Текст книги "Найти меломана!"

Рита Тальвердиева
Найти меломана!

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Бойтесь своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться.

Лао-Цзы

Пролог 1

Сочи, около двух часов ночи, 2 марта 2007 г.

Ночь впервые ответила на его приветствие звездопадом. И он, завороженный, растерялся – не успел загадать желание…

Но, переступив через порожек балкона, не сдержал торжествующую ухмылку: на убогой гостиничной тумбочке, дрожа и переливаясь десятками бликов, мерцала его Хрустальная Орхидея – один из главных призов знаменитого сочинского фестиваля. Вчерашний дождь исполненных желаний даже превысил порог ожиданий.

Пусть Вселенная хоть обрыдается звездопадом – свое он намерен брать на грешной земле.

Первый удачный ход он сделал еще в прошлом году – обрел свою песню. Именно с его легкой руки, пардон, с медового голоса, только что рожденный на Кавминводах шлягер стали называть по ключевой фразе заключительного куплета – “Созвездие любви…”. Под этим же названием вписали и в наградной лист фестиваля.

Другая звездочка, которую он давно приметил на феерическом небосклоне шоу-бизнеса, упала в его руки сегодня. Всего лишь несколько часов назад! Он еще раз впитал взглядом Хрустальную Орхидею: этот приз расчистил ему дорогу в Сан-Ремо. В Сан-Ремо, черт побери!

Там, у самого синего моря, его теперь ждали. И первый поцелуй славы, и первые объятия итальянского солнца, и первый в жизни знаменитый отель, порог которого переступали наследные принцы Европы… С ума сойти! Но так, именно так оговаривались условия его будущего контракта: сорви любую номинацию и «Тур со Звездой» – твой.

Сон не шел… Он прилег, не раздеваясь и не погасив света. Волшебные блики приза ласкали его мысли и играли в ресницах. Он вновь услышал рукоплескания… Его, уже признанного победителя, вызывали на бис, скандируя имя и засыпая цветами.

Когда магические звуки вступления вновь околдовали публику, случилось еще одно чудо: сама Алова, почетный гость фестиваля легко вбежала к нему на сцену и… подхватила песню на полуфразе. Экспромт оказался слаженней, чем ее известный дуэт с Валерием Онтьевым!..

Все испортили столичные папарацци. Точнее, один из телевизионщиков. Его вопрос грянул как выстрел:

– Что натолкнуло вас на создание “Созвездия…”? Вы не похожи на человека, познавшего отчаяние…

От неожиданности он не отверг причастность к авторству, замялся… Журналюга принял это за смущение провинциала и начал пороть отсебятину. А его уже уволокли в сторону другие профи пера и камеры. И вновь их вопросы закрутились вокруг “Созвездия…”.

– Как нам стало известно, – прокричал в камеру корр. каких-то вестей-новостей, – звезда российской эстрады Алова – только что! – договорилась с автором коронованного сегодня шлягера – о включении “Созвездия…” в свой репертуар!..

Что ж, Бог свидетель, – это произнес не я.

Засыпая, он думал об этом человеке. Человеке, которого приговорили папарацци: настоящем авторе и уже бывшем друге. Нет человека – нет проблемы, – вдруг царапнуло забронзовевшее. И тут он пожалел, что не успел загадать это желание падающей звезде.

Пролог 2

Подмосковье, дача на Рублевке, 2 марта 2007 г.

Решишь свои проблемы в Семигорске – быть тебе в первой тройке. – Он вколачивал слова будто гвозди в сознание собеседника.

Легкий спортивный костюм не умалял элегантной стати говорившего. Его визави, упакованный в серую твидовую тройку и подвязанный броским до неприличия галстуком, имел вид проворовавшегося клерка.

– Парень блефует, – скривился гость.

– Так диск у него?

– Вряд ли, – пожал он плечами.

– Ты свою курортную расслабуху с девками в номерах устраивай. Да?! Нет?!

– Н-нет, – покачал головой гость и полез за платком, чтобы промокнуть лоб. Его пальцы била мелкая дрожь.

