Текст книги "Степень вины"

Это было несколько неожиданно для Терри, но сняло груз с ее души.

– Мне было стыдно, – призналась она. – Как будто я что-то вытягиваю из нее.

– Мне так не кажется: в конце концов, ужасно то, что Ренсом делал с ней, а не наше отношение к этому. Меня волнует другое: насколько вас ее история выбила из колеи. – Он помолчал мгновение. – Вы всегда вините только себя, если что-то не получается?

Терри ответила не сразу:

– Такого не должно было быть.

– Она рассказывала вам нечто экстраординарное, и поэтому вы не могли не принимать близко к сердцу ее переживания. Ведь вы же не социопат, вы нормальный живой человек.

Терри продолжала неотрывно смотреть на бокал.

– Это было невероятно, – наконец произнесла она.

– Я и в самом деле не понимаю, как вы сумели добиться того, что она все это вам рассказала. – Пэйджит налил себе немного вина. – Теперь благодаря вам Мария обретет такое доверие, обрести которое самостоятельно она никак не могла.

– Как вы думаете, теперь они не возбудят дело?

– Вполне возможно. Одно из белых пятен в истории Марии – связь с Ренсомом, непонятно как возникшая, – это все равно что кто-то решил бы изнасиловать Барбару Уолтер на том веском основании, что как-то видел ее в программе "20/20". Я могу понять Брукса и Шарп, предполагающих во всем этом какую-то подоплеку. – Он сделал паузу, как будто пытаясь представить себя на месте Шарп. – Окружной прокурор должен согласиться с тем, – закончил он, – что, как в свое время Мелисса Раппапорт, по причинам, которые мог бы объяснить лишь сам Марк Ренсом, Мария Карелли стала для него фетишем, замещающим Лауру Чейз.

Терри допила вино.

– Есть одно отличие. Как удалось завлечь в это Марию?

– Как удалось, говорите?

– Она не стала бы играть в эту игру.

– Мария Карелли, – сказал он, – никогда не играла в чужие игры, только в свои.

В его голосе звучали язвительные нотки. Терри попыталась разобраться в этих словах, когда внезапно ей представилась возможность убедиться, как удивительно похожа Мария Карелли на сына.

– Я не помешаю? – спросил Карло.

Давно ли он стоит здесь, подумал Пэйджит, и многое ли слышал?

Карло перевел взгляд с отца на бокалы с вином, потом на Терри.

Сохраняя совершенное спокойствие, она соскользнула со стула и протянула ему руку:

– Я – Терри Перальта, помощница твоего отца. Ты лишь помешал своему отцу разбираться в обстоятельствах дела, а мне – выслушивать его с обычным почтением. К сожалению, я преуспевала больше.

Недоумение в глазах мальчика почти исчезло. Пэйджит видел: интуитивно или по чистой случайности Терри нашла единственно верный способ обезоружить Карло – в шутливом тоне заговорила о его отце.

– Теперь понятно, почему вино. – Карло посмотрел на Пэйджита уже спокойным взглядом. – Два парня толковали о моей матери.

– Терри помогает мне доказать, что Марк Ренсом был именно таким, каким твоя мать его обрисовала.

Карло перевел взгляд на Терри:

– Вы думаете, это удастся?

Пэйджит заметил, что Терри внимательно смотрит на Карло, сочувствуя его смущению.

– По моему сугубо личному убеждению, – заявила она, – Марк Ренсом делал гнусности, подобные этой, задолго до того, как по оплошности нарвался на твою матушку. Если я права, значит, есть и другие женщины, только они не смогли защитить себя, как это сделала она. Вот мы и пытаемся понять, как их разыскать, что сделать, чтобы укрепить позиции нашей подзащитной.

Пэйджит понял, что Терри искусно скрыла суть их разговора, истолковав в пользу Марии двусмысленное замечание, которое Карло мог нечаянно услышать. Мальчик начал переминаться с ноги на ногу – ему в равной степени хотелось и закончить разговор, и не упустить то, что еще могли сказать взрослые.

