Текст книги "Испорченный король"

Глава 5

От бега под дождем у меня перехватывает дыхание.

Разбивает его вдребезги.

Почти обрывает.

Когда я прихожу домой, моя промокшая одежда прилипает к коже. Мои ботинки хлюпают. Мои пальцы на ногах холодные и онемевшие.

Непослушные пряди волос прилипают к вискам и лбу, вода стекает по всему телу.

Я стою в нашем маленьком саду, переводя дыхание, и прижимаю дрожащую ладонь к груди.

Сердцебиение становится неровным и сбивается с ритма, словно протестуя. Я закрываю глаза и откидываю голову назад, позволяя дождю лупить по мне.

Пропитывать.

Очищать.

Капли стучат по моим закрытым векам, и это чувствуется почти как успокаивающая ласка.

Я всегда любила дождь.

Дождь все скрывает.

Никто не видел слез. Никто не заметил ни стыда, ни унижения.

Были только я, облака и льющаяся вода.

Но в этом-то и фишка дождя, не так ли? Это всего лишь камуфляж, временное решение.

Им можно промыть только внешнюю сторону. Он не может просочиться мне под кожу и отмыть мои дрожащие внутренности.

Стереть мои воспоминания – тоже не вариант.

Прошел едва ли час с тех пор, как руки Эйдена были на мне – повсюду.

Я все еще чувствую это.

Его дыхание.

Его близость.

Его безумный взгляд.

Я запираю эту встречу глубоко в темноте своей головы и тащусь ко входу. Мне нужно переодеться, пока я не простудилась.

Наш дом расположен в уютном районе, принадлежащем к верхушке среднего класса. Он двухэтажный, и в нем больше комнат, чем нам нужно. Мы втроем приложили все усилия, чтобы сделать его как можно более домашним. Мы посадили апельсиновое дерево. Несколько кустов роз. Мы с дядей самостоятельно ухаживаем за садом, но в последнее время у него на это нет времени.

Мои движения деревянные, когда я набираю код и вхожу внутрь.

Дизайн интерьера был тщательно подобран тетей Блэр. Несмотря на минимализм, он стильный и современный. В гостиной зоне установлены темно-синие и бежевые диваны. Книжные полки также темно-синие с оттенком силы, который олицетворяет характер не только дяди Джексона, но и тети Блэр.

Не потрудившись открыть высокие французские окна, я тащу свои онемевшие ноги наверх.

Тетя и дядя не появлялись до поздней ночи. Чем больше растет их компания, тем меньше я их вижу.

Иногда они работают всю ночь – будь то в офисе своей компании или у себя дома.

Иногда один из них возвращается, чтобы переночевать, но в большинстве случаев они этого не делают.

Мне скоро исполнится восемнадцать, и я всегда была ответственной, так что я прекрасно чувствую себя одна.

В глубине души я знаю, что им не нравится оставлять меня одну – особенно тете Блэр. Когда я одна или с Ким, она звонит тысячу раз – даже с учетом расположения дома в безопасном районе и включенной системы сигнализации.

Боже. Я не могу поверить, что прогуляла школу.

Я просто не могла сидеть в одном классе с Эйденом и притворяться, что со мной все в порядке.

На протяжении двух лет я гордилась тем, что ходила по одним с ним коридорам с высоко поднятой головой, независимо от того, что говорили или делали со мной его миньоны. Сегодняшний день был слишком.

Слишком ненормальным.

Просто слишком.

Моя стальная воля, как мне казалось, рассыпалась в считаные минуты.

Я всегда слышала о переломных моментах у людей, но я была слишком глупа, чтобы думать, что у меня их не будет.

Я познала самый жестокий путь своего сопротивления.

У меня перехватывает дыхание, когда я вхожу в свою комнату.

Мое убежище.

Я всегда шутила с тетей и дядей, называя ее своим королевством.

Уютный декор выполнен в пастельно-розовых и черных тонах. У меня есть собственная библиотека, заполненная книгами по психологии и китайской войне, расположенными в алфавитном порядке. Компакт-диски свисают с потолка как занавеска, отделяющая мою кровать от письменного стола.

На стене напротив кровати висят два огромных постера моих любимых групп: Coldplay и Bastille.

