Текст книги "Потерянные жизни"

16

Уже на третий день, перед судьями встал вопрос – «Нужно ли допрашивать несовершеннолетнею Веру?» После недолгих раздумий решили ограничиться оглашением показаний, данных ею на предварительном следствии для того, чтобы повторно не повлиять на психику девочки. Вера уже, как бы прошла курс реабилитации от страха. Вошла в жизненную колею – стала встречаться с подругами. Над ней уже не возвышался образ отца со строгим, жёлчным взглядом. В доме бабушки было спокойно и уютно. Второй причиной необязательного её допроса в суде, было то, что Виталий признавал свою вину.

Для продолжения суда было достаточно оглашения Вериных показаний.

Виталий знал, что в суд могли вызвать и Веру. Ему хотелось посмотреть на Веру и услышать, что она скажет, чтобы узнать – не она ли раскрыла его тайну.

Но с другой стороны – он не хотел видеть её на суде. Как не странно, теперь он боялся её. Суровый взгляд Веры, мог выражать и укор, и ненависть, но самое страшное для Виталия, это её презрение к нему. Презрение, которым (и это чувствовал Виталий) она навсегда зачеркнула его, и как человека, и как отца.

Вот почему Виталий был удовлетворён, что Веры в суде не будет, лишь огласят её показания. Оглашал её показания сам судья. На этот раз Виталий, хотя и казался для всех безразличным, но слушал более, чем внимательно. Что

там наговорила Вера? Что она могла знать? Ведь она не видела, как он ударил Анну, а затем затащил её в спальню. Как он вновь вышел в зал, а затем на кухню. Ничего не могла видеть Вера. Могла лишь слышать, как скандалят родители. Шум. Вскрик Анны. Она могла лишь что-то ощущать и представлять себе, но совершённые им действия в отношении Анны видеть не могла.

Действительно показания Веры было схожи с представлениями Виталия. Всё было так, как он и думал. Но в конце её показаний зазвучало и то, о чём он и не мог себе представить. Так, Вера добавили, что, когда после скандала и шума наступила тишина, они с Вадимом лежали, каждый на своей кровати. Вадим уснул, а она долго не могла уснуть. Поздно ночью она услышала, как кто-то копал землю. Она подумала, что это соседи.

Для Виталия это было неожиданной новостью. Значит Вера слышала, как он

копал землю. И всё же он успокоился. Ведь Вера ничего конкретного про него не говорила. Вот только, о том, что копали землю. Но ведь, соседи.

На вопрос председательствующего по делу о том, признаёт ли он правильными показания Веры, Виталий тут же буркнул в ответ, что признаёт.

После Вериных показаний были оглашены все проведённые по делу

экспертизы, в частности, о том, что подсудимый признан вменяемым. О том, что кровь, обнаруженная в спальне доме, на женском платочке, и на поверхности маленького дивана принадлежит убитой Анне.

Судебно-медицинская экспертиза свидетельствовала, что Анне был нанесён смертельный удар в сердце, а затем были повреждены: и печень, и почки, и селезёнка и многое другое. четырнадцать ножевых ударов моментально пресекли жизнь молодой женщины.

Люди в зале заохали, задвигались. Их лица наполнялись страхом, горечью, сочувствием к Зинаиде Васильевне и ненавистью к Виталию.

Виталий сжался в комок. Лицо его почернело. Он попытался стряхнуть с себя громадную тяжесть чудовищного груза, накопленной людьми, ненависти к нему, но эта лавина продолжала давить на него. Могло ли его спасти безразличие к людям?

Или же презрение ко всему миру? Наоборот, он сам был придавлен, как мышь громадным камнем, презрением всего человеческого мира.

Он постарался вновь уйти в себя, замкнуться, в том безмолвии мира, где нет: ни людей, ни деревьев и не птиц, но и безмолвие, как будто отворачивалось от него. В окно заглядывали ветки деревьев. Издалека слышался гул тепловоза,

шум проезжающих машин. И даже отдалённые голоса людей, проходящих мимо здания суда, раздражали и угнетали Виталия, отнимая у него последнее, к чему он стремился – покой.

