Текст книги "Дорогой, это смерть"

Глава 4

Тип, сидевший во главе стола, и был этим самым Торелли, Винсентом Торелли, которого иногда называли Гориллой, но только за его спиной. Теперь я знал, кто он такой. Да, я это знал и не испытывал ни малейшей радости. Как его ни назови – передо мной был убийца, причем самый главный. Главней его не было никого во всем международном преступном синдикате.

У меня глаза на лоб полезли, но вовсе не от того, что я его увидел, – кого-кого, а уж его я никак не ожидал увидеть. Несколько лет тому назад Торелли был депортирован из Соединенных Штатов и предположительно поселился в Италии.

Я учуял в воздухе запах смерти. Передо мной сидел весь синдикат во главе с его сицилийской ветвью. У меня не было времени глядеть по сторонам, но я и без того знал, что комната кишмя кишит отпетыми головорезами, главарями банд, торговцами наркотиками и кое-кем из элиты синдиката и всей мафии, сделавшей свою карьеру на крови. Частному детективу здесь нечего делать. Здесь нечего делать любому нормальному человеку.

Я усек все это за какие-то полсекунды, еще до того, как в комнате началось столпотворение. Трое или четверо субъектов повскакивали со своих мест, один кинулся в мою сторону, остальные загомонили не вставая.

Но только не Торелли. На его лице не шевельнулся ни единый мускул. Он смотрел на меня секунды две ничего не выражающим взглядом мертвой змеи и слушал этот гвалт. Потом поднял руку и едва заметно ею взмахнул.

Это подействовало как выключатель. Все вдруг разом смолкли и в комнате воцарилась кладбищенская тишина. Те, что повскакивали со своих мест, снова на них сели. На меня были устремлены десятки глаз, тех самых глаз, которые видели слишком уж много мук и смертей и которых не лишат спокойствия новые.

В наступившей тишине я услышал голос Торелли, тихий, мурлыкающий, с отчетливым итальянским акцентом. Он сказал, не спуская с меня колючего взгляда своих темных глаз:

– Ты не Пулеметчик.

Я брякнул первое, пришедшее мне в голову, потому как знал: молчать нельзя.

– Пулеметчик? Проклятье, а кто такой Пулеметчик? И ты?

Смуглое лицо Торелли застыло точно быстросхватывающийся цемент, что, вероятно, должно было повергнуть меня в трепет. Но это не повергло меня в трепет. Я вдруг понял, что сейчас единственно верными словами будут те, которые я брякну сходу, не задумываясь. Мне во что бы то ни стало нужно было заставить Торелли поверить, что я лишь случайно вляпался в эту историю и что мне неизвестно, кто он такой. Это было нелегким делом и я не надеялся с ним справиться, однако попытка не пытка.

– Послушайте, мистер, – начал Торелли голосом, похожим на лезвие приставленного к моему горлу ножа. – Отвечайте без запинки. Что вы делали в комнате Пулеметчика?

Я постарался придать моему голосу обычную окраску. Чтобы выжить, мне следовало притвориться, будто я не знаю, о чем он говорит. Если я начну стлаться по земле или проявлю хотя бы капельку подобострастия, Торелли поймет, что я усек, кто он. Я вел себя как никогда глупо, но сейчас это был единственный способ обвести его вокруг пальца и таким образом оставить для себя хотя бы малюсенький шанс выжить.

– Может, хватит про этого Пулеметчика? Я уже сказал, что никак не врублюсь, о чем ты.

Я стал огибать стол, чтобы подойти к Торелли. Двое из тех, кто оказался ко мне поближе, приподнялись со своих мест, правые руки потянулись к левым подмышкам. Торелли снова сделал жест рукой, и все успокоились.

Я остановился на расстоянии трех-четырех футов от Торелли и вдруг до меня дошло, что, успей я одеться честь честью и еще прихватить с собой оружие, меня бы уже вполне могло не быть на этом свете. Стоит только потянуться за оружием, как меня превратят в воздушный бисквит.

Я сглотнул слюну и посмотрел на Торелли сверху вниз, стараясь придать своему лицу сердитое выражение.

– Какое тебе дело до того, в чьей комнате я сплю?

Выражение его физиономии слегка изменилось, но всего лишь на какое-то мгновение. Не знаю, что бы он мне ответил и что бы случилось со мной в следующую минуту, но тут из-за моей спины раздался знакомый голос. Это был тот самый громоподобный бас, который, судя по всему, теперь обращался к Торелли:

– Уф, прошу прощения.

