Текст книги "Три поцелуя. Питер, Париж, Венеция"

Некоторых я видел только в профиль, они напоминали звенящую мелочь с носом, и одноглазые, полусухие, но гордые, они хронически смотрят вдаль, скрывая обратную сторону медали. Свежие лица хлеба, рыхлые, черствые в панировке бородавок-веснушек. Лица из гипса, из мрамора, асфальтовые. Смотрящие лицемерно в окна очков, мутными аметистами, изумрудами, серыми, как осеннее небо, зрачками – в них равнодушие и безразличие. «Лиц много, – подумал я, когда выходил на своей остановке, – главное, не потерять свое».

* * *

– А если тебя называют неудачником, как после такого ты сможешь писать ей стихи? – посмотрел на меня Антонио, с которым мы застряли на моей кухне, когда я достал батон хлеба, по которому уже скучало сливочное солнце в масленке. Ароматно дымился в чашках кофе.

– Никогда не обижайся на женщин, это не по-мужски, – начал я резать хлеб с усердием хлеборезки.

– Полегче, – улыбнулся Антонио, – ты же сейчас тарелку распилишь.

– Не придавай значения словам, сказанным в сердцах. Это те самые трансформированные эмоции, которые ты недодал ей в постели. Что ты хотел? Любовь не приходит одна, обязательно притащит с собой ревность и стервозность, – посмотрел я на кусок хлеба, который давно отвалился, и представил, как надвое разрезал тарелку, цветочек вышитый на скатерти, дубовый стол, отчего сразу же запахло опилками. Ночь, незаметно опустившаяся за окном, тоже попала под тесак и уже истекала звездами. А рука моя со сталью все глубже – добралась до паркета, до нижнего этажа с их кухней. Я представил, как распилил соседа с его мигренью, со стаканом сухого, которое полусухим закапало на пол, добрался до шара, что под ножом расстегнулся на полушария. Потом посмотрел на Антонио, который спокойно наблюдал за всем этим, пока не остановил:

– Может, хватит хлеба?

В этот момент в диалог влез телефонный звонок. Я взял трубку:

– Привет, красавица!

– Нет.

– Антонио в гости зашел. С ним не соскучишься.

– Да.

– Антонио, тебе привет, – передал я Антонио салют.

– От кого? – посмотрел он на меня.

– От одной красавицы, – я не стал называть имени, в надежде, что Антонио сам догадается, ведь звонила его дочь.

– Взаимно, – улыбнулся отец.

– Слышала? – снова обратился я к трубке. – Разговоры ведем.

– Чище не бывает.

– А развлекать?

– Пока.

– Лично меня моя жизнь устраивает, – восстановил Антонио логическую цепочку, – хотя, возможно, я не настолько успешен, как некоторые наши друзья. Каждый успешен настолько, насколько считает нужным.

– Насколько хорошо считает, – добавил я к его ответу и глотнул кофе. – Видел бы ты, как люди жаждут его – успеха. Не в карьере, так хотя бы в личном. Я говорю про тех, что приходят в нашу тренинговую компанию.

– Никогда не мог понять, как этому можно натренировать – успеху.

– Как любую мышцу. Представь себе мускул, который отвечает за твой успех. Его надо постоянно тренировать, пока это не войдет в привычку, пока он не обретет настоящую силу. То есть чтобы он обрел форму, рельеф и привлекательность.

– И как это происходит?

– Путем разных заданий, которые люди выполняют в командах. Между командами также идет соревнование. То есть чем сплоченней команда, чем больше доверия внутри, тем ближе успех. Знаешь, как оно проверяется, доверие?

– Как?

– Ты стоишь спиной к членам своей команды и по команде начинаешь падать назад на прямых ногах.

– Я понял: остальные должны его подхватить, прежде чем он упадет.

– Точно, насколько бесстрашно ты падаешь означает, насколько ты доверяешь своему окружению. Или, например, команде из двух человек дается зубочистка, которую путем обменов в течение часа на улице надо обменять у незнакомых людей на нечто более ценное, стоящее.

– И как результаты?

– Журнал, бутылка вина, одним удалось даже выменять в итоге билет в театр. Но не все так успешны, улов некоторых – сигарета или булавка, самые неудачные пары распадаются в итоге задания.

– Может, мне тоже к тебе пойти, потренироваться успеху? Я шучу.

