Текст книги "Полеты воображения. Разум и эволюция против гравитации"

ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ ВСТРЕЧУ С ТАКОЙ ЖЕ ПТИЦЕЙ, НО ТРИ МЕТРА РОСТОМ

Китоглав слишком мал, чтобы проглотить вас. Но его убийственный взгляд дает представление о том, каково это, когда на тебя смотрит фороракос.

Гигантские новозеландские птицы моа были такой же величины, что и фороракосы, гораздо больше страусов. У большинства бескилевых (и фороракосов) крылья маленькие, но моа пошли дальше и полностью утратили крылья. Даже киты и те подошли к задаче отказа от конечностей не так радикально: утратив задние ноги, они сохранили следы их костей в скелете. У моа кости крыльев отсутствовали полностью[6]6
  В скелете моа есть остатки костей плечевого пояса – лопатки и коракоида. От скелета свободной части крыла у них не осталось действительно ничего. (Прим. науч. ред.)


[Закрыть]. Увы, моа вымерли с прибытием маори. Это произошло всего 600 лет назад, но один мой приятель из Новой Зеландии ошибался, когда уверял меня, будто слышал, как они ревут друг на друга в кустарниках острова Южный.

ПТИЦА РУХ ИЗ “КНИГИ ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ”

Птица Рух, способная унести слона, никогда не существовала в действительности – да и не могла бы. Но откуда взялась легенда о ней – может быть, из рассказов путешественников о гигантской нелетающей птице эпиорнис с Мадагаскара?

Маори прибыли в Новую Зеландию около 700 лет назад, практически вчера по сравнению с Австралией, где аборигены появились более 50 тысяч лет назад. Можно ли считать, что аборигены виновны в вымирании множества крупных сумчатых в Австралии, вопрос спорный. Обитали там и огромные нелетающие птицы вроде двухметрового гениорниса (Genyornis), похожего на гуся-переростка. Эти австралийские птицы-великаны не состояли в близком родстве ни с бескилевыми, ни с фороракосами, и их ближайшие ныне живущие родичи – южноамериканские кариамы, длинноногие птицы с изящными хохолками, в несколько раз меньше ростом, чем фороракос.

Гигантскими были и эпиорнисы с Мадагаскара, опять же нелетающие бескилевые. Их существовало несколько видов. Самый крупный, который недавно получил новое название Vorombe titan, достигал трех метров. К вопросу о полетах воображения: среди сказок “Книги тысячи и одной ночи” есть история о Синдбаде-мореходе. Едва ли не самым страшным из приключений Синдбада была встреча с исполинской птицей Рух, которая обитала на экзотическом острове и кормила птенцов слонами. Синдбаду надо было улететь с острова, поэтому он размотал чалму и привязал себя к великанскому когтю птицы Рух, пока та высиживала не менее великанское яйцо.

“ОДНА ИЗ МОИХ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ”

В молодости Дэвид Аттенборо собрал яйцо эпиорниса из осколков.

О птице Рух упоминал и Марко Поло, средневековый мореплаватель-венецианец. Он писал, что она была такая громадная, что хватала слонов и убивала их, бросая на землю. Любопытно, что он полагал, что птица Рух родом с Мадагаскара. Именно там мы обнаружили останки эпиорнисов. Возможно, легенда о птице Рух зародилась из рассказов путешественников о гигантских мадагаскарских птицах. В дальнейшем эти рассказы обросли подробностями, сильно преувеличившими размеры птиц и упустившими из виду важный факт, известный тем, кто видел эпиорнисов своими глазами, но не тем, кто распространял слухи: эпиорнисы не умели летать. Они вымерли лишь недавно, возможно в XIV веке; вероятно, этих великанов, как и гигантских моа, истребили нагрянувшие люди, которые ели и их самих, и их яйца, вырубали леса и уничтожали среду обитания исполинских птиц. По-видимому, есть некоторая надежда, что их удастся возродить, например из ДНК, извлеченной из скорлупы их яиц, которые и сегодня в изобилии находят на побережье Мадагаскара. Возможно, мы возродим и моа. Было бы замечательно! Кстати, интересный факт: ближайший ныне живущий родственник гигантских эпиорнисов – новозеландская киви, самая маленькая из бескилевых птиц.