– Хватит меня грузить. Пару недель дам – не больше. По старой дружбе, – глумливо усмехнулся хозяин дачи. – Иначе, – взгляд полоснул скальпелем, – меня не поймут… А портфельчик-то свой забери, – разлил он вдруг голосом мед и патоку. И от этого елея гость испугался по настоящему. А хозяин меж тем подтолкнул ногой в его сторону чемоданчик из мягкой коричневой кожи.

– Н-но… Я же скоро приеду…

Приедешь – поговорим! – жестко бросил хозяин и поднялся.

Тут же ожили два истукана у входа и распахнули двустворчатые стеклянные двери. Хозяин дачи впервые не принял от него подношение. Самое страшное – гость понимал хозяина. Сам в подобной ситуации поступил бы также.

Волна ненависти к тому выскочке из Семигорска – затопила (вот гад, достал его даже в Москве!) и… придала силы. Ни-че-го… Он заполучит тот самый диск и, наконец-то, уничтожит его. Чтобы никакая земная тварь не грозила ему делами давно минувших лет, когда эйфория только что избранного мэра в геометрической прогрессии множилась на беспечность. Он поднял чемоданчик и уже бодро прошагал к выходу.

Часть I. Судьба – не авоська

А что судьба назначила, неси: то – Зевса воля.

Еврипид

Глава I. Возвращение

Семигорск, 3 марта 2007 г., около 7 утра

От электрички до дома короткой дорогой – десять минут. Пешком. Милая сердцу улочка, привычно морщась разбитым асфальтом, кубарем скатывалась вниз к бювету, затем, церемонно раскланивалась (безупречно выложенной розовой плиткой и двумя цветочными тумбами) с гастрономом вековой застройки, и, уже степенно, как курортник на вечернем променаде, выходила на знаменитую Бульварную, сохранившую исторический шик времен Пушкина, Лермонтова и Толстого. Еще один поворот направо – до угловой аптеки – и…

Он потерянно заозирался, словно путник, околдованный вмиг выросшим дремучим лесом.

– Не может быть… – растерянно пробормотал молодой человек в ветровке и джинсах, заправленных в высокие армейские ботинки. Синяя дорожная сумка выскользнула из рук.

Заблудился? – трусливо юркнула спасительная мысль. Но слева, через дорогу, там, где и должно, жались друг к другу, дрожа в предрассветной дымке, знакомые до боли аккуратные мазанки друзей его детства.

Здесь же, на месте родного домика с зеленой крышей, на него скалился дерзким рекламным слоганом незнакомый монстр в три этажа со слепыми зеркальями окон. Поглотивший заодно и их роскошный сад, и даже скособоченную хижину ближайших соседей – Павла и Ольги.

На ватных ногах подошел он ближе. Зловещий призрак не исчезал… Зато на фасаде проявилась бронзовая табличка: Элитный пансионат “7 звезд”.

А где же бабуля? Почему не писала?..

Тревожные мысли подстегнули и он, подобрав с тротуара сумку, стал рыться в поисках пакетика с письмами от единственного на свете родного человека, кого он ласково, с самого раннего детства называл – бабуля. Вот и то самое письмо – последнее!

Он еще раз пробежался взглядом по знакомым корявым строчкам, покрутил в руках конверт. Ни слова, ни жалобы, ни намека на происходящие перемены. Лишь море любви, разлитое на разлинованном тетрадном листочке, и едва заметные островки надежды в каждом отточии и вопросительном знаке. Ими дышали и все предыдущие письма внуку за долгие два года его армейской службы на другом конце все еще великой России. Но дата, четко проставленная (всего месяц назад!) дата на почтовом штампе в углу конверта, кричала: быть не может такого! Не-воз-мож-но! За несколько недель невозможно даже стены под крышу возвести…

Мимо него в сторону старого парка пробежал пожилой мужичок в смешной оранжевой шапочке гребешком и синем спортивном костюме – типичный семигорский курортник. Своим забавно-сосредоточенным видом он стянул с ситуации жуткий флёр инфернальности.

Молодой человек подхватил сумку, решительно подошел к ажурным воротам особняка и хотел было резко, до упора, утопить пальцем кнопку звонка, но… передумал, и руку отдернул. Повернувшись, он перебежал дорогу и стремительно направился к самому первому от пешеходной зебры домику. Со стороны кухни там уже горел свет.

