Текст книги "Убить админа"

– Эээ… Добрый вечер, госпожа Позднякова, – с ядовитой вежливостью произнес Демидов. – Вы сейчас вверх намереваетесь или, напротив, вниз?

– Напротив, вниз, – невежливо буркнула госпожа Позднякова и завертелась на жердочке, примеряясь что-то предпринять.

– Вам помочь? – так же вежливо осведомился Демидов Великолепный.

Катя, перебирая по-обезьяньи руками, присела на корточки, потом свесила ноги, устроившись на попке, а затем обвалилась с грохотом на пол.

Встала на ноги, специально повернулась спиной к холеному мерзавцу и, отряхиваясь, задрала голову вверх, к темному прямоугольнику потолочно-чердачного провала.

Притаившаяся там Викуся высунулась и скорчила рожицу.

– Дамы совершают вечерний моцион? – разобрало что-то Демидова. – Экстремальный мини-туризм с элементами альпинизма?

Катя проигнорировала этот поток иронии – в основном потому, что не представляла себе, как они будут выпутываться и что вообще они смогут объяснить, хоть вот ему, не раскрывая своей, так сказать, миссии.

Не учла она, что их могут застукать! Очень хотелось проверить свою криминальную догадку, а про осторожность-то и забыла, пребывая в сыскном азарте.

Демидов наконец преодолел оставшиеся ступеньки, встал рядом с Катей и ухватил за локоток:

– Я не расслышал, что вы мне ответили, леди.

Не нравилось Демидову, когда ему хамили и молчали в ответ. Уж если он задал кому вопрос, то ответить на него должны непременно, а не отворачивать морду и не делать вид, что ничего не происходит.

Он начал уже заводиться, но тут Вика с грохотом завершила спуск и также шумно принялась общаться:

– Олег Олегович! Здравствуйте! А мы тут с теть Катей, фу ты, эта… с Екатериной Евгеньевной по чердаку пошарили! Улики искали! Чтобы Генку оправдать!

Брови Демидова надменно поползли вверх. Катя просто окаменела, но это была еще не катастрофа.

Катастрофа семенящими шажками выскочила на лестницу в лице Клары Григорьевны Полонской, секретаря, нет, конечно, не секретаря, а начальника канцелярии.

Клара Григорьевна – в простонародье Гюрза, – возмущенно блестя очками и стискивая в лапке огромный старомодный ключ, видимо, от приемной, всем своим видом выражала праведное негодование и готовность покарать нарушителей порядка.

Она выбежала на шум, это понятно.

Кате было непонятно другое. Что говорить?

– Что здесь происходит? – требовательным фальцетом вскричала Гюрза. – Что вы все здесь делаете?

При виде Демидова пыл ее остыл, она слегка притормозила, но ее чело осталось суровым, давая понять присутствующим, что она в своем праве и ничего идущего вразрез с инструкцией не совершила. Наоборот. Блюла.

Присутствующие собирались только с мыслями, что бы такое ей втюхать, как Гюрза в процессе визуального контроля вверенной ей лестничной клетки – иными словами, шаря повсюду глазами, – увидела открытый лаз на чердак! От переполнивших чувств у Гюрзы Григорьевны свело скулы, а губы сошлись в куриную гузку. Она шумно, через нос набрала воздуха в легкие, и тут…

– Что же это работники правоохранительных органов так небрежны? Осматривали чердачное помещение, а люк не позаботились за собой закрыть? И ведь не пожалуешься, власть… – вопросил Демидов и улыбнулся. Самой своей надменной улыбкой.

Окаменевшая Катя смогла только наступить ботинком на Викусину кроссовку, усиленно телепатируя, чтобы та молчала и не вякала. Викуся терпела ботинок и не вякала. Телепатема, видимо, дошла.

Демидов тем временем Катин локоток выпустил, а секретаршин, наоборот, подхватил. Она почему-то вздрогнула и посмотрела на него ошарашенно.

