Текст книги "Мошенники времени"

Глава 13

Маркус добрался до дома и отпер дверь своей маленькой квартирки. В ней царила непривычная, почти зияющая пустота. Йанира собиралась в спешке и, похоже, взяла только детские вещи. Маркус прикоснулся к ее хитону, вдохнул его аромат, почти улыбнулся при виде джинсов, висевших на вешалке в шкафу... потом стиснул тяжелую ткань в руках.

Маркус знал, что рано или поздно этот день настанет.

Он не знал только, что он так безжалостно разрушит его жизнь.

Маркус свирепо выругался на языке, которого не знал на ВВ-86 ни один другой мужчина, женщина или ребенок – за единственным исключением его любимой Йаниры, которую он обучил немного, – потом нашел в аптечке пузырек аспирина. Он проглотил целых пять таблеток, чтобы унять пульсирующую боль в висках, горько жалея о том, что не может позволить себе крепких напитков вроде особого бурбона Кита Карсона – тот привез его на ВВ-86 из какой-то своей разведывательной экспедиции. На такую роскошь у него просто не было денег.

У него вообще не было денег ни на что.

Маркус снова выругался, злясь на себя за дрожь, с которой никак не мог справиться. Он только-только начал осознавать себя свободным человеком. Но человек, купивший его и доставивший сюда, рано или поздно не мог не вернуться за расплатой, Маркус достал записи, которые старательно вел, подслушивая деловые разговоры в баре, и деньги, которые еще старательнее откладывал в маленькую железную коробочку на верхней полке гардероба. Он сменил свою рабочую одежду на чистые джинсы и легкую рубаху, которую Йанира купила ему на последний день рождения в лавке Приграничного города. Непослушными пальцами он пригладил челку и судорожно глотнул, пытаясь смочить пересохшее горло. Пепельной бледности лица в зеркале не могла скрыть даже щетина на подбородке.

Если он попробует сейчас побриться, он просто весь изрежется.

Не в состоянии думать ни о чем, кроме предстоящей встречи, он опустился в кресло лицом к двери и принялся ждать. Когда зазвонил телефон, он чуть было не опрокинул кресло. Он вскочил и схватил трубку, прежде чем включился автоответчик.

– Алло?

– Маркус, – произнес знакомый голос – по-английски, не на латыни! – Нам надо обсудить дела. Приходи в «Замок Эдо», номер три ноль двадцать семь. Не забудь свои записи.

В трубке раздались гудки.

Маркус молча сглотнул слюну. Он так и не знал даже, как зовут этого человека. Он снова сглотнул, борясь с глупым, беспочвенным страхом. Ну что может с ним случиться? И ведь он идет в гостиницу к Киту, не в какой-то глухой угол вокзала. Кит Карсон – его друг. Могущественный друг. Маркус цеплялся за эту мысль.

Он собрал деньги, записи и мужество и решительно зашагал в сторону всемирно известной гостиницы Кита Карсона.

Попасть в «Замок Эдо» было не так уж сложно.

Существует множество способов попасть в гостиницу помимо главного вестибюля. Гораздо больше, чем, возможно, было известно Киту Карсону, если только предыдущий владелец, легендарный Хомако Тани, не оставил своему давнему партнеру-разведчику в наследство вместе с гостиницей ее строительных чертежей. Архитектор «Замка Эдо», работавший под непосредственным руководством Тани, запроектировал больше мелодраматических тайных коридоров, скрытых входов и выходов и потаенных комнат, врытых в гималайские скалы, на которых покоился вокзал, чем знали даже боги этих диких вершин.

Скитер не раз уже пытался подобрать ключи к этим дверям, пробираясь в гостиницу через один из по меньшей мере пятнадцати обнаруженных им тайных входов, – а ведь он даже не поднимался выше второго этажа из страха открыть ненароком потайную панель и вывалиться прямиком в шикарный кабинет Кита Карсона на пятом этаже. Отличительной особенностью этого этажа, кстати, являлся окружавший его по периметру балкон в форме дракона, каждая чешуйка которого была наделе королевской хри зантемой, а спальни люксовых номеров площадью не уступали квартире родителей Скитера.

