Текст книги "Гвенди и ее волшебное перышко"

47

Когда Гвенди было десять лет, родители свозили ее на неделю в штат Нью-Йорк, в гости к папиному двоюродному брату. Июль, разгар лета. У папиного брата (как его звали, она не помнит, и как звали его жену и троих детей, тоже не помнит; с тех пор они почти не встречались, разве что по случаю свадьбы или похорон) есть летний домик на озере, и уж там найдется, чем заняться! Плавать, кататься на лодке, рыбачить, прыгать в воду с тарзанки – и даже кататься на водных лыжах. А еще можно поехать в город неподалеку, где есть мини-гольф-клуб и небольшой аквапарк.

Гвенди ждет этой поездки все лето. Она начинает копить деньги еще весной и не тратит ни одного четвертака из тех, что папа с мамой дают ей за помощь по дому. Таким образом ей удается собрать почти пятнадцать долларов мелочью. План продуман заранее: сначала она постарается почти ничего не тратить, чтобы в последние два дня ни в чем себе не отказывать. Гвенди уже предвкушает, как накупит конфет, комиксов и мороженого. И, может быть, у нее даже останутся деньги на карманный радиоприемник с наушниками.

Но ее планам не суждено сбыться.

Семь часов на машине, и как только они прибывают на место, мама с папой тут же скрываются в доме, где им обещают устроить «большую экскурсию», а Гвенди растерянно стоит у машины в окружении местных ребят, включая троих детей папиного двоюродного брата. Все мальчишки похожи на дикарей: голые по пояс, загорелые дочерна, с взлохмаченными волосами, выгоревшими на солнце. Все девчонки – длинноногие, надменные и явно старше Гвенди.

Она стесняется, нервничает и не знает, что делать и что говорить. В конце концов она открывает свой чемоданчик и показывает ребятам полупрозрачный полиэтиленовый пакет, наполненный четвертаками. Дети равнодушно пожимают плечами, некоторые даже смеются. Но один мальчик из тех, кто постарше, не смеется; в его взгляде мелькает искренний интерес. Может быть, даже восхищение. Дождавшись, пока остальные ребята с воплями убегут на задний двор, он подходит к Гвенди.

– Слушай, девочка, – говорит он, оглядевшись по сторонам. – У меня есть одна штука. Тебе может быть интересно.

– Какая штука?

Теперь, оставшись наедине с мальчиком – симпатичным, почти взрослым, – Гвенди разнервничалась еще больше.

Он запускает руку в задний карман обрезанных по колено джинсов и достает что-то белое, маленькое и пушистое.

– Перо? – озадаченно хмурится Гвенди.

Мальчик досадливо морщится.

– Это не просто обычное старое перо. Оно волшебное.

Гвенди чувствует, как ее сердце начинает биться чаще.

– Волшебное?

– Ну да. Когда-то давно им владел вождь индейского племени. Он был лекарем и шаманом, очень сильным шаманом.

Гвенди судорожно сглатывает слюну.

– А что оно делает?

– Ну… всякое разное волшебство, – отвечает мальчик. – Типа, приносит удачу и прибавляет ума. Что-то вроде того.

– Можно его подержать? – спрашивает Гвенди, затаив дыхание.

– Да, конечно. Но знаешь, мне надоело его хранить. Оно у меня уже несколько лет. Если хочешь, бери его себе.

– Ты мне его даришь?

– Не дарю, – говорит он. – Продаю.

Гвенди не раздумывает ни секунды.

– Сколько оно будет стоить?

Мальчик постукивает по губам грязным пальцем.

– Десять долларов. Думаю, это вполне справедливая цена.

Гвенди сразу сникает.

– Даже не знаю… Это очень большие деньги.

– За волшебное перо – совсем небольшие. – Мальчик заводит руку за спину, собираясь спрятать перо обратно в карман. – Не хочешь – не надо. Продам кому-то другому.

