Текст книги "Невеста лешего"

ГЛАВА 4. Разбор полетов

«Говорю же вам, что за всякое праздное слово,

какое скажут люди, дадут они ответ в день суда:

ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься».

(Евангелие от Матфея, 12:36)

Элька, должно быть, в окно увидела, что Алёна подходит к корпусу – потому что встретила сестру на пороге номера, уперев руки в боки, и с фирменным выражением лица «умри все живое». Денис отсутствовал: он не любил быть ни свидетелем, ни тем более участником сестринских «разборов полетов», и благоразумно смылся в бильярдную или в тир.

– Привет… – Алёна знала, что улыбка и доброе слово творят чудеса, и попробовала подступиться к своему семейному церберу с налета – протянула Эльке аппетитно пахнущий сверток:

– Тут места в округе обалденные, я загулялась немного… забыла о времени… зато пирожков принесла, смотри, какие!

Попытка засчитана не была.

– Ах, пирожкииии!.. Я тебе сейчас эти пирожки знаешь куда засуну? – прошипела Эля, втолкнула сестру в комнату, и, не успев толком притворить дверь, не дав и слова сказать в оправдание, начала орать:

– Ты в своем уме, стерва?! Ты что творишь вообще?! Сваливаешь с утра по-тихому, как крыса, пользуясь тем, что мы проспали – и ни ответа, ни минета! На звонки не отвечаешь… как будто так и надо!

– Я не слышала звонков… там, где я гуляла, плохо ловит сеть…

– Не слышала ты, как же! Мозги у тебя плохо ловят, а не сеть, корова! – Эльмира закатила глаза и состроила гримасу, словно ей под нос подсунули коровью лепешку или шлепок болотной жижи:

– За каким хреном, скажи, я тебе новый телефон купила вместо твоего допотопного старья?! Еще модель хорошую выбирала… Тварь ты нищая и неблагодарная! И почему, объясните, мадам Куропаткина, мы с Дэном вместо нормального отдыха должны тебя с собаками разыскивать, пока ты с каким-то бомжом очередным по закоулкам отираешься?! Цветы он ей, видите ли, дарит… Позорище… Да что удивляться-то – на тебя теперь только бомж и позарится! А колбаски копченой он тебе не предложил, нет? Водочкой запить где-нибудь под сосенкой?

Алёна, хоть и готовилась к семейному скандалу, не ожидала, что на нее обрушится такой шквал унизительных попреков… Эльмира не выбирала слов – наоборот, нажимала на все известные ей болевые точки. Оставалось только удивляться, где бдительная сестрица, мнящая себя столбовой дворянкой, успела раздобыть сведения.

Алёна села на кровать и снова ощутила на шее тяжелое ярмо, свинцовый груз, о котором сумела ненадолго позабыть, пока гуляла с Маринкой-Ягодницей по вотчине лешаков Верейских. Сладкое чувство свободы, посетившее ее там, было иллюзией. Стоило вернуться – и цепкий капкан неприглядной реальности напомнил о себе. Острые зубья еще больней впились в ошметки души. В самой глубине существа, как в трясине, заворочался и стал закипать безудержный гнев… хотелось высказаться по полной, и тоже -заорать в ответ, или даже встряхнуть сестрицу за плечи, отвесить ей знатного леща!

Вот только не было у нее пока что права так поступать. Не хотелось оказаться «тварью неблагодарной и нищей», что берет еду – но кусает кормящую руку.

Алёна (О. Белявская)

Алёна закрыла глаза, представила себе реку… холодную, спокойную реку, что катит и катит свои волны по руслу, катит в сторону моря, и никакие пороги, никакие ветры и бури не собьют ее с пути… Вдохнула, выдохнула и сказала как можно спокойнее:

– Ты, кажется, больше меня знаешь, где я гуляла и с кем. Про какого «бомжа» ты говоришь, что за дикие выдумки?

– Ах, ты еще и огрызаться вздумала, отговариваться?! Выдумки – это по твоей части! С самого детства такая была – врунья, да еще и дура впридачу!

