Текст книги "Цепкие лапы Родины"

Спасает сушилка. Когда есть свободное время, сидим в ней, отогреваемся. В субботу ребята с нашего отделения притащили бутылку водки. Вечером, перед отбоем, спрятались под лестницей, выпили на четверых. Вот уж не думал, что эту дрянь здесь, в армии, буду хлебать с таким удовольствием.

Что еще написать? Наверное, в ближайшее время никаких перемен в службе не предвидится.

Не забывай, пиши. Как ты живешь, как учишься, как успехи, ходишь ли на плавание? Ты не поверишь, как это здесь, когда получаешь долгожданную весточку от любимой девушки. Это как окошко в родной город, в привычный коллектив, к любимым людям. Здесь, вдали, где все чужое, где человек человеку волк, где каждый старается свалить на другого, где каждый хочет выжить за счет другого – чуть меньше поработать, чуть больше поспать, чуть больше съесть… Где для шакалов (офицеров) солдат – это даже не животное, нечто вроде раба бесправного… Настолько по-скотски, настолько одиноко себя чувствуешь. Прости, не сдержался. На душе наболело.

Пока, целую! Пиши! Твой Николя!»

Регина опустила письмо на стол и долго смотрела в окно. От последних строк на ее глаза навернулись слезы.

* * *

А тем временем где-то…

31 декабря 1994 года утром начался штурм чеченской столицы – города Грозного…

Войска были плохо подготовлены: между различными подразделениями не были налажены взаимодействие и координация, у солдат отсутствовал боевой опыт, не было каналов закрытой связи, что позволяло противнику перехватывать переговоры. Не была обеспечена авиационная поддержка. Карты были только крупномасштабные, точных указаний, что будет, командирам не дали. Танкистам не выдали патронов для пулеметов, чтобы отвечать огнем на атаки сверху, из зоны вне досягаемости пушек, не объяснили, что делать и кому подчиняться. Некоторые машины для удобства несуществующей авиаподдержки покрасили по крышам белыми полосами, так что противнику было легче целиться.

В 7:00 подразделения российских войск на окраинах Грозного пришли в движение. 131-я отдельная мотострелковая бригада заняла позиции на окраине города, перешла к оборудованию района обороны. Неожиданно она снялась и пошла одним батальоном к вокзалу, а вторым – к рынку. 81-й мотострелковый полк дошел до площади им. Орджоникидзе, оставив одну роту для прикрытия, но вскоре командир полка приказал вести к вокзалу все, что можно вытащить.

На подходах к вокзалу, словно зловещее предзнаменование, их встречало грубо выведенные на доске, приколоченной к фанерному щиту, слова: «Добро пожаловать в АД».

1-й и 2-й батальоны 131-й ОМСБ, не встретив сопротивления, вышли в район железнодорожного вокзала, где встретились с мотострелковым батальоном и танковой ротой 81-го МСП. Полк занял товарную станцию. В это же время основная часть 131-й ОМСБ – ее штаб и управление, первый и второй батальоны со средствами усиления – с остатками сожженного на пути прѝданного им танкового батальона заняла железнодорожный вокзал. Второй батальон отошел на товарную станцию после того, как подвергся нападению боевиков, и тоже оказался в окружении сотен дудаевских ополченцев. Они сидели на каждом этаже прилегающих к площади вокзала зданий, в их подвалах, на крышах, у каждого окна. Гранатометы, снайперы били не переставая, поджигая одну за другой боевые машины, выбивая из строя каждого высунувшегося из-за стен, из-за горящей брони…

Чеченские гранатометчики отсекли головную и последнюю машины и начали почти вплотную расстреливать 131-ю ОМСБ из автоматов и пулеметов. Связь между подразделениями бригады работала хаотично, сквозь шум боя в эфир с просьбой о помощи пробился комбриг. Его уже окружали «чехи» на вокзале.

