Текст книги "Ее последний вздох"

Глава 4

У него было время, чтобы убить.

Он подвинул стул – дешевая разновидность тех, какие бывают в залах для банкетов, – чтобы лучше видеть экран телевизора, подвешенного в углу комнаты к самому потолку. Телик был настоящим динозавром, со встроенными проигрывателями для кассет и для дисков. Он хотел было запустить видеокассету, но замер, заинтригованный новым сюжетом, который дикторша пообещала сразу после рекламы. Его это раздражало. Обещанный сюжет явно имел отношение к кому-то из детективов отдела убийств полиции Сиэтла, и вот тебе пожалуйста, сиди тут и смотри идиотскую рекламу «Циалиса»[4]4
  Средство, аналогичное «Виагре» по своему назначению.


[Закрыть], в которой дед с бабкой ныряют в озеро, а потом выныривают, заключив друг друга в пылкие объятия.

– Ты смотришь это дерьмо? – спросил он женщину. – Они актеры. Ты ведь знаешь, что это актеры, да? И им платят деньги, чтобы они рассказывали всему миру о том, что у них не стоит или что у них геморрой. – Он покачал головой. – Чего только иные не сделают за доллар, а?

Женщина промычала в ответ что-то нечленораздельное; а тут и реклама, хвала милосердному богу, закончилась, и новости продолжались.

– Ш-ш-ш, – сказал он.

Мужчина-ведущий сидел за столом в студии, а за его правым плечом было изображение веревочной петли.

– Итак, продолжаем обзор новостей – сегодня вечером детектив отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями полицейского управления Сиэтла сделала на полицейском стрельбище тревожную находку, – начал он. – Репортер «КРИКС» Мария Ванпельт из Полицейской спортивной ассоциации в Таквиле сообщает.

Блондинка-репортер стояла в луче телевизионного прожектора, капли влаги искрились на пурпурно-черной куртке гортекс.

– Сегодня вечером полицейские сбежались на стрельбище, – заговорила она.

– Вечно они все драматизируют, верно? – сказал мужчина.

Женщина не ответила.

– Это случилось после того, как детектив из отдела убийств, тренируясь сегодня вечером, обнаружила веревочную удавку.

Мужчина выпрямился на стуле.

– Вы, вероятно, помните мой эксклюзивный репортаж, в котором я рассказывала вам о смерти эротической танцовщицы Николь Хансен, задушенной веревкой в комнате мотеля на Аврора-авеню, – продолжала Ванпельт. – Так вот, сегодня нам стало известно, что детектив, нашедшая веревочную петлю на стрельбище, и детектив, расследовавшая дело танцовщицы, – одно лицо.

На экране возникли изображения полицейских, в форме и в штатском, на заднем плане были видны патрульные автомобили и фургон криминалистов.

– Родные Николь Хансен возмущены решением полицейского управления Сиэтла списать ее дело как нераскрытое после всего четырех недель расследования, и их протест поддержали активистки ряда организаций по борьбе за права женщин. Полицейские не подтверждают, но и не опровергают наличие связи между делом Хансен и удавкой, найденной сегодня вечером, однако похоже на то, что ей отводилась роль некоего сообщения.

Ведущий зашелестел бумагами на столе.

– Спасибо, Мария. Разумеется, мы в «КРИКС» будем держать эту волнующую историю под контролем.

– А я нет. – Мужчина взял пульт, направил его на телевизор и нажал «пуск». Видик щелкнул и заурчал. Экран сначала почернел, затем заполнился шумом. Немного погодя зазвучала музыка, и Багз Банни с Даффи Даком[5]5
  Кролик (или заяц) и утка, герои юмористической анимационной вселенной студии «Уорнер Бразерс».


[Закрыть], танцуя, вышли из-за красного плюшевого занавеса, в соломенных канотье, с тросточками, словно в водевиле. Мужчина стал подпевать им и почувствовал, как уютное тепло разлилось по всему его телу.

У него еще было время, чтобы убить.

Он поглядел на часы. На самом деле не так уже много. Он чиркнул спичкой, темная комната на миг осветилась вспышкой желто-голубого пламени; он поднес его к сигарете, закурил и раскуривал до тех пор, пока ее кончик не зарделся кроваво-красным огоньком. Он, как и в прошлом всеми уважаемый президент Билл Клинтон, никогда не затягивался. Дым он выдыхал в сторону пластиковой таблички «Не курить», прилепленной к желтым обоям у дверей в ванную.