Если верить слухам (а на источники информации, которой пользовался Скитер, как правило, можно было положиться), Кит обнаружил, что является владельцем «Замка Эдо», когда целую ватагу незнакомых ему юристов допустили в Ла-Ла-Ландию ровно настолько, чтобы они вручили ему копию завещания Хомако Тани, короткое письмо и документы на отель.

Как всем хорошо известно, личным повелением самого Булла Моргана юристам любого калибра категорически запрещается вести дела на территории Ла-Ла-Ландии (не говоря уже о том, чтобы открыть здесь контору или хотя бы филиал). Это железное правило соблюдалось неукоснительно, и управляющий Вокзалом, битюг, жевавший сигары, как восьмилетний карапуз – баббл-гам, допускал отклонения от него единственно в случаях, касавшихся наследства.

В своем роде Ла-Ла-Ландия являлась идеальным прибежищем для человека, блюдущего законы (или по крайней мере не попадающегося на их нарушении). Скитер ухмыльнулся. Ни одна живая душа – возможно, даже сам Кит – не знала, на самом ли деле создатель «Замка Эдо» умер. Слухи (и в этом случае даже источники Скитера расходились во мнениях) варьировались от достоверных свидетельств того, что Хомако Тани пал от руки величайшего японского воителя-художника-поэта-оружейника Миямото Мусаси, и до восшествия его на Крышу мира, где он доживал свои годы тибетским Далай-Ламой (собственно, если не по времени, то по местонахождению это было не так уж и далеко от ВВ-86).

Всемирно известный храм на Крыше мира был наконец возрожден после того, как наводнения, цунами, землетрясения, голод, эпидемии и войны с ненавистными северными соседями заставили в конце концов последний бастион развитого социализма развалиться, оставив Тибет молельным колесам, бамбуковым пандам и сияющим вечными снегами горным вершинам.

Как бы то ни было, на этот раз Скитер вошел в «Замок Эдо» просто через главный вестибюль, хоть и в гриме, миновал огромное панно «Восход солнца над Замком Эдо» (представлявшее собой, кстати, копию картины того самого Мусаси, который, по слухам, убил Хомако Тани и который вполне мог это сделать, учитывая его характер), вступил в лифт и нажал круглую кнопку с цифрой «три».

Спустя несколько секунд он уже крался по коридору третьего этажа к дорогому номеру. Ноги его бесшумно ступали по ковру, столь ценному и толстому, что и персидские цари не отказались бы постелить такой в своих зимних дворцах. Простой черно-белый узор напоминал Скитеру снежных барсов, осторожных хищников монгольских степей, и он вздрогнул, вспомнив ужас, охвативший его, когда Есугэй приказал ему ехать с ними на зимнюю охоту в священных горах. Он до сих пор не знал, было ли его умением или чистой удачей то, что стрела его пронзила барса прежде, чем тот добрался до него своими когтями. Во всяком случае, он до самой смерти будет помнить предсмертный визг его маленькой мохнатой лошадки, буквально выбитой из-под него, прежде чем он вообще понял, что рядом с ним кто-то есть.

Скитер раздраженно тряхнул головой, отгоняя эти воспоминания, и сосредоточился на первоочередной задаче: как попасть в номер 3027? Первым делом он приставил к двери стетоскоп и прислушался. До него донесся шум душа и мужской голос, немузыкально напевавший что-то из куплетов Гильберта и Салливена. Скитер улыбнулся, осторожно отомкнул замок, не врубив при этом сигнализацию, – он сам изобрел приспособление для этого, чем очень гордился, – и вошел в темный номер.

Фарли все пел, а Скитер тем временем начал методичный обыск хорошо обставленной спальни. Он порылся в беспорядочно брошенной на кровать одежде, обшарил все тумбочки, заглянул под матрас, в стенной шкаф, под все предметы мебели и ухитрился даже открыть комнатный сейф – только чтобы обнаружить, что он пуст.

Где же?

Он осторожно приоткрыл дверь в ванную и рискнул заглянуть одним глазом внутрь.

В лицо ему ударил пар вместе с немузыкальным ревом – что-то там про маузеры и дротики. Однако ничего похожего на пояс с деньгами не лежало ни на раковине, ни на унитазе, не висело на вешалке для полотенец. Неужели он не снимает этот чертов пояс даже в душе?