В это время вышедшие к больнице подразделения генерал-лейтенанта Льва Рохлина были очень малочисленны – часть сил были вынуждены оставлять на блокпостах по маршруту движения, внутренние войска не подошли. Идущим к комбригу на помощь вдруг последовала команда «Стоять!» по закрытой, секретной волне связи. Замершую технику чечены тут же начали расстреливать из гранатометов. После подбития первого и последнего танка колонна оказалась взаперти и не могла отбиваться пулеметами и артиллерией – не доставала ни верхние этажи, ни подвалы, где и гнездился противник… В эфире звучали только команды боевиков, которым почему-то были известны позывные и фамилии офицеров бригады. Когда колонны встали вдоль улиц, в 19:00 они были атакованы превосходящими силами, понесли большие потери и отошли к вокзалу, где попали в окружение.

Из репродукторов по всему Грозному разносилась речь правозащитника Сергея Ковалёва, предлагавшего солдатам сдаваться…

К вечеру того же дня 131-я ОМСБ оказалась практически не боеспособна, но продолжала воевать. Отступление с вокзала началось около 18:00. После отхода первой колонны с ранеными группа под командованием командира бригады полковника Савина своим ходом покинула вокзал в направлении товарной станции. Там группа встретила три БМП 81-го МСП.

Первые две машины двинулись по улице Маяковского в сторону пригорода Грозного, откуда 131-я ОМСБ начинала штурм города. Последняя машина отстала. Вскоре по БМП был открыт огонь. Первая машина, в которой ехал комбриг, была подбита выстрелом из гранатомета. Полковник Савин получил третье ранение. Остатки группы отошли на заброшенную автобазу.

После короткого отдыха комбригом было принято решение прорываться с боем.

Первая попытка была отбита боевиками. Группа была отброшена на прежний рубеж, где ее забросали гранатами. Один осколок вошел полковнику Савину точно в глаз… Погибли комбат Перепёлкин и командир третьей роты Прохоренко, погибло почти все управление 131-й МСБ… Через некоторое время к группе пробились остатки одного из взводов третьей роты бригады. Тело комбрига погрузили в багажник машины[31]31
  «Тело комбрига погрузили в багажник машины…» – изуродованное чеченскими боевиками тело комбрига полковника Ивана Савина со снятым скальпом было найдено лишь в марте 1995 года. Был похоронен в селе Архангельское Будённовского района Ставропольского края.


[Закрыть], часть группы села в нее, остальные остались прикрывать отход. Примерно через сотню метров, напротив одного из основных рубежей боевиков, лопнула шина…

Живым из машины не вышел никто.

Десантников, солдат и офицеров внутренних войск, которые по плану операции должны были идти во втором эшелоне наступавших зачищать от боевиков окружающую железнодорожную площадь территорию, не давать им стрелять по ограниченной в маневре и огне, ослепленной бронетехнике, не было.

Новогодняя ночь становилась для мотострелков Варфоломеевской.

Поутру 106-ю и 76-ю дивизии отрядили на помощь уже уничтоженным частям…

Успеха они не добились…

1 января 1995-го уцелевшие бойцы из числа остатков подразделений попытались прорваться из окружения. Личный состав бригады потерял технику, командиров, рассеялся по городу и выходил из окружения самостоятельно, по одному и небольшими группами…

* * *

Как обычно, в 23:55 по центральным телеканалам новогодние передачи прервались. На экране, на фоне российского флага и разукрашенной новогодней елки, появилось изображение до пояса фигуры пожилого человека с узковатыми глазами, словно зажатыми опухшими щеками, со старательно приглаженным седым чубом над массивным выпуклым лбом. Сморгнув пару раз, хриплым картавым голосом Ельцин начал:

– Дорогхие россияне… Часы отсчитывают последние минуты 1994 года… – Дальше следовали привычные общие фразы о годе прошедшем и поздравления с годом наступающим.

По завершении речи на экранах появилось изображение циферблата на Спасской башне московского Кремля и долгий, надсадный бой курантов…

В Москве, в ресторане на Тверской, битком набитом «дорогхими россиянами» (изрядно пьяными), вверх полетели пробки от бутылок с шампанским. Рекой, разбитой на множество ручейков, полилось вино в бокалы…

На сцене под гламурную музыку появились полуголая девушка и полуголый негр. Вытанцовывая, а скорее производя какие-то странные телодвижения, они начали срывать друг с друга оставшиеся шмотки, пока не остались почти голые… Негр потряс в зал неприкрытыми черными «половинками», девушка тряхнула своими бледными «дойками»… Зал потрясли пьяные выкрики, послышался звон бокалов, по тарелкам ударили вилки и ножи.

