сообщает какую-то красоту этому дню в Сан-Франциско, где я иду по улице – мне кошмарно и я наблюдаю, как мой разум функционирует с коэффициентом полезного действия жидкого карандаша.

Мимо проходит молодая мамаша – она разговаривает с маленькой девочкой, которая, на самом деле, еще слишком мала для бесед, но все равно рассказывает о чем-то мамаше, причем весьма возбужденно. Я не могу разобрать, что она говорит, такая она маленькая.

То есть, совсем еще малышка.

А потом мамаша ей отвечает, и мой день взрывается дурковатым фейерверком.

– Это была высотка в Сингапуре, – говорит она маленькой девочке, а та отвечает ей с большим воодушевлением, точно ярко раскрашенная звуками монетка:

– Да, это была высотка в Сингапуре!

Неограниченный запас 35-миллиметровой пленки

Люди не могут понять, зачем он с ней. Не доходит. Он такой симпатичный, а она – никакая. «Что он в ней нашел?» – спрашивают они себя и окружающих. Они знают, что дело не в том, как она готовит, потому что стряпуха из нее неважная. Наверное, единственное, что она может, – сварганить более-менее достойный мясной рулет. Она готовит его по вечерам каждый вторник, поэтому в среду на обед у него – сэндвич с мясным рулетом. Проходят годы. Они остаются вместе, а все пары их друзей распадаются.

Начальный ответ, как это часто бывает, лежит в постели, где они предаются любви. Постель становится кинотеатром, где он показывает фильмы своих сексуальных грез. Ее тело – мягкие ряды живых кресел, что подводят к влагалищу – теплому экрану его воображения, на котором он предается любви со всеми женщинами, кого видит и хочет, точно мимолетное ртутное кино, но она-то об этом ничего не знает.

Она знает только, что очень любит его, что он всегда ее радует, и ей с ним хорошо. Она не находит себе места уже в четыре, поскольку знает, что в пять он будет дома.

Он любил в ней сотни разных женщин. Все его мечты сбываются, пока она лежит в его касаньях, как простой и довольный кинотеатр, думая только о нем.

«И что он в ней видит?» – продолжают люди спрашивать себя и окружающих. Можно было б догадаться. Окончательный ответ очень прост. Всё у него в голове.

Дуэль Скарлатти [10]10
  Скорее всего имеется в виду итальянский композитор и виртуоз клавесина Джузеппе Доменико Скарлатти (1685–1757), сын итальянского композитора Алессандро Скарлатти (1660–1725). Все сонаты Скарлатти-мл. очень коротки, а в своей исполнительской манере он впервые ввел множество элементов современной техники игры на клавишных инструментах: арпеджио, повторения одной ноты, игру скрещенными руками и т. д.


[Закрыть]

– Очень трудно жить в Сан-Хосе, в ателье с мужчиной, который учится играть на скрипке. – Вот все, что сообщила она полиции, отдавая им револьвер с пустым барабаном.

Птицы поднебесные

 
Мне б лучше жить в дыре вонючей,
где даже солнцу стрём светить
и где птицам поднебесным
не слышно, как я буду выть.
 

Народная песня

Все правильно. Дети уже пару недель жаловались на телевизор. Картинка сдыхала, и смерть, о которой с такой нежностью говорил Джон Донн [11]11
  Джон Донн (1572–1631) – английский поэт-метафизик и мистик.


[Закрыть], быстро надвигалась из-за края того, что показывали в тот вечер. Кроме того, по всей картинке пьяными кладбищами то и дело плясали полосы статики.

Мистер Хенли был простым американцем, но для деток эта соломинка оказалась последней. Он работал в страховой компании, не подпуская покойников к живым. Они хранились у него в разных ящиках. Все в конторе говорили, что у него большое будущее.

Однажды он вернулся с работы домой, а детки тут как тут, поджидают. В лоб ему все и выложили: либо он покупает новый телевизор, либо они пойдут в малолетние преступники.

И показали фотографию: пятеро малолетних преступников насилуют старушку. Один малолетний преступник лупил ее по голове велосипедной цепью.

Мистер Хенли немедленно принял ультиматум деток. Что угодно, только уберите эту кошмарную фотографию. Потом в комнату вошла жена и сказала ему самое приятное с тех пор, как у них родилось потомство:

– Купи детям новый телевизор. Ты человек или чудовище?

На следующий день мистер Хенли оказался перед универмагом «Фредерик Ворон». Вся витрина была заклеена огромной вывеской. Та поэтично гласила:

РАСПРОДАЖА ТЕЛЕВИЗОРОВ.