– Думаю, – обратился Пэйджит к сыну, – что твоим первоначальным намерением было не знакомство с миссис Перальтой, а рейд в холодильник. Мороженое, молоко?

– И то и другое.

Терри взглянула на часы:

– Мне пора.

Но по ее интонации Пэйджит понял, что спешить ей некуда; и сидела Терри в расслабленной позе человека, которому никуда не нужно идти.

– Мороженого не хотите? – спросил он.

– Я уделю немного, – кивнул Карло.

– Что? Хотите, чтобы появилась еще одна толстушка?

Пэйджит посмотрел на ее миниатюрную фигуру, тонкие запястья.

– В какой жизни?

– В этой. Я абсолютно уверена, что где-то в Латинской Америке есть другая женщина, которую зовут Тереза Перальта. Глядя на нее, можно представить себе гору пончиков, съеденных мною за время учебы в школе. – Терри обернулась к Карло: – Из-за меня она весит триста фунтов[14]14
  Фунт равен 0,4535 килограмма.


[Закрыть], и никто не приглашает ее на зимний танцевальный вечер.

– Ну и хорошо, – заявил Карло. – Наш танцевальный вечер был просто ужасный. Никто не танцевал.

– Возьмите же мороженое, – сказал Пэйджит.

Терри притворно вздохнула:

– Когда я устаю до такой степени, у меня притупляется чувство ответственности перед человечеством.

Карло сидел рядом с Терри, потому что Пэйджит поставил рядом две вазочки с мороженым.

– А вы? – спросила его Терри.

– Никогда не ем. Теперь тем более не буду.

– Почему теперь?

– Посмотрел в старом клипе, каким я был раньше, во времена слушания по делу Ласко…

– В самом деле, – вмешался Карло, – отец каждое утро пробегает пять миль и шесть раз в день взвешивается. Хочет попасть на обложку журнала "Семнадцатилетний".

– "Американская невеста", Карло. Дети нынче совсем не уважают родителей. И чтобы заглушить обиду, те придумывают себе разные увлечения. Я, например, сказал себе: любыми путями стремись к славе! Весьма почтенное хобби! И попрошу относиться к нему соответственно.

Терри улыбнулась:

– Вы всегда такие задиристые?

– Нет, только если Карло чувствует поддержку. – Пэйджит перевел взгляд с сына на нее. – К моему несчастью, он считает, что нашел себе настоящего союзника.

Терри улыбнулась Карло.

– Полагаю, он прав. – Она обернулась к Пэйджиту: – Не хотелось бы задевать ваши чувства, обижать вас, но во времена слушания по делу Ласко я была всего лишь восьмиклассницей.

Пэйджит смотрел на нее с деланным ужасом.

– Скажите, пожалуйста, – воскликнул он, – а вы хотя бы помните группу Пола Маккартни, какой она была до "Уингсов"?

Карло показал пальцем на отца.

– А хотя бы его помните? – спросил он.

– Смутно, – ответила Терри. – А вот твоя мама очень хорошо сохранилась.

Мальчик засмеялся:

– Твой ход, папа.

– Мне нужно подумать, Карло. И пока я не сразил ее наповал, можешь задать Терри те вопросы, на которые я, в силу своего преклонного возраста, не в состоянии ответить, – о свиданиях, прыщах и тому подобное. Можешь даже спросить ее, почему респектабельный молодой человек пятнадцати лет, человек нового времени, в котором я так плохо разбираюсь, не может добиться от каких-то там родителей, чтобы они разрешили своей дочери выйти с ним в свет. Одна Терри в состоянии помочь тебе с этой дочкой, пусть не сразу и не без раздумий.

– А в чем дело? – спросила Терри у Карло. Тот положил ложку.

– У меня есть подружка, Кейт, только с ней одной из всей школы мне и хотелось бы дружить. А родители не отпускают ее на уик-энд. – Он нахмурился. – Не из-за меня – они меня даже не знают.

– Но, может быть, как раз в этом вся проблема.

– Что вы имеете в виду?

Терри доела мороженое и отодвинула вазочку.