Цветная парочка скрылась за занавесками, на сцене появился конферансье, который старательно пытался что-то сказать полупьяной публике, но его никто не слушал.

– Вау-у! – провыл Сашка Тыквин. – С Новым… – Он протянул стеклянную рюмку парню напротив. Звякнули бокалы, все сидевшие за столом опрокинули свои емкости в глотки и вновь обратились в сторону сцены с шестом…

Заиграла музыка, на сцене появилась худощавая блондинка в золотистых стрингах и туфлях. Звучала песня, барышня весьма потрепанного вида вертелась вокруг шеста в такт мелодии.

 
  Эрос – Эрот – Амур – Купидон – мир будоражит своим
                                                                                               беспределом…
Эрос – Эрот – Амур – Купидон – землю обводит смело…
 

– лилась песня. Тряхнув сиськами, блондинка повернулась спиной, поиграв ягодицами, и стянула с себя стринги.

 
И я воспою тебя любовь, плиярдой нот, аккордов,
Пусть их неровный строй будет не очень скромным…
 

С равнодушным лицом блондинка крутилась вокруг шеста, прогибалась, приседала, вихляла ягодицами, трясла сиськами…

Полупьяная публика разговаривала, пила, пела и кричала, голоса сливались в общий гул. Кто-то уже упал лицом в тарелку с салатом…

Грянул салют, над Москвой в малиновое зимнее небо полетели снопы ярких разноцветных звездочек… Пьяные визжащие парни и девки вываливались из баров и домов на улицу… Кто-то орал песни, что-то бубня еле ворочающимся языком, кто-то хватал девок за задницы, те притворно визжали…

Веселились, кричали, танцевали, смеялись, пили и падали, лежали в салате лицом…

Страна забыла о тех своих сынах и братьях, кто сейчас, в эти же минуты, расплатившись за чужую подлость, уходил под пули, прямо, не сутулясь, превращаясь в слезы, превращаясь в горе, в серые надгробья деревенских кладбищ…

* * *

Новый год встретили чисто по-армейски. Вечером всю учебку построили на плацу, где командир части поздравил военнослужащих с наступающим Новым годом. Приказал не терять бдительность, напомнил, что правительство затеяло восстановить конституционный порядок в Чечне. Кроме того, отдельно предупредил, что во избежание пьянства в новогоднюю ночь будет дежурить смена усиления и казарму будут регулярно проверять.

Как обычно, в 22:00 все «отбились», однако вскоре, несмотря на предупреждение, по казарме стали разгуливать поддатые сержанты и контрактники, с улицы доносились вопли пьяных дежурных офицеров…

В субботу, в очередной ПХД, на втором этаже казармы, в кубрике, солдатские койки частично разобрали, частично сдвинули, принесли ящик битого стекла и заставили солдат соскабливать кусочками стекла краску с пола. Кому-то из начальства взбрело в голову заменить крашеные полы на мастичные. Для этого с пола нужно было соскоблить всю краску. Как всегда, решили вручную – солдатскими руками. Осколками стекла. И вот целая рота духов[32]32
  Дýхи – салаги, т. е. новобранцы, солдаты последнего призыва (солдатский жаргон).


[Закрыть] теперь ползала на карачках по полу и старательно скоблила его. А над ними с деловым видом, с чувством собственного превосходства, словно надзиратели, лениво прогуливались учебские шакалы. У одного из них в руках была электронная игрушка, которая периодически издавала тренькающие звуки. Что в этот момент думали ползавшие под его ногами солдаты, ему, наверное, лучше не знать…

Работая стеклом как скребком, Микола порезал пальцы, полилась кровь, которую он долго не мог остановить. Вот и первый случай, когда он в армии кровь пролил… За Родину, наверное…

Шли дни. Среди солдат ходили слухи о кровопролитных боях в Грозном, о почти полной гибели нескольких бригад, бездарно брошенных дебилами-командирами в центр Грозного под чеченские пули. Холодело в сердце при мысли, что сейчас где-то там, в чужом далеком городе, кучки голодных, замерзших, уставших, забитых солдат, простых ребят, таких же, как ты, пытаются даже не отбиваться, а просто выжить в том холодном аду…

Ходили слухи о целых вагонах с мерзлыми трупами в военной форме, обнаруженных на запасных путях вблизи Чечни. Рассказывали о переполненных ранеными и обмороженными солдатами госпиталях, где не хватает даже медперсонала и на помощь едут солдатские матери.

