Текст книги "Мошенники времени"

Ну что ж, Голди получит по заслугам и получит сполна – в этом Скитер не сомневался.

Ему не терпелось помахать ей ручкой, когда она, прихватив с собой все, на что у нее хватит денег заплатить пошлину, отчалит с вокзала. Скитер усмехнулся. Если все пойдет так, как он задумал, по окончании пари у него, возможно, накопится достаточно денег, чтобы выкупить то, что Голди не сможет увезти с собой, включая эту пару Каролинских длиннохвостых попугаев. Вымершие птицы – а у нее аж целая пара. Должно быть, она и еще может достать – в любую минуту, когда захочет; стоит ей только дернуть за нужную ниточку, и кто-нибудь из ее агентов в Нижнем Времени сделает для нее все. Скитер готов поспорить, что Сью Фритчи даже не знает о существовании этих птиц на вокзале.

Громкоговорители Общего зала ожили, извещая всех о начале открытия Врат Конкистадоров. Скитер ухмыльнулся, представив себе, что произошло с Голди после его ухода. Если повезет, она получит хотя бы треть того, что заслужила, столь беспардонно встряв в его аферу. Ну ничего, по крайней мере теперь он предупрежден о том, как она собирается играть. Что ж, это может дать ему зацепку для выигрыша, Мрачно размышляя о тех тысячах баксов, которые он запросто мог бы выручить, загнав барахло из этих чемоданов, Скитер направил стопы в библиотеку, предъявить Брайану свою прибыль на текущий момент.

Скитер обнаружил его на своем рабочем месте, за компьютером. Он стирал из каталога красную надпись, гласившую: «Все известные экземпляры уничтожены в результате Происшествия».

Брайану редко выдавалась возможность стереть эту изрядно раздражавшую его надпись.

– Эй, Брайан! Что на этот раз?

Хендриксон повернулся к нему.

– А, это ты. – Произношение его плохо сочеталось с внешностью отставного военного, посвятившего остаток жизни книгам. Его темное лицо осветилось улыбкой, которая тоже не слишком-то сочеталась с тем, что он говорил: – Кто-то нашел у деда на чердаке экземпляр собрания сочинений Плиния Младшего. Позвонил в ближайший университет и спросил, интересуют ли их эти бумажки или ему просто выбросить их. Университет выложил за них кучу денег – тысяч десять, я думаю, – и увез на броневике под вооруженной охраной. Разумеется, после того, как поместил их в азотную атмосферу. В общем, они просканировали все до последней страницы и начали продавать копии на си-ди всем желающим библиотекам. Библиотека Конгресса, например, купила пять штук.

Скитер, не имевший ни малейшего представления о том, кто такой был Плиний Младший, сумел-таки изобразить на лице уважительный интерес.

– Надо же, как серьезно подошли к делу, а?

– Да, Последний известный экземпляр. Жаль, конечно, что в переводе, но все равно ценный. Для ученых и разведчиков это вообще бесценный подарок...

– Угу. Ну да, нельзя ведь красть какую-нибудь штуку из Нижнего Времени, пока ты не доказал, что она так или иначе погибла. С книгами и тому подобным тоже так, да?

– О, разумеется. – Глаза Брайана вспыхнули. – И ты, Скитер Джексон, даже и думать забудь об этом. Краденые древности не подпадают под юрисдикцию ни Майка, ни Монти. Это в ведении федеральных властей, и парни там, наверху, не слишком-то церемонятся с нарушителями – по крайней мере с пойманными – Первого закона путешествий во времени.

– Ба, так вот почему Роберт Ли является нашим официальным представителем этой... как ее... – он помолчал, вспоминая не просто аббревиатуру, но полное название организации, – Международной Федерации Объектов Искусства, Временно Украденных? Чтобы он мог сделать копию для широкого использования, а потом отправить оригинал с агентом МФОИВУ туда, откуда его взяли?

– Вот именно. В Верхнем Времени спрос на такие штуки прямо-таки фантастический. – Брайан покосился на него. – И если ты решишься пополнить ряды взломщиков и прочих вандалов, крадущих ценности из прошлого, я лично приложу все усилия, чтобы отправить тебя под суд и буду настаивать на смертном приговоре.