– Моя мама была самой замечательной на свете. Она была не такой, какими мне представляются эти люди, – я могла говорить с ней обо всем, и она мне полностью доверяла. – Терри опустила подбородок в сложенные ладони. – Но у нас было неписаное правило: никто не мог меня куда-либо пригласить, пока какое-то время не покрутится возле нашего дома.

Карло был явно удивлен.

– Она говорила когда-нибудь почему?

– Скорей всего, моя мама хотела вначале узнать, кто он такой, этот мальчик.

Терри помолчала в задумчивости.

– К тому же, как мне кажется, она хотела, чтобы мальчики, которые приглашали меня, помнили, что у меня есть семья, что кто-то заботится обо мне. Как и родители Кейт, она вложила в меня много сил, средств, души.

Пэйджит подумал, что у Терри просто талант разговаривать с его сыном на равных.

– Это верно, – заметил Карло, – вот только общаться с такими людьми не очень-то весело.

Терри кивнула:

– Наверное, нет. Но мама всегда спрашивала меня: как я считаю, готов ли этот мальчик что-то сделать ради меня. А ты как думаешь, ради Кейт стоит на что-то пойти?

В ее голосе не было ни сомнения, ни порицания, на вопрос, заданный таким тоном, можно отвечать то, что думаешь, – любой ответ будет воспринят как единственно правильный. Наблюдая реакцию сына, Пэйджит поверил, что у Терри была замечательная мать.

– Да, – решительно сказал Карло. – Я думаю, что стоит.

Терри улыбнулась:

– Какая она?

– Очень приятная. С чувством юмора. – Он помедлил. – С ней действительно очень приятно общаться.

– У Карло, – мягко заметил Пэйджит, – все женщины – Венеры Миговские. А может быть, у этой Кейт интеллектуальный коэффициент[15]15
  Показатель умственного развития, уровня знаний и осведомленности, введен австрийским психологом В.Штерном в 1911 году. Норма – 100, 70 и ниже – показатель слабоумия, задержки развития.


[Закрыть] около пятидесяти и выглядит она как Галушкина старшая сестра.

– Нет, – замотал головой Карло. – Она на самом деле очень приятная.

– Твоему отцу не понять, что такое "приятная", – поддразнила Терри.

– Ну почему же, – возразил Пэйджит. – Я понимаю. "Приятный" можно сказать про Банта Клауса, верно? Или про Братца Кролика?

Терри и Карло улыбнулись друг другу. Пэйджит увидел, что если Терри по-настоящему весело, улыбка у нее широкая и белозубая. Карло улыбался в ответ с такой искренностью, какой отец не замечал у него раньше, и даже слегка оторопел, когда понял, что эта женщина не только симпатична его пятнадцатилетнему сыну – он находит ее привлекательной.

– Безнадежен, – заявил Карло.

Обернувшись к Пэйджиту, они ласково смотрели на него.

– Безнадежен, – согласилась Терри.

Пэйджит улыбнулся.

– Придется применить шоковую терапию. – Он обратился к сыну. – Внесем в разговор нотку суровой реальности. Как у тебя с письменной по английскому?

Тот притворно содрогнулся.

– Контрольная не за горами. И я пропал. – Он обернулся к Терри, помедлив, добавил серьезно: – Спасибо за помощь моей маме.

– Рада помочь. Но моя роль более чем скромная, все делает твой отец. – Она коснулась плеча Карло. – Откровенно говоря, она нашла наилучший выход.

Мальчик, казалось, размышлял над сказанным.

– Ну конечно же, отец упорно работает, – ответил он и, попрощавшись с Терри, поднялся на второй этаж.

Пэйджит смотрел ему вслед, как бы вслушиваясь в звук его шагов, потом обернулся к ней:

– Да, его можно понять. Обстановка у нас в последнее время довольно тягостная.

– Разумеется. – На лице ее была глубокая задумчивость, потом оно вдруг озарилось улыбкой. – Подумать только – всего десять лет назад я была тинейджером.

Пэйджит улыбнулся в ответ.