Вскоре на вокзалах, на улицах, городах появились первые кучки людей в запыленной, потрепанной военной форме… Усталых, измученных, повидавших то, чего лучше не видеть никогда в жизни. Где-то везли раненых, где-то тащили пресловутый груз 200. Наверное, так же выглядели тыловые города в годы войны.

Одни сейчас рисковали жизнью, проливали кровь, замерзали, голодали, погибали… А другие тем временем спокойно пили пиво, щупали баб, веселились…

Настал февраль. К холоду и к голоду солдаты постепенно привыкли, а утренние зарядки уже перестали казаться такими изуверскими, как в первое время, когда их охарактеризовали одной фразой: «Никто не хотел умирать».

Однажды в короткие минуты послеобеденного отдыха, прочитав очередное письмо от Регины, Микола вспомнил, что у нее скоро день рождения. Кроме того, не просто день рождения, а восемнадцать лет! Совершеннолетие! Это надо было как-то отметить.

Микола обошел ребят со своего взвода и выпросил у одного из них – в долг – открытку. Что написать на этот раз? В письме он рассказал, как обычно, о своей нелегкой службе, постаравшись не упоминать о ее малоприятных сторонах, таких как очередные ночные пьяные разборки, устроенные ночью «стариками», в ходе которых на этот раз досталось и ему. Открыв свой солдатский блокнотик, старательно переписал из него наиболее подходящие к такому случаю стихи:

 
С днем рожденья тебя поздравляю!
                                                                   Извини, что цветов не дарю.
От души тебе счастья желаю и простую открытку дарю.
В ней все просто и очень красиво  —
                                                                  полнота моих мыслей и слов:
Я хочу, чтоб была ты счастлива и всегда, и везде, и во всем.
Еще любви тебе желаю, прекрасной, чистой, как слеза,
Хочу, чтоб в жизни улыбались твои красивые глаза…
 

Ближе к весне вести с фронта стали приходить поспокойнее. Армия постепенно училась воевать, в феврале была образована группировка «Юг» и началось осуществление плана по блокаде Грозного с южной стороны. К концу месяца в городе еще продолжались уличные бои, но чеченские отряды постепенно отходили. 6 марта последний отряд боевиков отступил из Грозного, и город перешел под контроль российских войск. В конце марта были взяты без боя Аргун, Шали и Гудермес…

10 марта начались затяжные и ожесточенные бои за село Бамут. Подходы к Бамуту, основные его улицы были плотно заминированы. 15–16 апреля российским войскам удалось войти в село и закрепиться на его окраинах, но вскоре были вынуждены отступить, поскольку боевикам удалось занять господствующие высоты…

В апреле с очередным письмом от Регины Микола получил открытку и поздравления с предстоящим днем рождения. От этого даже на душе стало как-то теплее. Тем более что он никак не мог вспомнить, чтобы говорил ей, когда у него днюха. Наверное, Сашка Тыквин подсказал – от него Микола тоже иногда получал письма.

Надо было как-то ответить. За время службы он уже успел немало переписать себе стихов – простого безымянного солдатского творчества. Снова порывшись в солдатском блокноте, он отыскал подходящий и переписал его на листок:

