Текст книги "Божественный ветер. Жизнь и смерть японских камикадзе. 1944-1945"

Рикихэй Иногути
Глава 4
ПОСЛЕДСТВИЯ БИТВЫ НА МАРИАНСКИХ ОСТРОВАХ
(май 1942-го – октябрь 1944 г.)

Штаб 1-го воздушного флота размещался в двухэтажном здании недалеко от авиабазы Николс в окрестностях Манилы. На первом этаже располагались две большие комнаты, которые служили столовой и конференц-залом. В нескольких комнатах меньшего размера жили курьеры. На втором этаже находились ванная и пять довольно просторных комнат, которые занимали командующий 1-м воздушным флотом и офицеры его штаба. Дворики перед зданием и позади него были небольшие, но в каждом из них имелось бомбоубежище.

На фоне окружающих домов здание штаба выглядело довольно импозантно. Оно принадлежало состоятельному владельцу, а содержимое книжных полок внутри здания указывало на то, что он был интеллектуалом. Рядом со зданием штаба находился дом, который использовался, очевидно, для игры в «джай алай», а еще дальше располагались несколько наспех построенных бараков для сержантского состава. Один из этих бараков служил центром связи.

От моря эти дома отделяли мощеная дорога и мол. Стоя у мола, я мог видеть на западе через Манильский залив антенны и трубы Кавите и еще дальше, чуть справа от Кавите, виднелся остров Коррегидор посередине входа в залив. На южной оконечности полуострова Батаан маячили горы Маривелес, отделенные от Коррегидора узкой полоской воды.

На южной окраине города, рядом со мной, высилась громада отеля «Манила». Это здание, обращенное к морю, привносило в ландшафт элемент модерна. Еще ближе ко мне, у причала Легаспи, располагался бывший клуб армии и флота США, ставший теперь штабом японского флота юго-западной зоны.

На закате красноватый оттенок небесного свода на западе незаметно перешел в пурпурный и затем, сливаясь с горами, островами, кораблями и домами, – в темно-серый. Наблюдая, как садится солнце за высившиеся на фоне неба неясные очертания гор Маривелес, я размышлял о важных событиях этого дня и исторических циклах, которые здесь обнаруживались, – особенно о резкой смене обстоятельств, приведших Японию к кризису.

Именно здесь, в Манильском заливе, полвека назад американский коммодор Джордж Дьюи отдал свой приказ, который часто цитируется: «Можете открывать огонь, Гридли, когда будете готовы!» Его действия привели к захвату Манилы и продолжили традицию решительных и смелых операций американского флота. В более поздние времена в этом месте происходили более масштабные действия, начавшие серию сражений в тихоокеанской войне, – рейды японской морской авиации, операции по зачистке полуострова Батаан и атака Коррегидора. В воды, омывающие Лусон, заходили американские и японские военные корабли, а сейчас их бороздят корабли императорской Японии.

Эти горы равнодушно наблюдали за тем, как генерал Макартур оставил надежду защитить Филиппины, сел в небольшой патрульный катер и бежал в Австралию. За этим вскоре последовали победа Японии на Филиппинах и ее успехи в наступательной кампании в обширной зоне Тихого океана, на островах, рассыпанных от Соломоновых островов до Китая и от Австралии на север. В мае 1942 года сражение в Коралловом море впервые остановило японскую экспансию. Месяцем позже Японии было нанесено первое сокрушительное поражение в битве при Мидуэе. Но эти неудачи не смогли предотвратить установление в завоеванной зоне протяженной линии обороны, которая не испытывала серьезных ударов противника вплоть до февраля 1944 года, когда американцы оккупировали центральные Маршалловы острова.

После потери Маршалловых островов японское Верховное командование создало новую «абсолютную» оборонительную линию, протянувшуюся от островов Огасавара через Марианские и западные Каролинские острова к западу от Новой Гвинеи. Эту линию армия и флот решили защищать до последнего человека. Однако в течение четырех месяцев после захвата Маршалловых островов оборонительная линия была прорвана в самом центре.