Песня и шум воды резко оборвались. Фарли завершил водные процедуры. Скитер чертыхнулся про себя и выбежал в прихожую. Он выскользнул из номера, запер за собой дверь и, тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем, прислонился к ней.

– Что это ты здесь делаешь? – спросил знакомый голос.

Скитер охнул и подпрыгнул от неожиданности. Только потом он понял, что перед ним Маркус.

– Ох, это ты... – выдохнул он, снова привалившись к двери, ибо ноги его почти не держали. – А я уж испугался, что Голди снова натравила на меня службу безопасности.

Маркус отчаянно хмурился.

– Ты пытался украсть что-то в номере?

Скитер вызывающе посмотрел на друга.

– Мне ведь надо выиграть это пари, – тихо произнес он. – Или ты забыл? Если я проиграю, меня вышвырнут с вокзала.

– Да, все ты и твое идиотское пари! Почему тебе обязательно нужно мошенничать и красть у всех и каждого, а, Скитер Джексон?

Злость Маркуса удивила его.

– Почему у всех? Я никогда не краду у местных. Это семья. А у семьи я не краду.

Щеки Маркуса горели – это было заметно даже в полутемном коридоре. Дыхание его участилось.

– Семья? Когда ты поймешь наконец, Скитер? Ты не монгол. Ты американец из Верхнего Времени, а не какой-то немытый, вонючий варвар!

Он даже пошатнулся от удивления. Откуда Маркусу это известно?

– Монгол не крадет у своих, – объявил Маркус, явно цитируя разговор, которого Скитер совершенно не помнил. – Милая мораль для милого вора, да? Вот ты кто – вор. Мне тошно слышать от тебя, насколько туристы это заслужили. Они не твои враги! Они просто люди, которые хотят радоваться жизни, и тут появляешься ты, и крадешь, и лжешь... – Глаза его вдруг расширились, потом сощурились. – Те деньги, что ты дал мне... Твой римский выигрыш. Ты выиграл его нечестно.

Скитер облизнул пересохшие губы, пытаясь найти подходящие слова.

– Он пришел ко мне за помощью, будь ты проклят, потому что ты украл деньги, которые он отложил, чтобы начать новую жизнь! Чтоб тебе гореть в твоем монгольском аду, Скитер Джексон!

И не сказав больше ни слова, Маркус повернулся и зашагал к лифту, миновал его и исчез на лестнице. Громко хлопнула дверь. Скитер стоял, задыхаясь, на белоснежном ковре. Почему ему так хочется плакать, как в тот день, когда ему исполнилось восемь лет? К черту, Маркус всего лишь выходец из Нижнего...

«Да, – прошептал ему внутренний голос. – Выходец из Нижнего Времени, которого ты назвал другом и которому ты спьяну – или по глупости – выложил всю правду». Скитер мог лгать туристам сколько угодно, но этому голосу соврать не мог. Только что на его глазах разлетелась в пыль его единственная дружба. Когда рядом с ним отворилась дверь номера 3027 и из нее высунул голову в коридор Фарли, он почти не заметил этого.

– Эй, вы. Вы не видели здесь парня по имени Маркус – ростом примерно с вас, каштановые волосы?

Скитер посмотрел Фарли в глаза и не удержался еще от одной лжи:

– Нет. Никогда не слыхал о таком.

Потом он пошел к лифту и в ближайшее место, где отпускали спиртное. Он хотел напиться до бесчувствия. И ему было совершенно наплевать, сколько денег это ему будет стоить. Он зажмурился и стоял так, пока лифт бесшумно спускался в вестибюль «Замка Эдо».

Как сможет он возродить дружбу, которую сам ухитрился разбить к чертовой матери? Но он должен попытаться. Какой смысл оставаться на ВВ-86, если это будет ему не в радость? И вспоминая холодный, злой взгляд Маркуса и его ледяной голос, от которого холод пробирал до костей, он понимал, что никогда не будет жить счастливо в Ла-Ла-Ландии, если не сможет как-то восстановить добрых отношений с Маркусом.