 
Привет из Московского края, где от сырости ноги гниют,
Где за 40 секунд одевают и в столовую строем ведут.
Что касается жизни солдатской,
                                                                 то не буду так много писать:
Потому что тебе, дорогая, все равно ничего не понять.
Ты судьбою своей недовольна – о своей вообще помолчу.
Ты кровать покидаешь спокойно – со своей же я пулей лечу.
Ты идешь на учебу спокойно – в это время на плац я бегу.
Ты шагаешь по улице стройно – я с друзьями в наряды хожу.
Ты потом дома спишь, отдыхаешь  —
                                                                    я дневальным по роте стою.
Говоришь ты с начальником сидя,
                                                            я же «смирно» стою перед ним,
От него ты уходишь игриво, ну а я ухожу строевым.
Ты под музыку танцы танцуешь  —
                                                                     я бегу утомительный кросс.
А когда вечерами ребята молодые целуют девчат,
На посту я стою с автоматом
                                                               и могу лишь об этом мечтать.
День рожденья я свой отмечаю,
                                                      жаль, не в прошлом, а в этом году.
А теперь я иду с разводящим часового менять на посту.
И, проверив замки и печати, повесив на грудь автомат,
Я на пару часов позабуду, что день рожденья сейчас у меня.
Ну а вы веселитесь и пейте, и пусть пробки летят в потолок.
Ну а первый бокал подымайте за того, кто вас бережет!..
 

Однажды вечером, сидя в бытовке и пришивая подворотнички, солдаты мрачно-лениво переговаривались.

– Сказали, что через неделю нас начнут распределять по частям.

– А не рано ли нам еще по подразделениям?

– Говорят, солдат не хватает, всех в Чечне положили. Да и для нового призыва надо учебку готовить. Скоро уже приказ должен выйти, что-то задерживают в этом году.

– Это жопа!

– Да. Попадешь в подразделение, в крепкие объятья дедов и черпаков[33]33
  Деды – солдаты последнего призыва. Черпаки – солдаты предпоследнего призыва.


[Закрыть], так учебка раем земным казаться будет.

– Да оно так и есть. Учебка – считай, что рай для духа. Здесь и стариков[34]34
  Старики – то же, что и деды (солдатский жаргон).


[Закрыть] почти что нету.

– Уж там-то научат родину любить.

– Кому-то повезет: останутся здесь, в РМО[35]35
  РМО – рота материального обеспечения. Подразделение, предназначенное для материально-технического обслуживания части. Обычно создаются в крупных войсковых частях.


[Закрыть], – сказал татарин Бутрим.

– Да в гробу я видал такое везение! – отозвался Микола.

– Чем тебе в РМО хреново?!

– Видал я это РМО… Все там какие-то контуженные, отмороженные, калеки недоделанные. Кроме того, там в основном местные, из блатных, выёживаются до хрена. Не знаю, кому как, а по мне лучше уж куда-нибудь в подразделение попасть.

– Ага! Вот и попадешь в подразделение, в Чечню.

– Да и попаду, чего такого-то! От судьбы не убежишь!

– Ну да, попадешь к чеченам, яйца там тебе отрежут… Но ты не ссы, зато танцевать хорошо будешь! – мрачно ухмыльнулся Серёга Васильченков.

Все засмеялись.

Через неделю на утреннем разводе зачитали фамилии нескольких солдат и сообщили, что названные должны собраться, получить у старшины свои вещмешки и ожидать оформления документов.

Примерно через час перечисленные солдаты уже ожидали своей участи в конце коридора, около дверей канцелярии. Попрощаться не успели. Когда их забирали в неизвестность, вся рота выполняла хозработы на территории части.

Через пару дней исчезла еще одна партия солдат… Рота стремительно редела, словно некий вампир повадился по ночам таскать себе жертвы.

При очередном разводе Микола услышал среди прочих свою фамилию. Молча собрал свои скудные личные принадлежности – несколько конвертов, тетрадь, запасную ручку, зубную пасту, щетку, мыло, бритву и лезвия к ней. Одевшись, пошел в каптерку к старшине. Там получил свой вещмешок с «парадкой», переложил в него письменные и туалетные принадлежности и зашагал к канцелярии.

Вот и его черед отправляться «учиться родину любить»…

Примерно через час из дверей канцелярии вышел высокий рыжий, с дебиловатой веснушчатой рожей капитан. Достав из светло-коричневой планшетки листок бумаги, он называл фамилии. Ожидавшие солдаты лениво отзывались.

– Пошли! – буркнул себе под нос капитан и направился к лестнице.

Подхватив вещмешки, солдаты поспешили за ним.

Последний раз их потертые кирзовые сапоги стучали по доскам этого коридора, последний раз они топали по ступеням казарменной лестницы.