Дэвид Аттенборо нанимал помощников, которые искали на побережье Мадагаскара осколки скорлупы, из которых они с коллегами из съемочной группы при помощи скотча склеили почти целое яйцо эпиорниса. Объем такого яйца был примерно в 150 раз больше, чем куриного. Его скорлупа на удивление толстая, примерно как ударопрочное лобовое стекло машины. Интересно, как птенцы выбирались наружу.

Кстати, вот еще пример того, что в эволюции компромиссов не меньше, чем в экономике. Если речь идет о скорлупе, то чем она толще, тем лучше защищено яйцо от хищников и от веса матери и отца, которые его высиживают. Однако птенцу трудно разбить слишком толстую скорлупу, когда настает пора вылупляться, и на нее идет много ценных ресурсов вроде кальция. Теоретики эволюции любят говорить о компромиссах между “требованиями отбора”. Они постоянно толкают эволюционирующий вид в разных направлениях, что приводит к многостороннему компромиссу. Требование отбора, обусловленное угрозой хищников, заставляет за эволюционное время выработать толстую скорлупу. Одновременно есть противоположное требование – сделать скорлупу тоньше, поскольку некоторые птенцы не могут вылупиться из прочного яйца и умирают. Те птенцы, которые с наименьшей вероятностью погибают внутри яйца, наследуют гены более тонкой скорлупы. С другой стороны, те же самые гены создают скорлупу, которую легко разбивают хищники. Получается, одни птенцы погибают по одной причине, а другие – по прямо противоположной. Со сменой поколений средняя толщина скорлупы останавливается на каком-то компромиссе между противоположными требованиями отбора.

Те птицы, которым необходимо летать, должны удовлетворять еще одному требованию: им нужно быть легкими. В теле летающих птиц предусмотрено все, чтобы снизить их вес: полые кости и девять воздушных пузырей в разных частях тела. Все преимущества, достигаемые подобными мерами, сводятся на нет из-за тяжести яиц. Поэтому птицы носят в себе только одно полностью сформированное яйцо за раз. В кладке может быть несколько яиц, но родители начинают их высиживать, только когда отложено последнее, чтобы птенцы вылупились одновременно. Некоторые хищные птицы служат примером еще одного компромисса, довольно жестокого. Матери откладывают больше яиц, чем намерены высидеть. Если год выдался хорошим с точки зрения пропитания, они, возможно, сумеют высидеть и вырастить всех птенцов. Но в обычный год самый маленький птенец должен умереть, причем нередко его убивают братья и сестры.

У млекопитающих, как правило, иной образ действий. Поскольку естественный отбор не предъявляет к ним того же требования быть сверхлегкими, беременные млекопитающие нередко вынашивают одновременно много эмбрионов (рекорд – 32 – принадлежит мадагаскарскому тенреку, похожему на щетинистого ежика, так что невольно сочувствуешь матери, которой приходится рожать таких детенышей). Это не относится к летучим мышам, у которых размер выводка, как правило, равен одному детенышу по той же причине, что и у птиц. И к людям тоже, но по другой причине. Вероятно, мы не можем выращивать большие выводки из-за большого мозга. Неважно, зачем нам нужен большой мозг (несомненно, от него много пользы), но деторождение из-за него становится особенно трудным и мучительным. До эпохи современной медицины удручающе большая доля женщин погибала в родах, и главной проблемой была огромная голова младенца. Мы снова сталкиваемся с эволюционным компромиссом. Чтобы снизить риск для матери, человеческие младенцы рождаются на довольно ранней стадии развития, но не настолько рано, чтобы поставить под угрозу собственное выживание. Головы у них все же слишком большие, чтобы матери было легко их рожать, а появление двоен, троен и так далее делают роды еще затруднительнее. Младенцы, вынужденные появляться на свет слишком рано, сильнее зависят от родителей, чем детеныши других крупных млекопитающих. Мы не можем ходить, пока нам не исполнится примерно год. Детеныши гну встают на ноги и начинают ходить в тот же день, когда родились. Они тоже рождаются по одному, поскольку должны иметь возможность ходить сразу по выходе из утробы. Если бы они рождались большими выводками, то были бы слишком маленькими, чтобы поспеть за кочующим стадом.