Я бросаю свой рюкзак на пол и нажимаю кнопку воспроизведения на своем айпаде. Hypnotised группы Coldplay заполняет пространство.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я снимаю с себя промокшую одежду и вхожу в ванную.

У меня чешется рука. Необходимость счистить с нее грязь делает меня одержимой.

Я останавливаюсь у раковины и мою, скребу и потираю руки друг о друга, пока они не становятся ярко-красными.

Когда я поднимаю глаза к зеркалу, мои губы приоткрываются.

Это я. Колдовские платиновые волосы. Детские голубые глаза. Но в то же время я не вижу в отражении себя.

Там внутри пустота.

Там… оцепенение.

Я собираюсь пойти в душ, когда что-то еще останавливает меня.

Мой шрам.

Несколько карминно-красных отметин окружают его. Этот псих оставил долбаные засосы вокруг моего шрама?

Что, черт возьми, творилось в его ущербном мозгу?

Я отрываю взгляд от зеркала и принимаю самый долгий, обжигающий, душ в истории.

Когда я возвращаюсь в комнату, песня меняется на Good Grief группы Bastille. Я позволяю музыке плыть вокруг меня, когда забираюсь в постель, все еще в полотенце, и закрываю глаза.

Я борюсь со слезами и проигрываю.

* * *

Я вздрагиваю и просыпаюсь.

Мои волосы прилипли к лицу от пота.

Тепло окутывает мое тело, и мои груди напрягаются под полотенцем.

Но это еще не все.

О боже.

Моя рука лежит у меня между ног, и я… мокрая.

Я отдергиваю руку, как будто меня поймали на воровстве.

Я даже не помню свой сон, так что, черт возьми, должна означать эта реакция?

Окружающее пространство возвращается в фокус. Мягкий свет от лампы. Музыка, которую я оставила включенной. Припев из песни Grip группы Bastille проникает глубоко в меня. Что-то о Дьяволе, схватившем за руку и утащившем в ночь.

Неоново-красные цифры на тумбочке показывают семь вечера.

Я соскальзываю с кровати, желая, чтобы температура моего тела вернулась к норме.

Глубоко вздохнув, я надеваю пижамные шорты и футболку, собираю волосы в пучок и сажусь за свой стол.

Мой первый день в выпускном классе начался с катастрофы, но ничто не отнимет у меня Кембридж.

Я достаю свои книги и задания, организованные по методу Эйзенхауэра, и погружаюсь в учебу.

В течение тридцати минут мой разум остается настроен на обучение. Затем я начинаю дрейфовать.

Ручка задевает мою нижнюю губу, когда мои мысли по спирали сворачивают в направлении, которое им не следует брать.

Даже когда я хочу забыть, у моего тела есть своя собственная память. Мое тело все еще помнит, как Эйден держал меня. Как он был жесток, потому что я боролась.

Мои глаза до сих пор помнят ту темную, бездонную пустоту и пренебрежение.

Если бы я не заплакала, что бы он сделал?

Дрожь пробегает по мне при этой мысли.

В старых китайских военных книгах говорится, что лучший способ понять кого-то – это посмотреть на вещи с их точки зрения. Думать, как они.

Ни за что на свете я не стану делать это с Эйденом.

Развратные хулиганы не заслуживают того, чтобы их понимали.

После того как меня окрестили изгоем, я думала, что однажды карма укусит таких ублюдков, как Эйден, за задницу, и он перестанет мучить меня своим существованием в школе.

Я лишь обманывала саму себя.

Эйден, может, и псих, но он умный. Он знает, когда нажимать на кнопки, а когда отступать.

Сегодня он застал меня врасплох.

Ха, преуменьшение века.

Он напугал меня.

Он перевернул мой мир.

Он заставил меня усомниться в себе.

Поскольку он держался на расстоянии в течение двух лет, я никогда не думала, что он приблизится. Так близко.

Я все еще слишком смущена тем, что я чувствовала. Что я чувствую. И тем сном – или кошмаром, – что мне приснился.

Я точно знаю, что он взял то, на что не имел права, и что я чертовски ненавижу его за это.

Но больше, чем его, я ненавижу себя за то, что позволила ему забрать это.

Раздается стук в дверь. Я вздрагиваю, прикусывая ручку и губу.

Ой.