Через час они уже ожидали поезда на вокзале. Когда сопровождавший их капитан отлучился, ребята проворно порылись по карманам и скинулись – у кого сколько было. Набралось несколько тысяч. Самый шустрый, черноволосый Костик Ткаченко, тут же исчез в толпе ожидающих и вернулся минут через десять. Бутылку 0,5 водки и две бутыли по 0,33 с красными наклейками «Соса-Соlа» рассовали по карманам штанов. Благо что солдатские брюки-бриджи так удачно скроены, что в них можно спокойно упрятать бутылку и со стороны совсем незаметно будет.

Капитан вернулся. По его глазам было видно, что он уже успел поддать.

Находясь в поезде, солдаты улучили момент и, слиняв в тамбур «покурить», достали водку и запивку. Стаканчиков на всех не хватило, поэтому пить пришлось в два захода. Опустошив бутылки, они еще некоторое время постояли в тамбуре, обсуждая новый поворот в своей судьбе, после чего вернулись в вагон.

Микола снял сапоги и завалился спать. Кого-то из ребят пригласили мужики из соседнего купе и налили еще выпить.

Когда посреди ночи пришлось вылезать из поезда на каком-то полустанке, половина из них еле держалась на ногах. Рыжий капитан окинул взором своих «подконвойных» и негромко выругался. Ничего сделать он не мог. Солдат было много, а он один – мог и огрести спьяну.

До утра пришлось сидеть на станции. В семь часов капитан приказал подняться и выйти на площадку перед станцией. Вскоре на нее заехал гашиш[36]36
  Гашиш – армейский автомобиль «ГАЗ-66» (солдатский жаргон).


[Закрыть] защитного цвета с черными номерными знаками. Капитан поздоровался с водилой и залез в кабину. Солдат поместили в будку. Еще минут через тридцать машина остановилась, двери будки распахнулись, и солдаты по очереди выпрыгнули наружу.

Они стояли на плацу перед одноэтажным серым домиком. От плаца вела дорожка, вдоль которой стояло еще несколько серых неприглядных домишек. Дверь одного из них распахнулась, и из нее высунулся по пояс голый парень: безобразно худой, лопоухий, коротко остриженный – почти лысый, с красным носом и фиолетово-синими губами. Оскалив рот в безобразной, нелепой беззубой улыбке, он заорал:

– Ду́хи, вешайтесь!

– Господи боже, – пробормотал Лёха по кличке Калина и торопливо перекрестился.

– М-да! Шо-то не нравится мне здесь! – отозвался Костик Ткаченко.

– Веселое местечко, сразу видно… – пробормотал Микола.

– Все на месте? – справился рыжий капитан и, окинув взглядом солдат, коротко скомандовал: – Пошли!

Они зашагали по дорожке. Из окон одного из домов высунулись лысые головы солдат с красноносыми лицами, которые, словно стараясь перекричать друг друга, заорали:

– Дýхи! Дýхи!

– Духи, вешайтесь! Вешайтесь, духи!

…Уже очень скоро, в течение последующих месяцев, некоторые из духов так и сделали…

* * *

Все таяло, в городе пахло весной. Из-под посеревших куч осевшего ноздреватого снега стал показываться мусор, накопившийся за долгую зиму.

Регина прошла мимо восточной трибуны футбольного поля и свернула вправо к высокому серому корпусу с широкими окнами в верхней его части. Зайдя в широкое фойе, поздоровалась с вахтершей и свернула в коридор направо, к раздевалкам.

Еще минут через десять она вышла из дверей раздевалки уже в черном открытом купальнике, с резиновой шапочкой на голове. Оставив абонемент на столе возле лестницы, девушка быстро пробежала на второй этаж к залу бассейна. Сняв резиновые шлепанцы-вьетнамки возле входа, девушка прошла к дальней стороне бассейна, где была большая глубина и, шагнув на тумбу, спрыгнула «ласточкой» в воду.

Вынырнув через несколько метров и отдышавшись, Регина поплыла к противоположной части бассейна. После третьего заплыва, добравшись до мелководья, она заняла вертикальное положение, слегка подогнув колени, расставив руки в стороны, – так, что из воды выступала только голова и шея.