Вот и славненько, – нервно улыбнулся он. – Спозаранку вставать по выходным там не разучились.

Глава II. Леся

Семигорск, 3 марта 2007 г., предрассветье

С конца прошлого года Леся оставила за собой две заботы: есть-спать и готовить программу к поступлению в Ростовскую консерваторию. Все остальное (досуг, подружки, работа в детском садике: два притопа-три прихлопа) она решительно сместила на периферию сознания. А от бытовых забот ее с оптимизмом освободили родители.

Ребенок занимается по шесть часов в день, – с тайной гордостью вздыхала перед соседями мама.

Соседки же не уставали судачить (девке замуж пора, а ее маманя как наседка: ребенок, ребенок…), а подруги – крутить у виска (тебе мало диплома музучилища, дурында! никакой личной жизни…). Но скудная альтернатива, которую всерьез обсуждали подруги: лечь костьми, но вырваться и «замуж сходить», либо до упора ждать принца на белом мерсе – не вдохновляла.

Личную жизнь она собралась строить с иного конца – с себя. Как фугу Баха – бестрепетно, выверено и основательно. А пьески-этюды-фантазии – отложить на десерт – тогда он окажется и слаще, и желаннее. В крайнем случае, десерт всегда можно заменить. На другой.

Наконец-то, мамино желание совпало с ее собственным: без высшего образования не стоит мечтать о трамплине. Даже девушке. Тем более, когда ей уже 24 и долгожданный шанс выскочить замуж она упустила около года назад. Теперь подобные планы она не строила, лишь в глубине души баюкая уверенность, что способна к экспромту, импровизации и в нужный момент не упустит импульс, который откроет для нее сокровенное: это – ОН. А пока…

Леся вздохнула и поставила на пюпитр ноты. Действительно, над оттачиванием ювелирной техники и извлечением живого, трепетного звука она готова была работать и по 7 часов в день, и даже – по 8. Такая возможность ей представлялась по выходным. Как и в будни, она поднималась в пять утра и, приведя себя в порядок, садилась за инструмент – великолепный, шоколадный “Блютнер”. Единственная привилегия, пожалованная себе самой – никаких в эти дни гамм и арпеджио. Еще со школьных времен она откатала их – километры, порой ухитряясь одновременно даже… читать. А что? До мамы доносятся зубодробительные звуки (ребенок старается!), а “ребенок” положил спокойненько на пюпитр запретного для ее возраста Мопассана и, не глядя на клавиатуру, шпарит вовсю упражнения из Ганона, успевая еще и перелистывать страницы романа.

Сегодня она встречает субботний рассвет с обожаемым Мендельсоном. Его “Первый Концерт для фортепиано с оркестром” словно списан с ее эмоционального портрета – сплошь драйв и экшен с вкрапленной логикой кантилены.

Леся сразу раскрыла вторую страницу и начала отрабатывать трудный пассаж правой, механически варьируя артикуляцию. Без голой “механики“ не обходятся даже виртуозы от бога, – не уставала повторять ее пед по специальности. А пока голова отдыхает, можно и помечтать.

Забитый на июль марш-бросок (заветное поступление на заочное) предварит ее последующую атаку на место аниматора в одной из лучших здравниц Кавминвод. Здесь, на известных курортах страны, зачастую перспективен не профиль работы, а… место. Тот самый трамплин, откуда можно легко выпорхнуть из обыденности. То заветное зазеркалье, где возможно невероятное, когда не ты едешь в столицу, а столица… едет к тебе. И именитая на весь мир профессура, и космонавты, и члены правительства, и политики… А за этой когортой небожителей длинным блестящим шлейфом тянутся бизнесмены, банкиры, звезды кино, эстрады и большого спорта. И за всем этим хороводом, понятное дело, с любопытством приглядывает Случай. А уж студентке консерватории с богатым классическим и современным репертуаром, к тому же – обаятельной и легкой на подъем, оказаться в непосредственной близи этого феерического шествия шансов – будет гораздо проще.