– То есть ты хочешь до упора жить вдали от родных берегов?

– Не знаю, на сколько хватит здоровья.

– Хочешь подключиться к эсэмэс-оповещению «Сколько тебе осталось»?

– Да нет. Мне не нужен успех и признание.

– Да ладно. Я же знаю, в каких условиях вы живете, а все ради того, чтобы добыть себе немного нефти на Крайнем Севере, которую жена смогла бы заправить в свое красивое авто и отвезти детей в школу, потом пройтись по магазинам, а вечером встретиться в баре с какой-нибудь своей подругой, пофлиртовать с кем-нибудь.

– Ну, это не про мою жену.

– Я образно. Вообще, скажи мне, как здоровый мужчина может прожить без женщины месяц или полтора, это же ненормально?

– Постепенно привыкаешь. А некоторые заводят себе жен на стороне, чтобы было с кем коротать потребности.

– Кошмар! Прежде чем изменять любимой женщине, надо помнить, что она всегда сможет сделать это изящней. Знаешь, что самое печальное в ее измене? Что ты никогда не сможешь простить.

– Нет. Самое печальное, что я никогда не смогу ее наказать. Измена – это не про меня.

– Правильно. Не пытайся обмануть женщину, она все равно узнает, если не узнает, то почувствует, если почувствует, то это чувство затмит в ней все другие.

* * *

– Хватит тебе там уже мучиться, Фортуна. Ты должна сделать усилие и переехать ко мне, раз и навсегда.

– Ты приедешь за мной?

Я замялся, представляя, как я забираю Фортуну с вещами из ее дома, как вслед мне летят крики и оскорбления, как обезумевшая Лара выбежит на улицу и кинется на меня с полотенцем или с кулаками и проклятиями, а Антонио будет смотреть на сцену из окна.

– Давай тебя заберет мой друг. Я встречу тебя у метро.

– Друг?

– Да, он приедет за тобой в два. У тебя чемоданы собраны?

– Да, конечно, – неуверенность сквозила в голосе Фортуны.

Я вспомнил, как месяц назад она уже делала попытку переехать ко мне. В тот день, проснувшись, я несколько минут слушал дождь. Его порывистое дыхание, теплый шелест ностальгии и скуки, который торопился намочить всех, то замедляясь, то прибавляя ход. Но я под зонтом квартиры, и меня преследуют фантазии на тему осени. Вытянул из-под кровати ноутбук, открыл и включил. «И здесь ливень», – подумал я про себя, слыша, как жесткий диск разгоняется в ноутбуке. Именно под этот шелест шла Фортуна к остановке с вещами под проливным дождем, простояла там целый час в раздумьях, пока я ей названивал. Потом вытащила симку из телефона и, сломав ее, вернулась обратно домой. Где родители на радостях устроили ей праздник. Мать сделала пельмени, Антонио, который был весел, как никогда, поливал кухню шампанским и громкой музыкой. Они танцевали – Лара, Антонио, маленькая Кира и стройная фигура Фортуны, вот только душа ее была не на месте. Ей здесь было не по себе, она, влюбленная в меня, пребывала в другом настроении и ритме, она тихо давилась пельменями, сидя за столом, поливая их хреном со сметаной.

– Хорошо, – ответила Фортуна уже вечером, когда раскладывала вещи в моей квартире. – Хорошо, что ты послал за мной друга. Ты не представляешь, что творилось дома сегодня. Когда я вышла в прихожую с чемоданом, мать выхватила его у меня, вытряхнула все содержимое и вытащила из груды тряпок синее платье. Я по инерции тоже ухватилась за него. «Отдай! – кричала мать. – Подстилка, я тебе его не отдам!» – затрещала она вместе с тканью. Испугавшись того, что оно может порваться, я отпустила свой край, и оно осталось в руках матери.

– Далось тебе это платье, завтра купим другое, – прижал я крепко Фортуну к себе. – Что тебе пришлось из-за меня пережить!

Когда я ждал ее у метро, голодная стая снежинок кусала меня в щеки. Оптимист подумал бы, что это поцелуи, но в тот момент я не был оптимистом. Кем же я был? Смотрел я в глаза оцинкованному небу, желая найти там подсказку. Да, пожалуй что, циником.

– Ты даже не представляешь, – подтвердила Фортуна.