– Пора начинать представление. – Он подался вперед и прижал красный кончик сигареты к подошве женской ступни.

Глава 5

Трейси окончательно проснулась в четыре, после нескольких часов тревожного забытья. Дэна будить не хотелось, и она тихо выскользнула из постели. Рекс и Шерлок поднялись на своих собачьих лежанках и молча смотрели на нее. Она взяла с тумбочки свой «глок» и мобильный телефон, подхватила халат, который висел на двери, и вышла из комнаты. Рекс, устало вздохнув, снова лег, но Шерлок – верный рыцарь – сначала вытянул лапы, потом изогнул спину и, размявшись, пошел следом за Трейси.

Трейси притворила дверь в спальню и потрепала его по твердой, шишковатой голове.

– Хороший ты пес, ты это знаешь?

В кухне она сделала себе чаю, а Шерлока наградила искусственной косточкой. С тех пор как у нее стал бывать Дэн, она всегда держала запас собачьего лакомства в кладовой возле кухни. Шерлок последовал за Трейси и в гостиную, где плюхнулся у нее в ногах, когда она села за стол. Трейси, гладя собаку по голове и прихлебывая чай, давала себе время проснуться и умом, и телом. Снова завыла сирена – Шерлок насторожил уши, но тут же продолжил грызть косточку. За раздвижной стеклянной дверью на террасу по-прежнему правил туман. Ничего, кроме сопения Шерлока да редких щелчков и поскрипываний, которые издавал сам дом, не нарушало утренней тишины.

Трейси откинула крышку своего лэптопа и нажала клавишу. Экран засветился неярким голубым огоньком. Нажав еще несколько клавиш, она вышла на сайт офиса главного прокурора штата Вашингтон, ввела свой логин и пароль и оказалась в системе отслеживания расследований убийств. СОРУ – таково было краткое название этой базы данных – содержала информацию по более чем 22 000 убийств и изнасилований, совершенных в штатах Вашингтон, Айдахо и Орегон. Чтобы найти случай, похожий на тот, который она расследовала сейчас, достаточно было ввести ключевые слова: «петля» и «веревка». С их помощью Трейси сузила вселенную преступлений сначала до двух тысяч двухсот сорока, а затем и до гораздо более обозримых сорока трех случаев, после чего запустила поиск жертв, не подвергавшихся сексуальному насилию.

Они с Кинсом очень удивились, когда прочитали в отчете медицинского эксперта, что в полостях тела Николь Хансен не было обнаружено ни спермы, ни спермицида, ни даже лубриканта, что указывало бы на использование презерватива. Хансен никто не насиловал, по крайней мере, не тот человек, который ее убил. Кроссуайт уже просматривала эти сорок три случая ночью, но процесс оказался долгим и трудоемким. Заполняя бланк СОРУ, детектив должен был ответить на две с лишним сотни вопросов о причинах смерти жертвы, особых приметах вроде татуировок или родимых пятен и других подробностях. Бумажная работа отравляла жизнь всем полицейским без исключения, и Трейси ничуть не удивилась, обнаружив, что многие опросные листы были заполнены едва наполовину.

– Что думаешь, Шерлок?

Большой пес поднял голову от косточки и посмотрел на нее.

– Может, подскажешь что-нибудь?

Пес поднял брови, точно удивляясь.

– Ладно, это я так. Жуй свою косточку.

За час исследования чужих отчетов она исключила еще три случая, заварила себе свежего чаю и съела два тоста. Шерлок лежал на боку и слегка похрапывал. Трейси позавидовала псу. За раздвижными стеклянными дверями постепенно возникал из тумана центр Сиэтла, темные силуэты домов выступали на фоне ржаво-красного утреннего неба, так что даже вспомнилась поговорка, которую она выучила с детства: «С вечера на небе красно – и на море все прекрасно. Если красное с утра – значит, будут дуть ветра». И от души понадеялась, что ничего такого не будет.

Глянув на часы своего компьютера, она решила, что успеет просмотреть еще один отчет, прежде чем будить Дэна. А еще она собиралась пригласить офицера из патрульной машины у дома на чашку утреннего кофе. В свое время ей тоже пришлось позаниматься наблюдением. Ничего веселого, особенно если хочется в туалет. Хорошо парням, они хотя бы бутылками пользуются. Ей всегда приходилось хуже.