Упрямо прикусив губу, Леся перешла к следующей разработке пассажа: крепкими пальцами с коротким и быстрым замахом.

Именно благодаря заветному месту, не одна сотня ее земляков смогла сменить в экспрессе судьбы свое куцее плацкартное место на купе СВ. Да что там СВ! История края целебных источников богата такими былинами – голливудские мелодрамы отдыхают. А парочка реальных love story везунчиков из Ставрополья с капризной фортуной (закрученных на местных благословленных курортах) – известна всему миру: и Андропов, и Горбачев сумели занять генеральное кресло в локомотиве Истории.

Бросив ковырять пассажи, Леся с вожделением схватила два первых аккорда вступления и помчалась зажигательными октавами к труднодоступным прежде пассажам на 2-й странице. Взяв их с разбега, легко и трепетно, как драгоценную эстафету будущего успеха, она на одном дыхании довела соло своего вступления до той точки, где эстафетную палочку должен подхватить оркестр.

Вот так! – с чувством оттолкнувшись от последнего аккорда, сбросила она уже расслабленные руки на колени. – Только так, – мысленно зааплодировала себе Леся и, крутанувшись на винтовом стуле, отправилась на кухню, где ее ждал накрытый к завтраку стол.

Пока она с аппетитом уминала сваренные вкрутую яйца, закусывая толстыми ломтями домашнего сыра, перед ее мысленным взором предстала, давно открыжанная надеждой, тройка лучших здравниц региона: «Родник», «Ласточка» и «Машук».

Обглодав поочередно возможности каждой из них, она задумалась: за последний год эта чудная “грибная поляна” разродилась и редкими в этих местах крутобокими “боровиками”. Своими яркими красными шляпками они зримо метили на кавминводской земле заделы крупного российского капитала и зарубежных инвесторов.

Выпив чашку свежезаваренного сладкого чая Леся, с вожделением продегустировала и новые шансы для будущего старта: санаторий “Плаза”, “Долина нарзана”, “7 Звезд”… Кстати, “7 Звезд” – пансионат, но по звездности и уровню услуг не уступает иным санаториям.

– Иные не держим, – как-то на очередном фуршете отшутился хозяин “7 Звезд” – Нестор Сухов, а всеведущие журналисты перенесли эту реплику под неприглядный, снятый, бог знает с какого косого ракурса, его фотопортрет. Получилось смешно и жалко. Что ж, Сухов знал, на что замахнулся: в мэры идти – не пансионаты строить. Даже – элитные.

Леся аккуратно промокнула салфеткой каждый пальчик и поднялась со стола. Ее ожидало следующая пара страниц “Концерта…” – там никак не удавались пассажи для левой руки. Не помогали ни упражнения на стаккато, ни другие известные способы. Что ж, она испробует сегодня редкий и довольно нестандартный прием – по Фейнбергу, вычитанный в одной из его переизданных брошюр.

Леся перелистнула ноты на нужную страницу и стала правой рукой подбирать конфигурацию, симметричную “непроходимому” пассажу для левой руки.

Откинув со лба непослушную прядь, она попыталась сыграть трудное место одновременно двумя руками – “зеркальным способом” – в очень медленном темпе. А теперь – повторить раз двадцать…

Этот нестандартный способ достичь желаемого – когда “трудная” левая рука благодарно схватывает импульсы более разработанной правой, неожиданно пробудил в памяти то, о чем она изо всех сил старалась забыть.

В глубине души Леся понимала, что лукавит. Прежде всего перед собой. Вся эта идея состояться вытекла из жгучей обиды отверженной. И – кем? Пацанчиком, младше ее на целых три года. Белобрысый, кареглазый соседский пацан, выше среднего роста (но чуть ниже ее, когда она на каблуках) обаял ее то ли шкодливым выражением лица, то ли мальчишеской улыбкой, то ли непомерным честолюбием и целеустремленностью. Ленивый и фанатичный, расчетливый и обескураживающий, наглый, порой беспомощный и у-мо-по-мра-чи-тель-ный. Он обаял ее всю без остатка.