Но суд ещё не завершился, и уже в понедельник, в зловеще-чёрной, подобной доисторическому чудовищу, машине Виталий был вновь доставлен в суд. За несколько дней судебного перерыва он остыл. Мысли его словно бы одеревенели, не рождая никаких волнений. Никаких дум в голове. Тупое

самоограничение. Бессмысленный взгляд. Казалось, на скамье подсудимых сидит не человек, а что-то, похожее на человека, но грубое и бесформенное по своей сути, существо, навсегда оторванное от людей, мира, и может быть, даже от жизни.

Но он ещё был жив. За каменным безразличием этого человеческого существа, внутри него, хотя и достаточно глубоко, еще скрывались какие-то чувства, мысли и даже желания. Он желал жить, но ему хотелось жить так, чтобы ему никто не мешал.

Суд для него стал гранью между тем, что было и тем, чего уже никогда не будет.

Суд закачивался. Оставались прения сторон. Но и прения сторон, неожиданными выводами, могли выбить Виталия из его отрешённости, подобно всадника из седла. И всё же, Виталий был спокоен. Он уже знал, что

будет просить адвокат, и из слов адвоката, представлял, о чём будет говорить в своём выступлении прокурор.

Наконец, после выступления влвоката, слово предоставили прокурору, как государственному обвинителю.

Прокуроры всегда начинают свою речь о значимости закона, защищающего интересы государства и общества, а также прав граждан, в том числе и право

человека на жизнь. В своём, не коротком выступлении, он огласил все доказательства, подтверждающие виновность Краснопеева Виталия в совершении убийства своей жены, особо опасным способом. Охарактеризовал подсудимого, как опасного для общества индивидуума, который и ранее покушался на жизнь человека.

Прокурор говорил долго, громко и понятно для присутствовавших в зале людей, словно бы, гордясь своим красноречием, своими познаниями в области уголовного права. Иногда он подправлял свой прокурорский мундир, чтобы люди не забывали, кто он есть. Его голос гремел над залом, проникая не только в уши, но и в души некоторых людей, сидящих в зале. Речь его была последовательна и связывала все события преступления в одно целое явление,

в то явление, которое и подлежало оценке судом. Подведя итоги и подкрепив доказательствами совершённое деяние, прокурор, по своей обязанности, первым определит меру наказания подсудимому, как бы предлагая суду воспользоваться его предложением.

Прокурор был действительно неплохим оратором, хотя порой излишним краснобайством выходил за пределы норм судопроизводства. Адвокатам такое прощалось. Их речи в большинстве своём строились на эмоциях, когда не было повода для оправдания подсудимых или даже для переквалификации их действий.

Но прокуроры были далеки от эмоций. Каждый из них был обязан точно квалифицировать действия подсудимых и конкретно обозначать меру наказания.

Виталий, внимательно слушая выступление прокурора, почувствовал вдруг

исходящую от него угрозу, но ещё не понимал, к чему он клонит. Но вот прокурор, окончив основную часть своего выступления, перешёл к назначению меры наказания подсудимому.

Люди, и так, тихо сидящие в зале судебного заседания, замерли.

– «Прошу суд, определить меру наказания Краснопееву Виталию Михайловичу, по статье за совершение убийства Краснопеевой Анны особо опасным способом, а также, за сокрытие совершения убийства…» – прогремел в установившейся тишине голос прокурора. Прокурор сделал паузу, сглотнув накопившиеся во рту слюни и неожиданно громко крикнул:

– «К высшей мере наказания путём расстрела!»

После слов прокурора тихий зал, вообще замер. Находящиеся в нём люди молчали, словно парализованные неожиданным выпадом прокурора.

И вдруг, в этой глухой, тягостной, непредсказуемой тишине раздались аплодисменты. Вернее даже не аплодисменты, а хлопанье двух рук.

И хотя нельзя было признать эти аплодисменты громкими, но они пронзили тишину, нависшую над залом, как гром среди ясного неба.