Я расслабляю выражение лица.

– Входите.

Тетя и дядя заходят внутрь, оба все еще в своих рабочих костюмах.

Когда тетя Блэр наклоняется, чтобы обнять меня, я встаю и остаюсь в ее объятиях слишком долго. Под вишневыми духами скрывается мамин аромат. Что-то напоминающее сахарную вату и лето.

Я не знаю, почему я думаю об этом прямо сейчас, когда я даже не помню свою маму.

Сегодня я скучаю по ней.

Я скучаю по жизни, которую не помню.

Неохотно я отстраняюсь от тети и обнимаю дядю Джексона. Он целует меня в макушку.

Дядя классически красив, у него каштановые волосы и кобальтово-голубые глаза.

Несмотря на то что его телосложение лучше среднего, у него пивной живот.

– Я звонила, но ты не взяла трубку. – Тетя изучает мое лицо тем пристальным взглядом, который ставит ее клиентов на колени.

Как будто она распознает ложь еще до того, как я ее произнесу.

– Извини, я забыла его.

– Я позвонила в школу, – говорит она. – Мне сказали, что ты ушла домой.

– Я… – Черт. Я не думала так далеко наперед, когда уходила. – Мне было нехорошо.

Дядя Джексон нависает надо мной, его лоб нахмурен.

– У тебя снова учащенное сердцебиение, тыковка?

– Нет. – Я заставляю себя улыбнуться и чертовски надеюсь, что они в это поверят. – У меня просто разболелась голова, и я хотела вернуться домой и отдохнуть. Простите, что я не позвонила.

– Мы так беспокоились о тебе, милая. – Тетя приглаживает мои волосы. – Я пришла домой пораньше, чтобы проверить тебя, но ты спала.

– Я же говорил тебе, что с ней все будет в порядке, – вмешался дядя. – Где ты забыла свой телефон?

– В… школе.

Потрясающе, Эльза. Я выдаю одну долбаную ложь за другой.

Больно лгать им, но я скорее умру, чем подвергну компанию тети и дяди опасности.

Их имена и имя гребаного Эйдена Кинга не должны существовать в одном предложении.

Тетя продолжает внимательно рассматривать меня с ног до головы, как будто она ожидает, что я упаду в обморок в любую секунду.

– Головная боль из ниоткуда – это подозрительно. Может, нам стоит навестить доктора Альберта?

– Это просто головная боль, Блэр, – говорит дядя от моего имени.

– Головные боли – это симптомы самых чудовищных болезней, Джексон, – возражает она.

– Одна из них – простая усталость.

– Я в порядке, правда, – вмешиваюсь я, не желая, чтобы они спорили. – Я просто собираюсь немного позаниматься и лечь пораньше.

– Сначала ужин, тыковка. И мы должны сыграть партию в шахматы. – Дядя подхватывает меня под мышку и тащит из комнаты. Он спрашивает о моем первом дне и рассказывает мне анекдот об их работнике. Он чуть не упал в обморок, когда ему позвонили и сообщили, что у его жены начались роды.

Дядя Джексон умеет поднимать настроение, и я улыбаюсь вместе с ним.

Тетя следует за ним, но ей не смешно. Она продолжает пристально наблюдать за мной, как будто пытается проткнуть меня взглядом насквозь.

Как только мы приходим на кухню, я улыбаюсь.

– Тетя, у тебя есть время немного позаниматься йогой? Это помогает при головных болях.

– Черт возьми, да. – Она хихикает, но затем ее улыбка гаснет. – Прости, милая, у меня так мало времени для нас, девочек.

Я качаю головой и говорю насмешливым тоном:

– Нет, это к лучшему. Слишком много девичьего времени отвлекло бы меня от Кембриджа.

Тетя возится за барной стойкой, а я сажусь на свободный табурет. Дядя подходит ко мне сзади и массирует мои плечи.

– Я собираюсь хорошо подготовить тебя к Кембриджу, тыковка.

Тетя закатывает глаза.

– Это не игра Премьер-лиги, Джексон.

– Игнорируй ее. – Дядя наклоняется и шепчет: – У меня есть билеты на игру «Арсенала» на следующей неделе. Угадай, кто приглашает тебя на свидание?

