Текст книги "Все сначала"

Сердце зашалило от радости. Ирена закрыла глаза и глубоко вздохнула, но узкий корсет вмиг напомнил ей о сане. Приняв объятия названного брата, она спросила:

– Подробности расскажет герцог?

– Да, он, кажется, уже придумал, как с тобой увидеться… Через мисс Рид.

– Да, – девушка кивнула и шагнула в сторону кабинета. – Сейчас всё устроим.

Взяв клочок бумаги и сложив его в несколько раз, принцесса отдала «письмо жениха» своему любимому стражу, объяснив, под каким предлогом нужно будет попасть в спальню к фрейлине.

Спустя десять минут Ирена и Джером уже покинули половину наследницы и отправились в фиолетовую гостиную, где коротали время юные обольстительницы Малого двора.

– Мария Рид! Где Мария Рид? Я желаю её видеть немедленно! – картинно изогнув брови, громко возвестила свою волю принцесса Уэльская.

Фрейлины зашушукались. Снова пришла и со своим фаворитом… Этим ослепительно красивым рыцарем Красного ордена, который от неё ни на шаг не отходит, когда бывает во дворце… Как завидовали девицы своей госпоже, как хотели хоть на день поменяться с нею местами…

Едва дочь Северского предстала перед наследницей, все узнали цель прихода последней:

– Мари, Ваш жених передал Вам нечто важное через сэра Джерома Остина Вендера, что надлежит отдать Вам лично в руки. Я, разумеется, не против таких секретов между наречёнными, но оставить Вас наедине с мужчиной не могу. Поэтому предлагаю удалиться в Ваши покои вместе и там выяснить, что содержит письмо сэра Мейсона Кеша.

– Да, миледи, – покорно сделала книксен фрейлина и, дождавшись, когда Ирена развернёт пышные юбки, отправилась следом за ней.

Джером молча зашагал за девушками.

Едва двери за троицей захлопнулись, в гостиной раздался многоголосный шум. Девицы наперебой высказывали предположения, что же ждёт Мари после этого тайного чтения. Все прекрасно помнили, что в прошлый раз приход мужчины в фиолетовую гостиную означал расторжение помолвки с одной из фрейлин. С одной из самых красивых фрейлин, что была способна соперничать в неотразимости с первой леди… И причудливые домыслы о разговоре за закрытыми дверями не давали юным головам отдохнуть…

Войдя в свои комнаты, Мария остановилась. Дождавшись, когда двери плотно закроются, она жестом попросила Ирену и Джерома подождать, а сама, взяв подсвечник, заглянула в спальню.

– Вы здесь, милорд? – едва слышно прошептала девушка.

– Да, Мари, – был ответ из темноты.

Рид юркнула в комнату и зажгла свечи в канделябре. Шторы были плотно закрыты, и никто с улицы не должен был догадаться, что в девичьей опочивальне должно произойти рандеву наследной принцессы и первого пэра.

Вернувшись в смежную комнату, Мария пригласила Ирену войти. Принцесса обернулась, взглянув на рыцаря. Тот кивнул, понимая, что нужно сопровождать названную сестру.

– Простите, сэр Джером, – мило улыбнулась фрейлина, пропуская его в дверях, – что придётся перешагнуть порог спальни невесты Вашего друга.

– Я представлю, что нахожусь в лесу, – ответил страж.

Едва дверь опочивальни за ними закрылась, Ирена повернула голову на шорох. Из-за ширмы вышел герцог Ландешот и галантно поклонился ей, потом кивнул рыцарю. Подходить ближе и целовать руку наследницы он не стал.

– Милорд, – только и произнесла девушка.

– Полагаю, миледи, Вам уже известно главное: Вы свободны от обязательства стать моей женой. Но я думаю, что Вам интересны подробности заседания.

Его бледное лицо тускло освещалось пятью короткими свечами. При взгляде на герцога у Джерома сжалось сердце. Страж тонко прочувствовал незримую связь между мужчиной и девушкой, которые ещё вчера находились на острие клинка политической игры неизвестного заговорщика. Юноша понял, что опасность сблизила их, даже несмотря на то, что Ирена никогда не испытывала благосклонности к своему родственнику как к мужчине.