Такая горячность Брайана Хендриксона даже Скитера немного смутила. Он вскинул руки, словно демонстрируя свою искренность и чистоту намерений.

– Эй, эй, мне просто было любопытно. Мне столькому еще надо учиться – ты же знаешь, я ведь даже средней школы не кончил, не говоря уж о колледже.

Его вдруг пронзила острая тоска по дому, и он осекся.

С минуту Брайан как-то странно смотрел на него, потом спросил уже гораздо мягче:

– Скитер, зачем ты пришел?

– Я? Ах да... – Он порылся в карманах и извлек из них несколько монет и чеков – чаевые за почти удавшуюся попытку попотрошить чемоданы, и объяснил, что произошло.

Брайан покосился на деньги, повторил рассказ Скитера слово в слово (чем произвел на него устрашающее впечатление) и покачал головой.

– Ты хочешь сказать, чаевые не считаются?

Лицо Брайана Хендриксона брезгливо сморщилось, изгладив все следы недавней улыбки.

– Ты заработал эти чаевые честным трудом. Если бы тебе удалось похитить багаж, его содержимое можно было бы засчитать, но чаевые в зачет не идут. Поэтому я не могу засчитать их, пусть это даже и все, чего ты пока добился.

– Но... но этих чертовых туристов ведь предупредили о том, что они должны оставить весь багаж в гостинице, а не доверять ребятам со стороны вроде меня. Чаевые – это, можно сказать, тот же грабеж!

Брайан только покачал головой.

– Прости, Скитер. По определению, чаевые – это вознаграждение за оказанные кому-то услуги. Чемоданы в полной сохранности развезены по гостиницам, значит, твои чаевые – это честный доход. В общем, твои двадцать баксов и семьдесят пять центов не считаются.

Скитер сгреб бумажки и монеты обратно в карман и пулей вылетел из библиотеки.

Ну кто слышал о подобном безобразии – не считать чаевые грабежом?

Глава 6

Будьте добры, приготовьте свои временные карты, чтобы сканирующее устройство могло проставить точное время прохождения Врат...

Голди, можно сказать, повезло: ей удалось избежать гнева вспыльчивых испанцев, а именно испанцы преобладали среди проходящих через Врата Конкистадоров. Какая-то дама лет на десять моложе Голди протолкалась к ней через толпу.

– Погодите! Пожалуйста, погодите, я хочу поблагодарить вас!

Голди остановилась и обернулась, позволив себе удивленно улыбнуться:

– Меня? Поблагодарить? За что?

– За... за то, что вы спасли мой багаж. – Женщина слегка задыхалась от быстрой ходьбы и волнения. – Видите ли, мы с мужем собрались в Нижнее Время отыскать наших предков. Мы хотели по возвращении задержаться здесь на Рождество, и я понимаю, что это глупо, но я захватила бальное платье и бабушкины украшения – тиару, колье... ну и все такое, и все это лежало в том чемодане. И все это спасено благодаря вам! Я ни на мгновение не верила этим сказкам, что наговорил этот молодой человек, и Родриго тоже не верит. Прошу вас, позвольте мне отблагодарить вас.

Она держала в руках слегка помятую бумажку с единицей и некоторым количеством нулей.

– Но я, наверное, не могу, – вяло возразила Голди, сосчитав наконец нули. Тысяча баксов?!

– О, прошу вас. Нам с Родриго все равно деньги некуда девать, а вот эти драгоценности невозместимы. Прошу вас, возьмите.

Голди замечательно изобразила нерешительность, позволив женщине сунуть купюру ей в руку. Она осторожно стиснула ее пальцами, и, хотя продолжала хранить на лице растерянно-удивленное выражение, внутри ее все пело. «Тысяча баксов! Целая тысяча! Подождем, пока об этом не услышит Скитер! Может, он сдохнет от зависти, и мы избавимся от него еще быстрее!»