Командование нашей морской авиации, хваставшее в начале кампании на Тихом океане абсолютным превосходством в воздухе на всех театрах войны, обнаружило, что с середины 1943 года японские Зеро уступали по боевым характеристикам новым «F6F», «F4U» и «P-38» Соединенных Штатов. В результате наши ВВС, которым не хватало даже минимума пилотов и амуниции, неожиданно сами вовлеклись в сражения с силами противника, обладающими подавляющим превосходством.

У японского командования не только не было возможности заменить Зеро более совершенными машинами, но не было в достаточном количестве даже самих Зеро, чтобы покрыть половину потребностей сражавшихся войск. Постепенное отступление наших войск с Соломоновых островов, за которым последовали потеря островов Гилберта и Маршалловых и самого Рабауля, привело в конечном счете к утрате способности нашей авиации сдерживать противника.

Нападение противника на Марианские острова в июне 1944 года привело к тому, что в Японии называли операцией «А».[7]7
  По-японски обычно произносится как «А-го», что означает «номер А».


[Закрыть] Под этим подразумевались всесторонние усилия в целях предупреждения прорыва нашей оборонительной линии. Базировавшийся на суше 1-й воздушный флот вице-адмирала Какудзи Какуты и мобильные силы вице-адмирала Дзисабуро Одзавы стремились сразиться с противником и получили такую возможность, однако продолжительное сражение привело лишь к дальнейшему ослаблению нашей боевой мощи. В ходе двухдневной битвы 19–20 июня за контроль над Филиппинским морем Япония потеряла три авианосца и более четырехсот самолетов и пилотов. Ни одно подразделение японских войск не вышло из этого сражения без потерь.

В целях выхода из тяжелой ситуации, сложившейся после поражения в ходе операции «А», наши ВМС в зоне Филиппин были реорганизованы. В битве за контроль над Филиппинским морем основная сила 1-го воздушного флота – морская авиация, базировавшаяся на суше, потеряла половину своих самолетов и пилотов, совершавших вылеты с Тиниана и Гуама. Оставшиеся силы в конце июля полностью реорганизовали, тогда же было принято решение перевести их на Филиппины. Командование 1-го воздушного флота, ранее входившее непосредственно в имперские ВМС, теперь составило часть организационной структуры флота юго-западной зоны.

Предполагалось, что командующий 1-м воздушным флотом, вице-адмирал Кимпэй Тэраока, быстро преобразует тренировочные летные поля на Филиппинах в базы ВВС на передовой линии фронта, но это сопровождалось многочисленными недоработками. Недостатки особенно бросались в глаза на базах в центральной и северной частях Филиппин.

Чтобы облегчить проведение тактических операций и упростить решение проблем подготовки и технического обслуживания, было решено упразднить бывшую систему организации малых авиационных подразделений и укрупнить их на базе самолетов разных типов. Таким образом, все истребители были сведены в 201-ю авиагруппу, все бомбардировщики – в 761-ю авиагруппу, а все ночные истребители и разведывательные самолеты – в 153-ю.

Когда в начале августа прибыл адмирал Тэраока, в 1-м воздушном флоте насчитывалось 257 истребителей и бомбардировщиков, 25 транспортных самолетов, 18 самолетов армейской разведки, что в целом составило 300 самолетов. Однако из-за недостаточного технического обслуживания и ремонта лишь часть самолетов морской авиации оставалась в боеспособном состоянии, даже патрульную службу приходилось поручать подразделениям армейской авиации.

Благодаря программе ускоренного производства авиационной техники адмиралу Тэраоке удалось ко времени десантной операции противника довести численность своего воздушного флота до 500 самолетов, 280 из которых могли использоваться в тактических операциях. Однако число боеспособных самолетов было уменьшено наполовину американскими ударными силами, совершившими 9–10 декабря интенсивные авиарейды на Давао, а 12–14 сентября – на Себу, Легаспи и Таклобан. Рейды же на зону Манилы 21–22 сентября нанесли еще более тяжелые потери. К концу месяца в распоряжении адмирала Тэраоки осталось около 100 самолетов.