– Теперь я чувствую себя действительно старым. Мы одного поколения с вашей матерью. – Он прислонился к стойке. – Вы по-прежнему все обсуждаете с ней?

– Довольно многое. – Терри помедлила. – Но есть вещи, которые нам трудно обсуждать.

– Могу представить что. Вы вышли замуж, и у вас появились свои, сугубо личные интересы.

Терри отвела глаза.

– Наверное, это так. – Она посмотрела на часы. – О Боже, почти десять. Мне действительно пора идти.

– Видимо, да. – Пэйджит смутился. – Извините, что задержал вас.

– Ничего. После Мелиссы здесь было так хорошо. Терри невидящим взглядом смотрела на бокал.

– Где-то в душе, – наконец произнесла она, – я сожалею, что знаю теперь Марка Ренсома не только по книгам.

Пэйджит кивнул. Они пошли к выходу. Ночной воздух был бодряще холоден.

– Сейчас, может быть, не время говорить об этом, – сказал Пэйджит, – но на очереди у нас дочь доктора Стайнгардта. Надо, в частности, узнать, имеет ли она хотя бы какое-нибудь представление о том, как Ренсом собирался использовать кассету.

Терри посмотрела на него:

– Вы хотите, чтобы я с ней встретилась?

– Да, мне бы очень хотелось. – Пэйджит помедлил. – Наверное, у вас сегодня был нелегкий день, но вы замечательно потрудились.

Терри слегка улыбнулась:

– Все нормально.

Она вышла на крыльцо, взглянула на улицу, обсаженную деревьями. Трехэтажный дом в ночи был окутан мраком. По улице шла женщина с огромной собакой, то появляясь в свете уличных фонарей, то снова исчезая в тени. Терри скрестила руки на груди, как бы защищаясь от холода.

– Где ваша машина? – спросил Пэйджит.

Она не обернулась.

– Недалеко отсюда. Квартала полтора.

Пэйджит смотрел на нее.

– Позвольте проводить вас до машины?

Терри помолчала, потом просто сказала:

– Пожалуйста.

3

Шарп и Шелтон с Бруксом ждали в офисе. Неяркий утренний свет падал в кабинет из двух окон с видом на автостоянки и эстакаду. Пэйджит подумал, что вечером комната выглядела лучше.

– Как я понимаю, – оживленно сказал Брукс, – есть чем поделиться с нами.

Пэйджит кивнул:

– Моя помощница встречалась с бывшей женой Марка Ренсома. Оказывается, у Ренсома были некоторые узнаваемые странности.

Брукс поднял бровь:

– Тогда мы горим желанием выслушать.

По-разному, подумал Пэйджит, выражаете вы свое горячее желание: Брукс выказывает готовность к спокойной объективности, Шелтон выглядит заинтересованной, но, кажется, испытывает некоторую неловкость, а Марни Шарп, выпрямившись на стуле, скрестила руки на груди и показывает всем своим видом: из вежливости она готова выслушать, но ни времени, ни терпения для человека, к которому она не питает особого доверия, у нее нет.

– Если вкратце: у Ренсома была сексуальная одержимость Лаурой Чейз и навязчивая мечта – совершить изнасилование. – Пэйджит сделал паузу. – Мария Карелли стала жертвой этого.

Брукс позволил себе выразить некоторое изумление:

– И все это говорит его жена?

– Более или менее.

– Выкладывайте-ка нам все.

Пэйджит кратко изложил то, что узнал от Терри, – пусть история сама говорит за себя. Его не прерывали. Выслушав, Брукс присвистнул:

– Кристофер, так это же все переворачивает!

Пэйджит увидел, что Шелтон рассматривает свои руки, а нелюбезный взгляд Шарп стал напряженно-сосредоточенным.

– Согласен, – сказал Пэйджит. – Мария не в состоянии так объяснить то, что делал с ней Ренсом, как эта история.

Шарп тряхнула головой.

– Лично мне она ничего не объясняет, – медленно сказала она. – Даже если эта Раппапорт согласится выступить в суде, в чем у вас нет уверенности, сомневаюсь, что ее показания могут быть приняты в качестве доказательства.