– Подожди, – говорит Гвенди. – Я не сказала «нет».

Он глядит на нее с высоты своего роста.

– Но ты не сказала «да».

Гвенди смотрит на полиэтиленовый пакет, полный четвертаков, потом переводит взгляд на перо.

– Знаешь что, – говорит мальчик. – Ты тут новенькая, и я сделаю тебе скидку. Девять долларов. Как тебе такой вариант?

Гвенди чувствует себя так, словно только что выиграла главный приз в «Колесе Фортуны» на городской ярмарке в честь Четвертого июля.

– Я согласна, – говорит она и начинает отсчитывать девять долларов четвертаками.

48

Уже вечером, по дороге домой, она вспоминает, что сказал папа: «Мы все посмеивались над тобой, Гвен, из-за этого перышка. Но ты не обращала внимания на насмешки. Ты верила. Это самое главное и тогда, и сейчас: ты всегда верила, веришь и будешь верить. Твое открытое, доброе сердце иной раз направляло тебя неожиданными путями, но твоя вера – в себя, в тех, кто рядом, в окружающий мир – всегда служила тебе путеводной звездой. Эту веру и символизирует твое волшебное перышко».

49

Но вот беда: даже после чудесного возвращения волшебного перышка настроение Гвенди снова пошло на спад. И сейчас, в девять вечера, в день Рождества, она сидит у себя в гостиной, сгорбившись перед телевизором, и отчаянно скучает по мужу. В груди поселилась какая-то болезненная пустота, с которой не справляются ни медитации, ни позитивное мышление. Гвенди смотрит на свой мобильный телефон и мысленно умоляет его: позвони. Но телефон не звонит.

Пульт управления стоит на журнальном столике рядом с книгой Гришэма, маленьким белым пером и чашкой горячего чая. Обычно Гвенди не ставит напитки рядом с пультом, чтобы случайно его не залить. Но сегодня ей все равно.

Вернувшись домой, она сразу же позвонила шерифу Риджвику, чтобы поздравить его с Рождеством и справиться о Кэролайн Хоффман. Он взял трубку после первого же гудка и уверил Гвенди, что с миссис Хоффман все в порядке. Ей наложили швы. У нее легкое сотрясение мозга – и тяжелое похмелье. Ее оставили на ночь в больнице и выписали сегодня днем. Муж приехал за ней и отвез домой.

Собственно, после этого разговора настроение и начало ухудшаться. Гвенди вспомнила страшную рану на лбу миссис Хоффман, вспомнила возбужденные, любопытные взгляды гостей, собравшихся вокруг упавшей женщины… а потом нашла старую колоду карт, забытую Райаном дома, и вот тогда впала в уныние уже всерьез.

На их втором официальном свидании, много лет назад в Портленде, Райан признался, что с детства мечтает стать фокусником. Гвенди сказала, что это прекрасно, и упросила его показать несколько фокусов. После обеда – и долгих уговоров со стороны Гвенди – они заглянули в аптеку и купили колоду игральных карт. Потом сели в парке, и Райан показал Гвенди три-четыре фокуса, причем каждый следующий был сложнее предыдущего. Его мастерство произвело впечатление на Гвенди, но дело было не только в этом. Все было серьезнее и глубже. Когда они с Райаном просто дружили, она даже не подозревала, что в нем есть такое искреннее, по-детски восторженное удивление миру, а теперь он приоткрыл ей частичку себя настоящего. В тот день Гвенди впервые подумала: Кажется, я влюбляюсь в этого парня.

И вот сегодня, когда она наклонилась поднять упавшую закладку и заметила среди комков пыли глубоко под диваном старую колоду карт, ее первая мысль была спокойной и даже радостной: О, хорошо, что я вас нашла. Райан наверняка будет вас искать, когда вернется домой.

Эти последние слова взорвались у нее в голове: КОГДА ВЕРНЕТСЯ ДОМОЙ!

