Текст книги "Гвенди и ее волшебное перышко"

31

– Кто это был? – Голос Гвенди чуть не срывается на крик. Она лихорадочно осматривает толпу покупателей. – С кем ты сейчас говорила?

Миссис Питерсон удивленно глядит на дочь:

– А что… что случилось?

– Человек в черной шляпе. Ты сейчас с ним говорила… Ты его знаешь?

– Нет, он приезжий. Гостит у друзей. Он задал мне пару вопросов и пошел своей дорогой.

– У каких друзей он гостит?

– Он мне не докладывал, а я не спросила, – говорит миссис Питерсон. – В чем дело, Гвен?

Поднявшись на цыпочки, Гвенди тянет шею и высматривает в толпе человека в черной шляпе.

– О чем он тебя спрашивал?

– Так, дай-ка подумать… Он спросил, нравится ли мне Касл-Рок. Я сказала, что живу тут всю жизнь. Это мой дом.

– О чем еще?

– Он попросил порекомендовать ему хороший ресторан. Сказал, что не ел нормальной горячей пищи уже много недель и жутко проголодался. Я подумала, что это странно. Для человека, который хорошо одет.

– О чем еще он расспрашивал?

– Больше ни о чем. Мы очень быстро поговорили, и он ушел.

– Как он выглядел? Можешь его описать?

– Он был такой… – Миссис Питерсон умолкает на пару секунд. – Высокий, худой. Вроде бы твой ровесник. Глаза, кажется, голубые.

Она встает и берет со скамейки пакеты с покупками.

– Ты мне расскажешь, что происходит? А то я уже начинаю за тебя волноваться.

Думать приходится быстро. Гвенди делает непроницаемое лицо и говорит:

– Есть один репортер, в Вашингтоне. Донимает меня уже почти месяц. Очень назойливый и вообще неприятный тип. Издалека мне показалось, что это он. И я испугалась, что он приехал за мной сюда.

– Ох ты, Господи, – говорит миссис Питерсон, и Гвенди тут же становится стыдно, что она соврала маме. – Тот джентльмен показался мне очень приятным, но внешность часто бывает обманчивой, да?

Гвенди коротко кивает.

– И с каждым днем становится все обманчивее.

32

Морозный воздух обжигает легкие, но это приятное ощущение. Даже жжение в ногах радует, как встреча со старым другом. После похода по магазинам Гвенди отвезла маму домой, и больше всего ей хотелось скорее вернуться к себе в квартиру и завалиться спать, но у ее мозга явно были другие планы на вечер. Особенно после испуга, охватившего ее в торговом центре.

Она бежит вниз по склону, по Плезант-роуд. Улица хорошо освещена, дворы частных домов сверкают веселыми огоньками рождественских гирлянд, но на шоссе номер 117 фонарей уже меньше, их бледно-желтый болезненный свет лишь относительно разгоняет густую вечернюю темноту. Гвенди ускоряет темп, направляясь к старому крытому мосту через Боуи-Стрим.

Пробежка для Гвенди – это не только физическое упражнение, но и форма медитации. В тех редких случаях, когда из-за очень плохой погоды ей приходится заниматься на беговых тренажерах в спортивном зале Юношеской христианской ассоциации, она слушает музыку в плеере – обычно что-нибудь бодренькое и ритмичное вроде Бритни Спирс или «Backstreet Boys», из-за чего Райан постоянно ее подкалывает, – но пробежки на улице почти всегда проходят в полной тишине. Только Гвенди наедине со своими сокровенными мыслями, знакомые звуки города или деревни и ритмичные удары подошв ее беговых кроссовок по асфальту.

Сегодня Гвенди размышляет о муже.

Конечно, она за него беспокоится и переживает, что он не успеет вернуться домой к Рождеству, но она понимает, что эти тревоги не подвластны контролю разума и даже в чем-то эгоистичны. Райан делает свою работу, подчас опасную, но любимую, и эту страсть Гвенди поддерживает безусловно – как Райан поддерживает ее собственную страсть к работе. Это одна из причин, по которым им так хорошо вместе. Может быть, в обычной жизни они оба предпочитают компанию друг друга и тихие домашние радости – прогулки по лесу, игры в кункен за кухонным столом, вечерние сдвоенные сеансы в местном автомобильном кинотеатре – шумным светским собраниям и открытиям модных художественных галерей, но когда надо работать, они принимаются за работу. Настоящая страсть почти всегда требует жертв.

Тогда почему мне сейчас так тревожно? – думает Гвенди, приближаясь к старому мосту. Это не первая командировка Райана в горячую точку. И даже не третья и не четвертая.