Основным нашим недостатком было размещение авиабаз. Сумятица, последовавшая за реорганизацией 1-го воздушного флота, изменения тактики флота в отношении использования баз ВМС на суше, затянувшиеся переговоры с армейским командованием относительно использования его баз, проблемы с транспортировкой военных грузов явились факторами, способствовавшими ослаблению нашей боеготовности. Боевая мощь морской авиации снижалась еще более из-за плачевного состояния армейских военных баз.

В конце августа лучшими базами ВМС считались те, что располагались в Давао и Себу. Однако в начале сентября авианалеты противника с использованием базировавшихся на суше в Моротаи самолетов «B-24» и «P-38» усилились до такой степени, что постоянная дислокация наших авиационных подразделений в районе Давао стала невозможной. По соседству не было никаких запасных баз, куда можно было перебросить самолеты, и, как результат, флоту приходилось использовать часть самолетов, чтобы отбивать авианалеты противника, в то время как другие самолеты перемещались на тыловые базы.

В середине сентября решили ускорить техническое переоснащение базы ВВС Кларк, сюда направили огромное количество поставок оборудования. Но времени не хватало, и, когда к концу октября на Филиппины перебросили 2-й воздушный флот, базы там находились в крайне неудовлетворительном состоянии. Именно по этой причине наши ВВС, базировавшиеся на суше, были столь медлительны в действиях и позднее показали плохие результаты в битве над заливом Лейте.

С конца 1943-го – начала 1944 года, даже при том, что наш флот еще сохранял свою морскую авиацию в Рабауле, некоторые пилоты, встревоженные упадком японской военной мощи, стали задумываться над тактикой аварийного пикирования. Младший лейтенант Ота, который позднее предложил использовать «ока»,[8]8
  «Ока» – управляемый смертником реактивный снаряд, который транспортировался бомбардировщиком до цели и затем выпускался. В дальнейшем он будет подробно описан.


[Закрыть] на специальных самолетах-штурмовиках, был одним из них.

Ничто так не разрушает боевой дух, как осознание превосходства противника. После битвы в июне за контроль над Филиппинским морем отставание в боеспособности нашей морской авиации стало еще более очевидным. Во время июньской битвы капитан Эйитиро Дзё, командовавший легким крейсером «Тиёда», входившим в состав 3-й авианосной группы вице-адмирала Одзавы, произвел оценку нашей боевой мощи после сражения, сравнил ее с мощью противника и передал по инстанции следующее мнение:

«Мы больше не можем надеяться на уничтожение численно превосходящих авианосных сил противника обычными методами атаки. Считаю необходимым немедленное формирование специальных ударных подразделений, готовых следовать тактике аварийного пикирования. Прошу поручить мне командовать такими подразделениями».

Капитан Дзё, служивший военно-морским атташе Японии в Вашингтоне, а также адъютантом по ВМС императора, продолжил службу в качестве командира «Тиёды» и был участником сражения в заливе Лейте. 24 октября 1944 года, в день первой атаки пилота-смертника американского корабля, «Тиёда» подвергся нападению и был потоплен самолетами американской палубной авиации. Вместе с кораблем утонул капитан Дзё. Но к этому времени его идеи были подхвачены другим офицером.

Летом 1944 года вице-адмирал Такидзиро Ониси занимал должность начальника стратегической службы департамента авиации при министерстве боевого обеспечения. На этом посту он имел возможность убедиться в отставании нашего авиационного производства от выпуска самолетов противником и оценить мрачные перспективы такого положения. Он уделял серьезное внимание рассмотрению мнений и предложений, исходящих от участников боевых действий, поскольку искал способ повышения боеспособности морской авиации в постоянно ухудшающейся военной ситуации.

В начале войны как начальник штаба базировавшейся на суше морской авиации адмирал лично планировал боевые вылеты на Филиппинах и в зону морских сражений у берегов Малайи. Исходя из своего опыта, адмирал понимал, что обычная тактика не остановит наступление американских войск, а об их разгроме не могло быть и речи. Вот почему идеи капитана Дзё произвели на него такое большое впечатление.