– Ты не ответила на вопрос… откуда ты взяла, что я гуляла с бомжом?

– Да уж осведомили добрые люди! Поболтала кое с кем в столовой, потом к администратору пошла… Они мне все и рассказали, как миленькие! И про подснежники, и про Михал Иваныча… Ты что, не знаешь, как я умею с персоналом работать?

– Знаю… у тебя на фирме больше года мало кто задерживается.

– Ой-ой-ой, вы посмотрите! Ты, может, меня вздумала бизнесу учить? За собой следи, что ты творишь, предпринимательница хренова! Сперва жулика и альфонса себе нашла, все деньги спустила, квартиру пролюбила… а теперь того хлеще, на сельский пролетариат перешла! Идиотка поганая! Смотри, если подцепишь чего-нибудь после своих похождений – я тебе ни врачей, ни аборт оплачивать не буду!

– Я у тебя и не прошу ничего… но и отчитываться не собираюсь! – Алёна подняла голову, и Эля вдруг смешалась под ее взглядом, умолкла и отступила… но передышка была недолгой. Сестра тоже вдохнула и выдохнула, потрясла головой, как боксер, пропустивший удар, и снова ринулась в бой:

– Вот начнешь опять зарабатывать, наскребешь на съемную конуру – тогда и перестанешь отчитываться! А пока я плачу по твоим счетам, и еду, и шмотки тебе покупаю, и на отдых вожу – будешь, как миленькая! Мой дом– мои правила! Ты забыла, о чем мы с тобой договаривались, когда ты ко мне переезжала?

– Я все помню, Элечка… помню все твои условия. Ты меня даже заставила бумагу подписать. Только знаешь что? Наш контракт заканчивается.

– В смысле?..

Алёне очень хотелось ответить: «В коромысле!» – но она заставила себя прикусить язык. Тушить костер керосином – плохая идея, и для морального удовлетворения вполне хватило обескураженного выражения на красивом сестрином лице.

– Можешь меня поздравить: я нашла нормальную работу и жилье. Так что твои мучения скоро закончатся, вместе с расходами на мое содержание. А я понемногу начну выплачивать тебе долг.

Эльмира явно не ожидала такого афронта, но попыталась парировать и обесценить услышанное:

– Где ты нашла работу и жилье?.. В лесу под корягой – или в штанах у своего бомжа?.. И сколько ж он тебе пообещал за отсосы перед сном… и за право бесплатно жить у него в бытовке?

– Я… – больше Алёна ничего не успела сказать: здоровенный изогнутый кусок коряги, висевший под потолком в качестве элемента природного дизайна, каким-то волшебным образом освободился от крепления – и прилетел сестре точно в макушку. Эля охнула и кулем осела на пол… схватилась за голову и открыла рот.

– Тише, молчи!.. Молчи! – Алёну бросило одновременно в жар и в холод – стоило представить, что произойдет, если изо рта сестры, вместо слов раскаяния, польется отменная брань. Она ощущала кожей, что в игру снова вмешались местные соседи – потому что здесь, в тихом патриархальном местечке, в вотчине Верейских, действовали свои законы и правила. Незнание правил не освобождало от ответственности, и нарушители быстренько получали по голове, чаще всего в прямом смысле слова.

– Оййй, дуууура… вот же ты дура… -тоненько провыла сестра, на время превратившись из взрослой мегеры в обиженную маленькую девочку, у которой «вава» от злой коряги.

– Кто из нас дура – мы еще обсудим… -Алёна обхватила Эльмиру за плечи и бегло осмотрела «место прилета»: крови не было, но в гуще светло-рыжих волос набухала шишка.

– Ты как себя чувствуешь? Голова не кружится?

– Немного… оххх… вот уроды… я их тут всех достану… за нарушение техники безопасности… ой! Дай коньяяк… там, в мини-баре…

– Тихо, резко не вставай… вот сюда, в кресло… я сейчас… достану тебе коньяк и лед заодно, нужно холодное приложить… – сейчас главное было заболтать Эльку, переключить на заботу о своем драгоценном здоровье, выслушать еще что-нибудь в свой адрес, но только прервать опасную беседу насчет «бомжа». И отвлечь от еще более опасного намерения продолжить разбор полетов с привлечением администрации пансионата «Пленэр».