О Господи, он забыл свои чертовы карты, подумала Гвенди, внутренне похолодев. Он берет их с собой во все командировки. Всегда. Говорит, это его талисман. Они напоминают ему о доме и берегут от всех бед.

Гвенди хватает книгу с журнального столика и тут же кладет обратно. Вряд ли она сейчас сможет сосредоточиться. Она смотрит в экран телевизора, нервно постукивая ногой по полу.

– Если он не позвонит, пусть тогда что-то передадут в новостях. Что угодно. Пожалуйста.

Она понимает, что слишком часто говорит сама с собой, но это не важно. Рядом никого нет, никто не услышит.

Оторвав взгляд от экрана, она задумчиво смотрит на пульт управления.

– Что ты уставился? – Наклонившись вперед, она проводит пальцем по закругленному краю деревянного корпуса, подальше от кнопок. – Это ты заставил меня сделать больно той женщине вчера вечером, да?

Гвенди что-то чувствует – какое-то легкое покалывание в самом кончике пальца, – убирает руку от пульта и произносит вслух прежде, чем успевает сообразить, что именно говорит:

– Что? Ты можешь помочь мне вернуть Райана домой?

Конечно. Мысли текут в голове, словно клочья тумана. Узнай в новостях, где именно в Тиморе располагаются силы повстанцев. Зная точное место, нажми красную кнопку. Как только они исчезнут, мятеж прекратится и Райан спокойно вернется домой. Проще простого.

Гвенди моргает, тряхнув головой. Комната как будто легонько качается. Словно корабль в неспокойном море.

И кстати, раз уж мы заговорили о кнопках. Может быть, заодно разберемся и с этим вашим идиотским президентом?

Это она думает или слышит чьи-то чужие мысли? Непонятно.

– Уничтожим Северную Корею? – тихо спрашивает она.

Тут надо быть осторожнее. Если что-то такое случится, кто-то наверняка обвинит США. Да те же китайцы. И они примут ответные меры.

– И что ты предлагаешь? – Ее собственный голос звучит словно издалека.

Милая женщина, я ничего не предлагаю. Просто даю пищу для размышлений. Но подумай, а что, если бы этот ваш президент просто взял и исчез? Вроде бы неплохая идея, скажи! И всего-то и нужно, что нажать красную кнопку.

Вновь наклонившись вперед, Гвенди задумчиво смотрит куда-то вдаль.

– Убийство во имя добра и мира?

Наверное, можно сказать и так. Но лично мне кажется, что тут мы имеем все тот же извечный вопрос: как бы ты поступила, если бы получила возможность вернуться в прошлое и убить Гитлера в младенчестве?

Гвенди снова склоняется над пультом и берет его в руки.

– Ричард Хамлин, конечно, мерзавец каких поискать, но он не Адольф Гитлер.

Пока нет, но кто знает, что будет потом.

Она ставит пульт к себе на колени и откидывается на диванную подушку.

– Заманчиво, да. Но, возможно, вице-президент будет ничем не лучше. Он же форменный псих.

Тогда, может быть, стоит избавиться от всей компании? И начать все по новой?

Гвенди смотрит на ряды кнопок.

– Я не знаю… Тут надо подумать.

Ладно, как скажешь. Может быть, для начала разберемся с теми… кто ближе? С этой коровой по имени Кэролайн Хоффман? Или с небезызвестным нам конгрессменом, грубияном из штата Миссисипи?

– Может быть…

Гвенди медленно тянется к пульту правой рукой…

И тут звонит телефон.

50

Спихнув пульт с коленей, Гвенди хватает телефон.

– Алло! Райан? Алло!

– Прошу прощения, миссис Питерсон, – говорит тихий голос в трубке. – Это Беа. Беа Уайтли.

– Беа? – растерянно переспрашивает Гвенди. У нее странное ощущение: словно все вокруг вновь собирается в фокус, хотя она совершенно не помнит, чтобы оно расплывалось. – У вас все хорошо?