Адмирал Ониси 17 октября прибыл в Манилу, чтобы занять свой новый пост. В тот же день американские силы вторжения направились к острову Сулуян, расположенному у входа в залив Лейте. На передовой линии фронта, в окружающих Филиппины морях подобно мощному тайфуну свирепствовало крупное авианосное соединение американцев. За ним выстроилась в полном боевом порядке армада вторжения, готовая вернуть архипелаг Соединенным Штатам. Таким образом, роковой день 17 октября еще более ухудшил положение армии Японии по сравнению с началом 1944 года.

Внезапно я вздрогнул, обнаружив, что сумерки перешли в темную ночь. В короткий миг мысли перенесли меня из славного прошлого в мрачное настоящее. С тяжелым сердцем я отбросил эти размышления, чтобы вернуться к штабной работе и проблемам текущего дня.

Тадаси Накадзима
Глава 5
РОСТ БОЕВОГО ДУХА КАМИКАДЗЕ
(август – октябрь 1944 г.)

Занимая офицерскую должность инструктора по летной подготовке 201-й авиагруппы, я лучше чем кто-либо еще знал, что специальный ударный корпус камикадзе формировался не за одну ночь. Я знал, что рождение корпуса стало кульминацией в подъеме боевого духа воинов, столкнувшихся с подавляющим превосходством сил противника. Мне ведь было известно, что такие взлеты боевого духа и самопожертвования проявились задолго до того, как сформировалось какое-либо из подразделений смертников.

Например, 21 сентября – месяцем раньше, – когда сотни вражеских самолетов весь день бомбили и разрушали Манилу, 45 истребителей 26-й эскадрильи контр-адмирала Масафуми Аримы, дислоцировавшейся на аэродроме базы Николс, атаковали и сбили 27 самолетов противника, потеряв 20 своих машин. А на следующее утро лейтенант Усабуро Судзуки совершил боевой вылет во главе авиаотряда из 15 истребителей 201-й авиагруппы против мощного авианосного соединения США, сделав пять прямых попаданий[9]9
  Никаких попаданий бомб в корабли 38-го оперативного соединения США в этот день не отмечено.


[Закрыть] и сбив три самолета-перехватчика «хеллкэт» фирмы «Грумман». Отряд потерял пять своих самолетов.

Однако задолго до этого – не позже середины лета – японские пилоты продемонстрировали свой высокий боевой дух иначе. На этот раз они усовершенствовали технику бомбометания с рикошетированием.

Тогда – в августе 1944 года – предполагалось, что 201-я авиагруппа (истребителей) будет взаимодействовать с 761-й авиагруппой (бомбардировщиков). В состав 761-й входили 16 бомбардировщиков типа 1 (Бетти) и 35 бомбардировщиков «тэндзан» (Джилл). Однако менее половины из них находились в боеспособном состоянии, а большинство пилотов не имели никакого боевого опыта. Взаимодействие двух авиагрупп основывалось на идее сопровождения истребителями бомбардировщиков до их выхода на бомбометание. Однако подразделение истребителей, используемое только для перехвата и сопровождения, не дотягивало до пика эффективности, независимо от высокого состояния боевого духа пилотов, а горстка бомбардировщиков, которой мы располагали, была не способна противостоять мощным оперативным соединениям американского флота. Для достижения весомых результатов и поддержания боевого духа личного состава наших авиационных подразделений против противника следовало предпринять эффективные меры противодействия. В этих условиях решили использовать истребители для атак на боевые корабли противника.

Наши небольшие истребители Зеро были не способны взять на борт торпеду большого веса, поэтому этот вид боеприпасов не рассматривался. Однако Зеро после незначительного изменения конструкции мог принять на борт 250-килограммовую бомбу. Испытания и опыт показали, что этот вид боеприпасов наиболее эффективен, когда доставляется к цели путем бомбометания с рикошетированием.