– Клара Григорьевна, нас всех постигло большое несчастье. Для меня это большая потеря и для Ивана Алексеевича, поверьте. Лидия Петровна была во всех отношениях замечательным человеком. Мы, конечно, окажем помощь и примем участие, и сделаем все необходимое. Я понимаю, что сейчас вам не до этого, но не могли бы вы предоставить мне те документы, которые приготовили для Ивана? Он, так получилось, вчера не смог подъехать, и я не смог, а акты ему уже в понедельник утром нужны будут. Я вас не очень обременю?

– Акты? – очнулась Гюрза. – Я, Олег Олегович, ничего про акты не знаю, это вам к бухгалтеру нужно, а его сейчас нет. Что касается Ивана Алексеевича, то Лидия Петровна вчера распорядилась подборочку сделать, предназначенную для учебной базы, ксерокопии нескольких личных дел из архива и оригиналы тоже, нотариусу на заверение. Она сказала, что через вас или через Ивана Алексеевича можно будет их передать по назначению. Я и подготовила подборочку, а теперь за всеми этими делами никак ее найти не могу. Так неприятно. И неудобно. Вот вы приехали, а я вам ничего отдать не могу. Извините меня, Олег Олегович, так нехорошо получилось, вы приехали, потратили свое время, а выходит, напрасно приехали, сунула я куда-то папочку и найти не могу…

И так сильно она сокрушалась и причитала, оттого, что нечетко сработала, и оттого, что допустила такую серьезную оплошность, а ведь на нее это совсем не похоже, и так убивалась из-за этого, что Демидов, не отпуская ее локотка, проследовал с ней к приемной, на ходу выспрашивая, как выглядела эта папочка, куда ее Клара Григорьевна могла положить, когда и где видела в последний раз.

Катя с Викусей потопали следом, скорее под воздействием демидовского магнетизма, чем по необходимости. По необходимости им как раз нужно было топать вниз и поскорее.

Демидов с Гюрзой, видимо, почувствовали что-то такое и приостановились, и оглянулись, взирая на незваную свиту с недоумением. Катя пропищала:

– Мы бы хотели забрать Викин мобильник, Клара Григорьевна. Если не возражаете. Если он у вас. Или, если он на столе у… директора.

Катя ненавидела себя пищащую, но в определенных ситуациях ничего с собой поделать не могла. Ее застукали, этим все сказано.

Гюрза пренебрежительно кивнула, и все пошли дальше.

«И где бы наглостью разжиться», – думала, злясь на себя, Катя.

«Вот ведь наглая девка», – думала Клара Григорьевна и истово жалела, что нет возможности поставить ее на место: девица – «компьютерная» и может наябедничать Танзиле.

А Демидов и не думал, что девица наглая, он прекрасно слышал, как она пищала, и расценил этот писк совершенно однозначно – по причине его, Демидова, неотразимого великолепия. Настроение исправлялось.

Клара Григорьевна сидела на краешке стула перед своим рабочим столом и прислушивалась к шагам, затихающим за дверью. Она очень устала за этот бесконечный, ужасный, невозможно тяжелый день, и ей тоже очень хотелось отсюда уйти, ей очень хотелось домой.

Но она уйти пока опасалась. Как бы потом не стали говорить о ее черствости или безразличии, хотя ну что тут сейчас делать? Сделано уже все. Только татарка эта наглая, кажется, все еще здесь, раньше ее лучше с места не трогаться, да.

Клара Григорьевна, бывший завуч по воспитательной работе средней школы № 2118, а также заслуженный учитель и прекраснейший преподаватель истории, проработавшая в школе тридцать два года, – нет, не проработавшая, а посвятившая! – была с почетом выпровожена на пенсию, не сумела удержаться даже на ставке педагога группы продленного дня, которую ей предоставили как какую-то унизительную подачку, но она-то знала, что не подачка это вовсе, а целенаправленный плевок.

Она великолепно понимала, что такое воспитательная работа, будучи автором многих методических руководств и инструкций, а также блестящим докладчиком на тему о воспитании, многажды приглашаемым на педсоветы всех уровней, вплоть до московского съезда учителей, но она совсем не смыслила в контингенте продленки в лице учащихся до десятилетнего возраста.

Но она же была готова разобраться! Клара Григорьевна уже и методичку набросала начерно, и поработала над распорядком труда и отдыха для учащихся группы продленного дня. Собиралась новому директору предоставить для утверждения, но интриги ее снова настигли.