– Все хорошо. Я просто хотела… Во-первых, я хочу извиниться, что позвонила так поздно. Я совсем не подумала о разнице в три часа. Вспомнила только, когда уже набрала номер.

– Не за что извиняться, Беа. Я пока не легла спать.

– Как я понимаю, Райан еще не вернулся домой.

Гвенди смотрит на пульт управления и тут же отводит взгляд.

– Нет, еще нет. Но я надеюсь, скоро вернется.

– Я тоже надеюсь.

– Спасибо. – В трубке на заднем плане слышится смех. – Кажется, ваши внуки весело празднуют Рождество.

– Носятся по всему дому, как стадо диких слонов.

Гвенди смеется.

– Миссис Питерсон, я звоню, чтобы сказать вам спасибо.

– За что?

– За те добрые слова, что вы написали в книгах для моих детей. Никто никогда не говорил обо мне таких добрых слов, разве что кто-то из близких. Я очень вам благодарна.

– Я написала, что думала, Беа. Это чистая правда.

– Это так неожиданно, – говорит Беа, шмыгая носом. – Сегодня дочь так на меня посмотрела… Я ни разу не видела, чтобы она так смотрела. Как будто она мной гордится.

– У нее есть все основания гордиться, – говорит Гвенди с улыбкой. – Ее мама – прекрасная женщина.

– Большое спасибо. Я… – Беа неуверенно умолкает.

– Вы хотели что-то сказать?

Теперь голос Беа звучит как-то странно, почти настороженно:

– Я хотела спросить… у вас все хорошо, миссис Питерсон?

– У меня все хорошо, – отвечает Гвенди, покосившись на пульт управления. – А почему вы спросили?

– Это, наверное, прозвучит глупо, но… когда я уже собиралась звонить, у меня вдруг возникло предчувствие… Плохое предчувствие, что с вами случилась беда.

Гвенди пробирает озноб.

– Нет, у меня все в порядке. Я сижу дома, смотрю телевизор.

– Тогда… хорошо. – В голосе Беа слышится искреннее облегчение. – Оставлю вас в покое. С Рождеством, миссис Питерсон, и еще раз спасибо.

– И вас с Рождеством, Беа. Увидимся через пару недель.

51

Следующим утром Гвенди просыпается рано. Ее состояние напоминает легкое похмелье, хотя вчера вечером она не брала в рот ни капли спиртного. Сейчас она выпивает бутылку воды и делает сто приседаний и пятьдесят отжиманий, чтобы разогнать кровь и снять головную боль. Ночью она спала беспокойно. Ей снилось что-то плохое и страшное, и хотя сны забылись, неприятное ощущение осталось.

Снегопад прекратился незадолго до рассвета, и теперь снежный покров в округе Касл и почти во всем западном Мэне составляет четыре дюйма, а местами и пять. На местном Пятом канале предупреждают о возможных задержках авиарейсов. Гвенди звонит папе и говорит, что сейчас приедет и расчистит дорожки у дома – и что возражения не принимаются. Как ни странно, папа не возражает и говорит Гвенди, что сварит ей кофе и что от вчерашнего обеда еще осталась запеканка с сосисками и яйцом, которую он разогреет к ее приходу.

Гвенди одевается потеплее, зашнуровывает ботинки, выходит на улицу и долго чистит машину от снега и соскребает слой инея с лобового стекла. Потом садится за руль и сразу убирает нагрев печки. Ей не холодно, а жарко.

На спуске с холма она видит компанию детишек, которые играют в снежки в парке Касл-Вью. Хотя окна в машине закрыты, Гвенди все равно слышит радостный визг ребятни. Она улыбается и пытается вспомнить, когда сама в последний раз играла в снежки. Давно. В незапамятные времена.