Из многих сопутствующих проблем наиболее сложная состояла в подборе пилотов для такого бомбометания. Практически каждый пилот вызывался стать добровольцем для осуществления такого рода бомбометания, но командиры авиационных подразделений не желали рисковать своими лучшими летчиками в атаках, дающих минимальные шансы на выживание. В лучших пилотах – тех, кто был способен выживать в трудных условиях, – существовала острая нужда при выполнении заданий по сопровождению бомбардировщиков и перехвату самолетов противника.

Во время бомбометания с рикошетированием атакующий самолет летит на полной скорости низко над поверхностью воды и освобождается от своей бомбы, приблизившись к цели на расстояние 200–300 метров. Если прицел взят правильно, бомба скачет, подпрыгивает на поверхности воды и ударяется в борт корабля, производя эффект попадания торпеды. Однако это легче выразить словами, чем сделать. Во-первых, высота, на которую прыгает бомба, определяется уровнем, с которого она сбрасывается с самолета. Поэтому сброс должен производиться на уровне, находящемся ниже палубной надстройки корабля-цели. Это крайне трудная задача. Летя на большой скорости над поверхностью воды, почти невозможно отличить высоту в 60 футов от высоты в 30 или даже 15 футов, особенно при малейшем волнении моря. Один из способов определения правильной высоты сброса бомбы состоит в том, чтобы во время приближения к цели держать палубу корабля противника и горизонт на уровне глаз. Но дым от разрывов или скверная погода могут помешать визуальной выверке горизонта, и тогда приходится полагаться на интуицию.

Другая трудность этого метода атаки заключается в обеспечении безопасности самолета после сброса бомбы. Если истребитель продолжит лететь по прямой линии к цели, бомба во время подпрыгивания может попасть в самолет или он может получить повреждения, когда бомба взорвется при попадании в цель. Следовательно, пилот, как только сбросит бомбу, должен изменить свой курс резким акробатическим вывертом. Малейшая ошибка чревата гибелью самолета и пилота. Пилоты истребителей, вероятно вследствие большой практики в выполнении мгновенных маневров, этот элемент учебной подготовки выполняли отлично.

Полигоном для бомбометания с рикошетированием сделали пролив Бохоль, расположенный у военной базы в Себу. Чтобы сэкономить на боеприпасах большой мощности, на учениях использовались 30-и 60-килограммовые бомбы. Эти бомбы рикошетировали самым неожиданным образом, но пилоты упорно продолжали тренировки и повышали свое мастерство. Вскоре они перешли от бомбометания по стационарным целям к бомбометанию по подвижным целям. Хотя учеба дала хорошие результаты, осуществление всей программы подготовки резко оборвали, когда противник совершил в сентябре неожиданный налет на Давао и уничтожил половину 201-й авиагруппы. После этого осталось так мало самолетов, что шансы на успех оставляли одни лишь атаки смертников. Большое количество добровольцев на участие в бомбометании с рикошетированием ясно указывало на высокий моральный дух наших пилотов – моральный дух, делавший возможными операции смертников.

Имелось немало индивидуальных проявлений высокого боевого духа и верности долгу наших пилотов. Типичной доблестью были поступки, какие совершали уоррент-офицер Накагава над Давао, лейтенант Канно в Япе и других местах, адмирал Арима у Лусона.

В течение всего августа эскадрилья ночных истребителей «гэкко» (Ирвинг) лейтенанта Тадаси Минобэ безуспешно пыталась противодействовать почти регулярным ночным налетам вражеских «B-24» на город Давао. В неудачах наших попыток сбить эти бомбардировщики следует винить неопытность пилотов «гэкко». Однако уоррент-офицер Ёсимаса Накагава и его наблюдатель, старший уоррент-офицер Исаму Осуми поставили 5 сентября новый рекорд доблести, когда сбили при помощи тарана «B-24». Вражеский налет начался через час после полуночи. Самолет Накагавы стартовал навстречу атакующим самолетам противника. Он сближался с одним из них, когда его пушку заклинило и казалось вражеский бомбардировщик не пострадает.