«Коряжный казус» не мог быть случайностью. Эля, хоть и не была полным профаном по части того, что в интеллектуальных кругах принято называть суевериями или «бытовой эзотерикой», зашла слишком далеко. Она не понимала или не желала понимать, с какими силами играет и чем рискует.

А обсудить и в самом деле предстояло многое, поскольку Алёна вовсе не шутила насчет найденной работы.

*****

– Ну что, Денис Маркович, еще партейку по полтинничку, или – ту-ту, труба зовет, по шашлычку, да под водочку? – рыжеватый кривобокий мужичок, с чудным именем Аук (как видно, татарским), подмигнул Денису и ощерил в улыбке острые зубы.

– А давайте еще партейку! – Денис довольно улыбнулся и похлопал себя по карману: ему сегодня везло на бильярде как никогда. Из десяти сегодняшних партий он выиграл семь. Везение настраивало на благодушный лад, и даже немного тянуло на приключения…

– Вот и славненько! – Аук махнул юноше в форменной зеленой куртке, с бейджиком «менеджер зала», и тот торопливо выставил на зеленое сукно деревянный треугольник для расстановки шаров.

– Спасибо, дальше я сам… – Денис, знавший несколько хитростей распределения шаров для пула, отодвинул менеджера и принялся сам собирать пирамиду. Аук не мешал ему – притулившись в уголку бильярдного стола, наблюдал с почтением любителя к профессионалу. Остальные любители, давно уже выбывшие из игры под предлогом «потери интереса» (и впрямь, кому интересно проигрывать раз за разом?), тем не менее из зала не уходили и явно ждали начала поединка.

Денис подозревал, что это не к добру.

Аук, хотя много идиотничал и кривлялся, шары катал более чем прилично – и три партии из десяти Денис проиграл именно ему, причем две – подряд… И нельзя было исключать, что хитрый татарин разводит его, как новичка, чтобы в матч-реванше ободрать, как липку. Конечно, играли вроде бы «по маленькой», почти на интерес, однако на финальную партию следовало поставить побольше.

Так и вышло: едва Денис выстроил пирамиду в нужном порядке, Аук хитро улыбнулся и, поигрывая кием, пропел:

– А что ж мы все по маленькой да по маленькой, а, Денис Маркович? Давайте уж поднимем ставочку, чтоб, значит, и нам нервишки пощекотать, и вот – людям из артели болеть за нас было поинтересней!

Денис, привыкший, что на работе все его называют запросто по имени, даже подчиненные (америкэн стайл, факин щит!), жена и друзья – Дэном, а родители и вовсе Диней, почему-то разомлел от того, что в исполнении Аука стал Денисом Марковичем. До того это звучало солидно, уважаемо и приятно – ну просто музыка для ушей – что отказаться поднять ставку мог только полный жлоб. Денис жлобом себя не считал и становится таковым в глазах партнеров по бильярду не собирался. В ответ на предложение Аука он широко повел рукой, словно ухарь-купец, и заявил:

– А давайте поднимем, Аук… эммм… Карагачевич! – отчество у рыжего бильярдиста, одновременно подвизавшегося в пансионате экскурсоводом, было кривоватое, как он сам, и зубодробительное – видно, тоже татарское! (1)

– По пятитысячной изволите скатать, Денис Маркович? – ярко-зеленый правый глаз Аука часто замигал от хитрости, а левый – коричнево-крапчатый – и вовсе закрылся…

«Ловко примазал!» (2) – подумал Денис, уже не сомневаясь, что его разводят, но вошел в азарт и вслух сказал:

– Отвечаю вдвойне! Десять!

– Ну может, тогда уж и сетик (3) сыграем? Из трех партеек? – предложил Аук. – Три из трех – чистая победа, и забираете весь банк… мою ставку, и все, что артель поставит!