Он вошел и немедленно обнаружил видеососку с экраном в 42 дюйма и встроенными пуповинами кабелей. Продавец подошел к нему и продал ему телевизор, сказав просто:

– Здрасьте.

– Беру, – ответил мистер Хенли.

– Наличка или кредит?

– Кредит.

– У вас есть наша кредитная карта? – Продавец взглянул на ноги мистера Хенли. – Нет, у вас нет нашей кредитной карты. Оставьте мне свое имя и адрес, и телевизор будет ждать вас дома, когда вернетесь.

– А как же мой кредит? – спросил мистер Хенли.

– Это не составит труда, – ответил продавец. – В нашем кредитном отделе вас ждут.

– О, – сказал мистер Хенли.

Продавец показал, как пройти в кредитный отдел.

– Вас ждут.

И продавец был прав. За столом сидела прелестная девушка. Очень и очень симпатичная. Выглядела, как комбинация всех красивых девушек во всей рекламе сигарет и по телевизору в придачу.

Ух-х ты! Мистер Хенли вытащил пачку и закурил. Нет, он далеко не дурак.

Девушка улыбнулась и спросила:

– Могу ли я вам чем-то помочь?

– Да. Я желаю купить телевизор в кредит, и мне бы хотелось открыть в вашем магазине счет. У меня постоянная работа, трое детей, я покупаю дом и машину. У меня хорошая кредитная история, – добавил он. – Долг уже 25 000 долларов.

Мистер Хенли рассчитывал, что девушка позвонит и проверит его кредитную историю или как-то иначе проверит, не наврал ли он про 25 000 долларов.

Она не стала.

– Ни о чем не беспокойтесь, – сказала она. Голос у нее и в самом деле приятный. – Телевизор уже ваш. Только пройдите вот сюда.

Она показала на комнату с очень славной дверью. Сама дверь в эту комнату будила чувства. Тяжелая, деревянная, с фантастическими волокнами по всему дереву – будто трещины землетрясения бегут по восходу солнца в пустыне. Волокна излучали свет.

Ручка на ней была из чистого серебра. Такую дверь мистеру Хенли всегда хотелось открыть. Его рука грезила о ее форме, пока в океане проходили миллионы лет.

Над дверью висела табличка:

КУЗНЕЦ

Мистер Хенли открыл дверь и вошел. Внутри его ждал человек. Человек сказал:

– Снимите, пожалуйста, ботинки.

– Я просто хочу подписать все бумаги, – ответил мистер Хенли. – У меня постоянная работа. Я буду платить вовремя.

– Об этом не беспокойтесь, – сказал человек. – Просто снимите обувь.

Мистер Хенли снял ботинки.

– И носки тоже.

Он повиновался и вовсе не подумал, что это странно: в конце концов, денег на телевизор у него тоже нет. Пол был вовсе не холодный.

– Какой у вас рост? – спросил человек.

– 5–11.

Человек подошел к конторскому шкафчику и вытащил ящик, на котором было написано «5–11». Потом извлек оттуда целлофановый пакет и закрыл ящик. Мистер Хенли решил было рассказать человеку какой-нибудь хороший анекдот, но немедленно забыл об этом.

Человек открыл пакет и вытащил тень огромной птицы. Развернул ее, будто пару брюк.

– Это что?

– Это тень птицы, – ответил человек, подошел к стулу, на котором сидел мистер Хенли, и положил тень птицы на пол к его ногам.

Потом извлек странный на вид молоток и вытащил из тени мистера Хенли гвозди, которыми та крепилась к его телу. Тень он сложил очень аккуратно и положил ее на стул рядом с мистером Хенли.

– Что вы делаете? – спросил тот. Он не боялся. Ему было любопытно.

– Надеваю на вас тень, – сказал человек и приколотил тень птицы к его ногам. По крайней мере, больно не было. – Ну вот и всё, – сказал человек. – Чтобы расплатиться за телевизор, у вас есть 24 месяца. Когда все выплатите, тени мы заменим обратно. Она неплохо на вас смотрится.

Мистер Хенли посмотрел на тень птицы, что росла из его человеческого тела. И впрямь неплохо, подумал он.

Когда он вышел из комнаты, прелестная девушка за столом сказала:

– Ну и ну – как вы изменились.

Мистеру Хенли понравилось, как она с ним разговаривает. За много лет супружеской жизни он и забыл, в чем на самом деле смысл секса.

Он полез в карман за сигаретой и обнаружил, что выкурил все. Ему стало очень неловко. Девушка смотрела на него так, точно он – маленький ребенок, поступивший как-то неправильно.