Регина уже оттолкнулась от дна бассейна и заняла горизонтальное положение, собираясь начать очередной заплыв, как почувствовала, что ее схватили за ногу.

– Да мать твою!.. – оборачиваясь, крикнула она, и в этот миг увидела сияющую как медный тазик рожу Сашки Тыквина с широкой «лыбой».

– Привет! – воскликнула рожа. – Как водичка?!

– Здорово. Ты плавать решил научиться или так, порезвиться пришел?

– И то и другое! – не растерялся Сашка. – Да и не я один!

Чуть поодаль в воде барахтался какой-то парень. Присмотревшись, Регина узнала в нем Вована. Когда тот развернулся в ее сторону, помахала ему рукой.

– Вы что сюда, всей шоблой притаранились?..

– Нет, не шоблой… То есть не всей… Только я и Вован.

– А где же ваш вечный странник, пресловутый Диман?

– Нету с нами больше Димана! – Сашка скорчил трагическую мину.

– Это как нету?..

– Ты не поверишь, в армию слинял, не попрощавшись…

– Подожди, как это в армию?.. Его вроде бы не брали?..

– Его не брали, потому что бегал от военкомата, прятался, не хотел служить. Так аж до января продолжалось. Потом он с родителями поскандалил, со своей телкой поругался и решил всем наперекор – наверное, чтобы им стыдно стало, – взять да сходить послужить. Пришел прямиком в кабинет военкома: – «Это я, – говорит, – Дуст, которого вы ищете! Пришел в армию служить, хочу в спецназ!» Ну, они и рады – дурак сам явился. Без всякой медкомиссии его за полчаса оформили и в этот же день спровадили на службу.

– Вот это прикол!.. Не ожидала от Димана такого!..

Какое-то время Регина еще поплавала в бассейне, прыгнула с тумбы «ласточкой», проплыла десяток метров под водой, а когда вынырнула, послышался свисток тренера. Все начали вылезать из бассейна.

Через полчаса Регина, одетая, с курткой и сумкой в руках вышла в фойе и, встав перед зеркалом, расчесывала волосы. К ней подошли Сашка с Вованом.

– Пойдем вместе до остановки! – предложил Тыквин.

– Да я вообще-то еще долго буду!

– Да ничего, мы пока подождем тебя. Посидим, поохаем, яйцами погрохаем…

– Ну, погрохайте-погрохайте, а я послушаю.

Сашка и Вован уселись на сиденья рядом. Регина старательно расчесала и уложила волосы, не спеша достала косметичку, подкрасила ресницы, наложила тени, провела кисточкой с мягкой помадой по губам, придав им темно-вишневый цвет, покосилась в сторону ребят. Те действительно продолжали сидеть, ожидая ее. Девушка села, натянула сапоги, надела куртку, накинула капюшон и направилась к выходу.

Сашка и Вован синхронно поднялись и поспешили за ней…

* * *

Вновь прибывших солдат разместили в одной из казарм длинного серо-зеленого поблекшего строения, смахивающего на барак. Старшина забрал вещмешки, выдал постельное белье и одеяла. Когда ребята застилали койки, к ним подошли несколько солдат. Сразу бросались в глаза широко расстегнутый ворот кителя с огромной толстой подшивой, пришитой черными нитками. Они были без шапок и поясных ремней.

– Вот что, духи, – начал один из них, – ваш призыв очень дохлый, даже меньше, чем черпаков, так что шуршать будете как мухи. Черпаки вас уже заждались, им уже по сроку службы напрягаться не положено, а приходится.

– Бухло есть? – спросил другой «дед», высокий, светловолосый.

– Нету, – пролепетал Калина и тут же получил удар кулаком в грудь, от которого отлетел к стене.

– Сами с бодуна, а не подумали, что тут дедушки сидят, уже неделю водку не кушамши! – нарочито-грозно рявкнул низенький коренастый солдат с жиденькими светлыми усами.

– Встать в ряд, коротко и ясно доложить, кто такие и откуда, – потребовал белобрысый верзила с сержантскими погонами.

Выстроившись возле кроватей, прибывшие поочередно называли имя, фамилию, из какой области родом. Пара «дедов» что-то сказали про земляков. Очередь дошла до Миколы.