Она начала прокручивать следующую форму. Бет Стинсон жила одна в доме в Северном Сиэтле, когда ее убили. Трейси пролистала дальше в поисках описания смерти Бет, и ее любопытство кольнули выхваченные из текста слова «петля» и «веревка». Стинсон нашли голой на полу спальни, с петлей на шее, связанными за спиной руками и запястьями, прикрученными к лодыжкам. Сердце забилось чаще. Детектив, расследовавший дело, отметил, что постель жертвы была аккуратно заправлена, и его это удивило, ведь Стинсон умерла очень рано утром. То же самое испытали Трейси и Кинс, когда увидели аккуратно застланную кровать в номере мотеля, где нашли Николь Хансен.

– Никаких признаков взлома, – прочитала она вслух, ее глаза быстрее забегали по тексту. – Никаких признаков того, что убийца обыскивал дом или делал в нем что-либо еще. – Сумочку Стинсон нашли на столе в кухне, в ней был бумажник, полный купюр, всего 350 долларов. Ювелирные украшения в спальне тоже никто не тронул. – Значит, не ограбление.

Кроссуайт быстро прокрутила отчет, рассказывающий о том, как жила Стинсон. Двадцать один год, работала в Северном Сиэтле бухгалтером в магазине-складе. Ничто в опросном листе не указывало на то, что она вела разгульный образ жизни, водила домой мужчин или увлекалась садомазохизмом.

Трейси нашла вопрос номер 102: носило ли преступление сексуальную окраску? Галочкой отмечен ответ «да». Вопрос номер 105: «Была ли найдена сперма в полостях тела жертвы?» Ответ – «нет».

– Что? – спросила она вслух. Перечитала оба вопроса. Ответы содержали явное противоречие. Не исключено, что убийца был в презервативе, но узнать это наверняка можно только из отчета медэксперта. А он, учитывая давность совершения преступления – девять лет назад, – вряд ли есть в сети.

Кроссуайт перемотала опросник туда, где речь шла об убийце. Уэйн Герхардт, 28 лет, рабочий из компании Рото-Рутер. За день до убийства он был в доме у Стинсон по вызову. Кроме единичного ареста за вождение в пьяном виде, никогда раньше не привлекался. Детективы нашли отпечаток грязного ботинка на ковре в спальне Стинсон и обнаружили, что след полностью соответствует подошве ботинок, найденных в квартире Герхардта. Отпечатки его пальцев были обнаружены в ванной, в спальне и на столе в кухне. Трейси прокрутила список к вопросу 135: были ли следы спермы Герхардта или другие улики, например, волосы или кровь, найдены на теле Стинсон? Ответ «нет».

Трейси откинулась на спинку стула, думая, что и это тоже странно. Если убийца позаботился о том, чтобы скрыть все следы спермы, то почему он не подумал об отпечатках? Одно не вязалось с другим.

Придя к выводу, что между убийствами Стинсон и Хансен достаточно общего, чтобы можно было запросить материалы этого старого дела, а заодно поговорить с детективами, которые занимались им тогда, она прокрутила бланк к началу.

4. Полицейский/Детектив, фамилия: Ноласко

5. Имя: Джонни

– Черт, – вырвалось у нее. Уж кто-кто, а Джонни Ноласко точно не захочет, чтобы кто-нибудь – и особенно она – совал нос в его старые дела.

Мобильный телефон, который она оставила на обеденном столе, вдруг завибрировал. Шерлок сел так резко, как будто его ударило током. Высветившийся на экране номер ее озадачил. Они с Кинсом не та команда, которая обычно выезжает на убийства.

Так почему же дежурный сержант звонит именно ей?

Глава 6

Трейси патрулировала этот участок Авроры в первый год после выпуска из полицейской академии, когда ее определили на работу в Северный округ. Но за прошедшие семь лет она узнала этот участок еще лучше, поскольку именно здесь ей довелось расследовать несколько убийств, в том числе и убийство Николь Хансен.

В прошлом главная дорога из города и в город, Аврора-авеню, известная также как шоссе 99, превратилась теперь в широкую улицу с многополосным движением, где неба почти не было видно из-за мешанины проводов, телеграфных столбов, светофоров, щитов с рекламой массажных салонов, соляриев, табачных магазинов и заведений «только для взрослых». Вдоль дороги тянулась цепочка мотелей – многие из них спешно слепили еще в 1962-м, чтобы обеспечить жильем всех желающих увидеть Всемирную выставку, которая проводилась в том году в Сиэтле. Пятьдесят с лишним лет спустя те из них, которые до сих пор не снесли и не заменили чем-нибудь поновее, были еще живы, хоть и еле-еле, и служили убежищем для наведывавшихся в район с наличностью в руках, чтобы купить наркоты или снять проститутку.