Зимний коврик

Мои верительные грамоты? Извольте. Они у меня в кармане. Вот: у меня в Калифорнии умерло много друзей, и я по-своему скорблю о них. Я ездил в «Лесную лужайку» [12]12
  «Forest Lawn» – небольшое кладбище в Тропико (Глендэйле), Калифорния. В 1913 г. куплено металлургическим магнатом из Миссури Хьюбертом Итоном, превратившим его впоследствии в крупный мемориально-развлекательный парк с фонтанами, певчими птицами, мавзолеями и копиями известных церквей мира. Несколько отделений кладбища по всему штату занимают 1200 акров. Итон первым ввел практику предварительной продажи могильных участков заказчикам и запретил использование искусственных цветов.


[Закрыть] и носился там по всей территории, как непоседливый ребенок. Я прочел «Возлюбленную», «Смерть по-американски», «Бумажники в саванах» и свою любимую «После многих весен умирает лебедь» [13]13
  «The Loved One» (1948) – роман британского писателя-сатирика сэра Ивлина Артура Сен-Джона Во (1903–1966), где высмеиваются погребальные обычаи Холливуда. «The American Way of Death» (1963) – разоблачающая похоронную индустрию США документальная книга американской писательницы Джессики Митфорд (1918–1996), принадлежавшей к школе «разгребателей грязи». «After Many a Summer Dies the Swan» (1939) – роман англо-американского писателя Олдоса Леонарда Хаксли (1894–1963), названный по строчке стихотворения «Титонус» (1860) английского поэта Алфреда лорда Теннисона (1809–1892).


[Закрыть].

Я наблюдал за людьми, стоявшими у катафалков перед моргами и руководившими похоронами по рации, точно они были офицерами метафизической войны.

А, ну да: еще я как-то шел с другом мимо ночлежки в Сан-Франциско, и оттуда как раз выносили труп. Труп был со вкусом задрапирован белой простыней, а пять или шесть статистов-китайцев взирали на него. Еще перед ночлежкой стояла очень медленная карета «Скорой помощи» – закон ей запрещал включать сирену или ездить быстрее тридцати семи миль в час, а также проявлять какую бы то ни было агрессивность в потоке уличного движения.

Мой друг посмотрел на труп этой леди или джентльмена, проходивший мимо, и сказал:

– Смерть лишь на один шажок отличается от жизни в этой ночлежке.

Как видите, я в Калифорнии – знаток смерти. Мои верительные грамоты выдержат любую тщательнейшую проверку. Я квалифицирован пересказать вам другую историю – мне ее поведал друг, работающий садовником у очень состоятельной женщины в Приморском округе. У нее был девятнадцатилетний пес, которого она глубоко любила, и пес отвечал на эту любовь тем, что очень медленно умирал от старости.

Каждый день мой друг приходил на работу, и пес был еще чуточку мертвее. Все пристойные сроки смерти для пса уже давно прошли, но пес умирал так долго, что сбился с дороги к смерти.

В этой стране так происходит со многими стариками. Они становятся до того старыми и живут со смертью так долго, что сбиваются с пути, когда им настает срок умирать взаправду.

Иногда блуждают так годами. Видеть, как они всё живут и живут, ужасно. В конце концов, их сокрушает тяжесть собственной крови.

Как бы то ни было, женщина больше была не в силах наблюдать за сенильными страданиями своего пса и вызвала ветеринара, чтобы тот усыпил собаку.

Наказала моему другу сколотить для пса гробик. Он так и сделал, размыслив, что это, наверное, можно считать одной из побочных разновидностей калифорнийского садоводства.

Доктор смерти приехал к ней в поместье и вскоре оказался в доме, вместе с черным чемоданчиком. Это была ошибка. Нужно было взять с собой большую пастельную сумку. При виде черного чемоданчика старуха заметно побледнела. Ее испугала его ненужная реальность, и она отправила ветеринара восвояси со щедрым чеком в кармане.

Увы, отъезд ветеринара не решил основной незадачи пса: он был так стар, что смерть стала образом жизни, и от акта умирания он отбился.

На следующий день пес забрел в угол комнаты и не смог оттуда выйти. Простоял там много часов, пока не рухнул от изнеможения. По удачному стечению обстоятельств это случилось как раз в тот миг, когда в комнату вошла старуха – она искала ключи от своего «роллс-ройса».

Увидев, что пес растекся в углу по полу беспородной лужицей, она расплакалась. Его морда по-прежнему была прижата к стене, а глаза слезились как-то совсем по-человечьи – прожив с людьми слишком долго, собаки перенимают худшие их черты.