Все сваливают на родителей, жалобы якобы какие-то посыпались, да какие уж там жалобы! Подтасовка. У нее, Клары Григорьевны, за все время ее работы ни одной жалобы не было, одни благодарности.

А какой был прежде коллектив школьных учителей! И директор какой был, вернее – какая! Все было четко и проверено, и перепроверено, и одобрено – и районо, и парткомом, и райкомом, и комсомол всегда на подхвате.

Потому что школьная педагогика – это очень серьезно, здесь не может быть никаких экспромтов и сюрпризов. Школьный учитель – это очень большая ответственность, ответственность перед будущим нашего народа и нашей страны.

Клара Григорьевна вздохнула, вспоминая овации, которыми неизменно награждала ее сдержанная аудитория, состоящая сплошь из директоров школ и заслуженных учителей, с нередким вкраплением инспекторов городского и областного масштаба. В прошлом, все в прошлом.

Хорошо хоть, Лида работу дала. Клара Григорьевна криво усмехнулась. Лида ей сказала: «О! Как хорошо, что ты сейчас нигде не работаешь! Мне как раз нужен начальник канцелярии. Пойдешь, Кларочка? Или тебе больше воспитателем хочется? Вакансия есть, с маленькими, у тебя получится».

Они встретились случайно на улице, но это бывает, особенно если всю жизнь живешь в одном районе. Конечно, она согласилась. А потом выяснилось, что начальник канцелярии – это как ночной директор, сторож он и есть сторож.

Так и попала Клара на старости лет в секретарши. Позор. Но не ушла. Куда?

Хотя, конечно же, ей было очень непонятно, почему это подруга Лида не предложила ей занять пустующую на тот момент вакансию своего заместителя, пусть даже по хозяйственной части, а приняла эту татарку.

И заносчивая такая! Москвичка она, видите ли, в третьем колене! Видали мы…

Татарка быстро во все влезла, дневала и ночевала тут поначалу, хотя всем известно, что работу нужно делать в рабочее время, а если остаешься после работы, расписываешься в своей никчемности: значит, не успел, не умеешь, значит.

Но хитра. Просто целые арии Лиде пела чуть не каждый день, отчитывалась и материальные требования оформляла. Все же через Клару проходит, Клара в курсе всего. Почти всего.

А Лида уж как эту Танзилю расхваливала, просто зло брало. Пришлось Кларе начать ей улыбаться и на чаек зазывать, зато без нее, Клары, теперь ни одно заседание «малого совнаркома» уже не проходило, а членов там было трое – Лида, Танзиля и сама Клара.

Кого-то назначат на место покойной?.. Говорят, Меркулов хороший администратор, вот бы его. Хотя Меркулов, наверно, захочет секретаршу с губами и ногами. И с этим, как его, с силиконом везде.

Зазвонил телефон, Клара Григорьевна вздрогнула, подняла трубку, произнесла строго:

– Приемная директора, вас слушают.

Голос ее потеплел, и она проговорила:

– Янечка, ты? Ну здравствуй, здравствуй, солнышко. Как дела? В гости не собираешься? А у нас тут ЧП. Директора убили, представляешь, прямо в кабинете. Вчера вечером, я уже дома была, а днем меня вызвали, сотрудники полиции попросили подойти. Да, ты знаешь, думают тут на одного. Воспитанник. Он странный, конечно. Ну, не общительный, угрюмый. И кстати, влезал к ней в кабинет неоднократно! Чего ему надо… Кто его знает, он же псих… Да, Янусь, тяжелый день, очень напряженный, – и со смешком: – Хотела было стресс снять, наорать на девицу одну, так и тут не повезло, барин ее отмазал. Ты что, не знаешь, кого я барином зову? Да, его, его, именно. Представляешь, две девки лазали на чердак. Ну откуда я знаю? Покурить, наверно. А этот встрял и ерунду наплел про полицию. Будто я не знаю, что их там и в помине не было, ментов-то. Ах, извини, конечно, сотрудников полиции, вырвалось. Наорать хотела на одну, а лазали две. Чего непонятного? Одна из них – воспитанница, кстати, подружка того психа, которого подозревают, а другая – дамочка, которую директриса нашла где-то в своем доме, за компьютерами смотреть. Дошло? Ну наконец-то. Ничего не бестолково. И не груби старшим, обижусь. Ну ладно, ладно, мир, конечно, мир. Девочкам своим привет передавай и заезжайте как-нибудь. Пока. Пока. Целую.