– Могут быть приняты? – Пэйджит обернулся к Шарп. – Мы же все-таки не в суде. Нам важно установить истину.

Выражение лица Шарп стало непроницаемым; она заговорила назидательным тоном:

– А для меня важно, насколько все это имеет отношение к делу. Вы говорите об имевших место сходных, но более ранних по времени актах. Мелисса Раппапорт соглашалась в них участвовать. Это не изнасилования, и, следовательно, то, о чем рассказала ваша клиентка, не должно рассматриваться как секс без обоюдного согласия. Довод, который не будет признан судом, не может удовлетворить и нас.

В этом "нас", подумал Пэйджит, уже притязание на авторитетность. Он сделал паузу, чтобы успокоиться и ответить с подобающим тактом.

– Не надо быть такой педантичной, Марни. Есть такая вещь, как психологическая достоверность. Две разные женщины в разное время столкнулись с чем-то очень странным в поведении Ренсома. Этот довод в пользу Марии Карелли я приведу на суде в качестве доказательства – именно он дает возможность почувствовать правдивость того, о чем рассказала Мария. Как раз его и нужно обсуждать, коль скоро речь идет об изнасиловании.

Шарп одарила его внимательным взглядом. По тому, как прокурор молча смотрел на нее, Пэйджит понял, что Марни играет все более ведущую роль в следствии, а Брукс переходит от роли обвинителя к роли третейского судьи, ревностно блюдя при этом лишь свои собственные интересы.

– Она согласится дать показания? – спросил Брукс.

Пэйджит повернулся к нему:

– Не знаю, Мак. Надеюсь, до этого не дойдет. Это страшно неудобно, и не только для Мелиссы Раппапорт.

Тот мгновение размышлял над сказанным.

– Если ты думаешь – мы понимаем, что ты хочешь этим сказать, – наконец заметил он, – то ошибаешься.

Пэйджит видел, что прокурор полностью разделяет его мнение и лишь притворяется непонятливым, чтобы заставить его, Пэйджита, вслух произнести то, что понятно им обоим.

– Говоря о неудобстве, я имел в виду Джеймса Кольта. Брукс улыбнулся понимающей невеселой улыбкой.

– Того, который погиб, – поинтересовался он, – или того, который намерен стать губернатором?

– Обоих, – ответил Пэйджит, – и всех тех, кто любил отца и поддерживает сына. Включая вдову Кольт и ее очень богатое семейство. Никто из них, как вы понимаете, не горит желанием, чтобы вы присоединили далеко не восторженные воспоминания Лауры Чейз к семейным анналам Кольтов.

– Эта пленка, – вмешалась Шарп, – станет известна публике, как только издатель Ренсома найдет кого-нибудь, кто закончит книгу. Чем бы ни руководствовалась ваша клиентка, именно она способствовала тому, что будет распродан миллионный тираж биографии Лауры Чейз. Урон семье Кольтов будет нанесен в любом случае, и не по нашей вине.

Пэйджит знал, что это правда. И если Марии будет предъявлено обвинение, ее историю свяжут с историей Лауры Чейз, а потом в поле зрения досужей общественности попадет и Карло. Он снова осознал, в какое безвыходное положение поставила его Мария, единственный способ защитить Карло – не допустить обвинения его матери.

Пэйджит медленно повернулся к Бруксу:

– Я думаю, ты слушал запись.

Брукс подтвердил:

– Да, слушал.

– Если подойти к этому чисто по-человечески, – продолжал Пэйджит, – как ты чувствовал себя, слушая голос Лауры Чейз, рассказывающей о Джеймсе Кольте, который наблюдал, как его дружки имеют ее по очереди?

Мгновение прокурор молчал. Шелтон смотрела в окно невидящим взглядом. Пэйджит понял, что она тоже слушала запись.

– Чисто по-человечески, – медленно проговорил Брукс, – я был – Бог мой – потрясен. Это гнусность.

– А как ты думаешь, при чтении всего этого впечатление будет то же самое, что и при прослушивании?

Глаза Брукса сузились:

– Нет. Думаю, что нет.

