Текст книги "Тайна ключа из слоновой кости"

Глава вторая

Шершавая рука нежно гладила ее лоб. Резковатый низкий голос пробормотал не то ругательство, не то молитву – Хоуп не поняла. Мурашки выступили на ее обнаженных ногах. Тяжелые капли, срываясь с веток дуба над головой, падали на нее. Как ни странно, тело и руки девушки совсем не замерзли, она чувствовала тепло. Закрыв глаза, Хоуп поуютнее прижалась к источнику этого тепла. Пульсирующая боль сбоку головы не давала ей снова погрузиться в блаженную пустоту.

– Фейт! О, моя Фейт, пожалуйста, очнись, cherie![2]2
  Дорогая (франц.).


[Закрыть] – умолял низкий голос, и веки ее затрепетали, приоткрываясь, чтобы посмотреть, кто же это тревожит ее. В голове будто стучал барабан.

Хоуп пошевелила губами, но не издала ни звука. Она попыталась вновь произнести что-нибудь, но на этот раз его губы прикоснулись к ее губам. Прикосновение было таким нежным, таким ласковым, таким приятным…

Она резко откинула голову назад. Где-то в глубине сознания билась мысль о том, что ей даже неизвестно, кто этот человек, обнимающий ее и пытающийся поцелуями вернуть к жизни. Хоуп постаралась пристальнее вглядеться в него, но, несмотря на все ее напряженные усилия, в глазах у нее двоилось.

Две темноволосых головы склонялись над ней. Нахмуренные брови над большими глазами цвета индиго выражали тревогу. Две гривы черных, как эбеновое дерево, волос ниспадали почти до плеч. Две пары губ нежно бормотали тихие и ласковые слова, и две пары рук приглаживали ее мокрые волосы. Он тронул шишку на ее голове, и Хоуп поморщилась.

– Ой! – вскрикнула она, и ее рука потянулась вверх, стараясь схватить незнакомца за запястье, чтобы он не причинил ей боль опять.

– Ох, дорогая Фейт, извини меня, – мягко проговорил он. – Действительно очень болит?

– Чертовски, – ответила Хоуп, безуспешно пытаясь подняться. Но руки его были слишком сильными, а объятия – слишком крепкими. – Какого черта, кто такая Фейт?

– Не ругайся, – приказал он. – Тебе всегда трудно держать рот на замке, если это нужно.

Голос прозвучал сердито, но улыбка, от которой на красивом лице выступили ямочки, выдала облегчение, проступившее и во взгляде. Хоуп рассматривала прекрасно очерченные подвижные губы так заворожено, что уже не ощущала прохлады в воздухе.

– Фейт, – его темные брови снова сошлись вместе, – дорогая моя, тебе лучше? Ты помнишь, что с тобой случилось? – Его пальцы задержались на мгновение на ее обнаженной талии, затем поднялись выше, обхватывая ее грудь, и теплая волна окатила Хоуп с ног до головы. – Что ты тут делаешь, так далеко от Порт-Гурона?[3]3
  Порт-Гурон – город в восточной части штата Мичиган, расположенный у самого южного берега озера Гурон; в 1686 г. губернатор Новой Франции отдал приказ о строительстве здесь форта Св. Жозефа, который позднее стал городом.


[Закрыть] – задавал он вопросы один за другим. – И почему ты пришла ко мне без одежды? Неужели тебе так не терпелось?..

Может быть, он и не думал, что ей не терпелось, но его собственные ожидания, несомненно, были явно налицо, решила Хоуп, проведя плечом вдоль его мощного бедра и чувствуя, как в нем зарождается желание. Мысли у нее спутались, инстинктивно она высвободилась из его нежных рук и пересела наискосок на пружинистый, как губка, мох под широко раскинувшимися ветвями дуба.

Должно быть, этот странный человек был довольно высокого роста, так как он значительно возвышался над ней, даже стоя на коленях на земле.

– Кто вы? – спросила она, откидывая назад волосы и глядя на него широко раскрытыми глазами.

Ей пришлось не подавать вида, что она смущена тем обстоятельством, что сидит перед ним совсем обнаженная, так как поделать с этим ничего было нельзя. Кроме того, подсказывала ей логика, это он должен быть сейчас смущен: в конце концов, это ведь ее остров, а не его!