Торелли устремил свой взгляд куда-то поверх меня и кивнул. Я повернул голову и увидел Харви Мэйса. Он смотрел на меня в упор, его круглая физиономия казалась серьезной.

Я решил разрядить атмосферу.

– Мэйс! Это ты, старый пройдоха? Черт возьми, что все это значит?

Голос слегка изменил мне на последнем слове, и оно получилось каким-то валким.

– Это Шелл Скотт, тихий сыщик из Лос-Анджелеса, – пояснил Мэйс Торелли. – Я его хорошо знаю и уже встречал сегодня. – Потом он обратился ко мне: – Советую тебе, Шелл, – впервые за все время нашего знакомства он назвал меня по имени, – быть покладистей.

Я пожал плечами.

– О'кей, Мэйс, раз ты мне так советуешь.

Окинув взглядом комнату, я начал догадываться, что происходит в Акапулько и был не очень удивлен встретить здесь главу профсоюза, которого исключили из КПП[1]1
  Конгресс Производственных Профсоюзов.


[Закрыть]за его принадлежность к компартии, а также одного подлеца из АФТ[2]2
  Американская Федерация Труда.


[Закрыть], который, насколько мне известно, осуществлял власть над более чем ста тысячами ее членов. Меня также не удивило присутствие сенатора Соединенных Штатов. Одного-единственного. Остальные девяносто пять честных конгрессменов не были в этом повинны.

– О'кей, так в чем же дело? – обратился я к Торелли.

Он молча глядел на меня. Этот человек уже задал мне вопрос и не в его привычке было его повторять. Я повторил его сам:

– Ты спросил у меня насчет комнаты? Но ведь я уже сказал, что не понял, куда ты клонишь. Я приехал сюда из Мехико-сити вчера днем и здорово попотел, чтобы получить здесь ночлег. Я заранее не заказывал.

– Но вам же дали эту комнату, – возразил Торелли.

– Да. В конце концов я подался в «Лас Америкас» и взял за бока дежурного клерка. Пришлось подмазать, а тут как раз кто-то отказался от брони, вот номер и достался мне.

Взгляд темных глаз Торелли скользнул на какое-то мгновение вниз, но тут же снова впился в меня. Я услышал, как сзади открылась и закрылась дверь.

Разумеется, Торелли допускал, что я могу говорить правду, поэтому переменил свой тон. Он был очень хитер, недаром ведь достиг столь головокружительных высот.

– А зачем вы с коридорным пришли сюда? – весьма вежливо поинтересовался он.

Я обернулся, так как думал, что коридорного послали проверить мою версию. Но он был здесь, а значит к тому клерку, которому я отвалил сотню долларов, послали кого-то еще. Я пожалел, что не дал ему тысячу.

Ткнув большим пальцем в сторону коридорного, я улыбнулся Торелли.

– Спросите у него. Я сижу у себя в номере, а он вваливается и бормочет что-то насчет того, что я должен одеваться за пятнадцать минут, а сам уходит. Ну, подумал я, он кое откуда сбежал. Ладно. А тут впархивает эта куколка Ив, можно сказать, в чем мама родила. Она говорит, что я Пулеметчик и заводит со мной эту свою игру. Ну что ж, если ей хочется поиграть с каким-то Пулеметчиком, побуду ее Пулеметчиком. Про этого коридорного я совсем забыл. Решил, его уже схватили те, кому надо. Я совсем было вошел в роль Пулеметчика, когда этот тип вперся ко мне точно к себе домой. Я не испытывал ни малейшего желания идти сюда, но такой дубине разве что докажешь? Заставил меня надеть кое-что и потащил сюда. – Я приподнял брючины. – Взгляни. У меня даже не было времени завязать шнурки. Он вел себя как настоящий псих, и мне вовсе не хотелось с ним спорить. – Я перевел дух и продолжал: – Когда Харви Мэйс советует мне что-либо делать, я почти никогда с ним не спорю. Но к чему все эти вопросы?

Торелли задумчиво пожевал нижнюю губу, посмотрел испытующе на коридорного, потом на меня, обвел взглядом всю комнату. Чуть дольше обычного задержал его на сенаторе. Я, можно сказать, осязал работу его мозговых клеток. Торелли улыбнулся мне. Его улыбка напомнила мне перед локомотива.

– Объясню. У нас здесь в некотором роде съезд, мистер Скотт. В ноябре, как вам известно, состоятся выборы. Естественно, нам хочется, чтобы до начала партийного съезда наша стратегия содержалась в тайне. Не так ли, сенатор?