И повесила трубку.

Катя пила горячий сладкий крепкий настоящий и еще раз горячий кофе из огромной керамической кружки и кайфовала – вот он, долгожданный отдых.

И пусть он настиг ее не в субботу утром и даже не в воскресенье вечером, пусть уже наступил рабочий вторник, но как же она ему рада, этому отдыху на рабочем месте! «Мы разрешим себе отдохнуть, – говорила себе Катя, – мы все забудем и порадуемся, и расслабимся хоть на полчасика, а лучше на часок».

Уютная серверная – ее собственная, удобное кресло на колесиках, серое небо в окне и капли дождя по стеклу, и тихий их уютный шепоток. Сказка рабочих будней. Все позади.

И вчерашний скорбный день, и Николо-Архангельское кладбище, и бестолковые поминки, в которых Катя так и не увидела смысла, – все позади.

Когда в субботу вечером Катя возвращалась домой, подпихивая Вику, чтобы та живее перебирала ногами, то тоже думала, что на сегодня все плохое кончилось и ничего новенького не будет.

Однако потом она извлекла из почтового ящика очередную открытку, третью за этот месяц, и опять ледяным жалом ее полоснула чужая ненависть куда-то в солнечное сплетение, ближе к сердцу, и оно похолодело, на миг сбившись с ритма.

Вика открытку выхватила и стала пристально рассматривать, поворачивая то так, то этак. Свет в подъезде был тусклый, но Вика рассмотрела.

Обычная почтовая открытка, правда, без текста и адреса. На открытке изображена какая-то Барби, ниже Барби каллиграфически выведено: «Поздравляем», а глазки у Барби были вырезаны ножницами.

Викуся протянула:

– Ну ни фига себе… – и поинтересовалась небрежно и как бы с иронией: – Враги? Недоброжелатели?

Катя пожала плечами:

– Да вроде нету их, врагов-то. Это, кстати, не ваши с Генкой художества?

Викуся всерьез обиделась, сказала что-то вроде того, что они не дебилы и не моральные уроды, и что если Катя их в этом подозревает и так о них думает, то…

Катерине пришлось сильно мести хвостом и оправдываться, что, мол, такой у нее юмор дурацкий, что она хотела так их обеих развеселить, и еще какую-то чушь несла в качестве извинений.

Извинения были приняты, и Вика осведомилась:

– Что за хрень?

Катя пожала плечами.

– Вообще-то это третья, – делано равнодушно пояснила она. – На двух предыдущих барышни лишены конечностей.

– И че ты собираешься делать? – строго спросила ее Вика. Ей все это очень не понравилось.

Катя хмыкнула:

– Ждать требований?

Викуся возмутилась и потом бухтела до самого их восьмого этажа, что юмор у Кати вправду дурацкий и что надо открытки кому-нибудь показать. И вообще, надо как-то себя обезопасить, видеокамеру в ящик, что ли, забурить…

Услышав про видеокамеру, Катя похлопала ее по плечу и похвалила:

– Про видеокамеру – это ты молоток! Я тоже об этом думала. Но – невыполнимо. Ты мне поверь. Долго объяснять.

– Нет, ты объясни, объясни, теть Кать, у меня есть время, – завелась Викуся.

– Ну хорошо. Слушай. Мы не можем разместить видеокамеру над ящиками высоко, потому что получится, что ведем слежку за всеми, кто здесь ходит, а это нарушение гражданских прав, тут лучше не шутить. Мы не можем разместить ее непосредственно на самом нашем ящике, потому что свинтят. Мы не будем размещать ее внутри, потому что смысла нет. Андерстенд?

– Йес, – уныло ответила Вика.

Потом они с Викусей на скорую руку приготовили еду, вернее, готовила одна Вика. Она заявила, что на счет раз сделает классную пиццу из того, что есть в доме, а Катя захохотала и сказала: «Действуй».