В голове проносится вихрь вероятных ответов: потому что близятся праздники; потому что ее мама все еще восстанавливается после страшной болезни; потому что в ее жизнь вернулся пульт управления и она совершенно не представляет, что c ним делать.

Гвенди раздумывает об этом еще минут пять, потом вычеркивает из головы все посторонние мысли и слегка ускоряется, глядя прямо перед собой и сосредоточившись на дороге.

Фонарь над мостом не горит. Скорее всего послужил мишенью какому-нибудь скучающему хулигану, решившему попрактиковаться в стрельбе из винтовки. Вход на мост чернеет, как темная голодная пасть, но Гвенди не сбавляет темп. Она ныряет в кромешную темноту, ее шаги отдаются эхом под деревянными перекрытиями, и она вспоминает – как всегда вспоминала в детстве – сказку о зловредном тролле, который живет под мостом.

Это просто детская сказка, убеждает она себя. Никто не выскочит из-под моста и не схватит тебя за ногу. Никто не спрыгнет на тебя сверху и не…

До выхода остается буквально несколько ярдов, и тут из темноты у нее за спиной доносится странный звук. Словно когти царапают по асфальту. По спине Гвенди пробегает холодок страха. Она не хочет оборачиваться и смотреть, что там такое, но удержаться не может. Из темноты на нее глядят два немигающих глаза, близко посаженных, красных, как угольки. Ноги подкашиваются, но Гвенди заставляет себя бежать. Дыхание сбивается. Но она уже выбралась с крытого моста, под звездное небо над шоссе номер 117.

Наверное, просто енот, говорит себе Гвенди, огибая выбоину в асфальте. Вбирая в легкие жгучий морозный воздух, она бежит дальше – теперь чуть быстрее – и больше не оглядывается.

33

Все подарки на Рождество куплены, все рабочие письма прочитаны и приняты к сведению, и понедельник и вторник до Рождества Гвенди проводит, предаваясь почти неприличному безделью. Почти неприличному для нее.

В понедельник она просыпается на полтора часа позже привычных шести утра (вечером накануне она неимоверным усилием воли заставляет себя не ставить будильник) и валяется в постели почти до полудня, смотрит по телевизору фильмы и новости. Потом долго плещется в ванне, обедает и садится в гостиной читать новый триллер Ридли Пирсона. Периодически отрываясь от книги, она задумчиво смотрит в огромное окно во всю стену, но не думает о чем-то конкретном, а просто витает в облаках. Когда бледное декабрьское солнце начинает клониться к закату, Гвенди кладет в книгу закладку и идет в спальню переодеваться. Затем выходит из дома, садится в машину и едет на ужин к родителям.

Миссис Питерсон почти три месяца не подходила к плите, но теперь чувствует себя достаточно окрепшей, чтобы снова заняться готовкой. Под непрестанным и бдительным присмотром мужа она делает мясную запеканку и печет сладкие булочки, которые выкладывает на огромное блюдо в виде рождественской елки. Все получается очень вкусно, и миссис Питерсон так явно и трогательно гордится собой, что муж чуть не плачет от счастья, глядя на ее улыбку.

После ужина Гвенди с папой решительно прогоняют миссис Питерсон в гостиную, а сами убирают со стола и моют посуду. Потом тоже идут в гостиную, и все вместе садятся смотреть «Рождественскую песнь в прозе», а после фильма открывают коробку с новым пазлом.

Около девяти вечера Гвенди едет домой. Размышляет, не выйти ли на пробежку на сон грядущий, но решает, что лучше не надо. Вместо этого направляется к сейфу, набирает трехзначный код и достает пульт управления.

Ставит его на кровать, переодевается в ночную рубашку и идет чистить зубы. Она снова ловит себя на том, что разговаривает с пультом, словно с живым существом, как делала в детстве. Пульт, разумеется, не отвечает, но Гвенди уверена, что он ее слушает. И наблюдает. Прежде чем снова спрятать пульт в сейф, она садится на кровать, берет его на колени и тянет за рычажок рядом с красной кнопкой. Из прорези в центре выезжает узенькая дощечка, на дощечке сидит крошечная шоколадная обезьянка. Гвенди рассматривает шоколадку, восхищаясь тончайшей проработкой деталей. Потом подносит ее к носу и делает глубокий вдох. На секунду закрывает глаза, затем встает, идет в туалет – нарочито медленными шагами – и смывает шоколадку в унитаз. В отличие от прошлого раза никакой паники нет. И слез тоже нет.