Сытый, хорошо поставленный голос ответил:

– Да, это так. Не исключено, что в этой самой комнате мы содействуем выработке будущего курса корабля нашего государства. – Он прочистил горло. – В наши трудные времена…

Торелли кивком головы велел ему замолчать – сейчас было не время для речей. Об этом, вероятно, знали все, кроме сенатора. Сенатор заткнулся.

Я снова посмотрел на Торелли и сказал как можно вежливей:

– Прошу прощения за мою грубость. Теперь вполне понимаю ваше любопытство. Ведь я мог оказаться республиканским шпионом, не так ли? Ха…

Я оборвал свой смех, потому что больше никому не было смешно.

– Тогда вы, очевидно, не станете возражать, если я задам вам еще несколько вопросов, – сказал Торелли.

– Ни в коем случае.

– Что вы делаете в «Лас Америкас», мистер Скотт?

– Мне посчастливилось получить здесь номер, вот и все. – Я снова услышал, как сзади меня тихо открылась и закрылась дверь и почувствовал, что мне стало трудно говорить. Однако я говорил, а Торелли в это время бросил взгляд в сторону двери, потом уставился на меня. – Я здесь отдыхаю. Как сказал Мэйс, – кивок в его сторону, – я частный детектив. Вчера закончил в Мехико-сити одно дельце, ну и, будучи поблизости, решил завернуть сюда. Сроду здесь не был.

– В Мехико-сити? И что вас туда привело? Мне на самом деле интересно.

– Один тип по имени Уилли Лэйк стащил драгоценности у одной старой дамы из Лос-Анджелеса. Ее фамилия Брейдентон. Тысчонок на пятьдесят. Я застукал этого парня в одном задрипанном отельчике в Дончелесе – его выдала подружка. Добро оказалось при нем. Типа оставили в Мехико, а камешки я отослал в Лос-Анджелес. Так что, мне кажется, я заслужил отдых.

Я улыбнулся, но тут же погасил улыбку – Торелли к улыбкам не располагал.

– Понимаю, – изрек он.

Какое-то время он молча изучал меня, потом задал еще несколько вопросов, на которые, как мне кажется, я ответил вполне сносно. Пока что все мои ответы можно было подтвердить проверкой, поскольку эту кражу драгоценностей Уилли Лэйком подстроил Джо, чтобы занять меня делом, якобы не имеющим к нему, Джо, никакого отношения, и Торелли, судя по всему, получал в подтверждение кивки, ужимки и черт его знает что еще от кого-то за моей спиной. Вероятно, клерк за конторкой с честью справился со всей этой историей с телеграммой от Якоба Бродни, однако из него несложно будет вытянуть правду. Но стоит Торелли узнать, что Пулеметчик убит выстрелом в голову… Я даже не хотел об этом думать.

Наконец Торелли изрек:

– Надеюсь, мы не причинили вам слишком много неудобств, мистер Скотт. Можете идти к своей Ив.

– Боюсь, что тот настырный коридорный все испортил. Она ушла, когда он вперся. Что ж… – Я улыбнулся и вздохнул. – До встречи. – Потом обернулся. – Пока, Мэйс, рад был познакомиться с вами, сенатор. Надеюсь, всем вам, друзья, воздается по заслугам.

Я повернулся спиной к Торелли, глупей чего, разумеется, не придумаешь, но я уже наделал столько глупостей, что еще одна уже не играла никакой роли, и направился к двери, гадая при этом, удастся мне дойти до нее или нет.

Гнусный коридорный распахнул передо мной дверь в тот самый момент, когда я заметил в углу Джорджа Смерть-на-месте Мэдисона, таращившегося на меня с дикой ненавистью.

Я сделал еще один шаг по направлению к открытой двери, Торелли заговорил, и я чуть было не пустился наутек. Он всего только и сказал:

– Мистер Скотт, поскольку этот… съезд чрезвычайно важен, я бы посоветовал вам не покидать свою комнату и отель по крайней мере до тех пор, пока он не завершится.

– Черт побери, а мне и некуда идти, – сказал я, не поворачивая головы.

Наконец я переступил порог и услышал, как за мной закрылась дверь.