– Город Приокск, рядовой Шамрай! – угрюмо доложил он.

– Как… как?.. Рядовой Самурай?!. – ухмыльнулся сержант.

Все засмеялись.

– Духи! Отставить смехуечки!.. Ладно, будет тебе кликуха: «Самурай»!

Представились остальные. Почти всем сразу подобрали клички.

– Воробей! – заорал сержант.

Из глубин казармы прибежал невысокий коренастый солдат, коротко стриженный, наглухо застегнутый, в шапке и с ремнем на поясе.

– Покажешь новобранцам где что, объяснишь, что им делать и в какую жопу они попали.

Игорь Воробьёв по кличке Воробей, проведя ребят по казарме, показал где что находится, вышел на улицу. Повел по дорожке.

По ходу движения показывал, где большой плац, где малый, где въездные ворота и КПП, где расположены ДОСы[37]37
  ДОС – Дом офицерского состава (армейская терминология).


[Закрыть]. Показал столовую, автопарк, склад ГСМ, другие казармы, продсклад, вещевой склад, баню. Объяснил, что в части большой некомплект.

– Около половины солдат от тех, что положено по штату. Из них две трети деды – призыв осень 93-го. Самый большой призыв за последние три года. Их набирали последних на полтора года службы, поэтому все, кто мог, в него влезли.

Даже специально в марте 94-го допризвали еще немного, специально перед приказом, чтобы успели под осенний призыв попасть на полтора года. А уже после них призывали на два года. Сейчас деды все нервные, пошел слух, что в связи с войной и некомплектом их призыву до двух лет срок продлят. Приказ должен был быть 26 марта. Уже конец апреля, а его до сих пор нет… Так что не пугайтесь, но гасить вас будут по-черному. Особо если «залет» у кого какой. Предназначение части – охрана объекта. Какой-то завод с военной продукцией. Первое время вас на охрану ставить не будут, станете по хозяйству хлопотать да в наряды ходить.

Вечером наконец-то подали команду «отбой», Микола и другие духи пошли спать. Проходя мимо ленкомнаты, он слыхал, как кто-то из дедов говорил, что сегодня «хороший» дежурный по части. Дежурный по роте был один из сержантов-срочников. Из дедов почти никто спать не пошел.

Ночью Микола проснулся от криков. Духов заставили подняться, одеться и построиться на взлетке. По казарме чкались[38]38
  Чкаться – шататься, болтаться без дела (солдатский жаргон).


[Закрыть] пьяные деды. Один из них, с наглой тупой деревенской рожей, долго распинался, как он «родину защищает». Чтобы им, духам, служба медом не казалась, каждую ночь им будут дедовщину устраивать.

А для начала все должны отжаться по пятьдесят раз… Кто плохо отжимался, получал сапогом по ребрам. После отжимания потребовали приседать в противогазах… Издевательства и побои продолжались до трех ночи. Деды начали уставать. Кто-то пошел спать. Оставшиеся потребовали вымыть всю казарму, после чего разрешили измученным духам «отбиться»…

30 апреля Микола первый раз заступил в наряд по казарме. Когда вечером он стоял дневальным по роте «на тумбочке», вдруг послышался радостный крик «Ура-а!». Тут же из ленкомнаты повалили сияющие от счастья деды.

– Ура-а, вышел, приказ вышел!!!

Один из дедов подбежал к Миколе и, вне себя от счастья, крепко обнял…

Ночью сразу трех духов послали за бухлом в поселок. На этот раз им даже денег немного дали. Опять началась крутая пьянка. Чуть позже из поселка привели местных шлюх, крики и визги по всей казарме продолжались почти до утра.

Наконец все утихомирились: деды свалились в пьяном забытье, а духи – в бессилии. По всей казарме был бардак – кругом валялись пустые бутылки, остатки закуски, кое-где лужи блевотины. Даже меняясь с «тумбочки», будучи дневальным свободной смены, Миколе в эту ночь не довелось поспать. До подъема надо было навести порядок в казарме.

Вечером, сменившись с наряда, еле держась на ногах от усталости, он побрел в сушилку, кинул на пол шинель, завалился на нее и сразу вырубился.