Уже через десять минут она сворачивает на Карбин-стрит и сразу же видит мигающие красно-желтые огоньки «Скорой помощи». Ее первая мысль: наверное, что-то случилось с миссис Гофф – у нее бывают приступы головокружения. Прошлой весной во время одного из таких приступов она упала, сломала шейку бедра и провела две недели в больнице. Но, подъехав ближе, Гвенди понимает, что «Скорая помощь» стоит перед домом родителей и что в нее загружают кого-то, лежащего на носилках. Резко ударив по тормозам, Гвенди останавливает машину у тротуара.

Папа выходит из дома, держа в одной руке сумку жены, а в другой – теплую куртку. Лицо у него напряженное и мертвенно-бледное.

– Папа! – Выскочив из машины, Гвенди бежит к нему. – Что случилось? Что с мамой?

Они наблюдают, как «Скорая» отъезжает от дома и мчится прочь.

– Я не знаю, – говорит он слабым голосом. – У нее разболелся живот. Вскоре после того, как ты нам позвонила. Сначала мы думали, что она слишком много съела вчера. Но боли усилились. Она лежала и плакала. Я уже собирался звонить тебе, и тут ее вырвало кровью. Я сразу вызвал «Скорую». Я не знал, что еще можно сделать.

Гвенди берет папу под руку.

– Ты все правильно сделал. Ее повезли в окружную больницу?

Он молча кивает. В его глазах дрожат слезы.

– Пойдем. – Гвенди бережно ведет его к машине. – Я тебя отвезу.

52

В десять утра в приемном покое отделения «Скорой помощи» окружной больницы Касла посетителей немного. Пожилой лысый мужчина, держащийся за шею, поврежденную в легкой автомобильной аварии. Неудачно прокатившийся на санках подросток с глубоким порезом на губе и еще одним – под заплывшим подбитым глазом. Молодая азиатская пара с двумя шумными розовощекими близнецами.

Из двери с надписью «ВХОД ВОСПРЕЩЕН» выходит доктор Челано, онколог и лечащий врач миссис Питерсон. Мистер Питерсон тут же срывается с места и бежит ему навстречу. Гвенди тоже встает и спешит следом за папой.

– Как она, доктор? – спрашивает мистер Питерсон.

– Мы дали ей обезболивающее, сейчас она отдыхает. Рвота прошла.

– Вы уже знаете, что с ней? – спрашивает Гвенди.

– Боюсь, онкомаркеры снова начали повышаться, – говорит доктор Челано с серьезным выражением лица.

– О Господи, – шепчет мистер Питерсон, тяжело опираясь о плечо дочери.

– Я понимаю, что это непросто, и все же попробуйте не волноваться, мистер Питерсон. Сегодня утром пришли результаты анализов крови, которые она сдала в среду. Я их просмотрел, когда узнал о вызове, и они показывают тревожный прирост…

– Прирост? – растерянно переспрашивает мистер Питерсон. – Что это значит?

– Это значит, что скорее всего рак вернулся. В каком объеме, пока непонятно. Мы оставим ее в больнице и проведем всестороннее обследование.

– Какое обследование? – спрашивает Гвенди.

– Мы уже взяли кровь на анализ. Также необходимо провести МРТ грудной клетки и брюшной полости.

– Сегодня? – спрашивает мистер Питерсон.

Доктор Челано качает головой:

– Нет, сегодня воскресенье. Пусть она отдохнет, а завтра утром мы отвезем ее на томографию.

Мистер Питерсон смотрит на дверь за спиной доктора.

– Можно с ней повидаться?

– Чуть позже, – отвечает доктор Челано. – Сейчас она в отделении интенсивной терапии, но ее уже переводят в обычную палату. Как только она обустроится, я за вами спущусь.

– Она уже знает? – спрашивает Гвенди.

Доктор кивает.

– Она попросила ничего от нее не скрывать. Вот ее точные слова: «Не надо светить мне в зад солнышком, доктор. Говорите все как есть».

Мистер Питерсон качает головой, еле сдерживая слезы.