Старуха велела горничной отнести пса на коврик. У него имелся собственный китайский коврик, на котором он спал с тех самых пор, как был щенком в Китае еще до падения Чан Кайши [14]14
  Чан Кайши (1887–1975) – китайский военачальник и политический деятель, возглавивший националистическое восстание против коммунистического режима и изгнанный с материковой территории Китая на Тайвань в 1949 г.


[Закрыть]. В то время коврик стоил тысячу американских долларов, поскольку пережил династию-другую.

Теперь же он стоил гораздо больше – он был в довольно превосходном состоянии, вытерся и истаскался не больше, чем если бы пару веков его держали в кладовой замка.

Старуха вновь пригласила ветеринара, и тот приехал со своим черным чемоданчиком чудес, чтобы помочь псу снова найти путь к смерти, потерянный столько лет назад, – лет, что лишь привели его в ловушку в самом углу комнаты.

– Где же ваш любимец? – спросил ветеринар.

– На своем коврике, – ответила старуха.

Пес без сил раскинулся на прекрасных китайских цветах и предметах из иного мира.

– Прошу вас, сделайте это на коврике, – сказала она. – Мне кажется, ему бы это понравилось.

– Разумеется, – ответил врач. – Не беспокойтесь. Он ничего не почувствует. Все безболезненно. Как будто засыпаешь.

– Прощай, Чарли, – сказала старуха. Пес ее, конечно, не услышал. Он был глух с 1959 года.

Попрощавшись с псом, старуха удалилась в постель. Вышла из комнаты, едва ветеринар открыл свой черный чемоданчик. Ему крайне требовалась помощь специалиста по связям с общественностью.

После этого мой друг внес гробик в дом, чтобы забрать пса. Горничная завернула его тело в коврик. Старуха настояла на том, чтобы пса похоронили вместе с ковриком, головой на запад, к Китаю, а могилу выкопали возле розария. Мой друг похоронил пса головой к Лос-Анджелесу.

Вынося гроб в сад, он не утерпел и заглянул внутрь – посмотреть на тысячедолларовый коврик. Прекрасный орнамент, сказал он себе. Немножко почистить пылесосом, и будет как новенький.

Вообще-то мой друг не относится к людям сентиментальным. «Тупая дохлая псина! – говорил он самому себе, подходя к могиле. – Проклятая дохлятина!»

– Но я это сделал, – рассказывал он мне. – Я похоронил пса вместе с ковриком, и даже сам не знаю почему. Этот вопрос буду задавать себе вечно. Иногда зимой, когда ночью льет как из ведра, я думаю о том коврике в могиле, в который завернут мертвый пес.

Машинистка Эрнеста Хемингуэя

Звучит, как церковная музыка. Мой друг только что вернулся из Нью-Йорка, где для него печатала машинистка Эрнеста Хемингуэя.

Писатель он успешный, подыскал себе абсолютно лучшую машинистку, и так вышло, что она печатала и для Эрнеста Хемингуэя. Как подумаешь – захватывает дух, легкие застывают безмолвным мрамором.

Машинистка Эрнеста Хемингуэя!

Сбывшаяся мечта любого молодого писателя: руки ее подобны клавесину, бесконечно пристальный взгляд, а затем веский грохот пишущей машинки.

Он платил ей пятнадцать долларов в час. Больше, чем получает водопроводчик или электрик.

$120 в день! машинистке!

Он говорил, что она делает всё. Отдаешь ей рукопись, и, о чудо, получаешь красивые правильные орфографию и пунктуацию, до того прекрасные, что слезы наворачиваются на глаза, и абзацы, подобные греческим храмам, и она даже заканчивает за тебя фразы.

Она – машинистка.

Она – машинистка Эрнеста Хемингуэя.

В знак почтения к ИМКА [15]15
  ИМКА (YMCA) – английская аббревиатура Юношеской христианской ассоциации, неполитической международной организации волонтеров, основанной в 1851 г.; занимается проектами в области образования, спорта, общественного здоровья, а также предоставляет недорогое жилье для уязвимых социальных групп.


[Закрыть] В Сан-Франциско

Давным-давно в Сан-Франциско жил-был человек, который по-настоящему любил красоту, особенно поэзию. Любил хорошую строфу.

Он мог позволить себе потакать этой склонности, то есть не обязан был работать, поскольку получал щедрую ренту – плоды удачной инвестиции его деда, который в 1920-х годах вложил деньги в частный дурдом, весьма прибыльное предприятие в Южной Калифорнии.

Наваристый бизнес, что называется, и расположен в долине Сан-Фернандо, прямо под Тарзаной. Из тех заведений, что на вид – вообще не дурдом. На вид совсем другое, и повсюду цветы, в основном розы.