Аплодировал прокурору Виталий. Что хотел он выразить этими аплодисментами? Восхищение ораторским искусством прокурора? Вряд ли! А может быть он решил отразить своё презрение к нему, и, не имея иных

способов, решил передать его через аплодисменты, снисходительно хлопая ладонью об ладонь. Прокурор своей речью, как бы начертил красную черту между Виталием и всеми людьми, оставив Виталия одного, не только вне человеческого общества, но и вне жизни. Странно, но неожиданный выпад прокурора как будто успокоил Виталия. Стоит ли ему теперь о чём-то ещё думать и чего-то желать? О каком снисхождении мог он мечтать? Конечно, суд может решить его судьбу и по-иному. Но для Виталия уже любые решения не имели значения. Он вдруг понял, что прокурор прав, придя к смертельному выводу. Для чего Виталию жизнь, ведь в ней в действительности нет ни любви, ни счастья, ни свободы. Лишь впереди – вечный покой. Никчёмный и бессмысленный. Неодушевлённый, мёртвый покой.

ОБОРОТЕНЬ
1

Людям свойственно тянутся к радостным и удивительным событиям, которые неизбежно и в своё время посещают любого из них. Но никто из людей не задумывается о том, что где-то, за невидимой чертой грядущего и может быть не столь и отдалённого, таятся трагические моменты, которые одним взмахом своей стихии, могут перечеркнуть или даже убить светлое чувство жизненной радости. Жизнь сама, как светлый подарок для человека, осознавшего себя в этом пространстве мира, где по воле судьбы он вдруг очутился, среди ему подобных и всё же, вполне возможно, неодинаковых по мироощущению, людей. И хотя жизнь и даётся людям, как дар, но по мере осознания своей сущности, им, в своём движении вперёд, приходится преодолевать и трудности.

Это касается каждого из людей. И в этом их полное равноправие. Но счастье каждого зависит от самого себя.

Алексей Ларин не причислял себя к людям обделённых счастьем, хотя, конечно же, каждый из людей понимает счастье по-своему. Живя в великой стране под названием Советский Союз, в городе Ленинграде, он, как и многие другие, окончив среднюю школу, постарался получить образование. Окончив Ленинградский Горный институт, получил специальность инженера. При распределении ему предложили поехать в небольшой городок Зарафшан, который находился далеко в пустыни Кызыл-Кум. К этому времени Ларин был уже не один. Любовь успела коснуться его пылкого, юношеского сердца. К счастью, любовь была взаимной и обнадёженный этой любовью, он успел зарегистрироваться со своей милой Татьяной. Отшумела свадьба и когда, наполненные радостью, влюбленные, наконец, остались одни, им предстояло подумать и о будущем. Татьяна недавно получила диплом педагога и теперь могла поступить на работу в любом городе. Поэтому она тут же согласилась с предложением Алексея поехать в город Зарафшан. И всё же это решение далось им нелегко, уж слишком были влюблены они в свой город. Ленинград их очаровывал своими широкими проспектами, великолепными дворцами сравнимыми с итальянскими или с парижскими дворцами, которые начали украшать этот город с момента его сотворения великим императором России Петром Первым. Не зря же, город длительное время называвшимся Санкт-Петербургом, блистал среди прочих европейских столиц. Все эти изумительные по своей красоте дворцы и даже целые ансамбли этих дворцов, в прошлые века возводили выдающиеся итальянские, да и французские, архитекторы. Но и многие русские творцы не уступали иностранцам своими непревзойдёнными талантами.

Целую неделю Алексей и Татьяна прощались со своим любимым городом.

Не в Ленинграде ли самые удивительные, непередаваемо роскошные архитектурные сооружения прошлых времён. Кроме Петра Первого, свой значительный вклад в украшение города великолепными ансамблями дворцов, внесли, и императрица Елизавета, и Екатерина Вторая, да и почти все императоры России. А сколько здесь особняков и впечатляющих своей архитектурной красотой, домов, чья изысканность, напоминает о прошлом величие России! Как приятно идти по гранитной набережной вдоль широкой Невы, слушая живой всплеск её волн. Как радостно вглядываться в знакомые очертания своего родного города! Как отрадно прикасаться своей ладонью к шершавым поверхностям знакомых до боли в сердце памятникам, словно бы прощаясь с ними. Прощай Медный всадник! Прощайте белогривые, мудрые львы! Прощай Ленинград! Надолго ли? Кто знает об этом? Ведь человеческие судьбы неисповедимы.