Трейси притормозила, приближаясь к повороту на «Аврора Мотор Инн», показала свой значок патрульному офицеру у обочины и поехала по наклонной дорожке к стоянке автомобилей. «Аврора Мотор Инн» был типичным старым мотелем: двухэтажное здание, двор в форме подковы со стоянкой для автомобилей, вход в комнаты прямо со внешних площадок. Кинс уже ждал ее на стоянке: руки в карманах куртки, подбородок упрятан в поднятый воротник. Билли Уильямс, которому полагалось взять на себя роль сержанта, стоял рядом с ним. Оба сощурились, когда лучи от фар грузовика скользнули по ним.

Кроссуайт застегнула молнию пуховика доверху и шагнула в леденящий утренний воздух.

– Снова дежавю по полной программе, – сказал Кинс.

Уильямс кивнул ей – мол, вот и ты – и нацепил болтавшиеся на шее очки на нос. Его руки дрожали от холода, когда он зачитывал ей из спирального блокнота.

– Покойная – Анжела Шрайбер, танцовщица из «Пинк Палас». – Трейси взглянула на Кинса, тот приподнял брови. Уильям показал на стеклянную дверь у въездных ворот. – Менеджер живет в секции за офисом. Говорит, Шрайбер приехала одна, после часу ночи, заплатила наличными.

– С ней кто-нибудь был? – спросила Трейси.

– Говорит, никого не видел, не обратил внимания. Забеспокоился, только когда оплаченное время вышло, а она все не несла ключи.

– Он ее знает?

– Говорит, она начала приходить сюда пару месяцев назад. Всегда одна. Всегда платила наличкой. Всегда вежливая. И всегда вовремя возвращала ключ. До сегодняшнего дня. Когда она не принесла ключ сегодня, он сам пошел в номер и постучал. Никто не открыл, он открыл дверь своим ключом и вошел. Но далеко так и не ушел. Побежал в офис и вызвал 911. Патрульные опечатали комнату. Криминалисты и судмедэксперты уже в пути. Возможно, подъедет и еще кто-нибудь из прокуратуры.

Каждый раз, когда в округе Кинг случалось убийство, на место преступления обязательно направляли кого-нибудь из наиболее опытных прокуроров – участвовать в проекте «Особо опасный преступник». Прокурор оставался приписанным к делу от начала и до конца расследования, чтобы детективы могли получить у него консультацию по любым юридическим вопросам, возникающим по ходу дела, – считалось, что так расследование будет более эффективным и открытым. Детективы постарше нередко раздражались из-за того, что прокурор болтается у них под ногами на месте преступления, но Трейси это никогда не мешало.

– Ты уже смотрел? – спросила она Кинса.

Тот кивнул.

– В данном случае картина стоит того, чтобы потратить тысячу слов на ее описание.

Трейси подошла к последней двери под узким навесом. Уильямс огородил красной лентой весь внутренний периметр, патрульный офицер стоял у входа и делал отметки в журнале посещений. Всякий, кто пересекал красную линию, должен был расписаться в журнале и подать письменное заявление. Начальникам нравилось делать вид, будто каждое расследование ведется на высоком профессиональном уровне, но вот заполнять бумажки они терпеть не могли.

– Вы – ответственный офицер? – спросила у него Трейси, делая запись в журнале.

– Да.

– Пожарные уже были?

– Уехали десять минут назад.

– Номер машины записали?

Офицер вытянул из журнала клочок бумажки. «Машина номер 24» – значилось на ней.

Теперь Трейси найдет их отчет и посмотрит, что там написано. Как ни смешно, пожарных всегда вызывали на убийство, в особенности в тех случаях, когда жертва была еще жива, а если нет, то им полагалось объявить о смерти. В большинстве случаев жертва была именно мертва, причем видно это было с первого взгляда, и все равно бравые огнеборцы каждый раз врывались на место преступления, топали везде своими сапожищами, разрушали хрупкие улики, втаптывали в землю стреляные гильзы, а иногда и двигали тело – все это приходилось учитывать потом, при восстановлении картины преступления.

Трейси бросила взгляд на стоянку, внешний периметр которой дежурный сержант уже оклеил полосатой черно-желтой лентой.