– Да, Чарльз, – стараясь говорить как можно мягче, ответила девушка. – Вы угадываете мои тайные желания очень точно.

Герцог чуть склонил голову и вкратце пересказал речь короля.

По мере его повествования лицо Ирены всё мрачнело и мрачнело. Она понимала, что отсрочка, которую выиграл отец, только усугубляет её положение при дворе. Радовало сердце лишь одно: Джону – её ненаглядному Джону – не нужно вступать в брак с леди Линкольн так же, как и ей самой не придётся мучиться угрызениями совести в браке с герцогом Ландешотом.

Но решение короля отдать её руку иностранцу… Сердце юной принцессы сжалось. Всё-таки случится так, как предписано Небом: она должна будет принять предписание своей страны безропотно и бесповоротно, без права выбора между кандидатами из знакомых лордов. Не повторять ошибок Марии Стюарт! Не провоцировать смуту в стране и не давать повода к заговорам вокруг представителей побочных и младших веток Тюдоров. Вот её цель!

– У Вас есть ещё два года, – нежно улыбнулся Ландешот, любуясь принцессой.

– Два года, в течение которых мне придётся научиться быть консортом, – исправила его Ирена. – Это непосильная для меня ноша…

– Я так не думаю, – ответил мужчина. – То, насколько достойно Вы встретили нелепое предписание парламента, как быстро создали коалицию с первой леди, говорит о том, что Вы можете намного больше, чем думаете о себе.

Ирена покачала головой:

– Нет, Чарльз… Это не моя была идея. Здесь работала голова леди Анжелины…

– Но со мной за мысом говорили Вы.

Их взгляды встретились.

Джером буквально кожей почувствовал, как появился какой-то невероятной силы энергетический разряд в воздухе, словно молния вонзилась в землю. По телу пробежала холодная дрожь.

– Я с Вами, принцесса, – произнёс Ландешот и поклонился ей. – Что бы ни случилось. Помните это.

– Спасибо, милорд…

– Разрешите удалиться?

– Идите, Чарльз. Храни Вас Бог.

Коротко кивнув юноше, герцог скрылся за ширмой.

Несколько секунд в опочивальне Марии длилось молчание – названные брат и сестра смотрели в одну сторону: туда, куда ушёл первый пэр.

– Он обожает тебя, – нарушил тишину Джером и обернулся к Ирене. – Больше жизни. Теперь мне ясно, почему тебе так сложно даются встречи с ним.

На глазах наследницы блестели слёзы. Она медленно перевела взор на стража.

– Это очень тяжело, брат… Мне не нужны такие жертвы, я не хочу быть причиной чужой боли.

Страж положил руку на плечо принцессы:

– Идём… Мария ждёт. Сплетницы опять что-нибудь про нас троих придумают сейчас…

Констанция д’Альбре гладила рыжую кошку по шерсти, когда в её покои из уборной вошёл барон Лот. Герцогиня обернулась:

– Рада видеть. Как всё прошло?

– Королю удалось их убедить, что браки не нужны.

– Я ни на минуту не сомневалась, что он найдёт выход, – ответила де Нанон, продолжая гладить Маркизу.

Юджин рассказал ей подробности заседания. За всю речь Констанция не подняла на гостя взор, словно пребывая в своих думах.

– Это всё очень умно и правильно… Лишь бы принцесса справилась с возложенной на неё миссией… Она уже не дитя, ей пора понимать, что сбегать от политики в лес бессмысленно.

– Мне кажется, осталось совсем немного времени до того дня, как её сердце примет эту данность.

– Ваши бы слова да Богу в уши, милорд, – ответила д’Альбре и повернула голову в сторону тёмного проёма окна. – Иногда меня её сердце беспокоит больше, чем всё остальное.

Барон только наклонил голову в знак согласия. Герцогиня обратила на него взор:

– Все эти истории с помолвками очень истощают.

– С помолвками Чарльзу Косту как-то не везёт, – проговорил Лот и, приблизившись к Констанции, добавил тише: – Я выяснил, что его матушка и тётушка поплатились жизнями именно за то, что участвовали в сговоре двух королев, когда Их Величества выбирали жениха своей племяннице…

Лицо де Нанон приняло сосредоточенное выражение. Её серые глаза буквально впились в лицо барона.