– Разве ты не помнишь? – Голос его звучал мягко, но хрипловато, напоминая ворсистый бархат. В его речи слышался слабый намек на французский акцент. Перед ней француз? Она оценивающе посмотрела на его плечи. Значит, и военная форма, в которую он одет, тоже французская? Похоже, это тот же мужчина, что и на фотографиях…

Мужчина на фотографиях! Ее глаза снова метнулись в сторону незнакомца. Теперь, когда она могла разглядеть его лицо, ей было странно, как же это раньше она упустила сходство. Он казался таким знакомым и легкоузнаваемым, словно был пригрезившимся возлюбленным из ее собственных снов.

– Я видела ваше изображение! – прошептала она.

Еще одна слепящая вспышка молнии словно бы поставила восклицательный знак в конце ее фразы.

Он нахмурился.

– Так у тебя есть мой портрет? Но ты никогда мне об этом раньше не говорила, cherie! Когда он был написан? И кем? – Говоря это, незнакомец осторожно снял с себя камзол – под ним была белая рубашка восхитительного покроя, с широкими рукавами на манжетах – и накинул его на Хоуп. Она закуталась в него, начиная ощущать пронизывающую сырость, ибо жар его тела теперь не доставал до нее.

– Нет, нет, нет. Не картина, а снимок. Понимаете, фотография.

Он нахмурился еще сильнее. Затем улыбнулся, и она почувствовала, как его тепло снова окутало ее.

– Ты сильно ударилась и набила на голове большую шишку, дорогая. Немного погодя тебе станет лучше, – сказал он, – а пока иди сюда, в мои объятия, и позволь мне согреть тебя, пока не кончится эта буря. Хотя ветви и заслоняют нас от дождя, тебе, наверное, холодно от сырости. После грозы мы немедленно отправимся в путь.

Отправимся в путь? Немедленно? Кто же из них лишился рассудка? Она улыбнулась, хотя дрожь сотрясала все ее тело. Сейчас ей лучше не спорить с ним. В конце концов, не каждый же день он видит обнаженных женщин, сидящих под деревом в грозу. Да и ей тоже казалось весьма необычным появление тут мужчины в военной форме, причем человек этот, похоже, прибыл сюда не иначе как из музея. Где-то в глубине сознания родилась робкая мысль, что ей надо бы порасспросить его, прежде чем он исчезнет. Она понимала, что говорит с призраком, но не могла заставить себя изменить свое поведение.

– А куда мы отправимся столь немедленно?

Темная бровь незнакомца надменно выгнулась над ясным синим глазом.

– Во Францию, разумеется.

– Разумеется, – пробормотала она и заложила за ухо мокрую прядь волос, с которой капала вода. Затем задалась вопросом: а где же те три человека, что были на снимках, кроме него? Взгляд ее метнулся к теням вокруг кустов и деревьев, стараясь разглядеть там их очертания. Одно дело – встретиться с призраком, но совсем другое – повстречать сразу четыре! Остальные три выглядели на фотографиях угрожающе. Внезапно Хоуп расхохоталась: разве тех кошмарных месяцев в Центральной Америке недостаточно, чтобы научить ее бесстрашию? Она что, боится четырех призраков?!

Но этот человек перед ней не может быть призраком! Он такой основательный и такой реальный! Весь, целиком! Или у призраков тоже бывает эрекция?

Она перестала смеяться и уставилась на него. Он наклонился к ней, и Хоуп стала отодвигаться, пока не уперлась в ствол дерева. Дыхание замерло у нее в груди, когда она заглянула в его глаза. Поднимая протестующе одну руку, другой она свела вместе края камзола на своей груди и торопливо произнесла:

– Держитесь подальше. Держитесь подальше, пока мы не разберемся в этой путанице…

Призрак умоляюще протянул к ней руки.