Чеки неизменно приходили 1-го и 15-го числа каждого месяца, даже если почту в эти дни не доставляли. У человека был чудесный дом в Пасифик-Хайтс, человек выходил в город и покупал еще и еще стихов. С живыми поэтами он, конечно, никогда не встречался. Это все же было бы немножко чересчур.

Однажды он решил, что его любовь к поэзии невозможно выразить, просто читая стихи или слушая, как их читают поэты на грампластинках. Он решил убрать из дома всю сантехнику и заменить ее поэзией. Так он и сделал.

Он отключил воду, убрал трубы и заменил их Джоном Донном. Трубы как-то не обрадовались. Вместо ванны он установил Уильяма Шекспира. Ванна вообще не поняла, что происходит.

Он снял кухонную раковину, а вместо нее прикрутил Эмили Дикинсон. Кухонная раковина в ответ только изумленно таращилась. Он убрал раковину в ванной и поставил туда Владимира Маяковского. Раковина из ванной разразилась слезами, хотя вода и была перекрыта.

Он убрал водонагреватель и заменил его стихами Майкла Макклюра [16]16
  Майкл Макклюр (1932–2020) – американский поэт-битник, писатель и драматург.


[Закрыть]. Водонагреватель чуть не лишился рассудка. Наконец, человек снял унитаз и заменил его второстепенными поэтами. Унитаз решил эмигрировать.

Настало время посмотреть, как это все работает, – насладиться плодами дивных трудов. По сравнению с ними несерьезная авантюра уплывшего на Запад Христофора Колумба – лишь безотрадная тень. Человек включил воду и узрел лик своей мечты, воплощенной в реальности. Он был счастлив.

– Пожалуй, приму ванну, – решил он, – надо же отпраздновать.

Он попытался подогреть Майкла Макклюра, чтобы принять ванну в Уильяме Шекспире, но случилось не совсем то, что он планировал.

– Ну, тогда можно вымыть посуду, – сказал он.

Он попытался помыть тарелки в «Я пью нерукотворный хмель» [17]17
  Цитируется стихотворение американской поэтессы Эмили Дикинсон (1830–1886) «I taste a liquor never brewed», перев. А. Величанского.


[Закрыть] и обнаружил, что между этим хмелем и кухонной раковиной – большая разница. Отчаяние уже выступило в путь.

Он попробовал сходить в туалет, и второстепенные поэты категорически не справились. Пока он пытался посрать, они сплетничали о своих карьерах. Один написал 197 сонетов о пингвине, которого видел однажды в бродячем цирке. В этом своем материале он чуял Пулитцеровскую премию.

Внезапно человек сообразил, что поэзия не заменит сантехники. У него, что называется, открылись глаза. Он решил немедленно поубирать все стихи и вернуть на место трубы вместе с раковинами, ванной, водонагревателем и унитазом.

– План не выгорел, – сказал человек. – Верну сантехнику. Стихи уберу.

Что было разумно – он остался гол в абсолютном свете провала.

Но тут возникли новые проблемы, еще серьезнее. Поэзия убираться не желала. Ей очень понравилось занимать место бывшей сантехники.

– Мне очень идет быть кухонной раковиной, – сказала поэзия Эмили Дикинсон.

– Мы прекрасно смотримся унитазом, – сказали второстепенные поэты.

– Мы – великолепные трубы, – сказали стихи Джона Донна.

– Мы идеальный водонагреватель, – сказали стихи Майкла Макклюра.

Владимир Маяковский пропел из ванной новые вентили, это были вентили по ту сторону страданий, а стихи Уильяма Шекспира только улыбались.

– Это все мило и классно, – сказал человек. – Но мне нужна сантехника, реальная сантехника. Вы обратили внимание, что я подчеркнул слово «реальная»? Реальная! Стихи так не умеют! Посмотрите в глаза реальности, – сказал человек стихам.

Но стихи отказались уходить:

– Мы остаемся.

Человек сказал, что вызовет полицию.

– Валяй, упрячь нас в тюрьму, невежда, – в один голос сказали стихи.

– Я позвоню пожарным!

– Поджигатель книг! – завопила поэзия.

Тогда человек подрался со стихами. Дрался он впервые в жизни. Он дал по носу поэзии Эмили Дикинсон.

Разумеется, к нему подошли стихи Майкла Макклюра и Владимира Маяковского, сказали по-английски и по-русски: «Так не годится» и спустили человека с лестницы. Он все понял.

Было это два года назад. Теперь человек живет в ИМКА в Сан-Франциско и доволен. Он дольше всех сидит в ванной. Приходит туда по ночам и разговаривает сам с собой, не зажигая света.