Голди поблагодарила женщину за щедрость, спрятала купюру в карман и посмотрела ей вслед, когда она исчезла в толпе. Потом, все еще не веря удаче, направилась в библиотеку. Улыбалась она при этом так, что у нее скулы свело. «Это тебе раз, придурок! Еще два и три – и тебе хана!» Никто так не любил пари, как Голди Морран, – и никто в Ла-Ла-Ландии даже близко не испытывал того близкого к оргазму наслаждения, которое испытывала Голди, мошенничая ради выигрыша. Собственно, сама игра значила для Голди не так уж и много; главное – это предвкушение того, на сколько она сможет облегчить кошелек соперника, его собрание древних монет или банковский счет.

Еще несколько таких удачных дней, и Скитер Джексон отсюда пулей вылетит.

Скатертью дорожка.

Она миновала Кита Карсона – тот сидел за столиком, попивая пиво со своим приятелем, независимым гидом Малькольмом Муром. Она улыбнулась и помахала им, оставив их удивленно глядеть ей вслед.

Пусть себе удивляются.

После всего того, что Скитер хотел проделать с внучкой Кита, эти двое наверняка одобрительнее других отнесутся к тому, что воспоследует, когда планы Голди исполнятся. При всем этом Голди старалась избегать мысли о том, что сделала с внучкой Кита она сама. Даже Кит в конце концов признал, что вся катастрофа – это целиком и полностью собственная вина Марго, ведь она сама приняла предложение отправиться за теми алмазами через нестабильные Врата.

Жаль, однако, что дело не выгорело. Голди вздохнула. Что ж, где-то выигрываешь, где-то проигрываешь. По крайней мере Марго сейчас учится в школе в Верхнем Времени, усердно подрабатывая, чтобы вернуть деду те деньги, что он заплатил Голди за тот бросовый клочок африканских болот. Голди похлопала себя по карману, восстановила на лице улыбку и направилась в библиотеку, чтобы Брайан Хендриксон смог официально засчитать ее «заработок». Может, он даже посмеется, когда она поведает ему историю об этой дуре, которая отблагодарила ее. До сих пор библиотекарь Ла-Ла-Ландии находил мало смешного в их со Скитером пари. Теперь, возможно, он изменит свое мнение.

Вообще-то Голди не слишком нуждалась в добрых отношениях с Брайаном, но сжигать мосты без крайней к тому нужды может только полный идиот. Случаи, когда энциклопедическая память Брайана оказывалась полезной Голди, уже бывали и наверняка еще будут. Теша себя подобными приятными мыслями, Голди мило улыбалась проходящим мимо разведчикам. Она застала Брайана Хендриксона восседающим на своем обычном троне.

Выражение его глаз было каким угодно, только не гостеприимным.

– Привет, Голди. Что это ты здесь делаешь?

Она весело рассмеялась.

– А как ты думаешь, глупышка?

Брайан поморщился, не отрываясь от главного компьютерного каталога.

– Вот! – Она выложила на стол тысячедолларовую банкноту, которую дала ей эта замечательная дура. – Запиши на мой счет, ладно, дорогой?

Он повертел бумажку перед глазами.

– И как именно ты ее получила?

Она рассказала.

И вылетела из библиотеки, на ходу засовывая смятую бумажку в карман. «Как он только посмел не засчитать их! Вознаграждение за доброе дело не считается! Мать моя! Этот самодовольный, чванливый...»

Голди бубнила ругательства себе под нос всю обратную дорогу.

Только оказавшись там, в окружении своих любимых блестящих вещей, она утешилась мыслью о том, что чаевые Скитера тоже не засчитаны. Потом она принялась за работу. Одна часть ее сознания была занята мыслями о том, как бы ей получше обсчитать следующий косяк туристов, которым не посчастливится заглянуть в ее лавку, в то время как другая обдумывала, как бы лучше сорвать следующую попытку Скитера. Это – в сочетании с парой глотков из заветной буты лочки, которую она держала под прилавком, и пятиминутного перерыва, проведенного в обществе с любимыми восхитительными Каролинскими попугаями, – помогло ей не отчаяться в этот совершенно бездарный день. Ни один распроклятый турист не заглянул к ней обменять кредитки Верхнего Времени на древние монеты или наоборот.

Ко времени, когда Голди закрыла лавочку на перерыв, она вполне созрела для убийства. И ухмыляющееся лицо Скитера Джексона маячило в центре каждой из ее убийственных фантазий. Она должна выиграть это проклятое пари, пусть даже это будет последним, что она вообще совершит в этой жизни.