– Фейт, дорогая моя, в чем дело? Ты же знаешь, что я не причиню тебе вреда ни за что на свете! – Он выглядел таким растерянным, таким влюбленным…

Однако Хоуп заметила в его глазах – пока он так ласково молил ее, – иной блеск: он хотел большего, чем просто защитить ее…

– Да подождите же минуту, черт вас возьми! – раздраженно сказала она, и глаза ее сверкнули, а угрожающая поза лучше всяких слов дала ему понять, что она не допускает возможности оказаться в его объятиях. Она разогнула палец на вытянутой вверх руке. – Первое. Меня зовут Хоуп, а не Фейт. Второе. – Еще один палец распрямился. – Вы – призрак. Возможно, я достаточно глупа, чтобы сидеть тут с вами и обсуждать, куда это мы должны отправляться в грозу, но не настолько же, чтобы еще и пасть в ваши объятия!

Если бы фотоаппарат мог запечатлеть выражение его лица в эту минуту, то получился бы кадр – ярчайший образец полнейшего и искреннего потрясения. Ей захотелось рассмеяться, закричать, завизжать. С другой стороны, она не могла унять дрожь, ползущую по спине и распространяющуюся по всему телу. Холод тут был ни при чем. Это нервы.

Он кашлянул, затем растерянно улыбнулся ей, но Хоуп знала, что кое-какие из сказанных ею слов повлияли на него. Посмотрев вниз, он переплел пальцы на руках – длинные, гибкие пальцы, которые, казалось, могли исполнить сложную сонату на фортепиано.

– Право же, я вовсе не призрак, cherie. Я здесь. И ты здесь. Неужели мои руки похожи на руки привидения?

– Нет, но вы все равно призрак.

Хоуп уставилась на него, раздумывая при этом: уж не спятила ли она сама? Тогда, выходит, он в здравом рассудке?.. Невероятно! Да что там, если уж говорить обо всем происходящем, то с самого начала, с этих фотографий, вся ситуация была достаточно нереальной…

– Вы либо призрак, либо сбежали из психушки, – произнесла Хоуп и глубоко вздохнула, предприняв попытку улыбнуться дрожащими губами. Может, если бы ее отпустила пульсирующая боль в голове и голова бы прояснилась и заработала лучше, она смогла бы собраться с мыслями и все обдумать, но – увы! – времени не было. – Почему бы вам сначала не рассказать мне о себе? – предложила Хоуп. – А потом – очередь за мной.

Его темно-синие глаза раскрылись еще шире, и на высоком, чистом лбу снова появилось обеспокоенное выражение. Затем он пожал плечами, обтянутыми тонким батистом рубашки, и улыбнулся, словно решив не спорить с ней.

– Меня зовут Арман Сантой.

– Сантой?

Он кивнул.

– Как пишется ваше имя?

– Так же, как и слышится: S-a-n-t-e-u-i-1. Я капитан французской армии, присланный сюда… неважно зачем, потом ты все вспомнишь. Мы с тобой полюбили друг друга. Припоминаешь? – Он подождал ее ответа, но, увидев на ее лице лишь неподвижно застывшую улыбку, продолжил: – Наконец мне удалось уговорить тебя оставить отца и встретиться со мной около Порт-Гурона. Мы должны были немедленно отбыть во Францию, где намеревались пожениться. У нас будет семейство маленьких Сантоев… – Ей показалось, что его улыбка осветила все пространство под дубом ярким сиянием. – Ты обещала мне по крайней мере десятерых…

Хоуп открыла рот.

– Десять детей?

– Oui.[4]4
  Да (франц.).


[Закрыть]

– Должно быть, Фейт была сложена наподобие танка, – пробормотала она, а затем бросила: – Продолжайте!

В приказном тоне Хоуп слышалось раздражение; и впрямь, сейчас она была поглощена одним: как выйти из положения, в котором оказалась, и преодолеть эту путаницу?.. В любом случае она была уже готова очнуться под деревом промокшей, дрожащей от холода, после непонятного сна, чтобы побыстрее покончить с этим кошмаром, избавиться от этого призрака…

– Продолжать? Но что? Это все, – завершил он. – Сейчас твоя очередь вспоминать.

Его рука потянулась и убрала прядь мокрых волос с ее щеки. Рука была сильной, и прикосновение ее к ее коже показалось Хоуп теплым и таким возбуждающим… Не сознавая, что делает, она прислонилась к нему, почти желая, чтобы он обнял ее. Но тут же быстро отпрянула назад.