В научно-технической сфере требований, направленных в несовместимых направлениях, великое множество. В этом случае они реализуются не на протяжении эволюционного времени, а хронологически, когда последовательно проекты сменяются на чертежных досках. Самолеты должны быть как можно легче, как птицы, должны быть еще и прочными, как скорлупа. Эти два идеала несовместимы друг с другом, поэтому необходимо найти компромисс. Полеты в самолетах могли бы быть безопаснее, чем сейчас. Но за это пришлось бы платить не только деньгами, но и неудобствами и задержками. Однако и здесь нужно достигать равновесия. Если бы ценность безопасности была бесконечной, каждого пассажира досматривали бы, раздевая донага, и служба безопасности потрошила бы все чемоданы до единого. Но допустимые компромиссы позволяют не доводить дело до таких крайностей. Мы миримся с некоторым риском. Как бы ни возмущала подобная мысль идеалистов в розовых очках, ценность человеческой жизни не бесконечна, ее можно оценить в денежном эквиваленте. Правила безопасности полетов на военных и гражданских воздушных судах уравновешены на уровне разных компромиссов. Экономический баланс расходов и доходов и компромиссы – основа и технологии, и эволюции. Почему летучие мыши – единственные млекопитающие, которые умеют летать? Они составляют существенную долю млекопитающих, примерно пятую часть всех их видов. Но почему мы не видим крылатых львов, пикирующих с небес на крылатых антилоп? Как ни странно, ответ на этот вопрос очень прост. Львы и антилопы слишком большие. А как же тогда летающие крысы? Около 40 % видов млекопитающих – грызуны. Почему никто из них не отрастил себе крылья за те 50 миллионов лет, которые они прогрызали себе дорогу в эволюционной истории? Вероятно, дело в том, что летучие мыши успели первыми. Если бы случилась пандемия какого-то вируса, который истребил бы всех летучих мышей, осмелюсь предположить, что грызуны воспользовались бы случаем и научились не только парить (это они уже умеют), но и летать по-настоящему. Но не станем забывать об экономике. Крылья дорого отращивать и еще дороже использовать, особенно махать ими. Нужно, чтобы они оправдывали эти расходы. И, как мы видели на примере муравьев, крылья могут и мешать. Если ведешь подземную жизнь наподобие голых землекопов (это на диво уродливые маленькие роющие грызуны, живущие социальными группами вокруг суперплодовитой “матки”), крылья могут превратиться в тяжкое бремя.

Итак, мы начинаем составлять список способов, позволяющих животным оторваться от земли при воздействии силы тяжести. Самый простой и наименее трудоемкий способ оторваться от земли: нужно впасть в другую крайность, чем легендарная птица Рух или реальные страус и фороракос. Не будь большим. Будь маленьким.

Глава 4
Маленьким летать проще

Жаль, что феи из Коттингли оказались выдумкой, поскольку, в отличие от ангелов, Бурака и Пегаса, этот маленький народец был как раз нужного размера, чтобы летать без затруднений. Чем ты больше, тем труднее летать. Если ты маленький, словно зернышко пыльцы или мошка, тебе не приходится даже напрягаться – тебя подхватит ветерок, и все. Но если ты большой, как лошадь, полет требует колоссальных усилий, если вообще возможен. Почему размер имеет значение? По одной любопытной причине. Обратимся к математике.

Если увеличить вдвое любой габарит предмета, увеличив пропорционально и остальные габариты, можно предположить, что его объем и вес тоже возрастут вдвое. Но на самом деле предмет станет тяжелее в 8 раз (2×2×2). Такое масштабирование применимо к предметам любой формы, в том числе к людям, птицам, летучим мышам, самолетам, насекомым и лошадям, но особенно это наглядно на примере детских кубиков. Возьмите один кубик. Теперь составьте несколько кубиков, чтобы получился предмет той же формы, но с ребром вдвое больше. Сколько маленьких кубиков в большом кубике? 8. Кубик с ребром вдвое больше исходного весит в 8 раз больше, а форма у них одинаковая.

У МАЛЕНЬКИХ ПРЕДМЕТОВ ОТНОСИТЕЛЬНО БОЛЬШАЯ ПЛОЩАДЬ ПОВЕРХНОСТИ

Если пропорционально увеличивать какой-то предмет, то его объем и, следовательно, вес увеличиваются более резко, чем площадь поверхности. Особенно это очевидно на примере кубиков, однако на самом деле этот закон относится к любым предметам, в том числе к животным.

Если вы попробуете составить кубик с ребром втрое больше, вам нужно будет 27 кубиков – 3×3×3, или 3³. Если же выстроить куб с ребром в десять раз больше, у вас, скорее всего, кончатся кубики, поскольку 10³ – это целая гора кубиков (1000).