И Скитер заплатит сторицей за то, что осмелился бросить ей вызов!

Голди спустилась в гриль-бар «Нижнее Время», заказала Молли – девице из Нижнего Времени, ухитрившейся провалиться на ВВ-86 через Британские Врата, – свое любимое питье и направилась в бильярдную подождать первого же пьяного туриста, полагающего, что он умеет играть в бильярд.

Люпус Мортиферус боялся – почти так же сильно, как тогда, когда он впервые вышел на сверкающий песок Цирка. Он боялся, но старался не показывать этого. В этом безумном мире все было не так. Звуки разговоров, барабанившие по его слуху, причиняли ему почти физическую боль, настолько они были непонятны. То и дело он слышал слово, казавшееся ему почти знакомым, и это сбивало его с толку еще больше. Многие из надписей на стенах напоминали ему знакомые слова, но он все равно не мог разобрать их смысл. И куда бы он ни смотрел – везде были чудеса, ужасные чудеса. Они пищали, светились, жужжали, скрежетали и чирикали, их поверхности из незнакомых металлов сверкали в свете непонятных штук, которые он назвал бы молниями или сулящими недоброе сияниями в северном ночном небе, если бы рука какого-то бога не заключила их в грушевидные сосуды или трубки всех возможных форм и цветов.

А уж звуки...

Голоса, доносящиеся ниоткуда, объявляющие что-то, чего он не мог понять...

«Уж не попал ли я в то место, где Боги играют?»

И тут, не веря собственным ушам, он уловил отрывок фразы на латыни. Настоящей, правильной латыни.

– ...нет, это все, что я имел в виду. Вам надо только...

С облегчением, от которого чуть не заплакал, Люпус огляделся по сторонам и нашел говоривших. Темнокожий человек, явно родом из Африки – из Карфагена, наверное, или из Нубии... Нет, для Нубии кожа слишком светлая. Он разговаривал с невысоким, невыразительной внешности мужчиной в коричневых одеждах – на такого в Риме не обратили бы внимания.

Люпус поспешно пошел за ними следом, отчаянно нуждаясь хоть в ком-то, с кем мог бы поговорить в этом безумном месте. Следуя за ними, он вошел в комнату – большое, гулкое помещение, уставленное полками с прямоугольными штуками из пергамента и рядами... чего? Ящиков, перед которыми сидели мужчины и женщины и... разговаривали с этими ящиками – и ящики отвечали им, а на светящейся поверхности горели картинки или столбцы незнакомых слов.

Люпус с трудом унял дрожь и стал прикидывать, как бы ему подойти к этому темному человеку, который говорил на латыни гораздо лучше второго, коричневого. Он совсем было решился уже подойти поближе, когда в помещение вошли еще двое мужчин и сразу же направились к темнокожему. Люпус спрятался за высокой полкой и, сдерживая нетерпение, принялся ждать, пока человек, говоривший на языке Люпуса, освободится.

– Ну, – спросил Кит Карсон, откинувшись на спинку кресла, – и что ты надумал к приезду Марго?

Малькольм Мур слегка покраснел. Огонек в глазах Кита достаточно ясно говорил, чем, по его мнению, они будут заниматься. К счастью, Кит не имел возражений против этого – при условии, что намерения Малькольма достойны уважения и что они примут некоторые меры предосторожности.

– Я? – переспросил Малькольм, побарабанив пальцами по запотевшей крышке стола. – Я подумывал совершить небольшое путешествие в Денвер. Я проверил записи в своем журнале – риска затенения не должно быть. В ту неделю, которую я планировал побыть в Денвере, меня в Англии не было.

Кит кивнул:

– Мне кажется, это неплохая идея. Марго это тоже должно понравиться – и это неплохо поможет ее изысканиям в области американской истории.

– Ты уверен, что не хочешь прогуляться туда с нами? – улыбнулся Малькольм.

Кит только поморщился:

– Я-то был в Лондоне в ту неделю. Точнее, весь тот месяц. Ступайте, голубки, развлекайтесь. – Кит вздохнул. – Странное дело. Я не думал, что так получится, но... но ее письма меняются, Малькольм. Их тон, ее наблюдения и заключения...