Призрак! Он же призрак! – продолжала она твердить про себя. И она до сих пор ничего о нем не знает. Не знает даже, хороший он был человек или плохой. Если хороший, то почему те трое убили его? Значит, плохой?..

Голова у нее снова закружилась, и она начала говорить, чтобы замедлить это вращение и выиграть время:

– Меня зовут Хоуп Лэнгстон. Я – фотожурналист одного из ведущих журналов страны. Я много путешествую, а затем возвращаюсь сюда и отдыхаю тут. Это мой остров, и он принадлежит моей семье уже довольно много лет.

Он покачал головой, и на чувственных губах заиграла слабая, но сочувствующая улыбка.

– Хи-хи-хи… Нет, cherie. Не пытайся обмануть меня. Ты – Фейт Тревор. Твой отец – британский офицер, недавно присланный сюда, в Порт-Гурон, на территорию Новой Франции, что прилегает к колониям. Он отказался дать свое согласие на наш брак, и мы решили пойти против его воли. – Он улыбнулся. – Мы с тобой помолвлены. – Синие глаза, похоже, заглядывали ей прямо в душу. – Теперь ты припоминаешь, cherie?

– Нет, – отрезала она. – Мне надо прервать ваши россказни, мистер. Никакая я не ваша «cherie». Я – та, кем называю себя, и у нас скоро наступит тысяча девятьсот девяностый год. Этот штат называется Миннесота, он является частью Соединенных Штатов Америки. Вы уже умерли, а я жива. – Она поколебалась, продолжать ли, так как на лице его отразился явный ужас. Он решил, что она сошла с ума. – В ваше время, когда бы это там ни было, ни одна женщина не стала бы снимать с себя одежду и бегать под дождем нагишом. А в мое время это возможно.

Призрак поднес руку ко лбу.

– Mon Dieu, cherie![5]5
  О мой Бог, дорогая! (франц.)


[Закрыть] Мы же с тобой не в будущем. Сейчас одна тысяча семьсот шестьдесят второй год. Неужели тот ушиб мог так повлиять на твою память? Наверное, дело обстоит хуже, чем я предполагал с самого начала. – И он опять попытался обнять ее, но Хоуп снова увернулась.

– Нет! – закричала она. – Это вы не понимаете! Это я живу здесь сейчас, а не вы! Это мое время, а не ваше! – Он все держал ее за руки, неотвратимо привлекая к широкой груди. Хоуп лихорадочно огляделась, пытаясь подыскать что-нибудь – любой предмет, при помощи которого она могла бы с ним справиться. Неожиданно она прекратила сопротивление, и он перестал тянуть ее к себе, обеспокоенно и немного устало наблюдая за ней. Мысли ее судорожно метались. Чем же полагается бороться с призраками? Может быть, ее крестик?..

Словно в замедленной съемке, рука ее осторожно поднялась и нащупала цепочку на шее. Она была цела, и золотой крестик на месте. Арман следил за ее движениями, и его крепкая хватка немного ослабла, давая ей больше свободы. Взгляды их встретились, и карие глаза заглянули в синие.

Вдруг она припомнила. Крест подходит только для борьбы с вампирами, а не с призраками.

– Я докажу вам, – прошептала она, охваченная новой идеей. – Только мне надо найти мой спортивный костюм.

– Спортивный костюм? Что это такое – спортивный костюм?

– Одежда, которая была на мне, когда я поднималась на холм. Он весь промок и был такой тяжелый, что я скинула его, но он должен быть где-то тут, футах в тридцати отсюда, не больше.

Какую-то долю секунды призрак колебался, затем стало ясно, что он решил потакать ей.

– Я пойду с тобой.

Еще один удар грома раскатился по небу и еще одна молния озарила лес, когда он встал. Дождь неожиданно сменился легкой изморосью, похожей на туман. Призрак наклонился и взял Хоуп за руку, чтобы помочь встать. На мгновение ей страстно захотелось вырвать руку: его очень сильная хватка испугала ее. В нем слишком чувствовался мужчина, и это напомнило ей дни и ночи в Центральной Америке, когда она все время находилась под страхом насилия. От болезненной шишки на голове се слегка подташнивало. Все вокруг смещалось и кружилось, и Хоуп никак не удавалось справиться с этими ощущениями. Однако не успела она что-либо сказать, как он уже отпустил ее руку и встал рядом, с явно увеличивающимся беспокойством поджидая ее следующего движения и все больше хмурясь.