Леся резко встряхнула руки и вновь вгрызлась в трудное упражнение, пытаясь громким, нарочито акцентированным звуком вычеркнуть и заглушить то, что еще отзывалось в сердце болью.

* * *

Все началось с обиды, с детской ревности. Только тогда, четыре года назад, все было наоборот. Это он, Димон, 17-летний тогда пацаненок беспочвенно “ревновал” Лесю к их общему другу и соседу Сашке. Дескать, Сашку она познакомила с профессором консерватории.

Но, во-первых, – вновь возмутилась Леся, – никого она ни с кем не знакомила. Ксения Львовна, маленькая, сухонькая старушка, снявшая у них флигелек до конца лета, представилась профессором класса фо-но лишь после того, как увидела в доме инструмент (мама всегда приглашала ее к ужину). Именно ее уроки помогли Лесе полностью разжать локти и расслабить кисти – беглость пальцев удвоилась. Но, когда профессорша услышала игру Меломана (так шутя называл Сашку мой отец – то ли за страсть к сочинительству, то ли за музыкальную фамилию – Вальс. Александр Вальс) – то чуть не упала, скатываясь со ступенек своего флигелька.

– Кто, кто там у вас играет? – неожиданным фальцетом прорезалось любопытство.

Так они и познакомились. И до отъезда профессорша ежедневно занималась с Сашкой. Бесплатно. Отшучиваясь, что это она должна платить за возможность общаться с будущим Скрябиным.

Вот так, по-глупому, дулся на Лесю Димка, невзирая на то, что сам он – не пианист. Его действенный инструмент – голос, основной импульс – желание петь. Со сцены. Но одного желания – мало. На правах старшей Леся поставила ему задачу:

– Обойди все санатории и оставь в регистратуре свой телефон. Как только кто-то из маститых преподов там нарисуется, – тебе, если очень попросишь, – сообщат. А там – видно будет. На отдыхе все более доступны, чем на кафедрах и в кабинетах. На этом и строился ее расчет.

– Хочешь успеха – иди в фарватере победителей, – не уставала вещать она с умным видом…

А Димка слушал, раскрыв рот как мальчишка. И уже первые свои “гонорары” со сборных концертов по кафешкам, он копил на регулярные знаки внимания двадцати двум(!) регистраторшам во всех значимых санаториях Кавминвод, заодно оттачивая на них и свою неотразимую улыбку.

Но регистраторши, как правило, ушлые тетки, на его детское обаяние не покупались и лишь дарили ответные улыбки внимательному юноше.

Не забывал Дима эксплуатировать и свою первую училку по вокалу – Бэллу. Как показало время, именно ее постановка голоса сослужила ему добрую службу. Именно Бэлла договорилась и с местной студией. И он записал на готовые минусовки диск с двенадцатью, популярными у молодежи, песнями. Эти диски он тоже раздавал везде, где можно. В том числе – и в санаториях. И все же, ее метод дал долгожданные плоды. Правда, с другого дерева…

Пассаж левой руки еще не получался. Отдохнуть она решила на кантеленной части произведения. Теперь Леся играла без остановок, прикрыв глаза и наслаждаясь звуком.

…Тот ранний звонок 16 июня 2003 года из санатория “Эдем” – прозвучал первым победным гонгом. Леночка – знакомая регистраторша из “Эдема” ежедневно крутила у себя в фойе Димкин диск, на который и “клюнула” некая столичная дама (нет, не профессор и даже не аспирант по искусству вокала), – шеф известного турагенства “Валькирия”. На рандеву с возможным шансом они помчались с Димоном вместе – чем черт не шутит?

Черт пошутил. В своем, естественно, духе.

Сказать, что москвичка была красива, значит – ничего не сказать. Она была дьявольски красива. Ее апломб завораживал, а ироничность не отталкивала.

Москвичка надменно бросила, что известные песни не испорченны его исполнением, что в голосе Димона есть некий шарм. Леся уже было решила, что дама куражится со скуки, как вдруг та молвила:

– У нас появился новый вид услуг – “Тур со звездой”. Оплата артисту или певцу – сдельная. В зависимости от его “звездности”. Плюс – возможность увидеть мир…

Слюнки потекли и у Леси:

– А аккомпаниатор у вас предусмотрен? – с наивной прямолинейностью встряла она, околдованная неясной надеждой.