– И я тоже так думаю. А поскольку у нас счет идет на миллионы – сколько миллионов зрителей смотрят судебную программу Уилли Смита?

– Вся телевизионная аудитория. – Ответ прозвучал уныло.

Пэйджит согласно кивнул:

– Вся телевизионная аудитория. Поэтому я непременно так и сделаю, Мак. Если дело дойдет до суда, я буду настаивать, чтобы судья разрешил показать судебный процесс по национальному телеканалу. Кроме того, как и любой нормальный адвокат на моем месте, я попрошу воспроизвести ту запись. Я не знаю, с каким запасом ты победил на выборах, но после этого твой рейтинг пойдет в гору.

Брукс сложил руки на коленях.

– А семья Джеймса Кольта?

– Я никогда не интересовался политикой. – Помедлив, Пэйджит тихо добавил: – Мне нет дела до этой семьи. Как я недавно говорил, у меня есть своя.

Послышался короткий вздох Шарп, в ее лице и фигуре яснее обозначилось напряжение. Брукс перевел взгляд на Марни, потом снова остановил глаза на Пэйджите.

– Появились вопросы, Крис. Новые.

Больше всего встревожил тон Брукса: говорил он без видимой угрозы, даже неохотно, с каким-то сожалением.

– Какие?

Прокурор опять посмотрел на Шарп.

– Скорее, противоречия, – проговорила та. – По крайней мере одно из них представляется довольно серьезным.

Не показывай вида, что встревожен, сказал себе Пэйджит. Он обернулся к ней с выражением вежливого внимания. Она сердито поджала губы.

– Во-первых, Мария Карелли говорила инспектору Монку, что, когда она зашла в номер Ренсома, окна были зашторены. Монку это показалось странным. Тогда он допросил официанта, который приносил вино в номер. Окна были не зашторены – официант в этом абсолютно уверен.

Пэйджит принял озабоченный вид.

– Что же конкретно из этого следует?

– Мы не беремся что-либо утверждать. Но это повышает вероятность того, что мисс Карелли закрыла окна шторами по какой-то собственной надобности.

– Вы можете назвать какую-либо надобность, из-за которой ей можно предъявить обвинение?

Шарп посмотрела на него пристально.

– Мы не обвиняем людей, – ледяным тоном произнесла она, – за то, что они закрывают шторы. Но люди иногда занавешивают окна, чтобы другие не видели, чем они занимаются.

– Это, – возразил Пэйджит, – повышает вероятность того, что Ренсом занавесил окна, потому что собирался изнасиловать Марию Карелли, а она этого не заметила либо забыла об этом. Для того чтобы оценить ситуацию и сделать далеко идущие выводы, надо было задать этому официанту вопрос: помнит ли он точное положение каждой шторы во всех бесчисленных комнатах, в которых – и это он тоже должен безошибочно помнить – побывал в тот день.

Следившая за Шарп Элизабет Шелтон слегка улыбнулась.

– Я задавала этот вопрос, – парировала Шарп. – Он хорошо помнит мисс Карелли. Он еще подумал тогда, что мистер Ренсом – счастливчик.

– Он, конечно, попытался им быть, – сказал Пэйджит. – Но, как однажды заметил Сомерсет Моэм, "счастье – это талант".

Шарп густо покраснела; улыбка Шелтон погасла, когда Шарп бросила на нее взгляд в упор. Пэйджит тут же отметил про себя, что, во-первых, Шелтон не любит Шарп, а во-вторых, она знает нечто неприятное, о чем он, Пэйджит, пока не догадывается.

– Не взыщите за несерьезность тона, – обратился он к Шарп. – Я, конечно, спрошу Марию про шторы. Что-нибудь еще?

– Да. – Взгляд Шарп стал особенно суров. – Мисс Карелли говорит, что она ни разу не покидала номера. Но один из постояльцев утверждает, что, выходя из лифта, видел, как она входила в номер. Я бы сказала: возвращалась в номер; постоялец шел к себе после ленча, следовательно, было около часа, тогда как мисс Карелли заявляет, что пришла в номер гораздо раньше.