Возьмите предмет любой формы и умножьте его размеры на какое-то число, чтобы пропорционально увеличить его. Объем масштабированного предмета, как и вес, в таких случаях всегда увеличивается на куб этого числа. Эта формула применима не только к кубикам, но и к предмету любой формы, который вам зачем-то нужно масштабировать. Однако, хотя вес увеличиваемого предмета растет как куб, площадь поверхности растет лишь как квадрат. Посчитайте, сколько краски нужно, чтобы покрасить один кубик. Теперь масштабируйте кубик – постройте куб побольше со стороной в два единичных кубика. Сколько вам потребуется краски, чтобы покрасить его? Не вдвое больше и не в 8 раз больше, а всего в 4 раза больше краски. Теперь сделайте куб со стороной в 10 единиц – 10 кубиков по всем измерениям. Мы уже знаем, что такой большой куб весит в 1000 раз больше единичного, потребуется в 1000 раз больше дерева, краски всего в 100 раз больше. Таким образом, чем ты меньше, тем больше отношение площади твоей поверхности к твоему весу. Мы еще поговорим о площади поверхности и о том, почему это так важно, в следующей главе. А пока достаточно сказать, что большая поверхность захватывает больше воздуха.

Продолжим полет воображения: представим себе ангела как человека с крыльями, масштабированную фею. Архангела Гавриила принято изображать примерно того же роста, что и обычного человека – скажем, 170 сантиметров. Примерно в 10 раз больше, чем фея из Коттингли. Значит, Гавриил тяжелее феи не в 10, а в 1000 раз. Только подумайте, насколько больше работы пришлось бы проделать крыльям, чтобы поднять в воздух ангела. А масштабированные крылья были бы по площади не в 1000 раз больше, а всего в 100.

ЗАДУМЫВАЛСЯ ЛИ ЛЕОНАРДО, НЕ МАЛОВАТЫ ЛИ КРЫЛЬЯ ГАВРИИЛА?

“Благовещение”, но с крыльями, которые достаточно велики, чтобы Гавриил мог подняться в воздух. Но даже если так, где архангел прячет мощные грудные мышцы, необходимые, чтобы двигать крыльями? Н где у него “киль” на грудине, к которому крепятся эти мышцы? Леонардо слишком хорошо знал анатомию, чтобы не задумываться об этом.

Если вы бывали в галерее Уффици во Флоренции, вы видели восхитительно прекрасное “Благовещение” Леонардо да Винчи. На нем у архангела Гавриила на удивление маленькие крылышки. Ими было бы трудно поднять даже младенца, не то что Гавриила размером со взрослого человека (даже женственно-хрупкого, каким изобразил его Леонардо). К тому же предполагают, что сначала Леонардо написал крылья еще меньше, а позднее их увеличил какой-то другой художник. Но увеличил недостаточно. Мы подправили репродукцию, чтобы крылья больше соответствовали своему предназначению. Увы, это, мягко говоря, навредило красоте картины. Крылья нелепо торчат из рамы.

КРОШКА-КОЛИБРИ С МОЩНЫМ КИЛЕМ

Взгляните, как велик киль на грудине даже у такой маленькой птички. Он должен быть большим, чтобы держать летательные мышцы, обслуживание которых обходится дорого.

В отличие от всего полотна, проработанного с необычайной тонкостью, место, где крепятся крылья, на картине прописано так неуклюже, словно мастера самого смущала нелепость этой идеи. “Где же ангелы прячут мощные летательные мышцы, без которых им не обойтись? – думал, должно быть, великий анатом. – И где грудная кость, к которой они крепятся?”

Если бы живописец изобразил необходимый киль, он торчал бы довольно далеко в сторону стола, за которым сидит Дева Мария. Пегасу потребовался бы еще более массивный киль, поскольку он конь и весит гораздо больше. Киль Бурака задевал бы землю, когда несчастное создание пыталось бы ходить. Посмотрите на относительно большой киль колибри – эта маленькая птица летает отменно, и насколько массивнее должен быть киль Пегаса! Правда, у летучих мышей нет киля, но у них увеличены и укреплены другие кости грудной клетки, выполняющие ту же задачу.