– Если “звезда” того потребует, – невозмутимо ответила дама, – можем и взять на полставки… Костюмером, к примеру.

Димка поплыл от счастья:

– Что я должен делать? – севшим от нежданной удачи голосом пробормотал он.

Дама подняла ниточки бровей:

– Для начала – стать “звездой”! И тогда, – на прощание усмехнулась она, – милости просим – в “Валькирию”.

Сказать, что Димка побледнел, окаменел и был потерян, – значит – ничего не сказать. Димка – был раздавлен. И все же вслед ей он сдавленно крикнул:

– А как стать “звездой”?!

Тут наша дама расхохоталась – аж голову запрокинула. Ей-богу, чертовка отчаянно веселилась. Но смилостивилась и на этот раз:

– Зайдите на сайт – “Российские и международные конкурсы вокалистов”, получите информацию из серии: что, где, когда, – с чарующей издевкой продолжила она. – Нам достаточно любой номинации с этих известных фестивалей и контракт со “звездой” – будет подписан. – Тут эта ведьма так обаятельно улыбнулась, что Леся едва не задохнулась от негодования.

Дама все же вернулась. С полпути. И уже с серьезным видом протянула Димке визитку:

– Дерзайте, молодой человек. А вдруг?..

…Тем же вечером они втроем собрались у Саши и строили стратегические планы в отношении Димки – как-никак ему подмигнул шанс.

На круглом обеденном столе стояло блюдо с горячими бабушкиными ватрушками, в сторону были сдвинуты уже полупустые чашки с чаем, старинные розетки с вишневым вареньем – все остальное место занимали разбросанные листы с условиями разнообразных конкурсов и фестивалей. Голова шла кругом…

– Кажется, есть идея! – вдруг загадочно бросил Саша.

Он подошел к пианино, положил на пюпитр какой-то листок и стал наигрывать изумительную мелодию. Димку уже сдуло к инструменту. Он схватил с пюпитра лист и, вчитываясь в текст, стал неуверенно подпевать.

– Что ж ты молчал, еклмн! – рассыпался Димка фейерверком эмоций.

– Тише! – Сашка с улыбкой обернулся на заглянувшую в комнату бабушку, которая тут же тихонечко вышла.

– Это же песня! Обалденная песня. Ну ты и конспиратор.

Это слишком личное… И вправду нравится?

Сашка, есть Сашка! – рассмеялась Леся. – Написал такую потрясную вещь, а спрашиваешь точно как в детстве. Помнишь, как в первом классе ты сыграл своего «Топающего ежика»?

А потом будто сам по себе нарисовался план.

…В ту самую ночь Димон сделал Лесе признание. Вот уж вечер сюрпризов! – ошалела она. Но на прощание Димка бросил такой выразительный взгляд, что поначалу Леся растерялась, затем сработало воображение, и уже спустя месяц она… влюбилась. Естественно, по-русски: беззаветно и безоговорочно растворив свое «Я» в безбрежном океане «Он». Хотя это состояние лучше звучит по-английски: fall in love. Короче, Леся «упала в любовь», не догадываясь, что выбираться оттуда придется мучительно долго.

Ее жизнь, каждый день и почти каждый вечер – были посвящены только ему. Его многочисленным предконкурсным прослушиваниям в разных городах страны, его стилю, его аранжировкам и, наконец, его концертам. Уже – по югу России.

* * *

Это случилось за неделю до ее двадцатитрехлетия. На крышке пианино у Димки лежал график концертов. Леся одобрительно кивнула – ее школа. Первое время он звал ее разруливать с завклубами довольно частые накладки – все ему было лень сесть и составить четкий график.

– Что я совсем дебил – не запомню? – возникал поначалу Димон. А потом все же благополучно забывал…

Вдруг ее брови поползли вверх: графа на 18 октября была исписана концертными заявками в Железноводске и Ессентуках.

– Ты что, забыл?! – ледяной голос заморозил бы и слона, но только не Димку.

Приобняв ее, он нарочито уткнулся носом в график, паяц!