– Вы изволите говорить об отравлении на Лох-Ломонде?

– О нём, – кивнул барон.

– Я не помню там герцогиню…

Рука Констанции остановилась на животе кошки.

– Она приехала в то утро, когда всё и случилось. Им не дали довести начатое до конца. Марта Клиффорд[25]25
  Здесь имеется в виду супруга графа Дешторнака, в девичестве Марта Стенли, внучка Элеоноры Брэндон (альтернативная версия).


[Закрыть], графиня Дешторнак, была при Марии-Луизе с самого начала и писала сестре, герцогине Ландешот, чтобы та приехала как можно скорее. Неподписанный договор так и остался в архивах канцелярии за семью печатями. Мне с трудом удалось взглянуть на него. Переписать возможности не было.

Констанция понимающе кивнула:

– Они предлагали д’Альбре брак с сыном герцога?

– Именно так, миледи, – склонил голову Лот. – И этот брак был кому-то весьма неугоден.

– Ещё бы… Дочь негласного короля протестантов и сын первого пэра Англии, – усмехнулась герцогиня и отпустила кошку. – Допустить такого Говарды не могли…

– Они ли одни, мадемуазель? – по-французски спросил барон. – Подозреваю, тут замешан кто-то ещё.

– Вероятно, мой друг, – ответила де Нанон как-то слишком горько. – Только не думаю, что мы сможем раскопать эту историю до конца…

Филипп Говард подошёл к окну. Фрейлины и дамы спешили в свои комнаты с вечерней службы. Сегодня в соборе Святого Георгия было как никогда людно: храм изволила посетить Её Высочество принцесса Уэльская.

Католик скривил лицо.

Вдруг среди пёстрой толпы придворных дам он заметил до боли знакомый хрупкий силуэт в платье орехового цвета с плотным вимплом на голове. Сердце дрогнуло, внизу живота неприятно заныло.

Говард отдёрнул гардину, чтобы лучше видеть девушку. Она шла неспешно, аккуратно поддерживая полы платья. Следом за ней, в нескольких футах, словно тень, вышагивал телохранитель. Сын Фицалана затаил дыхание, словно боясь, что фигура мадемуазель де Нанон пропадёт с узкой дорожки, как видение… Вскоре она свернула в сторону гостевого корпуса и пропала из вида.

Губы мужчины беззвучно прошептали что-то на латыни, но он и сам не смог бы дать себе ответ, что именно пыталась высказать его мечущаяся душа.

Резко задёрнув шторы, Филипп повесил шпагу на перевязь, задул свечи и покинул кабинет. Уже на выходе он столкнулся с напарником, который растянулся на неудобной кушетке, где обычно коротал ночи во время дежурства.

– Ты уходишь?

– Да, ночевать буду в Старом Виндзоре.

– Передай мои поцелуи малышке Анне, – улыбнулся агент, но Говард его уже не слышал, уходя прочь.

Спешно прошагав сквозь ночь до кавалерийских конюшен, виконт забрался на коня и умчался в городок.

«Золотое руно» манило мерцающими огнями и бесплатным виски. Анна ждала его прихода уже давно: в последние несколько дней шпион не был частым гостем в таверне. Увидев девушку, он приветливо кивнул ей. Она многообещающе улыбнулась и ушла наверх.

Повторяя, как заученный урок, одни и те же действия, Говард по привычке отправился к бару, заказал виски и изучил своё отражение в окне.

Через несколько минут появилась Анна. Она молча подошла к мужчине и нежно коснулась рукой его спины. Филипп обернулся:

– Всё готово, крошка?

– Да, виконт.

– Тогда уединимся поскорее.

Едва поднявшись в отведённый ему лучший номер, Филипп скинул верхнюю одежду и привлёк к себе горничную.

Соскучился.

Да, давно он тут не был. Ласки Анны, такие привычные и до боли знакомые, отвлекли на некоторое время от мыслей о той, другой… Которая оставалась недосягаема для него, как Луна.

Позволив увлечь себя, сын Фицалана на какое-то время забылся.

День восьмой, 2 ноября

Лорд Энтони Кеннеди, виконт по учтивости, оглядел таверну, на которую указал ему прохожий. Белёные стены, низкий проём дверей, слегка скошенная крыша, витиеватый балкончик. Пристройка. Вот именно в этой пристройке и живёт его кузен, если верить полученному письму.