– Вот видишь, – говорит она пульту, вернувшись в спальню. – Я все контролирую. Я, а не ты.

Она относит пульт в сейф и ложится спать.

Вторник практически не отличается от минувшего понедельника, и Гвенди то и дело вспоминается «День сурка», совершенно дурацкий фильм, который так нравится Райану.

Она опять просыпается поздно и все утро валяется в постели. Потом принимает ванну, дочитывает Пирсона – еще до обеда, – а после обеда начинает нового Джона Гришэма и читает первые четыре главы.

Настроение совершенно не праздничное, но Гвенди заставляет себя вытащить из кладовки искусственную елку и коробку с рождественскими игрушками. Она ставит елку в углу гостиной и вешает на входную дверь прошлогодний венок. Когда Касл-Рок погружается в вечерние сумерки, Гвенди едет к родителям ужинать. Сегодня мама приготовила лазанью и овощной салат, и Гвенди съедает по две большие порции того и другого. После ужина они с папой опять выгоняют маму в гостиную, а сами моют посуду. Потом все втроем смотрят по телевизору «Светлое Рождество», а по окончании фильма мистер Питерсон устраивает представление, сразив наповал и жену, и дочь: закатав штаны до колен, изображает Бинга Кросби и выдает целиком всех «Сестер». Миссис Питерсон смотрит, не веря своим глазам, затем падает на диван и так громко хохочет, что в итоге ее пробивает кашель, и мистер Питерсон мчится в кухню за стаканом воды. Выпив воды, миссис Питерсон начинает икать и издает оглушительную отрыжку – и они все втроем снова смеются до колик. Чуть позже Гвенди едет домой, и в лучах ее фар пляшут снежинки.

Она едет по городу не торопясь и заходит в квартиру ровно в половине десятого, с трудом удерживая в руках стопку пластиковых контейнеров с гостинцами, которые ей собрала мама. Здесь и лазанья, и мясная запеканка, и чизкейк – еды хватит до Нового года, если не дольше. Гвенди пытается открыть холодильник, и тут звонит телефон. Она на миг оборачивается к столу, где оставила телефон и ключи, и продолжает запихивать контейнеры в холодильник. Самый большой из контейнеров она ставит на верхнюю полку, рядом с полупустыми пакетами молока и апельсинового сока, потом пытается освободить место на нижней полке, и тут телефон звонит снова. Не обращая внимания на звонки, Гвенди все же заталкивает в холодильник два оставшихся контейнера. Телефон все звонит и звонит. Гвенди захлопывает холодильник, и вдруг ее словно бьет молнией, и она приходит в себя.

Она бросается к телефону и хватает его, сбив на пол ключи.

– Алло! Алло!

Сначала в трубке лишь тишина, потом – громкий треск.

– Алло! – снова говорит Гвенди, с досадой тряхнув головой. – Это кто…

– Привет, малышка… Я уже собирался класть трубку.

Все внутри обмякает, и Гвенди приходится прислониться к столу, чтобы устоять на ногах.

– Райан… – шепчет она в трубку.

– Гвен, ты тут? Ты меня слышишь?

– Я тут, милый. Я так рада, что ты позвонил. – У нее по щекам текут слезы.

– Слушай… Не знаю, сколько продержится связь. Мы не смогли отправить наши материалы в газету… вообще никуда… вчера… повсюду пожары.

– У тебя все в порядке, Райан? Ты в безопасности?

– У меня все в порядке. Я хотел тебе сказать… я себя берегу… постараюсь вернуться домой, к тебе.

– Я ужасно соскучилась, – говорит Гвенди, не в силах справиться с наплывом эмоций.

– Я тоже соскучился… не знаю, когда будет возможность опять позвонить, но я буду стараться… к Рождеству.

– Ты опять пропадаешь.

В трубке снова раздается оглушительный треск. Гвенди убирает телефон от уха и ждет, когда треск прекратится. Среди этого шума она слышит едва различимый голос Райана:

– …люблю тебя.

Она опять прижимает телефон к уху.

– Алло! Ты меня слышишь? Береги себя, Райан! Пожалуйста. – Теперь она почти кричит.

Треск помех в трубке сменяется тишиной. Гвенди еще крепче прижимает телефон к уху в надежде услышать хотя бы еще одно слово – хоть что-нибудь, – но не слышит вообще ничего.

– Я люблю тебя сильнее, – наконец шепчет она и нажимает кнопку завершения разговора.

34

Больше двух суток безделья (Гвенди старательно убеждает себя, что вовсе не ленится, а отдыхает и перезагружает мозги, – но тщетно) она уже не выдерживает. В среду она просыпается на рассвете и отправляется на пробежку.