Вчера Алексей с Таней почти весь лень посвятили экскурсии по Эрмитажу. До сих пор мелькают в их глазах изумительные картины великих художников мира, изделия из золота, серебра и драгоценных камней, собранные со всего света. Бывали они в Эрмитаже и раньше, но теперь словно оживили всё то, что хранилось в их памяти.

А сегодня они идут по знаменитому Невскому проспекту, мимо величественного Казанского собора. Остались позади Петропавловская крепость и Медный всадник. Впереди их ожидал Михайловский замок, в котором располагался Русский музей. Не забыли они посетить и Исаакиевский собор.

До отъезда из Ленинграда им хотелось освежить в своей памяти достопримечательности любимого города, побывать во многих музеях, погулять в Летнем саду и в других садах и парках. Но разве хватит времени осмотреть весь этот большой, насыщенный архитектурными, известными всему миру, памятниками, которыми переполнен Ленинград?

С одной стороны, им было радостно, однако впитывая в себя всю эту волшебную красоту города, они даже не подозревали, что заранее подготавливали себе почву для будущей ностальгии. Но юность всегда склонна к романтике, особенна та, объединённая любовью и мечтой. Ей всегда хотелось, кроме существующей реальной красоты, близкой и доступной, постичь нечто, ещё не познанное, сокрытое далью. Юность всегда в движении. Манит, зовёт её куда-то таинственная даль. И никакая, уже привычная красота не сможет её удержать. Ведь даже золотая клетка и райская еда не удерживают свободолюбивых птиц, хотя на воле их, безусловно, ожидает немало трудностей и опасностей. И хотя Ларины жили абсолютно не в раю, и жилось им не лучше, чем многим жителям Ленинграда, кроме некоторых, избранных волею судьбы,

они не страдали от этого. Ведь они были ещё молоды. Впереди их ожидали, ещё невидимые, но желанные перспективы, новая жизнь, новые явленья.

Конечно, могли бы и они наладить свою жизнь и продолжать её в пространстве этого изумительного города, в котором сосредоточилась значительная часть культуры и искусства и страны и всего мира. Иные из их ровесников так и делали: получив дипломы о высшем образовании, не торопились сломя головы по распределению в неведомые края и союзные республики, а устраивались на любые работы, даже вне своей квалификации, а оставались в городе и постепенно, находя нужных людей, обустраивали свою жизнь. Но Алексей Ларин был не из таких людей. И дело даже не в романтике, чтобы мчаться куда попало, а скорее всего в его честности и может быть даже, в любви к родине. Некоторым это показалось бы смешно и даже глупо. Давно прошли времена романтизма. Проходят и героические времена, когда некоторые из людей совершаю невероятные подвиги и не ради себя, а во имя других. Прошедшая революция 1917 года, кроме жестокостей и злого всплеска гнева и свободолюбия, как не странно породила и бескорыстный героизм отдельных лиц, которые трудились до изнеможения во имя многих людей. И сразу же вспоминается Павел Корчагин из романа Островского «Как закалялась сталь». Действительно такие люди были, да и сам Николай Островский, конечно же, соответствовал подобному образу. Во времена Великой Отечественной войны весь мир удивил массовый героизм советских людей. Они не считали себя героями, потому что защищали свою родину. Здесь всё предельно ясно. В мирное же, время, совершали подвиги лишь отдельные личности, ведь не всегда возникали чрезвычайные ситуации, требующие оперативного вмешательства. Но и после войны, когда начались великие стройки в стране, строительства грандиозных гидроэлектростанций, поднятия целинных земель, строительства многокилометровых железнодорожных линий, покорения космоса был ещё высок дух патриотизма и любви у молодого поколения страны. Может быть, Алексей и Татьяна, как раз и были из таких людей, как правило честных, справедливых, бескорыстных. И не поэтому ли они решили поехать в неизведанную, далёкую и ещё непонятную для них пустыню, где совсем недавно был построен новый город среди гористых, пустынных, безводных почти безжизненных степей, окружённых на многие километры сыпучими песками.