* * *

– Ты не представляешь, что мне пришлось ради тебя пережить, а теперь вот так вот запросто ты выгоняешь меня из дома? И куда мне теперь вернуться – обратно в логово, откуда я так позорно ушла?

– Они же тебя любят, твои родители.

– Никого они не любят, даже друг друга.

– Ну хочешь, я сниму тебе квартиру, ты сможешь пожить там какое-то время. Тебе надо подумать, куда идти дальше.

– Что ты как навигатор? Это же моя жизнь. Я сама разберусь, где мне свернуть налево.

– Ну, даже если ты останешься, что мы будем дальше делать? Фортуна, я не смогу жить с человеком, который мне изменил.

– Это я не смогу.

Всегда легче любить человека на расстоянии, особенно если он этого не знает. Совсем другое дело, когда избранник живет с тобой рядом, дышит твоим воздухом, питается твоими губами, отрывается на твоем теле, покушается на твою свободу. Совсем другое дело… Так они и заводятся – многотомные дела на близких с вердиктом: «Покушение на личные интересы», в которых рано или поздно черным по белому возникает «Виновен». Виновен в том, что позволил приблизиться кому-то еще.

* * *

– Том? Где ты? Как низко ты поступил, ниже, чем это сырое небо.

Я с ужасом обнаружил, что у меня нет руки.

– Ах ты паскуда! Ты руку мою отгрыз и утащил, верни хотя бы часы, ты же знаешь, как мне дорого время. Клянусь, я больше не буду сдавать тебя в отель для животных, только верни мне руку.

– Том! – кричал я в темноту комнаты. – Чем я буду раздевать и ласкать жену, гладить тебя? Я знаю, ты меня к ней ревнуешь, когда я занимаюсь любовью с Фортуной. Не вздумай путать привязанность к братьям меньшим и чувства к любимой. Ты остаешься моим талисманом, помнишь, как уютно нам было, когда я лежал в кресле, а ты сидел у меня на коленях? – спрашивал я, лежа на кровати, все еще разглядывая недостаток своей руки.

– Черт, выходи! Мне хватит одной руки, чтобы взять тебя за шкирку. Дай только до тебя доберусь, – не мог я подняться с кровати, дотянулся до сигарет, но зажигалки тоже не было, только большие каминные спички, которые я никак не мог зажечь одной рукой. – Ты знаешь, как неудобно мне зажигать сигарету. Мне кажется, ты так торопился, что, видимо, сломал на руке моей палец, пока тащил руку, теперь он беспощадно болит у меня, точнее, уже у тебя, – запутался я окончательно в ощущениях.

– Я знаю, что возвращаться с повинной уныло, но ты сделай это – вернись. Прежде чем я пойду искать тебя по улицам своей небольшой квартиры, – все еще продолжал кричать я, не в силах заставить подняться свое тело.

– Выходи, проказник, я тебя не буду ругать, только поглажу! – стал я вглядываться в темноту коридора через открытую в спальне дверь. Наконец, я стал разбирать очертания какого-то странного существа: это был еж, на иголках его спины лежала рука, в ее ладони – телефон напевал Love Me Tender. Кто-то мне звонил.

* * *

…Оказалось, утро, оно протянуло ко мне свои холодные пальцы. Достало. Неутомимый будильник нудно повторял один и тот же припев, я заткнул ему говорливый рот пальцем. Рука моя затекла, затекла под голову, я попытался ее вытянуть, и тысячи иголок зашевелились в ней, будто это была не рука, а игольница. В течение нескольких минут я пытался проснуться и устал. Мысли снова завернули меня в одеяло сна. Какое счастье уснуть вновь, это даже приятнее, чем повторный секс. Однако будильник был на стреме и разбудил меня повторно через пятнадцать минут. Медленно встал, посмотрел на любовь, та еще не ушла, благоухала в постели в виде тебя и мирно нюхала сны, укутавшись одеялом. Холодная белая гусеница проползла мне в рот и растворилась в душистую пену, я сплюнул ее жгучую горечь вместе с водой, положил зубную щетку в стакан. Скользнул сквозь полотенце на кухню. Встретил там кота, который облизывал свои лапы. Я вспомнил свой сон и насыпал ему той самой рукой. Уложил в себя чай, два бутерброда, ветчину, сыр и его дырки, прошел через брюки, рубашку, пальто, ботинки, последние привязал шнурками к ногам. Зонт брать не стал, взял с собой только силу воли и вышел из дома вон.