Викуся просто не знала ничего про аврал у Кати на работе, потому Катя и развеселилась. Вообще-то она собиралась накормить ребенка овощной смесью из морозильника, но решила, что самонадеянность должна быть наказана.

Но Викуся тоже помнила про морозильник, а еще она утром видела полбатона хлеба. Ей нужно только было немножко везения, совсем чуть-чуть!

И везение не подвело: в холодильнике обнаружился сыр! Маленький, страшненький кусочек сыра! Ну а кетчупа-то у кого в Москве нет?

Нарезав батон – ни толсто, ни тонко, – Вика обмазала куски кетчупом, вывалила на них овощную смесь и посыпала тертым сыром.

Катя наблюдала за процессом, задрав брови. Потом аккуратно напомнила:

– И посолить.

– Сама знаю! – дернула плечом забывшая про соль Вика.

«Пицца» была отправлена в духовку, дамы красиво сервировали стол, а потом, когда кухня наполнилась ароматом сплавившегося сыра, пиццу извлекли и съели, не оставив ни крошечки, и запили горячим чаем, крепким и сладким.

– Ну ты ваще, – сказала сонная Катя.

– А то, – ответила сонная Вика.

Сил на общение больше не было, поползли по комнатам отсыпаться.

Наутро Кате нужно было лететь на работу, это без вариантов.

Вика ныла, просилась с ней, но безуспешно. Катя пообещала звонить и велела, чтобы Вика тоже ей звонила, проверила, есть ли у нее деньги на счете, а потом они, толкаясь, начали одеваться.

И тут они услышали, как с наружной стороны кто-то вставляет ключ в замочную скважину и поворачивает его, тихо налегая на дверь, и приоткрывает ее.

Вика испугалась, а Катя швырнула шапку на калошницу и сказала: «Блин!»

В дверях возник Козелкин. Как же хорошо, что Катя не стала менять фамилию!

– Ты зачем здесь? – очень спокойно осведомилась она.

Борик тут же завелся:

– Почему я должен перед тобой отчитываться?! Я домой, между прочим, пришел, я, между прочим, прописан тут, и никто чинить мне препятствия в нахождении здесь не может.

Кате показалось, что он добавит сейчас: «Съела?» Почему-то не добавил.

Одно время она искала ответ на ненужный вопрос, что же произошло? Это Борик так изменился? Или какая-то мутация произошла с ней самой, так сказать, в процессе взросления? Менялись оба?

Или на самом деле ничего и не менялось, просто в какой-то момент Борик решил, что хватит уже ему притворяться положительным дебилом, и тогда рядом с Катей образовался умный негодяй. Или подлец? Кажется, принято говорить в этом случае «подлец».

Да, девочка, жалобу пиши только на себя. И с Людкой пора наконец помириться по-настоящему.

Катя перед зеркалом тщательно надела шапку, проверила, хорошо ли на Вике завязан шарф, ухватила рюкзак за лямку и наконец ответила этому герою, что прописан тут он все еще исключительно по ее, Кати, недосмотру, и надо ей все-таки заняться этим досадным недоразумением.

– Права не имеешь! – возликовал Борик. – Теперь только обмен на две меньшие! И не вздумай замок поменять, с полицией приду.

Он нагло улыбался, глядя в Катино лицо. А Катя сказала тихо:

– Ты просто не знаешь законов. Изучи.

Борик примолк. Потом, не в силах преодолеть то ли беспокойство, то ли любопытство, вопросил, брезгливо глядя на Вику:

– Кто это у тебя?

– Это? – переспросила Катя. – Это… моя девочка. Сегодняшнюю ночь мы провели вместе, а сейчас отправляемся предаться шопингу. Идем, дарлинг?

Вика хрюкнула, потом вытянула губы дудочкой и прогнусила:

– Май лав, я тебя обожаю.

Они обе не удержались и посмотрели на Борино лицо. Улет.

Вика проводила Катю до метро, чтобы, как она выразилась, еще раз обсудить свои действия, хотя они обо всем уже с утра договорились.