Переступив порог таверны, мужчина вежливо обратился к хозяйке на немецком языке, сняв шляпу:

– Сударыня, меня ожидает Ваш постоялец Джон Самуэль Кеннеди, виконт Грендбер.

– О да, сударь! – проворно ответила круглощёкая молодая женщина и вышла из-за прилавка. – Вам сюда.

Она указала рукой на дверь слева от себя. В то время как пришелец, поблагодарив её, прошагал мимо, женщина успела цепким взглядом оценить его стройную фигуру и аристократический профиль. Никакого внешнего сходства с Джоном Кеннеди в облике Энтони Кеннеди не было.

Виконт по учтивости был изысканно красив. Светло-каштановые волнистые волосы, светло-зелёные глаза небольшого разреза, прямой нос, красиво очерченные чувственные губы, ямочка на подбородке и мушка на левой щеке – всё это голландочка отметила больше с опытностью дельца, нежели с интересом обычной женщины. Немудрено: она уже несколько лет справлялась с таверной, доставшейся ей от покойного мужа, тщательно выбирая себе в любовники только тех господ, от которых можно было иметь надёжную защиту.

Гость показался хозяйке таверны слишком возвышенным для Нидерландов, и она мгновенно забыла про него думать, едва край плаща виконта скрылся за дверью.

– Здравствуй, Джон, – произнёс Энтони, остановившись посреди комнаты.

Изгнанник поднял на него слегка замутнённый взгляд и отставил в сторону полупустую бутылку вина:

– О, кузен! Ты всё-таки пришёл. Очень хорошо.

«Он пьян, – пронеслось в голове сына Оствейского. – Впрочем, чему я удивляюсь…»

– Ты хотел меня видеть, – делая шаг вперёд, ответил старший Кеннеди.

– Садись! – отодвигая от себя второй стул, произнёс виконт Грендбер и неуклюже склонился над столом.

«Господи, во что тебя превратили твои скитания!» – подумал Энтони, протянул руку, подвинул к себе стул и сел напротив кузена. Его правая нога не согнулась…

– Ранен? – кивая на сломанное колено, спросил Джон.

– Пустяки, – ответил его брат.

– Очень хорошо…

На сапогах виконта по учтивости были высокие каблуки, которые позволяли ему почти не напрягать колено во время движения, поэтому его лёгкую хромоту прохожие замечали не сразу.

– Я знаю, что я свинья в твоих глазах, – произнёс бывший атаман разбойников и криво усмехнулся. – Ты меня никогда не любил особо. Ты всегда был лучше нас, и теперь я это понимаю…

– Ты не затем меня позвал, чтобы изъясняться в братских чувствах, – ответил Энтони, не изменившись в лице. – Что тебе нужно?

– Нет, ничего, – помотал головой Чёрный Джон и, вынув откуда-то из-под стола кружки, разлил по ним алую жидкость. – Ты выпей со мной, брат… Просто за компанию, пожалуйста…

Иной бы поморщился, принимая кружку со сколом, но Энтони не был подвержен эмоциям. Он видел, что кузен хочет сказать ему что-то важное, а на трезвую голову это не получается.

Виконт по учтивости пригубил терпкое вино и отставил свою ёмкость на здоровое колено. Бывший атаман опорожнил кружку до дна… Старший кузен не ошибся: рассказ о душевных муках полился рекой из уст английского изгнанника.

Три часа пролетели незаметно. Голландочка сменила пару блюд и поинтересовалась, не останется ли гость ночевать в её заведении. Энтони ответил отрицательно.

Они вспоминали юность, отцов, братьев и, конечно, Стефани. Джон Кеннеди никогда не любил свою строптивую и капризную сестру, что вертела мужчинами, как ей вздумается, пытаясь брать за горло даже его. Энтони предпочитал никак не отзываться о женщине, способной на вероломное предательство и чёрные козни. Да, она была его младшей кузиной, но старший сын графа Оствейского слишком хорошо помнил, что предшествовало его добровольному изгнанию из дома родителей.