2

Город этот назывался Зарафшан, что на местном диалекте означало – золотоносный. Находился он почти в самом центре пустыни Кызылкум и считался крупным горнодобывающим и промышленным центром. Путь к нему был не близок. Сначала Ларины прилетели в столицу Республики Узбекистан, в г. Ташкент. Погода благоприятствовала им. Было начало сентября, а этот месяц открывал так называемый «бархатный сезон» осеннего периода. Природа избавлялась от жгучего зноя и невыносимой жары. В сентябре же обычно было не жарко, хотя солнце не оставляло небо ни на один день. В аэропорту их встретили представители Республиканского Министерства среднего машиностроения и доставили в министерство. В министерстве с Алексеем провёл беседу сам министр. Опытный руководитель, в ходе беседы сразу определил, что молодой специалист хорошо разбирается в своей

специальности. Вызвав помощника, он распорядился, чтобы Ларина и его супругу накормили ужином и устроили в гостиницу отдыхать, так как на следующий день им предстояло ехать в г. Зарафшан. Когда они устроились в гостинице, их пригласили на ужин. Ужинать повезли в живописное место, в зелёный городской сад, где протекала небольшая полноводная речка. У речки высилось невысокое здание, в которой разместилась чайхана. Но здесь угощали не только знаменитым среднеазиатским зелёным чаем. Чайхана представляла собой ресторан летнего типа. Столы стояли в непосредственной близости от речки, а на столах их ожидал вкуснейший плов, шашлык, от запаха которого тут же потекли слюни. Душистые лепёшки, белый наподобие сметаны каймак, крупные красные яблоки, жёлтые груши, янтарного цвета виноград, удивительный инжир и многое другое, здешнее, среднеазиатское, и, конечно же, бутылка шампанского и другие вина. Но, не удовольствовавшись этим, гостеприимные хозяева поставили на стол ещё по бутылке водки и коньяка. В стороне на подсобном столике ожидали своей очереди большой, почти неохватный арбуз и торпедо-образная дыня. Ларины не ожидали такого щедрого гостеприимства, но сопровождающий их, молодой человек, с чёрными бровями, пронзительными, живыми глазами, жизнерадостный и весёлый по своей натуре человек, так задушевно и просто пригласил их за стол, что скованность гостей тут же прошла. Саид, так звали парня, охотно общался с ними, спрашивал о новостях Ленинграда. Оказалось, что он бывал там и, успел осмотреть все его достопримечательности. Кроме того, по долгу службы ему часто приходится ездить в Москву и знает столицу не понаслышке.

Ларины тоже оживились, а после рюмки коньяка, выпитого мужчинами, и шампанского, которое пригубила Татьяна, разговор и вовсе полился легко и непринуждённо, подобно радостно журчащей у их ног, говорливой речки.

Алексей поинтересовался у Саида о городе Зарафшан, бывал ли он там и что это за город.

– О, это удивительный город! – ответил Саид – Чудо в пустыни! Вы только представьте себе: кругом пустыня. Пески да пески, без конца и края. И лишь перед Зарафшаном приземистые, небольшие горы. Ни озёр и ни рек нет в этой пустыни. И вот, вы преодолели эти невысокие горы и вдруг перед вами, как в сказке возникает город. Причём, ни какой-нибудь древний из легенд прошлых времён, а самый настоящий современный город.

– А как же там живут, если воды в пустыне нет? – робко спросила Татьяна.

– А вот живут – ответил Саид – и всё у них есть. Да, что я рассказываю, приедете всё увидите. Пусть всё остальное для вас будет сюрпризом. Добавлю лишь, Зарафшан – это самое романтическое место в нашей стране, а может даже и в мире.

– А как туда добираться? – не удержался не спросить Алексей.

– Об этом не волнуйтесь – заторопился ответить Саид – завтра на специальном автобусе вас довезут. Кроме вас поедут ещё и наши геологи, так, что скучно

не будет.

Они долго ещё говорили о самых разных вещах, о том какие они читали книги, смотрели кинофильмы, о событиях в мире, о космических полётах советских космонавтов и о многом другом. Тем для разговора хватало.