Он вывалился из лифта, ощущая себя совершенно одиноким в вестибюле, полном туристов, и понял, что гнев Маркуса гораздо страшнее тех давнишних матчей в бейсбол, на которые его папочка так и не удосужился явиться ни разу под предлогом работы: вытягивать деньги из клиентов, навязывая им то, что им и даром не нужно.

Это сравнение причиняло ему боль.

Скитер добрел до ближайшего бара и, не обращая внимания ни на татуированных якудза, ни на удивленных японских бизнесменов, напился до чертиков. Уж не изменило ли ему счастье? Может, это послано ему в наказание за то, что он обманул – и потерял в результате – своего единственного друга? Так он и сидел, один среди японских лиц, косившихся на «гейджина» в их баре, и думал, кого он ненавидит больше: своего отца? Маркуса – за то, что тот показал Скитеру, насколько он сделался похож на него? Или самого себя – за то, что делал в жизни все, чтобы в конце концов стать похожим на человека, которого ненавидел?

Он не нашел ответа на этот вопрос ни в японском виски, ни в горячем сакэ, которое поглощал в таких количествах, что произвел впечатление даже на японских бизнесменов, постепенно собравшихся вокруг него выказать ему свое восхищение и приободрить. Девушка, одетая как гейша, – черт, она даже могла быть настоящей гейшей, ибо Вокзалы Времени могли позволить себе платить даже такие бешеные бабки, которых требует эта профессия, – все наполняла и наполняла его чашку, безуспешно пытаясь флиртовать с ним или хотя бы расшевелить его на разговор или дурацкие игры, в которые остальные играли с большим энтузиазмом. Скитер не обращал на все это ни малейшего внимания. Совершенно никакого. Все, чего он хотел, – это напиться до бесчувствия.

Поэтому он не мешал им говорить, но слова их обтекали его, как ветры бескрайней пустыни Гоби. Может, в виски и не найти ответов, но справляться с одиночеством с ним все же легче.

Набравшись как матрос (это выражение он помнил еще с тех пор, как отец брал его раз в короткое плавание, чтобы все, кому нужно, увидели его новую яхту), Скитер как раз собирался провалиться в блаженное забытье, когда зазвонил телефон. Чуть не упав с кресла, он потянулся и схватил трубку.

– Слушаю?

– Мистер Джексон? Это Чак Фарли.

От удивления он прирос к ковру.

– Да? – осторожно спросил он.

– Я тут подумал над вашим вчерашним предложением. Насчет услуг гида. Вы убедили меня. Если вы не заняты сейчас, я был бы рад нанять вас.

Скитер вовремя вышел из оцепенения.

– Разумеется. Какие Врата вы имеете в виду?

– Денвер.

– Денвер... Денвер... М-м... – притворившись, будто сверяется с несуществующим графиком, он выиграл немного времени, чтобы прийти в себя. – Идеальное время для Денвера – это заезд через две недели, после полного цикла Римских Врат. Да, на время того заезда в Денвер я свободен.

– Замечательно! Тогда встречаемся через полчаса в Приграничном городе. Обсудим детали. Там есть такой маленький бар, «У счастливого Джека»...

– Да, я его знаю. Через полчаса? Нет проблем. Я приду.

– Отлично.

В трубке раздались гудки. «Счастливый Джек» —место довольно дикое, где всякое может случиться. Особенно с одним конкретным поясом с деньгами. Выходя из квартиры, Скитер улыбался.

«Денежки, где вы? Я иду!»

«Счастливый Джек» выделялся огромной деревянной вывеской, изображавшей двух пляшущих ковбоев, палящих друг другу по ногам из револьверов. Большая стеклянная витрина была раскрашена кричащими красками Приграничного города – красными, синими, золотом. Скитер толкнул зеркальные двери – ни дать ни взять из голливудского вестерна – и вошел в шумное помещение. Пианист наполнял зал разухабистыми мелодиями, популярными в свое время в Денвере, – Национальную ассоциацию содействия прогрессу национальных меньшинств, доведись ей услышать их слова, хватил бы групповой апоплексический удар. Многие из этих милых старых песенок, подслушанных в танцевальных залах и салонах от Нью-Йорка до Сан-Франциско восьмидесятых годов девятнадцатого века, явно не предназначались для ушей темнокожих американцев.