– Уже вернулся? – встретила меня на пороге Кира вместе с котом, который с недоверием принюхивался к моим ботинкам.

– Соскучился.

– Я думала, телефон забыл, – обняла она меня. Я даже через пальто почувствовал ее тепло.

– Это одно и то же, – поцеловал я ее в нос.

– Это как?

– Я хватаюсь за него всякий раз, когда вспоминаю тебя. Что ты там прячешь?

– Где?

– За этой дурацкой улыбкой. Точнее, зачем ты это сдерживаешь?

– Что именно?

– Что ты дико рада меня видеть?

– Боюсь, что ты возьмешь этот ход на вооружение и начнешь возвращаться всякий раз, не успев уйти. По правде говоря, я даже не слышала, как ты ушел.

– А я не слышал, как проснулся. Представляешь, проснулся сегодня, а меня нет. Начал беспокойно искать: в кофе, потом в сигарете, снова в кофе, нигде нет. Потом стал рыскать по дому, зашел в спальню, посмотрел на тебя, спящую, понял – я в тебе. Ждал, пока проснешься. Не дождался. Ушел.

– А чтобы вернуться, тебе пришлось забыть телефон. Красивый предлог. Знаешь, почему женщину нельзя оставлять одну?

– Она может привыкнуть?

– Хуже: она может привыкнуть к другому.

– Ладно, буду напоминать о себе чаще. Дай мне, пожалуйста, телефон.

Пока я гладил Тома, Кира сходила за телефоном.

– Что будешь делать?

– Не знаю пока, – ответила мне плечами и поднятыми бровями Кира.

– Кофе?

– Нет, кофе тебя не запьешь. И шоколадом не заешь. Ты теперь навечно в меню моего сознания.

– Блюдо дня?

– Десерт ночи.

* * *

– Какая грустная мелодия. Ты чем-то расстроена? – подошла Лара сзади к дочери, которая выдавливала пальцами из фортепьяно медленную музыку.

– Нет, пианино расстроено, я – нет. Я скучала по одному человеку, а он оказался другим.

И тут Фортуна не выдержала, из глаз ее покатились бриллианты слез, она всхлипнула, потом развернулась и, найдя глазами грудь матери, приклеилась к ней всей своей невысказанной влагой.

– Что может женщина без мужчины? – задыхалась она плачем в ситце ее платья.

– Тут только два варианта: всё или ничего, – гладила ее по спине бережно Лара.

– Правду говорят, что все мужики козлы?

– Нет, не все, только те, которых сильно любили. Раньше ты так не выражалась.

– Я могла бы быть лучше, но это затягивает. Не хочу играть в хорошего человека.

– Не хочешь быть хорошей?

– А как можно быть хорошей, когда тебе плохо?

– Расстроилась, что Оскар не поздравил тебя с днем рождения?

– Думаешь, мне нужны его поздравления? Нет, они нужны моей памяти: чем чаще он будет обо мне вспоминать, тем быстрее я смогу его забыть. Молчание телефона – самое отвратительное из всех молчаний, когда находишься в режиме ожидания.

– Да, часто начинаешь думать о человеке, только когда он что-то не сделал. Часто люди уходят не оттого, что они хотят от вас уйти, а оттого, что так к вам и не пришли.

– Надо же было так влипнуть с первого взгляда.

– Влюбиться с первого взгляда не сложно, сложнее жить с ощущением, что ты уже не первая. Когда ты поняла, что влюблена?

– Стоило ему только не позвонить.

– Зачем он тебе нужен был? Он же взрослый, да и красавцем его не назовешь.

– Да при чем здесь красота… За красоту можно полюбить виртуально, актера или музыканта. Мама, разве за красоту любят своих мужчин?

– Нет, конечно, – после небольшой паузы ответила мать. – Для меня критерием мужской красоты всегда были сильные руки. Именно они являются вещественным доказательством поступков. А Оскар, он же так много говорит. И ты действительно рассчитывала на долгие отношения?

– Да, а что?

– Я давно для себя уяснила, что красноречие является первым признаком недостатка чувств.

* * *

– Погаси свет, я хочу, чтобы ты видел меня руками, – окутал комнату голос Киры, когда я вошел.