Она поплотнее запахнула на себе его камзол и зашагала вниз по тропинке, что вела с холма. В одном месте тропинка выравнивалась, образуя небольшую полянку футов в десять. Тут в грязи валялся спортивный костюм. Земля и дождь превратили его ярко-голубой цвет в ржаво-коричневый.

Хоуп подняла костюм и стала выжимать, надеясь выиграть время. Но, повернувшись, чтобы пойти назад на холм, она обнаружила призрака рядом с собой.

Он стоял, упершись руками в бедра и немного отставив одну ногу в сторону, – это помогало ему удерживать равновесие на склоне холма. Вид у него был не из лучших. Мокрая рубашка прилипла к телу, подчеркивая каждый мускул. Темно-золотистые панталоны обрисовывали ноги подобно женским колготкам, исчезая под коленом в черных блестящих, облегающих ноги ботфортах. Без своего расшитого золотом камзола он сейчас походил больше на пирата, чем на офицера французской армии. Вид у него был весьма рассерженный и немного смущенный.

– Хорошо, Фейт, дорогая. Что ты нашла в этом грязном свертке материи, чем ты докажешь, что твои заблуждения являются истиной?

– Вот что. – И она протянула ему куртку.

Он наклонил голову, рассматривая. Длинные тонкие пальцы исследовали ткань, нежно пощупали бархатистый велюр.

Хоуп потрясла куртку.

– Да не ткань, а молния.

– Что?

– Застежка-молния, – терпеливо объяснила она. – Застежка, которая вшита в эту одежду, была изобретена в начале двадцатого столетия и теперь используется почти во всех видах одежды. – Она соединила полы куртки и потянула за наконечник. – Видите?

Арман взял куртку у нее из рук, пристально рассмотрел, а затем попытался открыть молнию. Не глядя на Хоуп, он несколько раз открыл и закрыл ее, а затем спросил:

– И это изобрели французы?

– Господи помилуй! – простонала она. – Я не знаю, и сейчас это неважно. Суть в том, что это изобрели уже после того, как вы умерли!

Он на мгновение застыл, словно она оскорбила его, а потом сказал:

– Франция издавна является законодательницей моды. Мы очень гордимся этим, как должна гордиться и ты, дорогая Фейт, если тебе суждено тоже стать француженкой.

Она ласково улыбнулась, хотя глаза ее, казалось, метали в него языки золотистого пламени.

– Я не собираюсь становиться француженкой. И меня зовут Хоуп.

И вот тут-то она впервые заметила, что он начинает сомневаться в своей собственной правоте.

Вряд ли вся ее речь казалась ему осмысленной, но по крайней мере до него кое-что начало доходить. Вдруг Хоуп припомнила, зачем прибежала на этот холм.

– О, пойдемте сюда! – воскликнула она, забыв, что должна придерживать накинутый камзол. Она схватила Армана за руку и побежала вниз, увлекая его за собой. – Я сейчас покажу!

Вот он. Снимок, который она уронила на мох у подножия скалы, был забрызган грязью и промок, но он еще мог пригодиться, чтобы доказать разницу между ее временем и его.

– Видите? Вот зачем я сюда прибежала! Я сняла это вчера, вместе с другими кадрами. Это же вы! – Она вытерла трясущиеся руки об его камзол и протянула ему фотографию.

Синие глаза затуманились, когда призрак стал ее рассматривать. Затем он осторожно перевернул тонкий листок фотобумаги, заглянул на изнанку и опять посмотрел на снимок. Вдруг он застыл, и взгляд его приковался к призрачным фигурам, что привлекли ее внимание с самого начала.

– Как это называется?

– Фотография.

– А как она делается?

– Я навожу фотоаппарат на объект съемки и открываю объектив, который помогает перевести изображение того, что я снимаю, на так называемую пленку, которая поглощает свет и помогает запечатлеть картинку. – Она объяснила ему весь процесс, хотя и видела, что он ничего не понимает.