Малькольм поднял взгляд, заметив серьезное выражение на лице своего старшего друга.

– Значит, ты тоже обратил внимание? Я так и знал, что ты заметишь. Она взрослеет, Кит. – В глазах старого разведчика проглянуло странное выражение. Он ведь почти и не узнал ее за то время, пока она не исчезла: в первый раз почти наверняка навсегда, второй раз в колледж. – Дьявол, Кит, она ведь действительно повзрослела за то время, что провела в португальских застенках, – сказал Малькольм, пытаясь помочьдругу свыкнуться с этой мыслью. – Но теперь она взрослеет так, что это трудно выразить словами.

– Угу, – кивнул Кит.

Малькольм хлопнул его по плечу.

– Не принимай ты это так близко к сердцу, дедуля. Просто ее рассудок пробуждается. Мне не терпится узнать, какое направление примут ее мысли в следующий раз.

Кит кисло усмехнулся:

– Куда угодно, только бы не в сторону алмазных россыпей в Южной Африке. – Кит прищурился и уставился куда-то через плечо Малькольма. – Легка на помине...

Мимо них прошла Голди Морран, улыбаясь так блаженно, словно кто-то только что помер у нее на глазах.

– Куда это она?

– С учетом того пари, что они заключили со Скитером, куда угодно, – мрачно усмехнулся Кит. – Хочешь, посмотрим, что задумала эта коза?

– Ничего себе коза! – ухмыльнулся Малькольм. – Больше похоже на волчицу, – Улыбка его тем не менее сделалась шире. – Впрочем, это должно быть забавно. Быстрее, пока она не скрылась из виду!

Глаза Кита озорно блеснули. Они поднялись, зашли в кафе, высыпали на стойку достаточно денег, чтобы хватило и на чаевые, и поспешили за Голди. Оба прекрасно понимали, каковы будут последствия, если она узнает, как они вдвойне оставили ее в дураках (точнее, в дурах) с помощью Марго. Не то чтобы она могла что-нибудь сделать с ними, по крайней мере официально, но на всякий случай их алмазная афера в Верхнем Времени оставалась одной из самых тщательно хранимых тайн Ла-Ла-Ландии – что само по себе уже было немалым достижением.

Почти сразу же Малькольм и Кит убедились в том, что целью Голди Морран была библиотека. Они заняли места неподалеку от стойки библиотекаря, сделали вид, что поглощены исследованиями, и обратились в слух. Они успели как раз вовремя, чтобы услышать гневный визг Голди, когда ее «доход» был отвергнут, и она разъяренной фурией вылетела из библиотеки.

Кит тут же переместился к Брайану. Малькольм тоже бросил свой компьютер и облокотился о стойку рядом с Китом.

– Что новенького? – как бы невзначай поинтересовался Кит.

Его давний друг мрачно покосился на него, потом пожал плечами.

– Ну, почему бы и нет? – пробормотал он со своим забавным акцентом. – В конце концов вы ведь не замешаны в этом. – Брайан Хендриксон выразительно сморщился, и кожа у его глаз натянулась так, что Малькольм даже встревожился. – Они начали войну на истощение. Всерьез. Голди только что сорвала одну из затей Скитера, причем так, что это могло оказаться для него фатальным. Пожалуй, срывать планы друг друга – это куда лучше, чем когда они оба обдирают беззащитных туристов, но такое... Я не ожидал, что их идиотское пари так обернется. Наверное, мне с самого начала стоило бы догадаться о том, что будет.

Он вытер пот со лба, аккуратно сложил носовой платок и убрал его на место с таким изяществом, что вызвал приступ острой зависти у Малькольма. Нет, Малькольм обязательно должен поучиться тайком у Брайана его движениям, а потом потренироваться до тех пор, пока не достигнет того же совершенства. Это здорово пригодится ему во время туров по Лондону Нижнего Времени. Особенно в связи с теми планами, которые он лелеял тайком.

– Мне до сих пор не верится, что я позволил втравить себя во всю эту затею, – вздохнул Брайан.