– Надо перетянуть лентой и въезд, – сказала она.

– Владелец будет возмущаться.

Но Трейси была не в духе.

– Арестуйте его, если будет мешать.

Офицер ушел.

– Что, тяжелая ночь выдалась? – спросил Кинс, глядя на нее.

– Скорее тяжелый месяц, – ответила она. – Да и дальше, чует мое сердце, легче не будет.

Она шагнула в комнату. Анжела Шрайбер лежала у изножья кровати, на боку, голая, связанная и противоестественно изогнутая: голова запрокинута, шея вытянута, глаза открыты. Затянутая скользящим узлом веревка тянулась вниз по спине, соединяя связанные запястья и лодыжки. Ноги были согнуты в коленях так, что пятки едва не касались ягодиц.

– Надо же, как он ее опутал, – сказал Кинс с порога, – прямо теленок на родео.

– Да, только телят на родео не убивают, Кинс, – ответила Трейси.

Кинс провел по волосам рукой и вздохнул:

– Точно. Только ковбоя нам и не хватало.

* * *

Зрачки Анжелы Шрайбер посерели, роговица замутилась. Петехии – крошечные красные точки от разрыва капилляров, вызванного сильным сжатием, – испещрили лицо и сами по себе могли бы свидетельствовать об удушении, даже если бы на шее жертвы не было петли. Как и Николь Хансен, Шрайбер, на взгляд Кроссуайт, было лет от двадцати до двадцати пяти. Привлекательная молодая женщина со светлыми волосами, собранными в «конский хвост», и миниатюрной фигуркой.

– Она так и лежала, на боку? – спросила Трейси у вернувшегося патрульного офицера. – Или ее перевернули пожарные?

– Так и лежала, – ответил тот.

Трейси опустилась на колено, чтобы внимательнее взглянуть на подошвы ног Шрайбер.

– А это что такое? Ожоги от сигареты?

Кинс шагнул ближе и сделал снимок на мобильный. Конечно, криминалисты все до последней соринки тут заснимут, но ему всегда нравилось иметь собственные фотографии. Бывает ведь, что камера фиксирует то, чего глаз не замечает.

– У Хансен я таких не помню.

– Потому что их не было, – сказала Трейси. Снова взглянула на петлю, на веревку, обвела глазами комнату – типичную для мотелей на этом отрезке улицы: двуспальная кровать под тонким покрывалом в цветочек, мебель из прессованных опилок и обои, желтые от табачного дыма, которым буквально пропитан здешний воздух. Однако никаких окурков или обгорелых спичек видно не было.

– Спорим, нам теперь вернут Хансен, – сказал Кинс.

Решение Ноласко отправить дело Хансен в отдел висяков всего после месяца расследования было странным, но Трейси уже привыкла ожидать от него как раз таких ходов, исполненных скрытой агрессии. Для нее это означало лишнее нераскрытое дело в ее послужном списке и свидетельствовало об уверенности начальника в том, что она его так и не раскроет. Правда, ему и самому не поздоровилось, когда родственники убитой запротестовали, а феминистки приготовились воевать за это дело. Удушение эротической танцовщицы в комнате заштатного мотеля подействовало на активисток как красная тряпка на быка – у них появился прекрасный повод обвинять полицейское управление Сиэтла в бесчувственности к женщинам. И надо же, чтобы это случилось именно сейчас. Управление еще не успело перевести дух после расследования департамента юстиции, по итогам которого полицию Сиэтла обвинили в необоснованном применении силы, а федеральный суд решил, что управление слишком долго мешкает с проведением реформ. А тут еще женщины будут выкрикивать в телекамеры всякие обвинения в их адрес – нет, к этому полицейские боссы были не готовы.

Трейси посмотрела на потертый серый ковер и задумалась о том, какое количество волос, крови, спермы и еще бог знает чего собрали с него полицейские эксперты.

– Да, экспертизе предстоит та еще работенка, – сказала она.

– Может, это и имеют в виду, когда говорят о пятидесяти оттенках серого.

В ответ на эту шутку Трейси подчеркнуто закатила глаза, потом снова посмотрела на танцовщицу. Ей хотелось перерезать веревку, но тело уже находилось под юрисдикцией Стюарта Фанка, главного медэксперта округа Кинг. Так что они с Кинсом не имели права его трогать. И Фанк повезет Шрайбер в головной офис в центре города вот в таком виде: голую, связанную и раскоряченную.

Финальное унижение.