Моя грудь трепещет от возбуждения. Я ненавижу футбольную команду нашей школы, или, более конкретно, я ненавижу придурков, которые играют в ней, но я люблю саму игру. Дядя обратил меня на темную сторону и превратил в канонира – непоколебимого фаната «Арсенала».

– Тебе лучше не просить ее бросить учебу, чтобы пойти на какую-то дурацкую игру.

– Конечно нет, – говорим мы с дядей одновременно, затем он фыркает, и я тоже не могу удержаться от смеха.

Тетя складывает руки на груди и постукивает ногой по полу.

Мы с дядей заняты извлечением овощей из холодильника, пытаясь подавить смех.

– Командная работа, – шепчем мы с дядей друг другу.

На мгновение, только лишь на одно, я забываю о том, что произошло сегодня.

Или, во всяком случае, пытаюсь это сделать.

* * *

Утром тетя отвозит меня в школу по дороге на работу.

Всю ночь я вспоминала вчерашний день и подумывала о том, чтобы не появиться сегодня. Но затем у меня случилась минута гневного негодования на саму себя.

Никто – включая Эйдена – не сломает меня.

Мое детство не смогло, и он, черт возьми, точно не сможет.

Я просто должна быть умной, когда имею с ним дело. Например, избегать того, чтобы пытаться выбить из него все дерьмо и вернуться к свирепым переглядкам издалека.

Я машу своей тете и вхожу в школу с высоко поднятой головой, как обычно.

Я слышу насмешки, но я не позволяю им вывести меня из себя.

Тихий голос в моей голове нашептывает им.

Бегите, детки, ваши маленькие шалости ничто по сравнению с порочностью Эйдена.

Несмотря на мой ободряющий монолог этим утром, который придал мне столь необходимую смелость, дрожь пробегает по моим конечностям, когда я подхожу к классу.

Я увижу его снова. Я увижу эти демонические глаза.

Эту садистскую ухмылку.

Эту темную душу.

Сукин сын. Как, черт возьми, я должна пережить целый год с ним в одном классе?

Что еще хуже, Ким нигде не видно. Поскольку у меня больше нет телефона, я позвонила ей со стационарного ранее, но она не взяла трубку.

У меня еще есть немного времени до первого урока, поэтому я направляюсь к ее любимому месту в саду.

Мой шаг замедляется возле дерева, где Эйден вчера поймал меня в ловушку.

Странное осознание сжимает меня за горло. Память моего тела снова срабатывает.

Я чувствую его руки повсюду на себе.

Я чувствую его запах среди деревьев.

Я вижу этот бездушный взгляд в его глазах.

Сильная волна ненависти захлестывает меня, но это не все.

Что-то еще, что-то совершенно аморальное захватывает и меня.

Убирайся из моей головы, черт бы тебя побрал!

Мои брови хмурятся, когда я прихожу в хижину и не нахожу никаких следов Ким.

Как и я, Ким никогда не пропускает занятия. Если она это сделала, должно быть, случилось что-то серьезное.

Этому придурку Ксандеру лучше бы не причинять ей вреда, иначе я стану его худшим кошмаром.

Я оборачиваюсь, и моя голова ударяется о сильную грудь.

– Пришла за добавкой, сладкая?

Глава 6

Ему стоит перестать называть меня сладкой, или я достану куклу вуду с его лицом и зарежу ее до смерти.

А еще лучше, я разрежу ее на части.

Я отступаю на расстояние вытянутой руки. Если я буду держаться на достаточном расстоянии, он не сможет меня поймать.

Ни за что на свете я не позволю ему заманить меня в ловушку, как это было вчера.

На этот раз я либо закричу, либо убегу.

Да. Звучит как план.

Я сглатываю, но слюна застревает у меня в горле как посторонний предмет. Никакие ободряющие речи или фальшивая бравада не могли стереть воспоминания о вчерашнем дне.

Никакие ободряющие речи не могли убедить нервы, вибрирующие под кожей от удушающего страха, что со мной все будет в порядке.

Мои инстинкты кричат мне, чтобы я бежала.

Спряталась.

Никогда не оглядывалась назад.

Но я не стану.

Убегать от кого-то, кто получает удовольствие от уязвимости, – не самый умный поступок.

Он бы преследовал меня. Гребаный Ад. Я уверена, что психопату это тоже понравилось бы.