– Я еще не так близорук, но попробую, – посмотрел я на бра, которое освещало пространство. – Когда ты успела купить новый светильник? Какой причудливый абажур.

– Нет, трусики новые, абажур – нет. Я про тебя. Ты же мой абажур. Я тебя обожаю.

– Это не опасно?

– Для тебя – нет. Луна закурила, – сказала Кира, указав на тучу в небе, съевшую часть бледно-желтого лица ночи.

– Ты действительно про луну? – не поверил я ей и тоже поднял голову.

– Да. Даже у Земли есть свой спутник, – вздохнула она.

– Который приходит к ней только по ночам.

– Разве это плохо?

– Не знаю, я вот пришел, а тебе лучше не стало.

– Так ты не спутник, ты любовник.

– Чего же должно быть больше во мне – мужа или любовника?

– Мужчины.

– Этого добра во мне достаточно.

– Ты серьезно?

– Серьезней некуда.

– Не верю.

– Ну почему?

– Будь все так серьезно, давно бы на мне женился.

– Это не проблема.

– А в чем проблема?

– Во мне.

– Ты не готов.

– Нет, я-то готов, но будет ли это вкусно?

– Понимаю. Все мужчины хотят любить девушек красивых, добрых и умных. Вот я не отношу себя ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим.

– Я давно отдал тебе все три места, однако если бы дело было только в этом: я понятия не имею, как теперь преодолевать ту пропасть, которая образовалась между мною и твоей матерью, не говоря уже о Фортуне. Если с Антонио мы как-то можем понять друг друга как мужчины, как старые друзья. По крайней мере, в клубе он не подавал никаких признаков отчуждения. Все как обычно. Послезавтра, кстати, с пятерки будем прыгать.

– С пяти километров? Я бы тоже хотела.

– Ты же высоты боишься?

– Боюсь, но страх еще сильнее подогревает желание.

– Помашу тебе сверху. Так что следи, буду держать тебя в фокусе. Да, вот еще что: завтра ко мне племянница приезжает, всего на день – на день открытых дверей. Потаскаю ее немного по городу.

– Маша?

– Да, я тебе про нее рассказывал. Может, ты с нами?

– Не, завтра никак. Курсовую надо писать, завтра буду в библиотеке целый день. А куда собирается поступать?

– В театральный.

– Ух ты! Я тоже когда-то хотела в театральный.

– Чего не пошла?

– Дома театра хватило.

– Мне кажется, он еще продолжается, благодаря моей постановке.

– Не присваивай. Это наша общая пьеса.

– Пусть так, только как я теперь смогу общаться с труппой, если каждая встреча, даже упоминание моего имени будут излучать радиоактивные лучи, способные вызвать не только мигрень, но и психическое расстройство актеров?

– Только через меня, – ответило за Киру само спокойствие. – Я буду твоим противогазом, через который ты сможешь дышать чистым воздухом, твоей ватно-марлевой повязкой, только бы отгородить тебя от микробов неприязни, переходником, который сможет гасить высокое напряжение, бегущее по линии моей родни.

– Я знал, что для меня есть ты.

– Я-то для тебя есть, но в таком случае почему нет тебя для меня? – улыбнулась Кира.

– Что ты имеешь в виду?

– С тобой я стала слишком чувствительна. Ты – мой выходной день. Сколько бы ни выходил, хочется, чтобы непременно вернулся. И когда тебя нет рядом, меня может встревожить любая ерунда.

– Например?

– Телефонный звонок.

– И что в этом страшного?

– Вдруг это не ты.

– Я, я, кто же еще? Как только я оказываюсь вне дома, я начинаю испытывать к тебе дикий голод. Может, это и есть привязанность?

– Нет, это и есть любовь. Просто звони мне чаще, не только когда проголодаешься.

* * *

Лара ушла на свидание со своей давней подругой Софией. Антонио, не зная, куда себя деть одному в целой квартире, где ему предстояло прожить еще три недели отпуска, открыл ноутбук своей жены. Не то чтобы он боялся техники, совсем нет. Просто его большие пальцы не были приспособлены для маленьких кнопок. И ему стоило нескольких вахт научиться печатать в четыре пальца, после рабочих смен, находясь в своем вагончике, где заняться было абсолютно нечем, кроме телевизора и интернета. Мир последнего для него оказался действительно виртуальным. Несмотря на то что он был огромен, Антонио долго не мог найти себе места в нем. Он тыкался среди горстки своих знакомых, читая те или другие новости, рассматривая фотографии и ролики и оценивая, кто кем стал и как изменился. Даже завел виртуальный роман с бывшей однокурсницей. Но все это было как-то искусственно, наигранно и, главное, бесперспективно, так как самое большее, на что могли рассчитывать неслучайные встречи, так это на случайную связь.