– Узнаю мою девочку.

– Ваша девочка – настоящий боец, – говорит доктор Челано. – Так что вы уж постарайтесь быть сильными. Ради нее. Вы ей нужны, вы оба.

53

Гвенди открывает дверь дома, где прошло ее детство – единственного настоящего, всамделишного дома из всех домов, в которых ей доводилось жить: с гаражом, собственным садом и отдельной подъездной дорожкой, – и входит внутрь. В прихожей темно и тихо. Первым делом Гвенди включает свет. Ключи от папиной машины валяются на полу у двери, где папа их уронил, когда в панике выскочил из дома. Гвенди поднимает ключи и кладет на место, на столик у входной двери. Потом входит в гостиную и включает настенные лампы с обеих сторон дивана. Так-то лучше, решает она. В комнате – идеальный порядок. Как будто не было никаких утренних волнений. Как будто в дом не пришла беда.

Поднимаясь по лестнице, Гвенди ведет рукой по полированным деревянным перилам, на которых висят четыре пустых красных рождественских носка. Она входит в спальню родителей, и иллюзорное ощущение нормального дома вмиг разбивается вдребезги. Простыни и одеяла валяются на полу. На одной из подушек и на белой, натянутой на матрас простыне темнеют пятна запекшейся крови и кусочки полупереваренной пищи. Папина пижама лежит перед распахнутой дверцей стенного шкафа. Вся комната пропиталась густым кислым запахом – так пахнет испортившаяся еда, долго простоявшая на солнце.

Гвенди на миг замирает в дверях, а потом сразу берется за дело. Снимает с кровати простыню и наволочки. Собирает белье в одну кучу, кидает туда же папину пижаму, несет все в подвал – бегом вниз по лестнице, задержав дыхание, – и запихивает в стиральную машину. Затем возвращается в спальню родителей, распыляет там полбаллончика освежителя воздуха, прихваченного по дороге из ванной, и застилает постель чистым бельем.

Оглядев результат своих трудов, она вспоминает, зачем приехала в дом родителей. Находит большую сумку и начинает собирать вещи: смену одежды для папы, ночную рубашку для мамы, несколько пар носков. Гвенди сама толком не понимает, зачем брать столько носков. На всякий случай. Она идет в ванную и кладет в сумку все необходимые туалетные принадлежности. Застегивает сумку и направляется в коридор.

Что-то – может быть, воспоминание, может быть, просто какое-то смутное чувство – заставляет Гвенди остановиться у двери в ее бывшую спальню. Приоткрыв дверь, Гвенди заглядывает в комнату. Там давно все переделали, теперь это гостевая спальня и по совместительству – мамина швейная мастерская. Но Гвенди до сих пор помнит, как все было раньше. Ее любимое трюмо, стоявшее у стены. Письменный стол у окна – стол, за которым она написала свои самые первые рассказы. Книжный шкаф. Пластиковая мусорная корзина с кадрами из сериала «Семья Партридж». Кровать у стены. Над кроватью – плакат с Билли Джоэлом. Гвенди входит в комнату и смотрит на шкаф, в котором мама теперь хранит ткани и швейные принадлежности. Тот самый шкаф, где Гвенди когда-то прятала пульт управления. Тот самый шкаф, где был убит первый мальчик, которого любила Гвенди. Убит у нее на глазах. Этот урод Фрэнки Стоунер размозжил ему голову.

Этим проклятым пультом.

– Что тебе от меня нужно? – спрашивает она напряженным и хриплым голосом. Выходит на середину комнаты, медленно поворачивается на месте. – Я сделала все, о чем ты просил, и я тогда была просто ребенком! Зачем ты вернулся? – Гвенди уже кричит в полный голос, ее лицо покраснело от ярости. – Может быть, хватит играть со мной в игры? Может быть, ты мне покажешься?

Дом отвечает глухой тишиной.

– Почему я? – шепчет она в пустоту.