– И сколько времени на это требуется?

Она осознала, что он действительно не мог понять то, что она ему говорила. Да и как ему было понять, если он даже не представлял себе, что такое фотоаппарат?

– Примерно секунда или две, чтобы навести фотоаппарат, а потом еще примерно час, чтобы проявить пленку.

Он прищурил глаза, загоревшиеся недобрым светом.

– Ты издеваешься надо мной? Это что, шутка?

Она медленно покачала головой. Ей было понятно его нежелание верить ей. Разве она чувствовала бы себя по-иному, окажись на его месте?

– Нет. Этим я зарабатываю на жизнь.

– Mon Dieu, – прошептал он, прислоняясь к скале и уставившись на улику, которую держал в руках. – Значит, это не тысяча семьсот шестьдесят второй год?..

– Нет, – хрипло прошептала Хоуп.

Пальцы ее ног глубже зарылись во влажный мох.

Он посмотрел на нее, и она видела, что его глаза полны отчаяния.

– Значит, хотя вы и являетесь ее образом, вы – не моя Фейт.

– Нет, – прошептала она в ответ, почему-то сожалея об этом и о том, что не может стереть невыносимую боль в его взгляде.

– Но все-таки я жив.

Хоуп не ответила. Она не знала, что ему сказать.

Но он настаивал:

– Дотроньтесь до меня. Прикоснитесь ко мне! Нащупайте мое сердце! Разве я не кажусь вам живым? Разве я не дышу тем же воздухом, что и вы? Разве не ощущаю то же, что и вы? – Арман схватил ее руку, прижав к своей груди. Сердце его билось сильно и ровно.

Где-то далеко ударил гром. Гроза уходила прочь, оставляя за собой тоскливый, пасмурный день. Даже изморось прекратилась.

– Я вижу вас. Я трогаю вас. Но я не знаю, живы вы или нет. – Глаза Хоуп умоляли его понять ее смятение, но и призрак, казалось, был слишком поглощен своим страданием – он никак не реагировал на ее мольбу. Она вздохнула, поправляя за ухом мокрые волосы. – Пойдемте со мной в дом. Мы сможем все там обсудить, а я тем временем согреюсь.

Он посмотрел на фотографию, которую держал в руке, и кивнул.

– Oui, так мы и сделаем.

Хоуп зашагала впереди него по тропинке, шлепая босыми ногами по сырому мху и мокрым листьям. Она знала, что Арман идет следом, потому что чувствовала его присутствие – как чувствовала еще ребенком, как ощущала вчера. От этого присутствия ей становилось теплее – казалось, оно согревало ее.

Они осторожно спустились с холма. Хоуп все так же шла впереди, она направилась к дому. Но тут вдруг услышала, что Арман Сантой выругался, и круто повернулась. Он стоял совершенно неподвижно, протянув руки перед собой, ладонями к ней.

– Что случилось? – Она сделала два шага назад и была уже так близко, что могла бы дотронуться до него.

– Я не могу идти дальше! – Его ответ прозвучал и удивленно, и раздраженно. Он подвигал ладонями в воздухе, словно упираясь во что-то. Его движения заставили Хоуп вспомнить представление мима, которое она когда-то видела в Нью-Йорке. Тогда артист изображал, что между ним и зрительным залом выросла стеклянная стена. Вот только Арман не был мимом…

Осторожно протянув руку, она коснулась его рубашки на груди. Преграда исчезла.

– Пошли, держитесь за мою руку.

Он попробовал до нее дотянуться, но не смог. Она отступила на шаг назад.

– Постарайтесь еще раз, – хрипло проговорила она, изо всех сил пытаясь оставаться спокойной, хотя внутри у нее все бурлило. Черт побери, что происходит?

Призрак сделал шаг вперед, и снова неведомая сила остановила его. Синие глаза метали гневные искры, но Хоуп могла бы поклясться, что взгляд его затуманился слезами. Закрыв глаза, он поднял лицо к небесам, тяжело и прерывисто дыша. Когда он снова открыл глаза и посмотрел на нее, она прочитала в них еще большее отчаяние.

– Я умер.