Кто выйдет победителем?

Да. Не я.

Поэтому вместо бегства я выбираю борьбу.

Я поднимаю подбородок, призывая все то мужество, которое у меня осталось.

Но в тот момент, когда я встречаюсь с его взглядом, большая часть этого мужества улетучивается. Знаете, что не так в Эйдене? Он чертовски хорошо сложен.

Идеальное лицо.

Идеальное тело.

Идеальное чувство стиля.

Большую часть дней он даже не носит галстук, и все равно кажется, что школьная форма была сшита специально для его крепкого, мускулистого тела.

Вся его внешность – еще одно преимущество, которое он использует для того, что запугивать.

Очаровывать.

Обманывать.

Я даже поддалась этому обаянию в тот первый день, когда встретила его. Издалека он выглядел как Бог. Вблизи он не более чем монстр.

С тех пор как он едва не задушил меня перед всей школой и объявил, что уничтожит меня, я поняла, что весь его внешний вид – это фасад.

Единственное, что я вижу, – это пустоту в его стальных глазах.

Ненависть.

Черную ярость.

Я не понимаю, как другие этого не замечают. Либо они слишком сильно попали под его чары, либо им просто все равно.

Вот что значит быть королем, не так ли? Он может быть таким сколько угодно. Черт возьми, он может приказать начать войну, которая уничтожит половину нации и заморит голодом другую половину, а те, кто останется в живых, все равно будут скандировать: «Да здравствует король!»

Но не из-за любви. Нет. Из-за страха.

Люди естественным образом тяготеют к власти, и в КЭШ Эйден и есть сама власть.

В прошлом году правил его старший кузен Леви Кинг, и теперь, когда он окончил университет, КЭШ принадлежит младшему из двух королей.

– Ты вчера сбежала из школы, – говорит он как ни в чем не бывало.

– Я не сбегала. У меня было неотложное семейное дело. – Я бы похлопала себе, если бы могла. Эта ложь вышла идеальной.

Закладывая ладонь в карман брюк, он изучает меня с ног до головы. Его взгляд задерживается на моей левой груди, как будто он пытается прожечь дыру в моей рубашке.

Мне требуется все мое мужество, чтобы не скрестить руки на груди.

Его внимание наконец возвращается к моему лицу.

– Я думаю, ты лжешь, Отмороженная. Думаю, что тебя довели до предела, поэтому ты выбрала легкий выход.

– Знаешь что, Эйден? Мне все равно, что ты думаешь.

– Зря. То, что я думаю, окажет прямое влияние на твою жизнь, сладкая.

– Прекрати называть меня так, – шиплю я. – Я не твоя сладкая.

– Ты та, кем я, блять, тебя назову, сладкая.

Возможно ли проклясть кого-то и отправить в темную, бездонную яму ада? Я не против использования черной магии. Мне просто нужно, чтобы он, черт возьми, исчез. Мир станет куда более безопасным местом.

Я сдерживаю свой гнев и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Он не доберется до меня. Он этого не сделает.

Сильная рука хватает меня за предплечье и дергает назад с такой силой, что я прижимаюсь вплотную к его твердой груди.

Он сжимает меня с грубой, причиняющей боль силой.

– Разве я сказал, что ты можешь идти?

Я борюсь с ним.

– Я не знаю, заметил ли ты, но я не одна из твоих подданных, ваше величество. Я не выполняю твоих приказов.

– Все с чего-то начинают.

Он отпускает меня, но только для того, чтобы обхватить обеими руками мою талию и положить ладони мне на поясницу, как будто мы какие-то долбаные любовники.

Так близко, что мой нос наполняется его ароматом, а тепло его тела смешивается с моим.

Я не коротышка, но он все еще выше меня ростом и массивнее. В глубине души я знаю, что этот варварский захват – это всего лишь фактор запугивания.

Я толкаю его в грудь, дергаясь из стороны в сторону и назад, пытаясь расцепить его руки.

Он даже не шевелится, чтобы остановить меня. Все, что он делает, это сохраняет свою стальную хватку.

– Боже, – я тяжело дышу. – Отпусти меня.

– Почему я должен, хм?

– Почему ты не должен? – Я делаю ответный выпад.