Денис оглянулся, и по лицам «артельных» вдруг понял, что те, кого он принимал за отдыхающих, таких же, как он сам, клиентов «Пленэра», на самом деле – приятели и сослуживцы Аука, из местного персонала. И хорошо, если приятели, а не подельники… впрочем, это было уже и неважно, игра есть игра. Денис был спортсменом и хорошо это понимал.

В крови у него вскипел адреналин. Он схватился за кий, точно мушкетер за шпагу – и ринулся в сражение…

Неприятности начались с первых же секунд. Денис позорно, немыслимым образом промахнулся по битку, не смог разыграть даже первый шар – и ход перешел к хитрецу Ауку… и уж тот своего не упустил. С ювелирной точностью, под одобрительные возгласы товарищей, раскатал всю пирамиду как по маслу.

Денису оставалось только губы кусать с досады: он продул вчистую, значит, всей ставки ему уже не видать. Правда, по условиям, для выигрыша сета ему достаточно было взять две партии из трех. Аук сладким голосом стал его утешать, предложил фору… но это было неспортивно. И пахло какой-то новой разводкой, так что Денис с негодованием отказался:

– Вот еще! Мы в бильярд играем или в поддавки? Не надо мне никакой форы! Один раз не повезло, ну так я два раза подряд вас уделаю, Аук Карагачевич!

Артельные захихикали – кто в кулачок, а кто и не таясь оскалился: дескать, ну давай, давай, столичный пижон, покажи свое искусство! В сгущающихся вечерних сумерках Денису даже показалось, что у одного мужика – подозрительно длинные зубы, у другого – лосиное копыто торчит из-под брючины вместо ботинка, а у третьего – зеленые волосы, похожие на пожухлую траву… но это, конечно же, дурковало усталое зрение, да и пара банок крепкого пива сказывались на четкости восприятия.

Во второй партии везения не прибавилось…

Денис не мог понять, почему шары, точно заколдованные, выскакивают из-под кия – и катятся куда угодно, но только не в лузы! Рука у него не дрожала, он умел сохранять концентрацию даже в сильном подпитии, и не сомневался, что в обычной ситуации выиграл бы с закрытыми глазами… но то-то и оно, что ситуация не была обычной. Аук правил не нарушал, не использовал никаких запрещенных приемчиков, да и вообще, похоже, не сильно парился над исходом поединка, и денег ему было не жаль. А вот друзья его, артельные, наверное, переживали сильно… и сглазили, как пить дать, сглазили!

Раньше Денис не верил ни в сглаз, ни в порчу, ни в привороты, и вообще ни в какую магию и волшебство, но встреча с семейкой Куропаткиных шесть лет назад изменила его взгляды.

Мадам Куропаткина, Лидия Ренатовна, в девичестве Бармакова, приходившаяся матерью Эльмире и мачехой Алёне, была самая настоящая ведьма. Владела магазином-салоном магических услуг в недрах Китай-города и недурно зарабатывала на своем ведьмачестве. В приданое дочери отвалила квартиру в центре, дачку в Жуковке и пачечку доходных акций и облигаций. У Дениса в момент свадьбы с Элей тоже было кое-что накоплено – не нищим пришел свататься – да вот только теща все равно относилась к нему не лучше, чем барыня к крепостному.

Элька нравом тоже была крута, но все же помягче… тем не менее ведьмачество и в ней присутствовало в изрядной степени. Могла если не сглазить, то так пожелать «всего хорошего» неугодному человеку, что бедняге в лучшем случае целый день икалось. Не зря же ее до дрожи боялись подчиненные и технический персонал…

При этом сама она очень пеклась о своих «чакрах» и «ауре», и вечно обвешивалась амулетами да оберегами, и на Дениса пыталась нацепить. Он всегда отнекивался, утверждая, что ему, как честному агностику и «тупому качку», ничего такого не полагается – а теперь вот, продувая в бильярд хитроватому мужичку со странными приятелями, пожалел, что остался без «магической защиты». Конечно, лучшей защитой было бы взять с собой Алёнку… Рядом с ней ему всегда везло – и на ринге, если она сидела на трибуне, и на спортивной площадке, и за бильярдным столом.