После сытного и отнюдь не европейского, а почти экзотического для ленинградцев среднеазиатского ужина и общительного дружеского разговора гости почувствовали удовлетворение жизнью. Но на этом сегодняшняя радость их не кончалась. Теперь им предстояла экскурсия по ознакомлению со столицей Востока, как называли в то время город Ташкент. Теперь Саид, как гид, а знал он свою столицу не хуже любого профессионального гида, стал рассказывать о достопримечательностях Ташкента.

Так Ларины узнали, что через Ташкент проходил когда-то Великий Шелковый Путь, а значит, он был связан со многими городами мира и обогащался их культурами и новыми традициями. В городе было немало древних зданий, которые сохранились с незапамятных времён. Запомнилась им древний ансамбль Хазрет Имам. Показал им Саид и множества мавзолеев, в которых, в давних веках были захоронены святые люди. Удивляла Алексея с Таней монументальность древних архитектурных памятников и их необычные формы. Они представлялись им декорациями к восточным сказкам, а некоторые жители города в своих национальных одеждах, несомненно, являлись персонажами этих сказок. В лицах пожилых узбеков явно отражалась восточная мудрость и какое-то доброе лукавство, свойственное великому острослову Ходжи Насреддину. Вернувшись в гостиницу довольно поздно и помывшись под душем, они легли спать и словно провалились в сон.

На следующий день, после отменного завтрака, собрав свои вещи, они вышли из гостиницы, где их поджидал небольшой автобус. По дороге заехали в министерство, где в автобус села группа геологов из трёх узбеков, двух русских и одного татарина. На дорогу запаслись питьевой водой, продуктами, так как предстояло ехать довольно далеко. Водитель автобуса, Закир Мирзаев, несколько худощавый, но с приятным добрым лицом, одновременно был руководителем этой небольшой экспедиции. Его помощник Тухта Рахматов, невысокий, коренастый средних лет мужчина, тоже был профессиональным водителем и одновременно авто-техником и слесарем, необходимый в дальних поездках. А поездка действительно была дальней. Мирзаев познакомил их с геологами, база которых находилась в г. Зарафшане, откуда они уходили вглубь пустыни в поисках новых ископаемых таких, как ртуть, вольфрам, серебро, ну и конечно новых месторождений золота и даже урана. Это были общительные, деловые и жизнерадостные люди. Они уже несколько лет работали в пустыне, и вот вновь возвращаются после отпускного отдыха. Закир объяснил Алексею, что первоначально их путь будет пролегать по центральному оазису страны, где расположены областные центры и такие города как Джизак, Самарканд и Навои. От Навои дорога резко повернёт в пустыню Кизылкумы, по которой и будет продолжаться вплоть до города

Зарафшан. Но прежде, чем повернуть в пустыню они переночуют в городе Навои, в гостинице.

Алексей помнил, что слово «Кизылкумы» переводятся, с узбекского языка, как красные пески и в дороге решил убедиться действительно ли они красные.

Когда все удобно устроились в автобусе, он плавно тронулся и, повернув на центральную улицу, влился в неиссякаемый поток машин. Вскоре шумный, зелёный, удивительный город Ташкент, «Звезда Востока», как его называли в то время, остался позади. Чем дальше от города, тем свободнее, просторнее степи. Ни Алексей, ни Таня, ещё не видели воочию хлопковые поля и поэтому были удивлены тому, что все поля белы, словно покрытые снегом.

– «Что это?» – хотела спросить Таня, но тут же догадалась, что это хлопок. «Так вот как он растёт. Конца и края нет полям. И весь этот хлопок надо будет собрать – подумала она – нелёгкий труд предстоит местным жителям».

На память ей пришли стихи детской писательницы про хлопок:

«Там жара, как будто в печке

Небо – чистый изумруд.

Загорелые узбечки

Быстро хлопок соберут».

«Легко сказано – уже с иронией подумала она – собрать весь этот урожай непомерно тяжёлый труд».

Алексей, сидящий рядом, тоже о чём-то думал, поглядывая на белоснежные хлопковые поля, на дальние кишлаки приютившихся у зелёных рощ и окружённых садами и на голубое чистое, безмятежное небо, на котором темной черточкой виднелся парящий над землёй коршун.