Ясно, что крылья леонардовского Гавриила слишком малы. Но насколько точно мы можем вычислить размер крыльев, которые потребовались бы живому существу размером с человека, чтобы летать? Было бы проще, если бы мы, подобно создателям “Боинга” и “Аэробуса”, могли бы прибегнуть к расчетам для летательного аппарата с неподвижными крыльями. Но и тогда было бы трудно. Между тем форма живого крыла меняется ежесекундно, при взмахе крыло описывает сложную траекторию, а возникающие при этом воздушные завихрения еще сильнее усложняют расчеты. Пожалуй, проще всего отказаться от теоретических выкладок и посмотреть, есть ли на планете птицы размером с человека.

Все самые крупные современные птицы – нелетающие, вроде страусов. Но среди вымерших было несколько летающих в той же весовой категории, что и человек. Например, гигантская морская птица пелагорнис (Pelagornis). Вероятно, она вела тот же образ жизни, что и альбатрос, и летала так же, поэтому у нее были такие же узкие крылья, но вдвое длиннее. В отличие от альбатросов, у пелагорнисов были выступы по краям клюва, которые выглядели как зубы и, по-видимому, служили зубами – помогали захватывать рыбу и удерживать ее. Вскоре мы увидим, что альбатросы обеспечивают себе подъемную силу особым хитроумным образом и задействуют для этого воздушные потоки, движущиеся по касательной к волнам, и пеларгонисы, вероятно, поступали так же. Размах крыльев у пелагорниса был около шести метров.

САМЫЕ КРУПНЫЕ ЛЕТАЮЩИЕ ПТИЦЫ В ИСТОРИИ ПЛАНЕТЫ

Вымершие пелагорнис и аргентавис с парашютистом для масштаба.

Еще крупнее пелагорнисов или по крайней мере тяжелее, но с тем же размахом крыльев были аргентависы – их латинское название Argentavis magnificens переводится как “великолепная аргентинская птица”, что вполне отражает суть. Вероятно, они были родственниками современного андского кондора, тоже могучей огромной птицы (увы, сейчас на грани вымирания), только аргентависы были значительно крупнее. Они весили около 80 кг, но существенная доля веса приходилась на сами крылья. Они у аргентависа были не такие изящные, как у альбатроса или пелагорниса, и скорее прямоугольные, как у кондора. И гораздо больше по площади, ведь они должны были нести птицу, которая весила больше 10 альбатросов. По оценкам, площадь крыльев у аргентависа составляла приблизительно 8 м², то есть как у современного спортивного парашюта. Разумно предположить, что аргентависы в основном парили и поднимались на восходящих воздушных течениях, как и современные кондоры и грифы.

ВЕРОЯТНО, КЕТЦАЛЬКОАТЛЬ БЫЛ САМЫМ КРУПНЫМ ЛЕТАЮЩИМ ЖИВОТНЫМ НА ЗЕМЛЕ

Разумеется, кетцалькоатль никогда не встречался с жирафами, их разделяет около 70 миллионов лет. Но если бы они встретились, то смогли бы посмотреть друг другу прямо в глаза.

Только представьте, как жираф взмывает в воздух!

Пожалуй, самым крупным летающим животным в истории был птерозавр Quetzalcoatlus – кетцалькоатль. Птерозавры составляли многочисленную группу летающих рептилий, которых принято называть птеродактилями, хотя на научном языке так называется конкретная разновидность птерозавров гораздо мельче кетцалькоатлей. Строго говоря, птерозавры – не настоящие динозавры, но родственны им и исчезли примерно одновременно с ними во время великого вымирания в конце мелового периода.

Кетцалькоатли были чудовищных размеров. Размах крыльев у них достигал 10-11 метров, что сравнимо с самолетами “Пайпер Каб” и “Сессна” и больше любой птицы. Выпрямившись во весь рост, кетцалькоатль мог бы посмотреть прямо в глаза жирафу. Вероятно, он и в самом деле стоял, выпрямившись во весь рост, опираясь на задние лапы и на суставы сложенных крыльев. Правда, благодаря полым костям кетцалькоатль весил вчетверо меньше жирафа.

Кетцалькоатль задал верхний предел размеров, при которых возможно летать при помощи мышечной силы. Думается, он предпочитал парить, стартуя откуда-нибудь с высоты и подолгу оставаясь в воздухе, а если ему требовалось взлететь с земли, это, вероятно, было нелегко. Похоже, кетцалькоатль пользовался мощными передними конечностями, чтобы набрать высоту. Интересно, как такая длинная шея выдерживала в полете вес массивной головы? Недавние исследования показывают, что кости шейных позвонков были в основном полыми, а от трубки, по которой проходил спинной мозг, расходились укрепляющие распорки вроде спиц на велосипедном колесе.