Глава 5

Ясное дело, здесь проходил съезд. Съезд гангстеров и их телохранителей. Я представлял себе в общих чертах его повестку дня, однако мне нужно было знать наверняка. Я вспомнил, что утром в баре встретил своего знакомого шулера Арчи Кроуза. Возможно, удастся вытянуть кое-что из него – ему явно захочется расквитаться со мной за прошлое: ему пришивали преступление, а я сумел его оправдать, правда, не потому, что жаждал ему помочь – я искал настоящего виновника и в конце концов нашел его, Кроузу хотели пришить убийство, и он ничего не забыл. Такое люди обычно помнят, в особенности живущие по законам преступного мира.

Минут пятнадцать я шатался по коридорам, пока не узрел в кресле в вестибюле Кроуза, еще раньше я заметил моего приятеля коридорного, теперь облачившегося в двубортный костюм и явно не спускавшего с меня глаз. Я как бы невзначай приблизился к Арчи и сказал, не шевеля губами, как это делают урки: «Увидимся в баре, Арчи». Вышел за дверь, остановился, крутанулся назад и столкнулся лоб в лоб с бывшим коридорным.

Это был не Винсент Торелли, поэтому я дал волю гневу.

– Ты что, в пятнашки играешь? Сгинь, приятель. Мне и так из-за тебя досталось. Ну, вали отсюда.

Он даже не огрызнулся. Я вышел к бассейну и направился в бар. Арчи уже сидел на табурете возле стойки, я взобрался на соседний, заказал бурбон и бутылку минеральной воды. Потягивая виски вперемежку с минералкой, я изложил Арчи суть дела. Его не больно тянуло на откровенность, но он ничего от меня не утаил, подтвердив тем самым мои догадки. Я крепко встревожился.

– Так значит, этот съезд не имеет никакого отношения к афере Пулеметчика, то есть к этой его затее с шантажом? – поинтересовался я.

– Если и имеет, то всего лишь косвенное. Но ты сам видишь, как она вписывается в пейзаж.

– Да. Мастерски.

– Это же Пулеметчик.

– Вот именно, – поддакнул я, а сам подумал: интересно, как Арчи прореагирует на смерть Пулеметчика – ведь они дружили? – А ты случайно не знаешь, кого это Пулеметчик припер к стенке? – как бы невзначай спросил я.

– Нет. Какую-то важную шишку из партии.

«Вот те на. А ведь Джо особенно подчеркнул то, что якобы порвал с партией», – промелькнуло у меня в голове. Я сделал мысленно заметку, допил виски, заказал еще два.

– Арчи, а как насчет этой пленки? Там на самом деле какие-то разговоры с профсоюзниками?

– Да. Этих типов было штук шесть. Большие шишки не любят, когда становится известно про их махинации. Эта пленка оказалась увесистой дубинкой. Так говорят, Скотт. Я сам, как ты понимаешь, ничего не видел.

– Угу.

Что-то пронеслось в голове, я схватился за самый кончик, попытался сосредоточиться. Цепочка, сматывающаяся в один клубок. Похоже, сматываясь, клубок меня удушит, но я по крайней мере уже имел представление, что к чему, и мог, следовательно, двигаться дальше. Не исключено, что мне удастся заронить в Арчи идею, которая в дальнейшем сработает мне на пользу.

Неспеша отпив из стакана виски, я поставил его на стойку и сказал:

– Арчи, чует мое сердце, Пулеметчик собрал весь этот хлам на какого-то важного дядьку, чтобы представить его Торелли. В таком случае у Пулеметчика окажутся на руках козыри, не так ли?

– Не козыри, а карт-бланш, Скотт. От того, что есть у Пулеметчика, зависит вся программа.

– Угу. – Эта «программа» волновала меня сейчас куда больше, чем проблемы моего клиента – ведь Арчи изложил мне вкратце ее суть. Я с трудом заставил себя сосредоточиться на нашем разговоре.

– Пулеметчик сработал великолепно, если только он, конечно, не держит в кармане шиш.

Арчи нахмурился.

– То есть?

– Не обижайся, Арчи, однако таких крупных мошенников, как Пулеметчик, можно пересчитать по пальцам. Да, да, не возражай. Не исключено, что ему может захотеться надуть Торелли.

Арчи взвился на своем табурете и изумленно уставился на меня.

– Надуть Торелли! Ты что, Шелл, спятил? На такое даже Пулеметчик не рискнет.

– Почему? Разве он не мог разыграть небольшой спектакль, распустить слухи и тем самым заставить Торелли изрядно попотеть. Правда, Пулеметчика могли на самом деле прикончить, но если он жив, он огребет кучу денег.

Арчи кусал губы.

– В таком случае это будет самое грандиозное мошенничество, – тихо сказал он.