– Я иду на таран! – крикнул Накагава и направил машину в борт самолета противника.

– Делай свое дело! – твердо ответил Осуми, и пропеллер «гэкко» врезался в фюзеляж бомбардировщика.

Огромный американский самолет стал сразу же падать вниз, а небольшая японская машина с разбитым фонарем мистическим образом продолжала полет. Осколком стекла был поврежден правый глаз Накагавы, а мощный поток воздуха заставил его сместиться в сторону на сиденье. Однако пилоту удалось перевести самолет в горизонтальный полет. «В-24» какое-то время начал выравнивать полет, и Осуми крикнул Накагаве, чтобы тот снова атаковал американца, но как только «гэкко» вошел в пике, его жертва прекратила борьбу за спасение и рухнула в море к югу от острова Самар. Подбитый ночной истребитель Накагавы затем был искусно посажен на взлетно-посадочную полосу базы ВВС, продемонстрировав редкий пример выживания самолета после успешно проведенного тарана.

Накагава и Осуми поступили на службу в подразделение лейтенанта Минобэ, прославившееся своей боевитостью, прямо из летной школы. Однако наиболее выдающимся пилотом, служившим на Филиппинах, был бесспорно лейтенант Наоси Канно. Его летное искусство получило признание еще до окончания им летной подготовки, и уже в начале своего боевого пути он добился блестящих достижений. Однако вершины славы он достиг летом 1944 года, совершая вылеты с авиабазы в Япе. Тогда он атаковал американский «В-24» и, дав несколько бесполезных очередей из пулемета, решил пойти на таран гигантского бомбардировщика. Понимая, что обычное лобовое столкновение может оказаться фатальным лишь для его собственного истребителя, Канно задумал уничтожить американского гиганта, срезав его руль управления посредством своего пропеллера. Он знал, что при сближении с хвостовой частью бомбардировщика у него было мало шансов преодолеть плотный пушечный огонь американца и его самолет может быть сбит до того, как дело дойдет до тарана. Поэтому Канно решил срезать руль управления бомбардировщика, сделав заход спереди самолета противника. Трудность этого маневра состояла в том, чтобы уберечься от ударов лопастей пропеллеров бомбардировщика и одновременно держаться довольно близко к ним для сохранения возможности уничтожения руля.

Первая и вторая попытки японского пилота закончились неудачей, но оба раза он смог уберечься от губительного огня «В-24». С третьей попытки он сблизился с противником на минимальное расстояние, совершая полет прямо под корпусом бомбардировщика до тех пор, пока пропеллер истребителя не искромсал руль американца с невероятным грохотом. На мгновение Канно потерял сознание, а когда пришел в себя, обнаружил, что его самолет находится в жестком штопоре, который отбросил самого пилота в угол фонаря. Все еще оглушенный, летчик действовал машинально. Он подал вперед рычаг управления, медленно, очень медленно, нажимая на ножную педаль до тех пор, пока самолет не вышел из штопора и не перешел в горизонтальный полет. Канно успел заметить, как «В-24» рухнул в море, и смог вернуться на своем изуродованном самолете на аэродром в Япе.

В конце августа Канно служил на Филиппинах в составе 201-й авиагруппы. Как раз в это время он вызвался добровольцем на выполнение заданий по бомбометанию с рикошетированием. В качестве инструктора по летной подготовке авиагруппы я рассматривал заявления добровольцев и имел право отбирать кандидатуры. Поскольку Канно представлял большую ценность для подразделения, я с большой неохотой уступил настойчивым просьбам пилота включить его в состав летчиков, отрабатывающих на учениях опасную тактику. Он так же ликовал по этому поводу, как огорчался вскоре, когда пришлось отказаться от планов применения бомбометания с рикошетированием.