Мы не знаем, могли ли эти гигантские кожистые древние аэронавты махать крыльями или только взлетали и парили. Это важное различие, и к нему мы еще вернемся в последующих главах.

Кстати, летать – не единственное, что дается труднее, если становишься больше. Ходить и даже стоять тоже труднее. Сказочных великанов изображают похожими на людей нормального сложения, просто уродливых и пропорционально больших размеров. Но если бы кости десятиметрового великана были как у нормального человека, только пропорционально увеличенные, они сломались бы под его весом. Такой исполин весил бы не в 5 раз больше даже высокого двухметрового человека, а в 125 раз больше. Чтобы великан не превратился в груду окровавленных обломков, кости у него должны были бы быть несоразмерно толще обычных человеческих. Подобно костям слонов и больших динозавров, они должны были быть толстыми, как древесные сучья, такими толстыми, что выглядели бы непропорционально короткими.

Размер для животного – один из тех параметров, которые легче всего менять в ходе эволюции, причем в любую сторону. Как мы видели, животные, перебирающиеся на остров, за эволюционное время нередко становятся крупнее – это феномен островного гигантизма. Но при других обстоятельствах новоприбывшие обитатели островов становятся меньше – это островная карликовость. Так произошло с миниатюрными, ростом в метр, слонами, которые когда-то жили на Крите, Сицилии и Мальте. Должно быть, они были просто очаровательны. Существует правило Фостера, гласящее, что животные, которые раньше были маленькими, обычно после переселения на остров становятся крупнее, а животные, которые раньше были крупными, – мельче. Предполагают, что животные, на которых охотятся (обычно они маленькие), становятся крупнее в отсутствие хищников. А крупные животные становятся меньше, поскольку небольшая площадь острова ограничивает их пищевые ресурсы.

Эволюционные изменения размеров не могут быть просто изменениями масштаба в ту или иную сторону. Меняются и пропорции – согласно математическим законам, изученным нами на примере кубиков. Меняется весь облик животного. Те, кто уменьшается, становятся худыми и длинноногими. А у животных, размеры которых растут, конечности становятся толще. С изменениями абсолютного размера должны измениться все пропорции – кости, сердце, печень, легкие, кишечник и все прочие органы, как мы узнаем далее. И все это по тем же математическим причинам, с которыми мы познакомились в начале этой главы.

Вернемся к названию главы. Если ты совсем маленький, вроде феи или мошки, летать проще простого – легчайший ветерок подхватит и унесет, словно паутинку или пушинку. Если и нужны крылья, то скорее чтобы рулить, а не чтобы взлететь с земли.

Феи из Коттингли могли себе позволить довольно маленькие крылья, которыми можно махать без особых мышечных усилий. Фею из “Питера Пэна” зовут Динь-Динь – Tinkerbell. Очаровательная деталь: самое маленькое летающее насекомое мимарида по-английски называется fairyfly – “мушка-фея” (на самом деле она оса), а латинское название одного из видов мимарид – Tinkerbella папа (вспомним, что Нэной звали собаку, которая нянчила детей семейства Дарлинг в “Питере Пэне”). “Перышки” мимариды Tinkerbella папа тоненькие, как паутинки, – это, строго говоря, крылья, но насекомое пользуется ими скорее как веслами, чтобы “грести” в воздухе, где оно парит, чем для обеспечения подъемной силы. Крылья у других видов мимарид больше похожи на обычные. Мимариды на сегодня самые маленькие из известных нам летающих животных. Таким крошкам не составляет никакого труда оставаться в воздухе, наоборот, им бывает трудно спуститься на землю.

МИМАРИДА TINKERBELLA

На иллюстрации в самом начале этой главы показано, как мимарида пролетает сквозь игольное ушко.

Размах крыльев у нее примерно 0,25 миллиметра.

Хорошо, когда ты маленький. Но что, если тебе по каким-то причинам надо быть большим и все равно летать? Есть много веских причин быть большим, даже при высоких экономических затратах. Мелкие животные рискуют быть съеденными, не могут ловить крупную добычу. Соперников из своего же вида, например в брачных играх, легче запугать, когда ты крупнее. Тогда надо найти другой способ оторваться от земли. Это и подводит нас к следующей главе.