Малькольм как раз собирался сказать, что Брайан ведь сам добровольно в это влез, когда вдруг заметил человека в ковбойском облачении, смотревшего на них диким взглядом из дальнего угла. Он зажмурился. Не разведчик, не независимый гид, даже не из гидов «Путешествий во времени»... Малькольм всегда старался пристально следить за возможными конкурентами, особенно с тех пор, как «Путешествия во времени, Инкорпорейтед» пусть не непосредственно, но все же послужили причиной гибели его предыдущего работодателя и близкого друга.

На мгновение лицо этого загадочного человека заинтересовало его. «Я ведь видел это лицо когда-то раньше, точно видел. Но где?» Может, это турист, к которому Малькольм подходил в поисках работы? Одному богу известно, сколько тысяч туристов он обошел вот так за несколько лет в надежде получить работу, прежде чем они с Марго и Китом не разбогатели до омерзения (они ведь не напрашивались на это – да и не хотели особенно, – но все равно ему приятно было смотреть на свой банковский счет, так долго болтавшийся чуть не ниже нулевой отметки).

Может, один из этих туристов вспомнил его и ищет хорошего гида?

Нет, кто бы это ни был, внимание его было приковано исключительно к Брайану. Малькольм не мог бы объяснить почему, но от этого у него по спине пробежал неприятный холодок. Он подумал, не сказать ли ему об этом, но передумал. Если у Брайана Хендриксона имеются какие-то прибыльные дела на стороне, это совершенно не касается его, Малькольма Мура. Впрочем, они и так уже узнали все, что хотели, так что это будет неплохой повод откланяться.

Малькольм легонько толкнул Кита локтем.

– Кажется, кто-то хочет поговорить с Брайаном. Почему бы нам не перекусить? Как раз поговорили бы о деталях визита Марго.

Брайан, видимо, обрадовался.

– Мисс Марго возвращается? Замечательно! Напомните ей зайти ко мне, ладно?

– Могу поспорить, она зайдет в любом случае, – рассмеялся Кит. – Малькольм собирается взять ее в Денвер. Даже со всеми ее школьными занятиями ей еще нужно узнать кучу всего про ту эпоху до отправления через Врата Дикого Запада.

– Отлично! – усмехнулся Брайан.

Малькольм бросил последний, неуверенный взгляд на человека в ковбойской одежде, продолжавшего держаться в тени, потом решительно выкинул его из головы. У него было о чем подумать и без этого, в том числе о вещах, значительно более приятных: о поцелуях Марго, например. Он улыбнулся, предвкушая их. Кольцо, украшенное тем самым алмазом, который она прислала, было уже готово и ждало своего часа. Все, что от нее требовалось, – это сказать «да». Считая часы и минуты, оставшиеся до открытия Первого зала, Малькольм вышел из библиотеки и повел своего – дай Бог! – будущего родственника на ленч в «Радость эпикурейца».

– Мы ведь давно уже не заходили туда. И насколько я понял, Йанира Кассондра продала Арни несколько рецептов античных сырных пирогов – давно утерянных деликатесов.

Кит кивнул:

– Верно, античные греки жутко любили эти пироги. У нас имеются письма одного грека, которым требовал такой пирог к обеду и, скажем так, рассердился, когда не получил его. Кажется, у них имелось несколько дюжин различных ароматов?

– Ага. И если то, что я слышал, правда, одного кусочка любого сорта этих пирогов достаточно, чтобы какой-нибудь калифорнийский миллиардер выложил тысячу баксов или даже больше, только бы получить остальную часть.

Кит рассмеялся – на этот раз весело, что немного успокоило его друга.

– Звучит соблазнительно, – согласился он. – Я тоже слышал что-то в этом роде, так что я, друг мой, можно сказать, сырно-пироголик. Так пошли отведаем, а?

Малькольм усмехнулся и хлопнул своего приятеля по мускулистому животу.

– По крайней мере ты ухитряешься сгонять жир. Где, интересно?

Кит скривил рот.

– Свен Бейли настоящий черт, а не партнер. У него и внешность такая.

– Я тоже это заметил. И Марго жаловалась на это – после первых уроков у него. А потом – веришь ли? – этой маленькой чертовке начало нравиться то, как Свен колошматит ее о мат словно мешок картошки.