…Тело Сэма привезли уже глубокой ночью, если не сказать утром. Стефани Кеннеди, по своему обыкновению гостившая у Оствейских, заверещала, что убийцу надо немедленно наказать, и легко угадать, как его имя. Он же, старший сын своего отца, склонился тогда над телом брата, осматривая рубленую рану. Странное ранение… Поперёк туловища вплоть до позвоночника…

– Кажется, он совсем не защищался, – вслух произнёс Энтони.

– Тем более нужно отомстить за его смерть Райтам! – заорал Джейкоб, вертя очумевшими глазами, словно блюдцами.

– Прежде чем делать вывод, посмотри на его руки, – возразил старший брат. – Он зажал в пальцах кинжал.

– Вот именно, ему нечем было защищаться.

– Да нет же! – одёрнул Джейкоба Энтони. – Это не дуэльная рана, они вообще не дрались!

– Я вижу: его просто разрубили пополам, – заключил младший Кеннеди, тыча пальцем в труп.

Виконт отвернулся и накрыл тело брата покрывалом.

– Ничего ты не понимаешь, Джейк. Не было там дуэли. Сэм пытался напасть на кого-то сзади и получил по заслугам за своё подлое поведение.

– Это ты что-то путаешь, кузен! – строго покачала головой Стефани и сделала шаг ему навстречу.

Энтони непроизвольно отступил. Её холодный расчётливый взгляд никогда ему не нравился. Но сегодня – особенно.

– Нашего брата убили не в бою и даже не на дуэли, значит, мы, Кеннеди, должны отомстить! И не надо долго гадать, чтобы понять, с кем было назначено свидание у Сэма!

– Тогда сначала докажите вину убийцы, а потом выдайте его суду, раз вы так уверены в своих словах, – отпарировал Энтони.

– Кеннеди не нужны судьи. Кеннеди сами могут за себя постоять, – наступая на кузена, низким голосом проговорила дочь Грендбера.

В этот миг в залу вошёл граф Оствейский.

Сыновья и племянница приветствовали его по этикету, но мужчина не обратил на них никакого внимания. Широко расставляя худые ноги, он прошагал к столу, на котором лежало тело его среднего сына, отвернул покрывало, осмотрел рану и снова закрыл покойника. Обернувшись к юношам и девушке, граф безапелляционно произнёс свой вердикт:

– Спалить замок Лот вместе с его обитателями!

– Мне нравится идея, – подхватил Джейкоб, скача на одной ноге вдоль гостиной.

Энтони проследил за ним взглядом и сжал кулаки. Стефани картинно подобрала юбки и подошла к графу:

– А Мистер Добродетель не желает принимать участие в святом мщении, дядя.

Оствейский бросил гневный взор на старшего сына и наследника:

– Энтони, это правда?

– Я не собираюсь преступать закона, отец, – холодно ответил виконт.

– Если бы я жил по закону, щенок, то тебя бы на свете белом не было! – повысил голос граф. – Если бы я каждый раз думал о добродетели, когда надо было вынимать клинок из ножен, то не жили бы вы в той роскоши, в которой живёте! Я много воевал и много видел, нечего распускать тут слюни. Законы родовой мести едины для всех. Или кто-то забыл, за что мы ненавидим Райтов?

– Я помню, – слащаво улыбнулась Стефани и, поймав скачущего мимо неё Джейкоба, игриво обняла его за плечи.

– В таком случае, – чувствуя, как наливается лицо краской, ответил Энтони, – я не желаю более ни минуты находиться с вами под одной крышей! Ты говоришь о войне, отец, но мы не на поле боя. И Райты не французы, чтобы мы мечтали об их смерти во сне и наяву!

– Молчать, щенок! – топнул ногой граф.

Виконт сорвал с груди фамильный крест с гербом и, резко прошагав до стола, на котором покоилось тело брата, положил украшение на покрывало.

– Более вы не увидите меня здесь никогда. Я уезжаю туда, где цену жизни и чести можно измерить пулями и порохом.

В тот же вечер Энтони Кеннеди, виконт по учтивости, покинул старый замок в Карлайле и отправился добровольцем в рядах наёмников на континент. Тогда шёл 1618 год – война между католиками и протестантами только началась…

Глядя на симпатичное лицо Анны, Говард вновь ощутил болевой прилив крови внизу живота. Нет, сколь бы покладиста и умела ни была эта девочка, она не сможет заменить ему той, другой, что намертво засела в сердце.