На Филиппинах японские пилоты жили скромно. Тропический климат освобождал от необходимости иметь большой гардероб, а частые переброски с одной авиабазы на другую делали его нежелательным. Им требовалась лишь смена нижнего белья и полотенец наряду со штурманскими картами, карандашами, предметами личного туалета и памятными вещами. Это можно было хранить в небольшой сумке. Такая сумка с нанесенным на ней именем владельца имелась у каждого пилота. Надпись на сумке лейтенанта Канно была необычного свойства: «Личное имущество покойного капитан-лейтенанта Наоси Канно». Среди японских военнослужащих был распространен обычай в шутку получать повышение в звании, а Канно не верил в возможность остаться живым задолго до того, как начались операции камикадзе.

К концу сентября 201-я авиагруппа узнала, что в Японии имеются истребители Зеро новой конструкции, которые возместят часть наших многочисленных потерь. Нам нужно было послать пилотов для приема самолетов, произведенных в Японии, и перегнать их на базы ВВС на Филиппинах. Проблем набора добровольцев для выполнения этого задания в личном составе не было, поскольку многие после долгого пребывания на заморских территориях хотели побывать дома, хотя бы несколько дней. Выбор же командира группы добровольцев представлялся более трудной задачей. Мы решили поставить во главе группы летчиков офицера, который имел самый продолжительный срок службы вдали от родины. Им оказался Канно.

Против ожидания Канно это решение не понравилось, и он тотчас заявил о своем несогласии.

– На этих островах вскоре начнется крупная военная операция. Если я уеду домой, то упущу шанс принять в ней участие. Пожалуйста, подберите кого-нибудь еще, – вполне искренне сказал он.

Слова «покойного капитан-лейтенанта Канно» нас не удивили. Но следовало оставаться твердыми. Всякий поехавший в это время в Японию действительно избежал бы предстоящего сражения, но мы настояли, чтобы это был Канно, который неохотно подчинился приказу. Вскоре после его прибытия в Японию противник высадился на Лейте.

Канно, узнав об этом, телеграфировал в штаб в Мабалакате с просьбой о разрешении немедленно вернуться к месту службы. Мы ответили, что он должен вернуться согласно приказу вместе с новыми самолетами. Однако завод, как обычно, отставал от графика производства самолетов, и Канно вернулся на Филиппины не ранее конца октября, когда подразделение камикадзе уже сформировали.

Когда мы в Мабалакате узнали, что он возвращается, один из офицеров сказал:

– Бьюсь об заклад, что когда Канно приедет, то скажет: «Эта чертова операция началась так, как я предсказывал».

После того как звено новых истребителей село в Мабалакате, Канно удивился, почему его слова были встречены взрывом смеха. Но ведь, едва спустившись из кабины на бетонную дорожку, он произнес:

– Эта чертова операция началась так, как я и предсказывал!

Именно о Канно как командире спецподразделения камикадзе подумал Тамаи в первую очередь, когда впервые официально прозвучало предложение о создании такого подразделения. Я знал, что, будь Канно в это время на месте службы, он настаивал бы на назначении его командиром первого подразделения смертников. Поэтому я не удивился, когда по возвращении с родины японский ас нашел меня и с завистью сказал:

– Капитан Накадзима, мне хотелось бы быть на месте Сэки!

– Не глупи, Канно, – ответил я. – У тебя впереди достаточно шансов. Не важно, кто будет первым, а кто вторым. Ты ведь в прошлом не гонялся за славой, почему ты это делаешь теперь?

– Вы правы, – ответил ас, – но мне хотелось бы стать первым камикадзе.

Он в официальном или неофициальном порядке настойчиво добивался зачисления в подразделение смертников, но его заявления и просьбы постоянно оставлялись без внимания. Летчики его класса были слишком необходимы для выполнения заданий по сопровождению и перехвату, чтобы использоваться иным образом.[10]10
  Впоследствии лейтенанта Канно перевели в 343-ю авиагруппу, дислоцирующуюся в Японии, для службы в ПВО. В июне 1945 года, во время боев за Окинаву, его сбили близ Якусимы, южнее Кюсю. О его героизме помнил весь флот, память о нем укрепляла боевой дух летчиков-камикадзе.