Сегодня Вика будет тормошить Генку, чтобы он не впадал в депрессию, как домашний, расскажет ему по секрету про все, что они с Катей вчера раскопали, и то, что Катя в ближайшее время пойдет к следователю.

– Ты поддержи там его, пусть не раскисает. От меня передай, что не верю я в этот бред. И если бы всерьез его подозревали, давно бы в СИЗО отправили. Есть, наверно, какой-нибудь и для подростков. Хотя, конечно, сейчас ему не позавидуешь.

Все воскресенье, почти до девяти вечера, Катя была занята непосредственной своей работой, переустанавливала операционную систему на компьютерах, находящихся в ее ведении, а это весь четвертый этаж: бухгалтерия, юрист, патентный отдел и сам финдиректор.

Вчера были похороны. Траурную церемонию назначили на два часа. День был разбит, поэтому Катя решила выспаться, а потом попытаться выяснить хоть какие-то координаты следователя, который занимается этим делом.

– А что такого? – подумала она и смело набрала номер приемной. – Гюрза должна знать, пусть подскажет.

Клара Григорьевна была на месте и действительно знала, и даже не скрывала, что знает все: и имя следователя, и его фамилию и даже его служебный телефон, который был оставлен полицейскими именно на случай проблесков памяти или каких-либо важных находок.

Но она не собиралась делиться контактами и держалась недружелюбно, иными словами – хамила.

– Вам это ни к чему, уважаемая. Все ваши эмоции не имеют никакого значения для объективного ведения следствия. Вы намереваетесь на жалость брать сотрудников полиции, убеждать, что этот ваш Коростылев не мог, а он мог. И, в конце концов, не мешайте правосудию! – слила все в один флакон бывшая училка.

И разъединилась.

Но телефон на ее столе через минуту затренькал снова, и Катя – а это была Катя – спросила насмешливым голосом:

– А не подскажете, уважаемая, сейчас Танзиля Усмановна на месте? И посоветуйте заодно, как мне лучше ей объяснить, почему с таким вопросом обращаюсь напрямую к исполняющему обязанности директора, а не к его секретарю?

После минутной паузы в трубке послышалось шипение. Хотя нет, это Гюрза произнесла сквозь зубы «пишите».

Записывая информацию под диктовку побежденной Гюрзы, Катя размышляла, имеет ли она право не здороваться сегодня с этой гадиной еще раз, когда встретит ее на церемонии прощания. Решила, что – да, имеет.

Хорошо, что все это осталось позади.

А сегодня Катя сидела со своей кружкой, в собственной серверной, покачивалась в своем кресле, посматривала в окно и старательно отпихивала мысли, а они наседали и лезли в башку, как стая голодных и наглых тараканов, пожирая силы и оставляя за собой грязь и помет.

И о враждебно настроенной Кларе Григорьевне, и о бывшем муже с его утомительными притязаниями, и о дурацких открытках с Барби, которые ее все-таки очень пугают, и о покойной Лидии Петровне, и о том, что кто же ее все-таки убил, и о неприятном Демидове.

Может, права Викуся, и открытки надо кому-нибудь показать? Только кому? Неприятному Демидову? Или Валере? Или Роме?

Катя проехалась немножко в кресле в сторону стола и поставила пустую кружку. Как бы так половчее отпроситься у Валерика пораньше?

Не нужно затягивать визит к следователю, сегодня уже вторник.

Вообще, Валера невредный, но Кате не хотелось, чтобы ее работу делал кто-то другой, хоть бы и Валера.

Значит, нужно напрячься. И, если придут девочки, не пускать. Ни Светлану Николаевну, ни Валерию, ни даже Надежду Михайловну, ни всех их вместе.

Хорошие у нее тут «девочки», прикольные. Хорошо, что они ее приняли, а то с пацанами Кате не очень комфортно. С девочками лучше.

Должность Катина не подразумевает общения в коллективе, ну, если только в тесном профессиональном. Так что с этими мамзелями ей очень повезло.

Фирма, где Катя работала системным администратором, была очень серьезная. Научно-техническая корпорация, не шутка. Два этажа бизнес-центра, разместившегося в евроотремонтированном здании бывшего НИИ, плюс несколько цехов на базе того же института. У них даже свой патентный отдел имеется.