Вынув из кармана флакончик с сандалом, мужчина открыл его и, смазав палец, провёл им по шее горничной и за ушами. Анна проснулась.

– Доброе утро, виконт!

– Доброе-доброе, – завинчивая флакончик, пробурчал Филипп и повернулся к ней.

Рубашка игриво сползла с правого плеча, обнажив светлую кожу. Сын Фицалана провёл по нему пальцем.

– Какой интересный запах, – отметила девушка.

– Да, – наклонившись к её плечу и вдыхая аромат масла, ответил Филипп, после чего обхватил любовницу за талию и прошептал на ухо: – Поиграемся, крошка?

Привыкшая ко всяким выходкам мужчины, Анна могла ожидать от него чего угодно, но его дальнейшие действия заставили её удивиться. Филипп надел на девушку корсаж, не сильно затягивая его в груди, уложил на кровать и снова улёгся на неё сверху. Но едва игривые ласки перешли в более интенсивные интимные игры с задиранием подола, свет словно выключился…

Очнувшись, Анна поняла, что Говард лежит к ней спиной. По ощущениям своего тела она догадалась, что мужчина довёл начатое до конца, пока она была без чувств.

– Прости, крошка, но я ставил на тебе опыт, – раздался голос Филиппа. – Я спровоцировал обморок, и потому ты не помнишь ничего.

Анна оглядела себя. Потрёпанный корсаж оказался спущен до талии, но не снят, рубашка слегка разорвана. Она провела пальцем по спине мужчины и решилась спросить:

– Вы хотели словно силой меня взять?..

Он обернулся.

– Нет, другое. Это не повторить…

Лёг на спину и завёл руки за голову. Красивый. Очень красивый. Чего ему ещё нужно в этой жизни?

– Не понимаю, – покачала головой девушка. – Я что-то не то сделала?

– И не пытайся понять. Это моя беда, а не твоя вина.

– Я надоела Вам такая, как есть? – дрогнувшим голосом спросила горничная.

Агент повернул к ней лицо:

– Ты чудо, Энн.

– Я люблю Вас просто… – прошептала Анна.

Виконт мягко улыбнулся.

– И не подумайте, это не потому, что Вы, как говорят, сын графа! Просто… просто…

Она не нашлась, что сказать.

Мужчина погладил её по голове и задумчиво произнёс:

– Да, я виконт, потому что отец граф, это не кличка. А дед мой был герцогом, могущественным герцогом, за что поплатился жизнью, и я планирую вернуть его титул, крошка! А потом, когда я стану мужем первой леди, то заберу тебя с собой. У неё есть камеристка, мулатка. Я подарю ей и тебя. Вот тогда… – Фицалан повернулся на бок уже лицом к Анне и стал водить по её обнажённой груди пальцем. – Тогда мы будем прекрасно коротать ночи втроём… Ты, я и мулатка.

Вместо ответа Анна смущённо улыбнулась.

– Знаешь, у леди обычно нет времени, чтобы исполнять супружеский долг чаще, чем нужно для продолжения рода. А я привык к ласке.

Прижавшись к мускулистой тёплой груди мужчины, Анна прошептала ему на ухо:

– Я всегда к Вашим услугам, Вы же знаете…

– Знаю, крошка, – отозвался Филипп. – Только иногда мне вовсе ничего не хочется… Ничего и никого, кроме той, которая не моя… Так что не гневись, если долго не появлюсь. Не в духе я, значит.

Анна понимающе кивнула: среди дам высшего общества отнюдь не все славились распутством.

Зевс послушно закрутился под Джеромом от натянутого повода. Юноша оглядел своды замка и заметил в окне оружейной лицо Виржинии Штарль. Она приветливо кивнула ему. Он помахал шляпой и спустился с иноходца.

Отдав повод конюху, страж прошагал по мокрому камню до центрального подъезда, где перед ним уже гостеприимно распахнул двери Ленд.

– Прошу Вас, сэр! Сюда по лестнице, пожалуйста, и в рыцарский зал.

– Спасибо, я помню дорогу!

Юноша легко вспорхнул через две ступеньки и, громко отстукивая каблуками, прошёл по пустынным коридорам старого замка.