Их встреча действительно оказалась неслучайной, ведь именно Радистка Кэт (так окрестили девушку на курсе, и не потому, что она носила с собой рацию, просто ее отца звали Радик) подтолкнула его в прекрасную сказку фэнтези. Антонио читал запоем, одну историю за другой. И голод этот можно было объяснить только одним: ему, как и всякому мужчине, живущему где-то между собой и женщиной, не хватало подвига. А точнее, не хватало женщины, ради которой он готов был бы совершить этот подвиг.

Экран открылся какой-то перепиской Лары и некоего Константина:

– По мне, так ты талантливей многих.

– С чего ты взял?

– Ну хотя бы с того, что ты каждый день встаешь в семь утра, готовишь ребенку завтрак и отводишь его в сад.

«Вот сволочь – издалека подкатывает, знает, собака, что путь к сердцу женщины лежит через ребенка», – подумал Антонио и стал мотать переписку дальше. Не то чтобы он хотел обнаружить компромат на свою жену, нет. Просто он, мужчина с седыми висками, с мужественным лицом, с глазами, подернутыми грустью постоянных командировок, хотел найти причину нынешней совместной жизни, такой пресной, если не сказать, тухлой.

– Расскажи мне еще о себе.

– У меня мало времени.

– В смысле?

– Я уже прожила полжизни, и не хотелось, чтобы остаток ее заняла болтовня.

Антонио никак не мог понять, кем Ларе приходился этот Костя? Друг, одноклассник или любовник? Говоря языком фэнтези – Гном, Эльф или Гоблин?

– Хорошо, расскажи о ней вкратце, самое важное.

– Самое важное – что двадцать минут назад я снова встретил тебя. Если не влюбиться в человека сразу, с первого взгляда, то потом это стоит большого труда.

– Я всегда думала, что мужчина должен быть первым и последним.

– В чем проблема?

– Последних оказалось больше, чем я ожидала.

– Что, у тебя их было так много?

– Стоит ли тебе волноваться, тебя же нет в этом списке… Или ты хочешь этим потешить свою гордыню?

– Нет, я передумал, лучше скажи мне, что ты думаешь о мужчинах?

– А что о них думать, у меня уже есть один.

– То есть он тебя устраивает?

– Вполне.

– То есть ты счастлива?

– Кто, я? Нет, конечно. Женщина никогда не будет счастлива, пока не разучилась мечтать.

– И как он должен выглядеть, мужчина твоей мечты?

– Одиноко.

– Что значит одиноко?

– Значит, без бывших.

– Куда же девать их, Лара?

– Стирать безбожно и не размножать.

– Откуда ты взялась, такая очаровательная, такая мудрая?

– Не смотри так строго, девушка всегда может быть лучше, достаточно предложить ей кофе.

– Может, лучше шампанского?

– Почему не кофе?

– Не люблю прелюдий.

– А кофе – это, по-твоему, прелюдия?

– Да. Шампанское – это флирт.

– Терпеть не могу флирт. А что нужно для безумия?

– Водка – это безумие.

– Тогда можно мне водки с апельсиновым соком?

– Почему с соком?

– Хочу сочного безумия.

Антонио начал потеть, он пока никак не мог понять, что это – изящная игра в слова или в бывшую любовь? Он вышел на кухню, налил себе стакан воды и выпил залпом. Через минуту вернулся к переписке.

– Не бойся меня, я не кусаюсь, – продолжала Лара. Антонио никогда не поверил бы, что жена его умеет так флиртовать, не читай он это своими собственными глазами. – Хотя нет, кусаюсь, но, уверяю тебя, это приятно.

– Может, сначала поиграем в слова?

– Может, сразу в предложения?

– Может, сходим сегодня куда-нибудь? Куда бы ты хотела?

– Ты мужчина, ты и решай.

– В тебя.