Это служило причиной давних войн между делегациями из Верхнего Времени и владельцами питейных заведений Приграничного города, конца которым пока не было видно. Поэтому пианисты играли, давая возможность клиентам привыкнуть к тому, что им предстояло услышать в Нижнем Времени, – пошлости, расизм и тому подобное. Скитер считал также, что эта музыка в некотором роде помогает отсеивать тех туристов, которых современные замашки могут довести Внизу до серьезных неприятностей.

Скитер покачал головой. Некоторые этого просто не могут понять. Люди никогда не вели себя хорошо, имей они хоть полшанса вести себя по-другому. Если крестоносцы с их законным раздражением хотят исправить положение, судебные тяжбы с владельцами вокзальных баров – не лучший способ делать это. Прошлого не исправишь, что бы ты ни делал, и в конце концов владельцы баров просто помогали клиентам акклиматизироваться. Крестоносцам лучше оставаться у себя в Верхнем Времени и тратить силы и средства на действительно добрые дела – например, на повышение уровня образования людей из Нижнего Времени вне зависимости от цвета кожи и национальности. Впрочем, то же относилось и к пламенным борцам за сохранность окружающей среды, прямо-таки рвавшимся отправиться в Нижнее Время, чтобы защищать среду там. И потом просто глупо убивать сравнительно небольшую прослойку профессиональных охотников Нижнего Времени за то, что они заняты делом, считавшимся тогда совершенно естественным.

С точки зрения полудикого монгола-приемыша Скитер никак не мог взять в толк, что плохого в трезвом, ясном взгляде на собственное прошлое, вне зависимости оттого, что там можно обнаружить. Подправлять прошлое в соответствии с идеями той или иной политической группы казалось ему гораздо более опасным занятием – но в конце концов он был всего лишь полудикий монгол-приемыш. Что может он понять в социальных теориях и политике Верхнего Времени?

Чак Фарли пришел в бар раньше его. Он сидел за столиком у стойки и потягивал виски. Скитер улыбнулся самой лучшей своей улыбкой и опустился в кресло напротив.

– Вечер добрый, хозяин, – заявил он, повысив голос, чтобы его было слышно поверх дребезжания пианино и голосов.

– Добрый, – медленно улыбнулся Чак. – Выпьете со мной?

– Почему бы и нет?

Фарли махнул официантке. Минуту спустя Скитер тоже потягивал виски. Виски было хорошее. Ну...

– Начнем. Вы планировали прогулку в Денвер?

Фарли кивнул.

– Кто мне действительно нужен – это опытный гид, способный организовать всю поездку и обучить меня азам путешествия во времени до того, как я пройду Врата.

– Ну, сэр, в таком случае я тот, кто вам нужен. Но мой тариф высок.

Фарли полез в карман плаща и достал пухлый конверт.

– Половина – перед отправкой, половина – по возвращении.

– Видите ли, сэр, билеты на Денверские Врата расходятся быстро; нам надо купить их прямо сейчас, пока еще не поздно. – Скитер не терял надежды на то, что Фарли отдаст ему деньги немедленно.

Вместо этого Фарли убрал конверт обратно.

– Это я оставлю на вас, – заявил он с видом человека, испытывающего облегчение оттого, что ему не надо связываться с нудными хлопотами. – Все равно вы знаете все ходы лучше меня.

– Ясное дело, – философски ухмыльнулся Скитер. – Где и когда встретимся в следующий раз? – Если даже в этом конверте всего малая часть того, что Фарли носит в этом не внесенном в декларацию поясе, Скитер скоро сделается богачом.

Фарли назвал место в Общем зале, тихий коридор неподалеку от «Радости эпикурейца».

– Встретимся там, скажем, через час? – предложил он.

– Буду ждать там, – улыбнулся Скитер.

– Я тоже. – Фарли поднял стакан. – За приключение.

Скитер чокнулся с ним и допил виски.

– За приключение. Увидимся через час. – «Отлично. Как раз то, что я от него хотел. Голди хана».