Она не колдовала, не бормотала заговоров, как мачеха, и не коллекционировала амулеты и фэн-шуйных зверей, как Эля, и вообще чуралась всего, что называла ученым словом «оккультизм»… а еще всегда носила на шее крестик, ходила в церковь и соблюдала посты. Словом, имела все признаки «православия головного мозга». Вот только Денис рядом с Алёнкой чувствовал себя легко и свободно, как с родной сестрой, и болтать с нею мог о чем угодно, мог даже рассказать про плохое самочувствие или трудности на работе, без страха быть обруганным и осмеянным (а то и наказанным отлучением от супружеского ложа).

Нет, Алёнка никогда, ни разу за шесть лет знакомства и не пыталась его соблазнить (хотя Эля ее подозревала в подобном коварстве). Он же поначалу делал к ней подкаты, что греха таить, но быстро понял, что у него нет ни малейшего шанса стать султаном-двоеженцем. Алёнка все авансы и намеки пресекала на корню, спокойно и твердо. Денис сперва дулся, думал, что сестрица Алёнушка играет, набивает себе цену… но, поняв, что ошибся, зауважал эту царевну-несмеяну безмерно. И научился дружить… вот только так и не сумел подружиться с Олежей, ее придурком-мужем.

Тот день, когда Олежа от нее съехал – а говоря по-простому, сбежал, бросил наедине с кучей проблем – и стало понятно, что у Алёнки нет иного варианта, кроме как вернуться к родне – для самой Алёнки был черным. Тёща с Эльмирой хоть и злорадствовали, но особо не ликовали: ведь сколько расходов придется нести! Зато Денис чувствовал такое неприличное счастье, словно выиграл в лотерею по меньшей мере миллионов десять…

Он, конечно, желал милой свояченице всего самого лучшего, и понимал, насколько горек ей хлеб и жестка постель в чужом доме, но эгоистично надеялся, что жить с ними Алёнка будет еще долго. И ничего не мог с собою поделать.

…Мысли про сглаз и ведьминскую природу знакомых женщин ситуацию на бильярдном столе не исправили. Третью партию Денис тоже продул, так что проигрыш, который сперва казался случайным, превратился в полный разгром.

Аук скромно опускал хитрющие разноцветные глаза, похлопывал соперника по плечу – дескать, не огорчайтесь, Денис Маркович, дело-то житейское… но мягонько, очень мягонько намекал, что бильярдный «должок» заплатить придется. И лучше бы не затягивать.

А дружки Аука ликовали не таясь, горланили, били в ладоши, и как-то чудно завывали – если закрыть глаза, то казалось, что сосновый бор шумит и стонет во время жестокой бури… – и покрикивали:

– Тряси кошель! Тряси кошель! – можно было не сомневаться, что если городской пижон вдруг упрется и начнет жабить просаженные денежки, то его самого потрясут, за милую душу – и вытрясут все, до последнего рублика.

– Окей, окей, я плачу! – добродушно сказал Денис и поднял ладони вверх – ему не жалко было проигранной ставки, правда, очень уж не хотелось объясняться с Элькой по этому поводу. Буря, которую ему устроит рачительная супруга, была куда как опаснее стычки с артельными… а он так надеялся отдохнуть от скандалов. Алёнке ведь тоже наверняка достанется, за компанию. Получит, бедняжка, вторую часть Марлезонского балета, еще не успев отойти от первой, которую Эля планировала ей устроить из-за самовольной отлучки с территории.

«Эх, дурак я, дурак… Надо было Алёнку самому перехватить, предупредить, чтобы в номер не совалась до ужина, взять ее сюда, на игру… Сидела бы у бара, сок пила, тогда бы мне точно повезло! А потом… потом могли бы и на ужин вместе пойти…» – воображение ни с того ни с сего разгулялось – не унять. Денису даже стало немного неловко от замелькавших перед глазами картин. В чувство его привел неожиданный и смачный щелчок по лбу…

– Эй! Полегче! – воскликнул он, но его протест был встречен дружным гоготом артельных… пуще всех смеялся Аук, аж покатывался, чуть не с ног падал! Секундой позже Денис осознал причину всеобщей веселость: он умудрился самого себя стукнуть в лоб кием!