– Дерзко. Сегодня мне просто необходим мужчина.

– А я кто, по-твоему?

– Лично для меня ты на мужчину не тянешь.

– Почему?

– Потому что женат. Ответь мне, как мужчина, на один простой вопрос: почему вы такие доверчивые?

– В каком смысле?

– Я вчера сказала своему просто назло, что у меня есть другой. Знаешь, какое было в доме землетрясение!

«Вот дает Лара, – улыбнулся экрану Антонио. – Землетрясение действительно было, только не по этому поводу».

– Не знаю, но, судя по реакции, предполагаю, что есть и другая.

«Вот козел», – подумал Антонио.

– Ты что, ревнуешь?

– Ревность – это часть женщины. Если она тебя не ревнует, значит, ревнует кого-то другого.

– А когда надоедает?

– Стервлю. Стервозность женщине так же необходима, как мужчине – харизма.

– По-моему, твоему сердцу не хватает любви.

– Да не только.

– Чего же еще?

– Дома… поэтому ему приходится стучаться в чужие двери.

– А чем занимается твой муж?

– Генеалогическими деревьями.

– Не страшно ему в этой чаще?

– Там можно собирать грибы. Знаешь, как ему легко дышится в таком лесу?

«Это она про мои командировки или про фэнтези?» – спрашивал себя Антонио.

– Главное, не увлечься и не потерять путь домой.

– Я тоже боюсь, как бы не наломал дров в чужих судьбах. Иногда мне кажется, он заблудился в этом лесу, в сучьях чужих биографий.

«Точно про командировки», – решил про себя Антонио.

Он перевел дух: понял, что все это – пустая виртуальная болтовня, за которой ничего не стоит. Единственное, что зацепило из этой пьесы, – знает он Лару плохо, точнее, совсем не знает, насколько она изощрена в фантазиях и общении. Выйдя из Сети, он включил телевизор и отвлекся от насущного. По «ящику» шла какая-то эротическая комедия. На экране мужчина погряз в ногах взрослой женщины, доставляя ей оральные ласки.

– Ну, как там? – стонала женщина.

– Темно. – Он поднял голову: – Я попытался поласкать клитор, ноль эмоций. Джойстик барахлит.

– Ты про свой или про мой?

– Я про твой.

– Может, старость?

– Моя или твоя?

– Моя.

– Нет уж, позволь взять эту миссию на себя.

– Хорошо, а что делать мне, когда часы постоянно тикают в одну сторону?

– Чтобы не стареть, надо ходить против часовой стрелки.

* * *

Снова утро началось с чего-то личного. Лежа в кровати, Лара слышала, как ругались соседи за стеной. Возможно, они так размножались или разминались перед трудовой средой, возможно, у них просто сломался телевизор и нечем больше было занять себя, возможно, кто-то из них проснулся неудовлетворенным. Неудовлетворенным собой, своим утром, своей второй половиной. Скорее всего, первое, но, как всегда, досталось именно той половине, на нее легче всего спустить всех собак или пар, за неимением домашних животных. Да, некоторым людям повезло, они могли себе позволить орать, как только что-то в их жизни начинало происходить не так и не с теми. Лара была из тех, кто терпеливо молчал.

Жизнь ее стала настолько спокойной и однообразной, что скоро она начала путать любовь и привязанность, вышитую узелками дежурных поцелуев, когда он приходил или уходил. Любовь же превращалась в ласковое утреннее нытье, когда Фортуна просила сварить кофе или исполнить другой пустяковый каприз. На самом деле ей нужен был совсем не кофе, но просьба полюбить ее вместо этого могла окончательно разрушить в Фортуне веру в настоящие чувства.

– Послушай анекдот, – заслонил Антонио разворотом газеты утро:

«– А вы кем работаете?

– Испытателем.

– Как интересно! Что испытываете?

– Оргазмы».

– Точно не про нас.

– А у нас что, по-другому?

– У нас телевизор. И вообще, разные мы с тобой.

– С чего ты взяла?

– Хотя бы с того, что ты можешь сопеть спокойно, когда у меня бессонница.

– Отчего бессонница? Попробуй настойку пустырника.

– Ты – моя настойка пустырника. Чем больше пью, тем больше пустоты от бесцельно прожитых лет. Я все чаще прихожу к выводу, что живу как-то невкусно, пресно, будто сижу на диете: этого нельзя, того не стоит, прочие заняты. В общем, не нравится мне эта кухня.