Он вышел из салуна и направился к ближайшему банкомату. Жаль, конечно, покупать билеты на свои деньги, но в конце концов дорогую рыбешку можно поймать только на красивых жирных червей. Получив деньги, он отправился в кассу «Путешествий во времени» у Врат Дикого Запада.

– Привет, мне нужно два билета на денверскую экскурсию через две недели.

– Это запросто, билетов еще полно. – Женщина за стойкой, как и любой житель ВВ-86 хорошо знавшая Скитера, нахмурилась. – Но деньги вперед, Джексон.

Он улыбнулся, протягивая ей купюры. Женщина застонала.

– Бедный лопух. Мне его жалко – или ее. Ладно, получай свои билеты.

Она проставила в билетах штамп с датой отправления и возвращения и протянула их Скитеру.

– И не забудь напомнить твоему лопуху, что он не должен забывать свою индивидуальную карточку, – ехидно добавила она.

Ясное дело, она не надеялась, что предполагаемая жертва Скитера вообще дойдет до Врат Дикого Запада. Скитер весело послал ей воздушный поцелуй и отправился на место встречи с Фарли. Он насвистывал на ходу, ощупывая в кармане жесткие прямоугольнички билетов и остаток своих денег – как раз на то, чтобы перекусить. Ничего, когда этот пояс с деньгами окажется у него, эта сумма денег покажется в сравнении с ним сущим пустяком.

Обед в «Радости» будет приятным разнообразием после мороженых соевых биточков с бутафорскими полосками якобы от гриля, чтобы они выглядели как мясо. После той диеты, на которой он вырос, они вызывали у него чувство тошноты, но они хорошо поддерживали силы, и потом на время этого пари он не мог позволить себе такую роскошь, как настоящая говядина в морозилке.

Коридор за «Радостью» был длинный и совершенно пустой. Собственно, в этот коридор выходили только служебные двери ресторанной кухни. Вдоль стен выстроились мусорные контейнеры. Скитер уперся в стену спиной и одной подошвой и принялся ждать, насвистывая. Какой-то звук слева привлек его внимание. Он посмотрел в ту сторону...

Острая боль пронзила его затылок. Он упал, понимая, что его ударили, и почувствовал, как лицо его чувствительно соприкоснулось с неожиданно твердой мостовой. Потом какая-то тряпка, смоченная дурно пахнущей жидкостью, накрыла ему нос и рот. Он забился, проклиная свою глупость и неосторожность, но провалился в черный туман. Он успел еще ощутить, как чья-то рука бесцеремонно обшарила его карманы.

Потом его окутала чернота, и тело его осталось лежать распластанным на мостовой.

Когда он пришел в себя – медленно, с дурным привкусом Гоби во рту и бушующим в голове бураном, – он застонал и тут же пожалел об этом. Его усыпили... Он попробовал сесть и чуть было не выключился снова, но все же смог принять более-менее сидячее положение, привалившись спиной к стене. Трясущимися, непослушными руками обшарил он карманы, но билеты и все его деньги исчезли. Кто обвел его вокруг пальца? Фарли? Или какой-нибудь конкурент, недавно появившийся на вокзале? Или – что скорее всего – кто-нибудь из агентов Голди?

Он выругался про себя, зажмурился и осторожно ощупал раскалывающуюся от боли голову. Он ведь не может пожаловаться на это нападение Буллу Моргану, верно? «Эй, я только собирался надуть этого типа, и тут кто-то огрел меня и усыпил хлороформом...»

Нет, об этом он не скажет ни управляющему, ни кому угодно другому. Он с трудом поднялся на ноги, потом сполз по стене обратно и несколько мучительных минут избавлялся от содержимого желудка. Он все еще кашлял, отчаянно мечтая хотя бы о стакане воды прополоскать рот, когда услышал приближающиеся легкие шаги.

– Скитер? – тревожно спросил женский голос.

Он с трудом заставил себя посмотреть, кто это. Он никогда раньше не видел этой женщины.

– Ох, Скитер, тебе совсем плохо! Йанира так расстроится! Ладно, давай я помогу тебе.