Почему-то с тех пор, как его отношения с графиней перешли в разряд интимных, серые каменные своды стали более тёплыми, несмотря на пришедшую осень, дорога казалась невероятно лёгкой, а суровый морской ветер превращался в лёгкий бриз, словно сама природа желала дать стражу возможность поскорее добраться до любовницы.

Распахнув двери, Джером увидел стройную фигуру в строгом сером платье с неизменно высокой причёской. «Ничего, я распущу её при первой же возможности!» – нежно подумал Остин Вендер и улыбнулся графине.

Женщина отложила в сторону пуховку, которой аккуратно смахивала пыль с доспехов, и протянула ему навстречу руки. Рыцарь поспешно подошёл, опустился на одно колено и поцеловал по очереди левую и правую кисти графини.

– Рада видеть Вас, мой друг, – мягким голосом произнесла леди Брендборд. – Давно Вы не посещали моей обители.

– Увы, дела государственной важности не выпускали меня из Виндзора, – поднимаясь, ответил юноша и направил бездонный взгляд на её лицо.

Она ждала его, и об этом говорила каждая чёрточка, сияющая сейчас тихим счастьем. Графиня улыбнулась.

– А что Вы делали, миледи? – оглядев старые доспехи, спросил страж.

– Начищала забрало дедовского шлема. С тех пор как Присцилла покинула меня, я не могу никому доверить следить за фамильными ценностями. Здесь очень много хрупких вещей, – графиня прошлась вдоль стены, уставленной и увешанной гербами, лентами с крестами и орденами, полотнами, щитами и оружием. – Тонкое переплетение золота, стеклянные шары… Очищать их – ответственное дело.

Вдруг Виржиния развернулась к юноше и совсем другим голосом произнесла:

– Но что же я? Вы с дороги, Вы голодны и устали. Немедленно идём в столовую!

Управившись с гусиным паштетом, свиной вырезкой и овощами, Джером почувствовал себя на седьмом небе от блаженства. Виржиния Штарль сидела в двух шагах от него и во время ужина рыцаря вышивала что-то на тонкой батистовой ткани, то и дело поглядывая на юношу. Остин Вендер с удовольствием заметил, что мягкая полуулыбка не покидала её губ.

Графиня любила. Любила проникновенно и нежно, словно в первый раз. И это доставляло Джерому удивительно приятные эмоции – ему хотелось сделать эту женщину ещё более счастливой и, надо признать, юный страж прилагал все возможные усилия для достижения своей цели.

Стерев жир с губ салфеткой, он продвинулся по тахте, взял два бокала и один подал леди Брендборд. Она приняла вино, отложив вышивку.

– Ужин, как всегда, бесподобен. Ваш повар буквально покорил мой желудок.

– Я рада, что хоть немного сумела отвлечь Вас от тех грустных дум, что поселились на Вашем очаровательном лице.

– Ах, простите, – нахмурился Остин Вендер, понимая, что графиня уловила его тревожные мысли об Ирене. – Не все дела удалось выкинуть из головы.

– Что же Вас так занимает, мой друг? – чуть склонившись вперёд, спросила женщина.

Джером пригубил вино, отставил бокал и взял её за свободную руку:

– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, миледи… – глаза их встретились. Безграничная нежность в серых льдинках Виржинии Штарль была лучшей наградой для уставшего от интриг и измен сердца рыцаря. – Оставим разговоры до утра. Я не хочу, чтобы политические дела омрачали радость от нашей встречи…

– Хорошо, – кивнула графиня, приподняла бокал, пригубила вино и тоже отставила ёмкость на стол. – Пусть ничто не омрачает нашего сегодняшнего вечера.

Лесной Трубадур придвинулся ещё ближе и склонился к губам женщины, бесцеремонно запустив руку в причёску на затылке. С этой минуты не существовало более ничего, кроме них двоих.

– Чёрт знает что такое, Тони… – проговорил Джон, глядя на дно своей кружки. – Никогда не думал, что мне так плохо может быть из-за какого-то поражения…

– Это не просто поражение, – глядя исподлобья на кузена, ответил Энтони. – Это фиаско, которое ты никогда не мог терпеть.