– Ах да. Но она ведь научилась у него кое-чему, правда? Пошли же, Малькольм, поедим! Скромный ленч и столько сырных пирогов, сколько влезет!

И они зашагали дальше, смеясь как дети. «Ковбой», которого они оставили прятаться в темном углу библиотеки, вылетел из головы Малькольма, словно его и не было вовсе.

Йанира Кассондра пыталась продать украшенные янтарем серебряные браслет и ожерелье самому настоящему туристу, протолкавшемуся к ее киоску сквозь толпу этих кретинов, провозгласивших себя ее послушниками. Неужели этим типам из Верхнего Времени нечего делать, кроме как докучать ей день и ночь, из месяца в месяц? Маленькая агора кишмя кишела беседующими жильцами Восемьдесят Шестого, когда к ней протолкался Чензира Уми – седовласый величественный купец-египтянин, свалившийся по пьяному делу через Врата Философов спустя всего несколько месяцев после того, как через них попала в Шангри-Ла сама Йанира.

– Голди плохо поступать, – сообщил он ей на греческом языке, который он не то чтобы знал, но мог объясняться. Никто больше на вокзале (за исключением Семерки) не говорил на древнеегипетском, хотя Йанире было хорошо известно, что на жизнь Чензира зарабатывает в основном преподаванием своего давно уже мертвого языка ученым из Верхнего Времени. – Он помешать Скитеру в его планы.

– Что?!

Йанира побледнела так сильно, что даже рывшийся в украшениях турист заметил это и сочувственно нахмурился.

– Милочка, – сказал он с тягучим техасским выговором, – что, черт возьми, случилось? Да вы белее живота только что линявшей гремучей змеи! Эй, милочка, может, вам лучше присесть?

– Спасибо, не надо, прошу вас, со мной все в порядке. – Она справилась с потрясением и совладала со своим голосом. – Извините, если я побеспокоила вас. Вы хотели эти браслет и ожерелье для своей жены?

Он перевел взгляд с Йаниры на украшения, потом на молча стоявшего рядом Чензиру, принесшего недобрую весть (что было ясно, на каком бы языке он ни поведал ее), потом на окружавших киоск послушников с диктофонами на изготовку. Он недовольно нахмурился – ему явно не особенно улыбалась перспектива быть запечатленным на видео– и аудиопленках; не больше, во всяком случае, чем ей.

– Послушай, милочка, давно эти длинноносые ублюд... стервятники охотятся за тобой?

– Слишком давно, – чуть слышно ответила Йанира.

Его широкая улыбка озадачила ее.

– Черт, ладно. Я беру это и еще несколько этих занятных шалей. Марта, жена моя, с ума сходит от таких штуковин... ба, а эти мешочки зачем? Приворот? Да ну! Черт, детка, заверни мне дюжину таких!

Его дружеская улыбка была так заразительна, что Йанира, несмотря на царившую в душе сумятицу, не могла не ответить ему. Она выписала счет, упаковала каждую покупку в специально сшитый бархатный мешочек, сложила их все в пакет побольше, перетянула отверстие тесемкой и слегка дрожащей рукой протянула ему счет.

Он протянул ей вдвое больше денег, чем она просила, озорно подмигнул, шепнул: «Все в порядке, милочка, только не хмурьтесь!» – и скрылся в толпе, прежде чем она успела возразить или вернуть лишние деньги. С минуту она так и стояла в обалдении; яркие краски Общего зала расплывались у нее перед глазами. С одной стороны, она и отец ее детей отчаянно нуждались в этих деньгах; с другой стороны, она не сомневалась, что эти психи-послушники записали на видео, аудио и просто в блокноты все до последней секунды этого разговора. Ей отчаянно хотелось завизжать, чтобы они убрались и оставили ее в покое, но по опыту знала, что любые ее действия, кроме бизнеса как такового, лишь привлекут вдвое больше зевак, которые еще неделю будут торчать здесь, ожидая от нее откровений.

Чензира придвинулся ближе к ней и заговорил с таким ехидством, что она мигом очнулась.