Произношение выдавало в ней уроженку Нижнего Времени, возможно, гречанку. Ноги у Скитера так ослабли, что он вряд ли удержался бы на них без посторонней помощи, так что он позволил ей отвести себя к нему домой, где она умело раздела его и сунула его под душ. Охая, прислонился он к кафельным плиткам ванной – холодное прикосновение чуть снимало боль в затылке.

Женщина – кто бы она ни была – вернулась с полотенцем и помогла ему выбраться из ванны, умело вытерла, одела в халат и помогла добраться до постели – сам он одолеть эти несколько шагов уже не смог бы. Потом снова вышла, вернувшись со стаканом в руке.

– Вот. Выпей это. Это успокоит твой желудок и облегчит головную боль.

Он послушно выпил. Питье оказалось не такой гадостью, как он ожидал. Вернув ей пустой стакан, он тихо застонал и откинулся на подушки. Она накрыла его одеялом, погасила свет и уселась в кресло у изголовья.

– Эй, – пробормотал Скитер, – спасибо.

– Спи, – сказала она. – Тебе досталось. Сон вернет тебе силы.

Не в силах противиться ни ее логике, ни наваливающейся на него черноте, Скитер закрыл глаза и уснул.

Маркус нашел Люпуса Мортиферуса в Римском городе – тот слонялся у входа в «Радость эпикурейца». Глаза гладиатора удивленно расширились, когда Маркус решительно направился к месту его засады. Он подошел к Люпусу, сунул руку в коробку с деньгами, что он копил так долго, и вытащил оттуда пригоршню монет – примерно столько же, сколько дал ему Скитер.

– Вот. Возьми, это твои.

Люпус безропотно взял деньги, переводя взгляд с них на Маркуса.

– Что случилось?

Маркус рассмеялся так горько, что глаза Люпуса расширились еще сильнее.

– Я узнал правду, друг мой, и она оказалась неприглядной. Я просто дурак. Эти деньги отдал мне тот человек, который украл их у тебя. Я думал, он выиграл их честно, поставив на Играх в Цирке. Как я мог так подумать, когда он за всю свою жизнь не проработал честно ни дня...

Люпус ухватил его за шиворот.

– Кто он? Где он?

Маркус чуть было не ответил. Потом рывком освободился.

– Где? – Он рассмеялся еще более горько. – Я не знаю. И не хочу знать. Может, пытается обокрасть еще кого-то достаточно доверчивого, чтобы считать его своим другом. А что до того, кто он... Я дал тебе кров. Моя жена и дети скрываются, и у меня нет теперь денег, чтобы вернуть человеку, который привел меня сюда, ту цену, которая была за меня заплачена. И каким бы он ни был вором и мошенником, я называл его другом. Ты хочешь убить его. Тебе придется искать его самому. Волк.

Сеть агентов Голди окупала себя сполна. В особенности гениальный по наглости пятнадцатилетний подросток из Нижнего Времени, известный всем в Ла-Ла-Ландии просто как Юлий. Голди сидела на скамеечке «Вокзала Виктория» в ожидании скорого открытия Британских Врат – доверив все дело Юлию, ей нечего было больше делать, только ждать. Народу по улицам разгуливало вдвое или даже втрое против обычного: пышно украшенная к Рождеству Ла-Ла-Ландия всегда привлекала к себе внимание, а «Вокзал Виктория» и вовсе превзошел в этом году самого себя, стараясь реабилитироваться после прошлогодней оказии, когда вывалившийся из нестабильных Врат гад-звероящер пролетел пять этажей и размазался по мостовой Общего, разгромив при этом несколько чугунных скамеек, мусорных урн и даже один фонарный столб. Голди надеялась, что в этом году приз достанется этому кварталу с отрывом в тысячу очков от ближайшего соперника.

Голди тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и принялась наблюдать за туристами, столпившимися у местной достопримечательности – маленькой, но настоящей железной дороги. Крошечный поезд только что отошел от перрона «Виктории» и набирал ход по Общему залу. Родители торопливо жужжали видеокамерами, стараясь запечатлеть своих отпрысков или их юных подружек в открытых вагончиках. Глаза горели, веселый смех сливался с перезвоном рождественских колоколов.

Голди негромко фыркнула. По правде говоря, детей она не терпела почти так же сильно, как этот раздражающий слух звон посеребренных колокольчиков.