Работала Катерина тут уже лет пять и понимала, что навряд ли для нее предвидится какой-то карьерный рост, может, только денежный, но это было неважно, поскольку, кажется, она нашла себя.

Тогда, пять лет назад, новоиспеченный системный администратор Екатерина Позднякова готовила себя к долгим изматывающим поискам и бесконечным собеседованиям без положительных последствий, но, поскольку смотрела на вещи реально и на особо большие деньги и статус не рассчитывала, место нашла довольно быстро.

Было смешно.

То есть было смешно сначала им всем, а потом уже ей, Кате. Но она этого не показала.

Немалую роль, конечно, сыграло то, что профессия в то время только появилась, дипломированных специалистов вообще в ней было раз-два и обчелся, и в основном это были самоучки, если, конечно, не из программистов.

Девушка-кадровик, правда, решила, что Катя за мужа хлопочет, и пригласила именно его на переговоры, а потом, увидев Катю, задумалась, поперекладывала бумажки, поизучала оба диплома и сказала: «А пошли!»

И привела она Катю сразу в серверную, где на тот момент тоскливо переругивались с главным бухгалтером, дамой серьезной и строгой, два сисадмина, один из них начальник другого.

Не очень была подходящая ситуация для представления, не ко времени, но мужская ехидная смекалка не могла не воспользоваться случаем, чтобы убить двух зайцев – потешиться над этой дурындой и отвлечь главбуха от основной темы, а может, и вовсе нейтрализовать.

– Вот и славненько, – делано обрадовался сисадмин-начальник, чуть не потирая руками, – чудненько просто. Пускай дипломированный специалист посодействует решению этой нерешаемой задачи.

– Да все у вас решаемо, – завелась опять бухгалтерская дама. – Мне Филиппыч сказал, что есть у вас железо, он сам закупал, а я, между прочим, на это деньги ему выписывала и все чеки от него получила, и авансовый отчет, значит, не врет, а вы до сих пор у нас в бухгалтерии не можете порядок навести!

– Да вы поймите, уважаемая, – повысил голос старший сисадмин, что, конечно, с главбухом не рекомендуется, – не все железо закупил ваш Филиппыч! И за железом не ему надо было, а вот хоть Роме отправляться! Но вам же неважно, вам же важно, чтобы завхоз, извините, замдиректора, а нам как бы и доверить деньжищи нельзя!..

Дама вытянулась в струнку, задрала подбородок повыше и процедила, глядя в окно: «Иду к Исаеву». Кажется, обиделась.

Вышла она, наверно, к Исаеву пошла, знать бы, кто это.

Мужики молчат, злятся.

Ну, Катя все же решилась спросить, какова проблема. Не для того, конечно, чтобы класс показать, а в соответствии с общеженским рефлексом сочувствия.

– Ой да иди ты, – невежливо отмахнулся старшой, а подчиненный Рома застеснялся и принялся объяснять, что железо для ремонта компьютеров действительно формально есть, но не учел уважаемый Филиппыч, что кроме электроники нужны еще, ну как сказать, такие разъемчики, ну как вам объяснить, типа штепсельки махонькие, и такие кабели, типа проводов толстеньких, и кулер, извините, дамочка, вентилятор тоже сломался, а без него никак. И главное, если уж ты для компа мозги прикупаешь, то и кожух – ну это череп, по-вашему, – тоже другой нужен, а ему, видно, все по фигу было. И к нам не зашел посоветоваться, сразу тратить поехал.

– Лучше бы он себе мозгов прикупил, – это уже начальник выступил.

Разговаривали с ней, как с тупой секретаршей, но Катя умудрилась их понять. Прошлась по логову. Два верстака с ручным инструментом, электродрель, на одном из верстаков, видимо, те самые, требующие вмешательства, компьютеры, стеллажи с хламом – зачем им столько старых мониторов? – два мощных процессора, огромный работающий монитор и пять штук различных банок с окурками – это по всему помещению, для того, наверно, чтобы долго не искать и далеко не ходить. А так – хочешь окурок сунуть, вот и баночка под рукой.