Идет мокрый снег вперемешку с дождем, на дорогах скользко, но Гвенди упорно бежит вперед, подняв капюшон толстовки. Обычно ей нравится бегать по центру Касл-Рока. Она выбирает свой традиционный маршрут: по Главной улице, прямо по проезжей части – тротуары еще не чистили от снега, – мимо мэрии, библиотеки, «Вестерн-Авто», в обход вокруг городской больницы, потом мимо офиса «Рыцарей Колумба» и обратно к Вью-драйв. Гвенди испытывает чувство правильности своего мира, чувство сопричастности. Она немало поездила по стране – сначала в качестве менеджера по работе с клиентами рекламного агентства, потом как писатель/кинематографист и наконец как государственный служащий, – но есть только один Касл-Рок, штат Мэн. Как очень верно сказала мама в давешнем разговоре с незнакомцем в маленькой черной шляпе, здесь ее дом.

Но сегодня она ощущает себя иначе.

Сегодня она ощущает себя приезжей, оказавшейся в незнакомом, чужом и не слишком приветливом городе. В голове громоздятся какие-то мысли, но сосредоточиться не получается, ноги – ватные и тяжелые.

Сначала она решает, что это связано со вчерашним звонком Райана – с оборвавшимся на полуслове разговором. Повесив трубку, Гвенди плакала, пока не уснула.

Но уже на обратном пути она пробегает мимо полицейского участка и только тогда наконец понимает, в чем дело. И впервые осознает, как сильно ее пугает встреча, назначенная на сегодняшнее утро.

35

Первое впечатление Гвенди от Кэролайн Хоффман: эта женщина привыкла добиваться своего.

Гвенди приходит в полицейский участок в девять пятьдесят утра (на десять минут раньше назначенного времени), в надежде, что Хоффманы еще не приехали и ей удастся обсудить ход расследования с шерифом Риджвиком.

Но все трое уже ждут ее в конференц-зале. Шейлы Брайхем, проработавшей диспетчером в полицейском участке Касл-Рока много лет, нет на месте, поэтому в конференц-зал Гвенди провожает старший помощник шерифа Джордж Футмен.

Шериф Риджвик расположился с одной стороны длинного узкого стола. Рядом с ним стоит пустой стул. Мистер и миссис Хоффман сидят напротив шерифа, их разделяет еще один пустой стул. Они интересная пара. Фрэнк Хоффман – щупленький и низкорослый, носит очки. Его мятый коричневый костюм, как говорится, знавал лучшие дни. Под глазами мистера Хоффмана темнеют круги, тонкий нос явно был неоднократно сломан. Кэролайн Хоффман – дородная, широкоплечая дама дюйма на три-четыре выше мужа. С таким мощным сложением она могла бы пойти в лесорубы, что в этих краях случается. Она в джинсах и серой толстовке с эмблемой «Харлей-Дэвидсон», с закатанными рукавами. На одной крепкой руке красуется татуировка: корабельный якорь.

– Извините, что вам пришлось ждать, – говорит Гвенди и садится на стул рядом с шерифом. Ставит на стол свою сумку, но почти сразу переставляет ее на пол, когда понимает, что с нее капает тающий снег. Гвенди вытирает небольшую лужицу рукавом свитера.

– Доброе утро, госпожа конгрессмен, – говорит шериф Риджвик.

– Может быть, уже начнем? – Миссис Хоффман сердито глядит на него.

– Да, конечно.

Наклонившись вперед, Гвенди тянется через стол, чтобы пожать руку сначала мистеру Хоффману, а потом – миссис Хоффман.

– Доброе утро, меня зовут Гвенди Питерсон. Мне очень жаль, что наше знакомство происходит при таких печальных обстоятельствах.

– Доброе утро, – говорит мистер Хоффман на удивление глубоким голосом.

– Мы знаем, кто вы. – Миссис Хоффман вытирает руку о джинсы, словно прикоснулась к чему-то противному. – Вопрос в том, как вы собираетесь нам помочь?

– Я сделаю все, что смогу, – говорит Гвенди, – чтобы помочь следствию в поисках вашей дочери, миссис Хоффман. Если шерифу Риджвику нужны…

– Ее зовут Карла, – перебивает ее миссис Хоффман, сердито прищурившись. – Можно хотя бы запомнить, как ее зовут.

– Конечно. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь следствию в поисках Карлы. Если шерифу нужны еще люди, я обеспечу ему людей. Если ему потребуется дополнительный транспорт или специальное оборудование, я прослежу, чтобы он все получил. У него будет все необходимое.