– Однако я отнюдь не настаиваю на своей версии. Скорей всего Пулеметчик на такое не осмелится. Можно, конечно, поспрашивать, тем более, что здесь его дружки. – Я усмехнулся. – Они сумеют защитить его от него самого. Да Торелли бы все равно его перехитрил. Торелли так просто вокруг пальца не обведешь.

Арчи усиленно соображал.

– Ну что ж, спасибо тебе, Арчи.

Я допил виски.

– Теперь мы квиты, да, Скотт?

– Квиты. – Он глотнул из своего стакана. – Если не возражаешь. Арчи, еще один вопросик. Что это за мурло вон там, напротив? Он мне буквально на пятки наступает. И ему плевать на то, что я об этом знаю.

Арчи посмотрел в ту сторону, куда я кивнул, перевел взгляд на меня и нахмурился.

– Тебе лучше от него избавиться. Ведь это же Шутник.

Я даже не успел его поблагодарить. Сорвался с места, влетел в свою комнату и запер дверь. Шутника я знал, но только заочно: я знаю многих головорезов по именам, их послужным спискам и качествам, но не знаю в лицо, поскольку сфера моей деятельности ограничивается южно-калифорнийским побережьем. Этого Шутника звали Эйбл Сэмюэлз, он работал в Чикаго, а Шутником его прозвали за то, что вид у него был отнюдь не шуточный, к тому же он обожал всякие глупые шутки. Особенно на него находило перед тем, как кого-либо убить. Дружки считали его уморой, что касается жертв, их мнения никто не знал. Его акции в глаза преступной верхушки были неустойчивы, хотя он и был жесток, исполнителен и надежен. Дело в том, что Шутник, как и почти все любители глупых шуток, слишком часто впадал в раж и мог изувечить своего подопечного раньше срока.

Но самое страшное заключалось в том, что этот Шутник, будучи всего лишь исполнителем чужой воли, чихал на все на свете законы, считая, что ему все сойдет с рук. Помнится, он пристрелил на углу Седьмой и Спринг в нашем городе Арта Флая, букмекера из Лос-Анджелеса. Десять человек были прямыми свидетелями преступления, один из них что-то такое вякнул в суде против Шутника. Но Шутник все равно ушел от правосудия. Через три месяца храбрый свидетель умер в своей собственной постели от пулевых ранений. Плюс ко всему прочему этот Шутник был наркоманом и близким приятелем Джорджа Мэдисона.

Я подошел к столу и достал из ящика кольт 38 калибра. Похоже, меня уже ничего не спасет от верной смерти, но я тем не менее повернул барабан и вложил шестой патрон. Я мог прострелить себе руку, но это уже были детали.

Я надел бледноголубой костюм из легкой ткани, носки и рубашку «вырвиглаз», блестящие туфли из цветной кордовской кожи и улегся на кровать поразмыслить над тем, во что меня угораздило вляпаться. Хорошенькая передряга. Лучше не придумаешь.

Фактически здесь были два или даже три дела, объединенные в одно. Шантаж Джо, этого важного профсоюзного босса Пулеметчиком – раз. Съезд гангстеров в Акапулько – два. И хотя они, казалось не имели между собой никакой связи, это были звенья одной цепи.

Так как я знал, что Пулеметчик, предъявив Джо ультиматум, навострил лыжи в Акапулько, увидев небывалое сборище маститых головорезов, я поначалу подумал, что они съехались сюда специально из-за досье, которое вез с собой Пулеметчик. Однако эта идея казалась мне неубедительной – какой бы важной шишкой ни был мой клиент в Соединенных Штатах и в собственном профсоюзе, вряд ли бы из-за него одного стали поднимать такой переполох. Вряд ли.

Теперь я знал, что ни Джо, ни собранное на него досье не имели никакого отношения к этому мероприятию. Джо отводилась всего лишь одна из ролей в спектакле, связанная главным образом с честолюбивыми намерениями Пулеметчика. Этот съезд в Акапулько, а также его повестка дня были определены задолго до того, как Пулеметчику или кому бы то ни было еще пришла в голову мысль взяться за Джо.

Как выяснилось, съезд этих высокопоставленных преступников имел одну-единственную цель, но зато такую важную и дерзкую, что дух захватывало: выработать план проникновения и захвата преступным миром всех рабочих профсоюзов Соединенных Штатов! Самым большим из которых был профсоюз, возглавляемый Джо.