Осмотрелась. Обнаружила, кстати, и маленький бытовой вентилятор с торчащими кишками проводов, и так кое-что по мелочи. Попросила разрешения помочь. Так сказать, тестовое задание на профпригодность.

И тут мужики заржали. Ржали бурно и мощно.

Отсмеявшись, начальник в изнеможении махнул рукой в сторону верстака. Он все еще подхрюкивал, крутил головой и вытирал выступившие слезы.

Катя взялась за дело, ловко сочетая женский непредвзятый подход к проблеме с недавно полученными знаниями.

Естественно, с мужской точки зрения этот ее подход был не просто безграмотный, а дикий.

Когда сборка первого из двух системных блоков у нее подходила к концу, стоявший рядом начальник не выдержал и спросил раздраженно:

– Ну а эту-то хрень чем ты крепить будешь?

– Веревочкой? – спросила в ответ Катерина.

Начальник разъяренно плюнул, а Катя взяла в руки канцелярскую скрепку, разогнула, согнула и прикрепила с ее помощью ту самую последнюю хрень.

– Дебилизм! – заорал на нее начальник. – Это просто техническое уродство какое-то! Идите, девушка, мы без вас разберем все это ваше безобразие, идите. Где вам пропуск-то подписать?

Катя насупилась и попросила разрешения все-таки запустить восстановленный ею агрегат.

Неожиданно на помощь пришел Рома и без согласия начальника быстренько подключил компьютер к монитору, и они все увидели, что пациент жив, здоров и прекрасно функционирует.

Вот так Катю и приняли на работу, и не ассистентом, а доверили отдельную сеть, и начальник ее, которого, как выяснилось, зовут Валера, человек думающий и невредный, стал относиться к ней уважительно, называл ее с тех пор Катюха, а за глаза – наша Катюха, и иногда похлопывал по плечу как хорошего парня.

Катю все это не слишком задевало. Не пойдешь же в серверную, нарядившись в узкую юбочку и на шпильках? Кеды и джинсы. Клетчатая рубаха навыпуск, и под ней футболка. И любимая работа, а это немало.

А ее технология крепежа так и стала называться «веревочкой», и об этом ходили анекдоты.

За спиной Катерины оглушительно шарахнула дверь, Катя вздрогнула и обернулась возмущенно.

– Валера! – заорала она свирепо. – Сколько можно, Валера, тебя просить, чтобы ты не грохал дверью, а вежливо стучал?! Ведь прибьешь ты меня когда-нибудь, Валера, если в недобрый час у верстака встану!

Но в проеме показался не Валера, а Валерин зад, и зад пятился, напряженно и аккуратно переставляя ноги.

Катя привстала и, нахмурившись, ждала, что дальше. Ага, Рома и Валера опять тащат к ней какую-то рухлядь.

Отряхивая руки, с гордой хозяйской улыбкой на губах они предъявили Кате чудный почти новый дубликатор, который безрукие простофили с третьего этажа намеревались выбросить за ненадобностью, но тут поспели наши ушлые ребята и сказали тем ребятам: «Отличный хлам, можно мы его себе на винтики заберем?» А те: «Да забирайте, нам меньше работы, а то тащи этот гроб к контейнеру».

А наши смекалистые подхватили хлам – и к ней, Катюхе, потому что тяжелый, сволочь, оказался, на пятый не дотащишь, а его еще реанимировать вполне можно, правда, жесть?

– А если на лифте? – ядовито поинтересовалась Катюха.

– На лифте нельзя! Ты что, на лифте! Застрянет в лифте, и что? А то! – выкатив глаза, затряс щеками Валерик.

– А реанимировать кто будет? Ясно, что не я. И, главное – когда? – продолжала вредничать Катюха.

– Катечка, – запел мягкий Ромчик, оглаживая серые бока агрегата, – ну ты посмотри, какой он красивый! Какой функциональный! Это же не просто ксерокс, это же почти типография! Не гони нас, Катечка! – и рухнул на одно колено.

– Да, кстати, Катюх, я тут позырил на последнюю конфигурацию, ну ту, что ты для бухгалтерии наваяла, – это вступил Валера. – Слушай, круто! Очень круто! Я бы так не догадался, а ты… Ты – молоток, Катюх, ты гений!