– Пустое, – махнул рукой Грендбер и вытянул ноги под стол, откинувшись на спинку стула. – Я десятки раз проигрывал Красному, и мне не было это противно. Я всегда знал, что он лучше фехтует, лучше стреляет, что он лучше. Просто лучше. Лучше меня. Но когда она выбрала его сердцем… Этого я пережить не смог. Я сломался, Тони… Я больше не тот Чёрный Джон, от имени которого дрожало пол-Англии.

– Я вижу.

– Я никчёмная свинья, прожигающая свою жизнь зря, – констатировал бывший бандит и перевёл мутный взгляд на кузена. – Но клянусь тебе, Тони, если бы жизнь дала мне шанс повторить всё ещё раз, я, ни секунды не сомневаясь, влез бы в эту интригу снова. И, видит Бог, лучше остаться без головы, чем жить в изгнании без неё.

«С каких это пор ты стал так сентиментален? – подумал Энтони, но вслух этого благоразумно не произнёс. – Никогда не верил женщинам, только использовал их по прямому назначению, а тут вдруг – любовь… Да ещё к самой наследной принцессе. Что за проклятье такое?»

– Остаться без головы? Ты снова готов стать участником заговора против короны? – спросил старший кузен.

– Не был я в заговоре… – махнул рукой Джон. – Вернее, сначала почти был: мне платила первая леди и хорошо платила. А потом, когда я понял, кто она, моя жертва, то жизнь готов был положить, чтобы выкрасть её, чтобы она стала моей… Только моей…

– Любовь к принцессам губит представителей нашего клана, – напомнил Энтони хмуро.

«Да как же ты мысли подобные допускаешь? – добавил он про себя. – Не уподобляйся предку, возомнившему себя вправе владеть принцессой крови».

Джон Кеннеди криво улыбнулся:

– Губит. Ещё как губит…

– Вот и не губи ни себя, ни её, – вглядываясь в лицо брата, произнёс Энтони. – Чем такое карается, тебе не хуже моего известно.

– Известно, – закивал головой Грендбер. – Но никто не сможет нам помешать, если она перестанет быть наследницей и станет просто леди Кеннеди. Даже король.

Энтони внутренне поразился, какой навязчивой стала для его кузена мысль овладеть предметом страсти, но на лице его не отразилось ни одной эмоции. «Не умеешь ты делать выводы из жизни, кузен, – пронеслось в голове старшего сына Оствейского. – Твой отец выкрал с испанского корабля твою мать – она была счастлива? Мой отец взял мою мать, чужую невесту, силой и тоже счастливой не сделал. И ты хочешь завладеть женщиной, которая не предназначена тебе». Но вслух он сказал иное:

– Сейчас вокруг принцессы, наверное, кордон из гвардейцев, и они её ни на миг не выпускают из вида. Правильно делают, кстати сказать: от таких, как ты, девиц нужно держать подальше.

Джон встрепенулся, вскинул голову, и кузен увидел в его глазах странный огонёк, который принял за болезненность от вина.

– Знаешь, Тони, я бы, может, совсем пропал, если бы не теплилась во мне надежда…

– На что ты надеешься, безумный? – удивился виконт по учтивости.

– Я чувствую, что не был ей безразличен, иначе она не спасла бы мою шкуру…

Чёрные глаза одного Кеннеди и зелёные другого вступили в немой поединок. На лице Энтони не дрогнул ни один мускул, а скулы Джона заходили ходуном от внутреннего напряжения.

– Это безумие, – отрезал старший кузен. – Даже если ты прав, это безумие, и карается оно смертью, как любая измена короне.

– Очень хорошо… Зато это безумие может принести мне несколько сладостных минут и сделать счастливым. Пусть даже до плахи… – Джон Кеннеди усмехнулся и отодвинул от себя кружку с бутылкой, последняя с грохотом упала на пол и откатилась к стене. – Но я не сдамся легко. Если мне позволят вернуться, я сделаю всё, чтобы объясниться с нею, раз не получилось ранее. И я хочу от неё лично услышать, какие чувства заставили принцессу Уэльскую забыться настолько, чтобы спасать разбойника.

Энтони Кеннеди недоверчиво повёл головой и покосился на укатившуюся тару: «Две бутылки вина и третья эля за время моего визита окончательно свели тебя с ума…»