– Бли-и-н… Накладочка.

– Хорошо, я вовремя заметила, – тут же смягчилась она и протянула ему сотовый. – Отменяй! День рождения, зайка, только раз в году…

Он замялся, рухнул на винтовой стульчик у пианино, крутанулся к клавиатуре и стал наигрывать, импровизируя, знаменитое Бетховенское: судьба стучится в дверь.

Рука с телефоном повисла.

Он вновь развернулся и виновато пожал плечами:

– Не выйдет…

Ты хочешь сказать, что перенести должна я?! Что скажу маме? И гостей назвали на восемнадцатое!

Зачем переносить? Я зайду… Наутро. Или лучше в пятницу. У меня выходной. Видишь? – он ткнул пальцем в график. – я полностью сво-бо-ден, – уже без улыбки уставился он.

– А я – нет! – отрезала она и бросилась к выходу.

– Его свободная пятница выпадала аж на 24-е.

Он двинулся следом, скорее по привычке, чем по прихоти и развернул ее к себе.

– Пойми, для меня это – школа! Еще и верная тысяча в кармане, между прочим…

Она молчала, пытаясь зачерпнуть в его янтарных глазах хоть каплю былой нежности.

– Это всего лишь очередная халтура…

– Это – сце-на! Возможность собирать публику и петь! – Он больно сжал ее пальцы. – И я не упущу ее из-за твоего каприза.

– Каприза?! – ахнула она.

– Именно, – скривил он губы.

– Но я же знаю, что сцена, наша провинциальная сцена – всего лишь средство…

– Сцена – для меня жизнь!

– А я?! – захлебнулась Леся.

– Помеха!

* * *

Леся очнулась сидящей у инструмента, на пюпитре – те же ноты на прежней шестой странице. Ее пальцы машинально подтянули полу халата и она вытерла слезы. Было стыдно. Стыдно за то, что память не отреклась от былого и так же свежа, как и четыре года назад.

Шмыгнув носом, она взглянула на трудный пассаж и на автопилоте уже бегло проиграла его левой. Поразительно! Она все же освоила новый прием Фейнберга, когда одна рука помогает справится другой. Жаль, что “руки” Димона оказались чужими.

Ее вдруг потянуло к окну. К их калитке шел какой-то высокий, коротко стриженный парень. Она выбежала на кухню, окна которой выходили на крыльцо и ахнула.

– Сашка!

Мать, выглянув из-за ее плеча, скорбно запричитала:

– Ой, господи, что сейчас будет-то…

* * *

– Бабы Таси нет… – понурив голову, прошелестела Леся.

Он побледнел, хотя беду почувствовал чуть раньше, когда не нашел на прежнем месте родного дома.

– Когда? – Из-за колючего кома, вставшего вдруг костью в горле, вопрос вышел хрипом – едва слышно. Он повторил.

Леся пожала плечами.

– Недели уж две или чуть больше. На рынке дядь Пашу встретили – он и сказал. Они с теть Олей и похоронили.

Он молчал. Глаза, всегда лучистые и пронзительно синие, вобрав в себя боль утраты, потемнели. В уже потяжелевшем взгляде зримо плескались невысказанные вопросы.

Леся накрыла рукой его сцепленные в замок пальцы и стала рассказывать.

– Баб Тася хотела сделать тебе сюрприз… – Леся запнулась. – Обрадовать, то есть.

– Обрадовала… – хрипло выдохнул он.

– Она и вправду радовалась, – встрепенулась ожившими воспоминаниями Леся. – Люди Сухова все ходили здесь, уговаривали, кущи райские сулили…

– Насулили, – Саша, не переставая, “играл” сцепленными пальцами.

Леся смешалась. Но поняла, что лучше сказать все сейчас.

– Посулили две квартиры для вас – на одной площадке. Баб Тася уже прикидывала, как будет внуков нянчить и при этом молодым не мешать. Прихвостни Сухова даже возили ее на Кольцова – к той самой многоэтажке – там сейчас дядь Паша с семьей живет. Им вот дали – не обманули…

– Старую женщину грех было не кинуть – с горечью процедил он. – Знали, что заступится некому, – в бессильной ярости бедняга заскрежетал зубами.