– Мне нравится, когда ты сопротивляешься. – Его глаза сверкают тем уже знакомым садизмом, когда он протягивает руку и щиплет меня за щеку. – Ты бы знала, как очаровательно они краснеют!

Я обмякаю рядом с ним. Мои руки безжизненно падают по обе стороны от меня, и я даже стараюсь придать своему лицу нейтральное выражение.

Если ему нравится моя борьба, то он больше ее не получит.

– Ты закончил?

Его левый глаз подергивается.

Очевидно, больному ублюдку не нравится, что он не получает того, чего хочет, и я победила его в его собственной игре.

– Я хочу дать тебе один ценный совет. Ты уже знаешь, на что я способен. – Его голос спокоен. Опасно спокоен. – Не провоцируй меня.

– Это ты меня провоцируешь! – Я не могу поверить этому ублюдку. – Тебе повезло, что я не донесла на тебя за то, что произошло вчера.

– Повезло? – Он смеется без тени юмора, и глупо, что даже линии его лица растягиваются под красивыми углами.

Кто-нибудь, вылейте кислоту на его физиономию.

– Я не знаю, пытаешься ли ты быть очаровательной или ты и правда настолько наивна?

– Что это должно означать?

– Ты думаешь, что можешь причинить мне боль, а?

Он сжимает мой подбородок большим и указательным пальцами, откидывая мою голову назад, чтобы вонзиться в мое лицо своим навязчивым взглядом.

Мое сердце колотится все быстрее и быстрее.

Неважно, сколько тактик я придумаю, неважно, насколько сильно мне нравится думать, что я контролирую ситуацию… Это не так.

И мое сердце чувствует опасность.

Пустоту.

Черную дыру.

Позвоночник напряженно ноет от ощущения липкого страха, что стянул мне кости.

Мне нужно бежать. Спрятаться.

Так, чтобы он никогда меня не нашел.

Та часть меня, которую я изо всех сил пыталась похоронить, воскресает, выползает на поверхность.

Ты мой шедевр, Эльза.

Я ненадолго закрываю глаза от этого навязчивого голоса из прошлого. Когда я открываю их снова, жуткий голос исчезает, но стальное выражение лица Эйдена остается.

Будь он проклят за то, как легко ему удалось освободить эту часть меня!

Я прятала ее в себе более десяти лет, но он смог практически вытянуть ее за какие-то два дня.

– Может быть, я могу. – Мой голос звучит намного спокойнее, чем я ожидаю. – Что ты вообще знаешь обо мне?

– Гораздо больше, чем ты думаешь. – Он так сильно сжимает мою челюсть, что я вздрагиваю.

– Клянусь богом, либо отпусти меня, либо я…

– Что? – Черты его лица искрятся обещанием моей боли. – Ты не можешь нихуя мне сделать. Позволь мне обрисовать ситуацию: если я убью тебя, тренер сожжет твой чахлый труп, а директор избавится от останков. Если я совершу преступление, школьный совет перевернет это дело так, чтобы казалось, будто я жертва. Возможно, ты прячешь голову в песок, как маленькая мисс Страус, так что вот тебе краткое напоминание: я здесь король.

Его слова жалят, потому что они правдивы. Пока у него королевское имя, его отцу даже не нужно вмешиваться, чтобы все прошло гладко.

Несправедливость вспыхивает внутри меня и затуманивает зрение непролитыми слезами.

Нет.

Я не доставлю ему удовольствие снова увидеть, как я плачу.

– Но если ты чувствуешь, что имеешь для этого достаточно смелости… – Уголки его губ приподнимаются в ухмылке. – Если ты думаешь, что можешь обставить меня, тогда покажи мне, на что ты способна, сладкая. Мне любопытно посмотреть, кто поверит в то, что я прикасался к тебе без твоего согласия. Я могу иметь любую дырку, какую захочу, что такого особенного в твоей?

– То, что мою ты иметь не можешь.

Я сожалею о своих словах, как только они вылетают. Я не могу поверить, что я только что взмахнула долбаным стейком перед хищником.

– Отмороженная, – он шепчет, качая головой.

Мои губы сжимаются в дрожащую линию, и я почти трясусь в его объятиях, ожидая его следующего удара.

Теперь в любой момент он может…

Эйден отпускает меня и отступает назад.