Когда Арчи сообщил мне цель этого сборища, я чуть не упал с табурета. Однако, немного поразмыслив, удивился, почему это не произошло раньше. Профсоюзы Соединенных Штатов сейчас настолько могущественны, что являются предметом вожделения не только боссов из среды рабочих, но и гангстеров тоже, одним словом, любого индивидуума или группы таковых, рвущихся к власти. Люди, контролирующие национальные профсоюзы, осуществляют контроль и над национальной промышленностью и, в некотором смысле, над всей нацией. Сам босс подчеркивал необходимость и желательность проникновения своих в профсоюзы: контролируя рабочую силу, говорил он, вы контролируете всю страну.

Выходит, Винсент Торелли увлекся идеями босса. Да, в прошлом преступники осуществляли контроль над многими профсоюзами, они и сейчас составляют подавляющее большинство во многих профсоюзах. Этот съезд – последний шаг на пути осуществления могущественной, напористой и хорошо спланированной компании консолидации всех сил и начало осуществления всеобщего контроля над всеми рабочими профсоюзами Соединенных Штатов. И это столь существенно, что сам хозяин, Винсент Торелли, явился сюда из Италии, чтобы возглавить сборище. Он бы с удовольствием лично наблюдал за проведением операции, но ему был запрещен въезд в Соединенные Штаты. Акапулько выбрали местом встречи ввиду его близости к Штатам.

К моменту выхода на сцену Пулеметчика и Джо ситуация сложилась следующая: Торелли в содружестве с кем-то из высокопоставленных гангстеров составил предварительные планы, назвал дату съезда в Акапулько, о чем было оповещено. Пулеметчик же, руководствуясь лишь собственной инициативой, начал копать под моего клиента и тем самым на целый ход обошел всех остальных. Дело не в самом Джо – на его месте мог оказаться любой крупный лидер рабочего движения Америки, но Джо был одним из самых крупных, к тому же Джо оказался уязвим.

Чем больше я над всем этим размышлял, тем больше приходил к убеждению, что Торелли и его дружки из соседней «Вилла Море» имеют хороший шанс осуществить задуманное. Если это случится, у них будут миллиарды, власть, полицейские, политики и даже собственный Президент. Кто-нибудь вроде этого сенатора.

Я и до того подозревал, что все обстоит весьма и весьма серьезно, теперь я был уверен в том, что это самое серьезное и важное дело всей моей жизни.

Да, это досье на моего клиента отнюдь не шутка. Отнюдь. И дело не в том, что Джо грозили крупные неприятности: как говорится, мошеннику мощенниково. Дело в том, что гангстеры, прибрав к рукам Джо, вместе с ним приберут к своим рукам и жизненно важные производства, которые он представляет. Благодаря этому самому досье от Джо может остаться мокрое место и он, дабы уцелеть, отдаст свой профсоюз на откуп гангстерам.

Разумеется, профсоюз не предприятие и вообще не предмет чьей-либо собственности. Но, получив в нем хорошую должность, можно протащить сюда и кое-кого из своих. Хватит и нескольких – ведь для того, чтобы решать жизненно важные проблемы, много людей не нужно.

Имея на руках это досье, Торелли в течение шести месяцев или в крайнем случае года может тихо и спокойно взять под свой контроль профсоюз Джо. И это всего лишь одна составная часть его плана.

Я вскочил с кровати. Было половина четвертого. Я приказал себе не думать над тем, что может произойти в результате этого съезда в Акапулько, а сконцентрироваться на проблеме завладения этим треклятым досье, которое в руках Торелли будет иметь силу атомного оружия. И он станет размахивать им над головой Джо. А тут еще эта пленка, основательно дискредитирующая еще кое-кого из профсоюзных боссов. Плюс бумага из Министерства Обороны.

Пришлось пересмотреть сегодняшний распорядок дня. Я рассчитывал повидать Глорию и попытаться выведать у нее, не слыхала ли она что-либо важное от своих знакомых громил, а заодно поинтересоваться, не планирует ли Джордж меня прикончить. Однако дело принимало такой оборот, что мне стоило сделать вылазку в город с тем, чтобы отыскать какой-нибудь вшивенький отельчик, где можно будет от всех укрыться и кое-кому оттуда позвонить, не опасаясь, что тебя засекут, – в ФБР и моему клиенту.

Я вышел в коридор, оставив дверь незапертой, потому что, отправляясь в бассейн, оставил ключ у дежурного. По пути я вспомнил, что Торелли не советовал мне выходить из отеля. Но только потому, что в углу патио меня ожидал Шутник.