Леся стала пунцовой и одернула руку. А Саша упрямо уставился вниз, словно пытаясь взглядом выжечь пол.

Рассказывать оказалось гораздо тяжелее, чем она предполагала.

– Когда мы узнали – было поздно, – пролепетала она. – Бабушку хватил удар – даже адреса твоего не узнать.

– Захотели б – узнали. – Он расцепил, наконец, руки и резко встал, прошелся до окна и застыл, наблюдая, как просыпается то самое чудовище, поглотившее вмиг его счастье, дом и бабулю. Леся подошла к другому окну. В распахнутые ворота под аккомпанемент суетливой охраны въезжала бежевая Ауди.

– Это машина Сухова. Он нынче в мэры идет…

Гулким выстрелом хлопнула дверь. Обернувшись, Леся увидела, что комната пуста. А с крыльца уже сбегал Саша.

– Сашка! Вернись…

Но Саша ничего не слышал. В ушах часто-часто стучал молот и сердце билось в грудной клетке как ополоумевшее.

* * *

В отделении милиции, куда уже в следующие 30 минут определили новоиспеченного дембеля, ему живенько обрисовали ближайшую перспективу: нанесение телесных повреждений и проникновение на частную территорию – могло потянуть от года до трех. Но – не потянуло. К счастью, там работал бывший Лесин одноклассник – опер Василий Кравец. Леська успела рассказать всю предысторию. Кравец вник. Благодаря ему дело не завели. Пострадавший – водитель Сухова – заявление писать не стал.

– Ничего страшного, бывает, – потирая челюсть, пробормотал он, выходя из кабинета следователя.

– Бога благодарите, – не принял Лесиной благодарности Кравец. – Повезло вашему Рембо, что ни Сухова, ни его волкодавов на территории не оказалось.

– Волкодавов? – вытаращила глаза Леся.

– Телохранителей, то есть. Иначе на Сашке вашем живого места не оставили бы. И – остались бы при своих. Работа у них такая… А охрана, что торчит там круглые сутки – это так – мальчики при галстуках: антураж для отдыхающих, – махнул рукой Кравец.

– Ничего себе мальчики! – не выдержала Леся – Я все видела! – Как они вчетвером на Сашку…

– А ты что хотела? – Взревел вдруг Кравец и, словно опомнившись, резко выдохнул:

– Ладно, не заводи меня. Забирай своего Рембо и дуйте отсюда пока не передумал…

Уж на кого-кого, но на Рембо Сашка в тот момент тянул с явной натяжкой. Ничего героического свежие ссадины и синяки не внушают: рассеченная бровь багровой вспученной лавой полностью затопила левый глаз, а лицо с подсыхающей корочкой крови, будто вывалили в грязи. Впрочем, почему – будто? Она видела, как четверо из охраны пансионата метелили Сашку минут пять, пока не подъехал милицейский УАЗик…

Возвращаться в дом к Лесе Саша отказался категорически. Отмываться и приводить себя в божеский вид ему пришлось в ближайшем общественном туалете. По счастью, это заведение выкупили частники, и ему за отдельную плату предоставили на выбор не только щетки, шампуни и полотенца, но и телесного цвета пластыри. И даже – ручной фен. Когда, спустя время, он вышел к Лесе, то выглядел вполне сносно.

Предугадывая его желание, Леся протянула мобилу:

– Я набрала их домашний… Если хочешь…

– Хочу, – понял он ее с полуслова и втопил нужную кнопку. – Только бы были дома, – с волнением стал считать он протяжные гудки.

– Оля? Это я – Саша… – его голос рассыпался осколками полутонов.

– Сашенька!.. Вернулся?.. – За сдержанным всхлипом последовал бессмысленный вопрос. – Ты где остановился?

– Еще не знаю… Пока, – голос дрогнул, – звоню из Семигорска.

– Иди к нам. Прямо сейчас. Адрес новый запиши…

– Я знаю, мне Леся сказала… Сейчас буду.

Через минуту Саша поймал такси. Усадив Лесю на заднее сидение, он сел рядом с шофером.