Стоп.

Он… он отпускает меня?

Я осторожно наблюдаю за выражением его лица, как лань, попавшая в свет фар.

Он придает своим чертам бесстрастное выражение.

По какой-то причине я ожидаю, что он рассмеется мне в лицо и снова схватит меня.

Я счастлива, что он отпускает меня, правда. Но я не могу сдержать раздражения из-за того, что не могу его прочитать.

Он засовывает руку в карман, выглядит небрежно, почти беспечно.

– Покажи мне метку.

– Что?

– Ты не идиотка, так что не веди себя как дура и покажи мне метку, которую я оставил вчера.

– Ты не в своем уме.

Мои конечности дрожат, но я разворачиваюсь, чтобы бежать. Мне нужно вырваться из его власти.

Его присутствия.

– Сделаешь еще хоть один шаг, и я достану тебя из-под земли, сладкая. И на этот раз… – Он замолкает, его голос становится удушливым, как дым. – Я не остановлюсь.

Я громко сглатываю и останавливаюсь как вкопанная.

Часть меня не хочет верить, что он зайдет так далеко, но кого я обманываю?

Эйден не остановится, пока не получит то, что хочет.

С замиранием сердца я смотрю ему в лицо.

– Зачем ты это делаешь, Эйден?

– Как ты думаешь, зачем?

– Потому что можешь?

– Потому что могу, да? Интересно. – Он делает паузу. – Ты такая… отмороженная, ты знала об этом?

– Твои рабы не переставали напоминать мне об этом, большое тебе спасибо.

– Ты упускаешь весь смысл.

– Какой именно?

– Если ты его упускаешь, то с чего мне говорить?

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, когда он перебивает меня.

– Сними рубашку.

Мои кулаки сжимаются по обе стороны от меня.

– Если ты этого не сделаешь, то сделаю я. Сколько еще разорванных рубашек ты хочешь собрать?

– Ты болен.

– Ты действительно веришь, что это оскорбление для меня?

Я сжимаю губы в линию.

– Последний шанс. Сними рубашку.

– Нет.

Мы наблюдаем друг за другом секунду.

Две.

Три…

Он направляется в мою сторону. Вся кровь отливает от моего лица, и дрожь пробегает по спине.

Это реально.

Этот взгляд. Эта решимость.

На этот раз он не остановится.

– Ладно! – выпаливаю я, отступая назад. – Я сделаю это.

Он останавливается, но это бесстрастное выражение на его лице остается. Он выглядит спокойным и непринужденным, но если я сделаю хоть один шаг, я не сомневаюсь, что он погонится за мной как изголодавшийся волк.

Думай, Эльза, думай!

В моей голове вспыхивает безумная идея.

– Сделай это за меня, – говорю я нейтральным, почти незаинтересованным тоном.

Левый глаз Эйдена дергается.

Я уверена, что мое предложение застало его врасплох. Он думал, что я либо подчинюсь его угрозе, либо он сделает это силой. Я уверена, что больной ублюдок надеялся на второй вариант.

Тот факт, что я предлагаю ему сделать это без всего этого фактора насилия, должен вывести его из равновесия.

Те, кто предлагают два варианта, не ожидают третьего. Третий вариант приводит их в замешательство, и это именно то, на что я ставила.

Он прищуривает глаза:

– Ты снова пытаешься играть.

– Я просто даю тебе то, что ты хочешь.

– Вот как? – Его тон становится каменно-холодным.

– Да.

– Ты пожалеешь об этом. – Он подходит ко мне и тянется к ленте вокруг шеи.

Я кладу обе ладони на его дурацкие широкие плечи и впиваюсь пальцами в его форменную куртку.

Он замирает у первой пуговицы и изучает мое лицо.

Прикосновение к нему не было частью уговора, и он, должно быть, удивляется, почему я делаю это добровольно.

Я не знаю, ненавидит он это или любит, но я не даю ни ему, ни себе времени подумать об этом.

Я поднимаю колено и бью его в пах. Сильно. Так сильно, как только могу.

Его лицо искажается, а руки тянутся ко мне, но я уклоняюсь и пробегаю мимо него.

Широкая ухмылка расплывается на моем лице.

Я только что ударила гребаного Эйдена Кинга по яйцам!