Голди пожала плечами. Ничего не поделать, такой уж она циник. Она уже насмотрелась всего этого раньше, из года в год, много лет подряд: небогатые типы из Верхнего Времени со своими большими семьями, накопившие денег на льготный разовый билет через Главные Врата, чтобы как следует насладиться волшебной страной Ла-Ла-Ландией до следующего открытия Главных. Впрочем, сама Голди тоже украсила свой магазинчик несколькими светящимися гирляндами и венками, хоть и считала это выброшенными на ветер деньгами. И временем. Кстати, о времени...

Где этот Скитеров мститель?

Приказав себе хранить спокойствие, Голди – ни дать ни взять воплощенная невинность – скромно сидела на лавочке «Виктории», глядя на туристов.

Многие задерживались, чтобы сфотографировать украшения на верхних этажах. Голди обратила внимание, что во многих местах гирлянды уже слегка загажены доисторическими птицами и птерозаврами, гнездившимися в фермах перекрытия.

Один из типов с камерой дождался-таки своего. Подарочек от одной из крикливых бестий с кожистыми крыльями угодил ему прямиком в объектив, забрызгав заодно и лицо – глаз (тот, что не приник к видоискателю), щеки, рот и подбородок, не говоря уже о том, что набилось в волосы. Смех – по большей части сочувственный, но и не без некоторого ехидства – слышался со всех сторон «Виктории».

Хихикавшая вместе со всеми Голди чуть было не пропустила его. Первыми внимание ее привлекли те самые ковбойские штаны. Она сфокусировала на них взгляд и увидела того самого парня. Странное дело, он не смеялся со всеми остальными. Потом он повернулся лицом прямо к Голди. Ага... да, это точно он. Хмурая физиономия, коротко стриженные рыжеватые волосы, мощные бицепсы, играющие при движении, – тот самый человек с мечом. Неясно, конечно, где он спал: вид у него был изможденный, словно он недоедал уже несколько дней, и немного растерянный. Она не знала, как его зовут, но это ничего не меняло – этот тип мог разом решить все проблемы Голди и навсегда избавить ВВ-86 от этого хорька, Скитера Джексона.

Голди подала условный знак. Двое дюжих, мускулистых парней из Нижнего, состоявшие у нее на службе, как бы ненароком приблизились к нему сзади, потом разом схватили за руки, заломив их за спину, и подтащили к Голди. Минутой позже из-за угла вынырнул паренек на роликовых коньках. Высекая искры из мостовой, он подлетел к ее скамейке и лихо затормозил, схватившись за спинку. Отпрыски туристов из Верхнего Времени смотрели на него с завистью.

«Прирожденный шоумен», – подумала Голди. Ему повезло, что его приемными родителями стала чета из Нижнего Времени, имевшая кое-какие дела с Голди, В свое время они, опасаясь продажи в рабство за долги, ненароком забежали в Римские Врата и оказались в Ла-Ла-Ландии. У них с собой были монеты, за которые она оказала им кое-какую «помощь».

– Это он? – спросил парень.

– Да, – ответила Голди медовым голоском. – Будь так добр, скажи ему, что я хочу только поговорить с ним о том, чего он хочет больше всего. Скажи ему, что, если он пообещает не убегать, я отдам его врага прямо ему в руки.

Юный Юлий заговорил. Его латинская речь лилась легко и плавно – такие манеры понравились бы даже самому Клавдию (Голди даже подозревала, что в нем течет кровь цезарей, ибо его нашли не где-нибудь на помойке – таких подкидышей отдавали на воспитание бедноте, а еще чаще – в рабство, но выставили перед вратами дворца самого Императора, а на шее его висела табличка с надписью: «Знайте все, что это Юлий, сын наложницы, умершей родами. Считается, что плод ее также умер»). Все время, пока Юлий переводил ее предложение, Голди не сводила глаз с лица мнимого ковбоя. Выражение его разительно сменилось за каких-то несколько секунд. Сначала недоверие, потом подозрительность, затем глаза его забегали по сторонам в поисках отсутствующих стражей порядка. Потом удивление и, наконец, осторожное согласие на столь неожиданное предложение.