[Закрыть]

Не менее значимым следует считать вклад адмирала Аримы, прибывшего на Филиппины менее чем за неделю до того, как адмирал Ониси сформировал первые подразделения камикадзе.

Арима, командующий 26-й авиабригадой в Маниле, явился образцом достоинства офицера. Пунктуальный, основательный, дотошный и педантичный, он носил безукоризненно сидящий военный мундир даже под яркими лучами тропического солнца. Подтянутый и элегантный, не повышавший голоса, адмирал происходил из семьи почитателей конфуцианской традиции, которые в течение ряда веков служили на юге Кюсю главам феодального рода Кагосима. В короткие часы досуга он читал древние классические книги по военному искусству с потрепанными обложками. В ответ на вопросительные взгляды он смеялся и пояснял:

– Это книга по тактике моего прадеда.

Его деликатность не содержала и намека на способность совершить отчаянный поступок.

Штаб 26-й авиабригады в Маниле размещался в прекрасном здании западного стиля, где у адмирала Аримы имелись удобные апартаменты. Но он предпочитал жить в крохотной хижине рядом с командно-диспетчерским пунктом аэродрома Николс, единственным предметом мебели которой была легкая походная кровать. Когда на аэродроме не было дел, адмирал, как полагали его офицеры, либо отдыхал в своей хижине, либо уходил в столовую. Он часто говорил:

– Здесь чудный воздух. Думаю, это самое полезное для меня место.

21 сентября палубная авиация американских авианосцев впервые подвергла бомбардировке Манилу. Из-за несовершенства наших радаров, систем наблюдения и связи налет застал авиабазу Николс почти врасплох. Адмирал Арима находился на летном поле, отдавая команды по подъему в воздух истребителей в условиях непрерывной бомбежки. Он отказывался покинуть незащищенный командно-диспетчерский пункт, пока ближе к окончанию налета один молодой офицер не стал настаивать на том, что будет стоять рядом в качестве живого щита. Потом Арима мрачно объяснил:

– Мне пришлось уйти в бомбоубежище, потому что младший лейтенант Канамару, кажется, приготовился умереть за меня.

Сентябрьские налеты противника были лишь прелюдией к более разрушительным рейдам. К середине октября Верховное командование объявило: судьба родины зависит от исхода предстоящей великой битвы, каждый должен сделать все возможное.

Что это значило? Пилот делает все возможное, когда вступает в воздушный бой с противником. Но как может сделать все возможное адмирал? Тактические операции осуществляются командирами эскадрилий, которые таким образом делают все возможное. Но как может сделать все возможное командующий авиабригадой?

Адмирал Арима имел свой сокровенный ответ на этот вопрос. 15 октября тактическое соединение американского флота было замечено к востоку от Лусона. Приняли решение поднять против него все наличные самолеты – армейские и морской авиации. Когда самолеты 26-й авиабригады приготовились стартовать для выполнения задания с аэродрома Николс, адмирал Арима неожиданно объявил, что поведет бригаду сам. В то время как помощники и офицеры штаба отговаривали адмирала, Арима снял с мундира все знаки различия и сел в самолет-лидер второго эшелона, состоявшего из 13 бомбардировщиков типа 1, 16 Зеро и 70 армейских истребителей. В 15.54 Арима обнаружил на расстоянии 240 миль, по азимуту 65 градусов от Манилы, корабли противника. Он приказал самолетам атаковать противника. На своем собственном самолете он врезался во вражеский авианосец.[11]11
  Авианосец США «Франклин» (CV-13) получил повреждение в этот день от бомбометания японского бомбардировщика, летевшего в горизонтальном положении. Один из самолетов, совершавших атаку, был сбит огнем зенитной артиллерии, и, когда он рухнул в воду в 100 футах от подъемника на краю палубы «Франклина», секция крыла этого самолета попала на летную палубу авианосца. Намерения пилота остались неизвестными. (Информация капитана в отставке Дуайта М. Бредфорда Уильямса, резерв флота США, из письма от 27 декабря 1957 г.)


[Закрыть]