«Мда, размечтался о кренделях небесных, вот и обраточка прилетела… хорошо не бумеранг!» – оставалось только присоединиться к веселью – и полезть за бумажником.

Дверь в бильярдную распахнулась под порывом ветра. Вместе с потоками холодного воздуха влетели клубы снежной пыли, люстра под потолком мигнула и погасла, зато еще ярче засияли светильники по углам, стилизованные под канделябры со свечами. В неровном, тревожном свете Денис увидел самого Мороза Ивановича… По крайней мере, так ему показалось при первом взгляде на здоровенного, под два метра, косматого и бородатого мужика, в высокой «боярской» шапке, надетой набекрень, и в полушубке, распахнутом на богатырской груди, обтянутой кумачовой рубахой. Рукавицы Мороза были заткнуты за широкий пояс. На ногах красовались высокие сапоги, расшитые и отороченные мехом…

– Ну, здравствуйте, артельные, подобру-поздорову! – пробасил вошедший, и мужики, во главе с Ауком, тотчас вытянулись в струнку и, как один, отдали поясной поклон:

– Здравствуй, большак! Здравствуй, Михайло Буянович, добрый наш хозяин!

Большак поклон принял как должное и повернулся к Денису, так и замершему возле бильярдного стола, дурак дураком: в одной руке – бумажник, в другой – бесполезный кий…

– И ты здравствуй, гость городской, добро пожаловать в мою вотчину Верейскую!

– Здра… здра… – Денис пытался что-то ответить, внятно и вежливо, но слова не шли с языка. В голове же упорно крутилось: «Ну вы, блин, даёте!» – и счастье, что только крутилось, да не сорвалось! Под Новый Год перформанс с Морозом Ивановичем, запросто заглянувшим в бильярдную, ни капли не удивил бы Дениса. Наоборот, он бы первый поаплодировал креативности местных аниматоров. Но сейчас на дворе был конец марта… Явление детины в «боярке» и полушубке, с суковатой дубиной в руке, взамен посоха, и в сопровождении серой лохматой собаки, не по-хорошему напоминавшей волка, вкупе с колоритной компашкой «артельных» (Денис теперь понял, что это ряженые) – выглядело днем открытых дверей в сельском дурдоме.

У него закралось подозрение, что это масленичные гуляния, но и масленица закончилась больше, чем неделю назад…

Михайло Буянович тем временем подошел поближе, и Денис разглядел, что лицо у него – молодое, хоть и заросшее бородищей, да и бородища – ухоженная, шелковистая и расчесанная волосок к волоску, словно вот только из барбер-шопа выбрался ее обладатель. Глаза же, цвета зимнего неба в непогожий день, смотрели так остро и внимательно, что проникали взглядом до самого нутра… и нутро Дениса, всегда считавшего себя храбрецом, холодело самым постыдным образом…

– Как же звать-величать тебя, гость городской? – прогудел колокольный бас, и тут уж, конечно, не отделаться было одним только именем:

– Денис… Денис Маркович я… – хрипло отозвался гость, и не успел прокашляться, как Михайло Буянович вновь удивил его безмерно, ибо шапку снял и сам поклонился – хоть и не в пояс, но с почтением, точно проситель. А поклонившись, сказал:

– Будь ты моим сватом, Денис Маркович!

Примечания:

1) В этом Денис не ошибается: карагач – по-татарски означает дерево карагач, он же по-русски вяз.

2) На сленге бильярдистов «примазал» – значит, подтянул коммерческий интерес, поставил деньги. «Ответить вдвойне» – поставить вдвое или втрое больше денег, показывая, что у противника выше шанс на проигрыш.

3) Как правило, при игре на деньги играют сетами (до 2,3 … 11 и более побед). Делается это для того, чтобы, во-первых избежать потери денег из-за случайного проигрыша (чем больше партий, тем эта вероятность меньше), во-вторых, играя сетами можно подтягивать соперника, не позволяя ему соскочить.