Миссис Хоффман разъяренно глядит на шерифа.

– Что ему необходимо, так это чтобы кто-то пришел и объяснил, как надо работать.

Гвенди возмущена.

– Так. Погодите минутку, миссис Хоффман…

Шериф касается руки Гвенди, не давая ей договорить. Потом оборачивается к Хоффманам.

– Я понимаю, вас тяготит неизвестность. Я знаю, что вы недовольны тем, как продвигается следствие.

Миссис Хоффман скептически фыркает.

– А оно продвигается?

– Но я вас уверяю, мы делаем все возможное, чтобы найти вашу дочь. Мы проверяем все версии. Никто из нас не успокоится, пока мы не закончим расследование.

– Просто мы беспокоимся, – говорит мистер Хоффман. – С ума сходим от беспокойства.

– Я понимаю, – отвечает шериф. – Мы все понимаем.

– Дженни Такер из парикмахерской говорит, что вчера вы обыскивали ферму Хендерсона, – заявляет миссис Хоффман. – С чего бы вдруг?

Шериф вздыхает и качает головой.

– Дженни Такер – главная сплетница Касл-Рока. Вам это известно.

– Сплетни – не всегда вранье.

– Не всегда. Но в данном случае так и есть. Насколько я знаю, никто не обыскивал ферму Хендерсона.

– Почему? – не отстает миссис Хоффман. – Я слышала, в юности он отсидел срок в Шоушенке.

– Черт, миссис Хоффман, да почти половина всех работяг округа Касл имеет как минимум одну судимость. По-вашему, нам теперь надо обыскивать всех и каждого?

– Просто ответьте мне на вопрос, – настаивает миссис Хоффман, склонив голову набок, как бойцовый петух, готовый броситься в драку. – Ответьте честно и прямо, хотя бы раз. Что у вас есть? Вы целую неделю ходили кругами, и что теперь у вас есть?

Шериф Риджвик делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

– Я вам уже все сказал. И ничего больше сказать не могу. Чтобы не разглашать тайну следствия…

Миссис Хоффман бьет кулаком по столу, напугав всех присутствующих.

– Бред!

– Кэролайн, – говорит мистер Хоффман, – может, нам стоит…

Миссис Хоффман смотрит на мужа. Ее глаза мечут молнии, вены на шее вздуваются, будто вот-вот лопнут.

– Ничего у них нет. Как я тебе и говорила, Фрэнк. Ни черта у них нет.

Гвенди наблюдает за этой сценой с каким-то тупым, отстраненным ужасом – словно зритель в первом ряду на записи утреннего ток-шоу, – но теперь что-то внутри пробуждается и подстегивает ее к действию. Она понимает руку, пытаясь взять ситуацию под контроль, и говорит:

– Я предлагаю нам всем успокоиться и начать все сначала.

Одарив Гвенди свирепым взглядом, миссис Хоффман встает так резко, что ее стул с грохотом падает на пол.

– Лучше поберегите свою клоунаду для тех идиотов, которые сдуру проголосовали за вас. – У нее изо рта брызжет слюна. Она пинает упавший стул. – Тоже мне, выскочка! Приходит вся такая модная, в сапогах за пять сотен долларов и пытается нас осчастливить своим присутствием. Умереть и не встать!

Она выходит из конференц-зала, рывком распахнув дверь.

Гвенди смотрит ей вслед, открыв рот.

– Я не хотела… Я просто пыталась…

Мистер Хоффман встает.

– Госпожа конгрессмен, шериф, вы уж извините мою жену. Она сама не своя.

– Ничего страшного, – говорит шериф Риджвик, провожая его до двери. – Мы все понимаем.

– Прошу прощения, если я что-то не то сказала, – извиняется Гвенди. – Я хотела как лучше, а сделала только хуже.

Мистер Хоффман качает головой.

– Хуже уже быть не может, мэм. – Он пристально смотрит на Гвенди. – У вас есть дети, госпожа конгрессмен?

Гвенди с трудом глотает комок, вставший в горле.

– Нет.

Мистер Хоффман кивает, глядя себе под ноги, но не говорит больше ни слова. Потом уходит вслед за женой.

Проводив его взглядом, шериф Риджвик оборачивается к Гвенди.

– Вот и поговорили.

Гвенди растерянно смотрит по сторонам, не зная, что делать дальше. Все случилось так быстро, что у нее кружится голова. В итоге она выпаливает:

– Сапоги я купила в «Таргете».