– Не нравится – научись готовить сама, – сложил Антонио газету, встал с кровати.

– Боюсь пересолить. Вся проблема в том, что у нас общие взгляды, но на разные вещи. Ты предлагаешь мне любовь, что уже прошла, я тебе – дружбу, которая бестолкова между бывшими.

– Может, сваришь кофе? – приняв упор лежа, начал отжиматься он от пола.

– Кофе? А свари-ка ты его себе сам! Мне надоела роль кофеварки.

– Что за капризы с утра? Мы же вчера только были счастливы, – закончил он, тяжело дыша.

– Тебе показалось. Это было твое счастье. Я же хочу быть счастливой по-своему, быть счастливой по-твоему у меня не получается.

– Успокойся, Лара! Что на тебя опять нашло? Ты как заноза в моей душе!

– Неужели решился избавиться от нее?

– Нет, тем более она уже прижилась.

– Да, и дает плоды, – встала Лара, вздохнув, с постели и подошла к кроватке, поправив подушку спящему в люльке человечку. Только это могло успокоить ее эмоциональный порыв, как-то пополнить недостаток солнца, помочь перейти от частного к объективному. Где-то она читала, что мозг всегда просыпается позже, чем тело. Проснется тело, а удовольствий ноль. Спрашивается, чего ради будили? Вот и начинает капризничать, пока мозг не возьмет власть в свои руки. Поэтому с утра просто необходима зарядка: некоторые воспринимают это буквально, другие, более счастливые, фигурально. «Трахнул бы он меня сейчас, и делу конец», – усмехнулась про себя Лара.

* * *

– Привет, извини, что поздно. Ты еще не спишь?

– Привет, Лара! Еще не с кем. Жду Марко с работы. Как ты? Судя по голосу в трубке, не очень. Вроде Новый год на носу. А ты? Что такая грустная, неудовлетворенная?

– Можно подумать, что твоя жизнь сплошной оргазм, – вдруг озлобилась, решив, что зря позвонила, Лара.

– Нет, не сплошной. Они как долгожданные письма – приходят внезапно, не успеешь прочесть – уже ждешь следующего. Давай колись, что случилось?

– Я даже не знаю, с чего начать.

– Ну хотя бы скажи мне: все живы?

– Да.

– Уже неплохо.

– Одиноко как-то.

– Не надо делать проблему из того, что тебе одиноко вечером. Сделай лучше чай. С ним всегда есть о чем поговорить.

– Ты не понимаешь. Все дома вроде, а одиноко. Старшая с Оскаром рассталась, вернулась обратно.

– Рассталась? Хотя этого следовало ожидать – такая разница в возрасте. Надоела ему игрушка.

– Да дело не в разнице. Фортуна ему изменила. Только я узнала это уже задним числом, после всех моих проклятий в его адрес. Теперь вот сижу анализирую.

– Ну, что я могу сказать? Анализы ни к черту. Значит, Фортуна нашла себе помоложе, это понятно, гормоны в таком возрасте требуют постоянного внимания, а не двух раз в неделю.

– Да ни черта ты не понимаешь. Тот тоже оказался не мальчик. Она училась у него фотографировать.

– Снял, значит, – робко пошутила София. – Мужику, конечно, сложно простить измену.

– А женщине что – легче, что ли?

– А женщине вовсе невозможно. Ты заварила себе кофе?

– Нет еще. Это еще не все. Теперь Кира к нему сбежала. К Оскару.

– Ты меня убила! Она же еще совсем юная. Сколько ей? – попыталась как-то отвлечься на цифры София.

– Девятнадцать.

– А ему сорок пять?

– А ему сорок пять.

– Шикарно. Что он за человек? И почему так упорно преследует вашу семью? Может быть, мстит за Фортуну?

– Ну это вряд ли. На мстителя он не тянет. Приятный, выглядит гораздо моложе своих лет. Волосы русые, густые и вьющиеся. Глаза зеленые, добрые, большие. Рост средний. Красивая открытая улыбка. Язык подвешен, будто он всю жизнь читал лекции по литературе на филфаке. Раньше у них с Антонио был совместный бизнес, но с тех пор, как все развалилось, работает тренером в одной тренинговой компании. Влюбчив.