Вопросов больше не было. Это был ответ на все.

– Попробуйте опять.

Он покачал головой, не отрывая взгляда от ее глаз.

– Ничего не получится. Я умер. Я всего лишь видение. Я должен оставаться тут. Теперь я это знаю.

– Нет! – закричала она и потянула его та руку. Ей так хотелось, чтобы он пришел к ней в дом. Она хотела, чтобы он был рядом. Но все было бесполезно. Невидимая стена появилась между ними, и он оказался в западне по другую сторону.

Слезы отчаяния заструились но ее щекам, смешиваясь с дождевыми каплями.

Он потянул ее за руку, отошел на несколько шагов назад и заключил в свои горячие объятия.

– Ничего, cherie. Я должен был бы сразу понять. Даже местность вокруг выглядит совсем по-другому – теперь я действительно это вижу. – Он прижал ее голову к своей груди, и она услышала, как ровно бьется его сердце. – По правде говоря, мне кажется, я и раньше об этом знал, но просто не хотел поверить в это.

Она шмыгнула носом.

– Почему?

– Потому, что я полагал, что вы – моя Фейт и Господь оказался столь добрым и милосердным, что вернул ее мне.

– Что же теперь будет? – Она отодвинулась, удивляясь, с чего бы это она потеряла контроль над собой. Да уж: если она достаточно распутна, чтобы бегать обнаженной, то должна же хоть сейчас постараться быть осмотрительной, общаясь с этим призраком-джентльменом.

Он коротко и печально улыбнулся и очень по-французски пожал плечами.

– Кто знает, cherie? Возможно, мне суждено пробыть здесь вечно. Может быть, сегодня вечером я снова исчезну и увижу, как Фейт ждет меня.

– Но почему вы здесь? Должна же быть причина! Всегда бывает причина!

– Правда? И многих ли призраков вы встречали раньше? – Он пригладил ей волосы, нежно обхватив ее лицо большими сильными руками.

– Ни одного, – призналась она.

– Ни одного?

Хоуп не могла подавить улыбку, от которой на щеках ее образовались ямочки.

– Нет.

В ответ в его глазах замерцали синие огоньки, сразу согревшие ее.

– Так, выходит, я первый?

– Да, – проговорила она, рассмеявшись. Это было так забавно! И так нелепо! Она стоит себе обнаженная, в одном только старинном французском военном камзоле, и говорит не с кем-нибудь – с призраком!

– Alors.[6]6
  Ну что же (франц.).


[Закрыть] Значит, мы в одинаковом положении Ты – тоже первая, с кем я заговорил с тех пор, как стал призраком.

Хоуп подняла брови.

– Откуда вы знаете? – спросила она. – Я хочу сказать, вы ведь узнали, что вы призрак, всего минуты две назад, так откуда же вам знать, с кем вы разговаривали за эти столетия?

В его глазах все еще плясали огоньки – видно было, что он забавлялся.

– Я просто знаю, и все. Иначе я бы вспомнил, как начинаю сейчас припоминать и другое. – Он посмотрел через ее плечо на далекий берег, что виднелся за гладью воды.

– Что именно?

– Например, что я так и не был до конца уверен, осмелится ли моя Фейт бросить вызов своему отцу и прийти ко мне. Я был уверен в моей любви, но не уверен в ее.

Должно быть, он очень страдает, если все еще ждет и не знает, не напрасно ли его терпение, подумала Хоуп. В голове у нее роились вопросы – множество вопросов, на которые не было ответов. Но она была убеждена, что ей удастся найти ответы – пока, правда, неизвестно как.

– Арман, оставайтесь на холме. Я пойду вымоюсь и переоденусь. Затем приготовлю что-нибудь поесть и принесу еду сюда – мы поедим вместе.

Взгляд его глаз снова приковался к ее глазам, возвращая обоих в настоящее, и Хоуп почувствовала, словно теплая и бархатистая стрела медленно пронзила все ее существо.

– Хорошо, – ответил он. – Хорошо, потому что я умираю с голоду.

– Я точно не уверена, но, по-моему, во всех книжках по этикету говорится, что призракам не полагается испытывать голод.

– Ну, а я голоден, – твердо заявил он.