Впервые заговорила Шелтон.

– Примерно в час, – осторожно сказала она, – наступила смерть.

Пэйджит снова обернулся к Шарп:

– Постоялец уверен, что это была Мария?

– Он видел ее только сзади. Но это была черноволосая женщина ростом примерно пяти футов восьми дюймов и с осанкой Марии Карелли.

Он задумался на мгновение:

– Если исходить из предположения, что это Мария, я думаю, он видел ее приход, а было это раньше, чем он считает.

Торжество промелькнуло во взгляде Шарп.

– Это не мог быть приход, – отрезала она. – Дверь ей никто не открывал. Женщина вошла сама.

Пэйджит почувствовал в ее словах уверенность человека, облеченного особым доверием. Кажется, она полагала, что в силу той же самой причины, по которой Брукс поручил ей дело Марии Карелли, ей предоставлена большая, чем обычно, свобода действий. И тогда он решил в своих высказываниях учитывать интересы Брукса.

– Ну и что? – спросил он. – А вот навязчивая идея Ренсома о насильственном акте и кассета с Лаурой Чейз действительно кое-что значат.

Не отвечая, Шарп обернулась к Шелтон. Взгляд у нее был странный – как будто она просила о защите и приказывала одновременно. Пэйджит понял, Шелтон пригласили сюда, чтобы в нужный момент она выложила свои карты.

– Есть еще одно обстоятельство, – медленно проговорила она.

– Что же это?

Шелтон отвернулась от Шарп и заговорила с Пэйджитом так, будто они были одни.

– Вы помните, тогда вечером, в лифте, вы спрашивали меня о царапинах на ягодицах Ренсома?

– Да.

– Я их снова обследовала, более тщательно. – Сделав паузу, медэксперт быстро закончила: – Я думаю, они были нанесены уже после смерти Ренсома.

Пэйджит с удивлением посмотрел на нее:

– После?

– Да. И не секунды прошли после смерти, и даже не две-три минуты, гораздо больше.

Пэйджит все пытался собраться с мыслями, но из этого ничего не получалось.

– На чем основан этот вывод?

– На результатах исследования самих царапин. – Шелтон выдержала его взгляд. – Обычные нормальные царапины, как те, что вы видели у Марии, имеют вид красного рубца. Красный цвет обусловлен кровоизлиянием под кожей, разрушением капилляров. А царапины на коже Ренсома – белые.

Пэйджит заметил, что Брукс подошел и встал за спиной Шелтон, и без всякого энтузиазма спросил:

– О чем это говорит?

– У Ренсома, как и у Марии Карелли, кожа была повреждена, но не было заметно ни кровоизлияния, ни разрывов капилляров. Причина, как я полагаю, в том, что перестало биться сердце. – Шелтон подалась вперед, сложив ладони на коленях. – Все дело в силе тяжести. Кровь мертвого человека стекает на самый низкий уровень, подобно воде в садовом шланге после того, как вы закроете кран. Когда Мария царапала ягодицы Марка Ренсома, его кровь уже прилила к груди.

Пэйджит потрогал переносицу.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютной уверенности, конечно, нет.

– Но это ваше мнение, заключение специалиста, – вставила Шарп.

Шелтон сдержанно кивнула:

– Я могу ручаться лишь за то, что вариант, о котором я только что сказала, более вероятен.

– А это значит, – обратилась Шарп к Пэйджиту, – что Мария Карелли по меньшей мере на тридцать минут отложила звонок по 911. А перед тем как позвонить, сделала несколько царапин на ягодицах трупа, видимо, для того, чтобы смерть Ренсома выглядела иной, чем она была в действительности.

Пэйджит посмотрел на нее недоверчивым взглядом.

– Это невероятно. Мы в Сан-Франциско, а не в Трансильвании.

– Все может быть. – Прокурор встал между ними, как бы давая понять, что сказанного достаточно. – Наверное, этих соображений мало, чтобы выдвигать обвинение. Но слишком много, чтобы их игнорировать. Мы продолжаем пока заниматься этим.