– Если бы я, Йанира, твои красота и очарование иметь, я тоже торговать бы не хуже. Ты настоящий дьявол – под нежный кожа! – Мягкий, сердечный смех лишил слова Чензиры малейшего намека на оскорбление. Подобно многим другим выходцам из Нижнего Времени – не говоря уж о том, что он был избран в Совет Семерых чуть ли не в первый же месяц своего пребывания здесь, – Чензира был прирожденным торгашом.

И поскольку Чензира Уми был едва ли не самым хитрым мужчиной из всех известных Йанире, она тоже улыбнулась ему в ответ.

– А если бы у меня были твои хитроумные мозги, – спокойно возразила она, – я бы не торговала всем этим барахлом.

Чензира улыбнулся, но по своему непостижимому египетскому обычаю не сказал ничего, Йанире казалось – очень сильно казалось, – что он до сих пор считается с ее мнением как с главой Семерых. Потом он снова придвинул к ней лицо и произнес очень тихо на своем языке, который пришлось выучить теперь уже всем Семерым:

– Тебе надо созвать Совет. Семеро должны решить, что лучше, и устроить после этого общее собрание для голосования. Этому злостному вмешательству надо положить конец.

– Да, – согласилась она; родной язык Чензиры давался ей без особого труда. Легкая улыбка тронула ее губы: она представила себе, как толпа подслушивающих идиотов пытается перевести эту беседу! – Можешь приглядеть за моей лавкой недолго? – продолжала она, тоже по-египетски.

Он кивнул.

Йанира выбралась из-за прилавка и, опередив своих безжалостных почитателей на несколько шагов, нырнула в вестибюль ближайшей гостиницы.

– Можно позвонить? – выдохнула она, проклиная античные женские одежды, явно не рассчитанные на стремительные пробежки.

Дежурный администратор, которому репутация Йаниры была хорошо известна и который жалел ее, видя, что «послушники» ее совсем доконали, охотно пропустил ее в служебный кабинет.

– Заприте дверь, а я выгоню их из вестибюля к чертовой матери, – негромко сказал он.

Она благодарно улыбнулась, закрыла дверь и щелкнула замком. В кабинете было тихо и прохладно. Она сняла трубку и набрала номер. Она знала, что один звонок вызовет множество других.

Приведя события в движение, она вернулась на свое рабочее место, с трудом протолкавшись через толпу почитателей, каждый из которых был выше ее ростом, и заставила себя мило улыбнуться паре настоящих покупателей, задержавшихся у витрины.

– Благодарю тебя, Чензира Уми, – официальным тоном сказала она, – Ты весьма помог мне.

Неожиданная ухмылка Чензиры (связанная с тем, что, пока стервятники восстанавливали свои нарушенные ряды, они упустили редкие, драгоценные слова своей Великой) насторожила Йаниру.

– Что? – спросила она.

Чензира кивнул на мужчину и женщину, глазевших на ее товар.

– Твой предыдущий покупатель знать их. Они сразу найти этот «Открытие года», если я понять их слова правильно. Я не сильный еще в английском.

– Спасибо, Чензира Уми, – прошептала она еще раз и с очаровательной улыбкой повернулась к покупателям.

Чензира Уми давно уже исчез, растворившись в толпе, когда Йанира заметила новые ценники. Глаза ее слегка расширились: в ее отсутствие он удвоил цены на все, чем она торговала. И ведь покупатели бойко разбирали украшения, мужские и женские греческие наряды (парные, ибо она любовно украшала их одинаковой вышивкой), шали и приворотные зелья всех видов.

Разбирали даже маленькие рукописные буклеты, которые доктор Мунди помог ей написать, напечатать и переплести и которые назывались «Вот где я жила – в Афинах, в их Золотой век, и в Эфесе пятого века до Рождества Христова, центре торговли и городе, где находился великий храм Артемиды, седьмое чудо света». Ясное дело, буклет не имел ни малейшего отношения к той научной работе, которую он строил на беседах с ней, но все же был написан вполне пристойно – этакий неформальный маленький буклетик, полный забавных небольших подробностей и древних анекдотов, многие из которых были неизвестны до появления здесь Йаниры. Это был довольно ходовой товар, даже если не считать фанатичных покупателей-послушников.